Текст книги "Рожденные убивать"
Автор книги: Джон Коннолли
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Глава 16
Луис подбросил меня к дому, перед тем как отправиться в гостиницу «Блэк Пойнт». Я поинтересовался у Гордона Бунца, все ли в порядке с Рейчел, и сделал короткий звонок Эйнджелу, чтобы убедиться, что у Мерсье не произошло ничего необычного, кроме приезда юриста Уоррена Обера с женой. Он также заметил четыре разных вида крачек и двух ржанок. Я договорился встретиться с Эйнджелом и Луисом вместе этим вечером.
Я обычно проверяю свой автоответчик довольно регулярно, находясь в Бостоне и Нью-Йорке, но уже за это утро были два новых сообщения. Первое от Артура Франклина, который спрашивал, была ли информация, предоставленная мне порноизвращенцем Харви Рэйглом, полезной. В моей голове звучал голос Рэйгла: «Я уже убит. Вы скажете ему об этом. Я – мертвец». Я не потрудился ответить на звонок.
Второе сообщение было от агента ATF Нормана Буна. Эллис Ховард, заместитель начальника Портлендской полиции, однажды сказал мне, что от Буна несет, как от французской проститутки, вовсе не имея в виду ее парфюм. Он оставил свой домашний и мобильный номера. Я застал его дома.
– Это Чарли Паркер. Чем могу служить, агент Бун?
– Спасибо, что вы мне перезвонили, мистер Паркер. Сейчас всего лишь... – я мог наглядно представить себе, как на другом конце провода он нарочито сверяет время на своих часах. – Четыре часа.
– Меня не было в городе.
– Не потрудитесь мне сообщить, где вы были?
– Зачем? У нас что, было назначено свидание?
Бун притворно вздохнул:
– Расскажите мне теперь, мистер Паркер или завтра в Сити. Но предупреждаю вас, я занятой человек, и мое терпение иссякнет к завтрашнему утру.
– Я был в Бостоне, навещал старого друга.
– Насколько я понимаю, старый друг – это тот, кому сделали дырку в голове посреди премьеры «Клеопатры».
– Я уверен, он знал, чем закончится действие. Она умирает, на случай если вы еще об этом не слышали.
Он проигнорировал мой ответ.
– Ваша поездка имела отношение к Лестеру Баргусу?
Я ни секунды не помедлил, хотя вопрос и застал меня врасплох.
– Нет, пожалуй.
– Но вы заходили к мистеру Баргусу незадолго до отъезда?
Черт!
– Лестер когда-то учился вместе со мной.
– В таком случае ваше сердце будет разбито сообщением, что его уже нет среди нас.
– "Разбито", наверно, это не совсем точное слово. А вашу службу интересует даже это?
– Мистер Баргус делал кое-какие деньги на продаже пауков и гигантских тараканов и очень большие деньги на продаже оружия, соответствующих запчастей и техники такому сорту людей, у которых на эмблемах нарисована свастика. Естественно, он попал в зону нашего повышенного интереса. Мне интересно, как он попал в зону ваших интересов?
– Я разыскивал кое-кого. Надеялся, что Лестер знает, где он находится. Это что, допрос, агент Бун?
– Это беседа, мистер Паркер. Если мы сделаем это завтра с глазу на глаз, тогда это будет допрос.
Несмотря на то что телефонная линия разделяла нас, должен заметить, что Бун в своем деле очень хорош. Он прижал меня, практически не оставляя лазейки, чтобы увернуться. Я не собирался рассказывать ему о Грэйс Пелтье, потому что Грэйс вывела меня на Джека Мерсье и, возможно, на Братство, и худшее для меня, что могло случиться, это то, что агентство доберется до города Уэйко в штате Техас и до Братства. Взамен я решил сдать им Харви Рэйгла.
– Все, что мне действительно известно, это то, что юрист по имени Артур Франклин позвонил мне и попросил меня встретиться с его клиентом.
– И кто же его клиент?
– Харви Рэйгл. Он снимает порнофильмы с участием пауков. Люди Аль Зета обычно поставляли некоторых из них.
На сей раз была очередь Буна прийти в замешательство:
– Пауков? Да, черт возьми, о чем вы говорите?!
– Женщины в нижнем белье растаптывают пауков, – объяснил я ему, как ребенку. Он еще делает порно с участием стариков, лилипутов и толстяков. Он – художник.
– Какие милые люди встречаются на вашем пути.
– Вы приятное исключение из правила, агент Бун. По-видимому, нашелся такой тонкий ценитель пауков, который пожелал убить Харви за то, что он снимает порнофильмы для душевнобольных. Лестер Баргус поставлял пауков и, возможно, знал что-то об этом человеке, поэтому я согласился повидаться с ним по просьбе Рэйгла.
Это была чудовищная наглость. Я почти чувствовал, как Бун решает для себя, насколько долго он сможет выдержать эту скачку.
– И кто же этот мистический герпетолог?
Герпетолог! Агент Бун был еще и любителем игры в «Скраббл»[7]7
Настольная игра для детей 6-12 лет и старше, развивающая навыки составления слов, связанных по принципу кроссворда.
[Закрыть].
– Он называет себя мистер Падд, и я думаю, что, строго говоря, он может быть арахнологом, а не герпетологом. Он любит пауков, и я думаю, что именно он убил Аль Зета.
– И вы обратились к Лестеру Баргусу в надежде найти этого человека?
– Да.
– Но вы ничего не узнали.
– Лестер очень сердит на него.
– Хорошо, теперь он уже основательно поостыл.
– Если он под вашим надзором, вы и так уже знаете, что произошло между нами, – сказал я. – А значит, есть еще что-то, чего вы от меня хотите.
После некоторого колебания Бун принялся объяснять, как человек, прибывший в страну под именем Клэй Дэймон, вошел в магазин Лестера, потребовал сообщить подробности о человеке на фотографии и затем убил Лестера и его помощника.
– Я хочу, чтобы вы взглянули на фотографию, – заключил он.
– Он оставил ее?
– Мы предполагаем, что это не единственный экземпляр. В таких случаях разыскивать киллеров становится довольно «приятной» работой.
– Вы хотите, чтобы я пришел к вам? Можно это сделать завтра?
– Как насчет сейчас?
– Послушайте, агент Бун, мне надо принять душ, побриться и поспать. Я расскажу вам все, что смогу. Я хочу помочь вам, но дайте мне передышку.
Бун немного смягчился.
– У вас есть электронная почта?
– Да, по выделенной линии.
– Тогда останьтесь у телефона. Я сейчас вернусь.
В трубке было тихо, поэтому я повернулся к своему лэптопу и подождал, пока там появится сообщение от Буна. Когда оно пришло, там было две фотографии. Одна – снимок демонстрации перед центром по производству абортов. Я сразу же увидел мистера Падда. Другая фотография – кадр из видеофильма, снятый в магазине Лестера Баргуса, с портретом Клэя Дэймона. Через минуту Бун опять взял трубку.
– Вы узнаете кого-нибудь на первой фотографии?
– Парень в правом дальнем углу – Падд, его имя Элиас. Он заходил ко мне домой и интересовался, что я вынюхиваю в его делах. А вот человека на кадре из фильма я не знаю.
Я слышал, как Бун ритмично щелкает языком на другом конце провода даже тогда, когда я сообщал ему номер контактного телефона юриста Рэйгла.
– Я хочу еще раз поговорить с вами, мистер Паркер, – сказал он, наконец. – У меня такое чувство, что вы знаете гораздо больше, чем рассказываете.
– Все знают больше, чем говорят, агент Бун, – откликнулся я. – Даже вы. У меня к вам вопрос.
– Угу.
– Кто этот раненый на первой фотографии?
– Его зовут Дэвид Бэк. Он работал в клинике абортов в Миннесоте, и он – мертвый человек на фотографии. Убийство представляет собой часть дела НППА.
НППА – кодовое название операций для совместных мероприятий ФБР и ATF по преступлениям, связанным с абортами, – насилие против подпольных абортов. ATF и ФБР были в неважных отношениях, потому что в течение долгого времени ФБР отказывалось участвовать в расследованиях случаев нападения на докторов из клиник, производящих аборты. ФБР объясняло это тем, что подобные случаи не подпадают под их юрисдикцию. Это означало, что расследования по обвинению в сохранении в тайне актов жестокости были предоставлены ATF. Ситуация изменилась, когда был создан НППА и введен в силу новый закон, позволяющий ФБР и Министерству юстиции применять меры по предупреждению насилия, связанного с проведением абортов. И все же напряженность между ATF и ФБР сохранялась, что и выразилось в относительной недееспособности НППА. Никаких доказательств сокрытия фактов найдено не было, и агенты вынуждены были дублировать работу друг друга, несмотря на укрепление связей между ультраправыми вооруженными группировками и экстремистами – противниками абортов.
– Они вообще-то нашли его убийцу? – спросил я.
– Пока нет.
– Так же, как не нашли и убийцу его вдовы.
– Что вы знаете об этом?
– Я знаю, что у нее были пауки во рту, когда ее обнаружили.
– А наш друг Падд – как раз любитель пауков.
– Тот самый Падд, чья голова обведена на этой фотографии.
– Вы знаете, на кого он работает?
– Думаю, что на себя самого.
Это было почти правдой. Непонятными оставались его связи с Братством: слишком уж неуместно с их стороны пользоваться его услугами.
Бун помолчал некоторое время. Перед тем как повесить трубку, он пообещал:
– Мы вернемся к этому разговору.
Я в этом не сомневался.
Я сидел за компьютером, щелкая мышью с одного снимка на другой. Вот фотография молодой Элисон Бэк, обнимающей своего мертвого мужа, с лицом, искаженным горем, и следами крови на блузке, юбке и руках. Я заглянул в маленькие глазки мистера Падда, уходившего от толпы. Я не знал, сам ли он открыл огонь или только руководил убийством. В любом случае, он участвовал в этом, и еще один маленький кусочек мозаики встал на свое место. Каким-то образом Мерсье разыскал Эпштейна и Бэк, людей, которые исходя из собственных соображений были готовы помочь ему в действиях против Братства. Но почему Мерсье был так обеспокоен существованием Братства? Было ли это просто следствием его либерализма, или за этим скрывались какие-то более глубокие мотивы?
Вышло так, что возможный ответ на вопрос прибыл ко мне полчаса спустя на «мерседесе» с откидным верхом. Дебора Мерсье в длинном черном пальто поднялась с водительского места, одна, без сопровождения. Несмотря на наступающие сумерки, лицо ее скрывали темные очки. Ее волосы были неподвижны даже под легким ветерком, наверно, из-за лака. Или она удерживала их силой воли? А может быть, оттого, что даже ветер не собирался заигрывать с женой Джека Мерсье. Мне было интересно, под каким предлогом она оставила своих гостей в одиночестве, – ну, не сказала же, в самом деле, что ей надо бы съездить за молоком.
Я открыл дверь, когда Дебора поднялась на первую ступеньку крыльца.
– Вы перепутали поворот, миссис Мерсье? – спросил я.
– Один из нас сделал это, – ответила она, – и я думаю, что это вы.
– Я никогда не упускаю шанса. Я видел эти две расходящиеся в лесу дороги, и не дай Бог мне поехать по той, которая заканчивается на мысу.
Мы стояли на расстоянии примерно в десять шагов, сверля друг друга взглядами, как пара промахнувшихся дуэлянтов. В своем пальто Дебора Мерсье не могла бы выглядеть иначе, чем белая кость, даже если бы на ней были желтые полоски, а глаза располагались по обе стороны головы. Она сняла очки, и, казалось, ее светло-голубые глаза вобрали в себя все «тепло» Ледовитого океана; крохотные зрачки, как тела тонущих моряков, пропадали в глубине этих глаз.
– Не хотите ли пройти в дом? – спросил я. Повернувшись спиной к ней, я услышал стук каблуков по дереву. Шаги смолкли перед дверью. Я оглянулся и увидел, как ее ноздри раздуваются от легкого отвращения, пока глаза обшаривают мой дом.
– Если вы надеетесь, что я перенесу вас через порог, должен предупредить, что у меня больная спина и вы не в моем вкусе.
Ее ноздри раздулись от возмущения немного больше, и глаза сразу превратились в лед, а зрачки сузились до размеров булавочной головки. Она осторожно проследовала за мной в дом, стуча каблуками своих черных туфель по паркету так, что звук напоминал стук костей.
Я проводил ее на кухню и предложил кофе. Она отказалась, но я отошел и начал варить его. Я наблюдал, как она расстегнула пальто, под которым оказалось простое черное платье до середины икры, и уселась. Ее ноги, как и все остальное в ней, выглядели совсем неплохо для сорока с чем-то лет. В действительности с такой внешностью она могла сойти за сорока– и даже тридцатипятилетнюю дамочку. Дебора вытащила пачку сигарет из сумочки и прикурила от золотой зажигалки «Данхилл». Она глубоко затянулась и выдохнула тонкую струйку дыма сквозь сжатые губы.
– Курите, пожалуйста, не стесняйтесь, – сказал я.
– Если бы меня это волновало, я бы спросила.
– Что касается меня, то я попросил бы вас перестать.
Ее лицо немного наклонилось в сторону, и она неестественно рассмеялась:
– Так вы полагаете, что можете заставить людей делать то, что хотите?
– Надеюсь, в этом мы похожи, миссис Мерсье.
– Возможно, это единственное, что есть общего между нами, мистер Паркер.
– Всегда есть надежда.
Я поставил кофейник на стол и налил себе чашечку кофе.
– Пожалуй, я выпью чашечку, – сказала она.
– Вкусно пахнет, не так ли?
– Скорее все остальное здесь пахнет отвратительно. Вы живете один?
– Только со своим эго.
– Я думаю, вы вдвоем вполне счастливы.
– Экстаз!
Я нашел вторую чашку и налил кофе, затем достал из холодильника пакетик молока и поставил его на стол между нами.
– Извините, у меня нет сахара.
Она опять схватила свою сумочку и вытащила оттуда коробочку сукразита. Затем добавила его в кофе и тщательно размешала, перед тем как попробовать. Поскольку она тут же не рухнула в конвульсиях на пол, задыхаясь и хватаясь за горло, я понял, что кофе удался. Миссис Мерсье молча прихлебывала кофе и курила.
– Вашему дому нужна женская рука, – наконец заметила она после очередной затяжки. Она так долго держала дым во рту, что мне показалось, сейчас он пойдет у нее из ушей.
– Почему бы вам не прибраться заодно?
Дебора не ответила. Наконец она выпустила дым и бросила остатки сигареты в кофе. Класс! Ее не учили этому в закрытом пансионе для девочек на Мадейре.
– Я слышала, вы были когда-то женаты.
– Совершенно верно. Был.
– И у вас был ребенок, маленькая девочка.
– Дженнифер, – ответил я самым нейтральным тоном.
– А теперь ваша жена и ребенок мертвы. Кто-то убил их, и затем вы убили его.
Я не отреагировал. Мое молчание, казалось, нисколько не беспокоит миссис Мерсье.
– Должно быть, это было очень тяжело для вас, – продолжила она. Не было даже намека на симпатию в ее голосе, но ее глаза на короткое время оттаяли, выражая что-то вроде изумления.
– Да, было тяжело.
– Но вы видите, мистер Паркер, я все еще состою в браке, и у меня все еще есть ребенок. Мне не нравится, что мой муж нанял вас вопреки моему желанию, чтобы расследовать смерть девушки, которая не имела никакого отношения к нашей жизни. Это вносит разлад в мои отношения с мужем и негативно влияет на подготовку к свадьбе моей дочери. Я хочу прекратить это.
Я заметил, какой упор она сделала на словах «моя дочь», но не стал комментировать. Наконец она вынула еще что-то из сумочки. Это был чек.
– Я знаю, сколько мой муж заплатил вам, – сказала она, подтолкнув заполненный чек в мою сторону; ее красные ногти походили на когти орла, вымазанные кровью кролика. – Я заплачу вам столько же, чтобы вы исчезли из нашей жизни.
Она убрала руку. Чек лежал на столе между нами одиноко и сиротливо.
– Не думаю, что вы настолько богаты, чтобы позволить себе отказаться от такой суммы, мистер Паркер. Вы хотели получить ее с моего мужа, значит, вам будет несложно получить эти деньги от меня.
Я не сделал никакого движения в сторону чека. Вместо этого я подлил себе еще кофе, но не стал предлагать кофе миссис Мерсье: судя по тому, как она сунула окурок в чашку, ей уже достаточно.
– Есть разница. Ваш муж покупает мое время и услуги эксперта, которые я могу ему предоставить. Вы же пытаетесь купить меня.
– Правда? Ну, тогда, учитывая обстоятельства, мое предложение исключительно выгодно.
Я улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Со стороны, только с очень большого расстояния, могло показаться, что мы мило проводим время. Настал подходящий момент, чтобы положить конец недоразумению:
– Когда вы узнали, что Грэйс – дочь вашего мужа?
Я испытал чувство некоторого удовлетворения, когда увидел, как она побледнела, а голова откинулась назад, будто ее ударили.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – ответила она, но это звучало неубедительно.
– Для начала, партнерские отношения между вашим мужем и Кертисом Пелтье были разорваны за семь месяцев до рождения Грэйс, и его готовность потратить значительную сумму денег, чтобы нанять меня и расследовать обстоятельства ее гибели, говорят сами за себя. Затем, разумеется, их внешнее сходство. Должно быть, всякий раз, когда вам приходилось встречаться с ней, вы ощущали что-то вроде мощного удара в живот, миссис Мерсье.
Она встала и сгребла чек со стола.
– Ты злобный ублюдок! – прошипела она.
– Это могло бы меня немного задеть, если бы исходило от кого-нибудь другого, но не от вас. Я резко приблизился к ней и с силой сжал ее запястье. В первый раз за все время жена сенатора выглядела испуганной.
– Это были вы, не так ли? Это вы рассказали Грэйс о Братстве? Это вы навели ее на их след, прекрасно осознавая, что они сделают с ней? Я не верю, что ваш муж рассказал ей хоть что-нибудь об этом, а ее работа имела отношение к прошлому, а не к настоящему, так что у нее не было причин, чтобы совать свой нос в дела организации. Но вы должны были хорошо представлять себе, какие шаги предпринимает ваш муж против них. Что вы ей сказали, миссис Мерсье? Что за информацию вы предоставили ей, что это заставило этих людей убить ее?
Дебора Мерсье оскалилась и впилась ногтями в мою руку, по которой сразу же заструилась кровь.
– Я позабочусь о том, чтобы мой муж уничтожил вас хотя бы за то, что вы только что сказали мне, – прорычала она, когда я отпустил ее руку.
– Не думаю. Скорее всего, когда он узнает, что вы отправили его дочь на смерть, именно ваша жизнь не будет стоить ни гроша.
Я встал, когда она схватила свою сумку и бросилась в сторону выхода. Не успела она достичь кухонной двери, как я преградил ей путь, упершись рукой в косяк.
– Есть еще одна вещь, которую вам следует знать, миссис Мерсье. Вы с вашим мужем запустили в действие цепочку событий, которую не в силах контролировать. Затронуты интересы людей, готовых безжалостно убивать, чтобы защитить себя. Так что вы должны быть благодарны, что мистер Мерсье платит мне, потому что, с этого момента я – лучший шанс на то, что вы найдете этих людей раньше, чем они придут по ваши души.
Пока я говорил, она смотрела нарочито в сторону. Закончив, я убрал руку, и она пулей вылетела в дверь, оставив ее открытой, так что я мог наблюдать, как она заводит свой «мерседес» и резко выруливает на дорогу. Я посмотрел вниз на свою руку и на четыре глубокие параллельные полосы, которые она оставила на ней. Кровь стекала вниз по пальцам и скапливалась в выемке ногтей, и мне показалось на минуту, что теперь мои ногти выглядят так же, как ногти Деборы Мерсье. Промыв царапины и надев пиджак и пару кожаных перчаток, чтобы скрыть свои раны, я сгреб ключи и направился к машине.
Надо было попросить ее подбросить меня, думал я, наблюдая, как огни ее машины маячат передо мной на Проутс-Нэк. Я старался держаться от нее на достаточно большом расстоянии, чтобы не вызвать подозрений, но при этом достаточно близко, чтобы успеть проскочить под шлагбаумом, пока он не опустился за ее машиной.
На стоянке было пять-шесть авто, когда я припарковался и вышел из машины. Миссис Мерсье уже исчезла внутри дома, и «порнозвезда» с усиками, переваливаясь, уже направился в мою сторону от крыльца. Я разглядел портативный наушник и радиомикрофон, присоединенный к лацкану его пиджака. Видимо, число охранников было увеличено где-то вскоре после смерти Эпштейна.
– Это частная вечеринка, – сказал он. – Вы должны уехать.
– Я так не думаю, – ответил я.
– Тогда я заставлю вас уехать, – пригрозил он.
Его порадовала такая перспектива, и он ткнул пальцем меня в грудь, чтобы подчеркнуть свои намерения.
Я сгреб его палец левой рукой, держа его за грудки правой, и толкнул. Раздался мягкий щелчок, когда палец выскочил из сустава, а рот «порнозвезды» скривился от боли. Я перебросил его через себя, завернув его руку назад, в захват, и резко толкнул его в сторону «мерседеса». Его голова глухо ударилась о машину, и он упал на землю, защищая голову неповрежденной рукой.
– Если будешь хорошим мальчиком, я вставлю твой пальчик на место, когда буду уходить, – пообещал я.
Пара других охранников уже направилась ко мне, когда Джек Мерсье появился на ступеньках и отозвал их обратно. Они остановились и окружили меня, как волки, ожидающие сигнала вожака, чтобы напасть на свою добычу.
– Похоже, вы сами пригласили себя на мой прием, мистер Паркер, – сказал Мерсье. – Я полагаю, вам лучше войти.
Я поднялся по ступенькам и прошел вслед за ним в дом. Это мало напоминало прием. Официанты разносили на подносах множество дорогой выпивки. Горстка людей стояла поодаль в красивых нарядах, но не было похоже, чтобы кто-либо из них получал удовольствие от вечеринки. Человек, которого я знал как Уоррена Обера, поставил свой бокал с шампанским и последовал за нами.
Мерсье привел меня в ту же уставленную книгами комнату, в которой принимал меня на прошлой неделе, солнечные пятна теперь сменил мягкий свет бледной луны. На сей раз нам не подали кофе: Джек Мерсье не демонстрировал гостеприимства. Его глаза были воспалены, а холеное лицо – плохо выбрито, клочки щетины торчали на подбородке и под носом. Даже белая рубашка выглядела мятой, и пятна пота проступили под мышками, когда сенатор снял пиджак. Его галстук был слегка перекручен, и сквозь аромат одеколона отчетливо пробивался кислый запах пота.
Я направился прямо к фотографии Мерсье и Обера с Бэк и Эпштейном, снял ее со стены и швырнул ею в него. Мерсье судорожно поймал ее руками.
– Почему вы мне не сказали? – спросил я, когда дверь отворилась, и в нее вошел Обер.
Он за собой затворил дверь, и мы оба посмотрели на Мерсье.
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу знать, что такого совершили вы четверо, что привлекло внимание этих людей к вам? Как вы думаете, Грэйс была вовлечена во все это?
Он заметно вздрогнул от вопроса.
– И зачем вы наняли меня, если вам и так было известно, кто в ответе за ее смерть?
Мерсье долго молчал, тяжело осев в кресло напротив меня и опустив голову на руки.
– Вы знаете, что Кертис Пелтье умер? – наконец спросил он так тихо, что его почти не было слышно.
Я почувствовал камень в желудке и прислонился к столу, чтобы прийти в себя.
– Никто не сказал мне.
– Его нашли только сегодня вечером. Он умер несколько дней назад. Я собирался позвонить вам, как только разойдутся гости.
– Как он умер?
– Кто-то влез в его дом, пытал его, затем перерезал ему вены в ванне.
Он посмотрел на меня снизу вверх, его глаза требовали сочувствия и понимания. В этот миг я чуть не ударил Джека Мерсье.
– Он никогда не знал, не так ли? – задавая вопрос, я был уверен в ответе. – Он не знал ничего о Братстве. О Бэк, об Эпштейне. Единственное, чем он дорожил в жизни, была его дочь, и он дал ей все, что мог. Я видел, как он жил. У него был большой дом, в котором он не мог поддерживать порядок, он жил на кухне. А вы-то, мистер Мерсье, знаете вообще, где у вас кухня?
Он улыбнулся. Не милой улыбкой. В ней не было жалости и доброты. Я сомневаюсь, что кто-то из избирателей видел подобную улыбку на лице Джека Мерсье.
– Моя дочь, мистер Паркер, – прорычал он. – Грэйс была моим ребенком.
– Вы заблуждаетесь, мистер Мерсье, – я не смог подавить свою неприязнь.
– Я оставался в стороне от ее жизни, потому что это было то, о чем мы все договорились, но я всегда заботился о ней. Когда она обратилась в фонд по кредитованию образования, я увидел в этом шанс помочь ей. Я бы дал ей денег, даже если бы она пожелала поехать заниматься серфингом в Техническом университете на Малибу. Ей хотелось изучать религиозные движения в стране за последние пятьдесят лет, и особенно одно из них. Я поощрял ее занятия, чтобы быть с ней рядом, пока она изучает книги в моей коллекции. Это была моя вина, моя ошибка. Потому что мы не знали о связующем звене... до этого момента, – сказал он, и тяжесть собственной вины обрушилась на его плечи, как топор палача.
– Какое связующее звено?
Сзади кашлянул Уоррен Обер.
– Я советую тебе, Джек, больше ничего не говорить в присутствии мистера Паркера.
Он проговорил это своим лучшим, ценой в тысячу долларов за час голосом. Для Обера лично смерть Грэйс не имела никакого значения. Все, что его волновало, – получить гарантию того, что вина Джека Мерсье останется его личной тайной и не станет достоянием общественности.
Пистолет оказался в моей руке раньше, чем я это осознал. Сквозь кровавую пелену гнева, застилавшую разум, я видел, как Обер отступает назад, и затем дуло пистолета упирается в мягкую плоть под его подбородком.
– Если ты скажешь еще хоть слово, – прошептал я, – я не отвечаю за свои действия.
Несмотря на страх глазах, Обер все же выдавил:
– Вы бандит, мистер Паркер.
– Вы тоже, мистер Обер, – ответил я. – Единственная разница между нами состоит в том, что вам лучше платят, чем мне.
– Прекратите!
Это был голос императора, голос которому следовало подчиниться. Я убрал пистолет от шеи Обера и спрятал его.
– Безопасность гарантирована, – объяснил я ему. – Не будьте слишком трусливы.
Обер поправил узел своего галстука и принялся подсчитывать, сколько понадобится человеко-часов, чтобы уничтожить меня в суде.
Мерсье налил себе рюмку коньяку и еще одну для Обера. Он качнул бутылку в мою сторону, но я отказался. Передав стакан Оберу, сенатор сделал большой глоток, устроился в кресле и начал говорить так, будто ничего не произошло.
– Кертис рассказал вам о наших семейных связях с Арустукскими баптистами?
Я кивнул. За моей спиной облако набежало на луну, и свет, который заливал комнату, внезапно померк и утонул в наступившей темноте.
– Они пропали тридцать пять лет назад, и только сейчас их нашли, – мягко сказал он. – Я уверен, что человек, виновный в их смерти, все еще жив.
* * *
– Первый намек на то, что Фолкнер жив, появился в марте, и сообщение об этом пришло из неожиданного источника. Апокалипсис Фолкнера был выставлен на аукцион, и я приобрел его вместе с другими двенадцатью образцами работы преподобного, – с этими словами Мерсье вытащил из ящика стола книгу и передал ее мне.
У Фолкнера был талант средневекового миниатюриста, он декорировал заглавные буквы в начале каждой главы фигурами фантастических животных. Чернила из желчи и железа представляли собой ту же смесь танинов и сульфата железа, которая использовалась в Средние века. Каждая глава содержала иллюстрации, срисованные с орнаментальных работ, похожих на Апокалипсис Монастырей; сцены Суда, наказания и адские муки были выписаны в таких деталях, что это граничило уже с откровенным садизмом.
– Иллюстрации и каллиграфия совершенно такие же, как и во всех прочих экземплярах, – объяснял Мерсье. – Другие Апокалипсисы Фолкнера навеяны более поздними мастерами, такими как Мейднер и Гросс; шрифт также относительно более современный, но в определенном смысле не менее прекрасный.
Но тринадцатый Апокалипсис, приобретенный Мерсье, не похож был на остальные. В нем использовался клей для предварительного склеивания страниц перед переплетением, потому что вес листов был меньше, чем раньше, и переплетчик, по-видимому, испытывал некоторые затруднения при сшивании листов. Мерсье, настоящий библиофил, заметил следы склеивания сразу же после приобретения и отправил книгу на проверку специалисту. Каллиграфия и нажим кисточки оказались аутентичными – вне всякого сомнения, это была работа Фолкнера, но клей подобного состава изобрели менее десяти лет назад, так что он не использовался при переплетении оригинала книги, а также при любых последующих реставрационных работах.
Сам собой напрашивался вывод, что Фолкнер жив или, по крайней мере, был жив до относительно недавнего времени, а если бы его можно было отыскать, то и тайна исчезновения Арустукских баптистов наконец могла быть раскрыта.
– Честно говоря, меня больше интересуют книги, чем люди, – легко заметил Мерсье, и его заявление только усилило мою растущую неприязнь к нему. – Мои семейные связи с паствой Фолкнера вносят дополнительный штрих в это дело, но не более того. Я нахожу природу его работ изумительной.
Источник, из которого был получен тринадцатый Апокалипсис, и привел к Братству; благодаря расследованию выяснилось, что он был продан через третьеразрядную уотервиллскую юридическую фирму Картером Парагоном, чтобы покрыть его карточные долги. Мерсье решил выждать и нажать на его организацию другими средствами. Он разыскал Эпштейна, который к тому времени подозревал, что Братство гораздо более опасно, чем кажется, и к тому же собирается стать конкурентом его организации на освобождение от налогов. Кроме того, сенатор нашел Элисон Бэк, бывшую свидетельницу убийства своего мужа многими годами ранее. Она прилагала усилия для того, чтобы дело было пересмотрено и расследование проведено в полном объеме, с учетом возможного участия Братства. Основанием для этого служили угрозы, которые поступали от мелких сошек Братства в адрес Дэвида Бэка за несколько месяцев до его смерти. Если бы Мерсье удалось разорвать фронт на две части, то люди или организация, которая прикрывалась вывеской Братства, были бы наконец разоблачены.
Тем временем работа Грэйс по изучению Арустукских баптистов продолжалась. Мерсье почти забыл об этом, пока ее жизнь не прервал выстрел. Затем к нему пришел Пелтье, и узы, связывавшие их обоих с Грэйс, заставляли бывших друзей держаться натянуто и принужденно друг с другом.
– Она вышла на след Братства, мистер Паркер, я умерла из-за него.
Мерсье посмотрел на меня, и я увидел, как он тщетно пытается изобразить безразличие.
– Я не знаю, почему Грэйс начала преследовать их, – он словно отрицал немое обвинение, которое я так и не высказал вслух. Что-то забулькало у него горле, будто он старался усмирить свой гнев.
– Полагаю, вы знали, что делали, – заметил я. – Видимо, именно в этом причина того, что вы наняли меня, – подтвердить свои подозрения.
Последняя попытка сохранить хорошую мину при плохой игре провалилась, и глаза сенатора метнули пламя. Впрочем, может быть, он и готов был продолжить свои объяснения в том же духе, отрекаясь от определенных умыслов, но в это время за дверью послышался женский голос, и слова лжи растаяли, как снежинки, у него на губах.
Дебора Мерсье ворвалась в комнату. Увидев меня, она испытала шок, затем взглянула на мужа.
– Он последовал сюда за мной, Джек, – она еле сдерживалась. – Он ворвался в наш дом и напал на охранника! Как ты можешь сидеть и распивать с ним?!
– Дебора... – начал Мерсье тоном, который при других обстоятельствах можно было бы счесть за утешающий, но сейчас он звучал как успокаивающий шепот палача, обращенный к осужденному.
– Не надо! – закричала она. – Не надо! Арестуй его! Вышвырни его из дома! Убей его, если хочешь, но сделай так, чтобы он исчез из нашей жизни!