Текст книги "Его собственность (ЛП)"
Автор книги: Джорджия Ле Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– Благодарю вас, но называйте меня Лана, Питер? – от шампанского она чувствует легкое головокружение и задумчиво ему улыбается.
– Конечно, Лана, – говорит он, улыбаясь в ответ.
На ресепшене нет мистера Наира.
Невысокий, белый мужчина с мелкими, подозрительными глазками представился, как мистер Барроуз. Он вежливо, но отстраненно улыбается. Этот человек не хочет связываться ни с кем из жильцов этого здания.
Питер везет ее в частный клуб на Слоун Сквер, под названием «Мадам Юла».
11.
Блэйк ждет ее в баре. Он одет в теплого оттенка серый костюм и черную рубашку. Он еще более настораживающе привлекательный, чем она запомнила его. Он подымается, когда видит ее, и она останавливается, оцепенев от его взгляда.
Не двигаясь. Они снова оказываются вдвоем в своем собственном мире. Только его горящие глаза, и ее сильное желание получить что-то большее от него, но что именно она пока не знает.
Затем он разбивает очарование, направляясь к ней.
– Ты выглядишь съедобной, – говорит он, его глаза, задерживаются на изгибе ее бедер.
Она краснеет и дотрагивается до своей челки.
– Волосы мне нравятся тоже, – бормочет он.
– Спасибо, – ее голос звучит нервно и неуверенно.
Он протягивает руку, чтобы прикоснуться к ней, но она инстинктивно делает шаг назад. Она не задумывается, но ее тело по-своему реагирует на него.
Он опускает руку, и его глаза становятся холодными.
– Послушай, – говорит он. – Мы можем превратить это в абсолютно голый секс, или можем немного завуалировать его, чтобы он выглядел более миловидно в потайном уголке. Это для тебя и тоже самое для меня.
Миловидно в потайном уголке. Странный оборот речи. Она изучает его из-под своих немного опущенных ресниц.
– Немного завуалировать, – говорит она. – Хорошо. Могу я тебя попросить, заказать что-нибудь выпить? Бокал шампанского, например?
– Ты неравнодушна к нему, если я правильно помню, – говорит он, и ведет ее в бар.
Лана оглядывается в баре, который оформлен темным деревом и темно-красными шторами. На самом деле он напоминает старомодный французский бордель.
– Я уже выпила два бокала.
Его брови поднимаются.
– Ты нашла алкоголь.
– Он нашел меня. Я открыла холодильник, и он стал умолять меня, чтобы я его выпила.
– Да, алкоголь обладает такой способностью.
– Я немного голодна.
– Следует тебя накормить.
Их проводят в отдельную кабинку. Прибывает сомелье, и она слушает, как Блейк заказывает бутылку вина, названия которого она никогда не слышала, и понимает, что бедный и средний класс, выучившие назубок названия Chablis, Chateauneuf-du-Pape, Pouilly Fume и Sancerre, и верящие в то, что это превосходные вина для взыскательных клиентов, на самом деле не знают ничего, потому что по-настоящему богатые люди предпочитают совершенно другой класс напитков.
Он берет в руки меню, и ее взгляд скользит по его запястьям. Она чувствует в животе легкий трепет.
– Как прошел твой день? – спрашивает он.
– Я не хочу выглядеть неблагодарной, потому что я действительно благодарна, но зачем ты покупаешь мне так много одежды?
Он откидывается на спинку кресла.
– Разве у тебя не было куклы, когда ты была юной?
– Да.
– Ты делала маленькую одежду для нее?
– Да.
– И ты получала от этого удовольствие?
– Да.
– Почему?
– Я не знаю. Это была моя кукла, и я хотела, чтобы она выглядела красиво.
– И тоже самое, я думаю о тебе. Ты моя кукла. Мне нравится идея одевать тебя так, как считаю нужным. Я хочу, чтобы ты красиво выглядела. Кроме того, мне нравится, что каждый стежок ткани на твоем теле был оплачен мною.
Лана чувствует дрожь от разрядов, прокатившуюся по ее позвоночнику.
– Я не кукла.
– Для меня ты кукла. Живая, дышащая кукла.
– Что будет через три месяца?
– Тебе, в конечном итоге, надоела твоя кукла, и ты перестала играть с ней?
– Да, – мягко ответила Лана. Она уже понимает, какое будет продолжение.
– Так я, когда мне надоест, отложу тебя в сторону так же, как и ты сделала со своей куклой.
– Ну, это достаточно честно.
– Хорошо. Что бы ты хотела съесть?
Лана смотрит на меню, есть рыба и курица. Она надеется, что он закажет что-нибудь из этого. Но есть и фуа-гра, она скорее умрет, чем съест. Официант появляется со стороны Блейка.
– Вы готовы заказать, месье?
Блейк вопросительно смотрит на Лану.
– Я просто хочу, тоже самое, что будешь ты.
– Мидии в белом вине для начала, затем котлеты из ягненка, обжаренные в пряных травах.
– Картофель кусочками или суфле? – спрашивает официант.
Лана беспомощно смотрит на Блейка.
– Попробуй картофель-суфле, – говорит он. – Тебе, наверное, понравится.
– Окэй, картофель-суфле, – соглашается она. Когда официант уходит, она делает глоток вина. Это, должно быть, было очень хорошее вино, но она так нервничает, что отмечает его только, как холодную жидкость.
– Так, – говорит она. – Вы банкир.
– А ты была на Google.
– На самом деле в Википедии. Мне было любопытно. Всю свою жизнь я представляла себе банкиров ворами, использующих частичное банковское резервирование и создающих деньги из ничего, и потом они забирают твой дом, машину и твой бизнес, когда ты не можешь погасить задолженность.
– Ах, тогда можно сказать, что все банкиры – воры, все адвокаты – лжецы, и все женщины – шлюхи.
– Я, пожалуй, буду шлюхой, чем банкиром.
– Это удобно иметь под рукой. Я предпочел бы быть банкиром, который покупает шлюх.
– В любом случае, зачем вам нужно покупать женщину? С таким выделяющимся собственным автомобилем, они должны оставлять свой номер телефона на лобовом стекле под дворниками.
– Ты была импульсивной покупкой, – в углах глаз у него появились морщинки. Она явно забавляет его.
Она смотрит на его безупречный сшитый на заказ костюм, ухоженные руки, и швейцарские часы, которые сверкают на его запястье.
– В тебе нет ничего импульсивного, – ее глаза прикрывает прелестная прядь, которая падает ей на лоб.
– Кроме твоих волос.
Он громко смеется, она смотрит на него. У него прекрасные зубы.
– Это может оказаться гораздо интереснее, чем я думал, – говорит он.
Мидии прибывают в крошечных, закрытых черных горшочках. Когда Блейк открывает свой, она следует его примеру. Запах безумно хороший, но она ждет, пока Блейк тянется за своими приборами, и копирует его.
– Bon appétit, – говорит он.
– Bon appétit, – повторяет она.
Мидии умилительно мягкие тают во рту.
– Хорошо? – спрашивает Блейк.
– Очень.
Но порции настолько малы, что быстро кончаются.
– Я чего-то не понимаю, – говорит Лана, изящно промокая уголки рта. – Почему папарацци никогда не следуют за тобой, как за другими знаменитости и завидными женихами, и не разоблачают все ваши выходки и проделки?
– По этой же причине моей семьи и других великих семей нет на страницах Forbes среди богатейших людей. Мы не хотим огласки. В случае, когда это санкционируется нами, иначе ты не увидишь нас в газетах.
– Ты пытаешься мне сказать, что твоя семья настолько могущественная?
– Я не пытаюсь, я говорю. Это легко, когда ты контролируешь СМИ.
– Твоя семья контролирует СМИ?
– Великие старинные фамилии, да. В наших интересах работать сообща, – его глаза блестят в мягком свете. Внезапно его губы дергаются. Он откидывается назад и у него на лице появляется сверкающая улыбка. – Но хватит обо мне. Расскажите мне о себе.
– Что ты хочешь знать?
– Помимо того, что ты живешь в муниципальном доме и достаточно не зарабатываешь, я ничего не знаю о тебе.
– Это не совсем верно. Ты знаешь, я проверилась бесплатно на СПИД, у меня нет никаких венерических заболеваний, справка о здоровье, что все в порядке, с сегодняшнего дня принимаю контрацептивы, и сделала эпиляцию всего тела.
Его улыбка превращается в усмешку.
– И как прошла сессия с воском? Не слишком больно, я надеюсь.
– Не для всех. Ты должен попробовать когда-нибудь.
Он откровенно смеется.
– Если ты заплатишь мне днем секса с тобой, то я пожалуй попробую.
Она не может не улыбнуться в ответ.
Ягненок прибывает. Она смотрит на свою тарелку. Кровь чуть-чуть растекается под мясом. Она не сможет это съесть и про себя опять вздыхает, опять будут овощи и картофель.
– Откуда у тебя такой необыкновенный цвет?
– Моя бабушка по маминой линии была иранкой. Волосы от нее, а глаза по отцовской линии.
Его глаза блуждают по ее лицу. Ближневосточное влияние. Это наполнило ее лицо и дало потрясающие губы.
– Ты была в Иране?
– Однажды, но еще ребенком, это моя мечта, отвезти мою мать обратно в Иран.
– Там сейчас опасно.
– Для тебя может быть, но не для меня или мамы.
– По-прежнему не думаешь, что тебе следует подождать, пока все эти разговоры о войне не закончатся?
– Будет войны. Поэтому лучше уехать сейчас, до того, как Иран станет еще одним Ираком или Ливией.
– На что это было похоже, когда ты была там?
– Когда я приезжала туда, это было удивительное место. Мы останавливались в пустыне. Она была очень красивой, а ночью была чистая тишина, что, аж, звенела. И песчаные дюны пели.
– Ты можешь отправиться в Саудовскую Аравию, чтобы посмотреть на песчаные дюны. Тебе нужно ехать в страну, которая готовится к войне?
– Ты не понимаешь. Исфахан – это в нашей крови. Я помню, когда мама уезжала, она поднялась по лестнице самолета, повернулась и сделала вот так, – Лана раскрыла свои объятия, как если бы собиралась собрать что-то из воздуха, и поднесла их обратно к лицу, поцеловав кончики пальцев. – Я спросила ее, что она делает, и она сказала, что она целует воздух ее Родины, и прощается с ним. Помню, я подумала еще тогда, что должна привести ее обратно на любимую землю.
– Я никогда не был в Иране.
– Конечно, ты не был. У Ирана нет Центрального банка. Моя мама говорит, что именно из-за этого весь мир хочет развязать войну с ним.
– Неужели она также считает, что Элвис до сих пор жив?
Вдруг глаза Ланы вспыхивают, она внимательно смотрит на него.
– Мы можем завуалировать наше соглашение и играть его так, как ты хочешь, но не смей критиковать мою мать. Даже грязь на дне ее ботинок лучше, чем ты, – с жаром повышает она голос.
Он смотрит на ее раскрасневшиеся щеки и сверкающие глаза, в которых нет гнева. Она будет потрясающая в постели.
– Ты купил ее, – бормочет он сам себе.
Ее гнев стихает так же неожиданно, как и появляется.
– Да, я понял.
Она молниеносно соглашается, и вдруг становится такой молодой и потерянной, он протягивает руку, чтобы накрыть своей рукой, она убирает свою прочь.
Он отводит свои руки и смотрит на нее холодно.
– Oкэй, ты готова продолжить, – говорит он, и смотрит на официанта.
Официант появляется почти сразу же и удивленно смотрит на тарелку Ланы.
– Все в порядке, мадемуазель?
– Все прекрасно. Просто не голодна.
– Может быть, вы оставили место для десерта? – предполагает он, наклонив голову.
Она качает головой. Официант смотрит на Блейка.
– Месье?
– Просто чек.
– Конечно, – говорит официант, наклонив голову, и поднимает брови, другому официанту, находящемуся в бездействующем состоянии у столба. Тот приходит и начинает убирать тарелки. Счет незаметно появляется в черной книжечке. Блейк отдает карту, когда она возвращается, он говорит:
– Пошли?
Он встает, положив руку на ее маленькую спину, и выводит ее отсюда.
12.
Оставшийся путь прошел в тишине, когда они вошли в мягко освещенные апартаменты, Блэйк бросает свою карточку-ключ на столик и поворачивается к ней:
– Деньги в банке?
Она кивает.
– Тебе хорошо?
Она снова кивает.
– Я дал тебе то, что ты хотела, теперь ты дашь мне то, что хочу я.
Она кивает, стыдясь своей грубости. Это была сделка, и тогда он принял ее сторону.
– Я налью нам выпить. Воспользуйся этим, и жди меня в спальне, – говорит Блейк, и кивает в сторону плоской коробки, которую доставил Питер и положил на стол. Он оставляет ее и направляется по красивому коридору в гостиную.
Она берет коробку и идет к первой попавшейся двери в коридоре, ступая в главную спальню. Кто-то пришел и включил ночники, и разобрал кровать. Она движется в ванную и закрывает дверь.
Внутри коробки находятся кружева и шелк. Она вытаскивает их. Платьице из прозрачного белого материала, кружевной бюстгальтер, стринги, подвязки и шелковые чулки и туфли на платформе, очень похожие на те, в которых она была одета в тот вечер, когда они встретились, за исключением тонкой светло-голубой ленты на подвязках, все девственно белое.
Она смотрит на бюстгальтер. Конечно же, 32B.
Лана быстро выскальзывает из своей одежды и одевает бюстгальтер и подвязки. Затем она осторожно натягивает чулки. Она раньше никогда не носила подвязки, и застегивать маленькие крючки такая кропотливая работа, которая отнимает у нее много времени. Видно Блейк уже пришел, потому что она слышит шум в спальне.
Нервно, она натягивает кружевные белые трусики и смотрит на себя в зеркало. Она с трудом может поверить, что это она и есть.
Она пользуется жидкостью для полоскания рта, делает глубокий вдох и, открыв дверь, направляется в спальню. И просто стоит там, с удивлением вглядываясь, а ее сердце грохочет так, что готово выпорхнуть из груди.
Боже милостивый!
Он лежит без рубашки на кровати, приподнявшись на подушках, его тело сексуальное и подтянутое. Ноги скрещены в лодыжках, и его глаза прикрыты. Его лицо не выражает ничего, и определить о чем он думает, не возможно. Наверное, что-то очень плохое и захватывающее о том, что в роскошной спальне, ожидает хладнокровный, холодный банкир, который оплатил тебя.
– Подойди ближе, – приглашает он.
Clubland в виде музыкального чата играет в фоновом режиме.( Clubland "Клубландия" (название части Лондона – Сент-Джеймс и Пиккадилли – где находятся главные клубы) «Give Me a Reason» начал Pink и Nate Ruess.
Pink поет: «С самого начала ты была вором. Ты украла мое сердце. А я твое, принеся себя в жертву.»
Лана медленно доходит до середины комнаты. Ее желудок скручивается в узел, рот становится сухим, глаза расширяются и становятся, как блюдца. На его холеном теле нет ни грамма жира.
Это определенно не мужчина, который питается Hobnobs (марка английского печенья). Когда она в двух шагах от кровати, он говорит:
– Стой.
Она останавливается.
– Раздевайся. Медленно.
Она цепенеет от шока.
Он смеется. Звук мягкий, но несет в себе некий намек на жесткость. Он, словно кот, играющий с мышью. Со своей позиции доминирования и контроля, он говорит:
– Я не говорил, расслабиться, я не собираюсь, есть тебя, пока что.
Она выпрямляет спину и снимает свои туфли на платформе.
– Нет, – командует он. – Не обувь. Одень их.
Она молча вступает в них снова. Она слышит, как кровь стучит у нее в ушах, еще никто и никогда не видел ее обнаженной.
Она развязывает ленты впереди на платьеце и пожимает плечами, оно соскальзывает с нее, шурша и колыхаясь.
В следующее мгновение она стоит в кружевном нижнем белье, подвязках и чулках.
Pink и Nate очень громко поют «Just Give me a reason».
Если бы музыка слышалась чуть-чуть по тише, было бы достаточно.
В какую-то секунду Лана вспоминает Билли, говорящую, что каждая киска нуждается в паре хороших ботинок, и она говорит сама себе, конечно, почему бы и нет? Это просто секс. Она заводит руки за спину и снимает бюстгальтер, позволяя ему покрутиться на кончике пальца, прежде чем упасть на ковер.
– Сними свои трусики.
Она просовывает пальцы обеих рук в края кружев и тянет, опуская их медленно вниз по своим ногам. Она подходит медленно, испытывая желание прикрыться руками.
– У тебя очень, очень красивое тело, Лана Блум, – говорит мужчина на кровати. Его голос наполнен похотью.
«Мы не сломлены, просто наклонились. И мы можем научиться любить снова.»
Она сталкивается с его взглядом, его глаза поедают ее живьем.
Она никогда не видела такого голода, как этот.
– Повернись.
Она поворачивается.
Можно накачаться выпивкой, думает она. И не будет ничего такого ужасно, как кажется.
– Теперь разведите ноги.
«Мы вернемся в чистоте. Мы не сломлены, просто нагнулись».
Она делает шаг в сторону.
– Шире.
Она заставляет себя это сделать. Ее мышцы напрягаются, чтобы удержать равновесие в туфлях на высокой платформе.
– Наклонись вперед.
Она наклоняется.
– Дотронься до пола.
Она раздвигает пальцы, упираясь ими в пол, и слышит его тяжелое дыхание. На несколько долгих секунд она наклонилась вперед, ноги расставлены далеко друг от друга, и ее задница задрана кверху. От его взгляда на своей коже, она чувствует горячее покалывание. Поза откровенно унизительная. Она должна чувствовать себя опустившейся и униженной.
Вместо этого она ощущает незнакомый жар между ног, и ее живот сжимается от жесткого возбуждения.
– Иди сюда.
Она падает на колени, низко присев, оборачивается. Он сидит на краю кровати. Она встает и направляется к нему. Его сильные руки захватывают ее узкую талию и, прежде чем она понимает, что происходит, взмывает в воздух. Она опускается на кровать, подпрыгнув. Лежа на спине, она наблюдает за ним. Его глаза черные и непроницаемые. Тело твердое и большое, бугрящееся мышцами.
– Моя, – говорит он собственнически. – Ты моя и делаешь так, как я прошу. – Он прижимает ее к кровати, она смотрит широко открытыми глазами, как он снимает свои брюки и боксеры, истинно великолепное творение.
Она уставилась на его член с восхищением. Он толще, чем ее запястье и огромнее. Поместиться ли он внутри нее? Он достает презерватив, разрывает, и надевает его. Член твердый, как камень. Наклонившись к ней, раздвигает ее ноги и пристально смотрит на ее открытую, только недавно обработанную воском, киску. Она чувствует, что ее тело начинает трепетать от предвкушения.
– Какая красота у тебя, – он пробегается пальцами вдоль щели, раздвигает дальше, как лепестки розового цветка.
– Насквозь мокрая.
Он берет свои пальцами и кладет их в рот.
– И как я и ожидал, сладкая.
Ее сердце так колотиться в груди.
– Ты хочешь этого тоже, – говорит он так тихо и мягко, что ей приходится напрягаться, чтобы услышать. – Так же, как и я. – И она понимает, что он прав: она хочет. Она хочет его также, как он хочет ее.
Она хочет от него то, что никогда не хотела ни от какого другого мужчины. Она хочет его внутри себя, растягивающего ее, обладающий ею.
Она не может отвести взгляд от его яростно пульсирующего, эрегированного члена. Она хочет, чтобы он весь был внутри нее. Ее руки тянутся и дотрагиваются до него. Шелковистый. Но ее легкое и робкое движение к нему, для него становится чересчур.
– Извини, – вдруг говорит он скрипучим голосом. – Я просто не в состоянии играть в прелюдию в этот раз.
Он положил руки по обе стороны от нее, и стал входить внутрь. Шок от его внезапного вхождения заставляет ее кричать от боли. Он причинил ее боль и очень сильную.
Он замирает. Яростное желание улетучивается из его глаз.
– Иисус, – восклицает он, и вытаскивает член.
Она ничего не может поделать, слезы стекают из ее глаз и бегут по вискам.
Она закрывает глаза.
– Почему ты мне не сказала?
– Ты не спрашивал, – она шмыгает носом. Она чувствует себя полной дурой.
Его жесткий длинный член отодвигается, и он садится на кровать, отвернувшись от нее.
– Лучше это будет в следующий раз, – говорит он, и, не касаясь и не утешая ее, встает и начинает одеваться. Отвергнутая и пораженная, она наблюдает за его сильной V-образная спиной, красивыми пропорциональными ягодицами, линиями мускулистых ног, как он надевает рубашку. Он застегивает пуговицы, и идет к двери.
Он не может дождаться, чтобы убраться подальше от нее.
Она – очень сильное разочарование для него. Ей стоит взять у Билли несколько уроков, как доставить мужчине удовольствие.
Она лежит здесь, словно подушка, и что еще хуже, когда он вошел в нее, она закричала. Она прикладывает свои руки к горящим щекам. О, какой позор. И ради этого она себя берегла. Прекрасной же она будет любовницей.
Она слышит, как дверь закрывается, и она остается одна в этих громадных апартаментах.
Блейк нажимает на кнопку лифта и ждет, когда он приедет. Он находится в состоянии шока. Это невероятно. Он проклинает себя. Ему не следовало быть с ней таким грубым. Он относился к ней, как к обычной проститутке. Но он никогда не подозревал, что аура нетронутой невинности не искусственная.
Странно, как сильно он хочет вернуться в спальню и обнять ее. Как сильно он хочет, вытереть эти слезы и удерживать ее до тех пор, пока она не заснет в его объятиях.
Но большая часть его, ненавидит то, что он испытывает к ней такие чувства. Он не хочет переживать за нее. Он рад, что смог оторваться от ее тела. Находясь подальше от ее тела, он сможет мыслить рационально.
Все равно, ему не следовало делать то, что он сделал.
Он увлекся и потерял себя в ее сути, в неоспоримой необходимости обладать ею полностью. Он точно не понимал почему, но всякий раз, когда он рядом с ней, он теряет все свое тщательно выращенное «хладнокровие». Возможно, он хочет привязать ее ремешком к своей постели и иметь полный контроль над ее телом.
И в конце концов почему бы не он может стать ее первым мужчиной? Он заплатил за эту привилегию. Страстное желание сильно сейчас, говорит он сам себе, но оно будет уменьшаться с каждым совокуплением. Она не будет ему нужна больше, чем продлиться его трех месячный контракт.
Крашеная блондинка идет по коридору в сторону лифта. Жилец другого пентхауса – арабский шейх. Он смотрит на нее. Она одета в топик и белые леггинсы. Ее сиськи явно поддельные, но она прекрасна в своем трудном отчасти пути. Кстати любовница должно быть. Он снова думает о Лане, как у нее катились беспомощные слезы. Он не ожидал такого. Он не может понять. Зачем девственница предлагает себя кому-то, тем более, похожему на Лотиана за деньги? Впервые он недоумевает, почему она вообще захотела денег.
Лифт прибыл, и он отходит в сторону, чтобы позволить женщине войти первой. У нее хорошая задница. Она оборачивается в лифте, и их глаза встречаются снова. Никакой улыбки, но ее рот призывает. Воздух становится густым, от ее невысказанного приглашения. Он позволяет своим глазам пропутешествовать вниз по ее телу и убеждает себя, что Лана не особенная. Такое все равно будет происходить тоже. Ничего не изменилось.
Он жениться на Виктории. Он достает телефон из кармана и пишет текст своей секретарше: «Красные розы – Лана. Белые розы – Виктория».
13.
– Я пеку пирог, – говорит мать Лане.
– Я… ты? – в голосе Ланы слышаться веселость. Ее мать печет только тогда, когда хорошо себя чувствует.
– Лимонный, твой любимый.
– О, хорошо.
– Во сколько ты приедешь?
– На самом деле, я сейчас выхожу.
–Хорошо. Я хочу, чтобы ты отнесла кусочек маме Джейка.
– Окэй. Увидимся через двадцать минут, – говорит Лана и запихивает банку с ежевичным вареньем, две коробочки с печеньем, и плитку необычного шоколада в сумку, и выходит из квартиры.
Она садится на автобус, который привезет ее в Килбурн.
Бегом поднимаясь вверх по лестнице, ей встречается сестра Тома, которая спрашивает: «Слышала, ты поймала себе богатого парня?»
– Не совсем, – отвечает Лана, и, прежде чем она может быть втянута в исповедальную беседу, делает шаг в сторону. – Извините, Энн, но мне надо спешить. – Замедленным шагом она проходит мимо нее. История распространилась, и соседи, наблюдающие с любопытством, за такой диковинной, хотят ее продолжение.
Она открывает их синюю дверь ключом и до нее доноситься ароматный запах маминой выпечки. Для нее это такие дорогие и домашние запахи. Это ее дом. Ее мать на кухне моет посуду после готовки.
– Эй, я могу сделать это за тебя.
– Нет, я все сделала, – говорит ее мать, закрывая кран и снимая резиновые перчатки. Она поворачивается лицом к дочери.
Ее глаза внимательно оценивают с беспокойством изменения, произошедшие в Лане.
– Ох, мой Бог! – вкрикивает она. – Твои волосы. Я не могу поверить, как прекрасно ты выглядишь.
Лана улыбается.
– Я скучала по тебе вчера.
– Ты завтракала?
– Да. Я принесла тебе кое-что, – Лана засовывает руку в рюкзак и достает все, что захватила с собой на маленький кухонный стол. Мама подходит, но ничего не трогает, только смотрит.
Потом перевод взгляд на дочь.
– Ты это украла? – спрашивает она шепотом.
– Мама! – вскрикивает Лана в шоке. – Что ты говоришь? Секретарша Блэйка купила это все для меня, и я принесла тебе.
Ее мать тяжело опускается на стул.
– Извини. Извини, Лана. Конечно, ты никогда не украдешь. Я просто так волнуюсь за тебя, все так странно. Я не знаю, что и думать.
Духовка издает пикающий звук, и она встает, но Лана аккуратно усаживает ее назад.
– Я вытащу его, – говорит она, и, надев перчатки, вынимает пирог. Он пахнет божественно и безупречно поднялось тесто. Она закрывает дверцу духовки, кладет пирог на металлический противень и прислоняется к раковине.
– Я поставлю чайник? Нам нужно поговорить, – мама кивает, и Лана начинает готовить чай.
Пока вода закипает, она достает чашки и блюдца. Все остальные, в этом доме, пьют из кружек, кроме ее матери, которая всегда использует чашку и блюдце. Она наливает кипяток в заварной чайник и несет его на стол. Когда чай заваривается, она разливает его по двум чашкам. Она открывает коробочку с печеньем от Fortnum and Masons и протягивает его к маме. Тонкими, бледными пальцами мать нерешительно берет одно.
Она откусывает и жует.
– Вкусно? – спрашивает Лана.
Ее мать кивает.
– Ты уезжаешь в Америку в среду, сударыня.
Мама кладет печенье на блюдце.
Она соединяет свои руки в замок и убирает их под стол, и смотрит прямо в лицо своей дочери.
– Я никуда не поеду, пока не узнаю точно, что происходит. Как ты получила все эти деньги, и что ты сделала для этого.
– Я объяснила тебе в прошлый раз. Мужчина, которого я встретила, дал их нам.
– Кто этот мужчина, который имеет свободные пятьдесят тысяч фунтов?
– Мама, он миллионер, не знаю в какой степени. Он дал мне вдвое больше, чем я просила.
Ее мать смотрит на нее в ужасе.
– Ты просила у него деньги? Я не так воспитывала тебя, чтобы просить у мужчин деньги.
– Да, я попросила у него, и что? Я не принуждала его и не крала их.
– Ну, я не хочу этого. Я скорее зачахну и умру, чем воспользуюсь этими деньгами.
Лана замирает в оцепенении. Она смотрит на свою мать в полном шоке. Упрямое выражение лица ее матери говорит ей, что она приняла решение, которое изменить уже не возможно.
Лана с трудом проглатывает комок в горле и подымается.
– Ты сделаешь меня сиротой ради своей глупой гордости, – порицает она.
Мать удивленно моргает, и Лана чувствует, как в ней растут силы, словно ветер надул ее паруса.
– Ты собираешься, сидя здесь, говорить мне, что если бы я была при смерти и мне оставалось жить всего несколько недель, ты бы не попросила у донеприличия богатого незнакомца немного денег?
Мать молчит.
– Иметь высокие и сильные идеалы и принципы – отлично, но ни когда ты чрезвычайно, почти до смерти доведен до отчаяния, мам.
– Ты не просто попросила его, так ведь? Скажи правду. Ты занимались проституцией.
– Предполагаешь, что я так и сделала. А я не делала, – говорит Лана, про себя прося прощение за свою ложь. – Разве ты, не сделала бы тоже самое для меня?
Мать начинает плакать.
– Ты не понимаешь. Ты поймешь, в один прекрасный день, когда у тебя будет собственный ребенок. Я не так важна, – она стучит себя в грудь. – Это оболочка просто пища для червей. Я не позволю тебе пачкать себя за это разрушенное тело. Ты молода. У тебя вся жизнь впереди, и, в любом случае, я собираюсь умереть.
– Нет, ты, нет, – отчаянно шепчет Лана.
– Да. И ты должна смириться с этим.
– Помнишь, когда папа ушел, я поклялась заботиться о тебе?
Мать смотрит с мрачным выражением лица.
– Да.
– Почему ты заставляешь меня нарушать свое обещание?
– Я собираюсь делать химию в понедельник.
– Для чего, мам? Для чего? Это вещество настолько опасно, что, скорее всего, оно убьет тебя раньше, чем сам рак.
Губы матери молча двигаются, она прикрывает рот одной рукой.
– Сядь, Лана, – шепчет она. – Пожалуйста.
Лана качает головой.
– Нет, я не буду. В чем смысл? Все это время я пыталась найти способ, чтобы сохранить тебе жизнь, я никогда не думала, что ты сама можешь встать у меня на пути.
Лана отворачивается от матери и начинает собираться, чтобы уйти. Она продала себя ни за что. Она подходит к входной двери, и слышит крик матери из кухни:
– Он тебе нравиться?
Она оборачивается, мать стоит в дверях, слабая и хрупкая. Сейчас она может сказать правду.
– Да.
– Я поеду.
Лана подходит к ней.
– Извини, – с рыданиями произносит мать.
Лана обнимает ее несчастное ослабленное тело, и на глазах у нее появляются слезы. Она молчит. Наконец, когда Лана может говорить, она с трудом глотает воздух.
– Я люблю тебя, мам. Всем своим сердцем. Пожалуйста, не оставляй меня. Ты – моя мама. Я сделаю все, все для тебя.
– Я знаю, я знаю, – мягко успокаивает ее мать.
– Вот дерьмо, – говорит Лана.
– Что?
Лана делает шаг назад и опускает руку в свой карман, вытаскивая наружу разбитые синие мешочки.
– Я принесла тебе синие яйца.
Ее мать пытается сдержаться, но потом прыскает от смеха. Несколько мгновений Лана только завороженно смотрит, как на редкое представление, ее мать давиться смехом. И невольно, она тоже улыбается.
– Снимай пиджак и иди мыть руки, – наконец, говорит она. – Я сделаю нам свежего чаю, и мы будем есть то, вкусное печенье, которое ты принесла.
– Они хороши, не так ли? – соглашается Лана, снимая испачканный пиджак и направляясь к раковине.
Лана вытирает руки полотенцем, когда ее мать вдруг говорит:
– И ты должна будешь привести этого прекрасного мужчину,.. как ты сказала Блейка Баррингтона, на ужин?
– Э-э, да... когда ты вернешься со своего лечения.
Ее мать останавливается и смотрит на нее.
– Я собираюсь встретиться с этим молодым человеком, прежде чем сяду на самолет, и тогда я больше не скажу по этому вопросу ни слова, – твердо говорит она.
За то время, пока они пьют чай, Лана рассказывает о том, что заходила в салон Selfridges, который специализируется на париках.
Бессознательно мать дотрагивается до своего платка на голове.
– Ах, – говорит она. – Это, наверное, очень дорого?
Лана улыбается.
– Мы не платим за это.
Мама смеется. Впервые за много месяцев, ее мать запрокидывает голову и смеется.
– Это хорошо. Это очень хорошо, – когда она насмеялась, у нее начинают литься слезы. Лана подходит, чтобы обнять ее, но она делает глубокий вздох, пытаясь выровнять дыхание и говорит:
– Я знаю, что ты сделала для меня. Ты использовала свое тело, как чашу для подаяний.
На мгновение Лана лишается дара речи от прозорливости своей матери. Затем ее затопляет настолько огромная любовь к ней, что она начинает лгать, и лгать...
– Ты так говоришь, потому что еще не встречалась с Блейком. Он красивый, сильный и добрый. Это была любовь с первого взгляда. Когда я рассказала ему о тебе, он дал вдвое больше, чем то, что я просила и что было необходимо нам.
