Текст книги "Огонь на солнце"

Автор книги: Джордж Алек Эффинджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18

Кмузу, сказал я по дороге домой, – не пригласишь ли ты Умм Саад с нами пообедать?

Он покосился на меня. Вероятно, Кмузу решил, что я окончательно спятил, но предусмотрительно держал свое мнение при себе.

– Конечно, яа Сиди, – ответил он. – Накрыть в маленькой столовой?

– Ага. – Я смотрел, как за окном машины проплывают улицы христианского квартала, еще не зная в точности плана дальнейших действий.

– Надеюсь, вы правильно оцениваете силы этой женщины, – сказал Кмузу.

– Наверное. Она способна на многое. Однако, как мне кажется, психических отклонений у нее нет. Если я расскажу ей, что мне известно о «Деле Феникса» и о причинах ее появления в нашем доме, она поймет, что игра проиграна.

Кмузу постучал указательным пальцем по рулю.

– Если вам понадобится помощь, яа Сиди, я буду рядом. Вам нельзя действовать в одиночку, как тогда у шейха Реда.

Я улыбнулся:

– Спасибо, Кмузу, но не думаю, что Умм Саад настолько безумна, как выживший из ума Абу Адиль. И к тому же у нее нет такой власти, как у него. Мы просто пообедаем вдвоем. За себя я ручаюсь, иншаллах.

Кмузу еще раз задумчиво взглянул на меня, продолжая сосредоточенно вести автомобиль.

Мы подъехали к дому Фридлендер Бея, я поднялся наверх и переоделся. Надев белое длинное одеяние и белый кафтан, в карман которого переложил статический пистолет, я отключил дэдди, блокирующий боль. Особой надобности в нем уже не было, кроме того, на всякий случай у меня оставалась куча соннеинок. После отключения блокиратора, я немедленно ощутил пульсирующую боль во всем теле, особенно неприятно дергало плечевые суставы. Решив, что геройство в данном случае неуместно, я вытащил коробочку с таблетками.

Ожидая ответа Умм Саад на приглашение к обеду, я услышал призыв Папочкиного муэдзина к молитве. Со времени своего разговора в мечети на улице Сук-эль-Хемис я молился более или менее регулярно. Может, на принятые пять раз в день меня и не хватало, но зато я делал это более осмысленно, чем прежде. Я спустился в Папочкин кабинет. Там у него были коврик для молитвы и вырубленный в стене михраб. Михраб – это полукруглое углубление в стене, обращенное в сторону Мекки; оно есть в каждой мечети. После омовения я развернул коврик, отстранил разум от суетных мыслей и обратился к Аллаху.

Когда я закончил молитву; вернулся Кмузу.

– Умм Саад ожидает в маленькой столовой.

– Спасибо.

Я скатал и убрал Папочкин коврик. Я был бодр и исполнен решимости. Прежде я считал, что подобные ощущения – временная иллюзия, вызываемая молитвенным состоянием. Но сейчас я был уверен, что моя прошлая теория ошибочна. Состояние было реальным.

– Благо, что вы вновь обрели веру, яа Сиди, – сказал Кмузу. – Когда-нибудь, если захотите, я расскажу вам о чуде Иисуса Христа.

– Мусульмане знают об Иисусе, – ответил я, – и чудеса, сотворенные им, для них не секрет.

Мы вошли в столовую, и я увидел Умм Саад и ее сына за столом на своих местах. Мальчика я не приглашал, но его присутствие не остановило бы меня от того, что я намеревался сделать.

– Приветствую вас, – объявил я, – и пусть Аллах сделает эти яства полезными для вашего здоровья.

– Спасибо, о шейх, – ответила Умм Саад. А как ваше здоровье?

– Слава Аллаху, превосходно.

Я сел, а Кмузу встал за спинкой моего стула. Я заметил, что в комнату вошел Хабиб (а может, это был Лабиб), в общем, один из Камней, свободный от дежурства в больнице. Мы с Умм Саад продолжили обмен любезностями, и вскоре служанка внесла поднос с тахини и соленой рыбой.

– У вас замечательный повар, – одобрила Умм Саад. – Я наслаждаюсь здешней пищей.

– Я рад, – сдержанно откликнулся я.

Появились новые блюда: холодный фаршированный виноград, тушеные артишоки, баклажаны, фаршированные сыром. Жестом я пригласил гостей угощаться.

Умм Саад навалила своему сыну с каждого блюда полную тарелку, а затем обратилась ко мне:

– Могу я поднести вам кофе, о шейх?

– Минутку, – ответил я. – Мне не хотелось бы, чтобы юный Саад бен Салах услышал то, что я собираюсь вам сказать, но, к сожалению, время для этого наступило. Я знаю о ваших делах с шейхом Реда и о том, что вы пытались убить Фридлендер Бея. Знаю также, что вы приказали вашему сыну поджечь дом. Знаю об отравленных финиках.

Лицо Умм Саад побелело от ужаса. Только что положив в рот фаршированную виноградину, она выплюнула ее на тарелку.

– И что же вы сделали? – хрипло спросила она.

Я тоже взял виноградину и сунул ее в рот. Проглотив, я обронил:

– Вовсе не то, что вы подумали.

Саад бен Салах встал и двинулся ко мне. Его юное лицо было искажено ненавистью.

– Клянусь бородой Пророка! – закричал он. – Я не позволю вам в таком тоне говорить с моей матерью!

– Все что я сказал – правда. Разве не там, Умм Саад?

Глаза мальчика сверкнули гневом.

– Моя мать не имеет никакого отношения к пожару. Это была моя идея. Я ненавижу вас и Фридлендер Бея. Он мой дед и отрицает это. Он обрекает свою дочь страдать в нищете. Он заслуживает смерти.

Спокойно отхлебнув кофе, я отвечал:

– Не верю. Похвально с вашей стороны, Саад, взять вину на себя, но виновата здесь ваша мать, а не вы.

– Лжец! – завопила женщина.

Мальчик набросился на меня, но Кмузу встал на его пути. А сложением он был намного крепче Саада.

Я снова повернулся к Умм Саад:

– Чего я никак не могу понять, так это зачем вам понадобилось убивать Папочку. Вам-то какая выгода?

– Значит, вы не знаете всего, – вздохнула она с облегчением. Взгляд Умм Саад переметнулся с меня на Кмузу, который мертвой хваткой вцепился в ее чадо. – Шейх Реда обещал мне, что если я разузнаю планы Фридлендер Бея или устраню его единственного соперника, то он сделает меня законной наследницей шейха. Я стану хозяйкой поместья Фридлендер Бея и его капиталов, а политические дела предоставлю вести шейху Реда.

– Да уж, – сказал я. – И всего-то для этого надо: полностью положиться на Абу Адиля. А как долго вы намереваетесь прожить после того, как устраните Папочку? Ведь Абу Адиль хочет объединить под своим влиянием два самых могущественных дома в этом городе.

– Вы лжете! – Она встала и обернулась к Кмузу: – Отпусти моего сына!

Кмузу посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.

Умм Саад вынула из сумки небольшой ручной игломет.

– Я сказала – отпусти моего сына!

– Леди, – вмешался я, поднимая обе руки и показывая, что оружия у меня нет, – вы проиграли. Уберите ствол. Если вы будете продолжать в том же духе, то никакой шейх Реда не спасет вас от мести Фридлендер Бея. Абу Адиль потерял всякий интерес к вам. Ваше положение безнадежно.

Она выстрелила несколько раз в потолок, чтобы доказать серьезность своих намерений.

– Освободите мальчика, – хрипло сказала она, – и дайте нам уйти.

– Не могу вам этого позволить, – отрезал я, – думаю, что Фридлендер Бей захочет…

Услышав близкое шипение, я понял, что на этот раз Умм Саад выстрелила в меня. Я глубоко вздохнул, ожидая почувствовать боль, которая укажет место ранения, но ничего не последовало. Умм Саад была настолько взволнована, что промахнулась даже на столь близком расстоянии.

Затем она вскинула было ствол на Кмузу, который не двигался с места, защищенный телом юного Саада, – и вновь повернулась ко мне. Но тут подоспел Говорящий Камень и резко ударил ее по запястью. Игломет выпал из руки Умм Саад. Говорящий Камень занес над ней тяжелый кулак.

– Нет! – закричал я, но было слишком поздно. Мощным ударом он сбил ее с ног. Умм Саад лежала на спине, шея ее была неестественно вывернута набок. Из уголка рта вытекла струйка крови. Я понял, что Камень убил ее одним ударом.

– Вот и номер второй, – прошептал я. Теперь я мог полностью переключиться на Абу Адиля и Умара, эту наивную игрушку в руках старика.

– Сын шакала! – вскричал мальчик. Он стал вырываться, и Кмузу выпустил его. Он наклонился над матерью и обнял ее. – Мама, мама… – безутешно рыдая, повторял он.

Мы с Кмузу подождали некоторое время. Наконец я вмешался:

– Саад, вставай.

Он поглядел на меня. В жизни в глазах человека я не видел столько злобы.

– Я убью тебя, – прошипел он. – Обещаю тебе. И всем вам.

– Вставай, Саад, – повторил я, – Жаль, что все так случилось, но сделанного уже не поправишь.

Кмузу положил руку ему на плечо, но мальчик стряхнул ее.

– Слушай, что тебе говорит мой хозяин, – посоветовал Кмузу.

– Нет, – ответил Саад, и его рука молниеносно метнулась к игломету. Камень наступил ему на руку. Саад скорчился рядом с матерью, со стоном схватившись за запястье.

Кмузу наклонился и поднял оружие. Выпрямившись, он передал его мне.

– Что делать дальше, яа Сиди? – спросил он.

– С мальчиком? – Я задумчиво посмотрел на Саада. Я знал, что от него нельзя ждать ничего хорошего, но жалел его. Он был лишь заложником в сделке его матери с Абу Адилем, доверчивым простаком в его честолюбивых замыслах. Вряд ли сам Саад понимал это. Для него мать навсегда останется мученицей и жертвой несправедливости.

– Что с ним сделать? – спросил Кмузу, вторгаясь в мои мысли.

– Отпустите его. Он и так достаточно натерпелся.

Кмузу отступил, и Саад поднялся на ноги, прижимая к груди почерневшую руку.

– Я позабочусь обо всем необходимом для погребального обряда, – пообещал я.

Еще. раз его лицо исказила ненависть.

– Не трогайте ее! – закричал он. – Я похороню ее сам. – Спотыкаясь, он пятился к двери.

У самого выхода он обернулся. – Если проклятия сбываются, – срывающимся голосом проговорил он, – призываю их на вас и весь ваш дом. Я отплачу вам стократ за то, что вы сделали. Я клянусь троекратно жизнью Пророка Мухаммеда! – И он выбежал из столовой.

– Вы приобрели заклятого врага, яа Сиди! – заметил Кмузу.

– Знаю, – сказал я, покачав головой. – Но что я могу поделать?

На столике зазвонил телефон, и Камень взял трубку.

– Да? – сказал он. Послушав немного, он передал ее мне.

Я взял трубку.

Это был второй из Камней.

– Приезжайте, – лаконично сказал он. Я похолодел.

– Мы едем в больницу, – объявил я. Поглядев на тело Умм Саад, я заколебался.

Кмузу верно истолковал мое замешательство.

– Если вы считаете нужным, яа Сиди, Юсеф займется необходимыми приготовлениями.

– Да, конечно, – сказал я. – А вас обоих я беру с собой.

Кмузу кивнул, и мы вышли из столовой в сопровождении Лабиба – или Хабиба. Кмузу подогнал седан к крыльцу. Я забрался на заднее сиденье, предоставив Камню втискиваться на место рядом с водителем.

Кмузу мчался по улицам с такой же быстротой, как в свое время мой знакомый таксист Билл. Мы были у дверей палаты номер один как раз в тот момент, когда оттуда выходила медсестра.

– Ках состояние Фридлендер Бея? – спросил я, ожидая самого худшего.

– Он еще жив, – отвечала она. – Он в сознании, но не задерживайтесь у него долго. Его готовят к операции. В палате доктор.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Подождите меня здесь, – обернулся я к своим попутчикам.

– Хорошо, яа Сиди, – отозвался Кмузу. Камень не издал ни звука, бросив враждебный взгляд на раба.

Я вошел в палату. Там санитар брил Папочке голову, готовя его к операции. Рядом, волнуясь, стоял Тарик, Папочкин камердинер. Доктор Йеникнани и еще один врач сидели за столиком, что-то обсуждая вполголоса.

– Хвала Аллаху, вы пришли, – сказал камердинер. – Хозяин спрашивал вас.

– Что случилось, Тарик? – спросил я. Он хмурился, с трудом сдерживая слезы.

– Не знаю. Врачи, наверно, скажут. Идите поскорее к хозяину, пусть он видит, что вы здесь.

Я подошел к Папочке и посмотрел на него. Казалось, он дремлет. Лицо его стало неестественно серым; веки и губы почернели. Дыхание еле слышалось. Медбрат закончил бритье, и голый череп Папочки еще больше усилил его сходство с покойником.

Он открыл глаза и посмотрел на меня.

– Мы скучали по тебе, мой племянник, – сказал он. Его голос звучал еле слышно, как будто из-за спины.

– Пусть Аллах никогда не покинет тебя, о шейх, – сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку.

– Ты должен сказать мне, – начал он, но задохнулся, не в силах закончить фразу.

– Слава Аллаху, все благополучно, – сказал я. – Умм Саад устранена. Мне осталось только поговорить с Абу Адилем по поводу заговора против тебя.

Его рот искривился:

– Ты будешь вознагражден за это. Как тебе удалось избавиться от женщины?

Хорошо бы он перестал, наконец, делить людей на должников и вознаграждаемых, подумал я.

– Я достал модификатор личности шейха Реда, – сказал я. – Из него я почерпнул много полезных сведений.

Папочка перевел дыхание и с грустью проговорил:

– Значит, ты уже знаешь…

– О «Деле Феникса»? Конечно, о шейх. Мне известно, что ты творишь это недоброе дело вместе с Абу Адилем.

– Да. И теперь тебе известно, что я дед твоей матери. Что ты мой внук. Но знаешь ли ты, почему мы держали это в тайне?

Нет! До сего момента я не знал об этом, хотя и пользовался модди Абу Адиля. Меня давно уже перестал интересовать вопрос об отце и о нашем с Папочкой возможном родстве.

Значит, когда я спрашивал об этом мать, она вела себя дальновидно и осмотрительно. Конечно, она знала правду. Вот почему Папочка был так расстроен, когда я в тот раз выставил ее из дома! Вот почему его так раздражало присутствие Умм Саад: все, кроме меня, понимали, что с помощью Абу Адиля она пытается устранить законных наследников. Вдобавок Умм Саад использовала «Дело Феникса», шантажируя им Папочку. Сейчас я понимал, почему он так долго терпел ее в своем доме и поручил мне избавиться от нее.

С тех пор как указующий перст Фридлендер Бея избрал меня для своих целей, у меня появилось высокое предназначение. Был ли я избран для того, чтобы стать подневольным помощником и правой рукой Папочки? Или же для того, чтобы унаследовать богатство и власть, неотделимые от принимаемых им ежедневно страшных решений о чужой жизни и смерти?

Каким же я был идиотом, когда думал, что смогу так просто сбежать! Я стал не просто правой рукой Фридлендер Бея – я полностью принадлежал ему, его клеймо было намертво впечатано в мой генетический код. Я сник, осознав свою вечную зависимость от шейха, навсегда потеряв надежду на освобождение.

– Почему вы с матерью не сказали мне всей правды? – спросил я.

– Потому что ты у меня не один, сынок. В юности я успел стать отцом многих детей. Когда умер мой старший сын, ему было куда больше лет, чем тебе сейчас, а умер он в прошлом веке. У меня много внуков, и твоя мать – лишь из многих. А в твоем поколении потомков и вовсе невозможно сосчитать. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя единственным избранником и использовал родство со мной в личных целях. Я хотел убедиться, что ты достоин стать моим наследником.

Я воспринял его слова без должного энтузиазма. Мне он казался сумасшедшим, возомнившим себя Божеством. Он дарил мне свое благословение, словно подарок на именины. Папочка не хотел, чтобы я использовал родство с ним «в личных целях»! Бог мой, что за ирония!

– Да, о шейх, – отозвался я наконец. Мне ничего не стойло казаться послушным. Ведь через несколько минут он будет лежать на операционном столе со вскрытым черепом. Тем не менее я не давал ему никаких обещаний.

– Ты должен помнить, – еле слышно прошептал он, – что у тебя много соперников – двоюродных братьев, которые могут навредить тебе.

Великолепно. Хоть какая-то перспектива:

– Значит, компьютерные записи, которые я искал…

– Часто менялись в течение многих лет. – Он слабо улыбнулся. – Не стоит доверять одной электронике. В конце концов, не наше дело доводить истину до народов мира. Разве ты не знаешь, сколь многолика бывает истина?

Чем дальше, тем больше вопросов у меня возникало.

– Значит, моим отцом был действительно Бернар Одран?

– Да. Матрос из Прованса. Хорошо, хоть это я знал наверняка.

– Прости меня, дорогой мой, – пробормотал Папочка. – Я не хотел открывать тебе правду о «Деле Феникса», и тебе нелегко пришлось с Умм Саад и Абу Адилем.

Я взял его за руку, она дрожала. – Не волнуйся, о шейх. Почти все неприятности позади.

– Мистер Одран… Я почувствовал на своем плече жесткую ладонь доктора Йеникнани. – Мы должны везти вашего патрона в операционную.

– Что с ним? Что вы собираетесь делать? Однако я понимал, что сейчас не время для дискуссий.

– Ваше предложение насчет отравленных фиников подтвердилось. В течение некоторого времени кто-то постоянно давал ему яд, основательно повредивший часть мозга, которая отвечает за дыхание, сердечный ритм и бодрствование. Если не принять срочных мер, вашего патрона ожидает необратимое коматозное состояние.

Во рту у меня пересохло, сердце бешено колотилось.

– Что вы намерены предпринять? – произнес я, задыхаясь.

Доктор Йеникнани посмотрел на свои руки.

– Доктор Лизан верит в возможность частичной трансплантации продолговатого мозга. Дело лишь за здоровой тканью от подходящего донора.

– И вы нашли такого донора? – Интересно» кого на этот раз выбрали из проклятого списка?

– Я не могу заранее обещать успешный исход, мистер Одран. До нас эту операцию производили всего три или четыре раза, и то не в нашей части света. Но доктор Лизан верит в успех. Я ему буду ассистировать. На стороне вашего патрона – все наше профессиональное умение и молитвы преданных друзей.

Я молча кивнул, глядя, как два санитара перекладывают Фридлендер Бея с больничной постели на каталку.

– Еще кое-что… – послышался его хриплый шепот. – Ты дал приют в нашем доме вдове полицейского. Когда истекут четыре месяца траура, ты должен жениться на ней.

– Жениться на ней? – Я был так удивлен, что забыл о приличиях.

– А когда я поправлюсь, – он зевнул, с трудом удерживаясь от дремоты, вызванной воздействием лекарств, – как только я встану на ноги, мы отправимся в Мекку.

Этого я также не ожидал. Кажется, я даже застонал.

– В Мекку…

– Паломничество. – Папочка открыл глаза, словно что-то его встревожило – не предстоящая операция, нет! но невыполненные обязательства перед Аллахом. – Давно пора, – сказал шейх, и его увезли в операционную.

Глава 19

Я решил, что до встречи с Абу Адилем будет весьма предусмотрительно подождать, пока с моей руки снимут гипс. Ведь даже великий Салах Ад-Дин не смог отвоевать Иерусалим и изгнать франкских завоевателей с половиной своего войска. Я вовсе не хотел вступать в рукопашный бой с шейхом Реда и Умаром, но мне уже порядком досталось, чтобы впредь вести себя поосторожнее.

Постепенно все утряслось. Сначала были волнения из-за здоровья Фридлендер Бея, мы все за него молились. Он выжил. По словам доктора Лизана, операция прошла успешно, но Папочка все время спал, несколько суток подряд. Время от времени он просыпался и разговаривал с нами, хотя не совсем ясно представляя себе, кто мы и какой сейчас век.

Без Умм Саад и ее сына атмосфера в доме стала более жизнерадостной. Я занимался делами Папочки, улаживал городские споры. Махмуду я дал понять, что буду суров, но справедлив, и, кажется, он признал это. По крайней мере, не протестовал. Правда, его смирение могло быть показным – Махмуда трудно понять.

Пришлось мне заниматься и крупным международным скандалом. Новый диктатор Эритреи прибыл к нам с вопросом: что происходит в его собственной стране? Я занялся этим делом, и весьма успешно, благодаря Папочкиной электронной картотеке и знаниям Тарика и Юсефа о местонахождении архивных записей.

Поведение моей матери было то ли чрезмерно сдержанным, то ли откровенно глупым. Во время наших бесед мы искренне сожалели о том, что наши отношения столь неудачно сложились в прошлом, ведь мы чуть не перерезали друг другу глотки. Кмузу объяснил мне, что у детей нередко складываются такие взаимоотношения с родителями, особенно в некоторые возрастные периоды. Я принял его слова к сведению и больше по этому поводу не переживал.

Чирига получала неплохую прибыль, и мы оба остались довольны. Думаю, она радовалась бы еще больше, если бы я передал ей обратно клуб, но мне слишком понравилась роль босса. Я решил, что побуду в этой роли еще немного, – точно так же мне захотелось в прошлый раз побыть хозяином Кмузу.

Когда муэдзин призывал всех к молитве, я основательно молился, а по пятницам посещал мечеть. Репутация щедрого человека укрепилась за мной не только в Будайене, но и во всем городе. Где бы я ни появлялся, люди называли меня Марид Аль-Амином. Я еще не совсем отвык от наркотиков: самочувствие мое еще не пришло в норму, и поэтому я не видел причины для лишних страданий.

Целый месяц после моего прощания с полицейским участком мне удалось наслаждаться тишиной и покоем. Но однажды утром, во вторник, как раз перед ленчем, раздался телефонный звонок.

– Мархаба, – ответил я.

– Да будет славен Аллах вовеки. Это Умар Абдул-Кави.

Несколько секунд я не мог произнести ни слова, борясь с приступом ярости.

– Какого черта тебе надо? – выдавил я наконец.

– Мой хозяин справляется о здоровье Фридлендер Бея. Я звоню, чтобы узнать, каково его состояние…

Я вскипел и даже не сразу сообразил, что ответить.

– Он себя чувствует прекрасно. Он отдыхает.

– А когда он вновь приступит к своим обязанностям? – Как же я ненавидел этот самодовольный голос!

– Я сказал, что он здоров. Ясно? А сейчас мне некогда, меня ждут дела.

– Минуточку, мистер Одран. – Его голос стал ханжески-льстивым. – Нам стало известно, что у вас находится нечто, принадлежащее шейху Реда…

Зная, о чем он ведет речь, я улыбнулся. Мне нравилось быть хозяином положения.

– Не знаю, о чем ты, Химар. – Что заставило меня оскорбить его? Вероятно, для него это слово прозвучало как пощечина.

– Модди, – ответил он. – Тот модди, будь он неладен.

Я помедлил, чтобы насладиться его унижением.

– Что за черт, – произнес я с притворным удивлением. – Ты все перепутал. Насколько я помню, тот модди у вас. Вспоминаешь, Химар? Ты надел на меня наручники и зверски избил, а после этого подключил ко мне модди и сделал запись. Она все еще нужна вам?

На другом конце провода повисло молчание. Верно, Умар не ожидал, что я заговорю про тот модди. Он не хотел о нем вспоминать. Однако на его чувства мне было наплевать. Я был на коне.

– Ну и как ты его использовал, ублюдок? – поинтересовался я. – Включаешь, когда твой полоумный старикашка ласкает тебя? Или как-ни-

будь иначе? Ну и как я, Химар? Не сравнить с Хани Пилар?

Я понял, что Он пытается совладать с собой.

– Может, мы сможем договориться об обмене? – наконец спросил он. – Шейх Реда искренне желает уладить это дело. Он хочет вернуть свой модификатор личности. Я уверен, он отдаст вам вашу запись с солидным денежным вознаграждением в придачу.

– Деньги? – снова удивился я. – И сколько же?

– Не могу сказать точно, но думаю, что шейх Реда будет очень щедр. Он понимает, что причинил вам большие неприятности.

– Да, ты прав. Но сделка есть сделка. Сколько?

– Десять тысяч киамов, – сказал Умар.

Я знал, что, если не соглашусь, он. назовет более крупную сумму, но меня интересовали не деньги.

– Десять тысяч? – переспросил я таким тоном, словно цифра поразила меня.

– Да, – в голосе Умара вновь зазвучали самодовольные нотки. Он был готов заплатить за все. – Можем ли мы встретиться через час на нашей территории? Шейх Реда поручил передать вам, что в вашу честь устроен обед. Мы надеемся, что вы забудете прежние разногласия, шейх Марид. Шейх Реда и Фридлендер Бей должны наконец объединиться. А мы с вами станем друзьями. Вы согласны со мной?

– Нет Бога кроме Аллаха, – торжественно провозгласил я.

– Именем господина Каабы, – поклялся Умар. – Этот день станет памятным в нашей истории.

Я отключил телефон.

– Теперь все прояснилось, – пробормотал я, откидываясь на спинку стула. Трудно было предполагать, кто возьмет верх к концу этого дня, но, по крайней мере, обманчивое затишье миновало. Я еще не совсем спятил и поэтому захватил с собой во дворец Абу Адиля одного из Говорящих Камней, а также Кмузу и Саида. Что касается двух последних, то оба они в свое время служили у шейха Реда, и у них были с ним старые счеты. Мое приглашение разделить компанию они приняли весьма охотно.

– Я хочу загладить свою вину перед тобой, – добавил при этом Халф-Хадж.

Я оторвался от оружия, которым был занят в данный момент.

– Но ты уже сделал это.

– Нет, – сказал он. – Нет, я все еще чувствую себя твоим должником.

– У арабов есть пословица, – задумчиво произнес Кмузу. – Когда обещаешь – выполняй обещание, когда угрожаешь – не выполняй угрозы, но прощай. То же самое, что у христиан подставить другую щеку.

– Это верно, – отозвался я, – но люди, строящие свою жизнь по пословицам, теряют массу времени на всякую ерунду.

– Расквитаться – вот лучшее завершение дела, – вот мой лозунг.

– Я не советовал вам отступать, яа Сиди. Я просто высказал чисто филологическое наблюдение.

Саид раздраженно взглянул на Кмузу.

– Ты еще должен отплатить Абу Адилю за того большого лысого парня, – напомнил он.

Дорога во дворец Абу Адиля в Хамидийе оказалась неожиданно приятной. Мы болтали и смеялись, будто на пикнике. Я не чувствовал страха, несмотря на то, что у меня не было ни модификатора, ни дэдди. Саид говорил без умолку, в обычной легкомысленной манере, за которую и получил свое прозвище.

Кмузу вел машину, но время от времени тоже вставлял словечко-друтое в общий разговор. Хабиб (или Лабиб, не знаю) сидел рядом с Саидом на заднем сиденье и, как всегда, молчал.

Охрана немедленно пропустила нас, и мы поехали по незабываемому ландшафту поместья Абу Адиля.

– Один момент, – сказал я, пока привратник Камаль отпирал тяжелую резную дверь. Я еще раз проверил, заряжен ли мой статический пистолет, и заодно передал небольшой револьвер Халф-Хаджу. У Кмузу была винтовка-игломет, некогда принадлежавшая Умм Саад. Камень же не нуждался ни в каком оружии, кроме собственных рук. Я в нетерпении прищелкнул языком.

– В чем дело, яа Сиди? – спросил Кмузу.

– Решаю, что бы такой мне включить сегодня… – Я покопался в коробочке с модди и дэдди и решил, наконец, остановиться на Королевском, а модди Абу Адиля захватить с собой. Еще я включил добавочные дэдди, блокирующие боль и страх.

– Когда все это закончится, – задумчиво произнес Саид, – ты вернешь мне Королевский? Мне его очень не хватает.

– Конечно, – согласился я, хотя сам получал ни с чем не сравнимое удовольствие от этого модификатора. Без него Саид не походил на самого себя. На этот раз я дал ему антологию. Интересно было посмотреть, как Майк Хаммер врежет Абу Адилю.

– Мы должны быть настороже, – предупредил Кмузу, – и не дать им усыпить нашу бдительность. Предательство в традициях шейха Реда.

– Спасибо, – сказал я. – Твоего предостережения не забуду по гроб жизни.

Мы вчетвером выбрались из машины и направились по выложенной плиткой дорожке к дому. Был теплый денек, и солнце ласково согревало мое лицо. Я был одет в белую галлебейю, а голову мне обтягивала вязаная алжирская шапочка. Это была весьма скромная одежда.

Мы проследовали за Камнем в зал на втором этаже. Когда мы проходили студию записи Абу Адиля, меня передернуло. Чтобы снять напряжение, я несколько раз глубоко вдохнул. Когда дворецкий впустил нас к хозяину дома, я уже обрел прежнюю уверенность в себе.

Абу Адиль и Умар сидели на больших подушках, расположенных полукрутом в центре комнаты. В середине на возвышении уже стояли несколько больших чаш с едой, кофейники и чайники.

Хозяева встали поприветствовать нас. Я сразу же заметил, что ни у одного из них не было встроенной электроники. Ко мне с широкой улыбкой подошел Абу Адиль. Он обнял меня и радостно сказал:

– Ахлан ва сахлан! – Что значило: «Приветствую тебя, угощайся!»

– Рад снова видеть тебя, о шейх. Пусть Аллах укажет тебе истинный путь.

Абу Адиль был доволен уже тем, что в поведении моем не было открытого вызова. Однако его встревожило то обстоятельство, что я взял с собой Кмузу, Сайда и Камня.

– Прошу тебя омыть пыль и грязь с твоих рук, – сказал он. – Разреши предложить тебе воды. И твоим рабам, разумеется.

– Осторожнее, дружище, – прорычал Саид под воздействием модди Майка Хаммера. – Я не раб.

– Конечно, конечно, – проговорил Абу Адиль, не теряя своей расположенности.

Мы устроились на подушках и обменялись еще несколькими традиционными комплиментами. Умар налил мне чашку кофе, и, принимая ее, я пожелал:

– Пусть стол твой всегда будет полон яств.

– Да продлит Аллах твою жизнь, – ответил Умар. Он не был в столь же радушном настроении, как и его босс.

Мы отведали ото всех блюд понемногу и мирно побеседовали. Единственным диссонансом прозвучало замечание Халф-Хаджа, выплюнувшего косточку оливки со словами:

– И это все, что у вас припасено?

Лицо шейха Реда вытянулось. Я с трудом удержался от смеха.

– Итак, – через некоторое время произнес Абу Адиль, – если не возражаете, перейдем к делу.

– Разумеется, о шейх, – охотно откликнулся я. – Горю желанием завершить нашу сделку.

– В таком случае верни модификатор личности, который ты унес из этого дома. – Умар передал ему небольшую виниловую сумочку, Абу Адиль открыл ее. Там лежали толстые пачки десятикиамовых банкнотов.

– Я хочу попросить еще кое-что, – сказал я.

Лицо Умара помрачнело.

– Ты идиот, если думаешь, что сейчас можешь расторгнуть сделку. Мы уговорились на десяти тысячах киамов.

Я проигнорировал это невежливое замечание и повернулся к Абу Адилю:

– Я хочу, чтобы ты уничтожил «Дело Феникса». Абу Адиль довольно захохотал:

– Ты удивительной человек. Я это знал заранее, потому что никогда не расставался с этим. – И он показал мне модди, записанный в тот злосчастный день. – «Дело Феникса» – мое спасение. Только благодаря ему я дожил до столь преклонного возраста. Вне всякого сомнения, оно мне снова понадобится. С ним я могу прожить еще сотню лет.

– Мне очень жаль, шейх Реда, – сказал я, доставая статический пистолет, – но я настроен решительно. – Я взглянул на своих друзей. В их руках тоже было оружие.

– Хватит глупостей, – переполошился Умар. – Вы пришли сюда, чтобы обменяться модификаторами. Давайте покончим с этим, а все остальное – в руках Аллаха.

Я целился в Абу Адиля, не забывая при этом пить кофе из чашечки.

– У тебя превосходная еда, о шейх, – сказал я, отставив чашку. – Я хочу, чтобы ты уничтожил «Дело Феникса». Я включал твой модди и знаю,

где оно находится. Кмузу и Саид присмотрят за тобой, а я тем временем пойду и достану его. Абу Адиль и глазом не моргнул.

– Ты блефуешь, – уверенно сказал он, разводя руки в стороны. – Если ты включал мой модди, то должен знать, что существуют копии. Модди может подсказать, где находится одна или две копии, но только Умар знает об остальных. Тебе не найти их.

– Черт, – воскликнул Халф-Хадж, – спорю, что смогу заставить его заговорить!

– Не стоит, Саид, – сказал я, понимая, что Абу Адиль прав.

Мы зашли в тупик. Уничтожить копию здесь, распечатку там ни к чему не приведет. Нам не уничтожить саму идею «Деда Феникса», ведь Абу Адиль никогда не согласится от нее отказаться.