Текст книги "Небесный полководец"
Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин
Соавторы: Гарри Гаррисон,Майкл Джон Муркок,Джон Кейт (Кит) Лаумер,Реджинальд Бретнор,Хоси Синъити,Поль Андреотта
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)
КАПИТАН КОРЖЕНЕВСКИЙ
Демпси вел паромобиль на огромной скорости, и я не мог не восхищаться мастерством, с которым он управлял своим старым «морганом». В Кройдон мы прибыли через полчаса.
Куда ни кинь взгляд, все говорило о том, что это не просто город, а огромный аэропарк: большинство гостиниц носило названия знаменитых воздушных кораблей, на улицах нам то и дело встречались аэронавты из разных стран. Кройдон был шумным, суетным – очень похожим на портовые города моей эпохи. (Наверное, я должен говорить обо всем этом в будущем времени – «Кройдон станет похож…» и так далее, но это нелегко, ведь грядущее осталось в моем прошлом).
Демпси въехал во двор небольшой гостиницы на одной из задних улочек. Гостиница называлась «Приют воздухоплавателей» и в давние времена была, очевидно, конюшней при постоялом дворе. Нет нужды говорить, что находилась она в старом районе города и резко контрастировала со сверкающими стеклом и сталью высотными зданиями, которыми в основном был застроен Кройдон.
Мой спутник провел меня через большую гостиную, где отдыхали пожилые аэронавты, предпочитающие атмосферу «Приюта воздухоплавателей» стерильному воздуху современных отелей. Мы поднялись по лестнице и прошли до конца коридора – к торцевой двери. Демпси постучал.
– Капитан!.. Сэр, можно к вам?
Я был удивлен почтительным тоном Демпси.
– Входите.
Мы оказались в уютном однокомнатном номере. Огонь, разожженный не столько для тепла, сколько для освещения, сверкал на каминной решетке. В глубоком кресле сидел пожилой – лет шестидесяти – человек с бородой, подстриженной в имперском стиле, и прической под стать бороде. Над резко очерченным ртом нависал огромный, похожий на клюв нос; водянисто-голубые глаза смотрели твердо и проницательно. Поднявшись на ноги, старик оказался сравнительно небольшого роста, но ладно скроенным.
– Капитан Корженевский, лейтенант Бастейбл, – представил нас Демпси.
Мы обменялись рукопожатиями. Ладонь капитана была сухой и крепкой.
– Здравствуйте, лейтенант. – Говорил он с сильным акцентом, но слова произносил четко. – Рад встрече.
– Здравствуйте, сэр. Лучше говорите мне просто «мистер». Сегодня я подал в отставку. Ушел из СВП. Теперь я обыкновенный штатский.
Улыбнувшись, Корженевский подошел к массивному дубовому бару.
– Итак… мистер Бастейбл, что вам налить?
– Виски, если не возражаете.
– Добро. А вам, юноша?
– Я вижу у вас там «шабли»[4]4
Шабли – белое бургундское вино.
[Закрыть]… Стаканчик, с вашего разрешения.
– Добро.
Корженевский был одет в толстый белый свитер под горло и темно-синие брюки от формы офицера гражданского воздушного флота. Над письменным столом висел китель с капитанскими знаками различия и помятая фуражка.
– Сэр, я передал ваше предложение мистеру Бастейблу, – сообщил Демпси, беря бокал. – Вот почему мы здесь.
Корженевский задумчиво приложил палец к губам и посмотрел на меня.
– Несомненно… – пробормотал он. – Несомненно… – Передав мне бокал, он вернулся к бару и, налив себе совсем чуть-чуть виски, щедро разбавил его содовой. – Видите ли, мне позарез нужен второй помощник. Я мог бы взять человека, у которого хватит опыта, да вот беда – среди англичан такого не найти, а иностранца брать не хочу. А о вас я читал. Вы несколько вспыльчивы, да?
Я отрицательно покачал головой. Мне захотелось быть полезным Корженевскому, поскольку в первую же минуту я почувствовал симпатию к этому человеку.
– Не всегда, сэр. Это были… м-м… особые обстоятельства.
– Я так и думал. До недавнего времени у меня был второй помощник – парень по фамилии Марло. Он попал в переделку под Макао.
Нахмурившись, капитан взял со стола коробку «шерут», начиненных черным табаком, и предложил нам. Демпси, усмехнувшись, отказался – в отличие от меня. Корженевский пристально смотрел мне в глаза – казалось, взгляд его проникает в самую душу. Все движения капитана были неторопливы и рассчитаны, говорил он несколько тяжеловесно.
– Вас нашли в Гималаях. Полная потеря памяти. Потом вы служили в аэрополиции. Подрались с пассажиром на «Лох-Итайве», здорово его покалечили, потому что потеряли голову… Пассажир был несносен, а?
– Да, сэр. – На вкус сигара оказалась неожиданно мягкой и сладковатой.
– Насколько я знаю, он не желал сесть рядом с какими-то индийцами?
– Среди всего прочего, сэр.
– Понимаю. – Корженевский бросил на меня пронзительный взгляд.
– Сэр, Эган повинен и в том, что наш шкипер сломал ногу, – добавил я. – Иными словами, старик надолго прикован к постели. Он этого не вынесет.
Корженевский кивнул.
– Знаю, каково ему. Я давно с ним знаком. Отличный авиатор. Значит, ваш проступок состоит в излишней верности?.. Что ж, в некоторых обстоятельствах это очень серьезное преступление, не правда ли?
В его словах, казалось, был скрытый смысл.
– Полагаю, да, сэр.
– Добро.
– Мне кажется, сэр, – вставил Демпси, – это наш человек – по характеру, во всяком случае.
Корженевский поднял руку, призывая юношу к молчанию, потом отвернулся и некоторое время в глубокой задумчивости смотрел на огонь.
– Я – поляк, мистер Бастейбл, – наконец сказал он. – Живу в Брайтоне, но родился в Польше. Если б я вернулся на родину, меня бы тут же расстреляли. И знаете, почему?
– Почему, сэр?
Корженевский улыбнулся и развел руками.
– Потому что я поляк.
– Сэр, вы изгнанник? Русские?
– Именно. Русские. Польша – часть их империи. Я чувствовал, что это несправедливо, что народы должны сами решать свою судьбу. Я так и заявил… много лет назад. Меня услышали и изгнали. Вот почему я пошел служить на британский торговый флот. Потому что я – патриот Польши.
Недоумевая, зачем он все это рассказывает, я чувствовал, что тому есть веская причина, и слушал внимательно. Капитан повернулся ко мне.
– Как видите, мистер Бастейбл, оба мы – отверженные. Не по своей вине, а по воле рока
– Понимаю, сэр. – Я все еще пребывал в замешательстве, но не произнес больше ни слова.
– Я – хозяин своего судна, – сказал капитан. – Это небольшой, но хороший корабль. С виду он, правда, не ахти… Хотите стать членом его команды?
– Почту за честь, сэр. Я вам очень признателен…
– Пустое, мистер Бастейбл. Мне нужен второй помощник, вам нужна работа. Жалованье невелико – пять фунтов в месяц, зато полное довольствие.
– Благодарю, сэр.
– Добро.
Я никак не мог понять, что связывает молодого щеголя и старого шкипера. По всей видимости, они были хорошо знакомы друг с другом.
– Ночь можете провести в этой гостинице, если вас устроит, – продолжал капитан, – а завтра приходите в аэропарк. В восемь часов, идет?
– Да, сэр.
– Добро.
Я взял свою сумку и выжидательно посмотрел на Демпси. Тот бросил взгляд на капитана, улыбнулся и похлопал меня по плечу.
– Устраивайтесь, а я попозже к вам загляну. Надо обсудить с капитаном кое-какие вопросы.
По-прежнему недоумевая, я попрощался с моим новым начальником и вышел. Закрывая за собой дверь, услышал голос Демпси:
– Так вот, что касается пассажиров…
На следующее утро, сев в омнибус, я отправился в аэропарк. Жизнь там била ключом. Прибывали и отправлялись в рейс воздушные суда, похожие на исполинских пчел, вьющихся вокруг исполинского улья. Их корпуса в лучах осеннего солнца отсвечивали золотом, серебром и алебастром. Демпси, перед тем, как покинуть меня прошлым вечером, сообщил название корабля – «Скиталец» (весьма романтично, подумалось мне), а начальство парка уверило, что он пришвартован у мачты номер четырнадцать. Только теперь, в холодном свете дня, мне пришло в голову, что слишком уж поспешно согласился я на эту работу… Однако отступать было поздно. Впрочем, я всегда смогу уйти с корабля, если пойму, что там что-то неладно.
Дойдя до мачты номер четырнадцать, я обнаружил, что она занята громадным русским лайнером, на который поспешно поднимали какой-то огнеопасный груз. Никто вокруг не имел представления, где находится «Скиталец».
Спустя полчаса, проведенных мною в бесплодных поисках, меня направили на другой конец поля – к мачте номер тридцать восемь. Я устало пробирался под огромными корпусами грузовых и пассажирских судов, едва не путаясь в переплетении дрожащих швартовочных канатов, блуждал среди стальных ферм причальных мачт, пока не увидел наконец мачту номер тридцать восемь и мой новый корабль.
Его каркас был покрыт выцветшей матерчатой обшивкой, и все же судно сияло чистотой, точно лайнер первого класса. Ветер с трудом качал его – казалось, оно забито грузом до отказа. Четыре допотопных двигателя размещались снаружи гондол, к которым вели крытые местами переходы, а площадки для осмотра двигателей вообще представляли собой хлипкие, открытые всем ветрам фермы. У меня было чувство, какое, наверное, испытывает моряк, переведенный с океанского лайнера на старый, медлительный пароход. Хотя в мое время воздушный шар казался единственно возможным средством передвижения по воздуху, сейчас я разглядывал «Скитальца» как некий музейный экспонат. Бури сильно потрепали его. Серебряная краска на корпусе облупилась, цифры номера (806), буквы названия и пункта приписки (Лондон) кое-где стерлись. А поскольку иметь хотя бы частично стертые регистрационные данные запрещено, двое аэронавтов, сидя в подвешенной к переднему переходу люльке, черным креозотом подновляли надпись. Корабль казался еще более старым, чем «Лох-Несс», и более примитивным. Я сомневался, что «Скиталец» оснащен такими устройствами, как компьютер, кондиционер и тому подобное – разве что простейшим беспроволочным телефоном – и что из него можно выжать более восьмидесяти миль в час.
Стоя внизу и наблюдая, как корабль медленно поворачивается на канате, а затем, словно нехотя, возвращается в прежнее положение, я ощутил секундное замешательство. Длиной он был около шестисот футов, но каждый дюйм говорил о том, что этой рухляди давно пора на свалку.
Я забрался на мачту, надеясь, что мое опоздание не задерживает отлет, и вошел в «конус ожидания». Отсюда к кораблю вели сходни с канатными перилами, прогнувшиеся и заходившие ходуном, когда я поставил на них ногу. Ни пластиковых стенок, ни крытых переходов, чтобы пассажирам не приходилось смотреть вниз, на землю в сотне футов под ними…
Странное чувство охватило меня. Досада уступила место радости – мне вдруг стала приятна мысль о том, что я буду бороздить небеса на этом старом, потрепанном бродяге воздушных дорог. Была в нем некая изюминка, этакий дух воздушных кораблей-пионеров, о которых частенько вспоминал капитан Хардинг, хотя ничего особенного в конструкции «Скитальца» я не заметил.
На круглой грузовой площадке меня встретил авиатор в грязной фуфайке.
– Вы новенький, сэр? Второй помощник? Капитан ждет вас на мостике. – Он ткнул пальцем в сторону короткого алюминиевого трапа, ведущего к гондолам из центра площадки.
Я поблагодарил авиатора и поднялся. На мостике было пусто – если не считать коренастого человека в поношенном, но тщательно выглаженном мундире капитана торгового флота. Он обернулся. Взгляд его водянисто-голубых глаз был по-прежнему твердым и цепким. Во рту дымилась «шерут», седая имперская бородка воинственно торчала вперед. Он шагнул навстречу и протянул руку.
– Рад видеть вас на борту, мистер Бастейбл.
– Доброе утро, сэр, – ответил я, поставив сумку на палубу. – Прошу извинить за опоздание, но…
– Знаю, знаю. Наш причал отдали этому чертову русскому сухогрузу. Вы не задержали нас – мы все еще подновляем регистрационный номер, да и пассажиры пока не прибыли. – Он указал на ступеньки в задней части мостика. – Ваши «апартаменты» там. Пока вам придется делить каюту с мистером Барри, а в свою переселитесь, как только сойдут пассажиры. Обычно пассажиров с местами немного, хотя на палубе вы встретите людей, летящих аж до Сайгона. Ваша каюта – самая удобная, так что не обессудьте… Договорились?
– Да, сэр.
– Добро.
Я поднял сумку.
– Каюта Барри направо, – сказал Корженевский. – Моя прямо, на носу. Ваша – та, где пока живут пассажиры – налево. По-моему, Барри уже ждет вас. Увидимся через пятнадцать минут, надеюсь, к тому времени мы уже отчалим.
Поднявшись по трапу, я открыл дверь и оказался в небольшом коридоре, из которого вело еще три двери. Стены были исцарапаны, серая краска кое-где облупилась. Я постучал в правую дверь.
– Заходите!
На незаправленной нижней койке в одном белье сидел долговязый, худощавый человек с пышной рыжей шевелюрой и наливал себе щедрую порцию джина. Когда я вошел, он поднял на меня глаза и приветливо кивнул.
– Бастейбл? А я Барри. Хотите выпить? – Он протянул мне бутылку, а затем, словно вспомнив о приличиях, предложил и стакан.
Я улыбнулся.
– Спасибо, но я не пью в такую рань. Моя койка верхняя?
– Боюсь, что да. Конечно, это не совсем то, к чему вы привыкли на «Лох-Итайве», однако…
– Сойдет.
– Форму найдете вон в том шкафу. К счастью, у Марло была примерно ваша фигура Вещи кладите туда же… Я наслышан о вашей потасовке. Вы молодчина. А это проклятое корыто буквально набито недотепами… Порядки тут не очень строгие, но вкалываем до седьмого пота. Зато шкипер – один из лучших.
– Мне он понравился, – заметил я, складывая вещи в шкаф и доставая оттуда измятую форму.
– Один из лучших… – повторил Барри, натягивая брюки и свитер. Допив джин, он заботливо убрал бутылку и стакан. – Ну, кажется, это шаги пассажиров. Встретимся на мостике, когда взлетим.
Он открыл дверь, и я мельком увидел спину одного из пассажиров, входящих в каюту напротив. Женщина. В тяжелом дорожном плаще черного цвета. Вообще-то странно, что Корженевский взял пассажиров – он, как мне показалось, недолюбливает «сухопутных крыс». Но, очевидно, экипаж «Скитальца» не прочь зарабатывать сверх тарифа грузовых перевозок. Жить-то надо.
Через несколько минут я присоединился к капитану и Барри. Первый и второй рулевые уже стояли за штурвалами; в своей тесной клетушке, дожидаясь от диспетчера разрешения на взлет, скрючился связист. Я посмотрел в иллюминатор. Рядом со всеми этими прекрасными кораблями наш «Скиталец» выглядел таким маленьким и жалким, что мне захотелось скорее покинуть кройдонский аэропарк.
Корженевский взял трубку телефона.
– Капитан – мотористам. Полная готовность.
Секундой позже я услышал рокот разогревающихся дизелей. По беспроволочному телефону пришло разрешение с пункта наземного контроля – мы могли взлетать. Капитан перешел на нос, откуда были видны сходни и основной швартовочный канат. Барри занял его место возле телефона. Из люка, ведущего в трюм, показались голова и плечи боцмана.
– Поднять сходни, – скомандовал капитан.
Наклонившись, боцман передал его приказ кому-то внизу. Послышались стук, лязгание, крики.
Спустя несколько секунд боцман доложил:
– Сэр, корабль к отлету готов.
– Отчаливаем. – Капитан расправил плечи и, зажав сигарету в зубах, сунул руки в карманы.
– Внизу, отчаливаем, – сказал Барри в трубку.
Последовал толчок, и корабль отошел от мачты.
– Отдать швартовы.
– Внизу, отдать швартовы.
Упали канаты; мы повисли в воздухе.
– Полный назад.
– Дизели – полный назад, – щелкнув переключателем, приказал Барри мотористам во внешних гондолах. Корабль вздрогнул и закачался, удаляясь от мачты.
– Рулевой—два, двести пятьдесят футов, – сказал капитан, не отворачиваясь от огромного лобового окна.
– Двести пятьдесят, сэр. – Рулевой повернул большой металлический штурвал, управляющий хвостовыми рулями. Немного задрав нос, «Скиталец» поплыл в синеву.
В первый момент меня кольнуло чувство потери – ведь я покидал все то, к чему мало-мальски привык в этом мире семидесятых годов… Но впереди меня, вероятно, ждали еще более удивительные открытия. Я ощущал себя мореплавателем времен королевы Элизабет, отправляющимся на поиски новых земель.
Кройдонский аэропарк остался позади; мы плыли над полями Кента к побережью со скоростью почти пятьдесят миль в час, постепенно набирая высоту в тысячу футов. Корабль на удивление легко слушался рулей, и я понял, что не умею судить о воздушных кораблях с первого взгляда. Каким бы примитивным ни было управление «Скитальца», он ровно и невозмутимо, с некоторой, я бы даже сказал, величавостью вершил свой небесный путь. Барри, которого я поначалу принял за никчемного пропойцу, на деле оказался отличным офицером; впоследствии я узнал, что напивается он только на земле.
Весь первый день и всю ночь пассажиры не покидали каюты. Это было странно, но я не удивлялся. Может быть, они страдали от воздушной болезни или не желали слоняться по палубам. В конце концов, ни прогулочной палубы, ни кинематографа на «Скитальце» не было. Захоти пассажир поглазеть на что-нибудь, кроме ящиков в темном грузовом отделении, ему пришлось бы выйти на внешние переходы и крепко держаться за леера, ежесекундно рискуя сорваться под напором ветра.
На борту не было ни навигатора, ни офицера метеослужбы – их обязанности распределялись между шкипером, Барри и мной. Я надеялся, что коллеги-офицеры не примут мою сдержанную манеру поведения за высокомерие. Возложенные на меня обязанности я выполнял охотно, может быть, несколько неуклюже, но страстно желая показать Корженевскому, что стараюсь. Думаю, шкипер, Барри, да и весь экипаж понимали это, и я постепенно втянулся. Некоторое время спустя, когда мы проплывали над сверкающей голубизной водной гладью Средиземного моря, направляясь в Иерусалим, наш первый пункт назначения, я начал чувствовать машину. Она была проста в управлении, но повиновалась командам с… могу назвать это грацией. Обращайся с ней уважительно, и она сделает все, что ни попросишь. Это покажется глупой сентиментальностью, однако существовала взаимная привязанность, этакое дружелюбие как со стороны экипажа, так и со стороны судна.
Пассажиров я так и не видел. Они даже не выходили в крохотную кают-компанию за камбузом, где обедали офицеры, а ели в своей каюте. Складывалось впечатление, что пассажиры стараются не попадаться на глаза – разве что Корженевский и Барри заходили к ним время от времени.
Перед нашим прибытием в Иерусалим, когда я нес вахту с шести до восьми вечера, сверяя курс по навигационной карте, на мостике появился связист и, помявшись, завел со мной разговор:
– Бастейбл, что вы думаете о наших пассажирах?
Я пожал плечами.
– Ничего не думаю, Джонсон. Я видел только одного, и то мельком. Женщину.
– Старик говорит, они беженцы, – сказал Джонсон. – Направляются в Бруней.
– Может быть. Бруней – не самая спокойная страна. Я слышал, там пошаливают бандиты.
– Точнее, террористы. Они прекрасно организованы, а поддерживают их немцы и японцы. Не иначе, зарятся на наши колонии.
– Но ведь существуют международные соглашения. Нет, вряд ли они решаться их нарушить.
– Знаете, Бастейбл, – рассмеялся Джонсон, – вы еще зеленый новичок. Весь Восток лихорадит. Национализм, старина! Индия, Китай, Северо-Восточная Азия… Народ волнуется. – Джонсон был из тех пессимистов, которые со смаком обсуждают подобные вещи. Я слушал его недоверчиво. – Ничего странного, если эти пассажиры окажутся соотечественниками нашего старика. Политизгнанниками. Или даже русскими анархистами… А что?
Я расхохотался.
– Полноте, Джонсон. Шкипер не полезет в эти дела.
Связист укоризненно покачал головой.
– Ах, дорогой мой Бастейбл! Ничего-то вы не понимаете. Ну, извините, если помешал.
Когда он покинул мостик, я улыбнулся и забыл его слова. Очевидно, это была шутка, розыгрыш – из тех, что частенько устраивают с новичками на любом корабле… Однако пассажиры, по-видимому, и в самом деле не собирались выходить из каюты.
На следующее утро мы прибыли в Иерусалим, и я переоделся в робу, чтобы осмотреть груз. В основном, он состоял из ящиков с сельскохозяйственным оборудованием, предназначавшимся для евреев, которые иммигрировали в Палестину. В трюме было сухо и жарко; грузчики ругались из-за двух ящиков, значащихся в документах, но почему-то не оказавшихся на месте.
Я послал за Корженевским, поскольку в момент погрузки меня на борту еще не было. Ожидая капитана, я купил у мальчика английскую газету и бегло просмотрел ее. Единственной заслуживающей внимания новостью был недавний взрыв бомбы в доме сэра Джорджа Брауна – одного из ведущих политических деятелей. К счастью, сэр Джордж в момент взрыва отсутствовал – пострадал, до и то не сильно, только один слуга. Но все газеты, ясное дело, исходили ненавистью, поскольку на стене дома появилась надпись: «СВОБОДУ КОЛОНИЯМ» – разумеется, работа каких-то фанатиков. Неужели еще находятся сумасшедшие, которые считают действенными такие методы борьбы? Газета напечатала фотографии шести—семи подозреваемых в этом покушении, среди них – небезызвестного графа Рудольфе Гевары, который давным-давно был выдворен со своей родины, Португалии. До этого взрыва все полагали, что он скрывается в Германии. Никто не мог понять, почему дворянин пошел против своего сословия, почему попрал прививаемые ему с детства идеалы.
Наконец пришел капитан. Я сунул газету в задний карман и приступил к своим обязанностям.
Неисповедимы пути Господни! Мне уже следовало привыкнуть, что судьба бросает меня из огня да в полымя. Вот что случилось, когда я поднялся в трюм.
Один из грузчиков забыл снять с поднятого на борт ящика крюк, и я, зацепившись, порвал на спине рубашку. Ничего страшного, мы продолжали работу, но тут капитан поинтересовался, что произошло.
– Вы неосторожны, мистер Бастейбл, – заметил он. – Так у вас на солнце спина сгорит. Пойдите-ка переоденьтесь.
– Слушаюсь, сэр.
Оставив механика присматривать за грузом, я поднялся на мостик, а оттуда прошел к своей каюте. В коридоре было невероятно жарко и душно, поэтому все двери были открыты настежь. Проходя мимо каюты пассажиров, я бросил внутрь взгляд, но шаг не замедлил – не мог же я, в самом деле, стоять и глазеть на них… хотя, признаться, искушение было велико.
Переступив порог своей каюты и заперев дверь, я сел на нижнюю койку, медленно достал из кармана газету… и вздрогнул.
В пассажирской каюте находились двое – мужчина и женщина. Женщину я не знал, но вот лицо ее спутника мне было хорошо знакомо. Я развернул газету и снова посмотрел на анархистов, разыскиваемых в связи с покушением на сэра Джорджа Брауна. Самые противоречивые мысли теснились в моей голове, когда я вглядывался в одну из фотографий. Нет сомнений: высокий красивый мужчина, которого я увидел в пассажирской каюте, – ни кто иной, как граф Рудольфе Гевара – известный анархист и убийца!
Слезы навернулись на глаза, когда я понял, что все это значит.
Доброжелательный старый шкипер, который произвел на меня впечатление человека кристальной честности и твердого характера, в чьи руки я добровольно вверил свою судьбу, на деле оказался распоследним негодяем, пособником социалистов! Как же я ошибался в нем! У меня было такое чувство, будто меня предали.
Надо немедленно связаться с властями. Но как покинуть корабль, не вызвав подозрений? Каждый член экипажа, вплоть до матросов, предан шкиперу телом и душой. Сомнительно, что мне позволят добраться до иерусалимской полиции. Но мой долг – попытаться.
В спорах с самим собой, очевидно, прошло немало времени, потому что пол под ногами вдруг качнулся, и я понял, что «Скиталец» уже отходит от причальной мачты. Мы плыли в небо, а предпринимать какие-либо действия не борту корабля, полного опасных фанатиков, которые не остановятся ни перед чем, чтобы заставить меня замолчать, бесполезно.
Застонав, я прижал ладони к вискам. Каким надо быть глупцом, чтобы поверить Демпси – бесспорно, тоже члену этой шайки! Как жестоко меня обманули!
Дверь отворилась так неожиданно, что я чуть не вздрогнул. Это был Барри. Он дружески улыбался, а я испуганно смотрел на него: сколь умело он скрывает свое истинное лицо!
– Что случилось, дружище? – мягко спросил он. – Перегрелся на солнце? Старик послал меня посмотреть, все ли с тобой в порядке.
– Кто?.. – выдавил я. – Пассажиры… Почему они… здесь?
Я ждал ответа, который оправдал бы в моих глазах и его, Барри, и капитана.
Первый помощник бросил на меня удивленный взгляд.
– Какие? Те, что напротив? Да ведь они старые друзья шкипера. Корженевский помогает им…
– Помогает?
– Именно. Слушай, тебе лучше прилечь. И не выходи без фуражки не солнце. Хочешь каплю чего-нибудь крепенького, чтобы придти в себя? – Он направился к своему шкафчику.
Какое двуличие! Я мог только предположить, что долгая жизнь вне закона приучает безучастно относиться не только к страданиям, причиняемым другим людям, но и к разложению собственной души.
Что могу я противопоставлять людям, подобным Барри?