Текст книги "Журнал «Если», 1992 № 04"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

Соавторы: Роберт Шекли,Филип Киндред Дик,Монтегю Родс Джеймс,Джон Браннер,Николай Козлов,Дин Маклафлин,Вацлав Кайдош,Теодор Стэрджон,Михаил Щербаченко,Юрий Кузьмин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Ну что ж, значит придется уничтожить все живые организмы. Если другого выхода нет, мы сожжем планету дотла. Пусть превращается в мертвую пустыню.

Они смотрели друг на друга.

– Я свяжусь с Координатором Системы, – сказала командир Моррисон, – и уведу отряд, хотя бы тех, кто остался. Бедная девочка там, у озера… – она передернулась. – Когда отряд покинет планету, мы разработаем надежный способ очистки.

– И вы пойдете на риск завезти эти организмы на Землю?

– А нас они могут имитировать? Могут они копировать живые существа? Высшие формы материи?

Холл подумал.

– Вероятно, нет. Похоже, они могут подражать лишь неорганическим формам.

Командир мрачно улыбнулась.

– Тогда мы полетим домой без всяких неорганических материалов.

– А одежда? Они ведь могут имитировать ремни, перчатки, ботинки…

– Одежду оставим здесь.

Холл усмехнулся.

– Понимаю. – Он подумал». – Возможно, это сработает. Вам удастся убедить личный состав бросить здесь все? Все, что у них есть?

– Если в этом единственное спасение, я прикажу им.

– Тогда, возможно, у нас есть шанс выбраться отсюда.

Ближайший космический корабль, достаточно большой, чтобы забрать всех оставшихся членов отряда, находился в двух часах перехода. Он направлялся на Землю.

Командир Моррисон оторвала взгляд от экрана.

– Они хотят знать, что у нас случилось.

– Дайте я поговорю с ними. – Холл уселся перед экраном. Он увидел перед собой грубое лицо и золотые галуны капитана корабля.

– Я майор Лоренс Холл из Отдела Исследований.

– Капитан Дэниел Дэвис. – Капитан Дэвис бесстрастно изучал его. – Что у вас стряслось, майор?

Холл облизнул губы.

– Если не возражаете, я дам объяснения, когда мы окажемся на борту.

– Почему не сейчас?

– Капитан, вы уже решили, что мы сумасшедшие. Я не хочу утверждать вас в этом подозрении. Мы все обсудим на корабле. – Он замялся. – И вот еще… Мы погрузимся без одежды.

Капитан поднял брови.

– Как это?

– Вот так, капитан. Полностью обнаженными.

– Ясно. – Хотя было очевидно, что он ничего не понимает.

– Когда вы будете здесь?

– Примерно через два часа.

– Сейчас у нас 13.00. Вы будете около 15.00?

– Приблизительно в это время, – подтвердил капитан.

– Ждем вас. Не выходите из корабля. Не выпускайте наружу никого из экипажа. Откройте для нас люк. Мы погрузимся без вещей. Только люди. Как только мы окажемся на борту, тотчас взлетайте.

Стелла Моррисон нагнулась к экрану.

– Капитан, нельзя ли сделать так, чтобы ваши мужчины…

– Мы сядем на робопилоте. Никого из экипажа на палубе не будет. Вас никто не увидит.

– Спасибо, – пробормотала она.

– Пожалуйста, – капитан отдал честь. – До встречи через два часа, командир.

– Выводите отряд на летное поле, – сказала командир. – К сожалению, одежду придется оставить здесь, чтобы на поле вблизи корабля не было никаких вещей.

Холл посмотрел ей в лицо.

– Это не слишком большая цена за жизнь, не так ли?

Лейтенант Френдли закусил губу.

– Я раздеваться не буду. Что за дурацкие идеи…

– Выполняйте приказ!

– Но, майор…

Холл взглянул на часы:

– Сейчас 14.50. Корабль приземлится с минуты на минуту. Снимайте одежду и выходите на посадочную площадку.

– Что же, совсем ничего нельзя взять?

– Вы слышали: ничего. Даже бластер… Мы получим одежду на корабле. Идите! От этого зависит ваша жизнь!

Френдли неохотно стянул рубашку.

– Мне кажется, мы занимаемся ерундой…

Щелкнул видеоэкран. Резкий голос робота объявил:

– Всем немедленно покинуть здание! Всем немедленно покинуть здание и собраться на взлетной площадке!

– Так быстро? – Холл подбежал к окну и поднял металлические жалюзи. – Я не слышал, как он приземлился.

В центре посадочной площадки стоял длинный серый космический корабль, корпус его был покрыт вмятинами и царапинами от ударов метеоритов. Он стоял неподвижно.

Вокруг не было никаких признаков жизни.

Через поле к нему нерешительно тянулась цепочка обнаженных людей, щурившихся от яркого солнца.

– Он уже здесь! – Холл стал поспешно стягивать рубашку. – Пошли!

– Подождите меня!

– Тогда поторопитесь. – Холл кончил раздеваться. Мужчины, не мешкая, вышли в коридор. Раздетые донага охранники пробежали мимо них. Друзья бесшумно прошли по коридорам длинного здания к выходу. Сбежали по ступенькам к летному полю. Высоко в небе светило солнце, они чувствовали на теле тепло его лучей. Из всех зданий выходили нагие мужчины и женщины и в молчании направлялись к кораблю.

– Ну и зрелище! – сказал офицер. – Наша репутация безвозвратно погибла.

– Жизнь стоит репутации, – сказал другой.

– Лоренс!

Холл повернулся в пол-оборота.

– Пожалуйста, не оглядывайтесь, пожалуйста, идите. Я пойду за вами.

– Как вы себя чувствуете, Стелла?

– М-м… необычно.

– Но ведь игра стоит свеч?

– Кажется, да.

– Думаете, нам кто-нибудь поверит?

– Сомневаюсь, – сказала она. – Я и сама не верю.

Холл посмотрел на трап, который выпустил корабль. Первые члены экипажа уже начали взбираться по металлической дорожке к круглому люку, ведущему внутрь.

– Лоренс… – голос Стеллы как-то странно дрожал. – Лоренс, я…

– Что?

– Мне страшно.

– Страшно? – Он остановился. – Почему?

– Не знаю. – Она дрожала.

Их толкали, обходя слева и справа.

– Успокойтесь. Это детские страхи, – он поставил ногу на трап. – Пошли.

– Я хочу вернуться, – в ее голосе была паника. – Я…

Холл рассмеялся:

– Слишком поздно, Стелла.

Холл взбирался по трапу, держась за поручень. Их подхватил и понес вверх поток мужчин и женщин. Они приблизились к люку:

– Вот и пришли.

Человек, идущий перед ними, исчез в люке.

Холл шагнул за ним, в темную внутренность корабля, в безмолвную черноту. Командир – следом.

Точно в 15.00 капитан Дэниел Дэвис посадил свой корабль в центре летного поля. Автоматически открывшись, щелкнул входной люк. Дэвис и другие офицеры сидели в летной кабине у пульта управления.

– Ну, – сказал через некоторое время капитан Дэвис, – где же они?

Офицерам стало не по себе.

– Может быть, что-то случилось?

– А может, все это шутка, черт подери?

Они ждали очень долго.

Но никто не пришел.

Перевела с английского Лилия КОСОГОВА

Джон Браннер
Жестокий век

Глядя на изможденное лицо, в котором еще угадывалась былая красота, на темные волосы, разметавшиеся по подушке, Сесил Клиффорд никак не мог согласиться с жестокой истиной. Глаза защипало от слез, и он гневно смахнул их.

Наконец, он сделал медсестре знак накрыть простыней это когда-то восхищавшее его лицо. Медсестра покосилась на него с сочувствием и затаенным любопытством.

– Она… она была женой моего лучшего друга, – хрипло сказал он, и сестра кивнула. Он был благодарен ей, что в ответ не раздалось соболезнований.

Лейла Кент стала жертвой эпидемии.

Он последний раз взглянул на неподвижную фигуру под простыней и устало направился к живым. В этой палате лежало около шестидесяти человек, отделенных друг от друга складными ширмами, и каждый из них был заложником Чумы.

– Вы хотели осмотреть пациента под номером сорок семь, доктор, – сказала сестра.

Этот номер значился на койке Вьюэла, астронавта. Он был еще слаб, но начал поправляться, несмотря на то, что диагноз был установлен только на десятый день.

Как всегда: сначала все симптомы указывали на обыкновенную простуду и лишь потом…

Неужели антибиотики оказались эффективны, устало подумал Клиффорд. Видимо, так оно и есть, раз Бьюэл выздоравливает. Впрочем, он пробовал ту же комбинацию антибиотиков и на Лейле Кент…

Он решительно одернул себя. Факт оставался фактом: в одних случаях Чума убивала пациента – одного из десяти – что бы ни предпринимали врачи, в других пациент чудесным образом излечивался в считанные дни. Бред, чистейшей воды бред!

Пациент на 47-й койке улыбался ему, и Клиффорду пришлось выжать ответную улыбку.

– Ну что, – бодро спросил он. – Как дела?

Астронавт закрыл журнал, расстегнул пижаму и лег на спину.

– Вы можете избавиться от меня. Я чувствую себя прекрасно и готов отправиться в космос прямо с этой койки.

– Это мне решать, а не вам, – с напускной суровостью ответил Клиффорд, держа наготове бронхоскоп. Бьюэл покорно открыл рот. Ткани, которые всего лишь сутки назад были вспухшими и воспаленно-красными, приобрели здоровый розовый цвет. Дыхание, клокотавшее в легких Бьюэла, словно он умирал от пневмонии, теперь было почти бесшумным.

Повезло? Но почему именно ему? Почему не…

Впрочем, делать выводы рано: предстоит еще несколько тестов. До сих пор все, кто выздоравливал, судя по всему, приобретали прочный иммунитет, но эта инфекция так изменчива, непредсказуема…

– Руку, пожалуйста, – сказал он, приготовив гемометр. Бьюэл закатал рукав. Прибор сделал укол, щелкнул, и цифры на его шкале указали норму биохимических анализов крови. Бьюэл, наблюдавший за его лицом, ухмыльнулся.

– Не верите своим глазам, док?

Клиффорд отреагировал с неожиданной резкостью:

– Верно, вы идете на поправку! Но каждый десятый пациент умирает, как бы мы ни старались его спасти. И мы хотим выяснить, наконец, что спасло жизнь вам, а не ему!

Бьюэл мгновенно посерьезнел и кивнул.

– Да, я слышал об этом. Чертовски много людей заразилось Чумой, а? Ваша больница, должно быть, переполнена, судя по тому, что мужчин и женщин кладут в одну палату, вроде этой, – он указал на перегородки. – Значит, вы собрались взять пробу моей крови и взглянуть, нет ли там антител, которым я обязан своим выздоровлением?

Не ответив, Клиффорд распутал провода энцефалографа.

– Закройте глаза, – произнес он, глядя на энцефалограмму на зеленом экране. – Откройте… закройте… держите глаза закрытыми и думайте о чем-нибудь сложном.

– В этом журнале я читал статью одного парня из Принстона. Он утверждает, что космические корабли как средство передвижения в пространстве безнадежно устарели. Он вывел какую-то жуткую формулу…

– И что же он доказывает? – сказал Клиффорд, внимательно следя за графиком. Полминуты было достаточно, чтобы убедиться в том, что жизнедеятельность мозга тоже в норме.

– Можете расслабиться… – сказал он, снимая электроды. – Не думаю, что вы обрадуетесь, если космические корабли отправят на свалку.

– Тут дело не в моих желаниях. Я более чем уверен, что этот парень прав, и не удивлюсь, если он создаст телепортатор.

Клиффорд озадаченно взглянул на пилота.

– Но ведь от этой идеи, кажется, отказались?

– Да – от идеи превращения молекулярной структуры тела в радиоволну. Профессор Вейсман – автор статьи – подходит к этому абсолютно иначе. В этой работе он пишет о создании конгруэнтных объемов в пространстве. Если это получится, то, по его мнению, человек, помещенный в одном из объемов, должен появиться и в другом. Знаете что… гм… не могли бы вы устроить мне компьютер? Я хочу проверить выкладки этого Вейсмана.

Клиффорд заморгал. Он знал, что нужно быть выдающимся математиком, чтобы поступить на космическую службу. Но то, что специалист среднего уровня, каковым он представлял себе Бьюэла, собрался проверять выкладки профессора из Института Новейших Исследований!..

– Вы уверены, что в состоянии сделать это? – не удержался Клиффорд.

– Вы имеете в виду, достаточно ли я здоров? О, вполне… Нет, вы думали о другом, – невесело констатировал Бьюэл. – Да, док, я в состоянии сделать это. Я способен даже в уме заниматься космической механикой, когда в этом есть необходимость. Пришлось однажды, когда на полпути к Марсу астероид вывел из строя наш навигационный компьютер.

Клиффорд был потрясен.

– Хорошо, я постараюсь.

Его рабочий день закончился, и он никогда еще не был так рад этому. За прошедшие десять часов Клиффорд засвидетельствовал девять летальных исходов – все от Чумы.

Он устало вышел из палаты, на ходу снимая с себя халат и маску. Пять минут он тер себя бактерицидным мылом, стоя под душем, предварительно востребовав свою одежду из-под ультрафиолетового облучателя, где она находилась с самого утра. По общепринятым стандартам он был абсолютно чист, но эти стандарты сильно изменились с тех пор, как началась эпидемия.

Когда медсестра принесла ему на подпись свидетельства о смерти, он почти валился с ног. Внимательно прочитав их – не потому, что ожидал найти ошибку, а в силу профессиональной привычки, – он подписал каждое.

Забирая их, сестра нерешительно сказала:

– Вас ждет человек из полиции.

– Какого черта ему нужно? – раздраженно спросил Клиффорд.

– Он не сказал. Но он настаивает, что это очень важно.

– Будь он неладен… Пусть войдет.

Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Когда Клиффорд вновь открыл их, в дверях стоял светловолосый человек в форме инспектора полиции. Клиффорд узнал тот усталый и тревожный взгляд, который замечал и за собой на протяжении нескольких последних недель.

– Я знаю, что вы заняты, доктор, – начал инспектор, но Клиффорд перебил его.

– Все в порядке, садитесь. Чем могу помочь?

– Благодарю. Моя фамилия Теккерей – инспектор Скотланд-Ярда Теккерей. Я занимаюсь розыском пропавших людей и надеюсь, что вы можете кое-что прояснить.

– Я слишком устал, чтобы разгадывать загадки.

– Разумеется. Прошу прощения. Итак, вы занимались одним из первых случаев этой… мм… Чумы, не так ли? Я не знаю, как официально называется эта болезнь.

– До сих пор не хватило времени придумать ей название. Чума звучит не хуже любого другого.

Теккерей кивнул.

– Меня интересует человек, который прибыл в Лондон автобусом из Мэйденхеда. Смуглый, довольно-таки плотный, лет пятидесяти-шестидесяти. Вспоминаете?

– Кажется, я понимаю, о ком вы говорите. Он умер не приходя в сознание, когда автобус прибыл на конечную остановку. Умер, так и не сказав ни слова. Кстати, таких случаев было несколько.

Теккерей сдвинул брови.

– Верно. В общей сложности зарегистрировано около сотни подобных случаев. Этих людей находили в бессознательном состоянии в автобусах и поездах, или же они добирались до Лондона автостопом.

– Сто случаев? Не так уж мало. Но при чем здесь я?

– Минуту. – Теккерей поднял палец. – Это еще не

все. Эти люди, независимо от пола и возраста, имели одну общую черту. Их не назовешь бродягами – все они были хорошо одеты и имели при себе приличные суммы денег. Но ни у кого не оказалось никаких документов, удостоверяющих личность.

– Довольно-таки странно, – согласился Клиффорд.

– Это не просто странно. Поверьте моему опыту, это неслыханно! Представьте, какую уйму документов обычно носит с собой человек? Водительские права, кредитную карточку, удостоверение, страховой полис, визитки, иногда даже личные письма… На его одежде, как правило, метка прачечной или чистки. Благодаря этому мы находим девяносто процентов пропавших людей, даже в случаях полной амнезии. У оставшихся десяти процентов чаще всего имеются веские причины скрываться – от долгов, беременных подружек, занудливых родителей. Но я не помню буквально ни одного случая за восемь лет моей службы в отделе, когда было бы абсолютно не за что зацепиться! И вот, откуда ни возьмись, – мы сталкиваемся с доброй сотней таких случаев за каких-то несколько недель!

Словом, сами понимаете, мы не случайно подняли на ноги весь отдел. Мы решили посоветоваться с вами, поскольку вы чаще, чем любой другой доктор в Лондоне, сталкивались с подобными случаями. Скажите, приводит ли Чума к психологическим нарушениям, заставляющим человека, скажем, уничтожать все свидетельства о себе?

Клиффорд невесело рассмеялся.

– Инспектор, я бы погрешил против истины, если б дал утвердительный ответ. Мы слишком мало знаем об этой болезни, чтобы с уверенностью судить о том, что она может вызвать и чего не может. Я наблюдал психические нарушения в результате Чумы, но те же бредовые состояния способна вызвать любая лихорадка.

Поколебавшись, он добавил:

– Даже если я скажу «да», это едва ли решит вашу проблему.

Теккерей тяжело вздохнул.

– Видите ли, не похоже, чтобы этих людей разыскивали родственники или друзья, и это самое странное! Кроме того, нам не удается восстановить их путь до начала их поездки. Да, мы отыскали людей, которые видели их на автобусной остановке или на станции, но и в тех местах все они оказались чужаками. И никто, ни один из ста перед смертью не пришел в сознание.

– Неужели не было ни одного запроса о ком-либо?

– Ни одного. Поэтому мы начали тщательное расследование в том районе, откуда они прибыли.

– Вы хотите сказать, что все эти люди прибыли из одного места?

– Более или менее. Из западной части Лондона. Потому-то большинство из них оказалось в вашей больнице. Впрочем, пока это мало чем помогло нам. В поисках «пункта отправки» каждого из них мы продолжаем натыкаться на стену, – он развел руками. – Так что давайте договоримся: если к вам снова попадет хорошо одетый пациент без документов, вы сразу же свяжетесь с нами. Я слышал, вы начинаете одолевать эту заразу, так что рано или поздно кто-нибудь из пациентов поправится и, надеюсь, заговорит.

– Мне бы ваш оптимизм, – усмехнулся Клиффорд.

Прежде чем удалиться, Теккерей еще раз извинился и рассыпался в благодарностях.

Несколько минут Клиффорд продолжал сидеть в кресле, наморщив лоб. К великому множеству загадок, связанных с Чумой, прибавилась еще одна. Эта болезнь вызывала просто немыслимые патологии, абсолютно непредсказуемо реагировала на терапию, а что касается микроба-возбудителя… За невероятную способность к мутации его окрестили Вас terium mutabile. Медицина научилась выявлять около двух десятков болезнетворных микробов во всех фазах развития. Но эта проклятая Чума была совершенно новым видом болезни.

Сначала, разумеется, никому не пришло в голову, что пятьдесят-сто случаев одновременного заболевания означают начало эпидемии. Истина была установлена по чистой случайности. Одна из первых жертв Чумы работала в красильне, и после смерти ее труп окрасился в ярко-оранжевый цвет.

Так появился медицинский тест для распознавания новой болезни, и были сделаны неутешительные выводы: то, что на первый взгляд представлялось церебральным менингитом, тяжелой формой гриппа или пневмонии, на самом деле оказывалось новой, никому не ведомой болезнью. Способы, которыми она убивала, были неисчислимы, но убивала она не всегда. По какой-то причине болезнь вдруг затухала, симптоматика проявлялась все слабее, а после самых простых лечебных процедур и вовсе бесследно исчезала.

Более десяти процентов населения уже поражены Чумой и являются бациллоносителями – в большом Лондоне, центральных промышленных районах вокруг Бирмингема, на густонаселенных курортах Южного побережья. Сколько же еще миллионов живут, не подозревая о том, что являются носителями болезни?

И есть ли смысл обследовать миллионы людей, заранее зная, что до сих пор не существует надежного способа помочь им?

Возможно, мы сами спровоцировали эпидемию. Возможно, бездумно тасуя химические элементы, мы сами создали форму жизни, которая может уничтожить нас.

II

Он припарковал машину прямо перед большим фирменным знаком, извещавшим мир о том, что здесь располагается «Кент Фармацевтикалз, Лимитед». Клиффорд закрыл дверцу и, поднявшись по ступеням, вошел в аппартаменты фирмы.

«Кент Фармацевтикалз» была преуспевающей фирмой, ее заново отстроенные и переоборудованные менее десяти лет назад корпуса отвечали самым современным требованиям.

В огромной пустынной приемной не было никого, кроме секретарши Кента. У нее был все тот же потерянный взгляд, отличавший всех, кто так или иначе включился в выматывающую борьбу с Чумой. Когда Клиффорд вошел, ее лицо немного просветлело.

– Добрый вечер, доктор Клиффорд! Редко доводится видеть вас последнее время. Как поживаете?

– Работаю как проклятый, – лаконично ответил он. – Рон здесь?

– Да, но сейчас он беседует с гостем из Балмфорт Латимер. А до этого они осматривали лаборатории.

Клиффорд насторожился.

– Балмфорт Латимер? Кажется именно там был зарегистрирован первый случай Чумы?

– Вы правы. Гость сказал, что у него есть какая-то гипотеза… – ее глаза внимательно и тревожно изучали Клиффорда, и вдруг она спросила:

– Доктор, как миссис Кент? Дурные новости?

«О, Боже. Неужели это заметно по моему лицу?»

Не было смысла лгать, и он устало произнес:

– Она умерла примерно час назад.

– Боже мой, какой ужас… Мистер Кент знает?

– Ему должны были позвонить из больницы. Я… – Клиффорд проглотил комок в горле, – я пришел, чтобы выразить ему свои соболезнования, – он пбдумал, до чего пустыми и стерильными были эти слова. – Как вы думаете, скоро уйдет визитер?

– Не знаю, – она обернулась и застыла. – О, вот и он!

Из кабинета Рона Кента вышел мужчина с темными волосами, слегка тронутыми сединой, и осторожно прикрыл за собой дверь. Он направился прямо к выходу, едва кивнув секретарше и швейцару. По выправке и официальной манере держаться Клиффорд решил, что перед ним отставной военный. В последние годы большая часть вооруженных сил была распущена, и многие офицеры, уйдя в отставку' осели в спокойных провинциальных городках.

Селектор на столе секретарши отдал какое-то распоряжение, и, выслушав его, девушка ответила:

– Да, мистер Кент. Но только что прибыл мистер Клиффорд.

Клиффорд не стал дожидаться приглашения и двинулся к двери кабинета.

Рон сидел за столом, сцепив свои толстые пальцы и склонив рыжеволосую голову. Когда Клиффорд вошел, Кент не шевельнулся. Клиффорд тоже не мог произнести ни слова.

Наконец, Рон поднял глаза.

– Можешь не говорить мне Клифф, я знаю. Входи, садись.

Клиффорд послушался, и Рон продолжал:

– Я должен был быть там. До самого конца, – в его голосе послышался отдаленный упрек.

– Поверь мне, Рон, это абсолютно невозможно. Кроме того, никогда нельзя с уверенностью сказать, что произойдет через три часа. Утром, как я и сообщил тебе, Лейла чувствовала себя нормально. Около полудня она внезапно впала в кому и… – он тяжело покачал головой.

– Спасибо, что пришел, Клифф, – монотонно сказал Рон. – Я знаю, как ты загружен работой и… О, проклятье!

Ручка в его пальцах сломалась, и он с остервенением швырнул ее в корзину для мусора.

– Господи, лучше бы я работал в клинике! Лучше бы я делал что-то, а не седел здесь, сходя с ума!

– Ты на своем месте, – горько сказал Клиффорд. – Как ты думаешь, какая от нас польза? В принципе – никакой. Чума творит все, что пожелает. Да, некоторые выздоравливают, но мы до сих пор не можем с уверенностью сказать, кто будет жить, а кто умрет. Ей-Богу, я не уверен, что мы спасли хоть одного пациента, который не мог бы поправиться сам. И, в конечном счете, эту проблему способны решить только твои люди. Мы используем лекарства, но даешь их нам ты, – он ощутил потребность сменить тему, так как этот разговор был слишком тяжелым для них обоих. – А, кстати, кто только что вышел от тебя?

– Его зовут Боргам, – Рон потер глаза кончиками пальцев, потряс головой и взял сигару из коробки. – Он из местечка Балмфорт Латимер. Помнишь, один из первых заболевших работал там садовником. Так вот, Боргам нанял его за пару недель до этого.

– Он сообщил тебе что-нибудь?

– Конечно же, нет, – пренебрежительно скривился Рон. – Я и не ожидал услышать от него что-то путное. Он горел желанием помочь и хотел осмотреть лаборатории…

– Послушай, – вспомнил вдруг Клиффорд. – Кажется, ты говорил мне сегодня утром по телефону о каких-то ваших успехах?

– Наверное, я говорил о К-39, – сообщил Рон. – Успех – это слишком сильно сказано, но кое-какое движение есть, – он на секунду расслабился. – Это уже известный тебе кризомицетин.

– Кризомицетин? Но я сам пробовал этот препарат, и от него было не больше толку, чем от пантомицина…

– Ты знаком с нашим биохимиком Вилли Джеззардом? – перебил его Рон. – Ну так вот, примерно год назад он сказал мне, что собирается синтезировать серию производных от кризомицетина – в десять раз большую, чем от пенициллина. Но это было безумно дорого, и нам пришлось прикрыть эту работу, пока не разразилась эпидемия Чумы. Теперь я дал ему карт-бланш и неограниченное финансирование. И он делает успехи. Господи, если бы я послушался его год назад! Может быть, Лейла была бы сейчас жива!

– Перестань! – проскрежетал Клиффорд, привстав с кресла.

С минуту они напряженно смотрели друг другу в глаза, потом Рон тяжело вздохнул.

– Знаю, – пробормотал он. – И о том, что слезами горю не поможешь, и о том, что после драки кулаками не машут… Забудь об этом. Я понимаю: некогда скулить, тем более сейчас, когда мы добились все же кое-каких результатов. К-39 имеет тридцатипроцентный тормозящий эффект, который держится четыре-пять дней.

Клиффорд присвистнул.

– Тогда почему…

– Почему мы об этом никому не сообщили? Подумай, дружище. Почти три месяца мы провозились с этой Bacterium mutabile и до сих пор не смогли зафиксировать повторную фазу ее адаптивного цикла. Господи, это все равно, что делить иррациональную дробь! – он выпустил облако дыма. – Этот микроб воистину оказался крепким орешком. Известно ли тебе, что он может жить в среде, на девяносто пять процентов состоящей из его же собственных экскрементов? В своем развитии он проходит через короткую вирусную фазу, когда он представляет собой простой ген; есть у него также три больших вирусных фазы и несметное число бактериозных фаз. И есть еще фаза псевдоспоры, в которую он может переходить из любой другой. Находясь в этой фазе, он занят – представь себе – почкованием, и при этом у больного отсутствуют какие бы то ни было симптомы! И к тому же…

– Я знаю, вам трудно, – мягко перебил его Клиффорд.

– Вот потому-то мы не спешим обнародовать результаты своей работы. Ибо в данный момент мы можем сказать только то, что микроб легко адаптируется буквально ко всему. На ранних стадиях исследования мы кормили его сульфамидами. Теперь он съедает пинту на завтрак и смеется над нами! Одно время нас сильно обнадежил антитоксин скарлатины: девять поколений погибло, но десятое устояло!

– И это все тот же микроб, а не лабораторная мутация?

– Черт возьми, да он сам по себе – мутация! В каждом поколении! Это молекула, в которой закодированы основные ее признаки, но которая может маскироваться и принимать любые формы. Она устойчива почти к любым ядам, способным погубить пациента. Мы можем нейтрализовать ее с помощью краски – ты, наверное, знаешь об этом. Оранжевый цвет свидетельствует о необратимых изменениях в молекуле – можно считать ее нейтрализованной. Но дело в том, что краска нейтрализует также гемоглобин и еще шесть жизненно важных ферментов. А Вилли Джеззарду удалось сделать вот что: он каким-то образом заместил левую группу радикалов молекулы правой и… Черт, да что я взялся тебе рассказывать! Давай спустимся в лабораторию, и ты услышишь все из первых уст. Они были страшно недовольны визитом Боргама, но ты – совсем другое дело!

III

Модернизация лабораторий в «Кент Фармацевтикалз» означала прежде всего систему дистанционного управления всеми опасными экспериментами, подобную той, что использовалась для работы с радиоактивными материалами. Джеззарда и трех его помощников отделяла от самой лаборатории герметичная стеклянная стена, по периметру которой располагалась система управления искусственными руками, поблескивавшими по ту сторону стекла, словно никелированные ноги огромного паука. Две другие стены были заняты терминалами, дисплеями и множеством приборов, которые Клиффорд видел впервые.

Джеззард сидел спиной к пневматическим дверям, сосредоточенно изучая стопку карт Великобритании, испещренных фломастером.

– Не обращайте на нас внимания, – сказал Рон, входя. По тому, как он держался, никто бы не сказал, что совсем недавно этот человек потерял жену. Клиффорд восхитился его умением взять себя в руки.

Джеззард оторвал взгляд от карты.

– Вернулся, Рон? О, Клиффорд! Какими судьбами?

– До меня дошли слухи о ваших успехах с К-39. Это с ним вы сейчас работаете?

– Со всей К-серией, – Джеззард кивнул на стеклянную стену. – В общей сложности – шестьдесят семь производных. Но К-39 – самый перспективный из всей серии, здесь вы правы.

Он ввел данные в компьютер и жестом пригласил Клиффорда занять свое место. Прильнув к бинокуляру, Клиффорд стал фокусировать его, пока не увидел знакомые очертания чашки Петри, наполненной розоватой питательной средой. На ее поверхности виднелись четыре группы бактерий, расположенные симметрично под прямым углом к кусочку золотистого кристалла кризомицетина.

Он потянул на себя рычаг манипулятора, и объектив плавно переместился к соседней чашке Петри, затем к следующей. Это была серия К-39—девять чашек, в каждой из которых содержалась микробная масса в разных фазах развития. Юшффорд заметил, что, независимо от фазы, размножение происходило довольно-таки вяло, а возле кристалла вообще останавливалось. -

– Кажется, вы на пороге успеха! – сказал он Джеззарду.

– Если бы не один пустячок, – кисло ответил тот. – Только что вы видели девять десятых всего существующего в мире ДДК.

– Девять десятых чего…?

– ДДК! Ди-декстро-кризомицетина. Того самого вещества, которое и дает эффект, насколько я понимаю. Исходная молекула содержит два левосторонних радикала, которые не только не наносят вреда бактерии, но даже утилизируются ею. Но, кроме них, в молекуле есть еще пара правосторонних радикалов, которые блокируют способность этого микроба к размножению. Однако ДДК в природе не существует, а синтезировать его невероятно трудно. В результате синтеза получается в лучшем случае четверть процента чистого вещества, а отделить его кажется просто невозможным! И все же придется что-нибудь придумать, потому что это единственный просвет в туннеле…

Он потянулся и в голос зевнул.

– Кстати говоря, Рон, – продолжил он, – я рад, что ты вернулся. Этот малый из Балмфорт Латимер навел меня на одну мысль, которую я собираюсь проверить. Знаешь, что это такое? – он постучал по стопке карт на столе.

– Похоже на карты Министерства Здравоохранения, – ответил Рон.

– Верно. Но, как известно, они начали публиковать их только через две с половиной недели после начала эпидемии, когда число жертв уже перевалило за тысячу. Вот эта – первая, – он вытащил одну из карт, где был отмечен Лондон и Бирмингем. – Я кое-что обнаружил: компьютер как раз заканчивает анализ тенденций. А что если нам попробовать экстраполировать эти тенденции в обратном направлении?

Он нажал кнопку, и на небольшом мониторе появилось изображение карты, которое начало быстро меняться. Нанесенные фломастером линии стали таять, сжиматься, превращаясь в скопление точек, все более и более изолированных друг от друга, пока на карте не осталась одна единственная точка.

Джеззард присвистнул.

– Черт меня побери! – сказал он. – Я и не думал, что с первого раза так получится! Смотрите, эта точка находится на расстоянии… да, меньше чем в десяти милях от Балмфорт Латимер!

– Вы хотите найти первого носителя? – не вполне понимая, что он ищет, спросил Клиффорд.