Текст книги "Кости Луны"

Автор книги: Джонатан Кэрролл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Я даже вздрогнула, осознав, как мне будет не хватать этих треклятых снов, если они вдруг прекратятся! Любая вещь, безраздельно принадлежащая нам одним, подчеркивает нашу неповторимость.

Короче, столь радужную картину портил единственный неразрешенный вопрос: что все-таки произошло между мною и Вебером, когда одним мановением руки я швырнула его через всю комнату? Стоило задуматься об этом, и вопрос не давал мне покоя; впрочем, задумываться об этом я старалась пореже.

Первое, что бросилось в глаза, когда мы подъезжали к дому моих родителей, – это его заброшенный вид. Дому явно не терпелось наполниться людьми и звуками, прогреться после зимы.

Во время одного из челночных рейсов между машиной и домом Элиот отвел меня в сторону, чтобы Дэнни не слышал, и сказал, что при случае надо будет обязательно устроить сафари и добраться до Ремзенберга, проведать Грегстон-виллу. Согласие я выразила коротким кивком, но в душе чуть не подскочила. Одна я никогда бы не поехала, но как я могла отказаться, раз Элиот настаивает?..

В первый вечер Элиот на скорую руку состряпал по тайному фамильному рецепту гороховый суп, который мы хлебали из горячих мисок у камина, заедая толстыми ломтями самодельного хлеба с сыром и запивая хорошим французским красным вином. Мей была буквально зачарована огнем, но совершенно не впечатлилась испеченным для нее маршмеллоу. Так она и уснула, с закопченным суфле в руке, но мы оставили ее у камина, чтобы не размыкать круг, клевали носом и почти не говорили.

На следующее утро Дэнни заявил, что по телевизору будет матч, который он хочет посмотреть (играла команда университета Ратгерс), и вызвался посидеть с Мей, если у нас с Элиотом есть желание прокатиться.

С этим идеальным предлогом, чтобы выбраться проведать дом Вебера, у меня вдруг пропало всякое желание ехать. Но Элиот уже подал голос и во всеуслышанье объявил, что готов увидеть все местные достопримечательности.

Через час мы были на полпути к цели, ощущая себя школьниками, проникающими на фильм категории «К» без присмотра родителей [49]49
  С. 159. …ощущая себя школьниками, проникающими на фильм категории «К» без присмотра родителей. – Буквой «R» (от «restricted» – «ограниченный») обозначаются фильмы, на которые дети до 16–17 лет допускаются только в сопровождении родителей. Прим. перев.


[Закрыть].

С Ремзенбергом у меня случилась любовь с первого взгляда. Белые деревянные дома, насчитывающие не одну сотню лет, высились с молчаливым достоинством и простительным высокомерием, часто свойственным старинной красоте.

Центра городка как такового не было – ни магазинов, ни автозаправки. Одни дома, которые содержались без особой роскоши, но в идеальном порядке, точно знающие себе цену, и немалую. Какое необычное место.

Старик в лихо заломленном шотландском берете, выгуливавший добродушную борзую, объяснил нам, как проехать к линии, где жил Вебер. Крутанув на повороте руль и ощутив на ладонях нервный пот, я вспомнила о дорогах в итальянской глубинке, где по обеим сторонам высятся ряды кипарисов, напоминая солдат на плацу в ожидании смотра. Но на Лонг-Айленде росли кедры, внушительный окаменевший вид которых говорил, что караул они несут уже давно.

Дорога иногда петляла. Наконец, свернув направо под неожиданно резким углом, она превратилась в узкую грунтовку. Я остановила машину у обочины, и мы вылезли оглядеться. И действительно, буквально в нескольких шагах Элиот обнаружил под деревом почтовый ящик с именем «Грегстон», выведенным мелкими скромными буковками.

– Элиот, наверно, лучше пройти пешком, как думаешь? Если он там, не хотелось бы свалиться как снег на голову. А если он занят с кем-нибудь или с чем-нибудь?

– А по-моему, миссис Каллен Джеймс, это вы до смерти перепуганы. Где ваш здоровый авантюризм?

– На Рондуа, мистер Трейси. Пошли.

Узкая (на одну машину) подъездная дорожка петляла среди ухоженной, очень плотно засаженной рощицы. Мы прошли не больше четверти мили – и нас в буквальном смысле ошарашила красота неожиданно открывшегося вида. «Карнавальная маска» Вебера находилась на самом берегу бухты и идеально вписывалась в морской пейзаж с птичьими стаями. Настоящая жемчужина викторианского периода, домик-пряник, и сочетание цветов – белый с кобальтово-синим – напомнило мне детские книжки с иллюстрациями Карла Ларсона [50]50
  С. 160. …напомнило мне детские книжки с иллюстрациями Карла Ларсона. – Карл Олаф Ларсон (1853–1919) – шведский художник и дизайнер, значительно повлиял на интерьерный дизайн Скандинавии и Германии. В его книжных иллюстрациях заметно влияние японской графики и французского плаката. Прим. перев.


[Закрыть]. Каждая деталь была неповторимой и эксцентричной – вычурная лепка, водосточные трубы оранжевой меди, огромные эркеры, похожие на выпученные глаза, – казалось, будто дом внимательно присматривается ко всему, что происходит вокруг.

Машины нигде видно не было. И – как мы убедились, подойдя на цыпочках поближе, – свет в доме не горел.

– Проклятье! А я-то надеялся застукать его с Мерил Стрип! [51]51
  С. 161. Мерил Стрип (р. 1949) – знаменитая голливудская актриса. Самые известные фильмы с ее участием: «Охотник на оленей» Майкла Чимино (1978, с Робертом де Ниро), «Манхэттен» Вуди Аллена (1979), «Крамер против Крамера» Роберта Бентона (1979, с Дастином Хоффмаиом), «Женщина французского лейтенанта» Карола Рейса (1981, с Джереми Айронсом) по одноименному роману Джона Фаулза, «Выбор Софи» Алана Пакулы (1982) но одноименному роману Уильяма Стайрона, «Из Африки» Сиднея Пол лака (1988, с Робертом Редфордом) по одноименному автобиографическому роману Карен Бликсен (в русском переводе «Прощай, Африка»). Прим. перев.


[Закрыть]

– Элиот, Мерил замужем.

– Между нами, девочками, дорогая, ты тоже. Внутрь не хочешь зайти? У тебя же есть ключи, верно?

– Да, но я не хочу заходить. И так вуайеризм сплошной.

– Вот те на! Да я всю жизнь был неисправимый подгляда. Только ничего интересного обычно не попадается. Ты уверена? Подумай только, что он прячет в шкафах!

– Нет, мне, честное слово, не хочется. Давай только в окна заглянем. Это можно.

Мы обошли дом кругом. Благодаря обилию стекла мы смогли составить неплохое представление о вкусе Вебера. Там было много пустых белых стен, деревянной мебели, покрытой черными шелковыми подушками, несколько афиш к выставкам художников, имена которых мне ничего не говорили, но репродукции понравились: Лесли Бейкер, Алекс Колвилл, Мартина Нигель [52]52
  …несколько афиш к выставкам художников, имена которых мне ничего не говорили, но репродукции понравились: Лесли Бейкер, Алекс Колвилл, Мартина Нигель. – Лесли Бейкер – американская художница-акварелист, известна своими книжными иллюстрациями. Алекс Колвилл (р. 1920) – канадский художник, магический реалист. Мартина Нигель – современная немецкая художница. Прим. перев.


[Закрыть]. И какой-нибудь сквозной темы не прослеживалось – подбор был настолько эклектичный, насколько возможно.

В гостиной на низком столике черного дерева аккуратно лежали большие альбомы по искусству и номер «Вог» для мужчин на итальянском – как вы думаете, с кем на обложке? С Вебером Грегстоном. О том, что я не смогла увидеть, мне рассказал Элиот, и наоборот. Вскоре я чувствовала себя как родственница, зашедшая приглядеться по случаю смерти члена семьи.

– Ты точно уверена, что не хочешь зайти?

– Элиот…

– Хорошо-хорошо, я просто спросил. Давай только оставим ему что-нибудь, чтобы он знал, что ты заходила. Помнишь, он говорил, что будет очень рад.

Ни ручки, ни бумаги у нас с собой не было, так что записка отпадала. Элиот предложил набрать камешков и сложить в кучку на крыльце, но мне это слишком напомнило еврейское кладбище.

– Секундочку, придумала.

Я порылась в сумочке и извлекла последнюю открытку, посланную Вебером из Флориды. На двери была окантованная медью щель для писем, куда я и протолкнула открытку.

– Каллен, а вдруг он подумает, что тебе просто не понравилось то, что он написал? Давай зайдем и напишем нормальную записку.

– Хватит, Элиот. Пусти тебя внутрь, ты обязательно что-нибудь стащишь.

Когда мы вернулись, было уже темно. Дэнни лежал на диване и читал книгу. Мей сидела на полу и колотила по своей любимой мягкой игрушке – страшненькой зеленой белке – пластмассовой ложкой.

– Привет!

– Где вас носило? Я уже начал беспокоиться.

– О, где только не носило! Я отвезла Элиота в Вест-гемптон… Прости, Дэн. Надо было позвонить.

– Надо было. Что теперь с обедом?

Тон его голоса был таким, что мы с Элиотом не мешкая устремились на кухню, и работа закипела.

Через несколько минут Дэнни заглянул в дверь сообщить, что доедет до магазина купить шоколадных пирожных с орехами.

– Но, Дэнни, у нас уже…

Встретившись с ним взглядом, я умолкла; ему было нужно какое-то время отдохнуть от нас, причем не на другом конце дома, а подальше. Я сразу пожалела о нашей вылазке, сколько бы удовольствия она нам ни доставила. Если Дэнни Джеймс в шесть вечера отправляется за шоколадными пирожными, значит, он зол как черт и даже смотреть не желает на свою благоверную. Но самое для меня мучительное – что злился он, потому что его заставили волноваться.

Я подождала, пока не хлопнет дверца машины и не заработает мотор, прежде чем осмелилась выглянуть из окна кухни. На щеке я ощутила дыхание Элиота: перегнувшись через мое плечо, он тоже смотрел в окно. Каллен, мы с тобой два маленьких поганца.

– И не говори!

А подумай только, что бы с ним было, узнай он, чем мы на самом деле занимались. Боже ты мой!

– И думать не буду. Пошли лучше постараемся сготовить такой обед, чтобы ах, и будем надеяться, Дэнни вернется цел и невредим. Он так не злился, наверно, с самой Италии.

Я принесла Мей из гостиной и усадила на ее высокий стульчик. Затем мы принялись готовить пир горой.

«Люблю его (па-пам) и ничего (па-пам) поделать не мо-гу», – стал напевать Элиот, но, встретив мой взгляд, осекся.

Возвращение Дэнни через полчаса было встречено двумя вздохами облегчения, однако объятий и лобзаний не последовало. Он поставил на кухонный стол пакет и опять вышел.

Я заглянула в пакет. Сердце мое снова разлетелось вдребезги. Бок о бок с упаковкой замороженных шоколадных пирожных притулился свежий выпуск моего любимого журнала. Черт бы его побрал! Черт бы побрал всех этих праведников, способных, едва только рукой двинув или глазом моргнув, заставить вас так остро ощутить собственную неполноценность, бездарность и злобность.

Мне захотелось, размахивая лопаточкой, ворваться в гостиную и выкрикнуть ему в лицо: «Ну зачем ты такой весь из себя правильный? Я же от этого кажусь себе лилипуткой!»

Но я сдержалась и лишь перевернула на сковородке картофельные оладьи.

Обед прошел в молчании, а потом Дэн забил последний гвоздь в крышку гроба – настоял на том, что помоет всю посуду.

Элиот и я сели в гостиной и растерянно уставились друг на друга.

– Может, по телевизору Вебера Грегстона что-нибудь показывают?

Из кухни раздался оглушительный грохот, и Дэнни во всю мочь завопил:

– Мей, нельзя!

Он уронил на пол латку из жаропрочного стекла – и тут же со скоростью, на какую способен только ребенок, который чем-то заинтересовался, Мей схватила зубастый осколок, залетевший к ней на стульчик.

Когда я появилась в дверях, осколок уже глубоко впился в мякоть ее глупой пухлой ладошки, и все было в крови… Мей с интересом разглядывала кровавый ручей, такого она еще не видела.

Дэнни заметил, как я метнулась к ней, и предостерегающе вскинул ладонь:

– Калли, не пугай ее! Давай как можно медленней. Если она испугается, будет гораздо хуже!

Само благоразумие. Пока я осторожно, как на ходулях, ступала через кухню, лицо мое успело перекоситься раз шесть, и все по-разному.

Молодец, малышка! Дай маме посмотреть.

Я чувствовала, как подкатывает истерика, словно тошнота.

Порез был очень глубокий. Бездонная кровящая дыра.

– Дэнни, что будем делать?

– О господи!

Тут-то все и началось. Заполошный вопль появившегося в дверях Элиота напугал Мей до полусмерти, и взрыв не замедлил последовать. Мей подняла истошный визг.

– Элиот, кончай причитать и звони на коммутатор. Скажи дежурной, что случилось, и спроси, где ближайшая станция «скорой помощи» или доктор. Кто ближе.

Элиот замер в дверях, зажав ладонями рот.

– Ради бога, Элиот, шевелись! Каллен, давай ее сюда. Попробую достать и промыть.

Краем глаза я заметила, что Элиота как ветром сдуло. Я извлекла разукрашенную кровью Мей из ее стульчика.

Дэнни перехватил девочку, поднял над раковиной на уровень глаз, широко улыбнулся и задвигал бровями:

– Вот это всем ручкам ручка! А кровищи-то сколько, кровищи! Давай немного помоемся, а?

Улыбка Дэнни ее немного успокоила, но визг поднялся с новой силой, когда Дэнни сунул ручку Мей под струю холодной воды.

– Калли, иди найди чистый платок; да что угодно, хоть тряпку. Главное, чтобы чистую. Я попробую забинтовать.

Элиот ворвался на кухню и сообщил, что ближайший доктор в миле от нас.

– Позвони ему. Узнай, дома ли он.

– Нет, Дэнни, поехали сразу. Мы потеряем…

– Нет! Если его там нет, придется возвращаться. Позвони!

Доктора дома не было, но его автоответчик назвал другое имя. Этот доктор дома был и сказал, чтобы мы немедленно приезжали.

Дэнни перевязал Мей ладонь и на запястье укрепил повязку резинкой, которую я вытащила из волос.

Когда мы сели в машину, Мей разошлась не на шутку. Шок прошел, ей стало больно и ни капельки не нравилось, что мы зачем-то перебрались из теплого дома в холодную машину.

Дэнни велел мне сесть за руль, потому что я знаю дорогу. Опустившись рядом и пристроив Мей на коленях, он стал укачивать ее и напевать на ушко песенки.

Элиот поинтересовался с заднего сиденья, не помочь ли чем.

– Помочь. Пой. Давайте все споем песню. Мей любит, когда мы поем, правда, малышка?

Я покосилась на Дэнни и поняла, что люблю в нем все: будничный запас сил и здравого смысла, а также стратегический резерв для моментов наподобие нынешнего, когда все решают хладнокровие и ясность мышления.

Элиот начал петь. К сожалению. И не прекращал до тех пор, пока мы не выбрались из машины перед домом доктора.

Потом, когда доктор заявил, что мы слишком туго наложили повязку, я была готова послать его… Повязку накладывал мой муж, а Дэнни все на свете делает правильно.

– Познакомься, мам, это Ночное Ухо. Он покажет нам местные достопримечательности.

Мы стояли у ворот нового города, очень похожего на Кемпински: те же башенки, колокольни, многочисленные черные птицы, вьющиеся над высокими каменными стенами. Это был Офир Цик, Город Мертвых. Я ничего о нем не знала – кроме того, что мне решительно не нравилось его название.

Когда – несколько дней назад – мы покинули Кемпински, Пепси уселся на шею мистеру Трейси, и они выдвинулись вперед, держа дистанцию. Наверно, им требовалось обсудить что-то крайне важное, но мне от этого было не легче. Пепси еще очень маленький, и мне казалось, что даже на таинственном острове Рондуа, где кролики достают иллюзионистов из цилиндров, такому крохе рановато взваливать на себя обязанности взрослого мужчины, тем более монарха.

С другой стороны, монархом он станет, только если соберет все пять Костей. Пока что их было всего две, причем одну из них нашла старая, ненужная мама.

Все чаще и чаще я задавалась вопросом, что я тут делаю. Каким-то образом я прибыла на Рондуа. Значит, я только посланник, призванный доставить моего чудо-ребенка нужным людям и сойти со сцены? Нет, против этого свидетельствовала вся логика событий – я должна была познакомить его со зверями, объяснить кое-что о Рондуа, я успокоила его первые страхи после прибытия. Потом нашла первую Кость Луны и показала сыну, как покрыть ее резьбой. И после всего этого я лишь посланник? Может, я и обманывалась – но вряд ли. А тогда – кто? После того как Пепси заслужил столь почтительное обращение Кипучего Пальца и мэра столицы, мне казалось, что мною чем дальше, тем больше пренебрегают, что меня отодвигают на задний план.

В какой-то момент мне даже пришло в голову, что, если мое пребывание на Рондуа затянется, лучше будет вернуться на Равнину Забытых Машин. Самая подходящая для меня компания: я тоже умею шипеть, выпускать пар и ничего не делать. В точности как они.

Почему мы так любим сыпать соль на раны?

Ночным Ухом звали старого отшельника, избравшего местом жительства окраины Офир Пика. То немногое, что требовалось ему для жизни, он зарабатывал, водя экскурсии по Городу Мертвых.

– Местные обитатели прекрасно уживаются друг с другом. Но живых не любят, поэтому лучше с ними не заговаривать. Если уж очень приспичит, смотрите при этом в сторону. Не нужно смотреть им в лицо или называть по имени. Они поймут, к кому вы обращаетесь.

Мы последовали за ним сквозь разрушенную арку. Ведущая в город дорога, мощенная булыжником, стала постепенно забирать вверх. Вскоре у меня уже зудели икроножные мышцы, и я, сама того не заметив, сбавила шаг и стала внимательно смотреть под ноги, дабы убедиться, что они ступают куда надо.

По кривым извилистым улочкам бегали дети, однако, несмотря на радостные, смеющиеся лица, в воздухе висела тишина. Абсолютная. Непроницаемая. Ни детских криков, ни лая собак, ни звона железных ведер о камень колодца, ни птичьего свиста, ни обмена приветствиями в узком проулке.

Женщины в цветастых косынках, с закатанными рукавами и красными, как петушок на палочке, лицами выглядывали из окон и с интересом смотрели нам вслед. Но они тоже молчали – старые курицы, которых даже безмолвие смерти не излечило от привычки повсюду совать свой нос. К моему удивлению, одна из них бросила мне яблоко. Оно казалось очень аппетитным, но упало в мою ладонь совершенно бесшумно. Я посмотрела на Ночное Ухо, спрашивая взглядом, можно ли это яблоко есть. Тот подождал, пока мы не завернем за угол, где старуха не могла нас видеть.

– Лучше не надо. Только устанете. – Тут он осекся и хитро глянул на меня. – Впрочем, если хотите, то можно. Узнаете о смерти много нового.

Мимо нас медленно проехал на велосипеде красивый юноша, а на перекладине перед ним примостилась девушка, цепко ухватившись за руль поверх его ладоней. Пара улыбалась и казалась счастливее всех на свете. Но от них не доносилось ни звука. Велосипед трясся и подпрыгивал на старых серо-коричневых булыжниках, но абсолютно бесшумно и вскоре скрылся из виду.

Это не столько пугало, сколько удивляло. Мы уже почти привыкли к безмолвию, когда вышли на широкую, залитую солнцем площадь, и я увидела Эвелин Хернесс, первую жену Дэнни, которая сидела в кафе и смотрела на нас. Забыв о предупреждениях нашего гида, я рванулась к ней и – глядя прямо на нее – назвала по имени.

– Привет, Каллен. Прости, что не могу пожать тебе руку, нам нельзя. Сколько ж лет назад это было?.. Ты столько всего успела.

Несколько минут мы болтали… о чем? О нашей с Дэнни женитьбе. Эвелин была в курсе. Она сказала, что ни капли не возражает и очень рада за нас, но выражение лица – исполненное оборванных грез и грусти – выдало ее с головой: на самом деле она возражала, да еще как. Что я могла сказать или сделать? На короткое мгновение мне показалось, что это я убила ее и сослала сюда.

– Мам?

Я опустила взгляд на Пепси, смотрела на него и не видела. Он плакал. Я глянула на Эвелин, потом снова на него. По щекам Пепси текли слезы, но он энергично кивал, словно соглашаясь с чем-то, что я сказала.

– Зачем мы здесь, Пепси?

Я снова глянула на Эвелин, потом опять на него.

– Ты разве не знаешь?

– Даже не догадываюсь, милый.

– Ты должна знать! Это здесь я был, пока ты не вернулась. Я жил здесь. Когда-то ты меня убила. Разве не помнишь?

Вселенская боль пронизала меня, и я до сих пор не знаю, была она физической, духовной или какой-нибудь еще. Зато точно знаю, что сама смерть не может быть хуже этой боли. Куда уж хуже.

Пепси был тем ребенком, которого выскребли из меня, – четыре года назад, солнечным летним днем. Мой аборт. Мой сын. Уничтожение улик. Мой сын… мой мертвый, чудесный сын.

Прислонившись к стене всем своим безвольным весом, прямо посреди этой чудовищной тишины я снова разрыдалась о том, что когда-то совершила. Я рыдала до тех пор, пока не ощутила, что раздавлена в лепешку весом мира и весом мертвых.

Я вот все удивлялась, что я тут делаю.!. Но ни разу мне не пришло в голову задуматься, откуда взялся этот бойкий малыш, сопровождающий меня повсюду и зовущий мамой. Мой сын. Мой здешний сын, мой сын из другого мира.

Я была на Рондуа с одной-единственной целью – в меру сил помочь Пепси отыскать пять Костей Луны и таким образом уберечь его от возвращения в этот город.

Понятия не имею, почему нам предоставили вторую попытку; главное – что предоставили, и я ничего не буду спрашивать. Если бы не Кости, Пепси остался бы здесь навсегда. С ними он станет свободен, сможет скакать по горам на спине верблюда Марцио или самостоятельно плавать в золотых лагунах. На сей раз моя задача состояла не в том, чтобы найти Кости Луны, но чтобы помочь Пепси добраться до дома… Через Офир Цик, Город Мертвых, к жизни где-то на другом конце этой вселенной.

Бывает ли вообще так, чтобы вторая попытка давалась по-настоящему? Новый старт, несколько волшебных футов юзом, перед тем как мы врежемся в стенку и все пойдет прахом?

Нет, в жизни так не бывает. Но на Рондуа я спасу своего ребенка.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Здравствуйте, миссис Джеймс!

Доктор Лейври говорит, что я делаю успехи. Не знаю точно, что он имеет в виду, но поверю ему на слово.

Тем временем я столько всего прочел и в принципе решил стать ветеринаром, когда меня выпустят. Сомневаюсь, правда, что это будет очень скоро! По-моему, меня здесь не очень хорошо понимают. Притворяются, будто слушают меня, но я-то вижу, что смотрят они совсем в другую сторону, когда я говорю. Даже не думал, что доктора могут быть такими нечестными. Мало кому в наши дни можно верить, правда? Должен сказать, что, по-моему, вам верить можно. Вот почему я вам пишу. Надеюсь, вы не очень против.

Пока что мои любимые книжки – эти популярные бестселлеры о ветеринаре, который работает в Англии. Знаете, по ним еще сняли очень удачный телесериал на образовательном канале? [53]53
  С. 175. …популярные бестселлеры о ветеринаре, который работает в Англии. – Имеется в виду Джеймс Херриот (Джеймс Альфред Уайт, 1916–1995). На русском языке выходили его книги «О всех созданиях – больших и малых», «О всех созданиях – прекрасных и удивительных», «И все они – создания природы», «Из воспоминаний сельского ветеринара», «Собачьи истории», «Среди йоркширских холмов» и др. Прим. перев.


[Закрыть]Хотя я его не смотрю, потому что, по-моему, телевидение – для идиотов. В нашем заведении много больших цветных телевизоров, которые включены круглый день. От их шума почти невозможно укрыться, где бы ты ни находился и что бы ни делал.

Наверняка кто-нибудь просматривает все мои письма к вам и недоволен этой моей непримиримостью, но я не специально, честное слово. Я только хочу, чтобы эти адские устройства сделали потише. Не такое уж сверхъестественное желание, верно? Отнюдь не всем здесь хочется сотый раз смотреть про «Супермена», честное слово! Некоторых интересуют вещи поважнее. Мне вот хватило бы тихого уголка, где я мог бы спокойно посидеть, почитать или просто подумать, но даже это среди здешнего шума почти невозможно.

Что ж, никогда не бывает, чтобы все было как хочется.

Как ваши дела? Как поживает мистер Джеймс? Искренне надеюсь, все у вас в порядке. Мей еще не говорит? В последнем письме вы упомянули, сколько ей, так что я пошел в библиотеку и несколько часов просидел за литературой на этот счет. Знаете, оказывается, дети зачастую начинают говорить на удивление рано! Прислушайтесь как следует – может, это уже не воркование, а настоящая речь?

Что ж, пока, пожалуй, все. Надеюсь, я вас не очень утомил. Наверное, я это каждый раз упоминаю, но я в самом деле тщательно продумываю свои письма. Только почему-то мне никогда не удается сказать именно то, что хочется, или так, как хочется.

Что ж, все равно я сказал, что хочу быть ветеринаром, а не писателем, так что ничего страшного. Ха-ха!

Через несколько дней напишу еще, так что готовьтесь.

Искренне ваш, Алвин Вильямc

Здравствуй, Алвин!

Спасибо за твое последнее письмо. Очень интересно, что ты пишешь о том, когда дети начинают говорить, только боюсь, наша малышка Мей до сих пор на той стадии, когда все четыре слова в ее словаре являются производными от «а-гу» или «гу-гу».

По-моему, стать ветеринаром – это хорошая мысль. Мой муж сказал, что во многих учебных заведениях предусмотрены заочные курсы. Не знаю, есть ли у тебя уже школьный аттестат, но, по-моему, подумать об этом стоит. Таким образом ты сможешь заранее получить какие-то баллы и продолжить обучение там, где есть нужные тебе курсы.

Когда я училась в колледже, то совершенно не представляла, чем хочу заниматься в будущем. В результате я брала себе курсы как бог на душу положит и только те, которые казались мне интересными. Особых проблем у меня не было, и в результате я получила диплом по истории, но задним числом я понимаю, что это не самый продуктивный способ учиться. Я восхищаюсь людьми, которые настолько рано осознают, чего хотят добиться в этой жизни.

Ветеринар – замечательная профессия. Мой хороший друг Элиот Кильбертус говорит, что душу бы продал, лишь бы найти в Нью-Йорке хорошего ветеринара. Все они, по его словам, дерут кучу денег, но ничего толком не умеют.

Похоже, наконец-то весна, и это здорово. Недавно все мы выбирались на Лонг-Айленд. У одного моего знакомого есть дом в Ремзенберге, прямо посреди птичьего заказника. Когда мы там были, я заметила, что кое-какие довольно прихотливые виды уже прилетели с юга, хотя еще даже не середина месяца. Хороший знак. Мне даже приснилось, что я хожу в футболке и шортах-бермудах самой кошмарной расцветки, какую только можно представить. Когда начинают сниться шорты, лето не за горами.

Будь здоров.

Каллен Джеймс