Текст книги "Дневник «Канатного плясуна»"

Автор книги: Джон Коттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

О самопреодолении

Иерусалим

Привет тебе, друг мой, из города, где даже Бога умудрились распять!

Ходил я по мощеным улицам города этого, где Бог ваш нес крест свой, ходил и думал: отчего же нес он его? Почему не встал он на месте и не сказал: «Не буду нести! Вам надо – вы и несите!»

А потому не сказал он так, ибо не был он жизнью, но хотел большее – за то и получил смерть. Каждый народ имеет того Бога, которого заслуживает, – вот что скажу я вам!

Мир ваш на гробах стоит веры вашей, ибо нет веры, кроме мертвой. Какие только слова не придумали вы для обозначения мертвой веры – «воля к власти», «воля к знанию», «воля к истине», «воля к жизни» и даже «воля к смерти»! Я же зову ее – «волей к воле»!

Не достает вам жизни, как она есть, вам нужно еще и верить в нее, иначе кажется она вам недостойной. Так вот, что скажу я вам: «Не жизнь недостойна, но вы жизни своей не достойны, а потому мертвы!»

Хотели вы покорить мир, чтобы подчинился он вам, – «волей к власти» называли вы безумие это и оказались в доме умалишенных!

Познать хотели вы мир – «волей к знанию» назвали вы эту дерзость и стали бредить! Не тесны вам стены больничные, ибо нет у знания вашего веса!

Обрести вы хотели вечные истины на каждый день – «волей к истине» зовется у вас малодушие это, и стали вы играть, жить способности не имея!

И жить хотели вы по истинам вашим, чтобы умереть красиво, – так «воля к жизни» ваша стала «волей к смерти» у вас, и потому умерли вы, умерли в жизни вашей!

Что же тогда воля ваша, если не бегство? От чего же бежите вы, если не от жизни и мира ее? Но почему вы не спросите себя: «Куда я бегу?» Почему не скажете вы: «Не буду бежать! Вам надо – вы и бегите, а меня нечего гнать!»

И вот ответ вам, безумные: недовольны вы, недовольны, ибо малодушны. И потому к тем обратились вы, кто глупостью своей поддержит недовольство ваше.

И сказали вам мудрецы ваши: «Воля – вот что мешает вам, отриньте же от себя волю!» И стали вы препятствовать воле своей!

И сказали вам другие мудрецы: «Воли, воли недостает вам!» И захотели вы воли!

«Но что же стать должно предметом воли нашей?» – спросили вы. И выдумали мудрецы для вас ценности, которые придется вам вечно искать, ибо нет их!

«Как не иметь воли нам?» – спрашивали вы. И сказали вам, что не иметь воли – значит уничтожить все проявления жизни. Но кто ж уничтожит то, что не создавал он?

И стали вы повиноваться тому, чего нет. И стали вы изгонять то, чего не имеете. «Воля к воле» – вот ваша жизнь, что не жизнь, а смерть!

Выдумали вы себе кнут, чтобы бояться боли от ударов кнута вашего, но только не жизни, ибо жизнь – вот самый большой страх ваш!

Но зачем же боитесь вы жизни? Почему не скажете вы: «Не буду избегать, но буду жить, ибо жизнь у меня одна и некуда мне бежать! А если вам надо, безумные мудрецы, то вы и бегите!»

Белкой быть в колесе – вот судьба ваша. Но не бывает человека в клетке, ибо даже зверь в клетке скотиной становится блеющей, но не зверем. Кем же становится человек в ней?

Но нет в вас ума здравого признать глупость вашу, оттого и страдаете вы. Придумали вы для себя монстра и назвали вы его властью, и стали басни рассказывать о засилии власти этой, дрожать и блеять, призывая самих себя к повиновению. Но кому же повиноваться вам, кроме страха вашего? Таково имя власти вашей – страх!

Смешно смотреть мне на то, как вы сами себя пугаете! Смешно, ибо детей так пугают, чтобы они сидели смирно и ничего бы не натворили.

Но что можете вы натворить, кроме радости вашей? Разве же другого может желать человек, кроме радости? Чего еще, кроме радости, он желать может?

Но не умеете вы желать, разучились вы, испуганные! А кто не имеет желания, тот может лишь желать желание, но не желание это, а безумие, его-то и зовете вы волей вашей!

И стали вы, безумные, желания не имеющие, что погибло, задохнувшись от страха вашего, волю пестовать к власти, чтобы заглушить страх свой чужим страхом!

И теперь смотрю на человека, что прибит к кресту, – вот она, ваша воля к воле! Вроде бы и в небе, да не летит. И руки раскинуты, да не для объятий!

Зачем же прибили вы Бога вашего? Чтобы не убежал Он от вас, волящих, но не желающих? Да, правильно поступили вы, я бы сбежал от вас на месте Его!

Впрочем, видел я в городе этом, что гроб Его пуст. Сбежал Он от вас и прибитый, ибо не можете вы обхитрить Бога, а только сами себя. В мире мертвых нечего делать живому!

И говорите вы, что жизнь должна преодолевать самое себя, а я скажу вам, что нечего преодолевать ей. Нужно ли реке переходить реку? Нет в жизни ничего самоценного, всё лишь кружение форм и игра содержаний.

Что меняется в вас, когда меняете вы одежду, а что остается всегда неизменным? Что меняется в вас, когда оказываетесь вы нагими?

Даже нагими не можете быть сами Собой, а каковы уж вы в одежде! Это вам нужно преодолевать самое себя, но не жизни!

Воля к власти может быть лишь у власти, но нет таковой, а есть лишь страх один, и он только!

Воля к познанию может быть лишь у познания, но нет его, а есть только бравада ваша!

Воля к истине может быть лишь у истины, но нет ее, ибо вы ее выдумали!

Воля к человеку – вот что может быть у человека, но для того сначала должно быть человеком!

Но будет ли воля к человеку у того, кто сам уже и есть человек? Ведь нелепо же стремиться к тому, что достигнуто.

А потому заключаю я, что воля ваша проистекает от недостатка и потому ущербности вашей свидетельство! Чем же гордитесь вы, воспевающие волю?

Страх свой назвали вы волей и бунтуете теперь тем, что называете волей, против власти, которая только страх ваш и только – таково свидетельство отсутствия вашего!

Вот почему нет Человека среди вас, вот почему и Боги ваши – распяты! Вот почему, чтобы быть Человеком, должны преодолеть вы волю свою к человеку: преодолеть в себе все человеческое, чтобы быть тем, кто вы есть.

Что ж не освободите вы Бога вашего? Оттого, видно, что сами вы несвободны. Но кто же держит вас, кроме вас самих? Вот почему говорю я вам о самопреодолении!

Неинтересна мне воля в человеке, неинтересны мне его знания, неинтересна мне и его истина, неинтересна ни жизнь, ни смерть его, пока нет самого Человека, так думал я на улицах города, где даже Бога умудрились распять.

К кому же вернуться мне, друг мой? К тебе или к твоему?

Твой Заратустра.

О возвышенных

Северный полюс

Привет тебе, друг мой! Нашел я лучшее место для возвышенных – выше не найти – Северный полюс!

Всякий считает себя выше другого, даже те, кто считают иначе. Чего ж не отправляются они сюда, возвышаться, с белыми медведями заодно?

Вот что скажу я тебе, друг мой: слабый сильнее сильного, если не отказывается он от своей слабости, сильный слабее слабого, если пытается сильным быть через силу.

Многое сотворил человек, на многое он способен, но чего не может он сделать – так это не мешаться Другому в жизнь. Позволить другому Другим быть – вот чего не можете вы, оттого и страдаете!

Видеть в другом Другого, а не искажение себя самого – вот рецепт Заратустры!

Если хотите вы быть с другим, значит, вы самим себе недостаточно интересны. Что ж Другого хотите переделать вы так, чтобы был он подобен вам? Вы же умрете со скуки!

Не хотеть быть с другим, но быть с Другим – вот рецепт Заратустры!

Что ж истины свои навязываете вы Другому? Что ж утверждаете для Него свое мнение? Не оттого ли, что истинами своими сами вы недовольны? Зачем, иначе, хотите всучить вы мнение свое Другому, если не оттого, что вам с ним тягостно? Что ж вы носитесь с ним, как кура с яйцом своим? Выкиньте, выкиньте вы его, коли так недовольны вы им!

Не истину искать, но быть самим Собой для Другого – вот рецепт Заратустры!

Отчего не любите вы других, если не потому, что не нравятся они вам такими, какие есть они? Так удовлетворитесь собой, что ж ищете публику вы для удовлетворения своего?

Не пытаться брать того, чего нет у Другого, но давать Ему то, что есть у тебя, – вот рецепт Заратустры!

Отчего ж себя считаете вы более сведущим в Другом? Не оттого ли, что себя сведущим считаете вы в себе? Но почему несчастны вы так, сведущие сами в себе? Может быть, не очень-то и нужен Другому совет ваш, совет, что дает ему несчастный?

Не проповедовать того, что не принесло счастья тебе Самому, – вот рецепт Заратустры!

Отчего пытаетесь дать вы, когда не просят вас? Разве можно налить воду в сосуд, что перевёрнут дном кверху?

Не давать, пока не попросят вас и не будут готовы, – вот рецепт Заратустры!

Но отчего же так пытаетесь вы всучить себя вместо того, чтобы дать то, о чем просят вас? Не свои ли цели преследуете вы, пользуясь другого доверием?

Не навязывать и не навязываться – вот рецепт Заратустры!

Как же смешна мне возвышенность ваша: и тех, кто думает, что собрал плоды с неба, и тех, кто считает себя избранным собирать их! Нет ничего на небе, кроме неба, все оно готово принять, да вот тяжелы вы больно под грузом истин ваших!

Все, чем похваляетесь вы, – только результат обстоятельств, от вас не зависящих, что ж себя-то вы превозносите, жертвы самодовольства?!

У Других другие обстоятельства, помните же об этом – вот рецепт Заратустры!

Стали бы поступать вы дурно лишь с тем, чтобы поступить дурно? Нет? Что ж считаете вы, что другие иначе делают?

Лучше пожать плечами, чем осуждать, лучше смеяться, чем злиться, – вот рецепт Заратустры!

Видел я пса с глазами ангела, но не видел я человека с такими глазами. Но когда дал я мяса кусок псу этому, по-другому стал он смотреть на меня: он ждал следующего куска!

Зависимость – вот худшее, что известно мне. Но кто же вы, возвышенные, если не те, кто более всех испытывает зависимость?

Нет, здесь, с медведями белыми, – лучшее место для вас, возвышенные, ибо тут станет вам ясно, чего стоит возвышенность ваша!

Позволишь ли ты быть мне Другим, друг мой, и будешь ли ты другом Другому, сам оставаясь Другим и не терзаясь этим?

Твой Заратустра.

О стране культуры

Верховья Амазонки

Привет тебе, друг мой, шлет город этот, где дома – деревья, а улицы – реки!

Слишком далеко залетел я в настоящее прошлое, слишком, так что и не хочется возвращаться! Другой здесь темп, другой ритм, другая жизнь. Кто сказал, что здесь одиноко?

Здесь, где нет разделенности, где нет пустоты и обыденности, при том, что все неизменно, – как может быть одиноко здесь? В этой неизменности и есть жизнь подлинная!

Понять, что ничего не меняется, – вот главное! А что может-то измениться? Перемены происходят только в умах ваших.

Тем более смешон тот, кто придает значение переменам, тем более странным кажется тот, кто пытается ухватить за хвост эту птицу несуществующую!

Хотите перемен – переменитесь, не хотите – не меняйтесь. Зачем суета? Больно озабочены вы переменами, уж не от того ли, что не хотите меняться? Но зачем вы тогда кричите?

«Не успею!» – вот крик культуры вашей. Но куда?!

Торопиться жить – умереть торопиться! И так вы торопитесь, что, кажется мне, уже вы успели!

«Создавать!» – кричите вы, культурные. А знаете ли вы – зачем? Если для того только, чтобы создать, то можно и не создавать вовсе! Если же для того, чтобы радоваться и радовать, то зачем кричать криком ужаса?

«Добиваться!» – вот крик культурного человека. «Но чего желаете вы добиться?» – так спрашиваю его я.

Видел я среди вас добившихся, но не видел счастливых. Или несчастья своего добиваетесь вы?

«Верить!» – вот что кричите вы, апостолы культуры. «Во что вы хотите верить?» – спрашиваю я вас.

Верить лишь с тем, чтобы верить, – значит парус ставить, плыть не желая. Сами себе вы придумали ценности, чтобы верить в них.

Если же с трудом таким дается вам вера ваша, так, может быть, стоит переменить вам ценности ваши! Зачем вам большой парус, если все равно вы плыть не желаете?

Может быть, хватит бегства уже? Может, остановиться, прозреть, оглядеться? Может, стоит ощутить жизнь, а не гнаться за ощущениями?

Беда ваша в неполноте вашей, но как же быть вам исполненными, если вам всегда мало? И мало не потому вам, что мало, а потому, что вам мало.

Ну так вы ли себе хозяин или же нет? А если нет, то кто же тогда управляет вами? Почему же не скажете вы себе: «Довольно!», если запыхались.

Культура не в том, чтобы ограничивать, а в том, чтобы открывать. Не на запретах культура стоит, но на желаниях, но одеты желания ваши в оковы запретов, оттого-то и кажутся вам желания ваши зверями хищными, коим место лишь в клетке жесткой. В клетку заточили вы желания ваши, там оголодали они и обозлились, и теперь зовете вы это культурой вашей!

Культура не в том, чтобы создавать несуществующее, а в том, чтобы шире смотреть и больше видеть! Напраслину наводит культура ваша на жизнь подлинную, не способствует, но искажает, а вслед за тем винит ее в искажениях этих. Это зовете вы своей культурой!

Культура не в том, чтобы воспевать, а в том, чтобы петь! Тот декламирует идеалы свободы, кто о власти думает, а потому страхом пропитан! Дурно пахнет культура ваша, ибо на страхе стоит и свободу страха проповедует!

Вот почему страну эту, где дома – деревья, а улицы – реки, назову я страной культуры, а «храмы» ваши – приютом юродивых!

Ибо здесь, среди рек и лесов диких, вижу я настоящее, здесь вижу я жизнь подлинную, что принимает меня, не чураясь. И пусть строга она, но зато свысока на меня не смотрит!

Разделяет культура ваша, а жизнь целостна в себе самой. С кем же хотите вы быть: с миром или с мечом? Не с миром пришел я к вам и не с мечом я ушел в мир этот, чтобы быть!

Слушайте же, что скажу вам, рабы культуры: «Признак слепоты, если дома ваши дороже вам лесов этих, а улицы – дороже рек!

И культура ваша, замешанная на страхе, ослепнув, наконец или разрушит все, или сама погибнет. Ибо так ведет себя слепец сумасшедший!»

Чему же служишь ты, друг мой? Если музе – то нет тебя, если культуре – то лучше б тебя и не было вовсе, а если служишь ты Человеку – я для тебя, а радость нам на Двоих с тобою!

Твой Заратустра.

О непорочном познании

Венеция

Привет тебе, друг мой любезный, из города утонувшего!

Читал я в книге одной, что некогда разгневался Бог и утопил землю с людьми ее в пучине вод. Отчего поступил Он так? Не от того ли, что люди луне уподобились? – Не светить они стали, призванные светить, но отражать. Так расстроили вы Бога своего, что заставили плакать!

Тот, кто создан светить, не светить не может, или должен он будет погибнуть. Как же из звезд, сиянье которых – дарение света, стали вы безжизненными кусками материи, что способны лишь поглощать? Не потому ли, что умерли вы за трапезой вашей?

Вот он, город, что напоминает вам о смерти вашей, ибо в воде он утоплен! Слезы жизни вашей разлились по городу этому, где светла так луна, где так холодно-светла она, пожирательница света! И не остановить мне слез, что разрывают глаза, когда смотрю я на эту столицу искусств ваших!

Как к могильному камню приходят сюда творцы ваши – художники, музыканты, поэты. Что изображают они? Чем складывают мелодии своих звуков? О чем пишут? Пожирателям мечтают они отдаться – оттого изображают они пишу, оттого играют столовыми ножами, оттого и пишут о пищеварении!

Так признаются они в любви – голодом, так пестуют дух свой – благовониями обедов! И стыда не испытывают они, описывая жерло желудка своего, бесстрашные до застолий!

Стыдится дух их земного, но пожирает он землю. Клевещет дух их на земное, но кормится он с ее рук! Небесное грезит создать дух творцов ваших, но полета и света небесного не знает он, ибо дух их – мука!

Мифотворцы ваши – предатели жизни, их слушаете вы, им доверяете. Два мифа создали творцы ваших иллюзий – миф о трагедии человека и миф о счастье его, обретенном чудесно. Один хуже другого! Ибо чем хуже страдание надежд избыточных?

Страдают глупцы и пройдохи, оттого и говорят они, что должна быть трагедия у человека, иначе не человек он. А по мне так, иначе он не глупец и не пройдоха! Но поверили вы мифотворцам вашим, ибо и вам приятно лентяйничать, трусливые, ибо и вам хотелось наполнить жизнь свою смыслом!

Воистину, непорочно познание, которое ищет пустое место, ибо откуда ей взяться, трагедии, в жизни вашей? В том-то и трагедия творцов ваших, что нет в них трагедии никакой и нечем оправдать им страдания свои, кроме собственной глупости! Вот и преодолевают они сами себя, самоедство свое называют они «трагедией», я же зову его – «самоедством»!

Как же выйти из круга этого, если не чудом? И вот придумали творцы ваши миф о счастье, что приходит внезапно, если ждешь его! Но нет его, и оно не приходит, ибо и оно – жизнь, как может она прийти? Себя оплакивают творцы ваши, при жизни умершие, о себе только и думают, а потому не видят они Других, и потому радости они не знают!

Все творцы ваши страдают, ибо нет на сердце у них ни радости, ни счастья. Стал бы счастливый перья ломать да бумагу портить? Нет, счастливый не пишет, счастливый – радуется! Несчастный только и сучит руками! Не потому ли, как только становится плохо вам, так сразу принимаетесь вы за стихосложение?

Странно ли, что несчастные творцы ваши в творениях своих осуществляют несбывшиеся свои мечты? Нет, ибо голодный думает об обеде! А вы верите им, будто не фантазии это и бред оголодавшего, а правда! Ищете вы, верующие, в жизни своей чудеса эти, вам рассказанные, ищете и не находите, ибо нет в жизни фантазий этих, как и других тоже нет!

Фестивали устраивают в утопающем городе этом, фестивали безумия, оргии сострадательных и пиршества оголодавших! Мифы подают на пирах этих и страданием потчуют! Холеные скелеты в гостях почетных, и трупам представляют они новую мифологию смерти, которая вечно стара!

От безысходности творят лучшие творцы ваши, от безысходности, а потому творят они безысходность! Не в радости вы творите, не из избытка, а от недостатка и пустоты вашей! Чего же так не хватает вам, отчего же так вы оголодали? Не от того ли, что пусты и переполняет вас пустота?

Но более всех сводит сердце мое от тех, кто творит, мучимый жором! Пожирателя своего рассматривают они как мясо. И говорят они: «Кто же пожиратель наш, если не мясо? И хочет он быть съеденным, и оттого-то едим мы его, хотя больше уже и не лезет в нас, но таковы тяготы труда нашего. Ибо искусство требует жертв!»

Но и лучшие творцы ваши лишь прикасаются к жизни, но ей не отдаются! Коснувшись едва, кричат они, словно умалишенные: «Дайте нам кисти и краски! Скорее, должны зарисовать мы жизнь, пока не забыли!» И рисуют смерть! «Дайте запишем!» – пишут о смерти!

«Дайте, дайте!!!» – кричат они, и закладывает у меня уши, ибо смерть глуха, а меня умертвляют иллюзией творения творцов ваших, что творят смерть! Мучимые жором, режут они жизнь на куски и, растаскивая клочками по норам, гложут жадно кости ее, слизывая кровь сочащуюся похотливыми языками своими!

Это увидел я в городе, что утопает в воде жизни, протекающей мимо! И вошел я тогда на сцену пустую, что прославлена именами великими творцов ваших, и так говорил в пустой зал, ибо всегда в нем пусто:

«О вы, чувствительные лицемеры, вы, сластолюбцы, жадные до безысходности! Что сделала земля вам, что так ненавидите вы самих Себя?!

Дала она кров вам, дала добрую пищу, но кров вы ее разрушили, а пищу свою – отравили, и обозвали за то жизнь страданием!

Это зовете вы своею невинностью и невинным познанием! Я же зову это непорочностью и непорочным познанием, ибо это больше, чем порок, больше преступления – это пустота!

Творения ваши – плод непорочного познания вашего. Уж лучше б было оно порочным, чем никаким! Из пустого в порожнее переливаете вы, но страшитесь, страшащиеся: вода прибывает!

Не для чего рождаются творения ваши, только лишь для барышей: славы и эквивалента ее – денег! Мертвые, беременны вы мертвецами и рождаете мясо!

Неспособные жить, воспели вы желание смерти в творениях ваших, но и умереть не можете вы, ибо не жили никогда!

Вы, воспевшие созерцание, где же созерцали вы, не прицениваясь? Вы, воспевшие созидание, где же созидали вы, не искажая? О вы, осквернители благородных имен!

Отчего нищенствуете вы и побираетесь, отчего называете разрушение вы – созиданием, а слепоту – созерцанием? Знаете ли вы, зачем творите? Знаете ли, что значит дух ваш?

Разложения дурным духом разит мне от пиршеств ваших, дурным словом вашим разит! Ибо слово ваше – навет на жизнь священную! Ложь и клевета – непорочное познание ваше!

Воспели вы и страдание свое, и удовольствие чахлое, а жизнь, что кормила вас и поила, поблагодарить вы забыли!

Бога обвинили вы в сотворении яблока страдания вашего, которого не создавал Он. Вы же сами страдать стали, вы и были червями ненасытными, что яблоко это изгрызли своим сладострастием. И напитавшись страданием, обернулись вы змиями, что хранят плод прогнивший! Это зовете вы творчеством вашим?!

Кого пытаетесь обмануть вы? Кого тешите вы пляской скелета на могиле его? Страх и ненасытность свою ублажаете вы, ибо боитесь вы жизни и ненавидите ее в ожесточенных сердцах ваших!

То, что дано вам, не оценили вы, а то, чего нет, – воспели. А потому и не заметили вы, когда умерли, утопленники искусства!»

Так говорил я, но не слышала меня пустота, ибо как может она слышать? И пошел я тогда к водам, что залили город этот, и смотрел я в ночное небо.

Луна отражала свет, как и вы любите отражать, называя творчеством вашим эту мистификацию! Но взошло Солнце и не стало вдруг отражения, ибо там, где свет, нет места свету поддельному!

Знаешь ли ты, друг мой, как отличить свет от его отражения? Знает лишь тот, кто сам светит! Но остерегайся же светить мертвым, ибо начнут они тебя отражать!

Только эгоисту светит лучезарное Солнце, ибо сам он светит Ему в ответ!

Твой Заратустра.