Текст книги "Активист. Теодор Бун расследует"

Автор книги: Джон Гришем (Гришэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Джон Гришэм
Активист
Теодор Бун рэасследует

Глава 1

Вторым участником дебатов была команда «Сентрал», «другой» школы городка и давнего соперника Страттенбергской средней школы. Всякий раз во время соревнований и конкурсов с «Сентрал» напряжение зашкаливало, зрителей собиралось особенно много, и все вдруг становилось чрезвычайно важным, даже простые дебаты. Месяц назад дискуссионная группа восьмого класса ССШ победила «Сентрал» при переполненном зале, и когда судьи объявили свое решение, зрители остались недовольны – послышались даже возмущенные крики. Правда, крикунов быстро успокоили: порядок и дух честного соревнования были обязательными в любом конкурсе.

Капитан команды ССШ, Теодор Бун, совмещал должности сильнейшего игрока, эксперта и палочки-выручалочки, если накалялись страсти. Его команда еще ни разу не проигрывала, хотя назвать ее непобедимой тоже было нельзя: два месяца назад закончились вничью бурные дебаты с девчачьей командой своей же школы об увеличении возраста, с которого разрешается садиться за руль, с шестнадцати до восемнадцати лет.

Но, сидя на сцене за складным столом между Аароном и Джоуи, Тео не думал о прошлых дебатах. Все трое были в пиджаках и при галстуках, что им очень шло, и смотрели на команду «Сентрал», расположившуюся за столом на сцене справа. Учитель риторики Маунт, консультант и друг Тео, произнес в микрофон:

– Итак, заключительное слово команды Страттенбергской школы произнесет Теодор Бун.

Тео посмотрел в зал, где в первом ряду сидел его отец. Мать Тео, популярный адвокат по бракоразводным делам, была сейчас в суде и очень переживала, что не увидит выступления единственного сына. Следующий ряд занимали девочки, и среди них подруга Тео Эйприл Финнимор и Хэйли Кершо, признанная первая красавица восьмых классов. Дальше сидели учителя – мадам Моник из Камеруна, преподававшая испанский (после мистера Маунта Тео жаловал ее больше всех), миссис Гарман, которая вела геометрию, и миссис Эверли, учительница английского. Присутствовала даже директор школы миссис Глэдвелл. Послушать прения приходило немало зрителей. Баскетбольный или футбольный матч собрали бы вдвое больше народу, но там в командах не по три участника, и, честно признаться, за футболом наблюдать интереснее.

Тео гнал от себя эти мысли. Астма не позволяла ему проявить себя на поле, и дебаты были единственным шансом побиться за победу на глазах у зрителей. Тео льстило, что большинство одноклассников как огня боялись публичных выступлений, а он, напротив, перед аудиторией чувствовал себя как рыба в воде. Пусть в баскетболе Джастин показывает отличный низкий дриблинг и безошибочно выполняет трехочковые броски, но у доски робеет, как четырехлетний. Брайан, плававший быстрее всех восьмиклассников Страттенберга, держится с уверенностью опытного спортсмена, но поставьте его у микрофона, и он сникнет.

Тео – другое дело. Он редко «болел» с трибун, предпочитая слушать пламенные речи адвокатов в суде. Однажды он тоже станет известным адвокатом и в тринадцать лет уже усвоил ценный урок: умение публично выступать – ключ к успеху. Ему тоже приходилось нелегко. Деловито направившись к кафедре, Тео старался не подавать вида, что внутри у него все сжимается и сердце учащенно бьется. Он читал мемуары известных спортсменов, рассказывавших, каково им приходилось перед матчами: некоторых даже рвало от волнения. Тошноты Тео не испытывал, но мучился страхом и неловкостью. Опытный судебный адвокат как-то сказал ему: «Если не волнуешься, сынок, значит, что-то не так».

По опыту Тео знал – страх скоро пройдет. Как только он начнет говорить, холодок под ложечкой исчезнет. Он щелкнул по микрофону и поглядел на арбитра.

– Благодарю вас, мистер Маунт. – Повернувшись к команде «Сентрал», Тео кашлянул, напомнил себе о необходимости говорить четко и медленно и начал: – Мистер Бледсоу отметил ряд важных моментов, заявив, что нарушители закона не должны извлекать выгоду из своего проступка и что многие студенты, дети уроженцев Америки, не могут позволить себе оплатить обучение в колледже. Эти доводы нельзя игнорировать.

Набрав воздуху в грудь, Тео повернулся к залу, избегая, однако, смотреть зрителям в глаза. Опыт научил его игнорировать выражение лиц собравшихся, иначе можно отвлечься и сбиться с мысли. Поэтому, произнося речь, Тео выбирал неодушевленные предметы – пустое кресло справа, часы на дальней стене, окно слева – и постоянно переводил взгляд с одного на другое. Создавалось впечатление, что мальчик обращается непосредственно к залу, и его речь казалась убедительной и серьезной. Тео свободно чувствовал себя на трибуне, а это судьям всегда нравилось.

– Однако дети рабочих без документов, – продолжал Тео, – которых мы называем нелегальными мигрантами, не выбирали, где рождаться, равно как и в силу возраста пока не могут выбирать, где им жить. Их родители приняли решение незаконно въехать на территорию Соединенных Штатов, но толкнули их на это голод и поиски работы. Несправедливо наказывать детей за проступок родителей. И в нашей школе, и в «Сентрал», и в других школах округа есть ученики, которым не полагалось бы здесь учиться, потому что их родители нарушили закон. Но мы их приняли, признали, наша система дает им образование, многие из них – наши друзья.

Обсуждаемая проблема стояла крайне остро: в штате возникло массовое движение за запрещение детям нелегальных мигрантов поступать в государственные вузы. Сторонники движения заявляли, что университеты, во-первых, не выдержат наплыва мигрантов, во-вторых, последние займут места американских студентов, которые с грехом пополам прошли бы по конкурсу. В-третьих, обучение детей мигрантов обойдется в миллионы долларов, а их придется брать из налогов, которые платят граждане США. Команда «Сентрал» совершенно справедливо упомянула об этом во время прений.

Тео продолжил:

– Согласно законодательству, наша школа, как и все школы нашей страны, обязана принимать и обучать всех детей независимо от того, откуда они родом. Если государство оплачивает им первые двенадцать лет обучения, с какой же стати закрывать перед ними двери колледжей?

Перед Тео на кафедре лежал листок с краткими тезисами, но мальчик на него не смотрел. Арбитрам нравилось, когда участники дебатов говорят не по бумажке, и Тео не хотел упустить дополнительные очки (команда «Сентрал» в полном составе не отрывала носа от своих записей).

Тео поднял палец и произнес:

– Во-первых, здесь ставится вопрос о честности. Родители твердят нам о необходимости поступать в колледж; это часть американской мечты, поэтому мне представляется несправедливым принимать закон, в результате которого многие наши друзья лишатся возможности получить высшее образование. – Тео поднял второй палец: – Во-вторых, конкуренция – это даже хорошо. Мистер Бледсоу придерживается мнения, что граждане США должны иметь приоритет при поступлении в вузы на том основании, что их родители живут здесь дольше, пусть даже такие абитуриенты подготовлены хуже, чем дети нелегальных мигрантов. Но разве вузы не должны принимать самых способных? В нашем штате ежегодно открывается около тридцати тысяч мест для поступающих, зачем создавать кому-то особые условия? Если вузы принимают лучших из лучших, это повышает уровень образования? Повышает. Принимать нужно тех, кто этого заслуживает, не отказывая абитуриентам единственно на том основании, что их родители не там родились.

Учитель Маунт сдерживал улыбку: Тео говорил вдохновенно и знал это. Он добавил в голос нотки гнева, чтобы придать сказанному весомость – это же очевидные вещи, как их можно оспаривать? Речь его явно подходила к эффектной концовке.

Тео поднял третий палец.

– И наконец… – Он сделал паузу и перевел дыхание, оглядывая аудиторию, словно заключительный аргумент будет настолько самоочевидным и бесспорным, что ни у кого не останется сомнений. – Многие исследования свидетельствуют, что у людей с высшим образованием возможностей больше, должности лучше и зарплата выше, чем у оставшихся без диплома. Колледж – несомненный шаг к новому уровню жизни, а высокая зарплата означает больше налогов, которые, в свою очередь, пойдут на улучшение условий в школах и университетах. Те, кому перекроют возможность поступить в колледж, скорее всего, пополнят ряды безработных, что только усугубит существующие проблемы.

Тео снова остановился и взялся за верхнюю пуговицу пиджака – ему хотелось излучать абсолютную уверенность.

– В заключение добавлю: предложение закрыть двери университетов перед студентами, чьи родители приехали нелегально, уже отвергли более чем в двадцати штатах. Министерство юстиции в Вашингтоне пообещало возбудить дело против нашего штата, если у нас примут подобный закон. Это близоруко, несправедливо и попросту нечестно. Америка – страна равных возможностей, все наши предки в свое время прибыли сюда как иммигранты. Мы – нация иммигрантов. Благодарю за внимание.

Учитель Маунт поднялся на сцену, когда Тео шел к своему столу, и с улыбкой сказал:

– Аплодисменты обеим командам.

Аудитория, которую строго предупредили воздерживаться от проявлений эмоций, охотно зааплодировала.

– Небольшой перерыв, – объявил Маунт.

Тео, Аарон и Джоуи вышли на середину сцены, чтобы пожать руки команде «Сентрал». Все шестеро испытывали огромное облегчение – дебаты закончились. Тео кивнул отцу, а мистер Бун поднял оба больших пальца, показывая, что речь была отличная.

Через несколько минут судьи объявили победителей.

Глава 2

Избавившись от пиджака и галстука, Тео остался в привычных брюках хаки, не сменив, однако, белую рубашку, отдававшую парадностью. Уроки закончились, но по средам Тео ходил в музыкальный кружок. Он шел в репетиционную, а попадавшиеся навстречу восьмиклассники поздравляли его с очередным триумфом. Тео небрежно принимал поздравления, хотя в душе был очень доволен собой. Наслаждаясь вкусом очередной победы, он, однако, не кичился ею. «Не заносись, – сказал ему один адвокат. – В следующий раз вердикт присяжных может посадить тебя в лужу». Или, в случае Тео, очередные дебаты могли обернуться жестоким поражением.

Войдя в концертный зал, он прошел в помещение для репетиций, где ребята уже доставали инструменты, готовясь к занятию. Эйприл Финнимор настраивала скрипку, когда Тео подошел к ней.

– Прекрасная речь, – тихо сказала она. Эйприл редко говорила громко. – Никто лучше не сказал.

– Спасибо. Хорошо, что ты присутствовала – аудитория сегодня подобралась хорошая.

– Ты будешь знаменитым адвокатом.

– Это моя мечта. Не знаю только, каким боком к этому музыка…

– Музыка уместна везде, – произнесла Эйприл.

– Как скажешь. – Открыв большой футляр, Тео бережно извлек из него виолончель, принадлежавшую школе. Некоторые участники ансамбля, как Эйприл, обзавелись собственными инструментами, но Тео и другие пользовались школьными, не зная, насколько серьезно их увлечение музыкой. Он начал ходить в кружок, поддавшись уговорам Эйприл, отчего миссис Бун пришла в восторг.

Тео не знал, почему он выбрал виолончель. Он не помнил, как это произошло, и даже не мог бы с уверенностью сказать, что сам принял решение. В струнном оркестре обычно есть скрипки, альты, контрабас, хотя бы одна виолончель и фортепиано. Девочки предпочли скрипки и альты, а Дрейк Браун сразу ухватился за громоздкий контрабас. Виолончель осталась без хозяина. Едва взяв смычок, Тео понял – ему никогда не научиться прилично играть.

Музыкальный кружок недавно появился в расписании на шесть недель под названием класса для начинающих. Для таких начинающих, которые никогда не занимались музыкой, мало что о ней знали и не отличались талантом. Тео, как и большинство участников ансамбля, вполне соответствовал этим критериям. Требовали от них мало, занятия проводились раз в неделю, и задумывались они скорее как развлечение с обучением чему-нибудь и как-нибудь.

Развлечение обеспечивал учитель Сасстранк, шустрый сухонький старичок с длинными седыми волосами, диковатым взглядом карих глаз, с нервным тиком и в неизменном вытертом клетчатом коричневом пиджаке. С его слов, за долгую карьеру он руководил несколькими оркестрами и уже десять лет преподавал музыку в Страттен-колледже. Сасстранка отличало хорошее чувство юмора – он смеялся вместе с учениками, когда они делали ошибки, что случалось постоянно. Его задачей, как он говорил, было привить им вкус к музыке, «дать ее распробовать». Он не строил планов воспитать профессиональных музыкантов.

– Давайте-ка освоим основы, ребятки, поиграем и поглядим, что у нас получится, – говорил он каждую неделю.

Через четыре занятия ученики не только полюбили кружок, но и стали серьезнее относиться к музыке. Но всему хорошему приходит конец.

Мистер Сасстранк опоздал на десять минут и появился в репетиционной взъерошенный и расстроенный. Поглядев на учеников, он неуверенно начал:

– Я только что был у директора. Кажется, меня увольняют.

Ребята растерянно переглянулись. Мистер Сасстранк с трудом сдерживал слезы.

– Как мне объяснили, в городских школах проходят сокращения в связи с дефицитом бюджета. Кажется, поступило меньше финансирования, чем рассчитывали, поэтому внеклассные занятия и программы с сегодняшнего дня отменены. Мне очень жаль, ребята, но урока не будет.

Все онемели. Подростки не только были огорчены отменой любимого кружка – им было жаль Сасстранка. Как-то раз он с юмором признался, что откладывает скромную школьную зарплату на пополнение своей коллекции дисков с произведениями великих композиторов.

– Ерунда какая-то, – возмутился Дрейк Браун. – Зачем же набирали ансамбль, если нельзя доучиться?

Мистер Сасстранк не нашелся с ответом:

– Об этом надо спрашивать не у меня.

– Разве у вас нет контракта? – не удержался Тео, сразу пожалев о своей нескромности. Он знал, что учителя подписывают со школой годичный контракт – учитель Маунт объяснял это на уроке государственного устройства.

Мистер Сасстранк хмыкнул, улыбнулся через силу и ответил:

– Есть, но чисто формальный. Там черным по белому сказано, что при наличии уважительных причин школа может в любое время отказаться от моих услуг. Это частая оговорка.

– Не контракт, а листок бумаги, – пробормотал Тео.

– Да. Простите, ребята, но занятие, наверное, окончено. Я с удовольствием с вами занимался и желаю вам самого лучшего. У одних из вас есть зачатки таланта, у других нет, но, как я говорил, каждый может научиться играть упорным трудом и ежедневной практикой. С практикой нет ничего невозможного. – Сасстранк грустно повернулся и побрел к выходу.

Дверь тихо закрылась. Несколько секунд все стояли в молчании. Наконец Эйприл не выдержала:

– Тео, сделай что-нибудь. Это же несправедливо!

Тео встал.

– Пойдемте к миссис Глэдвелл. Все пойдемте. Будем сидеть в приемной, пока она с нами не поговорит.

– А давайте.

Все пошли за Тео через актовый зал во двор, к главному зданию школы. Кабинет директрисы был на первом этаже. Ребята вошли в секретарскую и остановились перед мисс Глорией, школьной секретаршей, одной из обязанностей которой было охранять дверь директорского кабинета. Тео хорошо знал мисс Глорию и однажды даже консультировал ту, когда ее брата задержали пьяным за рулем.

– Добрый день, – сказала секретарша, глядя на вошедших поверх очков для чтения, сдвинутых на кончик носа. Она что-то печатала и вовсе не обрадовалась появлению в приемной толпы сердитых восьмиклассников.

– Здравствуйте, мисс Глория, – без улыбки ответил Тео. – Мы к миссис Глэдвелл.

– Зачем?

В этом была вся мисс Глория – вечно желающая все знать до того, как люди обсудят дела с директором. Секретарша имела репутацию самой любопытной особы в школе. Тео по личному опыту знал, что она так или иначе вытянет, с чем пришли подростки, и знал, как действовать.

– Мы собрались на занятие музыкального кружка, – объяснил он. – А учителя Сасстранка, оказывается, сегодня вышибли из школы. По этому поводу мы и пришли поговорить с директором.

Мисс Глория изогнула бровь, будто выполнить просьбу было решительно невозможно.

– Миссис Глэдвелл занята, у нее очень важная встреча, – заявила она, кивнув на дверь, как всегда, закрытую. В этом кабинете Тео бывал не раз – обычно по приятным поводам, но иногда и не очень. В прошлом месяце он подрался (впервые с третьего класса), и у них с директором состоялся разговор за закрытой дверью.

– Мы подождем, – сказал он.

– Она очень занята.

– Она всегда занята. Пожалуйста, скажите ей, что мы пришли.

– Я не стану ее отрывать во время встречи.

– Хорошо, мы подождем. – Тео оглядел просторную приемную с двумя скамьями и множеством потертых стульев. – Здесь.

Восьмиклассники немедленно заняли все места. Те, кому не хватило стульев, уселись на пол.

Вся школа знала о сварливом нраве мисс Глории. Ей очень не понравилось, что недовольные ученики расположились в приемной.

– Тео! – резко сказала она. – Подожди-ка в коридоре вместе со своими товарищами.

– А почему не здесь?

– Я сказала, в коридоре! – повысила голос секретарша.

– А где написано, что нам нельзя ждать в школьной канцелярии?

Лицо мисс Глории побагровело – она еле сдерживалась, но прикусила язык и глубоко подышала. Она не имела права прогонять учеников из приемной и знала, что Тео это известно. Еще она помнила, что родители Тео – известные юристы, которые не колеблясь встанут на защиту сына, особенно если взрослые не правы, а Тео прав. Миссис Бун всегда занимала жесткую позицию, когда Тео случалось выступать против несправедливости.

– Прекрасно, – произнесла она. – Но я требую полной тишины, мне надо работать.

– Благодарю вас, – сказал Тео. Он хотел прибавить, что они еще пошумят, но промолчал. Он настоял на своем, и не было смысла задираться дальше.

Минут пять мисс Глория притворялась страшно занятой, но было уже почти четыре, конец рабочего дня – через полчаса школа закроется. Вскоре дверь кабинета миссис Глэдвелл открылась, выпустив молодых родителей, явно расстроенных состоявшимся разговором. Они поспешили уйти, не глядя на Тео и других ребят. Увидев в приемной учеников, директор сказала:

– Прекрасная речь на дебатах, Тео.

– Спасибо.

– Что здесь происходит?

– Миссис Глэдвелл, это все, что осталось от музыкального кружка мистера Сасстранка. Мы хотим знать, почему нам отменили музыку.

Директриса вздохнула и улыбнулась:

– Не стану делать вид, что я удивлена. Заходите.

Ученики по одному потянулись в кабинет. Тео вошел последним. Закрывая дверь, он не удержался от злорадной ухмылки, адресованной провожавшей их взглядом мисс Глории. К ее чести, секретарша улыбнулась вполне искренне.

Ребята столпились у директорского стола. В кабинете было три стула для посетителей, но присесть никто не решился. Миссис Глэдвелл это поняла.

– Спасибо, что зашли. Мне тоже жаль, что так получается с музыкальным кружком, но… – Она взяла со стола листок. – Сегодня утром из городской школьной администрации поступила служебная записка за подписью Отиса Маккорда, суперинтенданта, главы школьной администрации и моего непосредственного руководителя. Вчера состоялось внеочередное заседание школьного комитета по проблемам бюджета. Судя по всему, школы Страттенберга получат из бюджета города, штата и страны на миллион меньше обещанного: по ряду причин финансирование урезали. Нам придется провести сокращения. Во всех школах увольняют почасовиков, отменяют экскурсии, упраздняют внеклассные занятия вроде уроков музыки мистера Сасстранка, и список можно продолжать. Мне очень жаль, но я ничего с этим поделать не могу.

Миссис Глэдвелл умела разъяснить проблему. Дети ловили каждое слово, и всем стало очевидно: они тоже ничего поделать не смогут.

– А куда делся тот миллион? – спросил Тео.

– Ты про недофинансирование? Некоторые винят экономический спад и трудные времена: налогов собирается меньше, поэтому свободных средств не так много. Другие, особенно городской департамент образования, утверждают, что школы тратят слишком много денег. Я не знаю ответа, моя обязанность – выполнять указания сверху. Помимо учителя музыки, я вынуждена сократить уборщицу, двух работников столовой и четырех преподавателей-консультантов, а также шесть внеклассных программ. Я только что сказала учителю физики мистеру Пирсу, что в этом году его семиклассники не поедут на Растенбургскую АЭС.

– Как же так? – изумилась Сьюзен. – Такая интересная поездка!

– Знаю, знаю. Мистер Пирс возил туда экскурсии много лет.

– Но это же несправедливо – предложить человеку контракт, обнадежить, а посреди года вдруг отказать! – настаивал Тео.

– Несправедливо, согласна, но контракты составляет юрист городского департамента образования.

Ученики невесело переглянулись. Теперь им многое стало ясно.

– Мне очень жаль, – повторила миссис Глэдвелл. – Я хотела бы что-то изменить, но это не в моих силах. Уверена, мистер Маккорд и школьный комитет получат массу жалоб. Вы тоже можете написать претензию. – Помолчав, она добавила: – Ну а теперь, если у вас нет других вопросов, мне нужно торопиться на встречу.

– Спасибо, что уделили нам время, миссис Глэдвелл, – сказал Тео.

– Это моя работа.

Подавленные ученики по одному вышли из кабинета.