Текст книги "Его собственность (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Ле Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Ты живешь в муниципальном жилье, где никто не работает, и все просто сидят на шее у государства?

Она качает головой в удивлении.

– Вау, это одно из самых широко распространенных мнений, которое ты только что сказал!

– Почему, разве это не правда?

– Когда я была еще ребенком, растущим под руководством моих учителей и государственных учреждений, и маме приходилось ходить за еженедельной бесплатной едой и одеждой, неявными, а иногда и слишком явными способами, все пытались вбить в меня убеждение, которое ты только что выразил. Что мы были паразитами. Я всегда знала, что было что-то в своей основе неправильное в этом высказывании, думая, что может так очень кстати развенчать всех безработных и иждивенцев, как паразитов, в том, что мы привыкли жить за счет других. Потом в один прекрасный день я узнала истинную природу паразитов, и это изменило мою жизнь.

Он смотрит на нее пристально.

Она улыбается, но его глаза остаются холодными.

– Я узнала, что успешный паразит, тот, кто не признавал никакого хозяина и делал работу, становясь сам хозяином, и поэтому не испытывал бремя от непосильного труда. Исходя из этого, это может быть только правящий класс в любом капиталистической стране, который и является настоящим паразитом.

– Как моя роль паразита отразилась на тебе? – издевается он.

Она делает глоток чудесного вина, за которое он заплатил.

– Сколько налогов ваша семья заплатила в прошлом году?

Он откидывается назад и рассматривает ее с любопытством.

– Мы заплатили то, что положено по закону.

Теперь ее очередь издеваться.

– Позвольте мне угадать. Почти ничего.

Он пожимает плечами.

– Нет ничего плохого в законных схемах уклонения от уплаты налогов. Я не верю, что мы являемся паразитами из-за того, что позволяем правительству забрать с таким трудом заработанное и по праву принадлежащее нам, и отдать это ленивым нерадивым массам, которые не хотят работать, а только и ждут, что другие будут финансировать их образ жизни. На самом деле, я пойду дальше и скажу, что система в этой стране сошла с ума. Девочкам-подросткам с младенцами на руках правительство предоставляет квартиру и будет платить пособие оставшуюся жизнь. Сумасшествие.

Она медленно качает головой.

– Ты действительно веришь в то, что говоришь?

– Конечно. Ты не думаешь, что девочки-подростки беременеют, чтобы получить дом, разве нет?

Прибывает их еда, которая больше похожа на произведение искусства, чем на то, что можно есть. Лана тянется за ложкой, которая находится дальше всех, и Блейк кивает.

Блейк поднимает свой нож и вилку.

– Я все еще жду твоего ответа.

Лана вздыхает.

– Нет, мы говорим не о плохо образованных подростках из неблагополучных домов, которые думают, что для них это лучший выход. Подростковая беременность является результатом системы, которая игнорирует и отказывается давать хорошее образование беднейшим слоям общества. Они не являются паразитами, они отчаявшиеся люди, которых приучили думать, что это лучшее, что они могут получить от жизни. Но твоя....

– Мы на самом деле развиваем страну вперед, создавая рабочие места…

– Конечно, в Китае и других странах третьего мира. Рабский труд на рабочих местах. Кроме того, ты – банкир. Ты ничего не создаешь.

Он перемещается в кресле.

– Погоди, позволь мне сказать прямо, моя семья является паразитами из-за того, что не платим астрономические суммы налогов, а твой класс не паразиты, даже если ни дня не проработал в своей жизни и живет исключительно на подачки от правительства.

– Ты когда-нибудь задумывался, что люди могут быть бедными по рождению. Когда ребенок рождается в определенном сословии, он уже обречен, повторить жизнь своего отца. Он будет нести это бремя, немного злясь, без помощи со стороны своего отца и никогда не добьется чего-то большего. В школе он будет учиться только для того, чтобы стать хорошим работником. И даже, если внутри он будет бунтовать, он откажется и станет иждивенцем. Моя мать получила образование в другой стране, и она была из среднего класса, поэтому она научила меня ценностям среднего класса. Работать, зарабатывать деньги, оплачивать свои собственные потребности.

– Почему ты работаешь только неполный рабочий день?

– Я делаю это, потому что моя мать часто болеет, и я ее основная сиделка.

– Что случилось с твоей матерью?

– Рак.

– Ох!

– Она справиться с этим.

Он медленно кивает.

– Ты мусульманка?

Лана прислоняется спиной к креслу и внимательно смотрит на Блейка, пока убирают их тарелки. Жесткое очертание его лица смягчается.

– Нет, моя мама – верующая христианка. Я – агностик. Пока Бог меня не впечатлил, как в милосердии, так и в реальной заинтересованности благополучия людей.

– Основное блюдо, – объявляет официант, и тарелки опускаются на стол.

Лосось лежит с крохотной кучкой из лакричного геля и выглядит настолько красиво, что не понятно, как можно есть такую красоту. Она поднимает нож для рыбы и разрезает его. Внутри – отлично приготовлена. Она пробует крошечный кусочек и удивлена насколько он нежный и шелковистый.

– Я хочу попросить тебя оказать мне одну очень большую услугу, – говорит она.

Он поднимает брови.

– Это очень важно для меня.

– Конечно, – говорит он.

– Ты согласился, даже не зная, что попрошу?

– Когда люди просят об очень большой услуге, в результате она обязательно окажется мелочью. Но вот, когда они просят небольшую услугу, тут я начинаю волноваться. Итак, что ты хочешь?

– Моя мать пригласила тебя на ужин. Это только один раз. Ты не мог бы притвориться моим парнем, – говорит она быстро.

– И что я должен делать, чтобы убедить ее, что я твой парень?

– Ну, обычные вещи. Держатся за руки, быстро поцеловать. Ничего больше.

Он улыбается.

– Я думаю, что смогу справиться.

– Благодарю. Я твоя должница. Может быть, однажды тебе понадобится тоже услуга, и я смогу тебе помочь.

– Я запомню это, – говорит он и замолкает. Но молчание не вызывает неудобства, они заканчивают ужин без дальнейшей беседы.

Он заказывает клубнику в марцепане на десерт.

– Я буду то же самое, – говорит она.

Он усмехается.

– Я думал, ты поведешь себя как ребенок в кондитерской.

– Я близка к этому, – говорит она. – Ты знаешь, что там внутри?

– Нет, просто выбрал. Хочешь поменять?

– Нет.

Десерт кажется просто великолепным, и Лана жалеет, что ее матери нет с ней рядом. После шоколада ручной работы прибывает счет. Все удовольствие обошлось более четырех с половиной тысяч фунтов. Лана наблюдает за Блейком, который немного шокирован. Эта сумма гораздо больше, чем ее мать тратит на еду за весь год. Должно быть это хорошо, быть таким богатым. Он поднимает глаза. Его взгляд похотливый и задумчивый. И вдруг он, кажется, потрясающе невероятно красивым, но таким холодным и недостижимым, что это становится похожим, как если бы она смотрела через витрину магазина на что-то, упираясь носом в стекло, что никогда не сможет иметь.

Она чувствует, что соответствует девушке из сказки Ганса Христиана Андерсена, у которой было только ограниченное количество спичек, но она должна сохранять свет, чтобы видеть прекрасный вид перед собой, а когда спички закончатся, она умрет.

16.

Он открывает дверь апартаментов и пропускает ее вперед. Она входит и останавливается, ожидая. Она слышит, как закрывается дверь, и он встает у нее за спиной. Она чувствует его дыхание на шее.

– Мммм... ты пахнешь так хорошо, – шепчет он.

Она наклоняет голову к его груди. Ее слух улавливает звук открывающейся молнии, и платье падает к ее ногам. Он расстегивает ее бюстгальтер и освобождает грудь. Вдруг, он подхватывает ее на руки и несет по длинному коридору. В этом есть что-то дикое и первобытное, как будто ее несут на растерзание, она прислоняется головой к его широкой груди, чтобы он не видел ее невыносимо возбужденной и раскрасневшийся. Она оказалась востребованной. Теперь ею будут обладать и владеть. Он открывает дверь в спальню и опускает ее на кровать.

Он пикирует своим ртом на ее и яростно целует. Жар и ощущения его рта вызывают шок в ее теле, все мысли вылетают из головы. Своим ртом, обуявший его голод, он переносит в каждую клетку ее кожи, каждая частичка ее хочет получить его внутрь себя. Он отодвигается, и с трудом начинает хватать ртом воздух.

Его язык начинает движение вдоль ее ключицы, она стонет. Эти тихие ее мяукающие звуки подчинения отправляют его в овердрайв. Он был с сотнями женщин, некоторые из них, были настолько красивы, другие более совершенны сексуально, но ни одна из них не делала с ним такого.

Он проталкивает свое колено между ее ног и с силой их разводит. Он лижет мягкие набухшие груди, кружа языком вокруг тугого соска, мягко посасывая его. Его огромная рука проскальзывает к мягкой плоти между ее ног. Маленький кусочек кружев между ними не может противостоять ему. Она слышит громкий звук разрываемой ткани.

Ее глаза открываются, они подернуты пеленой, зрачки расширены.

Она встречается с ним взглядом, в его глазах горит пламя, и он пристально наблюдает за ее лицом, ртом, движениями. Его блуждающие пальцы втолкнулись в ее густые соки, и это заставляет его зарычать. Она в упор смотрит на него, не понимая, что это гортанное рычание означает обладание и собственность.

Она задыхается, но не отводит свой взгляд, когда его пальцы сначала один, потом два входят в мокрые складочки. Его толчки медленные и расслабляющие. Очень приятные. Она приподнимается, чтобы дотянуться до его рта. Со стоном его горячий голодный рот пикирует на нее. Его поцелуй становится все глубже, и она погружается в неизведанные ощущения внутри себя. Кровь стремительно мчится через ее вены. Действие между ее ног набирает все большие обороты, становится все более необходимым.

Вдруг он убирает свои пальцы.

– Не, – выдыхает она, ее голос неровный, трепещущий.

Она пробегает пальцами по его твердому животу в направлении молнии брюк. Ее руки так сильно дрожат, что она не может открыть молнию. Он аккуратно их отводит, и делает все сам.

Голый он великолепен. Бог. Бугрящиеся мышцы.

Он нависает над ней и очень медленно вводит свой жесткий член. Он медленно растягивает ее, наполняет, и в какой-то момент она чувствует боль и шок, а потом... как ни странно, удовольствие... ее киска с трудом приспосабливается под незнакомые вторжения. Его глаза, почти черные от страсти ни на минуту не оставляют ее. Следя. Карауля. Как расширяются ее глаза, как подрагивают ее губы, как вибрирует ее тело.

Это сладкая пытка.

Она выгибается от удовольствия и стонет, ее мягкий стон, сорвавшийся с губ, распаляет его еще больше, и он увеличивает темп своих толчков. Он погружается все глубже и глубже внутрь нее, наполняя ее прямо до самого центра.

– До сих пор больно? – спрашивает он.

Так глубоко? Да. Конечно, это глубоко.

– Нет, – задыхаясь, произносит она.

Он словно каменный внутри нее. Вдруг, словно сливки страсти кружатся и мчатся через ее тело, удивляя ее своим неистовством, извергаясь в сдавленный крик, который удивляет даже его. Он смотрит на нее собственнически, с гордостью, как если бы он заклеймил ее. Он является собственником ее вожделения. В своих руках, во рту и в теле он держит ее удовольствие. Он сказал, что хотел трахать ее до бесчувствия, и он это делает. Его темп становится более вбивающим, жестким и быстрым, но она чувствует вибрацию своего тела.

Что-то подымается внутри нее, и это, как будто может принести какое-то освобождение для нее. Внутри подымается буйная, великолепная нахлынувшая волна, которая разрывает ее. Она становится с ним единым, одним телом, одним разумом, одной душой. Но он все еще движется, не кончая.

И вдруг ее имя вырывается из его рта, нахлынувшая волна накрывает и его.

Она медленно возвращается. Прибывая в какой-то роскошной медлительности и вялости. Она все еще пребывает в своем состоянии экстаза. Он нежно подвигает ее уставшее тело, и накрывает одеялом. Она смотрит на него мечтательно.

Он поправляет одеяла на ее обнаженной коже, и оставляет ее. Дверь закрывается с щелчком.

17.

К тому времени, как Лана прибывает на Black Dog, это самый разгар обеденного времени, Джек уже сидит за столом у окна, посасывая пинту пива. Как всегда, взглянув на него, она чувствует себя в полной безопасности. Она сильно жаждет оказаться в его объятьях, он боролся и отстаивал ее все время, пока себя помнит, но в этот раз он не может ей помочь.

Она прокладывает свой путь через толпу, многих, из которых она знает, к нему. Его прямые темно-русые волосы все еще влажные и небрежно зачесаны назад. Он выглядит таким родным и таким далеким. Он всегда был слишком таинственным человеком. Вряд ли кто-то до конца знает его.

Он поднимает глаза и видит ее. Его взгляд полон страдания, словно у измученного художника, наверное, его что-то мучит. Он, медленно улыбаясь, поднимается, и открывает свои объятия. Вздохнув, она несется к нему, туда, где, будучи ребенком, всегда чувствовала себя в безопасности. Она вдыхает знакомый запах его мыла, такого яркого, такого настоящего. Когда она отстраняется от него, он внимательно смотрит на нее.

– Твои волосы...

Лана улыбается.

– Да, они отрастут.

– Нет, мне нравится. С тобой все в порядке?

– Да, – говорит она.

– Садись и я принесу тебе выпить. Что ты хочешь?

– Апельсиновый сок.

Он поднимает брови.

– И?

У нее появляются ямочки на щеках, пока она смотрит на него.

– Водку.

Он кивает и направляется в бар. Она наблюдает за ним. Высокий и широкоплечий и Джулия с нетерпением смотрит на него. Сколько Лана себя помнит, Джулия все время страстно желала Джека. И теперь, когда она знает, что он учиться в медицинском, ее желание только усилилось до неимоверных размеров. Джулия ловит взгляд Ланы и машет ей рукой. Лана улыбается и отвечает тем же. Джулия тут же поднимается и начинает двигаться в сторону Ланы. Лана внутренне вздыхает, судя по всему, разговора не избежать. Видно, она хочет поговорить именно с Ланой, потому что Джек давно здесь.

– Привет, – говорит она. Она одета с ног до головы в оттенки розового.

– Привет, – отвечает Лана.

– Итак, ты решила пропустить стаканчик с Джеком? – она кладет руку на стол и барабанит пластиковыми флуоресцентно-розовыми ногтями.

– Мммм.

– Вы, ребята, собираетесь пообедать?

– Да.

Она в ожидании смотрит на пустой стул рядом с Ланой, которая не приглашает ее присоединиться к ним. Она знает, что Джек будет раздражен и, кроме того, она должна поговорить с ним и объясниться.

Джек подходит и останавливается возле стола с выпивкой и их любимыми двумя пакетиками чипсов с солью и уксусом.

– Привет, Джек, – жеманно говорит Джулия, хлопая ресницами, как звезда черно-белого кино.

Джек натянуто улыбается.

– Привет.

– Лана сказала мне, что вы собираетесь пообедать. Не возражаешь, если я присоединюсь к вам? – она призывно улыбается.

– Не в этот раз, Джулия... нам нужно обсудить личные вещи.

– Ох!

– Жаль.

– Может, в следующий, – говорит она, страдальчески улыбаясь, и машет флуоресцентными ногтями.

– Спасибо, – благодарит Лана, и забирает свою выпивку.

Джек улыбается ей и опускается на стул. Он делает медленный глоток своей пинты.

– Ну, тогда, – он ощупывает ее взглядом. – Как дела?

Лана точно знает, что он в плохом настроении, скорее всего, он даже сердится.

– Великолепно. Никаких проблем, – говорит она.

Он прищуривается и смотрит на нее, затем мельком бросает взгляд на ее сжатые руки, потом фокусируется на ее глазах в попытке прочитать правду.

– Не лги мне, Лана. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо, – его голос становится жестким. – Он обидел тебя?

– Нет, конечно, нет.

– Тогда что? – спрашивает он.

– Я просто слегка в замешательстве, я думаю. Это не то, что я представляла в своей жизни.

– В твоей жизни? Я думал, это только на месяц.

Лана вздыхает.

– На три месяца или не было бы сделки.

Джек резко выдыхает.

– Я жалею, что ты сделала это, Лана. Ты никогда даже не говорила мне.

– Я знаю, что ты так скажешь. Это было внезапное решение.

– Но продавать себя, – Джек смотрит явно сердито.

– Я повторила бы это снова, Джек.

– Да, но это лечение, которое ты оплачиваешь, оно даже до конца не исследовано. Я посмотрел личность Бурзунского в сети, и, кажется, написано все хорошо и правильно, но это не надлежащее лекарство, Лана. Результаты применения носят эпизодический характер. Некоторые из его критиков даже обвиняют его в том, что он продает надежду.

Лана наклоняется вперед.

– Ты действительно думаешь, что FDA в течение стольких лет не запретило его и не уничтожило все его препараты, и он всего лишь продает надежду? Сотни, возможно, тысячи человек вылечены им, – страстно настаивает Лана. – Некоторые люди даже называют его метод – величайшим открытием века. Они предупредили меня, что шансы мамы невелики, но, может ей посчастливиться. Даже если у нее будет только один процент на выздоровление, я собираюсь использовать его. Мне уже нечего терять. Все остальное не дало никаких результатов. (FDA —Комиссия по контролю за лекарствами и питательными веществами)

Джек опускает глаза на поцарапанный деревянный стол.

– Помнишь, то время, когда тебе было шесть лет, и я оставил тебя у газетного киоска, чтобы пойти купить конфеты, и когда вернулся, то увидел извращенца, который пытался уговорить тебя сесть к нему в машину?

Лана кивает.

– Да, я помню выражение твоего лица, как будто это произошло вчера. Ты прибежал и бил лицо тому парню прямо через окно. Он ударил по педали газа, виляя, и чуть не врезался во встречный автомобиль, и помчался по дороге. Сколько тебе тогда было лет? Шестнадцать?

– Да. Я не мог поверить своим глазам. Я оставил тебя всего лишь на минуту, чтобы купить сладости, а в результате пришлось тебя вырывать из рук педофила.

– Мы не рассказали маме о том, что произошло?

– Да, не сказали. Ты знаешь что, Лана? Сейчас у меня такое же чувство, как будто я только что ушел в кондитерскую за сладостями, а вышел и не прогнал извращенца от тебя. У меня такое чувство, как будто я подвел тебя. Я думал, что буду изучать медицину, получу хорошую работу, и буду достойным братом для тебя и твоей мамы. А теперь получается, ты продала свое тело.

– Пожалуйста, не сердитесь на меня, Джек. Я не могу выносить, когда ты сердишься. – Ее глаза наполняются слезами, и она моргает, чтобы убрать их прочь.

Его лицо становится мягче, но слышится грусть, когда он говорит:

– И я терпеть не могу, когда ты плачешь. Я не сержусь на тебя, Лана. Я злюсь на себя за то, что подвел.

– Ты не подвел меня, Джек. Я так горжусь тобой. Мы все знаем, что ты единственный, кто смог вырваться из этого омута бедности и безнадежности. Я не твоя ответственность. Я уже большая девочка и могу позаботиться о себе сама.

Джек кивает.

– Я знаю. Я просто хотел лучшее для тебя.

– Не все так плохо. Это просто секс, Джек.

– Как твоя мама?

– Плохо, Джек. Очень плохо. Дней, когда она чувствует себя хорошо, все меньше и меньше. Ты понимаешь, что я должна была сделать это, не так ли?

– Возможно, но мне не нравится.

– Поскольку мы открыто обсуждаем мою сексуальную жизнь... ты гей?

– Что?

– Ты гей?

Джек смеется.

– Это будет сюрпризом для моей девушки.

Лана спрашивает на выдохе.

– У тебя есть девушка?

– Ммммн.

– Когда?

– Около недели назад. Я все время был так сосредоточен на том, чтобы выбраться из этого квартала, что не позволял себе отвлекаться. Но моя цель уже совсем близко, она замечательная девушка.

– И когда ты собирался сказать мне, Джек Айриш?

– Ну, как я мог сообщить что-то о себе при твоей большой новости?

– Расскажи мне побольше о ней.

Прежде чем он начинает говорить, у нее зазвонит телефон. Это Блейк.

– Привет, – говорит она, глядя на Джека.

– Ты в апартаментах?

– Нет.

– Ты можешь быть там через тридцать минут?

– Я думаю, да.

– Увидимся.

– Это был он? – спрашивает Джек.

Она кивает.

– Я должна идти. Я приду на ланч с тобой в другой раз, но я оплачу его, и мы сходим куда-нибудь в хорошее место.

– На его деньги?

Она ничего не говорит. Конечно, это его деньги. Ее кредитные карты были вычищены под ноль еще до него.

– Спасибо, но нет. Спасибо. Я понимаю, почему ты сделала это, но будь я проклят, если я буду помогать тебе, тратить его деньги. Насколько я понимаю это кровавые деньги, причем кровь твоя. Я не собираюсь пить ее.

Она смотрит на него беспомощно.

– Все не так уж плохо. Не позволяй этому встать между нами, пожалуйста, – она умоляет.

– Ничего не может встать между нами. Я всегда буду здесь для тебя, и буду еще долгое время после того, как он уйдет. Я – твой брат. И чтобы не происходило, это не важно, я хочу, чтобы ты знала я всегда рядом, на расстоянии одного телефонного звонка. Ты всегда можешь прийти ко мне.

Слезы потекли из ее глаз, она пытается сморгнуть их прочь.

– Как имя твоей девушки?

– Элисон.

– Господи, ей повезло.

Он улыбается.

– Ты должна сказать ей это.

– Когда?

– Ты увидишь ее на вечеринке у Тома в честь дня рождения. Я приведу ее.

Она прикусывает губу.

– Если я получу разрешение быть там, я с удовольствием встретилась бы с ней.

Его глаза опасно прищуриваются.

– Ты сексуальная рабыня для него, Лана?

Лана чувствует, как горячий румянец покрывает ее щеки и шею.

– Нет, но такова договоренность, я должна всякий раз быть там, на месте, когда он хочет меня.

Джек резко втягивает воздух через нос.

– Это просто болезнь, – в приступе гнева говорит он.

Лана закрывает свои щеки ладонями.

– Пожалуйста, Джек, оставь.

– Ты такая чертовски невинная. А твоя мать знает об этом договоре насилия, который ты подписала?

– Конечно, не знает, но это не насилие, Джек. Совсем не трудно спать с мужчиной, которого журнал Hello! назвал самым завидным женихом в мире.

– Итак, что же твоя мать?

Лана прикусив губу.

– Она думает, что я нашла себе богатого парня, – она замолкает. – Ты знаешь, я не верю в Бога. Всю свою жизнь я думала, что Бог не дает шансов на успех, даже, если он один единственный, но ты веришь, и похоже, что твой Бог добрый и прощающий. Ты помолишься, чтобы твой Бог, спас мою маму?

– Я молюсь каждый день за нее, Лана.

Слезы льются по ее щекам. С грустью, он протягивает руку и стирает их.

– Не плачь, малышка. Возможно, это лечение поможет. Может быть, ей станет лучше.

Она улыбается.

– Я не знаю, чтобы я делала без тебя, Джек. Иногда, когда мне становится совсем грустно, я представляю тебя, занимающимся в студенческом общежитии, и от этого я становлюсь счастливой. «Доктор Джек Айриш, ваш следующий пациент прибыл.»

Джек улыбается, но грустной улыбкой.

– Я сделал то, что должен был сделать.

Джек кладет руку на ее макушку, его глаза неожиданно становятся нежными.

– Хорошо, Лана. Мы будем играть по-твоему. Будь в безопасности и помни, я здесь. Всегда. Если когда-либо он будет вести... странно или опасно, немедленно позвони мне. Я клянусь, если он когда-либо причинит тебе боль, меня не волнует, что я окажусь за решеткой, я выбью из него всю дурь.

Она кивает.

– Я буду в порядке. Это просто секс, – говорит она, и он морщится.

– Пожалуйста, не повторяй это снова, Лана. Это ранит мои уши.

– Я не стану Толстой Мэри, ты же знаешь.

– Даже не надейся, – говорит Джек, и мимолетная улыбка мелькает у него на лице.

– Мне нужно бежать.

Он встает.

– Я загляну к твоей маме позже.

– Спасибо, Джек. Ей это понравится. Она любит тебя. Ты знаешь, она думала, что ты и я будем вместе?

Он смотрит на нее.

– Ох, дорогая!

Она смеется.

– Я знаю. Пока, Джек.

Она целует его в щеку и идет в сторону выхода. Выйдя на улицу, она слышит сигнал телефона, о пришедшем сообщении:

«Ничего не одевай».

Она еще раз смотрит на экран – «Ничего не одевай». И чувствует, как глубоко внутри живота начинает подниматься возбуждение.

18.

Она внимательно разглядывает себя в запотевшем зеркале. Она быстро раздевается и берет халат, висящий за дверью. Она до сих пор не может привыкнуть к своему голому телу, без волос. Оно ей кажется каким-то слишком уж девичьим, но она знает, почему он хочет именно так. В его жизни все должно быть изящно и аккуратно. Никаких лобковых волос.

Когда она слышит шаги в коридоре, то замирает.

«Ничего не одевай».

Она вешает халат назад и выскальзывает в спальню, остановившись у двери. Он уже там. Он одет в серые брюки, галстук ослаблен, и небрежно закручены рукава рубашки. Часы поблескивают на крепком запястье. Он идет к ней и ведет ее к большому черному креслу перед огромным зеркалом. Она видит свое отражение в зеркале. Обнаженной.

– Фарфоровая кожа и черт меня подери, голубые глаза. Как ты прекрасна, – говорит он, наблюдая за ней в зеркало. Его глаза с тяжелыми веками и с поволокой желания.

Полностью одетый, он стоит у нее за спиной. Он аккуратно снимает свой ручной работы кожаный ботинок и проводит им вверх по ее правой ноге. Кожа прохладная и гладкая и шнурки эротически трутся о мягкие икры ее ног. Его ботинок заставляет ее ногу опуститься на мягкое сиденье большого черного кресла.

Положение обнажает ее интимное место самым неприличным образом. Она не узнает женщину в зеркале. Она выглядит развратной и бесстыдной. Теперь она знает, почему ее побрили, чтобы ничего не было скрыто от него. Это так стыдно и возбуждающе. Она отводит глаза в сторону.

– Я хочу, чтобы ты видела то, что я делаю с тобой.

Она встречает свой взгляд в зеркале. Он начинает целовать ее в шею, она стонет и пытается повернуть голову в его сторону.

– Нет, смотри, – она смотрит на себя в зеркало. Она чувствует, как ее тело пульсирует от возбуждения. Она добровольно развела ноги, предоставив ему доступ, в ее самые интимные части. Она ощущает, как его полностью одетое тело трется о нее. Все как-то расплывчато: пуговицы вжимаются в ее спину... мягкая шерсть, скользящая по ее ягодицам и бедрам. Его рука медленно движется к ее центру.

– Я люблю твою кожу. Она похожа на тончайший шелк, – его рука движется вниз, не испытывая никакого сопротивления. Все это время, он наблюдает за ней, смотрящую на себя в зеркало.

Его ладонь опускается ниже и нажимает на ее лобок. Она наблюдает за его рукой, которая начинает кружить. Круги становятся меньше и сильнее, пока он не начинает кружить вокруг ее клитора. Вдруг его указательный палец опускается на ее клитор. Она вздрагивает в беспомощном желании.

– Не сейчас, – шепчет он. – Я буду решать, когда ты кончишь.

Потом его пальцы быстро двигаются в ее щель, собирая соки. Достаточно. Смазанный палец продолжает кружить над опухшим, пульсирующем клитором. Глядя на него наслаждение в зеркале, она вдруг неожиданно понимает, что это самая эротическая вещь, которую она испытывала.

Она с трудом дышит и сильно жаждет полностью почувствовать его внутри. Испытать то ощущение наполненности, которое он ей не дает. Вместо этого он ласкает ее киску и его пальцы слишком искусно, повторяют движения снова и снова.

За считанные минуты она чувствует поднимающуюся волну внутри нее, она нетерпеливо толкается к нему для разрядки, но его пальцы останавливаются, хотя она продолжает двигать бедрами, но он упорно ничего не делает, до тех пор, пока волна наслаждения не рассеивается. Она чуть-чуть отодвигается от него, испытывая разочарование, и он медленно засовывает палец внутрь.

– Влажная, горячая и тугая, – говорит он. Она смотрит на его большие руки, мощные, сильное запястье, покрытое шелковистыми волосиками. У нее снова возникает это желание быть заполненной не пальцами, а его великолепным сильным, длинным членом, который спрятан внутри брюк. Она закусывает губу, чтобы удержаться от крика: «Трахни меня».

– Поцелуй меня, – приказывает он.

Она поворачивает голову и тянется к нему. Его язык проникает внутрь ее рта. Она жадно сосет его. К пальцу присоединяется второй, и он увеличивает скорость. Как только она начинает наслаждаться этим ритмом, пальцы останавливаются, остается скольжение его языка внутри рта. Он отстраняется. Его другая рука поднимает ее подбородок и поворачивает к зеркалу. Она смотрит на себя в шоке. В его крупных двигающихся руках ее киска блестит, став покрасневшей и набухшей, словно живой. Бесстыжее, жадное создание. И вдруг она кончает. Мощно. Она чувствует, как теряет равновесие, и его рука, словно тиски, сжимается вокруг ее талии. Она отклоняется назад, прижав свою голову к его груди.

– Держись за кресло, – говорит он, и нагибает ее. Он кладет свою руку ей на спину и толкает вниз, ее бедра находятся под таким углом, что ее киска становится более открытой. Она слышит звук раскрываемой молнии и мягкий звук падения его брюк. Он поворачивает ее голову к зеркалу и заставляет ее смотреть.

– Я хочу, чтобы ты смотрела, как я трахаю тебя.

Возбужденными глазами она смотрит на их отражение, как он хватает ее за бедра и его гордый член исчезает внутри нее.

– Итак, позволь мне услышать твои крики. Помурлыкай для меня, Лана, – командует он и яростно вколачивается в ее готовую, текущую влагу.

Она кричит от ощущений, наполненности и глубины.

Удивительно болезненных, но ей нужно, чтобы он был внутри, и она терпит боль, давая взять ему еще больше. Так он продвигается все глубже, до тех пор, пока его крупный член не похоронен в ней до конца. Одна рука опускается ей на спину, толкая ее в кресло, а другой он сжимает плечо. Твердое кресло вжимается в нее. Животное начало в нем берет вверх. С дикой настойчивостью он вколачивается в нее. Жестче и быстрее. Он перемалывает ее. В этот момент она полностью захвачена совершенно одержимым мужчиной, и он делает с ней все, что угодно.

Он продолжает вбиваться в нее, но его пальцы скользят в ее киску, даря разнообразные ощущения. Эти ласки снова вызывают у нее очередной оргазм. Взрыв внутри нее, заставляет ее тело конвульсивно содрогаться, хотя он неудержимо продолжает толкаться глубоко внутрь, и потом он издает стон освобождения.

Она чувствует, как его тело обмякло. Продолжая держать ее за талию, он выпрямляется вместе с ней, прижимая к себе, по-прежнему находясь внутри нее. Она смотрит на него в зеркало, по его глазам ничего нельзя прочесть. Он выскальзывает и идет в ванную.

Она смотрит на себя в зеркало. Без него, она кажется себе одинокой и брошенной. На дрожащих ногах она направляется за халатом, чтобы скрыть свою наготу.

19.

Лана так беспокоилась, что забывает его предупредить, что мать ее выглядит изможденной. И только, когда ее мама открывает дверь в своем лучшем синем платье, новом синем платке, и улыбается подкрашенными помадой губами, только тогда она вспоминает об этом. Блейк учтиво улыбается ей в ответ. Он протягивает матери букет цветов, которые принес для нее, и входит в дверь их бедного дома.

– Спасибо за приглашение, мисс Блум. Очень приятно, наконец, встретиться с вами.

– Мне тоже приятно, мистер Баррингтон.

– Пожалуйста, называйте меня Блейком.