Текст книги "Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик"

Автор книги: Джон Стотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Конечно, сам мир воспитывает в своих гражданах львиную долю этого безответственного равнодушия. Он продолжает повторять вслед за Каином его слова: «Разве я сторож брату моему?» (Быт. 4:9). 13 марта 1964 года в Нью–Йорке произошло пугающее событие. Респектабельная, привлекательная молодая женщина по имени Китти Женовиз возвращалась домой с работы (она работала менеджером в баре). Было около 3.20 утра. Она припарковала машину возле дома и уже направлялась к входной двери, как вдруг на нее напал мужчина и пырнул ножом. Она закричала, зовя соседей на помощь. В доме зажглось несколько окон, и кто–то прокричал сверху: «Эй, оставьте ее в покое!» Нападавший посмотрел наверх, пожал плечами и зашагал прочь. Но поскольку свет снова погас, а на помощь к Китти так никто и не пришел, он вернулся и еще раз ударил ее ножом. Она снова закричала, опять зажегся свет, открылись окна, начали выглядывать люди. Тогда нападавший прыгнул в свою машину и уехал. Но поскольку вниз так никто и не спустился, этот мужчина снова вернулся, чтобы в третий раз ударить Китти ножом и убить ее. Первый звонок в полиции раздался только в 3.50. К этому времени Китти уже была мертва.

Когда полицейские опрашивали местных жителей, выяснилось, что, по крайней мере, тридцать восемь порядочных, законопослушных граждан среднего достатка слышали крики Китти о помощи и видели, как ее ударили ножом, но никто из них ничего по этому поводу не сделал. Она даже узнала одного из соседей в окне и позвала его по имени, но он не ответил. Почему, спрашивали полицейские, никто из этих людей не спустился, чтобы ей помочь? Некоторые признались, что не знают, почему. Одной домохозяйке показалось, что «это была просто обычная ссора любовников». Один мужчина ровным голосом объяснил: «Я тогда ужасно устал и пошел снова спать». Но лейтенант полиции Бернард Джейкобе сказал вот что: «Почти от всех свидетелей мы слышали одно и тоже слово: „вмешиваться". Люди просто говорили нам, что не захотели вмешиваться».

Самодовольная гордость своей праведностью и снобизм, боязнь оскверниться, искаженный взгляд на душу и тело, апатия. За этими четырьмя причинами устранения от мира кроется неверное представление о Боге. Бог, открывшийся нам в Иисусе Христе, – это любящий Бог. Он любит людей, которые ничем не заслужили любви. Он позволяет солнцу всходить равно как над праведными, так и над нечестивыми и посылает дождь на обманщиков так же, как и на людей справедливых. Он сотворил нас в единстве души и тела и заботится как о душах, так и о телах. И Он предпринял серьезные действия, принеся огромную жертву, чтобы дать нам избавление от греха. Он Сам вмешался в нашу нелегкую жизнь и глубоко проникся нашими печалями.

Сам Иисус Христос не оставался в стороне, не отказывался вмешаться и не прятался на небесах, чтобы избежать опасности. Он вошел в наш мир. Он принял нашу человеческую сущность. Он отождествил Себя с человечеством. Он подверг Себя всем нашим искушениям, скорбям и страданиям. Он водил дружбу с изгоями и получил прозвище «друга мытарям и грешникам» (Лк. 7:34). Он смирился, чтобы служить нуждающимся. Он омыл ноги Своим ученикам. Он никогда не отшатывался от нелегких ситуаций. И, в конце концов, Он был готов понести наши грехи и стать проклятием вместо нас.

А теперь Он говорит церкви: «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас» (Ин. 20:21; ср.: 17:18). Миссия церкви отражает в себе миссию Сына, и обе они выражают характер Отца. В чем он заключается? Бог – это не только Судия, но и Спаситель. Он не раздает заслуженные награды, но наделяет нас милостью. Он – Пастырь заблудших овец, Врачеватель больных душ, Отец, обладающий бесконечным терпением. Теперь Он посылает нас в мир, как послал когда–то Христа – не для того, чтобы мы в страхе убегали и прятались, а для того, чтобы войти в страдания отчаявшегося человечества, прочувствовать и понять людские сомнения, трудности и печали, стать источниками Божьей любви, будучи одновременно и свидетелями и служителями, нести людям все облегчение, какое только возможно, и Благую Весть о спасении через смерть

Христа и Его воскресение. Вот в чем заключается наша обязанность. Подлинным христианство будет лишь тогда, когда самоотверженно вмешается в жизнь мира; всякий уход в сторону – это фарисейство. «Как Господь наш принял нашу плоть, так Он призывает Свою церковь принять на себя безбожный мир». Иначе мы не сможем «всерьез относиться к Воплощению»[134]134
  Witness in Six Continents, pp. 151, 158.


[Закрыть].

Этот вывод подводит нас к одному из величайших парадоксов христианской жизни. Бог призывает всю церковь (и каждого ее члена) одновременно и участвовать в жизни мира, и отделиться от него, и «быть в мире», и быть «святыми». Он не хочет, чтобы мы жили в мире, оставив святость, или были святыми, оставив при этом мир. Мы призваны быть «святыми в мире»: воистину посвятить себя Господу, являя Его жизнь и святость в мире – в том мире, который Он сотворил и для искупления которого послал Своего Сына.

Только Божья сила может избавить нас от осуждения и зависти «старшего брата», отложного фарисейского страха оскверниться от общения с миром и от отстраненности, от нежелания вмешиваться. Вместо всего этого нам необходимо Христово сострадание. И пусть фарисеи современных церквей недовольно ропщут, если им так хочется; главное, чтобы при этом они могли сказать о нас с вами (как их предки говорили о нашем Господе): «Этот человек принимает грешников и ест с ними».

8. СТРЕМЛЕНИЕ ВСЕЙ ЖИЗНИ: к своей славе или к Божьей?

Скрытые мотивы играют большую роль в нашем ежедневном поведении. Важно знать не только, что именно делает тот или иной человек, но и почему он это делает. Современная психология старается познать основные человеческие мотивы. Промышленность и торговля изучают человеческую мотивацию для своих целей, прежде всего, для того, чтобы привлечь к себе хороших работников, а затем побудить их трудиться на совесть.

Конечно, ни один человек не узнает себя как следует до тех пор, пока не спросит сам себя о своих стремлениях. Что является главной движущей силой его жизни? Что преобладает и управляет им?

По большому счету, существуют только два основных жизненных стремления, к которым можно свести все остальные. Одно из них – это желание нашей собственной славы, а второе – славы Божьей. Четвертый евангелист описал их как непримиримые противоположности и таким образом раскрыл сущность фундаментального разногласия Христа с фарисеями, ибо они «возлюбили больше славу человеческую, – писал он, – нежели славу Божию» (Ин. 12:43).

Но что же такое «слава Божия», которую мы должны «возлюбить», всеми силами стремясь к ней? Само выражение по–гречески звучит несколько двусмысленно. Буквально оно читается, как «слава Бога». Вообще, подобные словосочетания, где одно из слов стоит в родительном падеже, можно понимать по–разному: не всегда понятно, где здесь подлежащее, а где дополнение. Возьмем сходную по структуре греческую фразу: «хвала Бога». Если слово, стоящее в родительном падеже, является подлежащим, то становится ясно, что Бог здесь главный и именно Он кого–то хвалит. Если же, с другой стороны, в родительном падеже стоит дополнение, то подразумевается, что Бог является объектом нашей хвалы (мы хвалим Бога). То же самое и с нашим выражением: «слава Бога». Если слово в родительном падеже рассматривать как подлежащее, то здесь имеется в виду слава, исходящая от Бога; если же рассматривать его как дополнение, то речь идет о славе, которую мы воздаем Богу. Некоторые переводы Библии предпочитают первый вариант и передают процитированный нами стих (Ин. 12:43) следующим образом: «они возлюбили больше славу человеческую, нежели славу от Бога». И лингвистически, и контекстуально это, несомненно, правильно. Тем не менее, можно утверждать, что этой фразе намеренно была придана некоторая двусмысленность и что Иоанн хотел выразить сразу оба ее значения. Конечно же, фарисеи были виновны в обоих грехах. Они желали, чтобы похвала и слава была воздаваема человекам, а не Богу, и хотели получать эту похвалу и славу от человеков, а не от Бога. В этом – вся вершина (и глубина) фарисейского безумия. Ибо все Писание учит, что Бог (а не человек) должен быть источником славы и Ему же должно воздавать всю славу и честь. Только Он один по праву может наделять других славой и принимать ее как должное. Нам нужно рассмотреть эту двойную истину и увидеть, насколько далеки были от нее фарисеи.

Слава Богу, а не человеку

Возлюбить славу Божию больше, нежели славу человеческую, значит стремиться воздать славу Ему, а не людям. Это значит желать того, чтобы все люди чтили Бога (а не нас с вами и не кого–то еще), желать, чтобы и мы, и все остальные воздавали Ему всю славу, которой Он достоин. Это значит исполнять все чаяния, выраженные в Молитве Господней («Отче наш!»), ревностно относиться к тому, чтобы святилось имя Господне, чтобы пришло Божье Царство, чтобы исполнилась Божья воля.

Будучи человеком, Иисус Христос буквально дышал этими желаниями. «Я не ищу Моей славы», – говорил Он. И снова: «Говорящий сам от себя ищет славы себе; а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен, и нет неправды в Нем» (Ин. 8:50; 7:18). «Отче, – молился Он, – прославь имя Твое!» В этом была высшая цель Его жизни и служения, и в конце жизни Он смог сказать: «Я прославил Тебя на земле» (Ин. 12:28; 17:4).

В этом же самом стремлении заключался, пожалуй, самый главный секрет силы протестантской Реформации. Одним из самых существенных различий между религией, бывшей до Реформации, и религией Реформации было то, что первая во многих отношениях была направлена на людей, а для приверженцев Реформации в центре всего стоял Бог. Что касается авторитетов, они отвергали человеческие предания, потому что верили в то, что высшим и достаточным авторитетом является Божье запечатленное Слово. Что касается спасения, они отрицали необходимость человеческих заслуг, ибо верили, что дело спасения было раз и навсегда совершено Христом. Вот почему они так выделяли учение об оправдании только по благодати и только верой. Кранмер писал об этом в своем наставлении «О спасении человечества только Христом, Спасителем нашим, от греха и вечной смерти» так: «Сие учение возвещает и являет истинную славу Христову и повергает наземь суетную славу человеческую»[135]135
  Homilies and Canons (SPCK, 1914), pp. 25, 26. The Homilies were first published in 1547.


[Закрыть]. Как раз поэтому сторонники Реформации отвергли и мессу. Само понятие мессы, которая, в каком–то смысле, являла собой жертву Христа, было для них бесконечно ненавистным, потому что в ней они видели поругание славы единственной и совершенной жертвы Христовой. Николас Ридди сказал, что подобные действия были «великим и нестерпимым бесчестием для Христа, нашего Спасителя». Кранмер употребил еще более сильные выражения и назвал мессу «величайшим богохульством и оскорблением, которое только можно нанести Христу»[136]136
  Ridley's/I Piteous Lamentation in his Works, p. 52. Cranmer's Defence of the True and Catholic Doctrine of the Lord's Supper, 1550, in his Works (Thynne, 1907), Book V, ch. I, p. 232.


[Закрыть]. Причины всех этих реформаторских протестов были четкими и ясными. Подчеркивая, что авторитетом церкви должно быть только Писание (sola scriptura), а спасение грешникам несут только благодать и только вера (sola gratia и sola fides), они стремились к тому, чтобы слава воздавалась лишь одному Богу – soli Deo gloria!

Наверное, ни о ком из вождей Реформации нельзя сказать всего этого в большей степени, нежели о самом Жане Кальвине. Все его богословие было построено вокруг Божьего всевластия и Божьей славы. Вот как один из биографов Кальвина завершает рассказ о его жизни: «Кальвин скончался 27 мая 1564 года на закате солнца. Его похоронили очень просто, на кладбище в Пленпале. На его могиле нет надгробия. Так без славы умер человек, всю свою жизнь провозглашавший, что вся слава должна принадлежать только Богу»[137]137
  The Man God Masteredby Jean Cadier, translated by O. R. Johnston ( IVF, 1960), p. 176.


[Закрыть].

В этом благочестивом стремлении сторонники Реформации отвернулись от фарисейства. Ибо фарисеи были одержимы тщеславием. Они не заботились о том, чтобы воздать славу Богу; им самим хотелось славы. Они «возлюбили больше славу человеческую» [то есть свою собственную], нежели славу Божию». Позднее мы увидим, как это обеднило и испортило их собственную жизнь. Сейчас же надо приостановиться и посмотреть, сколько фарисейства гнездится даже в христианских сердцах. Вообще, в нашей греховной натуре столько гордыни, что даже в самые священные минуты мы вдруг обнаруживаем, что нами движет не столько стремление к Божьей славе, сколько личное тщеславие. Примеры нетрудно найти в нашем поклонении, благовестии и служении.

Подлинное поклонение сердца – это, пожалуй, единственная доступная человеку деятельность, в центре которой неизменно стоит Бог и которая больше всего возвышает и возвеличивает Бога. Поклоняться – значит воздавать Богу всю славу, которой только и достойно Его имя; это значит отдавать всего себя Богу и только Богу. Кто–то совершенно справедливо заметил, что поклонение, как ничто другое, избавляет нас от заразы эгоизма.

Но как неприметно и быстро тщеславие проникает в церковное поклонение! Пастор начинает гордиться тем, как умело он ведет служение. Проповедник гордится своим красноречием, хор и органист – своими музыкальными способностями, а община – своей набожностью: как же, мы же пришли сегодня в церковь! И вот именно в тот момент, когда все наше внимание должно быть поглощено исключительно Богом, когда настает время самозабвенного восхищения Им, мы снова думаем только о себе, гордясь собственной праведностью, чувствуя свою значительность и поздравляя себя с духовными успехами.

Подлинное благовестие тесно связано с настоящим поклонением. Павел сравнивает его со служением жертвоприношения, где благовестник превращается в священника, приносящего к Богу своих новообращенных (Рим. 15:16). Кроме того, благовестие – это и провозглашение Евангелия, которым люди спасаются из рабства эгоизма, подчиняя свою жизнь Богу. Однако большая часть нашего благовестия сосредоточена именно на людях. Наши плакаты рекламируют знаменитого евангелиста или его спонсора больше, чем Самого Спасителя. Мы начинаем гордиться тем, как славно у нас все организовано, или раздуваемся тщеславием, взирая на собственный благовестнический пыл.

Или возьмем в качестве третьего примера исполнение церковного служения. «Служить» – значит быть слугой, исполнять прозаичную, непритязательную, черную работу. Поэтому было бы уж совсем странно превращать служение в повод для хвастовства. Иисус специально разделил понятия «господствовать» и «служить», а также «властитель» и «слуга» и добавил, что первые два понятия относятся к язычникам, а вторые должны отличать Его последователей: «Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10:42–45). Таким образом, в качестве своего образца христианский служитель должен брать не язычников (или фарисеев), которые предпочитали господствовать, но Христа, пришедшего послужить.

Я не отрицаю того факта, что со служением сочетается некоторая власть (см., напр.: 1 Фес. 5:12,13; 1 Тим. 3:5; Евр. 13:7, 17); мне просто хотелось бы определить и ограничить ее. Это власть, присущая здравому учению и последовательности в личном примере. Она никогда не становится авторитарной в том смысле, что один человек пытается властвовать над разумом, совестью или волей другого. «Пасите Божье стадо… не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример…» (1 Пет. 5:2,3). Однако фарисеи как раз и господствовали, держа людей у себя в подчинении. Такими же были и священники предреформационного времени, чья деспотическая власть держалась на всеобщей убежденности в том, что в их руках находятся ключи от небесных врат.

Иисус обличил тиранию фарисеев, обратив внимание людей на их любовь к громким титулам (которая сама по себе уже о многом говорит). Он настаивал на том, чтобы в той Церкви, чье основание Он заложил, люди не присваивали ни себе, ни кому другому никаких званий: «А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель – Христос, все же вы – братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник – Христос» (Мф. 23:8–10). Иными словами, в церкви обычные прихожане по отношению к священнослужителям не должны находиться в положении ребенка перед своим отцом, во всем зависящего от него; или в положении слуги перед своим хозяином, беспрекословно ему повинующегося; или в положении ученика перед своим учителем, безмолвно принимающего все, что ему говорят. Конечно, служители не вправе требовать подобного отношения к себе со стороны прихожан, да и ни один христианин не может требовать или принимать такое отношение к себе со стороны братьев или сестер. Подобные вещи вдвойне греховны. Во–первых, они нарушают христианское братство: «Все же вы – братья». Во–вторых, они предполагают, что человеку воздается то, что по праву принадлежит только Богу:

«Один у вас Отец (от Которого вы зависите), Который на небесах», «один у вас Наставник (Которому должно повиноваться) – Христос» и (мог бы добавить Иисус) «один у вас Учитель (чьим наставлениям вы можете верить) – Святой Дух». Таким образом, господство служителей церкви над прихожанами – это грех и против Бога, и против человека, и против Святой Троицы, и против братства верующих.

Уж кто–кто, а апостол Павел хорошо усвоил этот урок. Когда коринфская церковь раскололась на отдельные части, каждая из которых избрала себе вождем соответственно Павла, Аполлоса и Кифу, он пришел в ужас. Можно предположить, что еще один лозунг «Я – Христов» был не знаменем еще одной, четвертой партии, а восклицанием самого апостола. То есть если коринфяне упорно клялись в верности людям, то, по крайней мере, он, Павел, хотел ясно заявить: что касается его самого, то он принадлежит Христу! На самом же деле Христу принадлежали и коринфяне, хотя их поведение этому и противоречило. Они уверовали и были крещены во имя Христа, а не Павла. И они вовсе не принадлежали Павлу; как раз, наоборот, Павел и его собратья–апостолы принадлежали им: «Все ваше: Павел ли, или Аполлос, или Кифа, или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее – все ваше; вы же – Христовы, а Христос – Божий» (1 Кор. 1:10–13; 3:21–23).

Как было бы чудесно, если бы церковь последующих поколений помнила и исполняла эту Господню заповедь также ревностно, как и апостол Павел! Действительно, большинство взращенных Богом лидеров–христиан так же, как и Павел, не желали, чтобы люди носили их имена (я уже цитировал Лютера: «Пожалуйста… называйте себя не лютеранами, но христианами»). Но их последователи не всегда оказывались столь же здравомыслящими и скромными. Мы должны согласиться с чувствами, которые выразил по этому вопросу Джон Венн, ректор Клэпема, в начале прошлого столетия: «Наш благословенный Господь мудро наставлял нас не называть ни одного человека наставником. Бог желал бы, наверное, чтобы имена Кальвина и Арминия как лидеров церковных партий были бы преданы забвению – подобно телу Моисея. В том и должна быть заключена особая слава Церкви Христовой, что у нее лишь один Наставник и Господь, самый лучший, самый мудрый и самый высший. Становясь под знамена своей партии, мы тем самым покидаем Христовы знамена и впитываем в себя дух, гораздо более противный христианству, нежели любое отклонение от христианской веры по незначительным вопросам. Любовь к братьям была заповедана нашим великим Наставником как отличительная черта Его учеников. Но всякий раз, когда мы предаемся духу разделения и соперничества, эта любовь (которая, подобно любви Христовой, должна обнимать всех) сужается и застывает в тесных рамках; а христианский характер сводится к одной из форм себялюбия»[138]138
  Letter to the Editor of the Christian Observer in 1803. This and the following quotation appear in John Venn and the Clapham Sect by Michael Hennell (Lutterworth, 1958), pp. 262, 263.


[Закрыть]. И снова: «Как раскололся христианский мир, как нарушился его покой, когда различные церковные партии присвоили себе имена и доктрины отдельных служителей, прикрепив их на свои знаки отличия: я – кальвинист, я – арминианин, а я – лютеранин. Как бы хотел Господь, чтобы мы всегда помнили, что христиане – всегда Христовы!»[139]139
  Sermons, vol. Ill, p. 192.


[Закрыть]

Если еще раз оглянуться на все приведенные примеры проявления человеческого тщеславия, то становится видно, как оскверняются и наше поклонение, и благовестие, и служение всякий раз, когда с их помощью мы пытаемся воздать славу людям (то есть самим себе), а не Богу.