Текст книги "Затерянные во времени (Авторский сборник)"

Автор книги: Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 51 страниц)

Глава 5
Великий день

Те немногие упорные люди, которые решили провести ночь под открытым небом на негостеприимной солсберийской равнине утром на двенадцатое октября 1981 года, спали только до зари, потому что с первыми лучами солнца начался приток публики, который продолжался весь день.

Истерическая шумиха, скоординированная по времени так, чтобы достичь пика в этот день, поддерживалась непревзойденной степенью искусства журналистики. Рождение сына Дейла оживило интерес, и все читатели газет в стране познакомились с несколько тестообразными чертами лица Виктора Кертенса. Обнародование фамилий спутников Дейла по межпланетному рейсу открыло миру трех неизвестных людей и одну более знакомую общественности фигуру. Всякий, кто мог добраться до телевизора, увидел и услышал, как принц королевской крови говорит:

– Нарекаю этот корабль именем «Глория Мунди» [3]3
  Часть латинского выражения Sic transit gloria mundi – так проходит мирская слава.


[Закрыть]. Да направит путь его Бог и да приведет Он его к нам обратно целым и невредимым.

Фильм об этом событии показывали во всех кинотеатрах. Нелегкий подвиг транспортировки «Глории Мунди» из цехов в Кингстоне, где она родилась, на подходяще пустынную часть солсберийской равнины, где она должна стартовать, отслеживался во всех подробностях. Когда открылось, что часть дороги заминирована, поднялась волна народного негодования, и атмосфера в обществе дошла до лихорадочного накала. Все наперебой гадали, кому это понадобилось. Заверения, что самого Дейла постоянно охраняли двое или более вооруженных полицейских детективов, общественность встретила с огромной признательностью. Написанная во время первого экваториального рейса песня «Керти, Король Облаков» вновь обрела популярность и уступала по частоте исполнения только национальному гимну. В последние две недели пресса действительно разошлась во всю, и публика, преданно откликаясь на ее усилия, готовилась вторгнуться на равнину в масштабах, вызывавших у властей тревогу.

Первым активным признаком подготовки к старту в сером свете того исторического понедельника стал подъем более дюжины маленьких управляемых аэростатов, выкрашенных в ярко-желтый цвет. Они расположились кольцом вокруг места действия. В пределах отмеченного ими периметра не разрешалось появляться никаким судам, кроме полицейских патрулей, и считалось, что этот пятимильный круг с избытком гарантирует безопасность. В воздух поднялось полдюжины полицейских гирокертов, они зависли в стратегических точках, откуда могли контролировать движение и на земле, и в воздухе. С запада прилетел, громыхая, первый в тот день огромный хараплан. Он приземлился и высадил своих пассажиров, а через пять минут улетел за новой партией. Со всех сторон начали пребывать машины всех видов: от изящного флипа до массивного гиробуса, все под кружащимися белыми парусами с отражающимися лучами утреннего солнца на ярко раскрашенных корпусах. Их парковка стала серьезной задачей. Через полчаса перегруженное дорожное движение замедлилось до утомительного переползанья с черепашьей скоростью на самой низкой передаче.

Со стоянок воздухолетов и автомобилей вливались толпы народа, направляясь к своим загородкам, а немногие счастливчики – к трибунам. Лотошники хорошо поставленными голосами предлагали серебряные побрякушки в виде миниатюрных ракет, открытки с фотографией Дейла, фотографии самого ракетного корабля и носовые платки с теми же изображениями в качестве подходящих сувениров в память о данном событии. Работала сотня полевых кухонь. Полдюжины громкоговорителей грянули неизбежное «Керти, Король Облаков».

Где-то около девяти тридцати зависший в воздухе полицейский гирокерт номер 4 приблизился к номеру 5. Пилот номера 4 взял мегафон и крикнул коллеге:

– Ты только глянь на толпу внизу, Билл. Словно гребаный муравейник, верно?

Билл в гирокерте номер 5 кивнул.

– Если они и дальше будут прибывать такими темпами, то нам придется парковать их вертикально,– проорал он в ответ.

Лежавшая под ними равнина преобразилась. Многие акры сельской местности за пределами маяков-аэростатов покрылись автомобилями и воздухолетами. Из них к кругу аэростатов тянулись скопления черных точек, делаясь по мере приближения все гуще и гуще. Барьер, который удерживал публику на безопасном расстоянии, уже выглядел сплошным черным кольцом диаметром в две мили, более толстым с западной стороны, где располагалось разные временные строения, несколько трибун, вышки для наблюдателей и операторов радио и телевидения. И, наконец, в самом центре в блистательной изоляции виднелась сама «Глория Мунди».

Портативные мастерские для тех, кто занимался последними испытаниями и наладкой, убрали, оставив только обесцвеченные прямоугольники примятой травы, показывающей, где они стояли последние две недели. Исчезла также и ограда из оцинкованного железа, сдерживающая любопытных все эти недели, и ракета, все еще укрытая чехлом, осталась под охраной полицейского кордона.

К полудню толпа все еще росла. Владельцы киосков с прохладительными напитками начинали гадать, хватит ли у них запасов, и в соответствии с законами экономики повышали цены. Какой-то самозваный пророк под знаменем, допускающим, что «Воля Божья свершится», терпеливо предупреждал своих, к сожалению, легкомысленных слушателей о святотатственном аспекте предстоящего события. А с вышки телерадиовещания диктор уверенно сообщал миру:

– День выдался прекрасный. Лучше и быть не мог.

Люди все еще прибывают, как прибывали весь день, и хотя взлет назначен на полпятого, волнение уже достигло небывалых высот. Думаю, вы слышите шум толпы. Здесь теперь, должно быть, полмиллиона народу. Вам не кажется, мистер, Джонс?

Как поняли слушатели, мистер Джонс полагал, что на равнине собралось как минимум три четверти миллиона.

– Наверное, вы правы. В любом случае народу много, а день действительно прекрасный. Вам не кажется, мистер Джонс?

Слухи стекались к трибуне прессы, как железные опилки к магниту.

– Ее дюзы не выдержат старта,– заявил Треверс из «Хейл».– Один мой знакомый, металлург из Шеффилда, заверил меня, что неизвестно сплава, способного выдержать такую температуру...

– Она не сможет взлететь,– говорил Деннис из «Рефлектора».– Она слишком тяжелая. Сотрудник «Коммерческих Взрывчатых Веществ» показал мне цифры. Ракета перевернется и вспашет землю. И надеюсь, Бог даст, она попрет не в мою сторону.

– Если она взлетит,– допустил Друз из «Верэйэсити» – то у нее не будет ни единого шанса преодолеть это чертово притяжение. Положитесь на мое слово – это будет еще один полет Драйверса.

Тенсон из «Координатора» точно знал, что увеличение темпов постройки означало неполные испытания.

– Чистое безумие,– таков был взгляд сотрудника «Эксцесс».– Ракеты должны быть маленькими. Можно с таким же успехом попробовать запустить в космос собор святого Павла, как и взлетать на этой здоровенной штуке.

Коротышка из толпы подергал за рукав сержанта полиции Ярдера и показал на небо.

– Смотрите, сержант, вон гирокерт в кольце аэростатов.

Сержант Ярдер прикрыл ладонью глаза от солнца и поглядел, куда нацеливался указательный палец самаритянина.

– Это мистер Кертенс и остальные, сэр. Их-то пришлось пропустить, иначе и спектакль не состоится.

Прибытие воздухолета заметили и другие. Раздались приветственные крики, сперва негромкие, но звук нарастал до тех пор, пока не взметнулся ввысь, перейдя в громовой рев из десятков тысяч глоток. Зрители сообразили, что Дейл, наконец, здесь. Воздухолет медленно опустился и совершил посадку. Открылась дверца, и Дейл помахал рукой, приветствуя толпу. Он сошел на землю, а за ним последовали четверо спутников. Несколько мгновений спустя дружно ринувшиеся вперед фургоны киношников и автомобили прессы заслонили их от толпы. Гирокерт снова взлетел, и компания из фургонов и автомобилей придвинулась к зачехленной ракете.

Диктор на вышке телерадиовещания взволнованно проговорил в микрофон:

– Он здесь! Вы только что видели, как Дейл Кертенс прибыл с товарищами, чтобы сделать попытку межпланетного перелета. Теперь они двигаются к ракете. Пятеро астронавтов где-то там, в середине вон той группы. Толпа кричит до хрипоты. Здесь мы более чем в миле от ракеты, но сделаем все возможное, чтобы показать вам церемонию открытия. Пожалуйста, подождите, пока мы меняем объективы.

Сцена на экранах телевизоров замерцала, а затем смазалась, когда камера развернулась. Изображение снова сфокусировалось и остановилось на Дейле и окружавшей его группе. Он стоял на временной деревянной трибуне у подножия ракеты. В одной руке он держал конец веревки, тянувшейся вверх за пределы поля зрения телеэкрана.

– А сейчас мы услышим, как сам мистер Кертенс говорит через микрофон, который вы видите рядом с ним,– продолжал диктор.

Толпы вдруг выжидающе умолкли. Те, кто принес с собой портативные телевизоры, смотрели, как Дейл, улыбаясь, вышел вперед. Остальные приставили ладони козырьком ко лбам, глазея на группу людей в миле от них. Наверное, представляли себе хорошо известную улыбку, когда заговорила сразу сотня громкоговорителей.

– Все, что я мог бы сказать в ответ на такое приветствие, каким вы встретили меня, наверняка будет неадекватным. И я могу сказать от лица своих спутников и себя лично лишь одно– «Спасибо». Мы приложим все силы, чтобы оказаться достойными такого приема. Еще раз – «Спасибо»!

Он помолчал и крепче сжал свисающую веревку.

– А теперь,– добавил он,– вот моя «Глория Мунди».

Он потянул, и в первый миг, когда все затаили дыхание, казалось, что ничего не происходит. Затем чехол спал, соскальзывая по полированным металлическим бокам, и бурными волнами опустился на землю. Прежние приветственные крики были всего лишь тихим ропотом по сравнению с громовым «ура», грянувшим из толпы.

«Глория Мунди» заблистала на солнце. Она возвышалась на плоской равнине, словно чудовищный снаряд, спроектированный для артиллерии великанов; стройная масса сверкающего металла, покоящегося на треноге из трех огромных выступов, нацеливала свой тупой нос в голубое небо, куда она – если все пойдет как надо – вскоре и устремится.

А затем, удивительное дело, приветственные крики стихли. Все выглядело так, словно для массы зрителей в первый раз дошло, что пятеро стоящих на трибуне добровольно шли на почти верную смерть; что похожий на снаряд силуэт был и в самом деле снарядом – самым большим ракетным снарядом, какой когда-либо видел мир, и этот снаряд, за исключением небольшой части неподалеку от носа, где виднелись круглые иллюминаторы, начинен самой мощной взрывчаткой.

Когда толпа загомонила вновь, в ропоте ее появилась новая нота. Большое праздничное торжество сменили беспокойство и ощущение трепета. Даже флегматичный сержант Ярд ер почувствовал смену настроения.

До сих пор предполагаемый рейс лишь слегка будоражил его воображение; да и то лишь потому, что толпа, собравшаяся увидеть старт корабля, была самой большой из тех, что он видел. Теперь же он посмотрел на ракету с новым любопытством. Ну почему Земля для них недостаточно велика? Странным же должен быть человек, которому настолько малоинтересны пять континентов и семь океанов, что он желал улететь на снаряде в пустоту космоса. И какой прок кому бы то ни было, даже если они сумеют добиться успеха? Какой прок вообще когда-либо бывал от этих ракет? Даже рейс Драйверса вокруг Луны не принес никому пользы. Только зря оказались потрачены миллионы долларов, и погибли десятки хороших людей...

Сержант фыркнул и вытащил часы. Они были полезным, хотя и неточным инструментом.

– Как раз минуло полчетвертого. У них есть еще час,– пробормотал он про себя.

Его маленький сосед рискнул сделать поправку.

– По-моему, без двадцати четыре, сержант. Они скоро зайдут в ракету.

Сержант неодобрительно покачал головой.

– Зачем они это затеяли? Провалиться мне, если я когда-нибудь согласился бы лететь в одной из этих штук – даже за миллион не полетел бы. Быть национальным героем дело хорошее, но много ль тебе с того проку, если разобьешься на такие мелкие кусочки, что их никому и не найти? И уж совсем никакого проку, если с тобой будет то же, что и с беднягой Драйверсом.

– Думаю, с Кертенсом этого не произойдет,– покачал головой коротышка.– Он великий человек, и эта его «Глория Мунди» – величайший корабль из всех. У него должно получиться.

– А что, если ракета взорвется? – спросил сержант. Коротышка улыбнулся.

– Думаю, они не успеют ничего понять.

Сержант беспокойно шевельнулся.

– Но ведь нам-то здесь она повредить не может, не так ли? Гляньте, как они далеко.

– Но это расстояние рассчитано лишь на то, чтобы нас не задело огнем дюз. Если же «Глория Мунди» взорвется – ну, вспомните Симпсона в Чикаго; его ракета была вполовину меньше этой.

Несколько молчаливых мгновений сержант, почувствовавший себя вдруг очень неуютно, вспоминал Симпсона.

– Но для чего им хочется это совершить? – снова с грустью задался он вопросом.

Коротышка пожал плечами.

– Думаю, дело не столько в том, что они хотят, сколько в том, что должны. Похоже, что-то толкает их все дальше и дальше, хотят они того или нет.

Круглая дверца высоко на стенке ракеты с решительным стуком захлопнулась. Немногие счастливчики из прессы, которых допустили на маленькую площадку рядом с кораблем, затопотали, спускаясь по деревянной лестнице, и присоединились к своим менее привилегированным собратьям на земле. Чуть ли не раньше, чем последний из них убрался, бригада рабочих уже начала переворачивать площадку вместе с лестницей, забрасывая доски на грузовик. Фургоны киношников и автомобили журналистов рванули через лужайку к трибунам для прессы. От них не сильно отставали и грузовики, увозящие последних из рабочих. Пылающая в лучах заходящего солнца «Глория Мунди» осталась в гордом одиночестве.

Варне из «Дейли Фото» с негодованием оглянулся.

– Ничего сексапильного,– пробурчал он.

– Никакой женской стороны дела. Вот в том-то вся и беда с этой работой. Будь все проклято, ведь долг жены – появляться в подобное время – и приносить малыша. Народ хочет видеть снимки последний объятий. Он имеет на это право. А вместо этого его жена сидит дома и смотрит отлет по телевизору. Как можно с этим бороться? Это нечестно по отношению к нам – и к публике. Будь я на его месте, уж я бы, черт возьми, позаботился, чтоб моя жена...

– А заткнись,– оборвал его сосед.– Для чего, черт побери, существуете вы, ребята из худотдела, если не способны сделать в подобных случаях малюсенький монтаж. Завтра ты увидишь фотографию последнего прощания. Она хороша. Когда я в первый раз увидел ее на прошлой неделе, то чуть не прослезился.

Автомобили заехали в загородку. Журналисты высадились и направились к бару. Громкоговорители снова грянули «Керти, Король Облаков». Минутная стрелка на тысячах часов минула цифру двенадцать. Медленно ползли последние полчаса.

Глава 6
Старт

– Двенадцать минут,– произнес безо всяких эмоций Дейл.

Если другие и услышали его, то никак это не проявили. Капитан ракеты посмотрел, отмечая реакции спутников на напряжение ожидания, они стояли, скопившись у круглых иллюминаторов. Из пяти человек, находящихся в этом стальном гробу, он волновался меньше всех. Долгие годы гонок на ракетопланах породили в нем способность встречать опасность в духе холодного фатализма – или, точнее будет сказать, временно замораживать естественные эмоции. Четверо других смотрели сквозь толстые литые кварцевые стекла на невзрачную равнину так, словно она самый прекрасный пейзаж на Земле.

Джефри Дуган, самый молодой из команды, почти не трудился скрыть свои чувства. Дейл сочувственно посмотрел на его ярко сияющие от волнения глаза, отметил его приоткрытые губы и учащенное дыхание сквозь стиснутые зубы. Он знал, что именно чувствует сейчас Дуган. Разве он сам не переживал все это? Ему было двадцать четыре года, как раз столько, сколько сейчас Дугану, когда он участвовал в своей первой гонке вокруг Земли, и он не забыл своих ощущений перед стартом. Паренек сделан из верного теста. Дейла радовало, что именно его избрал штурманом и помощником пилота из тысяч возможных специалистов.

Фрауд, журналист, обернулся и встретился взглядом с Дейлом, неубедительно улыбнулся, а затем снова уставился в иллюминатор. Дейл заметил, что тот нервничает. Выходит, напряжение взяло за живое и этого циничного джентльмена?

Джеймс Бернс, механик, приник к стеклу, глядя на равнину. На вид он оставался почти столь же спокойным, как сам Дейл, но раздраженно-резкие движения выдавали его состояние. Выражение лица Бернса оставалось серьезным, как на собственных похоронах.

В том, что касалось экипажа, опасения Дейла вызывал только последний член его команды. Вид лица доктора, зловеще бледного и изможденного, внушал тревогу. Решение включить в свою команду этого человека пятидесяти шести лет вызвало сильную критику, и, похоже, критика могла оказаться оправданной. И все же сожалеть теперь было слишком поздно – можно лишь надеяться на лучшее.

Доктор Грейсон поднял взгляд на ясное голубое небо и невольно содрогнулся. Ему казалось, что лицо у него холодное и влажное, и знал, что побледнел. Он считал, что его глаза за толстыми линзами очков выглядят остекленевшими. Как он ни старался, не мог унять дрожь в руках. Более того, его воображение сыграло с ним злую шутку. Оно постоянно рисовало заполненные народом городские улицы, громыхающие шумом движения, залитые яркими огнями всех цветов, мигающими и мерцающими. Доктор Грейсон вновь и вновь повторял, что если б у него хватило здравого смысла убраться из этого стального гроба, то он мог бы этим же самым вечером оказаться именно в таком месте...

Фрауд глядел через равнину, на сдерживаемую армией полицейских черную линию. На вышке для прессы виднелись маленькие темные фигурки собратьев-журналистов, с которыми он недавно попрощался. Они все сказали, что завидуют ему. Он сомневался, говорил ли хоть один из них всерьез и согласился бы поменяться с ним местами, представься такая возможность. В данный момент он сам охотно поменялся бы местами с любым из них. Фрауд повернулся и снова посмотрел на плотно сбитые толпы.

– Тысячи и тысячи их, дружно ждущих большого взрыва,– пробормотал он себе под нос.– Их, вероятно, оглушит сильнее, чем им хочется. Эй, вон кто-то с гелиографом! – он подался вперед, характерная, похожая на серп черная челка упала ему на лоб.

– Желаем удач и,– прочел он по буквам из вспышек.– Пожелание едва ли оригинальное, но доброжелательное – и оно получше, чем многие другие. Я бы не отказался держать пари, что там целая толпа тех – не исключая и моих собратьев по профессии – кто считает, что если мы взорвемся, то зрелище выйдет куда лучше, чем при удачном старте.

– Да, тут вы правы,– согласился Бернс, глухой голос которого полностью соответствовал мрачному выражению его лица.– Это те, кто считает, что виденное не стоило затраченных денег, если какой-то бедняга не разбивается в воздушной гонке. Но с «Глорией Мунди» их ждет разочарование. Я помогал ее строить, и она не взорвется.

Доктор раздраженно шевельнулся.

– Я желал бы, чтобы вы перестали толковать о взрыве. Неужели ожидание и без воображаемых ужасов недостаточно тягостно?

Юный Джефри Дуган согласился с ним. Написанное у него на лице нетерпеливое предвкушение сменилось беспокойством.

– Поддерживаю, док. Хотел бы я, чтобы мы могли взлететь сейчас же. Это подвешенное состояние выматывает меня. Сколько еще ждать? – добавил он, снова поворачиваясь к Дейлу.

– Четверть часа,– уведомил его Дейл.– Нам лучше готовиться, Дуган. Что там говорит метеовышка?

Дуган перешел к одному из других иллюминаторов.

– Скорость ветра – двенадцать миль в час,– доложил он.

– Хорошо. Для такого большой поправки не нужно,– Дейл снова повернулся к другим.– Закройте теперь ставни. Нам пора расходится по подвесным койкам.

Он включил маленькую лампочку на потолке. Ставни на иллюминаторах, тяжелые листы стального сплава, захлопнулись, и их отделанные резиной края втиснулись в пазы. Когда последнюю ставню задраили до предела и сделали воздухонепроницаемой, участники экспедиции разошлись по подвесным койкам.

Это были подвешенные на металлических штангах кушетки. Чтобы добиться максимального комфорта, их изготовили из прекрасно закаленной стали и самого мягкого ворса. Ни одна сказочная принцесса на горошине никогда не покоилась на постели и наполовину столь роскошно-податливой, как те, какими обеспечили этих пятерых астронавтов.

Они забрались без разговоров и застегнули ремни безопасности. Бледное лицо доктора стало еще белее. Под нижней губой у него собрались бисеринки пота. Дуган увидел, как неуклюже тот возится с ремнями, и наклонился к нему.

– Вот, дайте-ка, это сделаю я, док,– предложил он. Доктор благодарно кивнул и откинулся на спину, покуда сильные руки Дугана затягивали пряжки.

Механик лежал неподвижно с торжественностью каменного рыцаря на гробнице. Журналист слегка ерзал, стараясь найти самую удобную позу.

– Хорошие постели ты предоставляешь своим гостям, Дейл,– пробормотал он.– Заставляют гадать, почему ж это мы, дураки проклятые, вообще занимаемся чем-то, кроме сна.

Дейл лежал молча, не сводя глаз с секундной стрелки часов. Пальцы его правой руки уже сжимали установленный сбоку от койки стартовый рычаг. Сосредоточившись, он не показывал видимых признаков страха, волнения или беспокойства.

– Две минуты.

Напряжение возросло. Фрауд перестал ерзать. Дуган почувствовал, что сердце у него забилось чаще. Доктор подсознательно считал секунды. Даже сейчас еще не слишком поздно отказаться от полета. Если он вскочит на ноги и бросится на Дейла...

– Полминуты.

А потом-то – что? – подумал доктор. Он повернул голову. Его обеспокоенный взгляд встретился со взглядом Дутана, и он услышал ободряющий шепот.

– Пятнадцать секунд,– произнес Дейл.

Доктор погрузился в омут фатализма. Раньше или позже, а умереть придется. Так почему бы не сейчас? Он неплохо прожил отпущенный ему срок. Только бы это произошло быстрее...

– Пять... четыре... три... две... одна...

Разговоры в толпе стихли до еле слышного ропота, а потом наступила напряженная тишина, нарушаемая только неумолимо отсчитывающим время голосом из громкоговорителей. Все взгляды обратились к центру круга, дружно сфокусировавшись на сверкающей ракете. Люди едва смели моргнуть, чтобы не пропустить критический момент старта. В этот миг в душу каждому закралось некоторое понимание истинного значения сцены – волнение и гордость перед неукротимым духом человека, который стремится порвать вековечные путы: дотянуться до самых звезд.

Так отправлялись навстречу неведомым опасностям кнор-ры Лейфа, сына Эйрика; и точно так же отправлялись в путь каравеллы Колумба, страшась, что могут заплыть за край света и рухнуть в Бездну Вечности. Вполне возможно, что этот день, это 12 октября, так же войдет в историю, как поворотный пункт в истории человеческой цивилизации...

Телескопы крупных обсерваторий были наведены и готовы к работе. Их наводили и раньше. Они отслеживали хвостовые выхлопы искателей приключений с Земли, видели, как те вырываются из скорлупы атмосферы в пустоту космоса, видели как им не удавалось выдержать курс, и наблюдали начала падений, которые будут длиться месяцами, пока не закончатся, наконец, на Солнце. И теперь, в скором времени, о судьбе «Глории Мунди» расскажут огромные линзы – поможет ли астронавтам судьба, и пылающий красный диск Марса будет постепенно становиться все больше и больше, или она отвернется, и тогда ракета будет безжалостно затянута в центр солнечной системы. Прошли последние напряженные секунды. Огромная ракета рванулась в небо. Казалось, она балансировала на столпе огня, разрезая голубую синь небес, словно огромный снаряд, которым она и была. Огонь извергался из ее дюз в расширяющемся нимбе сиренево-синего пламени, похожем на хвост какой-то чудовищной кометы. И когда грохот ударил по ушам толпы, ракета уже сделалась огненной искоркой в небесах...

Корреспондент «Дейли Хейл» покинул телефон на вышке для прессы, и теперь естественное притяжение повлекло его к бару. Но прежде чем он смог до него добраться, к нему обратился взволнованный субъект в комбинезоне механика.

– Мистер Трэверс, вам нужна сенсация? – настойчиво спросил он.

– Сенсация? – переспросил он.– Нынче нет никаких сенсаций. Обо всем, что случилось, всем все известно.

– Не верьте этому,– серьезно настаивал механик.– Если вы заплатите, как следует, то у меня найдется для вас самая настоящая сенсация.

– «Хейл» всегда честно расплачивается,– проявил преданность родной газете Трэверс.– Что за сенсация? Насчет ракеты?

Механик кивнул. Поспешно оглядевшись, чтобы убедиться, что в пределах слышимости никого больше нет, он нагнулся поближе к журналисту и зашептал ему на ухо. После первой же фразы Трэверс остановил его.

– Больше никто не знает?

– Ни единой души. Положитесь на мое слово.

Две минуты спустя механик и твердо сжимающий ему руку выше локтя Трэверс неслись через площадку по направлению к специальному воздухолету «Хейл».