Текст книги "Кости Луны"

Автор книги: Джонатан Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

2

– Каллен?

– Да?

– Откуда у тебя эта кожаная куртка? Такая красивая!

Я вскинула брови домиком, а глаза плотно зажмурила. Кожаная куртка Вебера Грегстона! Я спрятала ее в самом дальнем, самом темном углу шкафа и никогда не надевала при Дэнни. Он проявлял обостренное внимание к тому, что я ношу, и сразу замечал обновку. Я решила, что если выжду несколько месяцев, то смогу при случае обмолвиться, на какую невероятную вещь наткнулась в «секонд-хэнде» прямо в нашем квартале…

«Мы счастья ждем, а на порог валит беда». [54]54
  С. 179. «Мы счастья ждем, а на порог валит беда». – Из стихотворения Роберта Бернса «Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом», перевод Самуила Маршака. Прим. перев.


[Закрыть]

– Какая куртка?

– Вот эта, кожаная. – Он вошел в комнату, держа ее перед собой. – Откуда у тебя такое? Просто фантастика!

– Ага. Раскопал. Только не злись.

– Злиться? Каллен, ты, надеюсь, не слишком много отдала за нее? Милая, я понимаю всю твою любовь к одежде, и когда у нас есть деньги…

– Да нет, Дэнни, погоди! Ничего я не отдавала. Это от Элиота, на день рождения.

– День рождения? Он же у тебя только через месяц!

Я пожала плечами – воплощенная невинность.

– Ну… да, он подарил заранее. Что еще я могу сказать? Мы понимали, что ты начнешь возмущаться, поэтому я тебе ничего не сказала. Ты злишься?

– Каллен, насколько я понимаю, «Джанни Версаче» означает, что это из Италии. А итальянские кожаные куртки стоят дороже национального долга. Элиот, конечно, богат, но это уж слишком.

Дэнни подошел к телефону, набрал номер Элиота и попросил зайти на пару минут.

– Всем привет! Ух ты, здорово, видели бы вы себя со стороны. Вы что, драться собрались? Можно посмотреть?

– Элиот, ты действительно подарил Каллен на день рождения эту куртку?

– Нет. – Лицо его не отражало ровно ничего.

– Элиот! – Еще немного, и я сорвала бы голос. – Не ври! Скажи правду. Ты ведь подарил мне ее на день рождения!

– Ничего подобного, Каллен. Я ее подарил, потому что люблю тебя.

Мое давление выровнялось, чего нельзя было сказать о Дэновом. Он вручил мне куртку и, не переставая хмуриться, сел рядом на диван.

– Эл, так же нельзя.

– Дэниел, старый приятель, у меня и к твоему дню рождения припасено кое-что сногсшибательное. Могу спуститься принести.

– Не надо, Элиот. Ты ставишь меня в очень неловкое положение. Это неправильно… Очень мило, конечно, но все это совершенно неправильно.

– Чистая правда, но таким образом вы будете передо мной в неоплатном долгу, так что теперь попрошу со мной поласковей, а то вам будет стыдно.

– Ну хватит тебе, Дэнни. Сам же широкая натура. Не цепляйся к Элиоту, он просто берет пример с тебя.

Впервые за все время нашей совместной жизни мой супруг всплеснул руками:

– Не в том же дело, Каллен. Я не Эбенезер Скрудж! [55]55
  С. 181. Эбенезер Скрудж – персонаж «Рождественских повестей» Чарльза Диккенса, скряга и человеконенавистник. Прим. перев.


[Закрыть]

– Боже, благослови наши подарки. Все до единого!

– Ну хватит, Элиот. Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Дэнни, поскольку я тут обвиняемый, у меня есть право сказать несколько слов. Семейство Джеймсов – единственные люди на всем земном шаре, ради которых я готов в огонь и в воду. И вы оба это прекрасно знаете. В огонь и в воду! Все прочие мои знакомцы остроумны, очаровательны и насквозь фальшивы. Сплошной внешний лоск, ничего кроме. Кого-то из них я люблю, кого-то терпеть не могу – но не доверяю никому, кроме вас двоих. Как на духу! Если мы поссоримся, я просто умру… Дело в том, что мой адвокат все уши мне прожужжал и наконец добился своего: полтора месяца назад я составил завещание. Бенифициаром я объявил Мей. За мной примерно четыреста тысяч. Вашим бандитским рожам я такую сумму не доверю, но моя крестная дочь может отправляться учиться хоть в Радклифф, если захочет [56]56
  С. 182. Радклифф – женский колледж Гарвардского университета, открыт в 1879 г. Прим. перев.


[Закрыть]. Протесты не принимаются. Баста. Точка.

Я улыбнулась ему, очень криво:

– Элиот, ты, старый…

Дэнни поднялся и сгреб его в объятия. Они долго так стояли, замерев, а я смотрела на них, стискивая забытую кожаную куртку.

Когда-то я думала, что сила характера – результат очерствения; замысловатая система защиты, позволяющая примириться с правдой жизни и не давать себе повода для волнений. Но любым системам выработки характера дорога прямиком на свалку, если вы обнаруживаете, что никакой правды не осталось… или она неузнаваемо преобразилась.

После происшествия с курткой я очень боялась рассказывать Дэнни о том, что было между мною и Вебером, и о новом развитии событий на Рондуа. Впервые за всю историю наших отношений я усомнилась в своем муже, и это мне очень не понравилось. Я усомнилась в нем, потому что он не был тем человеком, которому я хотела бы поведать все без утайки. На том этапе оптимальным доверенным лицом для меня являлся Элиот – с его умением понять, почему люди иногда совершают глупости; с его благожелательным вниманием и чистосердечной верой в неведомое. Я не хотела замыкаться в себе или утаивать от мужа что-нибудь существенное, но опасалась, что он не проявит достаточного понимания. Максимум, на что можно было рассчитывать, это на сочувствие, симпатию. Элиот же владел эмпатией и вместо того, чтобы снова толкать меня к психиатру, хотел вместе со мной понять, что же творится у меня в голове, самостоятельно распутать весь клубок причин и следствий.

– Да подумаешь, Каллен! Ну сделала ты аборт. Все делали аборт; это старо как мир. Даже я делал аборт – жестоко абортировал свою последнюю пассию, Шерифа Томпсона.

– Шерифа? Его действительно так звали?

– К сожалению, да. Невысокий такой негр в ковбойской шляпе. Он на полном серьезе хотел, чтобы я купил ему шпоры!

– Элиот, а почему ты никогда не рассказываешь о своих «пассиях»?

– Потому что это грустная тема. Мне очень не везет в любви. Но не будем сейчас об этом. Видишь, как я был прав насчет Рондуа? Любой сон сводится к разрешению конфликтов. Психоанализ для бедных, понимаешь? Ты сделала аборт и чувствовала себя отвратительно. Ощущала вину и носила ее в себе долго-долго, хотя, по-моему, это полный бред. В общем, как бы то ни было, эти твои рондуанские сны помогают тебе прочистить систему. Так это ж великолепно! Помоги малышу Пепси найти Кости Луны, и ты свободна! Сколько их уже? Три?

– Да. Последняя – за благородство. Пепси спас жизнь Фелине, а потом пощадил Зной:

– Какой еще зной?

С большой буквы – это имя собственное. Он плясал в пустыне и попытался съесть Фелину.

– Фелина – это волчица?

– Верно. А Марцио – верблюд, мистер Трейси – пес…

– …В большой черной шляпе, правильно?

– Правильно.

Зазвонил телефон, и Элиот привстал снять трубку. Несколько секунд поговорив, он, к величайшему моему удивлению, передал трубку мне. Лицо его так и искрилось лукавством.

– Милочка, это твой друг Вебер Грегстон. Откуда он знает мой номер?

Я осторожно взяла трубку, словно ядовитую змею.

– Алло?

– Алло, Каллен? Послушайте, извиняюсь, что отвлекаю, но мне надо с вами поговорить. Обязательно надо.

Судя по голосу, усталому и напряженному, он не врал.

– В чем дело, Вебер? С вами все в порядке? Мне хотелось поблагодарить его за все открытки и телеграммы, но речь явно шла о чем-то куда более серьезном.

– Нет, не в порядке. Нужно встретиться – может, прямо сейчас? Я только что прилетел, и мы обязательно должны поговорить. Каллен, это не шутки. Пожалуйста, только не изображайте застенчивость. Происходит что-то нехорошее – и, по-моему, из-за вас. Простите, но так оно и есть. Как насчет встретиться прямо сейчас? Это возможно?

Элиот, замерший со мной ухо к уху, энергично закивал. Я показала на Мей, и он прошептал, что посидит с ней.

– Хорошо, Вебер. Вы где?

– В телефонной будке у вас на углу. Спускайтесь, я буду ждать. Минут буквально на пять, хорошо?

– Ладно. Держите себя в руках, уже иду.

– Что скажешь? – спросила я Элиота, повесив трубку.

– Голос у него не ахти.

– Я заметила. Как ты думаешь, в чем дело?

– На этот раз не в любви. Он на грани срыва.

Вебер стоял перед нашим домом. Вид у него был, словно он вернулся с обратной стороны Луны.

– Ничего себе! Вебер, да что с вами?

– Об этом-то мы и поговорим. Где можно посидеть?

– Зайдем к «Лене», это прямо за углом.

Он прижал ладони к щекам и с силой потер. Волосы – влажные и зачесаны назад, щеки свежевыбриты, но весь подбородок – в крошечных красных оспинках.

– Просто черт-те что. Я целую неделю толком не спал.

В ресторанчике – где, к слову сказать, _чочень неплохо готовили – заправляли две симпатичные женщины, которые не скупились на порции и отличались редким тактом. Хотя еще был день и заведение пустовало, мы выбрали самый дальний столик.

– Так в чем дело, Вебер?

– Подождите, – поднял он руку. – Сперва ответьте на пару вопросов. Кто такие Пепси и мистер Трейси?

– Откуда вы о них знаете? – вскинулась я. – Кто вам рассказал?

– Никто мне ничего не рассказывал. Они мне снятся, Каллен. Снятся каждую ночь! Пепси, мистер Трейси и вы. В основном вы. Каллен, что происходит? Кто они такие? Говорю же, я стал плохо спать. И знаете, когда все началось? Я прикинул в какой-то момент. Все началось после нашей встречи – когда вы мне врезали.

– Расскажите, что вам снится, Вебер. Во всех подробностях. Поточнее.

– Вы понимаете, о чем я, да?

Я ощутила, как мышцы в основании шеи сплетаются в тугой клубок. Вспомнила слова Элиота – мол, Вебер заинтересовался мной, потому что я его «зачаровала».

– Да, понимаю. Продолжайте. Добро пожаловать на Рондуа.

– Рондуа! Точно! Именно так!

Мы проговорили три часа без перерыва. Ни капли не колеблясь, я рассказала ему обо всем: об аборте, о том, как начались сны, о Пепси, о поиске Костей, о Городе Мертвых.

По ходу дела мы проголодались и заказали два внушительных ланча. Потом, часов около пяти, ресторанчик стала заполнять предобеденная толпа, наперебой заказывая коктейли. Я позвонила Элиоту и сказала, что мне нужен еще час. Он сообщил, что у него все нормально, но – что происходит?

– Веберу тоже снится Рондуа. С того дня, как я ему врезала.

– Ни хрена себе!

– Именно. Похоже, Элиот, ты был прав. Ладно, до скорого. Обязательно все расскажу.

– Уже не терпится. Главное, руки больше не распускай, ладно?

Вебер побывал на Рондуа в таких местах и встречался там с такими существами, о которых я слыхом не слыхивала: хулиганы крокодильих шахмат, Облако-Ад, ночной рынок старых светильников в Гарри. Он заглянул в Пещеры Лема и Горный Кабинет Садовника. Среди его спутников был журавль по имени Спорт-и-Досуг. Впоследствии же его сопровождал только голос по имени Солярис.

Мы так и не смогли понять, почему Вебер бродил именно там, а не где-либо еще, но согласились, что искать в этом какую-то логику бессмысленно. Не стоит и пытаться.

С запинками я изложила трактовку Элиота: здесь, мол, не обошлось без своего рода чар.

Вебер улыбнулся и стянул с моей тарелки палочку картофеля-фри.

– Почему бы и нет, Каллен? Мысль не безумнее прочих.

Он стянул еще один картофельный ломтик. Похоже, Вебер немножко успокоился – теперь он улыбался чаще, особенно когда мы сравнивали рондуанские впечатления.

Но вместо того, чтобы сунуть ломтик в рот, Вебер наставил его на меня и произнес:

– Знаете, все бы ничего, если бы только там не было так страшно. Форменный кошмар. Джека Чили не встречали еще?

– Какого-какого Джека?

– Джека Чили. Лучше и не встречать. Послушайте, мы уже доели, а так и не решили, что делать. Каллен, хватит с меня этих снов, откуда бы они ни брались. Меня даже не волнует, какой там механизм. Вы дотронулись до меня, шарахнули фиолетовой молнией – и трах-бах! Я на Рондуа. Хорошо, допустим, такое случается… бред какой-то, но я готов это допустить. Однако теперь я хочу одного – убраться оттуда к чертовой бабушке. Прошлой ночью мне приснилось, как два деятеля снесли себе черепа. Снято просто класс: самый ближний план, мозги летят в объектив. Хватит, не могу больше. – Он бросил картофельный ломтик себе на тарелку и раздавил вилкой. – Каллен, что мне делать? Что вы можете?

– Кажется, я знаю, как все исправить.

– Знаете? Серьезно? И как?

Я рассказала ему о нашем противостоянии с Машинами на равнине. Поведала о волшебном слове, которое помогло нам выбраться из этой передряги, и о том, что могу воспользоваться волшебным словом еще раз, но уже в ином месте – откуда-то я это знала. Другой вопрос, распространяется ли действие волшебства на ресторан в Нью-Йорке.

– То есть вы можете попробовать? Так скажите его – и посмотрим, что выйдет. Господи, Каллен, да я на все готов! Все, что угодно, лишь бы не видеть больше этого кошмара. Умоляю!

Я протянула руку через стол, приложила ладонь ко лбу Вебера и произнесла:

– Кукунарис.

Он зажмурил глаза и накрыл мою ладонь своей:

– Пожалуйста, еще раз.

Я повторила. Вот только не почувствовала ничего особенного – в отличие от того дня, когда меня защитила фиолетовая молния. И Веберу я об этом не сказала – побоялась.

Здравствуйте, миссис Джеймс!

С днем рождения! Некоторое время назад я написал письмо мистеру Джеймсу и спросил, когда у вас день рождения. Хорошо, что успел. Понимаю, открытка совсем идиотская, но мне пришлось просить купить ее одного из докторов, и такой уж у него вкус. Можно было бы догадаться, что в этом доверять ему нельзя – судя по галстукам, которые он носит! Ха-ха! Как бы то ни было, с днем рождения вас, с днем рождения вас, с днем рождения, миссис Джеймс, с днем рождения вас!

Искренне ваш, Алвин Вильямc

3

За все время на Рондуа мы первый раз увидели океан. Он был розовый, а пена на волнах – желтой. Неуютные цвета, словно в детских грезах, пошедших наперекосяк.

Пепси стоял возле нашей «лодки» – перевернутой карнавальной маски величиной со старую ванну. У воды было холодно – даже от моей тени веяло холодом.

После Кемпински, Офир Цика и нашего поединка с пляшущим Зноем прошло несколько недель. Фелина, спасенная Пепси, вскоре тихо умерла во сне. Марцио и мистер Трейси, немедленно узнавшие об этом, всю ночь простояли в карауле над ее телом. Черный пес-великан разбудил нас только на рассвете – печальным и мелодичным лаем, похожим на полнозвучные ноты, извлекаемые из старинной виолончели.

Нам не пришлось хоронить ее: тело исчезло, как только Пепси возложил три Кости – на лоб Фелины, против сердца и на левую заднюю лапу. Через несколько минут на земле остались лишь Кости – там, где волчица последний раз легла спать.

Марцио сказал, что ветры донесут собачью песню до семейства Фелины и к концу дня все будут знать, что волчица умерла.

Вчетвером мы продолжили путь к морю. Нам очень не хватало ее ненавязчивого присутствия. В голове у меня то и дело вертелась одна мысль, словно важная сводка из глубин подсознания: «Земного счастья нет, но есть покой и воля». Понятия не имею, что бы это значило.

Офир Пик – Город Мертвых для людей; но куда отправляются после смерти здешние животные? Этот вопрос удивительным образом вызвал в памяти другой, которым я задавалась в детстве и с тех пор совершенно выбросила из головы. Если на других планетах есть жизнь, абсолютно не похожая на нашу, куда отправляются после смерти эти существа? Или рай – это «Мирное царство» Эдварда Хикса [57]57
  С. 191. …«Мирное царство» Эдварда Хикса… – Эдвард Хикс (1780–1849) – американский нроноведник-квакер и художник-примитивист; писал в основном пейзажи штатов Пенсильвания и Нью-Йорк. Наиболее известная его картина «Мирное царство» (сохранилось около 25 вариантов из, возможно, 100) иллюстрирует убеждение Хикса, что в Пенсильвании суждено сбыться пророчеству Исайи (Книга пророка Исайи, 11: 6–9): слева изображены квакеры во главе с Уильямом Пенном (1644–1718; основатель английской колонии Пенсильвания), заключающие мир с индейцами, а справа – дети, играющие среди зверей Исайи. Прим. перев.


[Закрыть], где земляне будут кормиться рядом с пучеглазыми марсианами, а рондуане – лежать вместе с опасными тварями с Альфы Центавра?

Времени на всякие раздумья было предостаточно, поскольку путь предстоял долгий, и все пешком. Места и встреченные нами тамошние обитатели были не менее удивительными, чем раньше – Джеки Биллоуз в Переговорных банях, цирк, на арене которого выступали воспоминания, – но смерть Фелины опустошила нас во многих смыслах, сделала невосприимчивыми к чудесам. Однажды в сгущающихся сумерках мы увидели черную лошадь, галопом несущуюся по рельсам лоб в лоб встречному поезду. В последнее мгновение лошадь изящно взмыла в воздух и полетела. Мы промолчали.

Слангисты указали нам путь через Пещеры Лема, а деревянные мыши, о которых я пела столько месяцев назад, со всей осторожностью провели нас через Мост Искусства. Мы пересекли лес, разукрашенный неподвижными светлячками, – Пепси упорно называл их жар-пчелами. Следующим утром мы проснулись на дне кратера не менее мили в поперечнике, черно-зеленого и фосфоресцирующего, над которым зловеще клубился пар.

Тревожиться о еде не приходилось. В синих рощах мы собирали лео и шестишляпники, по берегам бурных рек – налтензию. Вся еда была очень вкусной, только я давным-давно перестала обращать внимание на то, что кладу в рот. Мы ели, когда организм этого требовал, спали, когда усталость – подобно силе тяжести – приковывала нас к земле. Мы должны были успеть к Бриннскому морю до следующего лунного затмения, поэтому спешили, словно тайные гонцы, несущие военачальникам депеши с королевским приказом.

Я уставала раньше всех и нередко первой объявляла о привале, хотя двигаться мы должны были как можно быстрее, ведь получить четвертую Кость Луны, которая таится где-то среди бескрайних розовых просторов Бриннского моря, можно только ночью, во время полного лунного затмения, руководствуясь единственно звездным светом.

За несколько дней пути до цели мы вышли к захолустному перекрестку, посредине которого неизвестный юморист выложил звездой восемь дохлых кроликов. Не дожидаясь подсказки, Пепси взял первую, покрытую резьбой, Кость и переложил кроликов так, что теперь они составляли неровный круг. Мистер Трейси спросил, не лучше ли квадрат, но Пепси лишь помотал головой и продолжил сосредоточенно двигать кроликов тростью.

Теперь большинство решений принимал за нас Пепси. Иногда мне с трудом верилось, что он ребенок, тем более мой собственный. Представляю, как был бы шокирован его папа, Петер Граф! Кстати, а почему его не видать на Рондуа? Только потом до меня дошло, что окончательное решение об аборте принадлежало мне, тогда как Петер был просто малодушен и самонадеян: он полагал, что аборт – не более чем разновидность контроля за рождаемостью. Это именно я забралась на операционный стол и сказала: «Да, я готова». Ага, так и сказала, слово в слово.

Странно, но я по-прежнему не считала аборт чем-то недопустимым. Наши поступки и ответственность сугубо индивидуальны, и невозможно предугадать или до конца понять, какое решение потом заставит нас ликовать или казниться.

Я подошла к лодке, то есть к карнавальной маске, когда Пепси уже залезал в нее. Теперь маска молчала, но вжатое в песок лицо продолжало широко улыбаться. В ней располагались несколько деревянных ящиков с едой и пластмассовыми бутылями, в которых, наверное, была питьевая вода.

Пепси обустраивал наше плавсредство. Хотя все было в идеальном состоянии – дерево натерто до блеска, – внутри маска выглядела как самая обычная гребная лодка, которую берешь на воскресные полчаса на станции проката в Центральном парке. Только Бриннское море – это вам не озеро, оно простиралось до горизонта, и, согласно моим прикидкам, мы-должны были провести на воде как минимум целую ночь.

– Мам, у нас есть парус, но можно поймать течение. Оно само отнесет нас от берега.

– Пепси, откуда ты все это знаешь?

Он пожал плечами и улыбнулся, а на лице его ясно читалось: не приставай, мам, знаю, и все.

– Мистер Трейси, вы дождетесь нашего возвращения?

– Если найдете Кость, то да.

Далеко позади тишину нарушили приглушенные раскаты грома. Обернувшись, мы увидели там, где совсем недавно проходили, столбы густого черного дыма, уродливые мазки на фоне неба.

– Конец кошкам, – констатировал Марцио и посмотрел на мистера Трейси. – Кошкам, идеальным ископаемым и пресноводным колодцам.

Верблюд медленно опустился на колени и замер. Мистер Трейси неотрывно разглядывал столбы дыма.

– Кошкам, новой музыке и запотевшему стеклу. Их не осталось. Как и многого другого. Пепси, тебе нужно поторопиться.

Навалившись на борт, мы сдвинули лодку к воде. Море недобро волновалось, кипело пенными барашками. Подкидывая на волнах, течение отнесло нас от берега, а животные глядели нам вслед. Стоило поднять коричневый парус, тот один раз хлопнул и наполнился ветром. Сын сидел на руле и правил с уверенностью старого морского волка. Он не переставал удивлять – своими талантами, интуицией, волшебством. Зачем надо было перекладывать кроличью звезду? Откуда Пепси знал, как сделать так, чтобы тело Фелины исчезло? По какой карте он ориентируется в море?

– Пепси, а что, если бы ты родился в моем мире?

– Мей была бы моей сестрой, – ответил он, избегая моего взгляда.

– Это понятно, а что еще? Как сложилась бы твоя жизнь – тебе и это известно?

Он помотал головой, продолжая смотреть в море. – Пепси, не отворачивайся. Ты меня ненавидишь?

– Ты же моя мама, с чего мне тебя ненавидеть? Ты здесь, чтобы помочь мне. Ты мой лучший друг! О'кей, смотри, вон там, видишь остров? Он называется Аис. Видела бы ты, что там!

Я посмотрела на остров Аис и задумалась, что в нем такого, что он означает. Может, для кого-то он – как для меня Рондуа? Или это просто клочок земли посреди розового океана, где скалы плачут, а облака молча караулят железный скот, блеющий по-человечьи?

Рондуа. В этом мире я могу кое-что изменить – могу вызволить своего ребенка из Города Мертвых. Но что потом (и будет ли у нас «потом»)? Да и разве возможно что-то менять, когда знаешь так мало и при каждой встрече с чем-то новым или незнакомым чувствуешь себя абсолютно глупой и слабой?

– Вроде приплыли, мам! Точно, приплыли. Получилось! Мам, посмотри вниз. Прямо в воду. Там все видно!

День медленно подошел к концу, только солнце почему-то не спешило уйти за край земли. Заговорившись, я не обратила внимания, как море из полностью розового стало темно-фиолетовым и золотистым с примесью огненно-оранжевого – словно радужная нефтяная пленка на поверхности лужи.

Вначале я поразилась только цветовой метаморфозе, но потом сделала, как говорил Пепси, – перегнулась через борт и глянула вниз. Господи боже, внизу – земля! Зеленая, бежевая и контрастно-синяя, словно смотришь из самолета, летящего на большой высоте. Но синева означает воду… и только тогда я поняла, что Бриннское море – это вовсе не море, а небо. Наша карнавальная шляпа, она же лодка, медленно плыла по закатному небосклону. Вместо того чтобы любоваться закатом снизу, мы парили в переменчивом сумеречном свете на высоте многих миль над поверхностью… даже не догадываюсь чего. Вряд ли Земли.

Я постаралась, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее:

– Пепси, где мы?

– Мам, нужно поторопиться. Лучше сядь.

Ветер, благоухающий гвоздикой и апельсинами, ровно нес нашу лодку по темнеющему воздушному океану. Вокруг резвились рыбы, выкрикивая собственные имена, которые я и так знала: мудрагора, кукуроза, ясмуда. Следом появились красные рыбы – они выпрыгивали из воды и на некоторое время превращались в огромных волков. Я тут же вспомнила рассказы Фелины о происхождении ее предков – при виде летучих волков, разбрызгивающих крупные капли, боль потери резанула особенно остро. Больше часа нас сопровождала стая чисто белых дельфинов, и наше потешное плавсредство держалось с ними вровень. Их предводительницу звали Уллой; прежде чем распрощаться, она вскинула нас на спину цвета слоновой кости и подвезла с ветерком.

Я помню все. Это чистая правда, и я никогда этого не забуду. Стоит мне закрыть глаза, как я снова чувствую аромат розового моря, гвоздики и апельсинов.

Много часов спустя, когда наступило затмение, ветер совсем стих и звезды как одна погасли. Движение наше стало замедляться, замедляться… Нос нашей маски во что-то ткнулся, громко стукнув, – в маленький каменистый островок.

– Ага! Приплыли, мои мореходы. Очень хорошо. Добро пожаловать, гости дорогие, как раз вовремя. Минуточку, сейчас включу свет. Давайте-ка на берег.

Тихий плеск воды о борта лодки был заглушён чирканьем спички. Затем последовало медленное жутковатое шипение, запахло пропаном, и во тьме затеплился огонек газовой лампы.

– Каллен, вы у нас вегетарианка, для вас я сделал пару сэндвичей с сыром и помидорами. Не возражаете? А для Пепси бутерброды с арахисовым маслом и джемом. Настоящее американское арахисовое масло, между прочим! Давайте сперва поедим, а потом можно и поболтать. Совсем заждался вас в этой темноте…

Радушный хозяин вручил нам сэндвичи, плотно обернутые алюминиевой фольгой.

– Каллен, с Пепси мы уже знакомы. Но вы меня наверняка забыли. Мы так давно не виделись. Меня звать Дефацио.

На нем были туфли для гребли, джинсы и белый спортивный свитер. Мужчина лет пятидесяти, не больше; стрижка «под ежик»; на лице – выражение усталого служащего среднего звена, который возвращается по окончании рабочего дня в свой пригород и зашел в вагон-бар пропустить рюмочку-другую: неприметный, владелец микроавтобуса с бортами под дерево, Дом заложен, постоянный стресс.

– В самую точку, Каллен! Я – один из миллиона людей в серых фланелевых костюмах. Беспомощен – но от рюмки до рюмки умудряюсь улыбаться во весь рот. Да, чтобы все было честно, спешу предупредить: я умею читать мысли. Ну-ну, не пугайтесь, это все равно не важно. Еще по сэндвичу? Нет? Ну ладно, тогда, пожалуй, приступим. У меня есть четвертая Кость. Собственно, прямо здесь. Минуточку…

Порывшись в белой полотняной сумке, он извлек нечто черное и круглое, напоминающее бейсбольный мяч.

– Странно выглядит, правда? – Он покатал Кость в ладони. – Если хотите, она ваша. Забирайте и отправляйтесь на все четыре стороны… Ой, какое удивление! Вы что, думали встретить огнедышащего дракона? Нет, это совершенно не обязательно. И так уже вон сколько вас по волнам носило в этой смехотворной лодчонке. Наверное, хватит на сегодня приключений, а?

Должно быть, лица наши выражали крайнюю степень недоверия, потому что он широко улыбнулся и покачал головой:

– И все же вы мне не верите. Да ничего я с вами не сделаю, ничего. В самом деле все совсем не так, как вы думаете. Четвертая Кость – ваша, нате, берите. Как раз за нее-то сражаться и не нужно. Каллен, ну неужели вы вообще все позабыли? Четвертая Кость – самая интересная, самая забавная. Чтобы добраться до нее, нужно через столькое пройти, что человек думает: «Ого, а что же меня ждет, когда я наконец дойду до этой Кости?» И резко дает задний ход. Множество народу отсеивается… Кстати, все равно вы уже видели, как дела обстоят. Ну да, верховодит Джек Чили, но повсюду такой разброд и шатания, что ни малейшей разницы, кто у власти, точно? С одной стороны, есть этот ваш Кипучий Палец, Хеэг, Солярис и великий могучий старикан Чили собственной персоной. Насколько я понял, вы пока не встречались? Ничего, это легко поправимо. Однако есть и другие претенденты, среди которых животные, растения, даже минералы. И каждый рвется к власти. Каждый хочет пору-лить. Но знаете что? Они, конечно, все из себя правильные, но больно ограниченные. Забавно… Страна Шуток, право слово [58]58
  С. 199. Страна Шуток, право слово. Только это сплошь те еще шуточки… – В оригинале здесь было «Land of Laughs» – название первого романа Дж. Кэрролла. Прим. перев.


[Закрыть]. Только это сплошь те еще шуточки… Доходит, о каких я шутках? Смешные, да не очень. Типа когда какая-нибудь бездарь рвется выступить на конкурсе «Алло, мы ищем таланты». Или там карлик вышагивает по улице с большой сигарой в зубах. Понимаете? И смех и грех!

Дефацио покачал головой и откусил от своего сэндвича.

– Я, разумеется, утрирую. Рондуа – чудесное место; да вы и сами успели убедиться. Иногда я удираю с этого чертова острова и ненадолго возвращаюсь глянуть, что там и как… Как вам, кстати, пещеры Лема? Просто чудо, правда? Даже ваш приятель Грегстон впечатлился. Прошу прощения; что-то меня понесло. Вот что вам нужно знать: я, Дефацио, оставлен присматривать – среди прочего – за четвертой Костью Луны. Можете ее забирать прямо сейчас. Ключи в замке, бак заправлен, залога не надо. Только не думайте, что я оказываю вам услугу. Отдать вам Кость без предупреждения – самое подлое, на что я способен… Послушайте, если вы заберете ее и вернетесь на Рондуа, то рано или поздно встретите Джека Чили. И предстоит борьба с ним за пятую Кость. Больше я ничего не могу сказать, но, чтобы подняться против него, нужно иметь совершенно немыслимую отвагу. Как бы то ни было, давайте я доиграю свою роль до конца; должны же вы иметь полную картину. Пятая Кость – это конец игры. Получив ее, становишься правителем Рондуа. Чили выбывает, и вы заступаете на его место… Но в этом-то, Пепси, главная шутка и заключается. Без обмана! Потому что, став правителем, ты вовсе не правишь – а только пытаешься править. Собираешь под свои знамена всех этих правильных, ограниченных и, кстати, подловатых тварей – и объясняешь им, что для них лучше. Правильно объясняешь, потому что – не стану отрицать – Кости, вместе взятые, наделяют тебя достаточной мудростью. Но, думаешь, твари прислушаются? Да ни в жизнь! Нет, слушать тебя они будут, потому что уважают твои достижения. Самим-то слабо. Но в конце все равно примутся злобно зыркать глазами и ненавидеть любого, у кого есть что-то, чего нет у них самих. А слушать – пожалуйста, и очень даже почтительно. Только потом они разбегутся по домам и станут собирать свои идиотские игрушечные армии для очередной правильной ограниченной войны.

Он поднялся и вышел из маленького круга света, отбрасываемого лампой. Отойдя на несколько шагов – песок оглушительно скрипел в темноте под его ногами, – он продолжил:

– Знаете что? История учит нас, что великие правители – это мертвые правители, на которых мы смотрим в музеях или в книгах по истории и говорим: «Ах, как он был прав! Ну почему никто из этих идиотов его не слушал? И кому могло прийти в голову на него покушаться?» В общем, так, Пепси. Допустим на секундочку, ты добьешься в точности того, чего хочешь, и станешь правителем Рондуа. Ничего не изменится! Уверяю тебя, абсолютно ничего. Да, у тебя будет власть, но можешь даже не сомневаться: тебя за это будут люто ненавидеть, даже презирать. И стоит тебе на секунду отвернуться, как эти твари тут же примутся за любимое дело – извлекут свои мечи, когти, огненные языки и обрушат на ближайшего врага. Ты меня слушай, слушай! Ни одному правителю, каким бы мудрым или даже великим он ни был, никогда не удавалось положить конец ненависти и вражде. Разве что ненадолго притушить. Вот почему Джеку Чили в свое правление так здорово все удается: чтобы мутить воду, и палец о палец ударять не нужно. Человек превосходно справляется сам. Перпетуум мобиле! [59]59
  Perpetuum mobile (лат.)вечный двигатель.


[Закрыть]

– Вы мне не нравитесь, мистер Дефацио, – негромко подал голос Пепси, и я от неожиданности заморгала.

Из темноты прозвучал невеселый смешок:

– Я и сам себе не нравлюсь, маленький король. Каллен, ваш сын недолюбливает меня ворсе не из-за того, что я тут говорил, а потому, что я доставлял его в Офир Цик, когда он… только прибыл. Я, конечно, мог бы отговориться, что такая, мол, у меня работа, но это очень слабая отговорка. Дело в том, что, как и огромное множество других существ, населяющих эту вселенную, я стал совершенно равнодушен… даже к тому, чтобы доставлять детей в Город Мертвых. И в то же время сделался ярым поборником, так сказать, статус кво. Я считаю, что не следует раскачивать лодку, и надеюсь, что когда гром грянет, то поразит кого-нибудь другого. Я ничего не спрашиваю, ни в чем не сомневаюсь, ни о чем не спорю. В точности исполняю то, что мне велено, а потом отправляюсь домой пропустить рюмочку-дру-гую… Знаете, я пришел к выводу, что жизнь, грубо говоря, страдает от прыщей, но излечиться даже не пытается, потому что тогда не будет повода глядеться в зеркало по пятьдесят раз на дню и так себя жалеть.