Текст книги "Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик"
Автор книги: Джон Стотт
Жанр:
Религиоведение
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Я говорю, что у нас нет такого права, потому что Писание не дает его нам. Поэтому если евангельских христиан занимает только личное обращение и личная праведность, то они не соответствуют своему званию христиан, живущих по Библии. Почему? Нам нужно помнить, что живой Бог библейского откровения является не только Спасителем и Отцом Своего народа, но и Творцом, Господом и Судией всего человечества. К тому же Он – праведный Бог, любящий благочестие и желающий, как показал нам Амос (см.: Ам. 1:3–2:5), чтобы в каждом человеческом сообществе, в языческих народах, наравне с Израилем и Иудой, люди жили праведно, а зло получало свое наказание. Точно также родители–христиане должны с самых ранних лет воспитывать своих детей «в учении и наставлении Господнем» (Еф. 6:4) и учить их нравственности, не дожидаясь, пока те исповедуют обращение к Христу. Далее, каждому государственному аппарату, даже самому безбожному и мирскому, Бог предназначил наказывать злодеев и награждать законопослушных граждан – и тем самым сдерживать зло и поощрять добро во всем обществе, христианское оно или нет (см.: Рим. 13:1—5; 1 Пет. 2:13,14). Кроме того, так как человек влияет – или может влиять – на окружающую его обстановку гораздо сильнее, нежели она способна влиять на него, да и в процессе становления человека наследственность играет гораздо большую роль, нежели окружение, все это не оправдывает бессердечно–равнодушного отношения человека к тому, что его окружает. Ибо окружение также оказывает на людей большое влияние (что бы ни подразумевалось под словом «окружение»: политическая тирания, социальная несправедливость, расовая дискриминация, безработица, нищета, недостаток жилья, истощение или плохое медицинское обслуживание). Но даже если дурное окружение не оказало на нас пагубного влияния, все равно будет только хорошо и правильно, если мы сделаем то, что от нас зависит, для его улучшения. И все это не только ради собственного удобства, но и ради простой любви и справедливости. Так что христианин должен стремиться быть не только хорошим свидетелем, но и хорошим гражданином. Если он пытается распространить Благую Весть о спасении верой в Иисуса Христа, о рождении свыше и новой жизни, он должен также присоединиться к борьбе против социальной несправедливости и политического угнетения и тем самым внести свою, пусть небольшую лепту в установление такого общественного порядка, который обеспечивает свободу, справедливость, сохранение человеческого достоинства и благосостояние для всех.
Бог смотрит в сердце
Второй вывод, который можно сделать, прочитав разговор Иисуса с фарисеями о нравственности, заключается в том, что Бога, прежде всего, интересует состояние человеческого сердца. «Ибо извнутрь, – говорил Христос, – из сердца человеческого, исходят злые помыслы… Все это зло извнутрь исходит…» (Мк. 7:21,23). И еще раз: «Бог знает сердца ваши» (Лк. 16:15).
Вообще, некоторые из недобрых дел, перечисленных Христом, не только исходят из сердца, но и остаются там в виде внутренних, тайных грехов. Так, «злые помыслы» могут вырваться наружу в дурных словах или поступках; однако они остаются злыми, даже если внешнего взрыва не происходит. Зависть может привести к краже, ревность – к множеству других грехов; но и зависть, и ревность все равно являются злом, даже если никогда не выходят за пределы наших мыслей и желаний. Точно также гордыня обычно выдает себя высокомерным взглядом и тщеславными замашками. Однако даже если гордецу удается сохранять смиренный вид, скрытая внутри гордыня все равно остается мерзостью перед Господом. Так что желания сердца (или, как говорил Павел, «похоть плоти») сами по себе являются злыми в глазах Бога, вне зависимости от грехов языка или скверных поступков, которые они же нередко и порождают.
Это подводит нас к поразительным словам, с которыми Иисус обратился к ученикам в Нагорной проповеди. Он сказал вот что: «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф. 5:20). Но ведь фарисеи были, по–своему, очень и очень праведными. Они сосчитали, что в законе содержится 248 заповедей и 265 запретов и скрупулезнейшим образом все их соблюдали (ну, по крайней мере, внешне!). Так что они могли утверждать (подобно Савлу Тарсянину, фарисею), что «по правде законной – непорочны» (Флп. 3:6).
Как же тогда Иисус мог настаивать на том, чтобы праведность Его учеников превосходила праведность фарисеев, да еще и предупреждать их, что, в противном случае, им не войти в Божье Царство? Ответ отыскать нетрудно. Несмотря на ревностное стремление фарисеев к праведности, они судили о ней весьма поверхностно. Все свое внимание они уделяли внешнему исполнению закона (как они его понимали) и воображали, что этого достаточно. К тому же, они обильно приправили этот закон своими собственными, традиционными толкованиями.
Так вот, в Нагорной проповеди Иисус проповедует, что Божьи требования еще выше, а взгляд Его – гораздо острее и проникновеннее, чем предполагали фарисеи. Он тут же разворачивает перед ними шесть похожих наставлений (Мф. 5:21–48), каждое из которых начинается с одной и той же фразы: «Вы слышали, что сказано… А Я говорю вам…» Многие считают, что тем самым Иисус вводил новый закон, а значит, противоречил прежнему закону и, в конечном итоге, отменял его. Однако эти утверждения весьма далеки от истины. Вообще, само предположение, что Он мог задумать что–то подобное, изначально является настолько невероятным, что можно отбросить его как совершенно невозможное. Прежде всего, такое предположение противоречило бы тому благоговейному, уважительному повиновению Писанию, которое Иисус сохранял в течение всей Своей жизни. Но, более того, Он Сам только что (в ст. 17) провозгласил, что пришел не для того, чтобы «нарушить закон или пророков… но исполнить». А далее Он торжественно добавил, что «доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (ст. 18), и предупредил Своих слушателей: «Кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном» (ст. 19). В свете таких слов было бы просто нелепо доказывать, что Иисус противоречил закону.
Нет, Иисус противоречил совсем не закону, но преданиям, не тому, что «написано», а тому, что «сказано», не Божьему Слову, но ложным его толкованиям, в которых были повинны фарисеи и саддукеи. Они то и дело пытались уменьшить вескость Божьего закона, чтобы подогнать его под свои мерки: либо ограничивали его заповеди, либо расширяли сферу дозволенного. Сейчас будет уместно процитировать профессора С. И. Б. Крэнфилда из Ру[110]110
Cranfield, p. 244.
[Закрыть]: «Для всех, кто пытается найти оправдание в Законе, типично следующее: в конечном итоге, они непременно изменяют или искажают Закон, чтобы избежать его требований и свести его власть на нет». Потому–то Иисус и говорил, что праведность христиан должна превышать праведность фарисеев. Фарисеи вмешивались в закон, искажая его, чтобы смягчить его неумолимость; однако последователи Христа должны принять его во всей его полноте и силе, со всеми его требованиями.
Возьмем, к примеру, то, что разрешалось законом и что фарисеи стремились распространить еще шире, за рамки дозволенного. Закон позволял развод в том случае, когда муж обнаруживает в жене «что–нибудь противное» (Втор. 24:1–3). Однако предания все больше и больше поощряли такое его толкование, согласно которому развод мог произойти из–за любого произвольного каприза мужа. Согласно Мф. 19:3, фарисеи спросили Иисуса: «По всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею?». В ответ Иисус напомнил им о том, зачем вообще была создана семья и каково ее предвечное предназначение (согласно Быт.), а потом, по всей видимости, ограничил позволительную причину развода только супружеской неверностью (Мф. 5:31,32). Далее, закон позволял возмездие в судебных разбирательствах; это было сделано для того, чтобы дать судьям какую–то основу для наложения наказания, а также для того, чтобы ограничить максимальную степень такого наказания и ввести принцип соответствия кары самому преступлению («око за око, зуб за зуб»). Однако предания распространяли этот принцип и на личные взаимоотношения и с его помощью оправдывали личную месть. Иисус настаивал, что такое толкование до неузнаваемости искажало закон, что, согласно личной этике христианина, мы должны принимать несправедливость без сопротивления, не пытаясь возместить нанесенный ущерб (Мф. 5:38–42).
Книжники стремились не только расширить сферу дозволенного законом, но и ограничить его неудобные запреты. Так, например, закон Божий говорил: «Возлюби ближнего своего». В преданиях слово «ближний» истолковывалось в узком смысле и распространялось только на собратьев–израильтян, – иногда даже, более того, только на личных друзей. Таким образом, книжники, в конечном итоге, превращали заповедь «Возлюби ближнего своего» в совсем иную: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего» (чего в самом законе, конечно же, нет). Как пишет X. М. Скотт, «фарисейская этика учила израильтян ненавидеть язычников, как личных врагов»[111]111
Scott, p. 354.
[Закрыть]. Иисус воспротивился подобным установлениям и вместо этого провозгласил истинный смысл заповеди – слово «ближний» подразумевает и врагов тоже: «Я говорю вам: любите врагов ваших…» (Мф. 5:43–48). Подобным же образом книжники ограничили еще одну заповедь. «Не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои», – говорили они, как будто Господь всего–навсего запрещал некоторые клятвы, а другие позволял. Но Иисус не принимал никаких ограничений. Напротив, Он сказал, что истинным смыслом заповеди было «не клянись вовсе». Все обещания нужно сдерживать, а христианин должен быть настолько честен, чтобы ему не требовалось подкреплять свои слова клятвой: «Да будет слово ваше: „да, да", „нет, нет"; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5:33—37).
Принцип остается тем же самым и по отношению к двум другим заповедям, о которых упоминает Иисус.
Касались они убийства и прелюбодеяния. Как это принято и в сегодняшней поверхностной нравственности, так и предания старцев ограничивали запреты самим актом преступления. Однако Иисус подчеркнул, что закон имеет в виду нечто большее. Гневная мысль и оскорбительное слово тоже являются нарушением заповеди об убийстве и подставляют нас под угрозу суда и наказания. Точно также похотливый взгляд уже равен прелюбодеянию, ибо «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5:21–26 и 27–30).
Эти шесть примеров не оставляют нам сомнений в истинном смысле слов Иисуса о том, почему праведность христиан должна превышать праведность фарисеев. Христианская праведность принимает все, что говорит закон, не пытаясь уклониться от его требований. Она признает, что сфера действия закона простирается не только на сами слова или поступки, но и дальше, на человеческие помыслы и побуждения сердца. Фарисейская праведность была внешним подчинением человеческим преданиям; христианская праведность – это внутреннее послушание разума и сердца открытой нам Божьей воле.
Сейчас необходимо добавить, что «новой нравственности» свойственны тенденции, похожие на те, к чему склонялась нравственность фарисейская (хотя и не идентичные ей). Конечно, приверженцы «новой нравственности» утверждают как раз противоположное. Они считают, что Иисус подходил к закону гораздо более либерально, нежели Его противники (взгляните хотя бы на то, как Он «нарушал субботу» и как реагировали на это возмущенные фарисеи). А далее они утверждают, что их слова, обращенные к защитникам «старой нравственности», ничем не отличаются от того, что Иисус говорил фарисеям. Однако мы не согласны с тем, что Иисус нарушал субботу или собирался это сделать (ибо Он признавал, что суббота утверждена Богом). Все, что Он сделал, – это преступил некоторые из традиционных постановлений старцев касательно субботы, чтобы таким образом показать истинный смысл Божьей заповеди. Но мы вернемся к этому позднее.
Безусловно, между фарисейской и новой нравственностью существует радикальное различие. Оно заключается хотя бы в том, что первая была абсолютистской и предписательной, а вторая является относительной и ситуационной. Тем не менее, есть один момент, который позволяет нам провести между ними параллель. Он заключается в том, что и та и другая нравственность, в конечном итоге, преуменьшают требования закона. Как утверждал Иисус, фарисеи были виновны в том, что неверно истолковали закон и, тем самым, «разбавили» его. Учение новой нравственности идет еще дальше и настаивает, что категория закона Для христиан всецело отменена. Христианин не находится «под законом» ни в каком смысле, говорят они. Нетронутым остался единственный закон, а именно: всеобъемлющий закон любви. Он один является абсолютом; других абсолютов нет. «Не предписано ничего, кроме любви» – таков лозунг новых моралистов.
Нужно быть справедливыми к новым моралистам. Они – по крайней мере, лучшие из них – не поощряют нравственную вседозволенность. Некоторые из них даже полагают, что требования любви не мягче, но строже, нежели заповеди закона. Так, доктор Робинсон подчеркивает, что «казуистика любви должна проникать глубже, а взгляд ее должен быть острее и требовательнее, чем любое слово закона»[113]113
Honest to God, p. 118; cf Christian Morals Today, p. 42.
[Закрыть]. Однако его высказывания сомнительны, потому что новая нравственность отвергает все абсолюты, кроме любви, в то время как старая нравственность стремится удовлетворить требования как любви, так и закона одновременно. Более того, нет никаких сомнений в том, что в популярном понимании новая нравственность гораздо менее требовательна по сравнению со старой (неважно, кто именно в этом повинен); ведь даже древний запрет на прелюбодеяние можно отбросить, если блудник искренне верит, что его действия продиктованы любовью.
В этом случае христианин, опирающийся на Библию, просто не может не подчеркнуть, что в христианской нравственности Нового Завета (называйте ее «новой» или «старой» – все равно) любовь и закон не являются несовместимыми, – и уж, конечно, взаимоисключающими. Ибо любовь нуждается в том, чтобы закон направлял ее. Было бы наивно утверждать, что любви не нужно никакого ориентира извне, ибо «в нее изначально встроен нравственный компас, позволяющий ей интуитивно постигать глубочайшие нужды другого человека и отвечать на них»[114]114
Honest to God, p. 115.
[Закрыть]. Неужели новые моралисты забыли, насколько человек грешен? Любовь тоже не безукоризненна. На самом деле иногда она бывает даже слепой. Поэтому Бог и дал нам заповеди, чтобы прочертить тропы для любви. Пять заповедей второй скрижали закона как раз и говорят нам о способах выражения любви. Отсюда и слова апостола Павла: «Любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди: „не прелюбодействуй", „не убивай", „не кради", „не лжесвидетельствуй", „не пожелай чужого« и все другие заключаются в сем слове: „люби ближнего своего, как самого себя». Любовь не делает ближнему зла; итак, любовь есть исполнение закона» (Рим. 13:8–10; ср.: Гал. 5:14; 6:2). Любовь не является окончанием закона (то есть не отменяет его). Любовь есть исполнение закона (то есть подчиняется ему). И, говоря о любви и законе, Новый Завет провозглашает, что тот, «кто любит, – соблюдает закон», а не наоборот.
Так почему же тогда Павел в Рим. 6:15 говорит, что христианин «не под законом» (ведь его слова как раз подтверждают правильность выводов новых моралистов)? Апостол действительно неоднократно повторяет это выражение, но никогда не подает его как простое отрицание, не оставляет его вне контекста. Всегда добавляется (или, по крайней мере, подразумевается) контраст. Вообще, любое отрицательное высказывание понять невозможно, если не знаешь, чту ставится в сравнение. Например, если я скажу, что кто–то из моих знакомых «на человека не похож», вам никак не узнать, что я имею в виду. Может, я даю своему знакомому необычайно лестный комплимент и хочу сказать, что он просто ангел. А может, я обливаю его презрением, говоря, что он грязен, как скотина, мрачен, как туча, или худ, как щепка. Помню, как однажды я поверг своих друзей в настоящий ужас, когда, вернувшись из поездки в Америку и Австралию, заявил, что «не принимал ванну уже семь недель». Они уж было собрались отчехвостить меня за непростительное презрение к гигиене, но я вовремя успел ввернуть, что «зато каждый день принимал душ»! Так вот, каждое отрицательное утверждение может привести к заблуждению, если его не рассматривать в свете положительного высказывания, с которым оно сравнивается.
Как уже было сказано, апостол Павел никогда не оставлял свои отрицания «в воздухе». Его высказывания о том, что христианин – «не под законом», не означали, что для христианина закон полностью отменяется. Здесь имеется в виду, что христианин перестает искать в законе свое оправдание и освящение. В любом случае, подобные его действия были бы бессмысленны из–за «бессилия» закона. Павел пишет: «Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего…» (Рим. 8:3). Отсюда мы можем видеть, что слабость закона заключается не в нем самом, но в нас. Из–за своей греховной натуры мы не в состоянии сами соблюдать закон. А поскольку мы не можем его соблюсти, он не может ни оправдать нас, ни освятить. Вместо этого Бог сделал для нас и в нас то, что не способен был совершить закон. А сделал Он это, послав в мир Своего Сына и Своего Духа. Он оправдывает нас смертью Своего Сына и освящает нас Духом, живущим внутри нас (Рим. 8:3,4). Таким образом, Бог принимает нас не благодаря нашим же попыткам исполнить закон, но благодаря делу спасения, совершенному Христом. Точно также Его путь к святости состоит не в наших усилиях соблюсти закон, но во внутренней работе Святого Духа.
Вот такой двойной смысл заключается в словах Павла о том, что мы «свободны» от закона и должны твердо стоять в той свободе, которую даровал нам Христос (Рим. 8:2; Гал. 4:5; 5:1). Именно это он имеет в виду, говоря о том, что мы «не под законом». Теперь мы можем понять его отрицательное высказывание благодаря положительным дополнениям. Что касается нашего оправдания, то это – «вы не под законом, но под благодатию» (Рим. 6:14,15; ср.: Гал. 5:3,4). Что до нашего освящения, то «если же вы духом водитесь, то вы не под законом» (Гал. 5:18; ср.: ст. 23). Это значит, что наше оправдание зависит не от закона, но от благодати, а освящение – не от закона, но от Святого Духа. За оправданием и освящением христианин приходит не к закону; за тем и другим он идет к благодати. Ибо «закон» – это наши собственные усилия быть послушными; «благодать» – это спасительная Божья инициатива, свершившаяся через Его Сына и Его Духа[115]115
Отсюда контраст между «законом» и «благодатью» в Рим. 8:3: «Как закон… был бессилен, то Бог… ».
[Закрыть].
Но даже если мы теперь освободились от закона – поскольку он не является ни основой нашего оправдания, ни средством достижения святости, – это вовсе не значит, что закон перестал быть нормой нашего поведения. Все как раз наоборот. Хоть мы и оправдываемся не по закону, но по благодати, тем не менее, Бог оправдывает нас, «чтобы мы стали праведными, как того требует закон» (Рим. 8:4). Аналогично, хотя мы идем к святости с помощью Духа, а не закона, тем не менее, освящая нас, Дух Святой делает не что иное, как пишет закон в наших сердцах (Иер. 31:33; 2 Кор. 3:3). Контраст между Ветхим Заветом и Новым заключается не в том, что там закон, а здесь нет закона, но в том, что в Ветхом Завете закон был записан на скрижалях (внешний нравственный кодекс), а в Новом он записан в сердцах, т. е. это внутреннее действие Святого Духа. Таким образом, соблюдение закона хотя и не является основанием нашего оправдания, тем не менее становится его результатом; и хотя он не утверждается путем достижения святости, он составляет самую сущность освящения. Самьюэл Болтон, пуританин, подытожил учение Павла о законе и Евангелии в следующей эпиграмме: «Закон посылает нас к Евангелию, чтобы мы получили оправдание, а Евангелие отсылает нас назад, к закону, чтобы узнать, в чем заключается долг оправданных людей»[116]116
The True Bounds of Christian Freedom (1645) quoted by E. F. Kevan in Keep His Commandments (Tyndale Press, 1964), pp. 28, 29. And see chapter XIX.5, 6 of the Westminster Confession for its clear statement of the permanent, binding authority of the moral law.
[Закрыть].
Итак, если Павел в одном месте пишет, что «во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь» (Гал. 6:15), а другом месте, что «обрезание ничто и необрезание ничто, но все в соблюдении заповедей Божиих» (1 Кор. 7:19), то тем самым он не противоречит сам себе. Ибо новая тварь (или новое рождение) пробуждает в человеке новую ревностность и тщательность в соблюдении Божьих заповедей. Вообще, Иоанн утверждает, что «грех есть беззаконие», а одним из непременных признаков рождения свыше является то, что мы не упорствуем в этом грехе, но вместо этого повинуемся Божьим установлениям (см.: 1 Ин. 2:3–5; 3:4–10, 22–24; 5:1–5, 18).
А когда Святой Дух пишет Божий закон в наших сердцах, Он, прежде всего, дает нам внутреннее осознание и понимание этого закона, а также пылкое желание его соблюдать. Язык новообращенного, совершенно несовместимый с понятиями новой нравственности, звучит так: «Как люблю я закон Твой! Весь день размышляю о нем»; «по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием»; «повеления Господа праведны, веселят сердце» (Пс. 118:97; Рим. 7:22; Пс. 18:9.).
Итак, мы вновь возвратились к сердцу, к различию между фарисейской и христианской праведностью, к Христовой заповеди соблюдать Божий закон, причем не из–под палки и чисто внешне, но с готовностью, внутренне подчинив закону весь свой разум, волю и сердце.
