Текст книги "Рожденные убивать"

Автор книги: Джон Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 15

Пассажирский лифт на станции метро «190-я улица» украшали фотографии котят и щенков. Внутри были два деревца в горшках и свисающий с потолка звездно-полосатый флаг; небольшой стереопроигрыватель играл тихую расслабляющую музыку. Оператор Энтони Вашингтон, создавший столь неожиданную обстановку в лифте, сидел за небольшим столиком на удобном стуле и приветствовал многих пассажиров по именам. Министерство транспорта однажды попыталось заставить Энтони очистить стены лифта от этих украшений, но кампания, развернутая в прессе и обществе, заставила чиновников уступить. Краска, капающая с потолка на станции метро, воняла мочой, а между рельсами протекал ручеек грязной воды. Учитывая все это, те, кому приходилось пользоваться метро, были очень благодарны Энтони и уверены, что даже эти мерзкие чинуши из министерства тоже должны испытывать благодарность к таким, как он.

Была только четверть десятого, когда лифт Энтони Вашингтона спустился, и я оказался перед входом в Форт-Трийон-парк. Погода испортилась. Гроза разразилась на рассвете, и с того времени шел дождь. Вот уже целых четыре часа теплый сильный ливень поливал город, заставляя зонтики вырастать, как грибы, повсюду.

На остановке не было автобуса, который отвез бы посетителей в Монастыри, но, собственно говоря, кроме меня никто и не стремился отправиться в том же направлении. Я запахнул пиджак и пошел по Маргарет Корбин-драйв. Группа рабочих столпилась, прижавшись, друг к другу, под козырьком небольшого кафе, пытаясь укрыться от дождя и выпить чашечку кофе. За ними неясно маячили вдали руины форта Трийон, который выстоял против нашествия войск из Гессена во время Войны за независимость. Маргарет Корбин – первая американка, выступившая на стороне солдат в битве за свободу. Любопытно, была бы Маргарет достаточно жесткой, чтобы выстоять против войск наркоманов и грабителей, которые теперь оккупировали место ее триумфа. Пожалуй, да.

Буквально через минуту махина Монастырей выросла прямо передо мной, береговая линия острова Нью-Джерси осталась слева от меня вместе с потоком машин, устремляющимся на мост Джорджа Вашингтона. Джон Рокфеллер-младший подарил эту землю городу и оставил верх холма для создания музея средневекового искусства, который в 1938 году здесь и открылся. Земельные наделы пяти монастырей были объединены в одно современное строение, само по себе представляющее что-то наподобие средневековых строений в Европе. Отец впервые привез меня сюда еще ребенком, и это место до сих пор приводит меня в восторг. Окруженный его высокой центральной башней и зубчатыми стенами, арками и колоннами, человек вскоре начинает чувствовать себя странствующим рыцарем, если забыть о том, что вы смотрите на деревья в районе Нью-Джерси, населенном богачами, где только девица с психическим расстройством может стать жертвой ограбления или матерью-одиночкой.

Я поднялся вверх по лестнице к кассе, заплатил свои 10 долларов и спустя несколько мгновений осматривал зал в романском стиле. Кроме меня здесь никого не было: сравнительно ранний утренний час и плохая погода удержали многих посетителей от похода в музей, и я предполагал, что во всем Монастыре бродило около дюжины зевак, не больше. Я медленно прошел через часовню Фуэнтидуэнья, остановившись, чтобы полюбоваться на апсиду и тяжелый крест, свисающий с потолка. Затем миновал монастыри Святых Гильермо и Кукса перед готической часовней и спустился на нижний этаж.

У меня было около десяти минут до встречи с Мики Шайном, поэтому я направился к Сокровищнице, в которой хранились манускрипты. Я вошел в современную стеклянную дверь и остановился в комнате в окружении панелей хоров аббатства Юмиэгес. Манускрипты хранились в стеклянных витринах и были раскрыты на страницах с наиболее красивыми образчиками книжной миниатюры. Я остановился на минуту перед прекрасным часословом, но в основном мое внимание было сосредоточено на посетителях.

Книга Откровения была источником вдохновения для художников-миниатюристов начиная с IX века, и, хотя циклы картин на темы Апокалипсиса предназначались для монастырей, они так же изготавливались для отдельных богатых покровителей. Некоторые из лучших образцов были собраны вместе для этой выставки, и образы Страшного Суда и наказания заполнили зал. Я немного постоял, разглядывая, как средневековых грешников разрывали пополам, насаживали на кол, пожирали и предавали другим адским мукам. Либо, как в Винчестерской Псалтири, мучили всеми способами сразу. Потом я перешел к работам Дюрера, иллюстрациям Кранаха к переводу Нового Завета Мартином Лютером на немецкий язык, потом к видениям красных драконов Блейка, пока, наконец, не увидел экспонат в центре экспозиции.

Это был Апокалипсис из Монастырей, датируемый первой половиной XIV века. Миниатюра на открытой странице была практически такой же, как и та, которую я нашел в книгах Братства. Она изображала многоглазое чудище с длинными паукообразными ногами, уничтожающее грешников копьями. В правом углу картины были нарисованы Христос и святые, бесстрастно взирающие на происходящее. Пояснительный текст в витрине сообщал, что чудовище уничтожает тех, чьи имена не занесены на скрижали божественной Книги Бытия. Ниже приводился перевод примечания художника, написанного по-латыни на полях: «Если имена спасенных должны быть записаны в Книге Бытия, почему бы и имена отверженных не вписать туда же, и в каком месте тогда их искать?»

Я услышал отголосок угрозы в адрес Мики Шайна и его семьи, прозвучавшей из уст мистера Падда: их имена должны быть вписаны. Вопрос, который задал художник, – быть вписаны, но куда?

Было уже десять часов утра, но я не видел Мики Шайна. Я вышел из Сокровищницы, прошел через Стеклянную галерею и открыл маленькую незаметную дверь, которая вела в часовню Трие. Кроме шума дождя единственным звуком, нарушающим тишину, был стук капель воды в фонтане посреди мраморной галереи, заканчивающейся высоким крестом из известняка. Справа от меня проход вел к часовне Беннефонта. Пройдя через нее, я оказался в саду лицом к Гудзону и береговой линии Нью-Джерси. Башня готической капеллы находилась правее от меня; налево была высокая стена ограды Монастырей, небольшой склон под нею порос травой. Другие две стороны квадрата, ограничивающего пространство сада, создавали крытые аркады.

Он был засажен деревьями и кустами, характерными для садов Средневековья. Каре, образованное четырьмя айвовыми деревьями, располагалось в центре, золотистые плоды на них только начинали появляться. Валериана росла в густой тени черной горчицы, рядом были тмин и лук-порей, любисток и шнитт-лук, марена красильная и подмаренник, – последние два растения использовались при изготовлении красок для книжной миниатюры в большинстве экспонатов центрального здания музея.

Мне хватило нескольких секунд, чтобы заметить новое дополнение в саду. Напротив дальней стены, перед входом в башню, находилась шпалера из грушевых деревьев, похожая на семисвечник. Стволы деревьев были похожи на крючки, а из центра каждого торчало по шесть веток. Голова Мики Шайна была насажена на ствол дерева в самом центре шпалеры, превращая его в существо из плоти и дерева. Похожие на завитки волос струйки запекшейся крови, стекающие с шеи и сливающиеся со струями дождя, контрастировали с бледностью его черт, а вода струилась по векам и стекала вниз. Оторванная кожа медленно колыхалась под ветром, сгустки крови окружали его рот и уши. Конский хвост Шайна был отрезан вместе с головой, и волосы теперь свободно прилипали к его серо-голубому лицу.

Я уже собрался вытащить пистолет, когда тощая, похожая на паука тень мистера Падда появилась из тени аркады справа от меня. В руке он держал «беретту», снабженную глушителем. Моя рука застыла на полпути. Он велел мне медленно поднять руки. Я поднял.

– Так вот вы где, мистер Паркер, – сказал он, и его глаза злобно вспыхнули. – Надеюсь, вам понравилось то, как я украсил это место.

Его рука с пистолетом взмахнула в сторону деревьев. Кровь и дождь слились у корней груши, создавая темное отражение того, что было наверху. Я мог видеть, как лицо Мики Шайна поблескивает от капель дождя, будто они оживляют и придают выражение застывшим чертам.

– Я нашел мистера Шайнберга в отеле «Копейка и гривенник» в Бовери, – продолжил он. – Когда они обнаружили то, что осталось от него, в его ванной, я испугался, как бы вскоре он действительно не превратился в дешевый, копеечный отель.

А дождь все шел. Он удержит туристов вдали от подобных мест, и это будет именно тем, чего желает мистер Падд.

– Это была моя идея, – продолжал он. – Я думал, что это будет в полном соответствии с эстетикой Средневековья. Казнь – да, именно казнь – была заслугой моих... помощников.

Далеко от меня справа, все еще незаметная в тени аркады женщина с изуродованным горлом стояла, плотно прижавшись к стене, открытый рюкзак был положен на камень перед ней. Она невозмутимо рассматривала нас, как Юдифь голову убитого ею Олоферна.

– Он долго сопротивлялся, – почти смущенно докладывал мистер Падд. – Но потом мы начали со спины. Нам понадобилось некоторое время, чтобы зажать сонную артерию. После этого он уже не так сильно отбивался.

Тяжесть «смит-вессона» под моей одеждой, его соприкосновение с кожей было обещанием, которое не будет выполнено. Мистер Падд сконцентрировал свое внимание на мне, слегка приподняв «беретту».

– Женщина Пелтье кое-что украла у нас, мистер Паркер. Мы хотим получить это назад.

Я наконец заговорил:

– Вы были в моем доме. Вы забрали все, что у меня было.

– Вы лжете. У старика этого не было, но, я думаю, это у вас. И, даже если и у вас этого нет, я подозреваю, что вы знаете, у кого оно.

– Апокалипсис?

Это была догадка, но очень хорошая. Губы мистера Падда скривились, однако он кивнул:

– Скажите мне, где он, и вы ничего не почувствуете, когда я убью вас.

– А если не скажу?

Краем глаза я увидел, как женщина вытащила пистолет и направила его на меня. Как только она начала двигаться, мистер Падд сделал то же самое. Его левая рука, которая до этого момента была засунута в карман плаща, появилась из складок. В ней он держал шприц.

– Я уколю вас. Я не хочу вас убивать, но обездвижу, и потом...

Он поднял шприц вверх, и небольшой фонтанчик прозрачной жидкости выплеснулся из иглы.

– Это то, чем вы убили Эпштейна? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – По сравнению с тем, какие муки испытаете вы, несчастный раввин довольно спокойно перебрался в другой мир. Вам предстоит испытать очень сильную боль, мистер Паркер.

Он перехватил пистолет так, что теперь он был направлен мне прямо в пах, но я не смотрел на оружие. Наоборот, я наблюдал, как красная светящаяся точка появилась на ширинке мистера Падда и медленно начала двигаться вверх. Глаза Падда попытались проследить за моим взглядом, и его рот открылся от изумления, пока точка продолжала свои перемещения по его груди и шее, остановившись в самом центре лба.

– Вы первый, – сказал я, но он уже начал двигаться. Первый выстрел оторвал кусочек его правого уха; когда он выстрелил в меня, капли дождя у моего лица зашипели: жар от пули разогрел воздух. Затем прозвучали еще три выстрела, оставляя на его груди черные дыры. Пули должны были прошить его насквозь, но он отшатнулся назад, как если бы они изрешетили его. Его отшвырнуло к стене.

Осколки камня посыпались к моей левой ноге, и я услышал глухие выстрелы из пистолета, эхом отразившиеся от аркады. Я выхватил свой пистолет, спрятался за стену башни капеллы и выстрелил в сторону колонны, где стояла женщина. Но она отступила вглубь и поспешно направилась к двери на Стеклянную галерею, ее пистолет прыгал, как автомат, потому что ей приходилось отстреливаться сразу в обе стороны – в сторону стены, где стоял под аркадой я, и в темный силуэт Луиса, который двигался навстречу из тени, чтобы перехватить ее. Дверь на галерею открылась перед ней, и она исчезла внутри. Я почти догнал ее, когда пуля просвистела над моим ухом, и я вжался в землю, зарывшись лицом в кустик подмаренника. Напротив меня Луис припал к стене аркады. Я поднялся и пополз в сторону стены, затем глубоко вдохнул и выглянул.

Там никого уже не было. Падд ушел, а цепочка следов крови на примятой траве была единственным свидетельством его присутствия.

– Беги за женщиной, – сказал я. Луис кивнул и вбежал в галерею, плотно прижав пистолет к боку. Я влез на стену ограды и спрыгнул по другую сторону, тяжело приземлившись на траву и скатываясь по склону, затем быстро вскочил на ноги и остановился, держа вытянутой руку с пистолетом, но Падда и след простыл. Я пошел на запад по дорожке из капель крови, ведущей вдоль ограды Монастырей, пока где-то в дальнем конце сооружения не услышал короткий выстрел, затем еще один, сопровождавшийся визгом колес. Через секунду голубой «вояджер» пронесся вниз по Маргарет Корбин-драйв. Я выскочил на дорогу, чтобы успеть выстрелить, но в это время автобус вынырнул из-за угла, и мне пришел ось опустить пистолет, чтобы не попасть в него или пассажиров внутри. Последнее, что я видел, был «вояджер», скрывающийся из виду с фигурой, распростершейся на панели управления. Не вполне уверен, но, думаю, это был Падд.

Стряхнув траву с брюк и пиджака, я спрятал оружие и быстро пошел к главному входу. Охранник музея в серой униформе лежал, прислонившись к стене, окруженный толпой только что приехавших французских туристов. Кровь виднелась на его правой руке и ноге, но он был в сознании. Я услышал шелест травы за спиной и оглянулся, чтобы увидеть Луиса, остановившегося в тени стены. Он, должно быть, обежал все здания комплекса, преследуя женщину.

– Вызовите службу спасения, – сказал он, посмотрев на дорогу, по которой уехал «вояджер». – Вот мерзкая сука!

– Они уехали.

– Вот дерьмо! Она заставила меня смешаться с толпой туристов, а потом подстрелила охранника, чтобы вызвать у них панику.

– Мы задели Падда, – сказал я. – Это уже что-то.

– Я попал ему в грудь. Он должен был умереть.

– На нем был бронежилет. Выстрелы свалили его с ног.

– Черт, – прошипел он. – Ты собираешься задержаться здесь?

– Чтобы снять голову Мики Шайна с дерева? Не думаю...

Мы сели в автобус, водитель которого был совершенно поглощен зрелищем у главного входа: ему был виден вход в Монастыри и толпа, окружившая лежащего охранника.

– Что случилось? – спросил он, обернувшись к нам.

– Думаю, кто-то упал в обморок, – сказал я.

– Не самое лучшее место, – ответил он и за все время, пока вез нас к станции метро, больше не проронил ни слова. У обочины стояло такси, и мы попросили водителя отвезти нас в центр.

* * *

Высадив Луиса в Верхнем Вест-Сайде, я поехал дальше в Виллидж, чтобы собрать свои вещи. Уложив сумку, я направился в книжный магазин Стренда на Бродвее и разыскал путеводитель по экспозиции Монастырей. Потом устроился в кафе «Балдуччи» на Шестой авеню, пролистывая иллюстрации и посматривая на людей, проходящих мимо. Что бы Мики Шайн ни знал или ни подозревал, все это умерло вместе с ним, но я, по крайней мере, знал, что Грэйс Пелтье стащила у Братства: книгу, своего рода свидетельство чего-то, которая, по мнению мистера Падда, была экземпляром Апокалипсиса. Но что такого важного было в библейском тексте, за что мистер Падд был готов убить, чтобы вернуть его назад?

Рейчел все еще была в Бостоне и собиралась присоединиться ко мне в Скарборо на следующий день.

Она отказалась от того, чтобы ее охранял Эйнджел, как и от предложения Луиса взять себе миниатюрный кольт «Пони Покетлайт». Без ее ведома за ней постоянно приглядывали Гордон Бунц и один из его помощников Эми Бреннер. Они, конечно, сделали мне скидку, как представителю той же профессии, но их услуги почти полностью поглощали аванс, полученный от Джека Мерсье. Между тем Эйнджел уже добрался до Скарборо и поселился в отеле «Блэк Пойнт» на Проутс-Нэк, что дало ему возможность спокойно осмотреться в городе, не привлекая внимания местной полиции. Я дал ему путеводитель по Новой Англии и пару биноклей, так что он мог выдавать себя за последнего любителя наблюдать за птицами. Он следил за Джеком Мерсье и его домом со вчерашнего вечера.

Прямо напротив кафе «Балдуччи» припарковался «Лексус SC-400». За рулем сидел Луис. Когда я открыл дверцу, Джонни Кэш с чувством пел «Ржавую клетку».

– Шикарная тачка, – сказал я. – Твой управляющий банком рекомендует именно такие?

Он отрицательно покачал головой.

– Парень, вот что, тебе нужен класс, как наркоману доза.

Я швырнул свою сумку на заднее сиденье, обтянутое кожей. Оно издало довольно низкий скрипучий звук, и он не шел ни в какое сравнение с тем, который вырвался у Луиса, когда тот увидел, какие следы сумка оставила на обивке. Пока мы выезжали с парковки, Луис вытащил толстую контрабандную кубинскую сигару из кармана своего пиджака, чтобы прикурить. Тонкий сизый дымок немедленно заполнил всю машину.

– Эй! – возмутился было я.

– Какого хрена ты говоришь «эй»?

– Не кури в машине!

– Это моя машина.

– Пассивное курение больше вредит здоровью. Луис выдохнул целое облако дыма и смерил меня взглядом английского аристократа:

– Тебя избивали, дважды прострелили, топили, пытали электрошоком, замораживали, кололи тебе яды, три твоих гребаных зуба были выбиты стариком, которого все считали мертвым, и ты еще беспокоишься о вреде пассивного курения? Пассивное курение не так уж опасно для твоего здоровья.

С этими словами он снова вернулся к управлению машиной. Мне нечего было возразить, и Луис продолжал спокойно курить свою сигару.

В конце концов, он был прав.

* * *

Поиски святилища

Отрывок из диссертации

Грэйс Пелтье

Стремление Фолкнера к славе, кроме всего, связанного с Орлиным озером, удовлетворялось тем, что он занимался переплетением книг и изготовлением копий Апокалипсиса, украшенных миниатюрами и орнаментами версий Откровения – последней книги Нового Завета, изображающей в деталях видения конца света и Страшного Суда, пережитые апостолом Иоанном. При создании этих работ Фолкнер опирался на традицию, существующую еще со времен Каролингов, с IX-X столетия, когда были созданы ранние из дошедших до нас манускриптов, иллюстрирующих Апокалипсис на Европейском континенте. В начале XIII века богато орнаментированные Апокалипсисы с текстами и комментариями на латыни и разговорном французском изготавливались в Европе для богатых и сильных мира сего, включая видных магнатов и верхушку церковной иерархии. Их продолжали создавать даже после изобретения печатного станка, поскольку интерес к воображаемым картинам не угасал.

Существуют двенадцать книг Апокалипсиса, созданные Фолкнером и дошедшие до наших дней и, согласно записям в регистрационных книгах поставщиков сусального золота для Фолкнера, вряд ли возможно, чтобы он изготовил еще экземпляры помимо этих. Каждая книга была переплетена в кожу ручной выработки с золотом по обрезу и проиллюстрирована вручную самим Фолкнером. На корешке он всегда ставил свое личное клеймо: шесть горизонтальных золотых линий в два столбика, по три в каждом, и последнюю букву греческого алфавита – омегу – внизу.

Бумага изготавливалась не из целлюлозы, а из льняной и хлопковой ветоши, смешанной с водой до превращения ее в однородную рыхлую массу. Фолкнер погружал прямоугольный поднос в эту массу-пульпу и поднимал его вверх, на подносе оставался тонкий слой смеси. Затем она высушивалась на проволочной сетке на подносе. Легкое встряхивание подноса заставляло спутанные волокна разглаживаться и склеиваться с помощью раствора. Эти кусочки частично закрепленной бумажной массы помещались под пресс, а затем погружались в животный желатин, чтобы им можно было придать определенный размер и чтобы они не впитывали чернила. Бумага хранилась в папках по семь листов в каждой, чтобы предотвратить прилипание ниток к корешку книги.

Иллюстрации в Апокалипсисах Фолкнера были в основном копиями старых мастеров, очень точными во всех деталях. (Все двенадцать находились в частной коллекции одного человека, и мне было позволено детально изучить их.) Таким образом, самый ранний из Апокалипсисов был вдохновлен Альбрехтом Дюрером (1471-1528), второй – средневековыми манускриптами, третий – Лукасом Кранахом Старшим (1472-1553) и так далее. Последняя из книг, украшенная шестью иллюстрациями, базировалась на работах Франца Масерила (1889-1972), чьи видения Страшного Суда и конца света были навеяны ужасами Второй мировой войны. По словам тех, кто имел дело с Фолкнером, создавалось впечатление, что картины Апокалипсиса и фантазии на эти темы привлекали его, потому что были связаны с совершением суда, а не потому что он верил в предсказание конца света и Второе Пришествие или посмертное воскрешение из мертвых. Для Фолкнера воскрешение уже началось: осуждение и порицание – процессы взаимосвязанные.

Апокалипсисы Фолкнера предназначались только для богатых коллекционеров, и продажа их приносила существенный доход в казну общины. Но с тех пор, как была создана община на Орлином озере, из-под руки Фолкнера больше не вышла ни одна книга.