Текст книги "Дорогая агония (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Кейтс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Три недели спустя

Глава 25

Роза Миддлтон

– Малыш. Мама.

Я сонно открываю глаза, все еще находясь в стадии между сном и бодрствованием.

– Малыш. Малыш. Мама.

Мои глаза расширяются, и мое сердце начинает бешено стучать, когда я понимаю, что крик, который я слышу, это не сон. И похоже, что он идет снизу. Внутри дома. И это не голос Бастьена.

Я встаю с кровати, надевая халат на ходу.

– Баш?

– Малышка малышка мама.

Кто это, черт возьми?

– Прекрати называть ее так, мудак. Я говорил тебе, что ее зовут Роза.

Темп голоса Баша вялый. Может быть даже немного невнятный. Боже. Надеюсь, у него не произошло никакого эпизода, пока он обедал со своим другом из колледжа.

Я обворачиваю тело халатом, завязывая пояс на талии, и спускаюсь по лестнице.

– Что с ним случилось?

Бастьен сидит на третьей ступеньке снизу, предплечьями опираясь на бедра.

– Джек Дэниелс случился.

Зачем ему это делать? Даже идиот знает, что смешивание большого количества алкоголя с болезнью, ослабляющей мышцы, принесет неприятности.

– Ты пьян?

– Может быть немного.

– Немного, черт возьми. Да Паскаль в хлам.

Его друг хлопает его по плечу.

– Говорю тебе. Как в старые добрые времена.

Нет, это не просто как в старые добрые времена. Лучше бы этому мудаку убраться отсюда.

– Спасибо, что привез его домой. Дальше я сама.

– Ты беременна. Тебе не кажется, что тебе нужна помощь, чтобы поднять его по лестнице?

Ни за что этот парень не станет помогать Бастьену подниматься по лестнице. В конечном итоге они оба упадут.

– Мы справимся.

Он протягивает руки, защищаясь, как будто я его обидела.

– Хорошо. Как скажешь. Ты здесь босс.

– Позвони мне в следующий раз, когда будешь в городе. Повторим.

Этого не будет, если я что-нибудь с этим сделаю. Я стою над Бастьеном, скрестив руки, ожидая, когда его пьяный приятель уйдет. Я не буду упоминать его болезнь перед его другом или как безответственны его действия, но ему это так с рук не сойдёт.

Бастьен не дает мне времени и говорит:

– Я знаю, о чем ты думаешь, но не злись на меня. Я выпил всего лишь пару стаканчиков. Я не настолько пьян.

– Тогда почему ты сидишь внизу лестницы и нуждаешься в моей помощи, чтобы добраться до своей кровати?

– Виски с колой быстро ударили в голову. Я не ожидал этого. Мое тело немного неустойчиво, но мой разум в основном с ним.

– Тебе тридцать семь лет, Бастьен. Взрослый человек. Я не собираюсь отчитывать тебя. В этом нет смысла. Ты всё равно будешь делать все, что захочешь, независимо от того, что я скажу.

– Неправда.

Я не собираюсь стоять здесь и обсуждать это. Он вряд ли вспомнит, что я скажу.

– Уже поздно, и я устала. Я просто хочу вернуться в кровать.

– Прости. Я не специально тебя разбудил. Я собирался лечь на диване, но Уэсли не переставал кричать. Этот придурок хотел вытащить тебя из постели, чтобы увидеть, что ты именно такая горячая, как я и сказал.

Я была бы польщена этим, если бы не середина ночи.

– Диван – неплохая идея.

Бастьен использует поручень для поддержки, подтягивая себя вверх. Он поднимает одну ногу, а затем другую, проверяя их силу.

– Всё в порядке, я поднимусь сам.

Он может говорить что угодно, но я не позволю ему подниматься по лестнице одному.

– Я не разделяю этого мнения и не хочу выяснять, кто из нас прав.

Я знаю, что он хочет отложить это как можно дольше, но скоро он будет вынужден переместить свою спальню вниз.

– Я пойду возьму подушку и одеяло. Ты сегодня спишь на диване.

Он не спорит. Вероятно, потому что он пьянее, чем он готов признать, и менее чем уверен, что доберется до конца лестницы.

Когда я возвращаюсь, Бастьен сидит на диване, сняв рубашку и брюки, руки на голове.

– Голова уже болит?

– Нет. Просто думаю.

– О чем?

Он забирает у меня подушку и одеяло и бросает их на пол. Он сжимает переднюю часть моего халата и ночной рубашки, притягивая меня ближе, так что я становлюсь между его ног.

– О тебе. Обо мне. Нас.

Он прижимает лоб к моему животу.

– Я так по тебе скучаю, Роза. Ты даже представить не можешь как.

Он неправ. Ой как неправ. Я закрываю глаза и тону в его прикосновении. Проскальзываю пальцами в его волосы и сжимаю их.

– Я знаю, как сильно я скучала по тебе. И это больно. Так что я с трудом могу дышать.

Его руки хватаются за мои бедра под ночной рубашкой и медленно двигаются вверх, пока его ладони не сжимают мою попу. Я в кольце его рук, и мне не хочется бежать. Мне хочется остаться здесь навсегда. Его пальцы скользят под резинку трусиков и сжимаю ткань.

– Я так устал скучать по тебе.

Я поднимаю его голову вверх.

– Ты не должен скучать по мне. Я здесь. Я никогда не покидала тебя, ни на минуту.

– Ты мне нужна, Роза. Ты мне так сильно нужна.

– Ты можешь взять меня. Я твоя. Всегда.

Я развязываю пояс халата и стягиваю его с плеч, позволяя ему упасть на пол.

– Я люблю тебя, Баш. Это никогда не изменится.

– Я тоже люблю тебя, малышка.

Он стягивает мои трусики вниз по ногам, пока они не присоединяются к моему халату на полу. За ними следует ночная рубашка, и вот я стою перед ним абсолютно голая. Он сжимает мои бедра и целует мой живот.

– Я так давно хотел это сделать.

– Ты – единственное, что стоит на пути.

Он притягивает меня к себе ближе.

Я встаю коленями на диван, чтобы оседлать его. Мы не были так близки уже несколько месяцев. Я жажду почувствовать, как его кожа прижимается к моей. Быть так близко только заставляет меня хотеть быть еще ближе. Чтобы стать одним целым.

Именно по этой причине я осталась. Надеялась. Вейл была права. Ему просто нужно время, чтобы разобраться в своих мыслях и приоритетах. Теперь он видит, что он потеряет, не будучи частью нашей жизни. Я прохожусь пальцами по поясу его боксерских трусов.

– Сними их.

Мое тело двигается вместе с ним, когда он поднимается и опускается на диван.

– Не навредит ребенку?

Я качаю головой.

– Нет. Все нормально.

И тогда между нами ничего не остается. Мы становимся единым целым. Нет ни начала, ни конца.

Бастьен целует между грудями, а затем лижет.

– Ты соленая на вкус.

Я хихикаю.

– Раньше была сладкой.

Он снова облизывает мою кожу, заставляя смеяться.

– Ты по-прежнему сладкая и пряная на вкус. Отличное сочетание.

Я обхватываю его шею руками и сжимаю.

– Мне так приятно снова оказаться в твоих объятиях.

– Может ты и не была в моих объятьях, малышка, но ты всегда была в моем сердце.

Он сжимает мою спину так, что мой живот давит на его. Он отпускает меня и смотрит вниз между нами, касаясь моего животика.

– Наш сын растет.

Мне нравится, когда он говорит "наш сын".

– Ложись на диван. Я хочу провести небольшое исследование.

Я ложусь на спину. Он прижимает ладонь к центру моей груди и медленно спускает ее вниз, останавливаясь между моими грудями.

– Они стали больше.

Стоит ему только дотронуться, как мои соски становятся твердыми.

– Больше и чувствительнее.

– Раньше они были великолепны, но и эта версия мне нравится. Очень.

– Уверена, так и есть.

Бастьен не скрывает. Он любит мои сиськи. Его рука опускается ниже над моим животом, и он наклоняется, чтобы поцеловать его.

– Привет, Гас. Это твой отец. Там все в порядке?

О. Боже. Слышать, как он разговаривает с Гасом, заставляет мое сердце таять. Ощеломляюще. Он потирает руку в круговом движении вокруг моего животика.

– Я поверить не могу, что внутри тебя растет часть меня. Это нереально.

– Для меня это тоже было нереальным. Пока я не почувствовала, как он толкается.

Бастьен поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.

– Ты уже чувствуешь, как он толкается?

– Да. Уже месяц. Может дольше. Он еще маленький, так что делает это несильно, но он дает мне знать, что он там.

– Ты ничего об этом не говорила.

– Мы почти ничего не говорили друг другу в течение нескольких недель.

Когда он поднимает глаза, чтобы посмотреть на меня, я знаю, что он понимает всю правоту моего заявления.

Он прижимает лоб к моему животу.

– Боже. Все это так запутано.

– Этого не должно быть.

– Я не могу стать лучше.

– Я не знаю, как вбить тебе в голову, что твоя болезнь не имеет значения для меня. Я люблю тебя, есть у тебя дегенеративное мышечное расстройство или нет. Прикован ли ты к инвалидному креслу или нет. Прикован к постели или нет. Мне все равно, пока у меня есть ты.

Он поднимает голову, качая ею.

– И я не знаю, как заставить тебя понять, что это имеет значение для меня. Прогноз, который мне дали – не такой жизни я хочу.

– У тебя скоро появится сын. Ему нужен отец. Мне нужен его отец. Я не хочу делать это в одиночку.

Я была сама по себе. Но я больше не хочу этого. Даже с Вейл, чтобы помочь с Гасом, мысль о воспитании ребенка без Бастьена ужасает.

– О тебе всегда будут заботиться. Даже после того, как я уйду, тебе не придется беспокоиться.

Он снова целует мой живот.

– Мне нужно знать, что ты скажешь моему сыну, как сильно я его любил.

Он действительно только что сказал мне это? Что здесь происходит? Кажется, что маятник качнулся в одну сторону, и теперь он снова качается назад.

– Нет. Я не буду этого делать, – я качаю головой. – Тебе придется сказать ему самому.

Я отталкиваю Бастьена, встаю с дивана и наклоняюсь вниз, чтобы забрать свою одежду с пола.

– В самом деле? Мы снова вернулись в это место?

– Мы никогда не были в этом месте. Почему ты думаешь иначе?

– Как насчет того, что ты сказал мне, что ты устал скучать по мне. Что нуждаешься во мне. Целовал мой живот и разговаривал с Гасом. Говорил, что ты так давно этого хочешь. Ты не думаешь, что это заставило меня поверить, что что-то изменилось?

– Все, что я сказал, правда, но это не значит, что я изменил свой план. Я все еще переживаю из-за этого.

Он протягивает мне руку, но я отхожу от него.

– Клянусь, я не хотел вводить тебя в заблуждение, чтобы ты думала иначе.

Я серьезно люблю этого человека, но сейчас он мне противен. Как, черт возьми, он думал, что может заниматься со мной любовью, не заставляя меня поверить в то, что что-то изменилось? Как может один человек быть таким невероятно экстраординарным и одновременно эгоистичным?

Он не собирается меняться. Не для меня. Не для сына. Какого черта я все еще здесь делаю? Я должна была уйти несколько недель назад.

– Мы с Гасом никогда не будем достаточной причиной для тебя, чтобы держаться до конца и попытаться. Я понимаю это сейчас.

Это трудно признать, но всё это бесполезно.

– Мне жаль, что я продолжаю причинять тебе боль. Клянусь, я не хотел этого делать.

Я надеваю трусики.

– Я знала, что будет нелегко. Но в конце концов, это того стоило. Мы бы того стоили.

Я одеваю ночную рубашку.

– Это был последний раз. Я больше не буду умолять тебя остаться.

Он хватает меня за запястье.

– Я не хочу, чтобы ты так поступала.

– У меня разбито сердце, Баш, – я вырываю свое запястье из его хватки. – Ты не оставил мне выбора. У меня нет другого выхода.

Глава 26

Бастьен Паскаль

Роза не разговаривала со мной два дня. Я все думаю и надеюсь, что она придет и скажет что-нибудь. Что угодно. Но в итоге ничего. Я иду на кухню, она уходит. Я стучусь в дверь ее спальни, она не отвечает. Я вижу ее в гостиной за работой, она поворачивается и идет в противоположном направлении. Сказать, что я рад видеть ее в дверном проеме моей спальни, это ничего не сказать.

– Роза.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Конечно. Входи.

Я пододвигаюсь, предоставляя ей место на кровати рядом со мной, как я всегда делал. Отчаянно надеясь, что она придет ко мне. Снова держать ее в своих объятьях. Быть внутри женщины, которую я люблю. Все напоминает о том, как сильно я скучаю по ней. Вот где она должна быть. Она качает головой.

– Я могу сделать это и отсюда.

Дерьмо.

– Я много думала о наших отношениях с тех пор, как мы были вместе той ночью. Я приняла несколько важных решений, о которых должна тебе рассказать.

Приняла важные решения. Эти слова пугают меня.

– Хорошо.

– Пришло время мне уйти.

Вот оно что. То, чего я так боялся услышать от нее.

– Нет. Ты не уйдешь.

– Я осталась, потому что думала, что смогу заставить тебя передумать. Теперь я вижу, как ошибалась.

– Я не готов тебя отпустить.

– И я не готова к тому, что ты умрешь. Но это не изменило твоего мнения. Всё было напрасно, Баш. Я любила тебя, но я больше не могу поддерживать пламя надежды. Ты принял решение. Я люблю тебя, но я решила, что пора расстаться.

– Я мог бы сказать, что заплатил два миллиона долларов, чтобы ты была здесь со мной тридцать шесть месяцев или пока я не решу, когда ты уйдешь.

Дерьмово это признавать, но я хватаюсь за соломинку.

– Ты мог бы, но это не помешает нам уйти, – она кладет руку на живот. – Я почти на шестом месяце беременности. Мне нужно сделать детскую и подготовить дом для Гаса. Я не могу сделать этого здесь.

– Мы могли бы сделать из гостевой комнаты рядом с твоей спальней детскую. Ты можешь делать с ней всё, что пожелаешь. Черт, ты можешь сделать её смежной, если хочешь. Завтра я позвоню Мишель, и она сделает это через несколько дней.

– А какой смысл? Превратить гостевую комнату в детскую означает, что Гас войдет в этот дом. Контакт с ним будет неизбежен. Ты сказал мне, что это не то, чего ты хочешь. Что изменилось?

Я не могу видеть его. Я не могу слышать его. Если я вернусь, пути назад не будет.

– Ничего.

– Тогда решение принято. Завтра я уеду, и я не вернусь к тебе работать.

Если она вот так уйдет, я никогда ее не увижу. Наверное, больше никогда.

Я потерял родителей и брата, но ничто не сравнится с этой мучительной болью в груди. Но мне больше некого винить, кроме себя.

– Где ты собираешься жить?

– Вейл сказала, что я могу вернуться в свою старую комнату, пока не найду квартиру.

У нее есть план. Она действительно уходит.

– Ты убиваешь меня, Роза.

Она слегка улыбается, но ее глаза говорят мне, что она не уверена смеяться ей или плакать.

– Ты убиваешь себя. Буквально.

– Ты должна знать, что все это не то, чего я хочу. Ты не представляешь, как это решение разрывает меня на части. Я хочу тебя. Я хочу нашего сына. Я хочу жить долго и счастливо. Но на этом наша история не заканчивается.

– Каждый из нас пишет свою историю, Бастьен. Ты выбрал трагедию.      Поверь мне. Я знаю это. Моя жизнь была такой несколько лет назад. Я не вернусь туда и не втяну своего сына в такую агонию. Так что продолжай жить своей трагедией.

Она делает то, что я никогда не хотел бы видеть. Она снимает кольцо с безыменного пальца. Она отпускает меня. Разрывает наши отношения.

– Твоя трагедия – это полностью твой выбор. Но ты делаешь это без нас с Гасом.

Это последнее, что она говорит перед тем, как выйти из моей спальни. И моей жизни. Это окончательно. Как те последние слова в заключении истории. Конец.

***

Я не спал всю ночь, думая над словами Розы. Она права. Я решил пережить трагедию, когда у меня могла быть эпическая история любви. Может быть не с таким концом, которым бы я хотел, но разве это не то, что сделало бы нашу историю такой замечательной? Мы использовали время, которое у нас было, и выжали из него максимум? Я не хочу переживать эту трагедию. Я хочу историю любви с Розой.

– Баш!

Я слышу, как Роза кричит мое имя, срочность в ее голосе заставляет мое сердце бешено стучать. Я выпрыгиваю из кровати, мчусь по коридору, мои мышцы горят и перегружены, такого я не чувствовал на протяжении нескольких месяцев. Как будто у меня нет дегенеративной болезни мышц, медленно разрушающей мое тело. Я включаю свет и вижу, как Роза держится за живот.

– Что-то не так. Мне тяжело. Трудно расслабиться, но при этом не сильно болит. Мне нужно позвонить доктору.

– Хорошо.

Я снимаю ее телефон с зарядного устройства на тумбочке.

– Его номер в твоих контактах?

– Да. Доктор Рейнольдс.

– Кажется, из меня что-то выходит.

Вы никогда не захотите услышать, как беременная женщина говорит это. У меня подкашиваются колени, когда я вижу огромное темно-красное пятно на постельном белье под ней.

– Баш, у меня идет кровь.

У нее не просто идет кровь. У нее кровотечение.

– Мы не будем тратить время на вызов врача. Ты едешь в больницу прямо сейчас.

Роза стонет, когда я вытаскиваю ее из кровати.

– О, это больно.

– Прости, малышка. Мне очень жаль.

Я спускаюсь по лестнице с ней, молясь с каждым шагом, чтобы мои руки и ноги не подвели, и мы не упали вниз по лестнице. Даже почти на шестом месяце беременности она все еще такая легкая.

Я сажу ее на пассажирское сиденье и откидываю его вниз, прежде чем пристегнуть ремень безопасности.

– Я теряю его, не так ли?

– Я так не думаю.

Я ненавижу лгать ей. Я боюсь, что она сможет увидеть тревогу в моих глазах. Услышать это в моем голосе. Но трудно не подозревать, что возможен риск выкидыша, потеряв столько крови.

– Да. Я знаю, что да.

Ее голос едва ли больше, чем рыдание.

– Эй, Гас. Это Паскаль. Он крутой маленький каджунский боец.

Она стонет и хватается за живот, когда я поворачиваю слишком резко.

– Мне очень жаль. Я просто хочу добраться как можно быстрей.

– Дело не в тебе. Боль усиливается сама по себе, двигаюсь я или нет.

Наконец появляются яркие огни больницы. Она тянется за ручкой на двери, когда машина останавливается у входа в женскую больницу.

– Оставайся на месте. Я пойду найду кого-нибудь.

Я возвращаюсь с тремя работниками больницы и передаю Розу на их попечение.

– Припаркуете машину, пройдете в приемную, дальше вам скажут, куда идти.

Персонал из четырех человек, включая ее гинеколога, окружает Розу, когда меня проводят в смотровую. Каждый выполняет свою задачу.      Ультразвук. Капельница. Забор крови.      История болезни. Много разговоров происходит одновременно.

– У вас отслойка плаценты. Это означает, что плацента ребенка отслаивается от матки. Это источник кровотечения и боли. Отслойка является неотложной медицинской помощью, когда ребенок жизнеспособен. Жизнеспособностью считается двадцать четыре недели. Вы находитесь в трех днях от этого момента, если ваша дата зачатия верна.

Значит ли это, что ребенку осталось не так много времени жить?

– Вероятность тридцать процентов, что ваш ребенок выживет после родов в этот момент, но не без серьезных осложнений. Мы можем ничего не делать, пока вы не придете в норму, и пусть природа берет свое. Или мы можем действовать быстро и сделать все возможное, чтобы спасти ребенка, несмотря на долгий путь, который у него будет. Нет правильного или неправильного решения.

Нам нужно больше информации, чтобы принять это решение.

– Если он выживет, о каких осложнениях идет речь?

– Только у около тринадцати процентов таких младенцев нет долгосрочных физических и умственных проблем. Остальной процент подвержен инвалидности, которая может варьироваться от легкой до тяжелой. Это и трудности с дыханием, слухом, зрением, контролем мышц. Некоторые никогда не смогут ходить. У них может быть очень низкий IQ. Многие могут остаться глухими или слепыми.

Роза смотрит на меня, слезы катятся по уголкам ее глаз к волосам, а не по щекам. Я протягиваю руку и вытираю их.

– Скажи мне, чего ты хочешь, малышка.

– Сделать для него все возможное.

Если он выживет, Гас может стать инвалидом. Не уверен, что попытка спасти его – лучшее решение. Но как мне сказать об этом Розе?

– Я люблю Гаса. Я бы отдал свою жизнь за него в одно мгновение. Я хочу, чтобы он жил...но не для того, чтобы он страдал. Я не хочу этого для него. И думаю ты тоже.

– Я не вынесу, если он умрет, потому что мы не попытались сделать всё, чтобы спасти его. Я никогда не прощу себя, Баш.

– Я понимаю, но его шансы на выживание без физических и умственных трудностей очень низки. У него могут быть очень серьезные осложнения.

Роза снова не желает ничего видеть и слышать. Она и думать не хочет, что отпустить его может быть более гуманным, чем продлить его жизнь.

– Мне не нужно, чтобы он был совершенным. Мне просто нужно, чтобы он был жив. И со мной. Это не отличается от того, как я отношусь к тебе.

Доктор все еще стоит у кровати Розы.

– Мне жаль торопить вас, но у нас не так много времени на принятие решения.

Суровая реальность нашей ситуации поражает меня, не имеет значения, что мы решим. Мы с Розой сегодня можем потерять Гаса. Внезапно все проблемы, с которыми мы столкнулись, добираясь до этого места, кажутся такими незначительными. Боже, пожалуйста, позаботься о Розе и нашем ребенке. Пожалуйста, не забирай нашего малыша, пока у него не появился шанс жить.

Роза права. Мы должны дать ему шанс выжить.

– Она хочет сделать все возможное для нашего сына, так что мы это сделаем.

– Хорошо. Давайте подготовим её и преступим к операции.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в макушку, и она обхватывает меня руками.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

– Мне очень жаль, – её голос дрожит.

– Я не знал, что что-то не так.

– Это не твоя вина. Ты ничего не сделал, чтобы вызвать это.

Если кто и виноват, так это я. Я причинил Розе столько боли, стресса и тоски.

Я отхожу, уступая место медсестрам. Этого слишком много, чтобы принять, видя так много вещей, которые с ней делают одновременно. А я ничего не могу сделать. Я беспомощен. Все, что я могу делать, это сидеть и смотреть, надеясь, что эти люди знают, что они делают. Медсестры кружатся вокруг нее, и в течение нескольких минут я наблюдаю, как они везут ее на операцию. Я иду рядом с ней, держа ее за руку.

– В следующий раз, когда я увижу тебя, ты будешь отцом.

Ты станешь отцом. В это трудно поверить.

– А ты будешь матерью.

Ее рука дрожит в моей. Она так напугана. Мне нужно успокоить ее.

– С ним все будет в порядке. С тобой все будет хорошо. С нами все будет в порядке. Счастливая жизнь.      Счастливая семья. Вот кем мы собираемся стать.

Движение замедляется по мере приближения к двери в хирургический блок.

– Дальше вам нельзя, сэр.

– Хорошо.

Я наклоняюсь и целую ее руку, прежде чем отпустить ее.

– Я так сильно тебя люблю.

– Я тоже люблю тебя.

Я стою в коридоре, онемевший, наблюдаю за тем, как мой мир, мою жизнь, мою любовь завозят в операционную.

– Мистер Миддлтон. С вами есть кто-то из родственников?

Мистер Миддлтон.      Ирония. В этот момент я был связан с Розой, а не наоборот, как было много раз прежде. В любом случае, мы всегда будем вместе. У нее будет моя фамилия. Скоро.

– Пока нет, но она уже в пути.

Слава Богу, мне хватило ума позвонить Вейл, пока я парковал машину. Поверить не могу, как быстро все произошло.

Меня проводят в небольшую комнату ожидания с полдюжиной стульев, чтобы дождаться новостей о Розе и Гасе. Сидя один, мысль о том, чтобы провести остаток своей жизни без них, поглощает меня до такой степени, что мою грудь стягивает, и я не могу дышать. Я чувствую облегчение, когда дверь открывается, и входит Вейл.

– Боже. Что случилось?

– Они делают экстренное кесарево сечение.

– Что случилось с ребенком?

Я пытаюсь вспомнить, что сказал доктор. Все как в тумане.

– Роза истекала кровью. Доктор кажется сказал, что плацента отслаивается от матки или что-то в этом роде.

– О, черт. Звучит серьезно.

– Он умирал, Вейл. И несмотря на то, что они делают все возможное, чтобы спасти его, он все еще может умереть.

Сказав это, я понимаю всю серьезность потери Гаса. И мне так стыдно, что я не осознавал ценности его жизни с того самого момента, как она сказала мне, что беременна.

– Мы не можем потерять его.

– Ты не потеряешь его. Доктор Рейнольдс сделает все, что в его силах, чтобы ваш ребенок выжил.

Мы с Вейл сидим в тишине и ждем. Мои нервы на пределе, я вскакиваю со своего места, когда открывается дверь комнаты ожидания. Заходит неонатолог, который наблюдает Гаса.

– Ваш сын очень маленький, но это было ожидаемо.

– Он жив?

– Он держится. Как вы решили его назвать?

– Гас.

– Гас. Мне нравится, – она записывает в блокноте и возвращает его в карман. – Мы отвезли Гаса в отделение интенсивной терапии для новорожденных. Первое, что мы сделаем, это стабилизируем его и сделаем рентген. После этого мы разрешим вам и его маме встретиться с ним. Обычно это занимает несколько часов, но мы дадим знать медсестре, когда вы сможете прийти. После я расскажу вам больше о его прогнозе.

– Большое вам спасибо.

Мой сын выжил. Я стал отцом.

Вейл обхватывает меня руками.

– Поздравляю, папочка.

Папочка. Не думал я, что меня кто-нибудь так назовет. Поверить не могу, как мне нравится это слышать. Я был так неправ во всем. И так упрям. Мне стыдно за то, как я обращался с Розой и Гасом, как будто они не самые важные люди в мире.

Дерьмо. Мне так много нужно наверстать с ними обоими. Роза была права. Каждый из нас пишет свою историю, и я могу выбрать другую концовку. Я выбираю жить дальше. Для Розы и Гаса. Моя любовь.      Мой сын. Выбора нет. Больше нет. Они мои.

***

– Мой живот горит. В огне. И мне нужно, чтобы меня стошнило.

Я тут же стою рядом с Розой с пластиковым тазом.

– Поверни голову. Здесь этого делать не нужно.

У нее сухой рвотный позыв, но ничего не выходит.

– Боже.      Мой живот. Такое чувство, что он разорвется.

– Медсестра сказала, что ты должна держать подушку над разрезом, когда кашляешь или напрягаешься.

Ее глаза трепещут.

– Гас?

– Он здесь. Они еще не разрешили мне увидеться с ним, но доктор сказал мне, что они скажут, когда мы сможем увидеть его.

– Он жив, – всхлипывает она. – Я была так напугана, что думала, когла я проснусь после операции, мне скажут, что он не выжил.

Я представить себе не могу, каково это спать под общим наркозом, не зная, что произойдет с твоим ребенком, и проснуться, все еще не зная.

– Он сделал это, детка. Он – Паскаль.

Ее глаза закрываются, но она улыбается.

– Наш маленький каджунский Боец.

Ее глаза снова трепещут. Она на успокоительных.

– Насколько маленький?

– Я не знаю. Она мне ничего не сказала.

– Главное, он живой. Вот что имеет значение. Со временем он вырастет.

Я хочу сказать Розе, как мне жаль. Как я сожалею о том, как я обращался с ней и Гасом, но ей больно. Она может даже не вспомнить этот разговор завтра. Сейчас неподходящее время. Роза, наконец, получает облегчение от лекарства и расслабляется достаточно, чтобы задремать. Что делаю и я. Это была долгая ночь. Когда я снова открываю глаза, медсестра трясет меня за руку.

– Вы и мисс Миддлтон можете увидеть вашего ребенка.

Сон как рукой снимает.

– Роза.

Она медленнее меня просыпается.

– Роза. Мы можем увидеть Гаса.

– Гас? Мы можем увидеть его?

– Да. Пора встретиться с нашим малышом.

***

Наш сын крошечный, всего лишь фунт и одна унция. Персонал говорит, что он, вероятно, похудеет, прежде чем наберет в весе. Он будет меньше фунта. Это ужасающая мысль. Его тело уже настолько маленькое и хрупкое, что может легко поместиться в ладони. Но он остался в живых. И он наш.

Наш мальчик был в нашей жизни два дня. Всего сорок восемь часов, а мое сердце переполняет любовь и привязанность к нему. Растущая привязанность непохожа на все, что я когда-либо испытывал. Я не знал, что человек может стать всем твоим миром за такое короткое время. "Мне не нужно, чтобы ты был идеальным. Мне просто нужно, чтобы ты был жив. И со мной". Слова Розы. Они наконец-то обрели смысл.

Гас заслуживает всего самого лучшего в жизни. Включая родителей, которые растят его вместе. И это я гарантирую. Это большая честь для меня.

– Завтра тебя выписывают.

– Я пришла в больницу с ребенком в животе, и ухожу без него, не держа его в своих руках. Все в этом неправильно.

Я притягиваю ее в свои объятия, целую ее макушку с извинениями и словами любви, которых я еще не произносил. Я представить не могу, каково это носить нашего ребенка так долго, а потом уходить без него.

– Мы будем приходить каждый день, Роза. Я обещаю. Вместе. Мы будем здесь вместе.

– Спасибо тебе.

У нее нет причин благодарить меня, моя прекрасная упрямая женщина.

– Это я должен благодарить тебя. Ты подарила мне ребенка. Вынашивала его. Держала его в безопасности.

Мне плохо, когда я вспоминаю, как говорил Розе сделать аборт.

– Я был неправ. Пожалуйста, прости меня. Она смотрит на меня, и любовь в ее глазах – это моя погибель.

– Все это закончилось. Всё осталось в прошлом.

– Ты так быстро прощаешь все то, как плохо я обращался с тобой.

Такое чувство, что я должен быть наказан за все то, что я совершил относительно Розы и Гаса. Как я мог подумать, что смогу жить без них?

– Зачем цепляться за это?

– Я чувствую себя виноватым. Эгоист. Трус.

Гас – невинный ребенок, с которым я хотел покончить, потому что его существование не вписывалось в мой план. Роза была права.

– Тогда я не мог понять, как сильно я буду любить его.

– Для меня было немного странно, когда он был внутри меня. Я чувствовала его. Я знала, что он был там, но ты разорвал с ним связь так рано, что тебе пришлось увидеть его, чтобы узнать.

Не думаю, что когда-нибудь прощу себя за это. Единственное, что я могу сделать, это попытаться компенсировать это. Быть рядом с ним и Розой в каждый момент этого долгого, трудного пути, который нас ждет впереди.

– Мы не обсуждали твои условия проживания с тех пор, как ты сказала, что уезжаешь.

– С Гасом столько всего происходит, что я не особо об этом думала.

– Я думал и хочу, чтобы ты вернулась домой со мной. Это единственное место, где тебе место. И когда Гаса выпишут из больницы, он тоже приедет к нам домой. Я хочу вырастить его там.       Вместе. Он будет нуждаться в нас обоих.

Она ничего не говорит. И не реагирует.

– Как ты к этому относишься?

– Ты знаешь, что это все, чего я когда-либо хотела. Быть с тобой и растить нашего сына вместе.

Сначала мы были спутниками. Потом лучшими друзьями и любовниками. Но сейчас? Сейчас мы родители. И я все еще хочу намного больше с Розой.

Я хочу, чтобы она стала моей женой. На бумаге в дополнение к моему сердцу. Моя миссис Паскаль. Я готов посвятить себя нашей совместной жизни. Нашему будущему. Она заслуживает идеальное кольцо в идеальный вечер с идеальным предложением. И это то, что я собираюсь дать ей.

Эпилог

Бастьен Паскаль

– Гас. Садись, сынок, пока не упал.

Я обхватываю его животик рукой, но у меня слабая хватка. Нет худшей комбинации, когда ты держишь энергичного двух с половиной-летнего ребенка. Поверить не могу, как он изменился с крошечного новорожденного. Проблемы с легкими. Незначительное мозговое кровотечение. В то время это не казалось таким незначительным. Внезапная остановка дыхания во сне. Желудочно-кишечные проблемы. Несмотря на бесчисленные осложнения в начале своей жизни, он увернулся от множества пуль.

Неважно, с какими долгосрочными препятствиями он столкнется в будущем, мы любим его таким, каким он есть. Он так похож на меня в детстве. Драчливый. Шумный. Непослушный. Этот ребенок активен всё время. Не бывает ни минуты, когда я не боюсь, что мои руки выдадут, и я  не поймаю его. Я боюсь причинить ему вред.

– Вниз, папочка.

Я благодарен каждый раз, когда мой сын говорит это, но я не уверен, что когда-нибудь буду чувствовать себя достойным называться его папой. Как я мог говорить Розе, что я не хотел его?