Текст книги "Нет слова «прощай»"

Автор книги: Джон Крэйг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава VII

У большинства дачников складывается привычка к определенным затеям, которые повторяются каждое лето и становятся чем-то вроде ритуала: прогулка по такой-то реке, пикник на таком-то мысе, поход по такой-то тропе, сбор черники на таком-то пригорке.

Уоррены не составляли исключения. Так, например, каждое лето они совершали прогулку на озеро Клаудз. Сначала переплывали на другой берег Кинниваби, а затем шли пешком километра четыре извилистой тропой по скалистым холмам. Этим летом было решено отправиться на озеро Клаудз в день рождения Кена.

Рано утром Кен с отцом съездили на станцию за новым мотором. Начальник станции ни единым словом не упомянул о том, что произошло между ним и Джоном Онаманом. Любезно и быстро он оформил выдачу багажа. В десять часов утра мотор уже был доставлен на дачу, и Кен вместе с отцом прикрепил его к лодке. Еда в дорогу была уже к этому времени приготовлена…

Вскоре Уоррены вытащили лодку на песок у начала тропинки, ведущей на озеро Клаудз.

Небо было чистое, солнце припекало жарко, и все радовались свежему западному ветерку, пробираясь по каменистой тропке. Петляя между скалами и кустами сумаха, тонкими березками и зарослями малины, тропинка медленно, но верно поднималась в гору.

Там, где кончалась тропинка, в тени высоких сосен, была великолепная лужайка, очень подходящая для пикника, а рядом – маленькое озерцо с белым песчаным дном. Оно было такой безукоризненной прямоугольной формы, что напоминало искусственный бассейн. Вся семья искупалась, а потом принялась за еду. После завтрака старшие расположились на отдых, а Кен решил прогуляться и обследовать дальний берег озерца. Он шел не торопясь – то останавливался, чтобы бросить в воду пригоршню камушков, то застывал на месте, разглядывая жилище бобров, то собирал пригоршнями и ел малину.

«Что ж, вот мне исполнилось пятнадцать, – думал Кен, – а вчера я еще был четырнадцатилетним мальчишкой. Но особой разницы я что-то не чувствую. Интересно, когда Полю будет пятнадцать?»

Кое в чем индейский мальчик казался много старше Кена, а в чем-то был простодушен, как маленький.

Кен добрался до плоского скалистого мыса на дальнем берегу озерца. Он пристроился в расселине скалы, в тени кедра с искривленным стволом, и стал думать о подарках, которые сегодня полупит. От плотного завтрака и солнечного тепла его клонило ко сну. Довольный и умиротворенный, он немного откинулся назад. Его пальцы лениво подхватили горстку маленьких камушков, и он начал кидать их в прозрачную воду.

У одного из камушков края были острые, с зазубринами; осмотрев его, Кен увидел, что он похож на тонкую, серую и очень жесткую пластинку.

«Да ведь это кремень!» – подумал он. Оглядев землю у себя под ногами, Кен заметил другой такой же камушек, потом еще и еще один. Да их здесь полно! А там, подальше, между высокими скалами, кучка таких же серых осколков – высотой сантиметров в тридцать, а то и больше. Странное дело… Кен встал и подошел ближе, чтобы получше разглядеть кучку. Захватив пригоршню, он слегка разжал пальцы, и камушки посыпались на землю. Это были кусочки кремня. Внимательно осмотрев их, он увидел, что некоторые из них обточены по краям. Было совершенно очевидно, что это сделала рука человека. Кен набрел на место, где много лет назад индейцы выделывали из кремня разные инструменты, наконечники для стрел и другое оружие. Эту горстку осколков оставил какой-то безвестный мастер давно минувших времен – так плотник оставляет после работы кучку стружек.

«Что ж, значит, когда-то в далеком прошлом индейцы подолгу бывали здесь, – подумал Кен. – Наверно, около этого озера можно обнаружить и другие следы их присутствия. Если индейцы приезжали сюда на лодках, то где они высаживались на берег? Их лодки были сделаны из березовой коры, и чтобы камни не пробили днище, приходилось выискивать такое место, где берег отлого спускался к воде.

«Я бы причаливал вон к тому каменистому берегу за мысом, – подумал Кен. Он стоял, напряженно разглядывая сквозь прозрачную воду отлогое дно. – Смешно! – подумал он. – Что я здесь ищу?»

Он уже было повернулся, чтобы уйти, как вдруг увидел в воде какую-то странную штуку. Что это? На дне, среди разноцветных камушков, выделялся своими мягкими очертаниями какой-то светло-коричневый предмет. С волнением вошел Кен в неглубокую воду. Опустив руку на дно, он нащупал что-то гладкое, непохожее на камень. Спустя секунду он уже разглядывал свою находку: это была трубка, выделанная из глины и украшенная узором из кружочков и черточек. Судя по всему, этот узор нанесли остроконечной палочкой, когда глина еще была сырая. Трубка прекрасно сохранилась.

Кен взобрался на скалу и снова присел в тени. Его волнение сменилось теперь любопытством. Сколько лет пролежала эта трубка в воде? Кто ее изготовил? Как выглядел человек, который ее курил? Странное чувство близости с этим неведомым индейцем, жившим много-много лет назад, охватило Кена – у него было такое ощущение, словно он связан с хозяином трубки какими-то тесными узами. Может, никто другой не прикасался к ней все эти годы.

«А ведь эта трубка, – подумал Кен, – наверно, принадлежала кому-то из предков Поля, обитавших здесь за много веков до того, как первый белый человек ступил на берег озера Клаудз…» И тут, в день своего пятнадцатилетия, стоя на берегу маленького озерца, Кен вдруг с необоримой силой осознал нескончаемость человеческого бытия. Он долго сидел, разглядывая трубку, и лишь временами поднимал голову, чтобы полюбоваться серебристым озерцом, холмами и деревьями на другом берегу.

Потом он вскочил и побежал к лужайке, чтобы показать свою находку родным. Все порадовались вместе с ним, за исключением, конечно, тетушки Мэрион. Но, в отличие от Кена, ни отец, ни мать не ощутили таинственной связи с владельцем трубки.

– Мы, конечно, должны сообщить о твоей находке в музей, – сказал отец уже на обратном пути. – Им понадобится подробное описание всех обстоятельств, и, возможно, они даже пошлют сюда своего сотрудника, чтобы обследовать место находки.

Был уже вечер, когда Уоррены вернулись на дачу. Кен пошел искупаться, пока мать с тетушкой Мэрион готовили ужин. Трубка лежала на почетном месте над камином в ожидании того часа, когда отец возьмет ее с собой в город и передаст в музей. Взгляд Кена то и дело возвращался к ней. Он был глубоко взволнован находкой и думал о том, как прошлое, настоящее и будущее связаны между собой таинственными нитями.

Вечером за ужином не было и речи о том, какое сегодня в доме празднуется событие. Соблюдая правила игры, Кен делал вид, будто не замечает, что к столу подали его любимые блюда. Затем, после короткой паузы, когда с ужином было в основном покончено, мать принесла из кухни огромный именинный пирог, на котором горели пятнадцать свечек. Отец, мать и тетушка Мэрион запели: «Поздравляем, поздравляем Кена с днем рождения!» – и мальчик радостно улыбнулся. Но, странным образом, в это мгновение он вдруг подумал: «А у Поля был когда-нибудь такой день рождения? Дарили ли ему что-нибудь ко дню рождения? Хотел бы я знать, получил ли Поль хоть раз в жизни какой-нибудь подарок?»

Сумерки постепенно сгущались, и отец Кена зажег две керосиновые лампы. Потом родители вручили Кену подарки. От отца – продолговатую коробку, содержимое которой было для мальчика полной загадкой.

Распаковав сверток, Кен обнаружил фотоаппарат с вариообъективом и лампой-вспышкой. Он никогда еще не фотографировал и очень обрадовался неожиданному подарку. Кен бегло просмотрел инструкцию, решив изучить ее более тщательно на досуге. Поблагодарив отца, он стал распаковывать другую коробку, покрупнее, которую ему вручила мать.

Тут он еще больше обрадовался, увидев, что во второй коробке – полный набор принадлежностей для проявления фотопленок и печатания снимков: бачки, проявитель, закрепитель, фотобумага и все прочее, вместе с подробными инструкциями. Преодолев искушение сразу же приступить к изучению обеих инструкций, Кен поблагодарил маму и принял от тетушки Мэрион еще один подарок. В последнем свертке было шесть фотопленок – три черно-белых и три цветных.

Кен был очень доволен подарками и легко нашел слова, чтобы высказать близким свою радость. Еще несколько минут все посидели вокруг стола, обсуждая события дня. Потом, когда женщины принялись мыть посуду, Кен разложил свои фотопринадлежности на столе и начал тщательно изучать их назначение.

Чуть позже его внимание отвлеклось, и глаза снова остановились на индейской трубке. Он опять стал думать о кучке кремня на берегу озера Клаудз, о поселке оджибуэев и, конечно же, о Поле. И тут он снова вспомнил, что индейцам грозит изгнание. Радость, которую принес праздник, вдруг развеялась, и на душе стало пусто. Тщетно Кен пытался избавиться от этого чувства и вновь заняться только что полученными подарками. Смутная грусть не покидала его.

– Что ж, пожалуй, я пойду спать, – сказал он, направляясь в свою комнату.

– А ты здоров ли, сынок? – спросил отец. – Ты, случайно, не перегрелся на солнце или что-нибудь в этом роде?

– Нет, нет, – успокоил его Кен. – Я совершенно здоров. Просто устал. Спасибо огромное за все, папа, и, пожалуйста, поблагодари еще раз за меня маму и тетушку Мэрион.

Он даже не стал зажигать в комнате лампу, а быстро разделся и в потемках юркнул под одеяло. Он не чувствовал настоящей усталости, и сон не шел к нему. Недвижно лежа в постели, он рассматривал на потолке отсвет лампы из гостиной: над перегородкой, отделявшей его комнату, была большая щель.

Спустя несколько минут в комнату вдруг вошел отец и присел на край кровати.

– Сынок, – тихо проговорил он, – может, ты мне все-таки скажешь, что тебя тревожит?

Кен долго не отводил глаз от пятна света на потолке. Он не был уверен, что сумеет выразить свою мысль словами.

– Хорошо, – сказал он. – Конечно. Понимаешь, я все время думаю об индейцах. Это так несправедливо, что им придется уйти отсюда. И похоже, никому до них и дела нет. И от этого мне не по себе.

Отец ответил не сразу.

– Ты подружился с этим парнем, не так ли?

– Поль мне очень нравится. Конечно, я еще мало знаю его, но в нем есть что-то очень привлекательное. Но дело, конечно, не только в этом. Мне за всех оджибуэев очень обидно.

Отец поднес руку к голове и задумчиво потер лоб.

– Да, – сказал он, немного помолчав, – вижу, для тебя это гораздо важней, чем я думал. И я должен признать, что ты совершенно прав. Куда как просто сказать: «Мне очень жаль, но меня это не касается!»

– Но кого-то же это должно касаться! – вспыхнул Кен.

– Верно, – сказал отец, – ты прав. Я и не спорю с тобой. Человек – не остров; все люди между собой связаны – во всяком случае, так должно быть.

Несколько секунд оба молчали.

– Я подумаю, – сказал затем отец. – Я плохо разбираюсь в таких вещах. Но дай мне поразмыслить об этом до завтра, и, может, мы что-нибудь сообразим – по крайней мере, с чего начать.

Глава VIII

На другое утро Кен проснулся рано. Он сбегал на озеро искупаться, а потом сам приготовил себе завтрак – остальные члены семьи еще спали. Кен радовался, что проведет весь день с Полем, и все же немного робел. Поль во многом был непохож на него, и, хотя основа для крепкой дружбы была заложена, Кен понимал, что от каждого из них потребуется много терпения и чуткости, чтобы они по-настоящему сблизились.

После завтрака, уложив в лодку рыболовные принадлежности, купальник и пару бутылок лимонаду, Кен направил ее к противоположному берегу. Стояло восхитительное утро. На небе не было ни единого облачка, и под мягким ветерком рябь искрилась в ярких лучах солнца.

«Будет жара, но духоты не будет», – подумал Кен.

Он легко работал веслом, радуясь утру и наслаждаясь тем, как быстро скользит по воде лодка. На одной из дач неподалеку от станции залаяла собака. В недвижном воздухе звонко отдавались крики детей, перед завтраком весело барахтавшихся в воде.

Но вот и берег. Нос лодки увяз в иле, и Кен шагнул вперед, держась руками за борта, чтобы сохранить равновесие. Привязав веревку к ветке поваленного тополя, он на всякий случай подтянул лодку немного выше и пошел в индейский поселок. Вырубка была неправильной формы и насчитывала метров сто в ширину и несколько больше – в длину. Дым от костров медленно поднимался кверху. Повсюду сновали люди, но никто не замечал Кена. И только сторожевые собаки подняли громкий лай.

Собаки смотрели подозрительно и настороженно, точно лисы или волки.

«Они ведут себя так, словно кругом одни враги», – подумал Кен. Из-за косматой шерсти и лихо торчащих ушей они поначалу могли даже показаться игривыми, но свирепый взгляд и тяжелый мощный загривок говорили о том, что эти собаки умели нападать и убивать.

Кен не знал, что ему делать. Оглядывая поселок, он видел людей всех возрастов. Неподалеку старая женщина разводила огонь. Чуть левее стояли два парня, покуривая и мирно беседуя. Около хижин играли детишки – со смехом и криками они гонялись друг за другом. Никто из них даже не взглянул на Кена, хотя, конечно, все давно успели его заметить.

Кен уже стал склоняться к тому, чтобы сесть в свою лодку и отправиться домой. У него было такое ощущение, будто между ним и жителями поселка стояла прочная, хоть и невидимая, стена. Он не знал, что это – враждебность, недоверие или равнодушие? Но стена была такой крепкой, что казалась физически осязаемой.

«Может, правда лучше повернуть назад и уехать домой? – подумал Кен, но тут же отверг эту мысль. – Нет, – сказал он себе. – Поль меня пригласил, и удирать я не стану».

Он решительно зашагал к ближним хижинам. На него по-прежнему никто не обращал внимания. Кен решил заговорить с двумя парнями, что курили и беседовали.

– Доброе утро! – сказал он, подойдя к ним. – Я ищу Поля Онамана. Не знаете, он сейчас здесь?

Парни посмотрели на него, потом переглянулись.

– Нет, не знаю, – ответил один из них.

– Поль Онаман, – повторил Кен. – Ведь он здесь живет, не так ли?

Он вдруг спохватился, что говорит чересчур громко. Очевидно, он невольно повысил голос, словно полагая, что так его лучше поймут.

– Не знаю, – ответил другой парень. – Может, и живет. Спроси вон у той старухи!

Кена охватило чувство обиды и беспомощности. Ведь этот парень не мог не знать Поля Онамана. Но Кен не подал и виду, что обижен. Поблагодарив, он обратился к старухе, которая бросала в огонь сухие кедровые ветви.

– Я ищу Поля Онамана, – сказал он.

Старуха что-то невнятно забормотала. Он увидел лицо цвета иссохшего пергамента, беззубые десны, неестественно дергающиеся губы. Она взволнованно размахивала руками с кривыми, обезображенными старостью пальцами. Было ясно, что она не понимает по-английски.

Тогда Кен направился к детям. Как только он подошел, они перестали играть, и в их глазах он увидел ту же настороженность, что и у собак. Дети стояли не шевелясь и наблюдали за ним.

– Привет! – сказал Кен. – Вы Поля знаете? Скажите мне, где Поль Онаман.

Дети переглянулись и захихикали. Мальчик лет восьми толкнул девочку чуть поменьше, и она растянулась на густой траве.

– Вы можете сказать? – спросил Кен. – Мне надо поговорить с Полем Онаманом.

Тогда другой мальчик указал на дальний конец поселка. Это был маленький мальчик, в непомерно большой шапке.

– Вон там! – сказал он. – Может, Поль сейчас там.

Кен пошел туда, куда показал мальчик. От жары он весь взмок, устал и почему-то ощущал смутный страх. Его окружили собаки, они подбирались к нему все ближе и ближе. И тут он увидел своего приятеля.

Поль сидел на поваленном сосновом стволе. Он был совсем один. И одет он был точно так же, как и в день первой их встречи. Кен шагнул к нему. Индейский мальчик поднял голову.

– Привет! – окликнул его Кен. – Как дела?

В уголках рта у Поля вспыхнула улыбка.

– Привет! – ответил он. – А я боялся, ты не придешь.

Они разом заговорили обо всем и ни о чем.

– Пойдем, – вскоре сказал Поль, – я покажу тебе мой дом.

Хижина, в которой жили Онаманы, состояла из двух комнат. В большой комнате было примерно шестнадцать квадратных метров. Там стоял стол, четыре стула, старый диван без ножек и большая бочка из-под бензина, переоборудованная в печку. Другая комната, отделенная от первой фанерной перегородкой, была вполовину меньше: там стояли три кровати. Свет проникал в дом только сквозь дверь и перекосившееся окно над диваном. И потому даже в это безоблачное летнее утро в доме царил полумрак. Пол из грубых деревянных досок ничем не был устлан.

В углу большой комнаты сидела на стуле бабушка Поля. Она сидела не шевелясь и, судя по всему, ничем не была занята. Когда Поль и Кен вошли в дом, она даже не повернула головы. Ни Джейка Онамана, ни матери Поля – если у него была мать – Кен не увидел.

Он подумал: «А каково в этой хижине в январе, когда по ночам бывает тридцать – сорок градусов ниже нуля? И где здесь зимой варят обед, и где ванная комната? И как тут можно готовить домашние задания? А каково здесь сырым, дождливым апрельским днем? Или в сумерки под рождество?»

Кену очень хотелось что-нибудь в этой хижине похвалить. Он сказал, что печка, наверно, хорошо обогревает дом, а кровати на вид очень удобные.

«Хорошо, если Поль не уловит ноток растерянности в моем голосе», – подумал он. А ведь дом Онаманов, казалось, был самым прочным и самым лучшим из всех строений поселка.

Кен испытал чувство облегчения, когда Поль сказал, что пора уже трогаться в путь.

В этот день их дружба, основа которой была заложена еще раньше, расцвела пышным цветом. Мальчики плыли вниз по течению, волоком перетаскивая лодку через бобровые запруды, и держали путь к озеру Дак-Лэйк. Они купались, ловили рыбу, любовались природой. На обед они поджарили себе щуку, которую сами поймали, потом поели малины, собранной у самого берега, и запили все лимонадом. Они смеялись, когда взволнованная утка, мать семейства, пускалась на разные хитрости, чтобы отвлечь их внимание от своего выводка, смеялись над большой лягушкой, которая сидела на берегу и очень важно квакала, когда они проплывали мимо. Смеялись, когда Кен поскользнулся на бревне, поросшем мхом, и плюхнулся в воду. Они все делали вместе. И почти все время говорили.

Они говорили о многом – сначала несмело, а затем, когда прошла скованность, все более доверительно и увлеченно. Кен рассказывал Полю про город, школу, спорт, про своих друзей и признался, что часто чувствует себя одиноким в самой многолюдной толпе. А Поль рассказывал о жителях своего поселка – мужчинах, женщинах и детях, об охоте, о суровых шутках погоды, о древних поверьях и нынешних тревогах своего народа.

Он поведал Кену о долгих зимних днях его детства; старая бабушка часами рассказывала ему индейские легенды. Эти предания всегда рассказывали только зимой: считалось, что летом звери, герои легенд, могут услышать, что о них говорят, и рассердиться.

Он поведал ему сказание о Нанабажо, который сотворил мир и подарил оджибуэям огонь и многому их научил. И о Ми-Ши-Пиживе, Большой Рыси, которая обитает под водой. И о поверье оджибуэев, будто Великий Дух живет во всем – в животных и растениях, в камнях и воде, потому что все сущее едино. Кен узнал, что такое Ми-Де-Ви-Вин, или Великое Сообщество Шаманов, и о том, как Поль десятилетним мальчиком был посвящен в его таинства. Перед этим он долго постился и, очистив тело паром, один ушел в чащу леса. Там он жил, и на пятый день ему явился во сне дух – маниту в облике красной белки, но, по совету бабушки, Поль отверг его. Потом на девятый день явился другой маниту – на этот раз в облике лисицы – и тоже был отвергнут. Наконец, на десятый день, пришел еще один маниту – выдра He-Гиг, и бабушка Поля сказала, что это хороший маниту, и он принял его…

Выдался один из тех редких дней, которые кажутся очень короткими и в то же время бесконечно долгими, – один из тех дней, которым суждено навсегда остаться в памяти.

Кен понял, что Поль так же спокойно и уверенно чувствует себя в густом диком лесу, как он сам – в сложном мире большого города. Подобно тому, как Кену никогда не приходилось задумываться над тем, где находится светофор и сколько стоит автобусный билет, Поль знал оленьи тропы, бобровые запруды и щучьи повадки.

Они расстались вечером, унося с собой нечто новое и важное для обоих. Они весело простились. Кен, быстро работая веслом, повел лодку к даче, и радость звенела у него в душе.

За ужином отец уже был в городском костюме. Белая сорочка, галстук и черные ботинки выглядели в дачной обстановке чопорно и странно. После ужина отец и Кен быстро поплыли в лодке на станцию, но там выяснилось, что поезд опаздывает на сорок минут. Сумерки уже гасли, обращаясь в ночную тьму, когда из-за поворота, наконец, сверкнула паровозная фара.

Кен с отцом прошли по перрону два или три вагона, пока не увидели такой, где было сравнительно мало пассажиров. Отец медленно продвигался к входу вместе с другими людьми, ожидая своей очереди. Уже поднявшись на площадку вагона, он обернулся к Кену.

– Я думал о нашем вчерашнем разговоре, – сказал он. – Должен признать, ты во многом прав. Легче всего спихнуть любое дело на кого-нибудь другого, но в этом случае никого другого нет.

Кену хотелось рассказать отцу о том, как они с Полем провели день, об их беседах, но времени уже не оставалось. Его еще за ужином подмывало заговорить об этом, но присутствие тетушки Мэрион грозило испортить день, который прошел так хорошо.

– Очень хотелось бы помочь индейцам, – проговорил он.

– Может, и удастся что-нибудь сделать, – ответил отец. – Знаешь что? Я поговорю с юристом нашей фирмы, попрошу его разобраться в этом деле. Или, на худой конец, пусть посоветует, к кому обратиться.

– Спасибо, папа, – сказал Кен.

Проводник громко объявил, что поезд отправляется, и вскоре состав умчался в ночь. Кен пересек полотно и пошел на свет лавки. У входа мистер Симпсон наполнял бидон керосином. В лавке никого не было, кроме Муза Макгрегора.

Кен заговорил с ним и, сам того не замечая, – быть может, потому, что весь был переполнен событиями дня, – начал рассказывать лесничему о своей дружбе с Полем и о том, как он сочувствует оджибуэям.

Муз Макгрегор поначалу рассеянно кивал, но искренний порыв Кена тронул его, и он стал внимательно слушать.

– Да, – сказал он наконец, – ты прав. Индейцы – во многом замечательный народ. Я давно это понял, а Симпсон – задолго до того, как мы с тобой появились на свет.

Макгрегор подтянулся на руках и сел на прилавок.

– Индейцы, конечно, не похожи на нас, – сказал он, – и многие люди считают это отличие недостатком. Они даже не пытаются их понять. Не то они убедились бы, что у индейцев очень многому следует поучиться.

– Они гораздо сложнее, чем можно подумать, – сказал Кен. – В чем-то они как дети, а в чем-то бесконечно мудры.

Лесничий кивнул.

– Им ведомо многое такое, о чем мы не имеем ни малейшего представления, – сказал он. – Они ближе к природе, и они смело смотрят в глаза многим фактам, которые мы пытаемся скрыть от самих себя, а искоренить не в силах.

Вошел мистер Симпсон, входная дверь громко захлопнулась за ним.

– Я мало знаю Поля, – сказал Муз Макгрегор, – но если он хоть немножко похож на своего брата Джона, тогда ты обрел настоящего друга.