Текст книги "Малёк"
Автор книги: Джон ван де Рюит
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
7 мая, воскресенье
Во время репетиции сцены в работном доме Смит трижды уронил жестяную тарелку. После третьего раза Викинг схватил ее и ударил его по голове. Смит рухнул, как свинцовый шар, и разревелся. Викинг не выглядел ни капли виноватым. Не обращая внимания на рыдающего Смита, он проорал:
– Еще раз с начала! И если кто-нибудь еще уронит тарелку, не сносить ему головы!
Смит понял, что никому нет дела до его проблем (мне меньше всех), и вернулся в очередь мальчиков из работного дома, стоявших за воображаемой кашей.
20.00. В обществе «Африканская политика» я – единственный первокурсник. Сразу после начала собрания Лутули единогласно избрали председателем. Мистер Леннокс показал нам прошлогоднюю видеозапись с канала Би-би-си, на которой полицейские зверски избивали юных членов Африканского национального конгресса. Посмотрев ролик, мы принялись обсуждать ситуацию в южноафриканской политике. Все говорили жутко умные вещи и рассуждали о «Копьях нации» и Ланкастерском соглашении,[38]38
«Копья нации» («умкхонто ве сизве» на зулу) – крыло АНК, сотрудничавшее с Южноафриканской компартией в борьбе с правительством эпохи апартеида. Организация вела партизанскую борьбу и была объявлена террористической в ЮАР. Ланкастерское соглашение – соглашение о независимости Зимбабве 1979 года.
[Закрыть] о которых я никогда даже не слышал. Линтон Остин, мальчик с веснушками и большими очками из выпускного класса, умнее которого, по слухам, в школе нет, сказал, что источником любых социальных изменений является экономика. Я живо закивал, так как мне показалось, что в данный момент это самое верное решение. (На всех последующих собраниях буду соглашаться с Линтоном Остином и его экономической теорией.) За все собрание я не произнес ни слова, но наслаждался каждой секундой. Леннокс – просто удивительный человек. Он очень редко высказывает свое мнение, но подстегивает дискуссию, играя в «адвоката дьявола» (так он это называет) и задавая провокационные вопросы, вызывающие оживленные споры. Перед уходом он предупредил нас, чтобы в своих действиях мы не руководствовались голыми эмоциями, а сначала тщательно обдумали факты и затем лишь формировали мнение. Несмотря на эти слова, мне было трудно не прийти в ярость от того, что я увидел на видеозаписи, и я помчался в спальню, разгоряченный политическими настроениями и крепким кофе из кофеварки мистера Леннокса.
8 мая, понедельник
Дело приняло серьезный оборот. Пропали еще трое моих трусов. На этот раз я обсудил ситуацию с Верном, и тот признался, что и у него исчезли два предмета нижнего белья. Порасспросив ребят за завтраком, я, можно сказать, разворошил осиное гнездо. Оказалось, что у всех, кроме Жиртреста, пропали трусы, но никто в этом не признавался, боясь опозориться. К сожалению, поскольку тревогу поднял я, было решено, что именно мне придется изложить ситуацию старостам.
12.15. Папаша гордо объявил, что с поездкой нашей команды по крикету в Кейптаун все решилось. К сожалению, каждому игроку придется заплатить две тысячи рандов. Придется звонить домой и просить о невозможном.
Очередной великолепный обед с Папашей. Его настроение потихоньку улучшается, хотя жена так и не вернулась. На этот раз мы умяли целую гору разогретой курицы из «Кентуккийского жареного цыпленка», запивая ее кока-колой. Дома у Папаши пахло лучше и было гораздо чище, чем в прошлый раз. Оказалось, что Глория, которая раньше работала у Криспо, теперь приходит к Папаше трижды в неделю, стирает, убирается, вытирает пыль и прогоняет крыс и прочих мелких животных, рыщущих в поисках пищи. Она по-доброму мне улыбнулась, и я увидел, что она готова заботиться о Папаше так же, как когда-то о Криспо. Она положила перед Папашей на столик аккуратно сложенную газету и очки и включила ему лампу.
Я признался, что безо всяких колебаний готов назвать «Властелина колец» лучшей книгой, которую когда-либо читал, и на глазах моего учителя появились слезы. Он похлопал меня по спине и пробормотал: «Благослови тебя Бог, мой мальчик, благослови тебя Бог». Я отдал ему гигантскую книжку, и вместе мы прочли вслух его любимые отрывки. Хотя Папаша пил колу, он все равно пьянел прямо на глазах. Принялся жаловаться на жену, а потом разрыдался. Лишь когда я пошел закрывать окно, то заметил полупустую бутылку рома на подоконнике (Папаша хитро спрятал ее за тюлевой занавеской).
Убираясь в комнате Червяка и проверяя чернила всех двенадцати ручек в его пенале, я как бы невзначай затронул тему исчезнувших трусов. Червяк пристально посмотрел на меня поверх своих очков для чтения (уверен, он думал, что я над ним прикалываюсь) и задал ряд наводящих вопросов. Я ответил, что в общем и целом в нашей спальне пропало более двадцати четырех предметов нижнего белья. Последовала длинная пауза – мой староста снова внимательно изучал меня поверх очков, – после чего он сказал:
– Обещаю донести дело до соответствующих инстанций. – Затем он снова погрузился в учебник по химии и больше не сказал ни слова. Я испытал огромное облегчение, покончив с этим делом, – теперь от меня больше ничего не зависело.
9 мая, вторник
07.30. Случилось невообразимое. Несмотря на то что ночная температура сейчас не превышает двух градусов по Цельсию и падает с каждым днем, за завтраком Рэмбо объявил, что сегодня Безумная восьмерка совершит очередную ночную вылазку. Выходим сразу после полуночи. По столу разнесся стон. Гоблин покачал головой, Жиртрест с несчастным видом принялся бормотать, Геккон побледнел, а Верн словно обезумел (впрочем, он всегда так выглядит). Кто в здравом уме пойдет купаться ночью зимой?
22.45. Когда в корпусе все стихло, Рэмбо собрал нас у своей кровати. Он объяснил, что хочет совершить налет на кухню (вломиться туда и украсть еду из школьных кладовых). Рэмбо подкупил одного из работников кухни, и тот оставил окно открытым, тем самым обеспечив свободный проход Великим Похитителям Жратвы, то есть нам. Не сомневаюсь, у Рэмбо впереди большое будущее в качестве босса мафии.
Как всегда, Гоблин был первым, кто отрезвил нас сообщением об огромном риске данного предприятия.
– Если нас поймают, нам конец. Нас исключат, если повезет, отстранят от занятий – короче говоря, мы будем в полной… сами знаете где.
Но нам не удалось дослушать предостережение Гоблина, так как Жиртрест запрыгал на месте и закричал:
– Я за! Я за!
– Я тоже, – проговорил Бешеный Пес без тени страха в глазах.
– Итак, нас уже трое, – сказал Рэмбо, обводя взглядом нас всех. – Поскольку Геккон в медпункте, достаточно еще одного голоса – и дело будет решено.
Молчание. Я покачал головой и опустил взгляд. Я чувствовал, как меня сверлят несколько пар глаз, но не готов был согласиться на это безумие и под пыткой. Верн, кажется, готов был расплакаться и нервно вырвал клок волос. Гоблин послал Рэмбо к чертям. Похоже, демократическая система Рэмбо в конце концов обернулась против него самого. Классическая ситуация: Безумная семерка разбилась на два лагеря, и, кажется, в этот раз здравый смысл должен был одержать верх. Но тут Роджер запрыгнул на шкафчик и замяукал, возвещая о своем появлении.
– Вот и отлично – Роджер с нами. Четверо за!
Сначала я подумал, что Рэмбо шутит, но вскоре стало ясно, что он абсолютно серьезен. Роджер тоже получил право голоса. Выбор был сделан. Лишь через несколько секунд я осознал, что полоумный кот, возможно, решил мою судьбу. Верн зашипел на Роджера и зацокал на него языком, но тот лишь урчал и терся о полотенцесушитель. Гоблин был в ярости, что перевес голосов в таком важном вопросе случился благодаря коту. К сожалению, все наши призывы к здравому смыслу были напрасны, и Рэмбо принялся излагать нам свой крайне запутанный план. Начинаю думать, что лучше бы мы искупались при минусовой температуре.
10 мая, среда
Полночь – час, когда вся нечисть выходит. Мои ноги дрожали – да что уж там, я весь дрожал. Я был просто в ужасе и не боюсь в этом признаться. Сидя на шее у Жиртреста и заглядывая в окно кухни, я в который раз понял, почему эта школа похожа на ад. Лично я был сыт этим по горло. Как я буду объяснять родителям, что меня исключили за кражу еды со школьной кухни, хотя от голода я не страдал?
Поскольку я был самым маленьким, меня единогласно назначили первым, кто пролезет в окно. (Несмотря на вчерашнюю речь мистера Леннокса, идея демократии начинает казаться мне сомнительной.) В конце концов меня просто втолкнули через окно, и я шмякнулся о холодный кухонный пол. На ощупь прокравшись к двери, я открыл задвижку и впустил в кухню шестерых сумасшедших и одного кота.
Дальше все прошло гладко. Рэмбо знал, в каких шкафах что лежит, и принялся нагружать спортивную сумку пачками еды. Роджер решил, что вся операция – эта игра, разыгранная нами с целью его позабавить, и принялся изображать охоту, напрыгивая на всё и всех, кто пошевелился. Жиртрест закрыл окно, через три минуты запер дверь, и семеро с котом босиком побежали по заиндевевшему двору.
И снова мое сердце сжалось от страха – я знал, что они будут нас ждать. Кто-нибудь из старост непременно будет лежать в моей кровати и ждать, когда я запрыгну через окно. В корпусе мы прокрались по лестнице и на цыпочках прошли через спальню второкурсников. Кто-то закричал, и я окаменел. Но потом наступила тишина. Парень просто разговаривал во сне. Я провел рукой по кровати – она была еще теплой, но пустой.
Перечень украденных припасов:
2 кг сыра чеддер
4 кг темного шоколада
10 кг говядины
10 кг белого риса (сухого)
10 банок тунца
3 буханки хлеба
6 яиц (два кокнулись)
1 лопатка (никто не знает, как она попала в сумку)
Недолго думая, мы принялись набивать животы награбленным добром. Рэмбо попросил нас уничтожить как можно больше улик до утра (в случае, если в спальне устроят обыск). Бешеный Пес зажег газовую горелку и вскоре уже жарил мясо, переворачивая его лопаточкой.
03.00. Лежу в кровати, с трудом удерживая съеденное внутри. Тяжело даже дышать. Один за другим мы легли спать; остался лишь Жиртрест, уминающий бутерброды с сыром, и Роджер, лакомящийся тунцом. Все еще недоумеваю, зачем нужно было рисковать нашим будущим ради сыра, хлеба и говядины. Уснул, так и не найдя ответ на этот вопрос.
08.00. С облегчением узнали, что срочное школьное собрание никто не созывал. Усталые и сытые, никак не могли сосредоточиться на уроках.
14.20. Позвонил домой и рассказал предкам об июльской поездке команды по крикету в Кейптаун. Папа пришел в полный восторг, пока я не упомянул, что поездка стоит две тысячи рандов. То, что последовало за этим, можно описать лишь как громкий чих, случившийся одновременно с эпилептическим припадком. Когда папа наконец успокоился, я самым невинным своим детским голоском сказал, чтобы он не волновался и, если я не поеду, конца света не случится. Мой эмоциональный шантаж сработал на ура, потому что папа закричал в ответ: «Только через мой труп мой единственный сын пропустит поездку в Кейптаун!» И бросил трубку. Почти сразу раздался звонок: мама требовала признаться, что я такого сказал, что папа теперь ходит по саду и разговаривает сам с собой. Когда я объяснил, в чем дело, она сказала, чтобы я особенно не рассчитывал на поездку, и повесила трубку.
Позвонил Русалке, которая была в депрессии и говорила очень грустным голосом. На все мои просьбы объяснить, что с ней, она молчала и отвечала на вопросы лишь «да», «нет» и «не знаю». Наконец мне это надоело, и я попрощался. Я слышал, как она плачет, опуская трубку. Чувствуя себя ужасно, решил прогуляться и, оказавшись у медпункта, зашел к Геккону, который был просто счастлив, что я его навестил. Я рассказал ему о походе на кухню и по его глазам понял, что он завидует и жалеет, что не мог пойти с нами. Он попросил меня посидеть с ним подольше, но я знал, что мне станет только хуже, поэтому придумал какую-то отговорку и ушел. Я продолжил идти и наконец очутился у дома Папаши, но там никого не было. Мимо проходил мистер Лилли со своим пуделем (он был пушистый и белый, в облегающем розовом комбинезончике), но я решил держаться от них подальше.
Солнце скрылось за холмами, и холодный ветер дул мне в нос и уши. Натянув горло свитера до самого носа, я пошел в столовую, где на ужин был рис с тушеной говядиной.
16 мая, вторник
Почти неделя прошла с тех пор, как я в последний раз писал в дневник.
Сегодня на доске объявлений в гостиной нашего корпуса обнаружил листок бумаги, на котором было написано следующее.
Мы вдруг одновременно замолчали. Русалочка посмотрела на меня тем же напряженным взглядом, что и в тот день на ступеньках бассейна. На этот раз нырять мне было некуда. Я выдержал ее взгляд, надеясь, что она не слышит бой огромного барабана в моей груди. Наши губы соприкоснулись, я закрыл глаза и почувствовал ее язык у себя во рту. В первую секунду я оторопел, но через мгновение и сам высунул язык, и наши языки сплелись в бешеном танце любви. Мы целовались целую вечность, и когда все кончилось, меня охватило ни с чем не сравнимое чувство завершенности. Я думал лишь о том, чтобы скорее вернуться в школу и рассказать Безумной восьмерке о том, как поцеловал Русалочку и теперь она официально стала моей девушкой.
Я знал, откуда эти строки, и сразу понял, что мой дневник украли. Это еще хуже, чем первая неделя в школе и мой день рождения, вместе взятые. Я сгораю от стыда и жалею, что вообще завел дневник. Уже думал о том, не сказать ли Укушенному. Или Червяку. Но в результате не сказал никому.
Сегодня утром нашел дневник в своем шкафчике. Никто не признался в краже и даже не подумал извиниться. Но я знаю, что это был Гоблин. (Слышал, как он хвастается перед Бешеным Псом, что стянул дневник.) Просмотрел то, что я писал, и мне стало стыдно, что теперь все знают о моих личных мыслях и делах. Зачем я их записывал? Неужели, как дурак, надеялся, что никто не возьмет мой дневник и не прочитает его? Гоблин наверняка давно уже умирал от любопытства, что это такое я пишу каждый день.
Хотел сжечь дневник или спустить его в туалет. Но в результате сижу и опять пишу – наверное, это что-то вроде зависимости.
Я помню строки, выгравированные золотом на коричневой кожаной обложке дневника моего деда (папиного папы): «Рассказ о жизни каждого человека, какой бы непримечательной она ни была, способен заполнить целый книжный шкаф, а если повезет, и миллион миль кинопленки. Запоминай каждую мелочь, если не хочешь, чтобы забыли тебя».
(Я до сих пор не знаю, были ли это его слова или кого-то еще. Я был слишком маленьким, когда он умер, и не успел спросить. Но всегда считал, что это сказал дед.)
Не могу смотреть никому в глаза. Не уверен, что именно им известно и что они успели прочесть.
17 мая, среда
Новости прошлой недели
О налете на школьную кухню никто ничего не сообщал. (Видимо, повар подумал, что это дело рук кого-то из своих, так как следов взлома не было.) Из нашей спальни пропало еще шестеро трусов, в том числе двое моих. Наша команда по регби продула школе Уэзерби со счетом 66:0, но, к счастью, мы были не единственными програвшими: команда «В» в возрастной категории до пятнадцати проиграла со счетом 9:8. Сборная старшеклассников разгромила противника со счетом 42:12.
Геккон снова здоров и совершил очередное триумфальное возвращение в нашу спальню. (По крайней мере на его счет я могу быть уверен – он мой дневник не читал.)
Репетиции мне наскучили – песни все время одни и те же, Коджак беснуется, как всегда. С нетерпением жду, когда мы начнем репетировать диалоги и соединять песни и слова. Викинг считает, что это случится не раньше следующего семестра.
19.00. Пока мы сидели в классе для самостоятельных занятий, в нашем корпусе был проведен тщательный обыск. Старосты приказали нам оставаться на местах, а сами перерыли наши комнаты. Поговаривают, что Укушенный серьезно взялся за того, кто крадет трусы. Гоблин считает, что наш заведующий вскоре раскроет грязный сексуальный скандал. Мы слышали, как старосты топают над нашими головами, когда они обыскивали спальню второкурсников.
21.00. Мальчиков с разных курсов вызвали к Укушенному объяснить происхождение некоторых предметов, найденных в их шкафчиках. У Щуки нашли фальшивое удостоверение личности и жутковатого вида скальпель. У Девриса конфисковали порножурналы, а Жиртреста подвергли допросу на предмет десятикилограммового мешка риса и трех килограммов гниющей говядины, обнаруженных под его кроватью. От мяса его заставили избавиться, но рис разрешили оставить. Однако тридцать пять пар трусов так никто и не нашел. Кем бы ни был этот извращенец, он хитер, как сам дьявол.
После отбоя Жиртрест зажег свечи и позвал нас к себе на ставший уже привычным сеанс по делу призрака Макартура. Мне кажется, это дело уже всем слегка поднадоело. Вот уже несколько недель не поступало никакой новой информации, и, похоже, члены Безумной восьмерки уже начинают сомневаться, что повешение вообще имело место (кроме Жиртреста, разумеется).
Жиртрест объяснил, что пока мы принимали во внимание лишь самого Макартура и его сына, который сражался в Северной Африке, однако выяснилось, что у него была еще дочь по имени Мэри Элизабет. Она вышла замуж за инженера и дельца Тревора Госфорта, который в нашей школе не учился. После самоубийства отца Тревор увез Мэри Элизабет в Канаду, где они и живут по сей день. У них родилась дочь Изабель Роуз, которая затем вышла замуж за богатого южноафриканского дельца. Жиртрест планирует выследить ее и написать ей письмо.
Поежившись на своем громадном заду, Жиртрест пристально посмотрел на нас. Выдержав до смешного длинную паузу, он сказал:
– Друзья, по-моему, настало время поговорить с Манго. – Гоблин прыснул; Рэмбо заржал. Жиртрест смерил их осуждающим взглядом, пока они не замолкли, и произнес: – Принимать участие я никого принуждать не буду, но сообщаю, что на следующей неделе намерен пообщаться с призраком Макартура.
Повисло долгое молчание. Глаза Геккона стали похожи на два бледно-голубых блюдца. Даже Роджер прекратил вылизываться и уставился на Жиртреста.
– И как ты собираешься это сделать? – спросил Саймон, яростно обкусывая ногти.
– Устроить спиритический сеанс, – спокойно ответил Жиртрест.
Рэмбо загоготал и выпалил:
– Не прошло и четырех месяцев, как наш новообращенный христианин стал сатанистом! – Тут все заговорили одновременно, вызвав небольшой переполох, но Жиртрест прервал наши споры, задув свечи, и приказал нам «поразмышлять над его словами».
Долго не мог уснуть, а посреди ночи проснулся – почудилось, что кто-то в ужасе кричит. Может, это мне просто приснилось, но страх просочился под одеяло и не отпускал меня всю ночь. Рэмбо считает, что мой пододеяльник с эмблемой «Доброго рыцаря» – самый уродский в мире. Но мне плевать на его мнение.
18 мая, Четверг
14.30. Перед матчем с командой «Е» разогревались, как обычно, под нашим деревом. Бедной команде «Е» в этом сезоне еще не довелось сыграть ни одного матча, так как в других школах команда «Е» даже не набралась. Если мы выглядели жалко, то на них было просто больно смотреть. Вполовину нас ростом, готовые описаться от страха, они жались к своему тренеру миссис Бишоп (жена преподобного), которую заставили готовить команду, хотя она не знала правил игры и даже не любила регби. Лилли наказал нам не быть слишком агрессивными с командой «Е» и позволить им забить хотя бы один гол, чтобы окончательно не уничтожить их уверенность в себе.
Мы позволили им забить куда больше голов. Вопреки всем законам физики, статистики и теории вероятности команда «Е» в возрастной категории до четырнадцати выиграла у нас со счетом 22:14. И нам еще повезло: если бы они не роняли так часто мяч у боковой линии, мы вовсе были бы опозорены. После матча миссис Бишоп чуть не запрыгала от радости. Мистер Лилли похвалил нас за то, что уступили малышам. Не удивлюсь, если в субботу на матч со зверюгами из школы Фортреккер, где основной язык – африкаанс, на поле выпустят их вместо нас.
За ужином Джефф Лоусон попросил меня составить ему компанию на собрании христианского общества сегодня вечером. Говорит, что девчонка, с которой он познакомился на пасхальной ярмарке, должна быть там. Она ходит в школу Святой Жанны в Питермарицбурге, и Джефф надеется, что она – что надо. Согласился пойти с ним (после того, как он пообещал, что там будет бесплатное печенье).
20.00. В часовне было битком девчонок, которые знали большинство наших мальчиков. Все улыбались, обнимались и хихикали. Джефф, который явно участвовал в этих сборищах и раньше, представил меня кое-кому из девчонок. Те заулыбались и сказали «добро пожаловать». (Не понимаю, почему меня кто-то приветствует в часовне моей же школы.)
Председатель юношеской христианской лиги Нельсон Джонсон встал и поздоровался со всеми, а затем вызвал на сцену какого-то чудака в безумной яркой рубашке с цветочным рисунком. Тот неискренне улыбнулся и что-то прошепелявил. Не успел я опомниться, как он достал гитару и начал играть, а все подняли руки и стали раскачиваться, словно впав в транс. Я не мог не обратить внимания на девчонку, что стояла рядом со мной: ее буфера подпрыгивали вверх-вниз, когда она распевала «Наполни маслом мою лампу».
После пения псалмов, молитвы и службы настало время пообщаться. Джефф подсел к красивой брюнетке (той самой, с пасхальной ярмарки) и начал к ней клеиться. Я сел рядом и стал пристально изучать свою шоколадную вафлю, навострив уши, но не участвуя в разговоре.
Судя по тупым репликам Джеффа, ему с брюнеткой ничего не светило. Сначала он целую вечность жаловался на еду в столовой. Брюнетка тем временем пыталась подавить зевоту. Наконец Джефф заговорил о своих родителях и о том, что живут они в основном за границей, где у них повсюду дома. Девушка тут же оживилась, включила обаяние и засыпала его градом вопросов:
Брюнетка: А где именно у них дома?
Джефф: В Монреале, Лондоне, Йоханнесбурге. И есть еще ферма тут, рядом.
Брюнетка: А где они живут?
Джефф: Большую часть времени в Монреале. Мои бабушка с дедушкой оттуда.
Брюнетка: А твой папа тоже учился в вашей школе?
Джефф: Нет, но дед и прадед оба ходили сюда.
Брюнетка: А как зовут твоих предков?
Джефф: Роб и Изабель Роуз.
Брюнетка: А сколько…
Кажется, то был тот самый момент, когда я подавился шоколадной вафлей. Не может быть! Или может? Это же прямо как в голливудском триллере! Тревор Лоусон женился на Мэри Элизабет Макартур и увез ее с собой в Канаду. Там у них родилась дочь, которую назвали Изабель Роуз. Так неужели этот клоун рядом со мной, которого разводит юная золотоискательница, и есть правнук человека, который повесился в этой самой часовне? Я попытался заговорить, но не смог – золотоискательница уже знакомила его со своими друзьями. Я помчался в спальню и застал Жиртреста за поеданием сухого риса из мешка. В качестве ложки он использовал крышечку от обувного крема. Я затараторил, и на этот раз у Жиртреста глаза стали как блюдца. Он заставил меня пересказать историю дважды, простонал, спрятал мешок с рисом под подушку, и мы вместе принялись составлять план.