Текст книги "Вампиры [Vampire$] (ЛП)"

Автор книги: Джон Стикли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Они узнали о нем гораздо больше. Он был, во-первых, хорошим. Адам был истинным синим Бойскаутом, уверенным в своей вере и в том, что все это означало, и стремился поступать правильно.

Наверное немного слишком нетерпимым, фактически, но кто знал, было ли это плохо в этой глупой работе?

Родился Адам Ларранс, изначально, в Беркли, Калифорния, и влился здесь в – размышления – и новые левацкие склонности стольких священников относительно Либеральной Теологии для масс в Центральной и Южной Америке, контроле над оружием, смертной казни, женского равноправия, двух сверхдержав как синонима и, конечно, большего благосостояния. Но даже несмотря на все это и наполненность идеями о искоренении насилия, парень знал, почему он здесь – убивать вампиров. Просто убивать их. Он не хотел – общаться – с ними или добиться для них государственных льгот или бесплатной психиатрической помощи или даже пытаться вернуть их Богу.

Он хотел, чтобы их убили, зачистили, уничтожили, стерли с лица земли.

Он хотел, чтобы они исчезли.

Панк даже научился стрелять из проклятого арбалета.

И да, он верил, что серебряные пули будут работать. И более того, он не сказал им, почему он так думал. Они подобрались близко, но им удалось остаться в стороне от дел с оборотнями, тоже.

Затем малыш сделал кое-что еще, что удивило, смутило и понравилось им. Он встал, чтобы пройти в ванную, остановился, обернулся к ним и сказал:

– Я просто хочу сказать, что знаю, я вел себя как осел в аэропорту, насчет прессы. Это было неправильно. Я смиренно прошу прощения. – И затем он удалился отлить.

Карл и Кот посмотрели друг на друга и нахмурились. Они помолчали. Затем Карл наклонился над баром и налил для них еще одну порцию выпивки. Они вернулись к потягиванию и посматриванию. Однако, они ничего не говорили.

Адам вскоре вернулся и занял свое место в треугольнике. Он выглядел немного нервным и молчал. Наконец Карл переглянулся с Котом и повернулся к Адаму.

– Если ты собираешься легко за это извиниться, – сказал он, – тебе будет не весело играть.

Аннабель вернулась, чтобы сообщить им, что она и Джек были в курсе событий, и Кот подумал, что учитывая все, она выглядит чертовски хорошо. Немного бледная, немного взбудораженная, но в целом все отлично.

Может быть, было бы сообщить об этом пьяной.

И снова, напомнил он себе она плакала обо всех.

Джек спал спокойно, сообщила она им и продолжала делать это еще сорок три минуты спустя.

И он немного пошутил.

Но он все еще беспокоился о Джеке.

– С ним все в порядке? – осторожно спросил Кот.

Она удивленно посмотрела на него. Затем она успокаивающе улыбнулась.

– Ты слышал его, Целка.

Ага! Подумал Кот. Так вам понадобилось семнадцать минут прежде чем вернуться к нам. Все еще чертовски хорошо, Энни.

Он обдумал, подумал.

– Так я и думал, – ответил он и улыбнулся.

– Кто это? – спросил Адам, глядя сквозь оконное стекло.

Все повернулись, чтобы посмотреть. Юная леди со светящимися светлыми волосами и помятой одеждой довольно жестко ступала по дорожке к входной двери Одновременно она пыталась поправить платье, проверить макияж при помощи ручного зеркала и почистить зубы языком, чтобы убедиться, что они достаточно чисты.

– Ага – объявил Карл, поднимая бокал – Пресса прибыла.

– Репортерша? – нервно спросил Адам.

– Да, – ответил ему Кот. – Похоже, она провела ночь в своей машине, ожидая нас. В любом случае, со второй половины дня.

– Благослови Господь ее сердце, – размышляла Аннабель. – У нее ужасно скверные желания. – Она посмотрела на Адама. – Расслабься дорогой, мы просто не скажем ей, что ты священник.

– Итак, – предложил Карл. – Она узнает, есть ли от нее какой-то толк. Лучше просто заставить ее умолчать об этой части. Без записи или чего бы то ни было, как они это называют.

– A если она этого не сделает? – Адам хотел знать.

Кот усмехнулся.

– Похоже наш отец встречался с прессой раньше.

– O, я думаю она желает, – сказала Аннабель.

– Но что, если она этого не сделает? – настаивал Адам.

– Тогда, – зарычал Карл, – мы сможем схватить ее за сиськи. – Он допил свой стакан. – За спиной. Кто-то хочет отворить дверь?

Кто-то открыл. Кот отвел ее в бар и предложил ей выпить. Она отказалась, нервничая и волнуясь и…

И невероятно прекрасная, оценил Адам. Невероятно прекрасная и невероятно уязвимая и что-то еще, как сказал Кот. Императрица. Царственная. Как будто прикоснуться к ней было возможно, но это было ужасным грехом.

Это было очень странно. Адам воспринимал ее не более сексуальной, чем любой другой священник, но ее аура все еще была очевидной.

Боже мой, подумал он, что за репортаж она напишет! Люди расскажут ей что угодно. Он встал со стула, чтобы его представили. Аннабель назвала его просто Адамом Ларрансом. Ее рука была прохладной а глаза теплыми и дружелюбными. Но одновременно проницательными и напористыми. Адам задавался вопросом, когда она так много училась.

После того, как их представили друг другу, возникла неловкая пауза, пока Аннабель не похлопала по стулу рядом с собой, и усадила ее. Адам, чувствуя себя неуверенно, словно в море, вытолкнул вперед Карла Джоплина.

Карл взглянул на него, прочел его беспокойство, почувствовал, что нужно немного поучаствовать в скучном шоу и затем продолжил объяснять девушке, что такое Адам и что это значит и что она могла написать об этом – с нулевым результатом.

Он не упоминал ее сиськи.

Он не нужен. Один взгляд вокруг и Даветт увидела, что они это понимают. Они были вежливы и дружелюбны и они приняли ее (она была уверена в этом), но они были также довольно твердыми. Не пиши о священнике. Она попыталась утешить себя мыслью, что она и не хотела. Но не было никакого способа обойти тот факт, изменивший вещи, что эти люди держали при себе собственного священника.

Эти люди! подумала она и вздохнула. Она никогда не видела таких групп, как эта. От них исходил свет здоровой силы, казалось излучавшийся на десять ярдов вокруг. Не физического здоровья в частности, хотя все, кроме толстяка Карла, казались в достаточно хорошей форме. И не психического здоровья или эмоционального…

Душевное здоровье. Есть ли такой термин? лениво удивилась она. Ибо это то, что у них есть. Душевное здоровье.

Она скорее должна представлять себе, что крестоносцы за Правильное против Неправильного сделают это для вас.

– Мистер Кроу? – спросила она Кота. Кот был захвачен врасплох.

– А?

– Вы Мистер Кроу? – повторила она, улыбаясь.

– Он спустится в ближайшее время.

Они заговорили о Далласе. Они собирались туда, и там жила Даветт. Она проехала через всю страну, чтобы повидать их.

– Это не то, – напомнила она им, – с какими случаями вы сталкиваетесь ежедневно.

Они говорили о ресторанах в Далласе и о людях, которых они знали, и о знаменитых Техасцах вообще. Оказалось, что Даветт была Даветт Шендс из некогда знаменитой семьи, владевшей Ойлфилд Шендс.

– Но теперь все ушло, – заверила она их с самоуничижительной улыбкой.

Я в этом сомневаюсь, подумала Аннабель. Это дитя было богатой всю свою жизнь и всегда будет.

И потом она подумала, я могу побыть немного циничной, не так ли?

Адам улыбнулся в ответ на подшучивание, но не сказал ни слова.

– Импровизированно, – заметил Карл, смешивая себе еще одну выпивку, – Я бы сказал, что малыш встречал репортершу раньше.

– Вы считаете, что все журналисты нечестны, Мистер Джоплин? – спросила она.

Карл усмехнулся, отхлебнул.

– Это зависит от того, является ли он репортером или журналистом.

Она вроде как улыбнулась в ответ.

– Какая разница?

– Ну, репортер лжет, чтобы получить лучшую историю и повышение.

– А журналист не лжет?

– Ладно, да. Но только из глубокого чувства сострадания и беспокойства.

Она долго смеялась вместе со всеми.

Неплохо, подумал Кот.

Аннабель взглянула на свои часы. Джека следовало ожидать через несколько минут. Так что все они еще немного поболтали, прежде чем он показался и выслушали странную историю Даветт. Кажется, она была главным редактором своей газеты в колледже, но ушла прошлой весной, в последнем семестре своего выпускного года. Бросила школу, по сути совсем, и вернулась домой, чтобы начать работать.

– Мне нужно было покинуть мои… тылы, – промолвила она с покровительственной улыбкой. – Мне нужно было выйти в реальный мир.

Боже! Мысленно простонал Кот. Я ненавижу, когда меня обманывают.

Огромная дубовая дверь распахнулась и Джек Кроу вошел, выглядя свежим, бодрым и жаждущим. Пока Карл исполнял роль бармена, он познакомился с Даветт, долго тряс ее руку и напрямик сказал ей, какая она красавица. Казалось, она немного растерялась после всех хождений вокруг да около к которому она видимо привыкла.

– Вы хотите поговорить со мной, вы, юная леди?

– Вообще то, да. Если это удобно.

– В следующую пару часов. Затем мы отправляемся в путь. Начали.

И вот так они покинули комнату.

Глава 6

– Что ты думаешь? – спросил Кот, после их ухода.

– Хотелось бы узнать, почему ее выгнали из школы, – заметил Карл.

– Мне тоже, – сказала Аннабель.

– Пожалуйста, Боже, – вздохнул Кот, – пусть это будет проституция.

– Это не та работа с которой вы сможете соскочить, – ответил Джек Кроу, более чем раздраженно.

Они стояли в главном коридоре Зоопарка, прислонившись к противоположным стенам, лицом друг к другу. Джек отхлебнул из своего стакана.

– Почему нет? – спросила Даветт.

Он подумал об ответе, сказал, – Чтобы это понять, нужно сперва это купить.

Юная девушка бросила на него короткий взгляд, а затем снова вернулась к теме.

– Ну, вы должны признать, что в это довольно трудно поверить.

«Клянусь Богом, я думаю она верит!» – внезапно подумал Джек.

Или, по крайней мере, она пытается.

– Что вывело тебя на нас, в любом случае? – спросил он.

Она улыбнулась.

– Старый друг моей семьи владеет еженедельной газетой, в которой рассказывается о вашей последней… мм, миссии. Я попала в этот маленький городок, как он там называется?

– Брэдшоу, Индиана.

– Да, Брэдшоу. Во всяком случае, я попала туда через два дня после того, как вы его покинули. – Она нахмурилась. – К тому времени никто об этом не говорил. Но я получила ваш адрес.

– К счастью вы не успели.

– Я слышала, что у вас были проблемы. – Он сделал глоток.

– Некоторые.

– Кто-то пострадал?

– Семеро.

– Серьезно?

– Насмерть. Семь трупов.

Она побледнела.

– Вы шутите! Вы не можете быть серьезным!

Он просто посмотрел на нее.

– O'кей, – сказал он.

Они молчали несколько секунд. Она могла сказать, что он имел в виду это. И он мог сказать, что это дошло до нее.

Наконец, он сказал, – Позвольте мне высказать вам небольшое суждение.

– Какое?

– Это реально.

И они немного помолчали.

Наконец она произнесла, – Я не знаю, что сказать. Или сделать.

Он отошел от стены, наплевав на мрачное настроение.

– Я скажу вам, что вы можете сделать. Если вы когда-нибудь напечатаете эту историю где-нибудь – в чем я, честно говоря, сомневаюсь – вы можете упомянуть в ней об этом. – Он допил свой стакан и поставил его на ковер. – У вас есть с собой пад?

– Магнитофон, – ответила она. Она быстро покопалась в своей сумочке, нашла его и извлекла на свет.

– Окей док. – Ухмыляясь, он засунул сигарету между зубов, зажег ее. – Я устрою вам грандиозный тур.

Она улыбнулась в ответ, обвела рукой вокруг. – Это, безусловно, большой дом. Сколько спален?

– Семь, слишком много.

– O, – тихо сказала она, глядя на ряд пустых комнат. Четыре с одной стороны. Три с другой.

– Без паники, – сказал он. – Просто это время для панегирика.

И затем он сделал то, что она никогда, за всю оставшуюся жизнь не забудет. Оскаляясь все это время, куря как сумасшедший, он ходил из комнаты в комнату и в каждой из них рассказывал одинаково возмутительную, невозможную, безнадежно-смешную и (неизменно) непристойную историю о каждом занимавшем ее мученике. Улыбаясь, но не имея сил смеяться вместе с ним, она пробиралась вперед, вглядывающаяся, ошеломленная, каждым его словом и жестом.

Рассказывая, Джек Кроу выкрикивал легко, свободно. Но не позволяя одышке или стону вмешиваться в свой собственный смех. Его голос поднимался и опускался, притворялся серьезным или притворялся пьяным или притворялся – маленьким мальчиком.

Она была полностью загипнотизирована всей его пылающей гордостью за свою потерянную команду. Нет. Она никогда не забудет этого. Джек, похоже, тоже наслаждался этим. И он, казалось понял ее желание зааплодировать. Он потратил полтора часа на оживление, драматизацию и веселье, и когда он закончил, они оба истощились.

Кот появился в коридоре и напомнил ему, что их самолет готов к полету, а затем ушел.

Он повернулся к ней и сообщил, куда они летят.

Она сказала, что знает. Она сказала, что сама оттуда. Из Далласа.

Он сказал, что скучал по Техасу.

Она тоже, сказала она.

Наступила долгая пауза. Откуда-то снизу зазвучал рок-н-ролл.

Тогда почему бы вам не поехать с нами? был его следующий вопрос.

Она подняла на него взгляд, ее голова наклонилась, прислушиваясь к доносящимся звукам.

– Я поеду, – ответила она.

И она поехала.

Глава 7

Они пропустили по стаканчику или по три в баре аэропорта в Лос Анжелесе, ожидая свой рейс в Даллас, когда мимо провальсировали два молодых типа в аквамариновых шортах и с сильным экваториальным загаром, а следом за ними двое точно таких же парней, только в темных сомбреро с вышитой надписью – Акапулько.

Джек Кроу, собирающийся подняться на борт своего пятого реактивного самолета менее чем за двадцать четыре часа, ошалевший от сна в самолете и самолетной еды и трех или четырех порций выпивки, летя напролом над Планетой Земля, нашел это вдохновляющим.

– Это то, что мы должны делать, – объявил он. – Вперед в Акапулько! Или лучше, Канкун или Исла де Мухерес! В любом случае, понадобится несколько недель, чтобы поселиться в новой лачуге.

– Мы уже сдали наш багаж до Далласа, – заметил Кот.

Джек нахмурился от отсутствия у Кота энтузиазма.

– Итак, мы летим в Даллас.

– Итак, – сказал Карл, тихо рыгая. – Я должен приготовить всю нашу пулевую фигню.

Джек посмотрел на него.

– Д-а-а. Ладно… Но мы все можем идти. Аннабель?

Аннабель слабо улыбнулась.

– Кто будет заниматься всеобщим расселением?

– Но все остальные могут идти вперед, – продолжила Аннабель своим лучшим мученическим тоном.

Джек уставился на свой напиток.

– Итак.

Аннабель улыбнулась.

– Ты тоже можешь, Джек. В любом случае, ты никогда не распаковываешь вещи.

Джек ухмыльнулся ей в ответ.

– Это не означает, что я не хочу быть рядом с тобой, пока ты этим занимаешься.

– Как близко?

– Я думал, что остановлюсь в деловой части города, в Отеле Адольфус. – Он посмотрел на остальных. – Я думал мы все там поживем первые пару дней.

Аннабель попивала и улыбалась.

– Если ты хочешь.

Карл сложил руки на своем огромном брюхе и что-то бормотал себе под нос. Адам, сидящий рядом с ним, наклонился поближе.

– Что случилось? – спросил он, обеспокоенно.

Карл посмотрел на него.

– Я не понимаю, падре!

– Что, Мистер Джоплин?

– Зови меня Карл.

– O'кей, Карл. Что это?

– Моя выпивка. – Он указал на стакан, стоящий перед ним.

– Он пуст, – заметил Адам.

– Вот чего я не понимаю! Он был полон минуту назад.

Адам уставился, осмыслил, усмехнулся.

– Боже мой! – чуть не взвизгнул Кот, толкая свой пустой стакан через стол, издевательским тенором. – С моим произошло то же самое!

И затем Карл и Кот переглянулись и начали напевать тему из Сумеречной Зоны.

Пока остальные смеялись, Джек обхватил голову руками и скорбно ею покачал.

– Моя Команда, – пробормотал он. – Медсестра! – обратился он к молодой официантке, пробегавшей мимо. – Экстренный Вызов.

В самолете они собрались вместе на диване в первом классе, прячась от предложения поесть. Еще одно бортовое питание, был уверен Джек, сделает его одной левой. Поэтому они сидели и пили и играли в карты и болтали. Джек снова поднял тему Мексики, но странным образом и со странным лицом.

– Я раньше работал в Мексике, – проронил он как бы ненароком, но затем явно ожидал, что кто-то попросит его продолжить. Даветт уступила и Команда Кроу подивилась, как она может знать его настолько хорошо, чтобы быстро почувствовать странность, которую могут излучать его глаза.

Кот свернулся на своем месте, как его тезка, и не пропускал ни единого слова.

Что происходит? удивлялся он, но ничего не сказал вслух.

Ему это было не нужно, потому что все, кто знал Джека Кроу, подумали так же.

И что касается самого Джека.

Им нужно будет это узнать. Они не поймут его иначе. Они не смогут понять его даже тогда. Или меня, за то, что привел его.

Но они должны знать.

И может быть, если сначала я расскажу им первую благую часть.

Он улыбнулся и повернулся к остальным.

– Это было на начальном этапе моей карьеры на госслужбе.

Кот нахмурился, ничего не сказал. Аннабель заговорила.

– Ты имеешь в виду, до того как служил в армии.

– Нет. После этого.

– Но ты сказал первую часть..

– Нет, – поправил он с улыбкой. – Я сказал, во время начальной части моей карьеры на госслужбе.

– Что это значит? – спросил Карл со скучающим видом, который умел на себя напускать.

– Это означает, что я работал под глубоким прикрытием для NSA (Агентство Национальной Безопасности) по заданию CIA (ЦРУ), работая агентом DEA (Управление по борьбе с наркотиками, агентство Министерства юстиции США).

– Что, черт возьми, подо всем этим подразумевается? – Карл хотел знать.

– Ладно, моя работа состояла в том, чтобы проверить Кубинское участие в поставках коричневого Мексиканского героина сырца, поэтому я был на границе с Техасом, пытаясь выяснить, правдивы ли все слухи об успешной чистке среди хиппи-контрабандистов.

– Это было? – спросил кто-то.

– Это было. Они уничтожали всех любителей, готовились к большим деньгам, которые они монополизировали.

– Так что ты сделал? – спросил кто-то другой.

Джек пожал плечами, усмехнулся.

– Постарался в основном. Это было глупое задание и глупая идея отправить меня одного. Я приглянулся NSA, но они не доверяли мне. Я понравился CIA, но они не доверяли даже друг другу. Я боялся DEA и они меня ненавидели, но им пришлось меня взять из-за приказов сверху.

– Это был бардак.

Он помолчал, огляделся и слегка ухмыльнулся.

– Но у меня была интересная пара недель.

И Кот подумал, Вот оно. Он окинул взглядом остальных на диване и подумал, как они воспримут то, что Джек пытался подкрасться незаметно.

И затем он подумал, он пытается подкрасться ко мне тоже. Самый первый раз. Конечно, все бывает в первый раз, так что…

Тогда почему я так боюсь?

И снова Джек Кроу начал говорить.

Вторая Интерлюдия:
Феликс

Коричневый героин сырец изменил все. Эти маленькие дурь-лагеря были такими же милыми, как участок Дикой Границы. Они проживали среди сорняков, где-то в своих автофургонах и Мексиканцы развивали их до размеров деревни из крытых толью лачуг, чтобы быть поближе к свободно меняющемуся спросу. И этого было достаточно. Жизнь была довольно сносной.

Я помню, они использовали струны для подзарядки фонарей Коулмана от уличных фонарных столбов.

Играя под прикрытием Джименов, я оставил свое оружие в мотеле и припарковал свой грузовичок в стороне от дороги, прежде чем идти в лагерь той ночью. Это был один из последних действительно больших, и я слышал много криков, пока подходил. Но когда я вышел на поляну, там было всего двое парней, оба Мексиканцы, оба пьяные. Я подошел к одному из них и сказал:

– Qué pasa, hombre? (Что случилось, мужик?)

Он ударил меня.

Хорошо мне навесил в челюсть, моя губа разбита в кровь, затем снова хочет провести свинг и промахивается, а парень рядом с ним начинает кричать:

– Еще один! Вот еще один! – И затем он тоже на меня набросился.

Они были слишком пьяны, чтобы нанести еще больший урон, но этот крик невероятно быстро вызвал подкрепление. Все больше Мексиканцев начали появляться из темноты со всех сторон, все злые и все пьяные, и все бросились ко мне.

Я побежал, как черт от ладана.

Плохо, конечно, что дело было ночью. Около реки, далеко от моего грузовика. Я потерялся примерно через две секунды, продираясь сквозь низкий кустарник с Испанскими ругательствами, эхом отзывавшимися позади. Я понятия не имел, что происходит, кроме главного: Я был в полном дерьме.

Но я был достаточно взрослым. Достаточно взрослым, означает слишком умным, чтобы попытаться остановиться и читать нотации объевшейся мясом банде. Там действительно есть люди, которые, хотя вы пытаетесь объяснить, что ни в чем не виноваты, размажут вас в оконную замазку.

Я нашел реку, когда свалился в нее. Ну ладно, шагнул в нее. Рио Гранде не широка, но в этом месте не менее тридцати футов. Так или иначе, я делаю шаг назад и начинаю выливать воду из своих сапог и я слышу в ночи этот хитрожопый голос – Эй, гринго! Куда ты собрался?

Я, вероятно, подскочил на одну или две мили. И уже собрался бежать, когда понял, что голос прозвучал на Английском, не на Испанском. Я оглянулся и впервые посмотрел на Уильяма Чарльза Феликса, бездельничающего в дверях заброшенного вагона с сигаретой во рту, бутылкой текилы в руке и самой дерьмовой сытой ухмылкой, какую когда-либо видел в жизни. Ha нем была летная кожаная куртка времен II Мировой Войны, выцветшая синяя флотская рубаха, джинсы, ковбойские сапоги и шляпа как у Хэмфри Богарта.

Я ухмыльнулся в ответ. Это не помогло.

Я подошел, взял у него бутылку, сделал большой глоток и спросил, кто он, черт возьми, он назвался и пригласил меня внутрь. Так что я поставил хлюпающие сапоги на стойку и поднялся в вагон. Там было еще темнее, чем снаружи.

– Что ты делаешь в этой штуке?

Я едва разглядел его усмешку.

– То же, что и ты, Янки свин. Прячусь.

– Как он оказался у реки? – спросил я его. Я не видел никаких рельсов.

– Подловил, – сказал он, забирая назад свою бутылку. – Спроси ее.

Он чиркнул спичкой и поднял руку с высоко вспыхнувшим пламенем. В вагоне было все, что нужно, чтобы превратиться из движущегося ящика в первоклассную лачугу, от обрезков ковров и картонной мебели до истекающего кровью Иисуса на стене. Посреди всего этого сидела женщина.

Просто самая вызывающе-уродливая женщина, какую я когда-либо видел.

Феликс зажег спичкой свечу и осторожно задернул вход потрепанным одеялом, чтобы свет не был виден снаружи.

– Кто это? – спросил я его.

Он усмехнулся вновь.

– Я не уверен. – Он сел на ящик, послал ей улыбку и похлопал по полу рядом с собой. – Я думаю, это ее место.

Жестом, он предложил мне сесть на другой ящик, напротив него. Я сел. Он предложил мне еще один глоток. Я отхлебнул. Женщина подошла, и уселась на место, указанное Феликсом.

– Как тебя зовут? – спросил я ее, не подумав, по Английски.

Она сказала:

– Двадцать пять долларов, Американец, – и покачала своей грудью.

Господи.

Феликс забрал бутылку и ухмыльнулся.

– Интересное имя, ты не находишь?

И мы оба рассмеялись. И женщина тоже.

Я закурил сигарету и наклонился вперед, поставив локти на колени.

– Что, черт возьми, происходит?

Феликс наслаждался этим.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он с невинным видом.

– Почему мы прячемся?

Он закурил сигарету.

– Ну, я прячусь, чтобы живущее здесь дерьмо, местные, меня не побили. – Он вздохнул. – И ты?

– Давай, черт возьми! Что происходит? Почему они так обозлились?

Он странно посмотрел на меня.

– Ты хочешь сказать, что не слышал о сестрах Гарсия?

Я вздохнул.

– Кто эти деревенщины, сестры Гарсия?

Он засмеялся.

– Ладно, давай еще немного выпьем и я расскажу тебе.

Он дал мне сделать глоток, отхлебнул сам. С опозданием, предложил бутылку женщине.

Хватая, она, черт возьми, чуть не оторвала ему руку. Затем она начала пить с громким урчанием.

– Не волнуйся, – сказал Феликс, не сводя с меня взгляд. – У меня есть еще две бутылки. – Он замер в нерешительности. Женщина все еще пила. – Этого, наверно, достаточно.

Наконец он забрал бутылку, после того, как примерно четверть ее содержимого исчезла и рассказал мне все о сестрах Гарсия.

Шестнадцать и семнадцать лет, соответственно, красивые, с мягким характером, и, самое главное, девственницы, что в Мексике значит намного больше, чем в Техасе. Они были гордостью этого района. Луч надежды в месте, где будущее выглядело слишком похожим на прошлое. Все их любили и похвалялись ими.

И затем они убежали в Хьюстон с двумя гринго, торговцами наркотиками.

– Но не слишком беспокойся, – заверил меня Феликс. – Завтра утром никто не будет нас искать или даже вспоминать, из-за чего они так сходили с ума этой ночью.

Я не был уверен.

– Почему ты так уверен?

Он пожал плечами.

– Это случалось раньше.

Снаружи раздался звук. Феликс задул свечу, прикрыл огонек сигареты, и одним движением отдернул одеяло. Он всматривался в темноту, внимательно слушая.

Они были там. Можно было безошибочно услышать шум толпы. Они шумели довольно близко. Я почувствовал небольшую клаустрофобию в этом товарном вагоне. Я подошел к Феликсу у двери.

– У меня есть идея, – шепнул я.

– Рад это слышать, – прошептал он через плечо.

– Давай убежим.

Он подался назад, улыбаясь.

– Обычно, я считаю это блестящим шагом. Моя первая реакция, подумать об этом. Но куда мы побежим?

– Как насчет реки? Мы могли бы отправиться в Биг Бенд до утра.

Он присел на каблуках, взял бутылку.

– Я думаю по крайней мере о шести причинах, почему это плохой план, – ответил он, делая глоток. Он вытер губы. – И все эти змеи.

Я засмеялся.

– Тогда, что ты предлагаешь.

– Хорошо, – ответил он, обратно задергивая вход одеялом, – если мы останемся здесь, я думаю мы получим пятьдесят пять шансов из ста.

Я нахмурился.

– Ты имеешь в виду, что они либо найдут нас, либо не найдут.

Мы выпили еще. У женщины было еще две. Мы болтали. Женщина молчала, пока пять или двадцать глотков спустя, она решила изменить свое имя на – Пятнадцать долларов, Американец.

Мы пили и разговаривали еще немного, около полутора часов, прежде чем она решила изменить его на – Пять долларов, Американец.

Непостоянная.

Где-то на второй бутылке, после того, как третья и самая близкая волна шума толпы прошла прямо возле нас, мы, Феликс и я, решили заключить пакт.

Мы были явно обречены, решили мы. Поэтому нужно было сказать друг другу, в эти последние минуты существования, Главную Правду О Своей Жизни, как пассажиры падающего авиалайнера.

Вот как я узнал, что он занимался контрабандой наркотиков, и он узнал, что я охочусь на них.

Это смешно сейчас, но тогда, я был зол как черт. Ну, раздражен, во всяком случае. Феликс смеялся, зная, что согласно пакту, я ничего не могу поделать с тем, что он мне рассказал. Пока я не заметил ему, что он не может никому рассказать обо мне, а потом мы оба заткнулись. И затем мы оба выпили еще.

И тогда мы оба сказали, – Еб твою! – в унисон, и рассмеялись.

Это было весело.

Что было странно, я удивлялся в первую очередь. Я имею в виду, разве я ожидал, черт возьми, что Феликс окажется таким? Просто он совсем не был этаким типом или чем-то вроде того.

Чем-то вроде того.

Во всяком случае, примерно две скверные вещи произошли в спешке. Первая, эта ужасная женщина, решившая изменить свое имя на – Даром – и откинувшаяся назад, задрав платье и широко раздвинув ноги, чтобы были видны ее прелести.

Клянусь Богом, у меня аж голова закружилась.

Вторая неприятность заключалась в том, что ее муж появился через другую дверь.

Я подумал, что другую дверь заело от ржавчины или что-то еще. Как бы то ни было, остальное выглядело так, будто так оно и было. И возможно, так и было, но Добрый Муженек просто открыл ее одним движением руки и возник в дверях, все шесть футов плюс двести фунтов с обезглавленной курицей в одной руке и окровавленным мачете в другой.

После своей жены, он был самым уродливым человеком, которого я когда-либо видел.

– Кажется я знаю, как товарный вагон попал на берег реки, – прошептал стоящий рядом со мной Феликс.

Я прошептал в ответ, не сводя глаз с Муженька.

– Он приволок его сюда на спине.

И затем женщина, жена, завопила и Муженек взревел, Феликс и я бросились в разные стороны, а этот мачете рассекал воздух, разбрасывая капли ярко-красной куриной крови, свеча перевернулась на картонную мебель, взвилось пламя, женщина прыгнула между нами и гигантом, спасая свою обстановку, и Феликс и я хотели использовать этот момент в основном для того, чтобы с криками умчаться в ночь.

Исключая Феликса, который слишком замешкался, чтобы захватить текилу, и меня пытавшегося заполучить свои металлические наручные часы, зацепившиеся за занавеску над дверью, и сорвавшуюся, когда я прыгнул в сорняки.

Снаружи ждала толпа.

Не настолько близко, чтобы увидеть нас. Еще нет. Но они собрались достаточно близко и были настолько близки, чтобы их не было возможности обойти и достаточно близко, чтобы они почти мгновенно увидели мерцающий свет вагона и двинулись к нему.

Другими словами, чертовски близко.

– Давай, Феликс! – прошипел я. – Река!

– Черт, нет! – прошипел он в ответ. – Змеи!

Нам не хватило времени. Я придержал его.

– Ебаные змеи!

И затем он оттащил меня назад, все успокоилось на мгновение, посмотрел мне прямо в глаза, и сказал, – Это действительно больно!

Я просто хотел смеяться. Он был слишком странным.

Но в то же время мы оказались в плохом месте, застряли между двумя группами, которые хотели наброситься на нас, и нам нужен был план.

По сей день я не знаю, как мы забрались на это дерево, настолько пьяные, и настолько испуганные, и все время безумно хихикающие. Это был чистый Луни Тюнс, но мы это сделали. Это стоило мне много содранной об кору кожи, но Феликс словно играл в хоккей, используя только одну руку.

Он не выпускал бутылку текилы из другой. Невероятно.

Таким образом, мы уселись там и наблюдали, как толпа и монстр собрались вместе. Сильно напомнил мне Франкенштейна, со всеми этими фонарями, короткой стрижкой и ужасным ревом Муженька. Я не думаю, что он был намного умнее, чем выглядел, потому что думал, что остальные были нами и он отметелил полдюжины или около того, прежде чем они его успокоили. Затем они организовались на полпути к нам и начали искать нас.

Мы боялись даже голову поднять, хотя, и они ни разу не прошли мимо нас, впрочем я думаю, что они разок слышали, как мы хихикали.

Они были очень настойчивы. Держали нас там всю ночь напролет. Феликс и я провели время переливая содержимое бутылки в свои глотки и больше болтая о себе, как и прежде. Это было глупо как черт те что, я полагаю. Но это было наше дерево.

Я рассказал ему о Вьетнаме гораздо больше, чем я когда-либо кому-либо рассказывал и был откровенно удивлен его знанием и пониманием этой войны, как будто он был из поколения шестидесятых. Он много рассказывал мне о том, чем он занимался, и я слушал все это и ничего не мог понять. Феликс только ввозил контрабандой марихуану, хотя ему сделали удачное предложение возить более тяжелый наркотик. Он не зарабатывал уж очень много денег, похоже, фактически.