Текст книги "Кейджера Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

– Тебе было больно?

– Да, Госпожа, – кивнула Сьюзан.

– А сейчас, оно уже не болит? – не отставала я.

– Нет, Госпожа, – признала она.

Я нерешительно протянула руку к её горлу, и коснулась скрытого под шёлком предмета на шее девушки.

– Что это? – спросил я.

– Шёлк? Это – прикрытие или чехол ошейника. Это может быть сделано из различных материалов. В более прохладном климате используют бархат. Однако, это скорее редкость, и в большинстве городов ими не пользуются.

Под нежным шёлком, мои пальцы ощутили крепкую, безжалостную сталь.

– Конечно, Госпожа – это мой ошейник, – подтвердила Сьюзан мою догадку.

– Ты не могла снять его? Пожалуйста, – попросила я. Я хотела бы рассмотреть это.

– Простите меня, Госпожа, – весело засмеялась она в ответ на мою просьбу. – Но я не смогу снять его.

– Но, почему нет? – удивилась я.

– Он замкнут на мне, – всё ещё смеясь, пояснила Сьюзан, и, повернувшись кругом, предложила: – посмотрите.

Взволнованно я раздвинула в стороны края шёлкового чехла на затылке девушки. Там, под её волосами, на стальной плотно прилегавший к шее полосе, виднелся маленький, но наверняка крепкий замок. Я увидела узкую замочную скважину, настолько узкую, что ключ наверняка был совсем крошечным.

– И у Тебя нет ключа? – спросила я.

– Нет, Госпожа, – она снова засмеялась. – Конечно же, нет.

– Но это значит, – сделала я логичный вывод, – что лично у тебя, не никакой возможности избавиться от этого ошейника?

– Нет, Госпожа, – кивнула Сьюзан. – Совершенно никакой возможности.

Я задрожала от осознания сказанного.

– Я могу задать Тебе интимный вопрос, Сьюзан? – осторожно спросила я.

– Конечно, Госпожа.

– Ты – девственница?

– Нет, Госпожа, – усмехнулась она. – Я уже давно открыта мужчинами для их удовольствий.

– Открыта? – шёпотом переспросила я.

– Да, Госпожа.

– Для их удовольствий?

– Да, Госпожа, – кивнула Сьюзан.

– Ты называешь меня Госпожой. Почему?

– Но это общепринятое обращение, которым девушки, такие как я, обращаются ко всем свободным женщинам, – объяснила она.

– И что же Ты за девушка? – спросила я, уже догадываясь, каким может быть её ответ.

– Хорошая девушка, я надеюсь, Госпожа, – ушла Сьюзан от прямого ответа. – Я попытаюсь хорошо служить Вам.

– Ты рабыня? – дрожащим шёпотом уточнила я.

– Да, Госпожа, – признала она.

Я отстранилась от неё. Одно дело догадываться, и совсем другое, услышать подтверждение своих мыслей. Я попыталась сопротивляться этому пониманию. Я говорила себе, что этого не может быть, что этого не должно быть. И всё же, только это бесспорно объясняло такие вещи как одежда девушки, клеймо на её бедре и ошейник на её горле.

– Я – рабыня Лигуриуса, первого министра города Корцирус, – объявила она, и, сдвинув шёлковый чехол с ошейника, ощупывая подушечками пальцев гладкую поверхность металла, нашла и показала мне некие символы выгравированные не ошейнике.

Я смогла рассмотреть, что это какие-то слова, но прочитать надпись не смогла. Буквы были мне совершенно не знакомы.

– Эта информация записана здесь, – объяснила девушка.

– Я поняла, – тяжело сглотнув, с дрожью в голосе проговорила я, наблюдая, как Сьюзан сдвинула чехол ошейника на место, прикрывая им прочный металл.

– Меня купили почти два года назад в рабских загонах Сафроникуса с Коса, – сказала она.

– А для чего нужен этот чехол? – спросила я. – Чтобы спрятать ошейник?

– Нет, Госпожа, – усмехнулась она. – Его не спрячешь. Присутствие ошейника внутри чехла достаточно очевидно.

– Да, – согласилась я с рабыней, – Я понимаю.

Девушка, молча, улыбнулась.

– Жёлтый чехол прекрасно сочетается с жёлтым цветом пояса, – заметила я, – и с жёлтыми цветами на тунике.

– Да, Госпожа, – кивнула девушка.

Теперь-то я разглядела, что этот чехол служил скорее неким аксессуаром, возможно, служащим для завершения всего ансамбля. Это был своего рода завершающий мазок к внешности рабыни.

– Пояс подвязывает ткань, Госпожа, – пояснила Сьюзан, поворачиваясь передо мной. – А ещё он может использоваться для того, чтобы связать или привязать меня, или даже для порки, если конечно скрутить его в жгут.

– Понятно, – кивнула я, рассматривая ещё одну часть ансамбля рабыни.

– А эти цветы, – обратила моё внимание девушка, – называются талендеры. Это – красивые цветы. Они часто ассоциируются с любовью.

– Они действительно очень прелестны, – согласилась я.

– Некоторые свободные женщины не одобряют того, что рабыням позволяют носить талендеры, – вздохнула она, – или одевают их в такую одежду как у меня, украшенную этими цветами. И всё же они не являются необычным мотивом в одеяниях рабынь, по видимому владельцам нравиться видеть своих невольниц в подобных предметах одежды.

– Почему же свободные женщины возражают против этого? – удивилась я.

– Они полагают, что рабыня ничего не может знать о любви, поскольку она должна любить любого, кого бы ей не приказали.

– Ох, – сглотнула я.

– Но я была и свободной, и рабыней, и, простите меня, Госпожа, но я уверена, что только рабыня, уязвимая и беспомощная, может действительно знать, что такое любовь, – уверенно заявила Сьюзан.

– Вы должны любить по команде? – испуганно спросила а.

– Мы должны делать всё, что нам приказывают, – пожала она плечами. -Мы – рабыни.

Я задрожала, представив себе, каково это быть беспомощной рабыней.

– Но конечно, мы можем надеяться, – добавила рабыня, – что мы попадём во власть истинных хозяев.

– Это когда-нибудь происходит? – поинтересовалась я у неё.

– Часто, Госпожа, – улыбнулась Сьюзан.

– Часто? – переспросила я.

– Здесь нет недостатка в настоящих мужчинах, – усмехнулась она.

Я задумалась о том, что же это оказалось за место, в которое я попала, если в нём нет недостатка в настоящих мужчинах. Я не думаю, что за всю мою жизнь, до настоящего времени, я когда-либо встречала человека, про которого могла бы сказать, что он настоящий Мужчина и истинный Хозяин. Самыми близкими к этому определению, как мне кажется, были те люди, с которыми я столкнулась непосредственно, перед тем как оказаться в этом месте, те самые, кто рассматривали меня, как если бы я была для них ничем, я потом пристегнули меня ремнями внутри железного ящика. В их присутствие я чувствовала себя настолько слабой, что испытывала острое желание не просто отдаться им, а упрашивать их взять меня, использовать меня для своего удовольствия. У меня даже промелькнула ужасающая мысль, что, возможно, я существовала для таких мужчин.

– Как унизительно и оскорбительно быть рабыней! – воскликнула я.

– Да, Госпожа, – согласилась со мной девушка, опустив свою голову.

Но мне показалось, что при этом она улыбнулась. Я заподозрила, что она, пряча улыбку, сказала мне то, что мне хотелось услышать, то, что я ожидала слышать.

– Рабство противозаконно! – добавила я громко.

– Только не здесь, Госпожа, – спокойно ответила она.

Я отскочила назад, удивлённо глядя на Сьюзан, которая меж тем продолжила:

– Там, откуда Госпожа происходит, не является незаконным иметь в собственности домашних животных, не так ли? – спросила девушка.

– Нет, – ответила я. – Конечно, нет.

– То же самое и здесь. И рабы рассматриваются как домашние животные, – огорошила она меня.

– Так Ты – домашнее животное? По закону? – поразилась я.

– Да, – кивнула она.

– Но это же ужасно! – крикнула я.

– Но ведь биологически, – усмехнулась Сьюзан, – мы – все животные. А значит, в известном смысле, мы все можем принадлежать. Таким образом, вопрос лишь в том, кто из этих животных владеет, а кто принадлежит, кто согласно закону, если можно так выразиться, рассматриваются как люди, а кто – нет. Первые – это граждане или люди, а последние являются рабами, или домашними животными.

– Это же неправильно, владеть людьми, – не согласилась с ней я.

– А другими животными владеть правильно?

– Да, – кивнула я.

– Тогда, почему неправильно иметь в собственности людей?

– Я не знаю, – совсем запуталась я.

– Это будет непоследовательно, – заметила она, – если полагать, что есть только определенные виды животных, которые могут принадлежать, а есть те которые не могут быть чьей-то собственностью.

– Но люди отличаются от животных! – воскликнула я.

Девушка лишь пожала плечами в ответ на моё замечание и сказала:

– Тарск и верр также отличаются друг от друга, и что из того?

Я никогда не слышала о существовании упомянутых ею видов животных.

– Но ведь люди могут говорить и думать! – привела я ещё один аргумент.

– А почему это должно иметь значение? – спросила Сьюзан. – Это всего лишь делает человека более ценной собственностью, чем тарск и верр.

– Там, откуда я происхожу, владеть людьми считается неправильным, но иметь в собственности других животных в порядке вещей.

– Если бы там, откуда Вы происходите, другие животные могли издавать законы, – усмехнулась она, – то возможно, это было бы неправильно владеть ими, зато стало бы нормой владеть людьми.

– Возможно! – сердито отозвалась я, не зная как опровергнуть подобное заявление рабыни.

– Простите меня, Госпожа, – вдруг попросила меня Сьюзан. – Я не хотела вызвать Вашего недовольства.

– И всё же – это неправильно владеть людьми, – заявила я.

– Госпожа может доказать это?

– Нет! – рассердилась я.

– Тогда откуда Госпожа знает это?

– Это самоочевидно, – бросила я недовольно потому, что отлично понимала, что моя уверенность базировалась на том, что мне преподавали, и просто верила этому, не пытаясь подвергать сомнению.

– Если Вы ссылаетесь на самоочевидность Вашего утверждения, – сказала она, – то, пожалуй, скорее, будет самоочевидно как раз то, что владеть людьми не будет неправильным. В большинстве культур, традиций и цивилизаций, о которых я знаю, право владеть людьми никогда не подвергалось сомнению. Для них правильность института рабства была самоочевидна.

– Рабство неправильно потому, что оно может повлечь за собой боль и страдания, – попробовала я зайти с другой стороны.

– Работа, также, может повлечь за собой и боль и страдания. По вашему работа – это тоже неправильно? – спросила Сьюзан.

– Нет, – мотнула я головой, и она пожала плечами. – Возможно, рабство неправильно потому, что рабам оно не по душе.

– Многим людям, возможно, не по душе множество вещей, – отмахнулась она. – Но это же не делает эти вещи неправильными. Полагаю, подобный аргумент, чтобы рабы одобряли своё состояние, вообще никогда не расценивался как необходимое условие для оправдания рабства.

– Это верно, – вздохнула я.

– Что верно? – уточнила Сьюзан.

– Как кто-то мог бы одобрить рабство, – пояснила я, – или рассматривать его правильным, если он сам он не желал быть рабом?

– В некотором смысле, можно одобрять множество вещей, и признавать их законность, при этом, не желая быть вовлеченным в них лично. Скажем, можно одобрять медицину, но не желать становиться врачом. Можно одобрять математику, не будучи математиком и так далее.

– Конечно, – раздраженно согласилась я.

– Зато рабство можно оправдать различными путями, – заметила она. – Например, можно было бы оценить различные преимущества и последствия института рабства для общества, в котором рабство было бы органичным компонентом как лучшее чем то, в котором этого не существует. Это было бы его лучшим оправданием. Таким образом, человек мог бы одобрить рабство как институт, при этом не желая обязательно самому становиться рабом. С моральной точки зрения, он конечно, одобряя подобный институт, должен принять, по крайней мере, теоретический риск своего собственного порабощения. По-видимому, этот риск люди расценивают как часть цены, которую они готовы заплатить за выгоду от проживания в подобном типе общества, которое они сами, безусловно, расценивают как общество без альтернативы. Другим оправданием может стать то, что люди полагают, что порабощение является правильным и подходящим для одних, но не является таковым для других. Это утверждение предполагает, что не все люди одинаковы. С этой точки зрения человек одобряет рабство для тех, кто должен быть в рабстве, и относится неодобрительно, или же, по крайней мере, выражает сожаление в тех случаях, когда порабощён тот, кто рабом быть не должен. Он абсолютно последователен в этом, поскольку он полагает, что, если бы сам он оказался прирождённым рабом, то для него было бы правильнее оказаться в неволе. Это ему кажется несколько разумнее, категорического и необоснованного утверждения, что рабство является неправильным для любого индивидуума. На самом деле, многое зависело бы от натуры каждого отдельно взятого человека.

– Но рабство отрицает свободу! – закричала я.

– Кажется, что Ваше утверждение, предполагает желательность всеобщей свободы, – прищурилась она. – А это может оказаться весьма спорным.

– Возможно, – не стала я спорить.

– Намного ли больше счастья в обществе, в котором все свободны, чем в том, в котором некоторые несвободны? – спросила Сьюзан.

– Я не знаю, – честно призналась я, представив несчастные толпы людей, соперничающих друг с другом, вечно недовольных, враждебных ко всему и вся.

– Госпожа? – вывела меня из задумчивости рабыня.

– Я не знаю! – резко сказала я.

– Да, Госпожа.

– Рабство отрицает свободу! – отчаянно повторила я.

– Да, Госпожа.

– Оно отрицает свободу личности.

– Оно отрицает некоторые свободы одних, – поправила меня девушка, -зато предоставляет их другим, заставляя ценить свободу ещё выше.

– Люди просто не могут принадлежать! – рассердилась я.

– Но я же принадлежу, – напомнила она, и я испуганно замолчала. – Мой хозяин – Лигуриус из Корцируса.

– Рабство незаконно, – как-то неубедительно пробормотала я.

– Только не здесь, – сказала Сьюзан.

– Люди просто не могут принадлежать, – отчаянно и испуганно прошептала я.

– Я уверяю Вас, что здесь, фактически, вне вопросов законности или моральной уместности, или нехватки таковых, в настоящий момент одни люди принадлежат другим!

– Люди принадлежат фактически? – переспросила я.

– Да, – кивнула она. – Принадлежат, и полностью.

– Значит, здесь на самом деле существует рабство! В этом месте есть рабы.

– Да, – подтвердила девушка. – И вообще.

Снова я не поняла значение этого её «вообще».

В который раз я отметила, что она говорила так, как если бы мы находились не на Земле, где угодно, только не на моей родной планете. От этой мысли моё сердце заколотилось быстрее, и я несознательно прижала руку к груди, как будто пытаясь удержать его на месте. Я испуганно водила взглядом по комнате, и не могла не отметить того, что она не походила ни на одно из жилищ в которых мне приходилось бывать до сего дня. Такой комнаты просто не могло быть ни в Англии, ни в Америке. Я понятия не имела, куда я попала. Я даже не представляла, на какой континенте я оказалась. Я посмотрела на девушку. Оказывается, всё это время я находилась в присутствии рабыни, женщины, которая была чьей-то собственностью. Впрочем, она сама мне сообщила, что её владелец некто Лигуриус, житель этого города, который, как выяснилось, называется -Корцирус. Мой взгляд цеплялся то за зарешеченное окно, то за мягкую поверхность той большой, варварской кровати на которой я очнулась, то за цепь у её основания, за железные кольца, установленные в разных местах, за плеть, свисавшую с крюка у двери, которую я не имела возможности запереть со своей стороны. Я снова с ужасом ощутила свою наготу и беззащитность.

– Сьюзан, – внезапно севшим голосом окликнула я девушку.

– Да, Госпожа, – с готовностью отозвалась она.

– А я – тоже рабыня? – задала я мучивший меня вопрос.

– Нет, Госпожа, – поспешила успокоить меня Сьюзан.

Я чуть не упала в обморок от наступившего облегчения. Мне даже на мгновение, показалось, что комната закружилась вокруг меня. Я была невыразимо рада узнать, что я не оказалась рабыней, но затем, внезапно и необъяснимо, я почувствовала совершенно необъяснимую тоску. В этот момент я неожиданно для самой себя поняла, что было что-то внутри меня, что хотело бы принадлежать. Я посмотрела на девушку, которая уже принадлежала мужчине. На мгновение, где-то в глубине души, я позавидовала её ошейнику.

– Ты обманываешь меня! Несомненно, я – тоже рабыня! – сердито бросила я. – Посмотри на меня внимательно. Разве можно усомниться, что я -рабыня? На мне из одежды только браслет на ноге и духи

– Госпожа не заклеймена. На Госпоже нет ошейника, – напомнила Сьюзан.

– Я – рабыня, такая же, как и Ты, – с горечью в голосе прохрипела я.

А как ещё я могла расценить такие вещи как решётка на окне и браслет на ноге? Или всё же эти слова за меня произнесло то, что пряталось в моем сердце?

– Госпожа свободна, – настаивала девушка.

– Как я могу быть свободной? – спросила я у неё.

– Если Госпожа «несвободна», тогда, кто Ваш владелец? – поинтересовалась она.

– Я не знаю, – удивлённо и испуганно ответила я.

Меня саму мучил вопрос, принадлежу ли я кому-либо и просто ещё не знаю кому, или всё ещё впереди.

– Я знаю, что Госпожа свободна, – постаралась успокоить меня девушка.

– Откуда Ты это знаешь?

– Лигуриус, мой владелец, сказал мне это, – объяснила она.

– Но я раздета, – развела я руками.

– Госпожа просто ещё не оделась, – улыбнулась Сьюзан, и, подойдя к раздвижным дверцам у дальней стены комнаты, сместила их в стороны, продемонстрировав мне внутренности того, что очевидно было громадным и великолепным платяным шкафом.

Девушка сняла с плечиков, поднесла ко мне прекрасное, короткое, гладкое, мерцающее в приглушённом свете струившимся из зарешеченного окна, шёлковое одеяние насыщенного жёлтого цвета, раскрывающееся спереди на манер халата. Держа перед собой на вытянутых руках, Сьюзан продемонстрировала его мне.

Я был потрясена этим зрелищем. Этот халатик показалось мне через чур, возбуждающим и чувственным.

– Неужели у Вас нет ничего попроще, поскромнее, чего-то менее женственного? – поинтересовалась я.

– Чего-то более мужского? – закончила мою мысль девушка, слегка улыбнувшись.

– Да, – неопределенно кивнула я.

В действительности, я не думал об этом точно в таком ключе, но, похоже, что неосознанно мне хотелось именно этого. Мне почему-то казалось, что так будет правильней.

– Госпожа хочет одеться как мужчина? – уточнила Сьюзан.

– Нет, – тут же отреклась я. – Я полагаю – нет. Нет, в самом деле, нет.

– Я, конечно, могу попытаться найти мужскую одежду для Госпожи, если она того пожелает, – предложила она.

– Нет, – отказалась я. – Не стоит.

Я и в правду не хотела бы носить одежду мужчин в буквальном смысле этого слова. Дело в том, что я думала, что для меня больше подошла бы женская одежда, но более мужского покроя. В конце концов, разве меня не научили, что, в сущности, я была такой же самой что и мужчины, и между нами нет и не может быть никаких глубоких и радикальных отличий?

К тому же, у подобной одежды есть и такое преимущество, как защита от мужских глаз. Разве это не полезно, если, например, одежда будет ограждать женщину от мужчин, рассматривающих её так, как если бы она была тем кто она есть?

– Госпожа, – Сьюзан вывела меня из задумчивости, помогая мне при этом облачаться в шёлковый халат. Жёлтый шёлковый пояс я уже подвязала сама. Край халата пришёлся на верхнюю часть бедра. Я бросила взгляд на своё отражение в зеркале, и поражённо замерла.

Та, что смотрела на меня из зеркала, одетая в прекрасное, облегающее, короткое, туго подпоясанное одеянье, без каких-либо сомнений была женщиной.

– Госпожа красива! – сделала мне комплимент Сьюзан.

– Спасибо, – поблагодарила я девушку, поворачиваясь из стороны в сторону, и рассматривая себя в зеркале.

Немного подумав, я перевязала пояс, подтянув его немного туже, от чего Сьюзан широко улыбнулась.

– Скажи мне, пожалуйста, а что, подобные одежды обычны для этого места? – спросила я девушку.

– Госпожа имеет в виду, что здесь половые различия ясно отображены в предметах одежды, и что здесь, эти различия важны и не стерты, что мужчины и женщины здесь одеваются по-разному? – уточнила она.

– Да, – кивнула я.

– Да, – сказала она. – Ответ «Да», Госпожа.

– Сексуальность очень важна здесь, не так ли?

– Да, Госпожа. Здесь сексуальность важна необыкновенно, и здесь женщины – не мужчины, и мужчины – не женщины. Они совершенно отличаются, и здесь каждый верен своей природе.

– Ох, – вздохнула я.

– Таким образом, различные одежды, – продолжила она, – естественным образом подчёркивают принципиальные различия полов, одежды мужчин соответствуют их особенностям, например, их размеру и силе, а одеяния женщин их природе, к примеру, их нежности и красоте.

– Понятно, – кивнула я.

Признаться, я была немного напугана. В этом месте, насколько я поняла, тот факт, что я женщина, не был ничего не значащим пустяком. То, что я была женщиной, по крайней мере, в этом месте, оказалось для меня чем-то крайне важным. Мне это было ясно дано понять даже той одеждой, которую я теперь носила. Я укаткой заглянула в платяной шкаф. Я подозреваю, что хитрости и уловки спрятались вовсе не в тех одеяниях, что находились там. Это было всего лишь то, что отметит, или даже провозгласит меня как женщину. Я задавалась вопросом, смогу ли я чего-то достичь в таком месте, в месте, где будет невероятно трудно скрывать или отрицать свой пол. Насколько же испугала меня сама мысль о том, что вполне вероятно, мне придется быть верной своему полу, что у меня просто не может быть иного выбора, кроме как быть тем, кто я есть – женщиной, и без каких-либо оговорок. Я снова обернулась и посмотрела в зеркало.

Я видела там именно то, что я здесь собой представляю – женщину.

Внезапно раздался громкий стук двери.

Я испуганно вскрикнула от неожиданности. Сьюзан побледнела, а затем повернувшись к двери, немедленно пала на колени, выкрикнув что-то дрожащим от испуга голосом. Дверь открылась.

В дверном проёме стоял крупный мужчина. Несмотря на размеры, можно было не сомневаться в его проворстве и силе. Он неторопливо осмотрелся. Его взгляд казался острым как шпага. Широкие плечи, длинные руки, коротко подстриженные каштановые с проседью волосы завершали портрет незнакомца. Одет он был в белую тунику, окантованную красной полосой. Одного его взгляда брошенного на меня хватило, чтобы я чуть не потеряла сознание. Было нечто в его глазах. Я точно знала, что никогда прежде не встречала мужчин подобных ему. Было в нём что-то иное, что не просто отличало его от всех мужчин, виденных мною до сего мгновения, а ставило его над ними. Это было почти, как если бы лев принял человеческий облик.

– Это – Лигуриус, мой Господин, – шёпотом поведала мне Сьюзан стоящая рядом со мной на коленях, опираясь ладонями на алые плитки, и её голова опустилась вниз, до самого пола.

Я с трудом сглотнула, а затем в отчаянии попыталась, встретить и выдержать пристальный взгляд этого мужчины. Я должна была показать ему, что был настоящим человеком.

– Ступай на кровать, – приказал он.

Говорил он с заметным акцентом. Я не смогла решиться ослушаться, и, подбежав к кровати, покорно заползла на неё.

Он неторопливо подошёл к краю тахты и посмотрел на меня сверху вниз. Я сжалась под этим взглядом, полулёжа-полусидя на мягкой перине. Я почти физически ощущала короткость той одежды, что была на мне в этот момент.

Мужчина сказал что-то Сьюзан, и она вскочила и подбежала к краю кровати. Он сказал ей что-то ещё. Я не понимала языка, и даже не смогла определить, что это за язык.

– Он сказал, что полагает, что Вы полностью подходите ему, – перевела Сьюзан его речь на английский.

– Для чего? – испуганно спросила я.

– Я не знаю, Госпожа, – пожала она плечами.

– Ляг на спину, – скомандовал Лигуриус.

Незамедлительно и покорно, я перекатилась на спину, и услышала следующий приказ:

– Правую ногу согни в колене, а левую вытяни и держи прямо, руки должна лежать по бокам ладонями вверх.

Не мешкая ни секунды, я приняла указанное положение. Я чувствовала себя крайне уязвимой, особенно, что интересно, из-за того, что мои ладони были выставлены напоказ. Моё дыхание стало частым, я сердце заколотилось где-то в районе горла. Я боялась. А ещё я вдруг поняла, что повинуясь его воле, сильно возбудилась сексуально.

Мужчина бросил мгновенный взгляд в сторону и, повернувшись к Сьюзан, что-то сказал.

– Он заметил, что Вы не прикоснулись к своему завтраку, – перевела она.

Я даже застонала от охватившего меня испуга. Мне оставалось только надеяться, что он не очень рассердился. Было совершенно безопасно вызвать недовольство мужчин, которых я знала до настоящего времени, по крайней времени у большинства из них. Их можно быть сердить безнаказанно. Но только не этого мужчину! Я отлично поняла, что не стоит вызывать его недовольства. Не думаю, что он стерпит подобное. А была просто уверена, что он накажет меня немедленно и жестоко. Этот не остановится даже перед тем, чтобы убить меня.

Он смотрел на меня сверху вниз.

А меня всё сильнее охватывало возбуждение. Я всхлипнула, ожидая, что он собирается изнасиловать меня. Пожалуй, я даже стремилась быть изнасилованной им, я была готова на всё, лишь бы понравиться ему.

Тут я почувствовала его руку на моей лодыжке. Я чуть не упала в обморок, переполненная ощущениями, захлестнувшими моё тело от его прикосновения. Следом пришло понимание, что его хватка была подобна стали. Я увидела, что мужчина снял какой-то шнурок со своей шеи. На шнурке был крошечный ключик. Пораженная, я почувствовала, как ключ вошёл в скважину замка на моём ножном браслете. Послышался лёгкий щелчок, и ножной браслет был снят с меня. Затем Лигуриус выпрямился у края постели, держа в руке ножной браслет и шнурок с ключом и глядя на меня с высоты своего роста. Я лежала перед ним на кровати на кровати, дрожа от испуга и возбуждения.

В этот момент мне стало ясно, что мне не предназначено быть им изнасилованной, по крайней мере, не в этот раз. Я почувствовала невероятное облегчение пополам с разочарованием, и трудно сказать какое из этих чувств было сильнее в то мгновение. Следом пропало ощущение его железной руки, до того сжимавшей мою щиколотку, и вынуждавшей меня, как простую слабую женщину, покориться его власти.

– Я могу говорить? – дрожащим шёпотом спросила я.

– Да, – кивнул он.

– Кто Вы? Кто она? Где я? Что я делаю здесь? Что Вы хотите от меня? – засыпала его я мучившими меня вопросами.

– Я – Лигуриус, первый министр города Корцирус. Кто она – неважно. Её имя – Сьюзан, и она – рабыня, – начал он по порядку отвечать на мне.

– Нет, не то, – остановила я его речь. – Я имею в виду, кто есть Лигуриус? Кто Вы? Я никогда не слышала о Вас.

– Вам не должно знать обо мне больше того, что я – первый министр Корцируса, – отмахнулся он от меня как от назойливой мухи.

Я поражённо посмотрела на него. Несомненно, он должен быть как-то связан, с теми мужчинами, что приходили в мою квартиру и похитили меня. Ведь у него был ключ от ножного браслета.

– Где я? – отчаянно спросила я.

– В Корцирусе, – ответил он.

– Но где находится этот Корцирус? – воскликнула я. – Я даже не знаю того, в какой части мира я оказалась!

Он озадаченно посмотрел на меня. Но тут Сьюзан что-то сказала ему, чем вызвала у него улыбку.

– Где я? Это что? Африка? Азия?

– Разве Ты не заметила небольшого отличия в силе тяжести, по сравнению с той, к которой Ты привыкла? – спросил он. – Разве Ты не заметила, что воздух здесь кажется несколько иным, по сравнению с тем, которым Ты дышала до настоящего времени?

– Да, мне показалось, что у меня возникли подобные ощущения, -согласилась я, – но я был уверена, что это просто остаточные явления того лекарства, что было введено мне ещё в моей квартире. Ведь совершенно очевидно, что такие ощущения просто невозможны!

– То лекарство, не вызывает таких ощущений, – объяснил мужчина.

– Что Вы такое говорите мне? – испуганно пробормотала я.

– Через некоторое, очень короткое время, – заговорил он, – Ты больше не будешь даже вспоминать об этих мелочах. Ты не будешь даже замечать их, по крайней мере, не сознательно. Твой организм быстро подстроится под новые условия, акклиматизируется, если можно так выразиться. Самое большее, что Ты сможешь иногда чувствовать, это превосходное здоровье и жизненную энергию.

– Что Вы такое говорите? Что всё это значит? – воскликнула я.

– Это не Земля, – объявил он. – Мы на другой планете.

Я недоверчиво уставилась на него.

– То, что Ты увидела и почувствовала здесь, это похоже на Землю? -спросил он.

– Нет, – прошептала я.

– Эта комната похожа на те, что Ты видела на Земле?

– Нет, – признала я.

– Тебя доставили сюда на космическом корабле, – заявил он.

Услышав это, я на время потеряла дар речи.

– Использованные при этом технологии гораздо более сложные и передовые, чем те, с которыми Ты знакома, – добавил мужчина.

– Но Вы, знаете английский язык, – ухватилась я за последнюю соломинку. – Она тоже говорит по-английски!

– Я выучил английский здесь, – объяснил он. – Однако, для неё это родной язык.

Повернувшись к девушке, он бросил ей какую-то фразу на незнакомом мне языке.

– Мне позволили говорить, – быстро перевела она, и продолжила, – я из Цинциннати, Огайо, Госпожа.

– Её доставили на эту планету более двух лет назад, – перебил её Лигуриус.

– Сьюзан было моим настоящим именем, – торопливо продолжила она. -Моя фамилия теперь не имеет значения. Когда я стала рабыней, то естественно меня лишили моего имени. У животных ведь нет имен, за исключением тех случаев, когда их владельцы захотят их как-то называть. Имя «Сьюзан» вновь было дано мне, но теперь оно превратилось всего лишь в кличку рабыни.

– Почему тебя привезли сюда? – спросила я.

– По обычной причине, по которой земных женщин доставляют на нашу планету, – снова вмешался в разговор мужчина.

– Что это за причина? – с дрожью в голосе спросила я.

– Чтобы стать рабыней, – объяснил он.

Он, снова повернувшись к девушке, что-то сказал на своём гортанном наречии, и Сьюзан закивала. Затем Лигуриус посмотрел на меня и проговорил уже по-английски:

– Ты можешь сменить позу.

Я торопливо перекатилась на живот, и вцепилась в мягкую перину руками. Я дрожал. Я была не на Земле.

– Для чего меня привезли сюда? – задала я вопрос мучивший меня. – Меня тоже сделают рабыней, заклеймят, наденут ошейник и заставят служить какому-нибудь мужчине, как если бы он был моим Господином.

– Он и был бы твоим Господином, – поправил меня мужчина, невозмутимо, очень спокойно и очень угрожающе.

Я закивала, охваченная ужасом. Конечно же, он был прав. Если бы я была рабыней, тогда тот мужчина, который бы мной владел, действительно был бы моим Господином, и полностью. В этом случае я принадлежала бы ему всецело, и бесспорно, как, например Сьюзан, или любая другая женщина.

– Я думаю, что Ты будешь рада узнать, что именно мы запланировали для тебя, – заметил Лигуриус.