Текст книги "Империя Александра Македонского. Крушение великой державы"

Автор книги: Джон Грэйнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Когда новости достигли Афин, Собрание приняло решение, что город находится в состоянии войны.[201]201
  Детали утратились, но письмо Филиппа (Demosthenes 12) указывало на неизбежность войны, и Собрание согласилось. Точное время начала неизвестно, поскольку конфликт длился годами.


[Закрыть] Это ничего не меняло. Осады не прекращались, а афиняне продолжали поиск союзников. «Военная партия» в Афинах добилась своей цели, результатом станет нечто большее, чем война между Македонским царством и городом Афины.

5
Завоевание Греции, 340–334 гг. до н. э

До 340 г. до н. э. деятельность Филиппа Македонского заключалась исключительно в сохранении и расширении царства его предков. Он в три или четыре раза увеличил территорию, которой непосредственно правил, и создал обширный регион из зависимых государств вокруг нее. Вполне допустимо рассматривать его действия как защиту Македонии. Но со времени осад Перинфа и Византия в 340 г. до н. э. и после этого ситуация изменилась. Филипп начал более широкую программу завоеваний, и его конечной целью стало завоевание Персии.

Завоевание Фракии превратило Македонию в самое большое государство во всем Средиземноморском регионе, не считая Персидской империи, которая стала теперь ее соседом, отделенным только Проливами. Нападения на города в районе Проливов привели к заключению неформального союза между Персией и Афинами и этими городами. Эта комбинация оказалась слишком сильной даже для него, а открытое противостояние с Персией было опасно. Но прежде всего необходимо было разобраться с Афинами.

Нет ни малейшего намека на то, что Филипп собирался «разрушить» Афины, в каком бы смысле ни употреблялось это слово, но все, что он мог в будущем намереваться предпринять на Балканах, против Персии или где бы то ни было еще, требовало по меньшей мере нейтралитета Афин. Нет причин сомневаться, что Филипп хотел союза с Афинами, как несомненно и то, что значительное число афинян стали рассматривать его и его политику как главную угрозу независимости и процветанию города. Когда наконец началась война, стоявшая перед Филиппом задача заключалась в том, чтобы избежать войны с Персией и бороться с Афинами таким образом, чтобы при последующем заключении мира убедить афинян, будто он все еще заинтересован в дружбе и союзе с их городом. Это был огромный вызов политическому мастерству Филиппа, больший, чем что-либо из того, что он делал до сих пор.

Новая война между Афинами и Македонией была, в сущности, продолжением их прежней конфронтации и, как и прежде, в течение некоторого времени продолжалась без ведения боевых действий. Зимой, возможно в январе, Филипп снял осады, оставив все три города не взятыми. Его небольшой флот проскользнул из Пропонтиды мимо афинских кораблей и через Геллеспонт, а его армия, по сообщениям, вышла с помощью письма с ложной информацией, которое, как и было задумано, перехватил противник.[202]202
  Frontinus, Stratagems, 1.4.13.


[Закрыть] Кажется вероятным, что после этого он уменьшил число своих врагов, заключив мир с Византием, после чего последовал и мир с его союзниками, по крайней мере с Хиосом и Родосом. Следует отдать дань дипломатическому мастерству Филиппа, поскольку осады были не самым неприятным делом.[203]203
  Diodoros 16.77.3 is suggestive; Ellis (1976), 184-5; Griffith in Macedonia 2.580.


[Закрыть] Он отвел свою армию домой по не завоеванной территории между горами Гемус и Дунаем, сначала разбив скифов в районе Добруджи, а затем напав на трибалов. Последняя война почти закончилась катастрофой. Филипп был тяжело ранен, а его армия потеряла свою добычу.[204]204
  Justin 9.2.1-16; Frontinus, Stratagems 2.8.14.


[Закрыть]

Уход от Проливов смягчил Персию, и когда Филипп вернулся, ему необходимо было организовывать войну в Греции. Его путь на юг был чист до Фокиды, а там он стремился способствовать восстановлению, а не оставлять страну сельской и политически незначимой. Первоначальная выплата репараций Фокидой была задержана, затем после пары полных платежей в 60 талантов сумма была снижена. Один из городов Элатея был восстановлен. Это было сделано с разрешения Амфиктионии и Филиппа, и свидетельства говорят, что фокейцы были благодарны Филиппу за это. Так последний превратил Фокиду в союзника.[205]205
  Diodoros 16.60.2; see Ellis (1976), 123.


[Закрыть]

Следующей страной к югу от Фокиды (отделенной от Фессалии только Локридой и Малидой) была Беотия. Город Никею, господствовавший над северным входом в Фермопилы, в течение некоторого времени удерживал македонский гарнизон, но уменьшение враждебности фокейцев привело к тому, что гарнизон был уменьшен. Беотийцы были обеспокоены, и, когда весной 339 г. до н. э. Филипп возвращался в Македонию, фиванцы захватили контроль над Никеей, изгнав остававшихся македонцев. Основной путь из Фессалии к Аттике вновь был блокирован.[206]206
  Demosthenes 6.22; Didymus, In Demosthenis 1 1.26–47; Philochoros, FGrH 328 F 56.6.


[Закрыть]

Между городом Амфиса и Дельфийской Амфиктионией возник конфликт – на город был наложен штраф, который тот отказался платить.[207]207
  Главный источник Aeschines 3; Griffith in Macedonia 2.585– 7 and 717-19 приводит более полные сведения.


[Закрыть] Афиняне поддержали Амфиктионию, а беотийцы – Амфису. Диспут продолжился во время весенней встречи Амфиктионии в 339 г. до н. э. К этому времени в умах греков преобладала война, и когда греческие города выбирали стороны, стало очевидно, что ключевой является позиция Фив. Если Фивы и Беотийский союз оставались верными союзу с Филиппом, это гарантировало свободный проход до границ Аттики, если Фивы оставались нейтральными, поход становился гораздо более трудным, даже невозможным, но если Фивы присоединялись к Афинам и их союзникам против Филиппа, то дорога к победе союзников была открыта.

Фиванские лидеры так же хорошо понимали эти варианты, как и Филипп, и любой из афинских политиков. Захват Никеи не был обязательно направлен против Македонии, но он открывал Беотии возможность оставаться нейтральной. Если фиванцы могли блокировать Фермопилы, то были открыты все варианты. Это также позволяло Фивам защитить Амфису от армии, которую Амфиктиония намеревалась направить против города.

Амфиктиония должна была более серьезно задуматься, как заставить Амфису выполнить свою волю. Война с фиванцами при тех незначительных силах, которыми она обладала, была невозможна, поэтому она обратилась к своему самому значительному члену и избрала Филиппа гегемоном.[208]208
  Aeschines 3.129; Demosthenes 18.151-2.


[Закрыть] Сделать это только по инициативе Амфиктионии было невозможно, сначала она должна была договориться с Филиппом. Это давало ему прикрытие – ореол святости в его войне, хотя немногие греки восприняли ее. Его нападения на греческие города Перинф и Византий были неожиданной удачей для греческой пропаганды, твердившей о защите свобод Греции. Борьба от имени Аполлона должна была в некоторой степени уравновесить это.

Однако в этом случае война за Дельфы могла толкнуть фиванцев в объятия Афин. Филипп в конце 339 г. до н. э. быстро и неожиданно двинулся на юг, и только в последние день или два его похода стало очевидно, что он в действительности нацеливается не на Амфису. Игнорируя и Никею, и Фермопилы он двинулся в Фокиду и расположился лагерем у Элатеи на дороге в Беотию.[209]209
  Diodoros 16.84.2; Demosthenes 18.169-71.


[Закрыть]

Там он остановился. Фивы все еще были его союзником, хотя сейчас и не очень были этому рады. Афиняне считали, что этот союз в силе и что армия Филиппа будет на их границах через два или три дня – описание реакции Афин Демосфеном принадлежит к числу его шедевров. Остановившись в Элатее Филипп дал беотийцам время обдумать ситуацию и свой ответ, но этим же он дал афинянам время отстаивать свои интересы в Фивах. Обе стороны направили посланников, чтобы постараться убедить беотийских лидеров. Филипп послал двух македонян, нескольких фессалийцев, нескольких этолийцев и других из Амфиктионии – т. е. целую коалицию посланников. Афины прислали Демосфена, который говорил как лидер союза, включавшего Эвбею, Мегару, Акарнанию, Ахайю и другие города.

Представители Филиппа говорили о действующем союзе, призывая беотийцев принять участие в деле или освободить проход. Демосфен выступал за свободу и независимость, и он был более убедителен: Фивы проголосовали за войну.[210]210
  Demosthenes 18.213-14; Aeschines 3.124-44; Justin 9.35; Diodoros 16.85.1; Plutarch, Demosthenes 18.3–4.


[Закрыть]Уже мобилизованная афинская армия сразу прошла через Беотию, чтобы занять блокирующую позицию перед армией Филиппа.[211]211
  Aeschines 3.146.


[Закрыть]

Политика Филиппа и его планы проведения кампании таким образом потерпели неудачу. Он не смог проникнуть через защитный экран, установленный афинскими силами, к которым вскоре присоединились войска Беотии. Зима была неудачным временем для ведения кампании, а учет расклада сил говорил, что численное преимущество не на его стороне. Он послал сообщения своим союзникам на Пелопоннесе – Аркадии, Мессении, Аргосу, но они соглашались заключить пакт, только чтобы защититься от Спарты, у них было не больше желания видеть его властителем всего греческого полуострова, чем у Афин или Фив. Они ответили только добрыми пожеланиями,[212]212
  Demosthenes 18.156-8.


[Закрыть] но не позволили спартанцам вступить в конфликт. Это должна была быть война между Афинами и Фивами и их греческими союзниками, с одной стороны, и Македонским царством и его союзниками, с другой.

Это была также борьба между группой греческих полководцев и одним человеком, который доказал, что за последние 20 лет он был одним из величайших полководцев. Филипп ждал всю зиму, преодолевая неизвестные нам трудности со снабжением, и весной 338 г. до н. э. повел вперед всю свою армию – македонцев, фессалийцев, царей зависимых территорий, покоренные племена, 30 000 пехоты и более 2000 кавалерии. Союзники собрали ополчения Афин и Беотии, получили подкрепления от Мегары, Коринфа, Ахайи и Акарнании и набрали еще наемников, поэтому у них, вероятно, было больше пехоты, но меньше кавалерии, чем у Филиппа. В общем, обе стороны были примерно равны по численности, результат должен был определиться подготовкой и полководческим искусством.

Филипп застал охранявших проход у Амфисы наемников врасплох с помощью ночного марша и обманувшего их ложного послания.[213]213
  Polyainos 4.2.8.


[Закрыть] Это нарушило линию союзников, и они отошли на новые позиции внутри Беотии, между рекой Кефис справа и укрепленным городом Херонея слева. Армия Филиппа подошла и встала напротив них. Пространства для маневра не было, не было и возможности обхода с фланга. Не таков был любимый Филиппом способ ведения войны. Хотя он и раньше давал сражения, он больше отдавал предпочтение маневрированию, так же как он предпочитал дипломатию войне. Битва между двумя армиями одинаковой величины была слишком рискованной для умного полководца, чтобы воспринимать ее спокойно. Эта ситуация была создана его врагами, у него была лучшая армия, более боеспособная и подготовленная, в отличие от разнородных войск и в основном непрофессиональных воинов, противостоящих ему, но простое столкновение копейщиков был не тем видом боя, где профессионализм много значил. Таким образом, битва произошла по решению Филиппа, хотя и в выбранном союзниками месте. Греки занимали оборонительную позицию, атаковать предстояло ему. Он строил планы, чего, видимо, не делали союзники. Союзники ожидали сражения копейщиков до тех пор, пока одна из сторон не уступит, Филипп намеревался использовать военные хитрости, но прежде всего свою кавалерию. Потому что решающий момент в битве копьями наступал, когда нарушалась линия одной из сторон, позволяя противнику проникнуть внутрь строя воинов, чье основное оружие, длинное копье, было бесполезно в ближнем бою.

Когда битва началась, македонская и фессалийская конница оставались позади. Филипп лично командовал своим правым флангом и со своей частью фаланги медленно отступил, заставив стоявших напротив него афинян наступать. В линии союзников в результате образовалась брешь. Отступление Филиппа прекратилось, и он приказал перейти в атаку; в брешь ворвалась македонская и фессалийская конница во главе с сыном царя Александром. Войска союзников не смогли устоять, и основная часть армии бежала. Элитные фиванские войска, Священный отряд, остались на месте, и их пришлось уничтожить всех до одного. Потери с обеих сторон были очень тяжелыми, но союзная армия была разбита полностью. Бегущие не останавливались до тех пор, пока не оказались в Лебадее, в 10 км от места боя. Македонцы, может быть, потому, что Александр и конница были заняты Священным отрядом, не преследовали их.[214]214
  Diodoros 16.86.1–6; Polyainos, 4.2.2; Justin 9.3.9-10; Hammond (1938), 186–218; Pritehett (1958), 307-11.


[Закрыть]

Даже победив, Филипп вел переговоры. Альтернативой могла быть серия осад хорошо укрепленных городов, потери, затраты, возможная интервенция со стороны его северных врагов или даже Персидской империи. Лишь недавно объединившиеся союзники разделились. С Афинами и Фивами он вел себя по-разному, создав ситуацию, при которой им было очень трудно сотрудничать вновь. Фивы вынуждены были принять македонский гарнизон, разрушенные Фивами беотийские города были восстановлены, и управление Беотийским союзом было передано олигархическому совету.[215]215
  Justin 9.4.6–7; Diodoros 16.87.3; Pausanias 9.18 and 9.65; Roebuck (1948), 73–91; Larsen (1968), 175-8.


[Закрыть] Влияние Фив, таким образом, было резко ограничено. Афины потеряли свою империю-конфедерацию, включая контроль над Херсонесом фракийским.[216]216
  SVA 402; Diodoros 18.56.7; Plutarch, Alexander28.2; Pausanias 1.5.3 and 1.34.1; cf. Roebuck (1948).


[Закрыть]Другие союзные города также были, без сомнения, наказаны, но мало известно о принятых условиях, хотя в Амбракии и Коринфе были размещены гарнизоны, как и в Фивах.[217]217
  Plutarch, Aratos 23 (Corinth); Diodoros 17.3.3 (Ambrakia).


[Закрыть]

Не только условия мирного договора разделяли Фивы и Афины. Армия Филиппа вела кампанию в Беотии в течение нескольких недель, но Аттика не была затронута. Беотийских пленных пришлось выкупать, афинские были освобождены. Другими словами, Филипп обращался с Афинами скорее как с равным, чем с побежденным врагом. Афинский союз и колонии могли быть ликвидированы, но афинский флот был сохранен, и экономическое положение города осталось нетронутым. Собрание оценило этот факт, к чему его призвал один из освобожденных пленных оратор Демад. Ослабление Фив, македонский гарнизон в Кадмее и захват Македонией Херсонеса Фракийского означали, что Аттика была открыта вторжению Македонии, а линия снабжения города продовольствием находилась под контролем Македонии. С Афинами могли обойтись снисходительно, но они больше не были «Великой державой». Теперь в Греции оставалась только одна такая.

От пелопоннесских союзников Филиппа во время последнего кризиса было немного пользы. Он повел свою армию к Пелопоннесу и двинулся на Спарту, враждебность которой была причиной неспособности его союзников присоединиться к нему. Он лишил город географических оборонительных рубежей и передал часть из них своим союзникам. Таким образом, они получили вескую причину продолжать поддерживать его: Аргос, Аркадия и Мессения – все выиграли и, видимо, поддержали македонское вторжение своими войсками, как и Элида, которая не получила территорий.[218]218
  Polybios 9.28.7; Pausanias 8.35.4; Livy 38.34.3; Theopompos FGrH 115 F 328; cf. Roebuck (1948); Griffith in Macedonia 2.615-18.


[Закрыть]Уменьшив возможности Спарты доставлять неприятности, Филипп освободил своих союзников, и в дальнейшем они могли оказывать ему военную поддержку.

Позже, в 338 г. до н. э., после того как все это было сделано, Филипп созвал собрание греческих городов в Коринфе. Он предложил Всеобщий мир и тот механизм, с помощью которого такой мир мог поддерживаться. Все более ранние мирные соглашения, восходящие к Царскому миру 387 г. до н. э., оказались неудачными, поскольку не было возможности предотвращать их нарушения. Если один город нападал на другой, не было способа остановить этот процесс. Теперь такой способ был найден в лице македонской армии. Этот Всеобщий мир был принудительным и в то же время узаконивал победу Македонии.

В начале 337 г. до н. э. был образован Коринфский, или Эллинский, союз. Не в характере Филиппа было диктовать свои условия, но делегаты, естественно, внимательно прислушивались к его рекомендациям. Были учреждены постоянно действующий совет и гегемон, которому совет передавал свои решения для исполнения. Первым гегемоном, естественно, был избран Филипп, члены союза были обязаны при необходимости предоставлять войска по требованию гегемона. Один из источников указывает, что общее количество войск, которые могли быть собраны, достигало 200 000 пехоты и 15 000 конницы, не считая македонской армии – невероятно высокая цифра (хотя в битве при Херонее участвовали 60 000 пехоты и 5000 конницы).[219]219
  SVA 403; Tod, GHI 177; Diodoros 16.69.3; Justin 9.5.2–4; Larsen (1968); Roebuck (1948); Griffith in Macedonia 2.6238.


[Закрыть]

Явно выраженной целью этого союза было поддержание в Греции мира, который был установлен Филиппом после его побед над Фивами и Афинами и Спартой. Филипп таким образом использовал заглушенные повторяющимися войнами в Греции панэллинские чувства. Ему это должно было быть хорошо известно, и, без сомнения, он и сам разделял их. Но первым действием совета после избрания Филиппа гегемоном было назначение его главнокомандующим объединенной армии Македонско-эллинского союза, предназначенной для завоевания Персии.[220]220
  Justin 9.5.5; Diodoros 16.89.2–3.


[Закрыть]Такова, вероятно, и была цель с самого начала, но только после Херонеи Филипп обладал силой и властью для вторжения в империю, его намерения сделать это просматриваются в его обращении с Афинами при заключении мира.

Союз мог быть лишь кратковременным решением. Он заморозил ситуацию в Греции по состоянию на 338/337 гг. до н. э.

Возможности политических изменений в Греции были сведены к минимуму, но обеспечение соблюдения правил могло потребовать неоднократного применения мандата совета на применение силы. Филипп силой поддерживал свою верховную власть в Фессалии в течение 15 лет, а во Фракии он только начал делать это. Не было причин считать, что гордые греческие города с историей независимости и имперских побед подобно Фивам и Афинам будут принимать такую ситуацию в течение долгого времени, а Спарта отказалась иметь с союзом что-либо общее. Филиппу предстояли еще многие годы, в которые ему внимательно пришлось бы наблюдать за продолжающимися спорами, ссорами, аргументами и восстаниями во всех завоеванных им землях.

Его намерения были другими, и маловероятно, что он был сильно озабочен контролем над союзом. Нет никаких указаний в его карьере, что он думал о таких долгосрочных путях развития. Союз был всего лишь временным решением политических проблем Греции. Вместо этого он намеревался отправиться воевать с Персией. Это могло быть одним из способов дать выход неуемной энергии греков. Это был тот случай, когда нужно было быстро бежать, чтобы хотя бы оставаться на месте. Тем временем Греция, Фракия и Балканы требовали «правильного» обращения с собой.

Беспокойство Персии по поводу развития событий в Греции было очевидно. Ее вероятная реакция должна была быть понятной – интриги в Греции, субсидии греческим городам, наем греческих воинов, военные приготовления в западных провинциях. Вмешательство Персии в Перинфе и, возможно, в Византие, обращения афинян за помощью к Персии, персидские субсидии Диопейту показывали, что Великий царь был в курсе проблемы. Однако подготовка к отражению готовящегося вторжения была прервана. В 338 г. до н. э. Артаксеркс III был убит по приказу своего визиря Багоя, который был одним из командующих во время вторжения в Египет. Багой убил также всех сыновей Артаксеркса, кроме Арсеса, который стал новым Великим царем под именем Артаксеркс IV. Неудивительно, что Арсес и Багой не могли ужиться вместе, и вскоре Арсес и все его сыновья также были убиты. На трон под именем Дария III был посажен дальний родственник царской семьи. Хорошо понимавший ситуацию Дарий убил Багоя.[221]221
  Diodoros 17.5.3–6.2; Cook (1983), 224-5; Olmstead (1948), 489-90.


[Закрыть]

Этот династический кризис занял два года, во время которых Филипп завоевывал Грецию. Его результаты дали Филиппу золотую возможность начать вторжение, в то время пока Персия была дезорганизована. Поэтому возвращение Филиппа в Македонию летом 337 г. до н. э. было лишь подготовкой к другой войне. Он отпраздновал свою победу, как обычно, женившись. В первый раз он выбрал македонскую девушку, Клеопатру, дочь одного из своих аристократов. В результате во время празднований возникла семейная ссора, сочетавшая пьяную заварушку, публичные оскорбления, изгнание наследника Филиппа Александра и его царицы Олимпии, а позже публичное примирение. Главный злодей Аттал, дядя Клеопатры, был удален от двора: все это оставило неприятный осадок, который отравил атмосферу двора.[222]222
  Athenaios 13.557d (Satyros); Plutarch, Alexander 9.3-12.


[Закрыть]

Под этой «пеной» придворной жизни продолжалась подготовка Филиппа к походу. В какой-то момент Филипп провел еще одно вторжение в Иллирию против царя по имени Плеврий – быстрое напоминание о его силе и урок не предпринимать ничего необдуманного во время его персидской кампании.[223]223
  Diodoros 16.93.6.


[Закрыть] Это не помешало подготовке к персидскому походу, напротив, участвовавшие войска могли набраться боевого опыта, и, что еще более важно, показывало, что Македония способна одновременно провести две экспедиции – Филипп оставит надежные оборонительные силы, когда отправится в Азию.

Передовой отряд переправился в Азию весной 336 г. до н. э. – 10 000 человек под командованием Пармениона, к которому присоединился Аттал, неуклюжий дядя царя. В сопровождении следовавшего вдоль берега флота это войско, состоявшее в основном из македонцев, но включавшее некоторое число наемников, продвинулось на юг до Эфеса. Прибрежные города захватывал флот, города в глубине суши – армия, их освобождали от посаженных персами тиранов и устанавливали демократию. В Эфесе проперсидские правители были свергнуты при приближении Пармениона, то же случилось на Лесбосе и, возможно, Эритрее. Недалеко от Эфеса у Магнесии армия Пармениона встретила войско под командованием Мемнона Родосского, которое были слишком сильным, чтобы вступать с ним в бой. Возможно, инструкции Пармениона предписывали совсем не вступать в бой. Это была, прежде всего, разведка боем, и армия Пармениона была недостаточно сильна, чтобы начинать серьезное завоевание. Дойти до Эфеса было хорошим началом, и он выбил вражеские войска.[224]224
  Diodoros 16.91.2; Justin 9.5.8–9.


[Закрыть]

Освобожденные благодарили Филиппа, устанавливая посвященные ему алтари – Зевс Филиппиос в Эресе на Лесбосе, алтарь в храме Артемиды в Эфесе;[225]225
  Tod GHI 191 (Eresos); Arrian 1.17.10–11 (Ephesos).


[Закрыть] еще не поклонение как божеству, но близко к этому. Филипп построил круглое здание для празднеств в Олимпии, где выставил свою статую и статуи членов своей семьи;[226]226
  Pausanias 5.20.9; Griffith in Macedonia 2.393–694.


[Закрыть] может быть, еще одной амбицией Филиппа было, чтобы ему поклонялись. Высказывалось мнение, что это и было целью его вторжения в Персию, где он стал бы новым Великим царем, абсолютным правителем, чья система правления затем была бы внедрена в Македонии[227]227
  Fredericksmeyer (1982), 85–98.


[Закрыть] и, вероятно, в Греции. Все кажется достаточно надуманным; это могло стать результатом завоевания, но вряд ли было его целью. Расчет ввести абсолютизм в Македонии или Греции означал бы, что Филипп не понимал ответной реакции, а это маловероятно. Поклонение живым не было в греческих городах чем-то удивительным и непривычным (в соответствии с более поздними источниками существовал культ Филиппа в Амфиполе),[228]228
  Aelian Aristides 38.715D.


[Закрыть]но греки не воспринимали его серьезно, и он был совершенно неизвестен в Персии.

На время похода необходимо было также подготовить управление Македонией. То, как Филипп вел кампании в прошлом, указывают, что он намеревался регулярно возвращаться в свое царство, возможно, каждую зиму. Еще одной проблемой была западная граница. Во время семейного конфликта из-за последней женитьбы Филиппа Олимпия бежала к своему брату Александру, теперь царю Молоссии. Их сын Александр также уезжал, но его убедили вернуться. Олимпия была слишком опасна, чтобы оставить ее замышлять заговоры в Эпире, но Филипп не мог вернуть ее назад, пока он был женат на своей новой супруге (которая в начале 336 до н. э. родила дочь). Вместо этого он нейтрализовал Олимпию, дав в жены царю Эпира Александру свою собственную дочь Клеопатру (сестру Александра). Клеопатра обладала столь же сильной волей, как и все в этой необычной семье, и можно было рассчитывать, что она не позволит своей матери командовать своим мужем.

Свадьба была намечена на лето в Эги, старой столице царства. Филипп готовил грандиозные празднества по случаю брака своей дочери, одновременно отмечая и свои достижения. Во время процессии Двенадцати богов тринадцатой была его статуя. Это был также и намек на то, чего он достигнет в Азии. Это объединение прошлых, нынешних и будущих событий типично для политики Филиппа, который был мастером одновременно решать несколько вопросов. Но одновременно, как отметил не один древний и современный историк, это демонстрирует его необычайное высокомерие.

Во время свадебных торжеств Филипп был убит. Его убийцей был Павсаний, обращавшийся к Филиппу с жалобами на дядю новой царицы Филиппа Аттала, но получивший отказ. Это был еще один аспект событий в Эги в тот день, который Филипп не принял в расчет, в результате чего и погиб. Павсаний бежал, но был выслежен и убит телохранителями Филиппа.[229]229
  Diodoros 16.93.1-94.4; Justin 9.6; Aristotle, Politics, 5.131 lb.


[Закрыть]

Сразу возникает подозрение в заговоре, возможно и безосновательное. Почти все сколько-нибудь известные члены семьи и придворные Филиппа попадают под подозрение, но основными обвиняемыми были Александр, Олимпия, Антипатр и, возможно, Парменион, и против всех них могут быть выдвинуты внешне вероятные обвинения. Есть даже одна теория, которая видит заговор среди представителей Верхней Македонии против власти царства.[230]230
  Bosworth(1971).


[Закрыть] Ни одна из теорий не убедительна в достаточной степени, но с уверенностью можно сказать, что никто не проливал слез по поводу убийства царя. Александр и Антипатр отреагировали очень быстро и провозгласили первого царем, но Антипатр понимал опасности междуцарствия, а Александр вскоре показал, что и он это хорошо осознает.

Фактом является то, что убийцей был Павсаний, человек, который в течение года таил обиды и не мог получить компенсации. Его обидчиком был Аттал, который находился далеко в Азии и был дядей новой жены Филиппа. Аттал был также заклятым врагом Александра. В пораженном обидой сознании Павсания единственным доступным человеком, на которого он мог направить свою месть, был Филипп, который отказался предпринять какие-либо действия. Павсаний не мог не понимать, что, убив Филиппа, он окажет услугу Александру; возможно, он надеялся на этом основании спастись. Вопрос «кому выгодно», который используется, чтобы обвинять Александра, учитывая состояние психики Павсания, неуместен.[231]231
  Badian (1963), 244-50. Все биографии Филиппа и Александра приходят к разным выводам.


[Закрыть]

Частная жизнь Филиппа, если этот термин может использоваться по отношению к публичному человеку, была достаточно спорной, поэтому его смерть в результате внутренних проблем вряд ли может считаться удивительной. Александр сразу же твердо взял в свои руки власть в царстве. Его поддерживали самые выдающиеся командиры его отца Антипатр и Парменион, хотя он отчетливо понимал, что может столкнуться с оппозицией. Антипатр встал перед толпой в театре в Эги, которая только что была свидетелем убийства Филиппа, восхваляя Александра. Отчасти эта речь привела к тому, что Александр был провозглашен царем сразу же, присутствующие в театре сыграли роль Собрания Македонии.[232]232
  Ps. – Kallisthenesl.26.


[Закрыть] Это был первый случай бесспорной передачи власти в Македонии на протяжении столетия.

Александр воспитывался при македонском дворе. Он наблюдал за своим отцом и учился у него, командовал частью армии во Фракийской и Херонейской кампаниях и неоднократно замещал отца за последние несколько лет. С самого детства Филипп рассматривал его как своего преемника, и поддержка Антипатра и Пармениона была вполне достаточна для македонцев. Но Александру пришлось много сделать, чтобы быть уверенным, что его не сместят. Его восхождение на трон могло быть мгновенным, но проблемы оставались.

Когда распространились новости о смерти победоносного царя, мучительно построенная империя Филиппа начала распадаться. Ее личностная основа стала слишком очевидной; восхождение на трон 20-летнего юноши считалось приходом неопытного и некомпетентного правителя, а история македонской царской семьи давала основания предполагать, что будут беспорядки. В действительности Македонское царство оставалось целым и функционировало. Если Александр оставался в живых, он наследовал политическую базу своего отца в целости и сохранности. Волнения начались в окружающих подчиненных землях.

Александр провел несколько месяцев в Македонии, чтобы обеспечить правильное функционирование царства и убедиться, что никто не пытается противостоять его положению царя. Во время похорон Филиппа за участие в убийстве были казнены два члена царской семьи Линкестиды, казнены были и два «пажа». Поскольку еще один брат из царской семьи Линкестиды не был казнен, значит, было проведено расследование и были выявлены причастные к убийству. Это, по крайней мере официально, было пределом заговора.[233]233
  Hammond in Macedonia 3.1–9.


[Закрыть]

Олимпия теперь могла вернуться из Эпира и вскоре устроила убийство вытеснившей ее Клеопатры и ее маленькой дочери.[234]234
  Justin 9.7.12; Pausanias 8.7.7; можно проигнорировать кровавые подробности (возможно, додуманные позднее) и просто считать Олимпию виноватой.


[Закрыть] Это вызвало необходимость устранить Аттала, ее громкоголосого дядю, и в расположенную в Азии армию был послан агент, специально чтобы исполнить данную миссию: Парменион не возражал, даже хотя Аттал был его зятем, ведь именно грубость Аттала вызвала беспорядок в царской семье и нанесла обиды Павсанию.[235]235
  Diodoros 17.5.1–2; Curtius 7.13; Justin 12.6.14.


[Закрыть]Эти убийства были понятны, но Александр проявил внезапную паранойю, которая впоследствии только возрастала, когда приказал также убить Аминту, сына Пердикки III. Аминта жил при дворе Филиппа, служил ему агентом в некоторых дипломатических делах и был женат на Кинане, одной из дочерей Филиппа. Когда Александр уезжал в Иллирию, он мог рассматриваться как преемник Филиппа. Александр определенно рассматривал его как соперника в период начальной неопределенности. Его убийство было профилактическим жестом царя в рамках долгой традиции подобных убийств в царской семье Македонии.[236]236
  Justin 12.6.14; Green (1974), ch. 4; Bosworth (1988), 26-8.


[Закрыть]

Эта небольшая резня расчистила обстановку в Македонии, и Александр ощутил себя в достаточной безопасности, чтобы заняться делами за рубежом, где набирали ход призывы к восстанию ради независимости от Македонии. Греция была потенциально самой сильной из неспокойных регионов. И необходимо было обезопасить Фессалию, поскольку должность архонта, которую занимал его отец, была теперь свободна. Осенью Александр двинулся на юг. Отряд фессалийцев занял ведущий из Македонии проход, объясняя, что вопрос о том, допускать ли его, обсуждается, поскольку выборы архонта – дело самих фессалийцев. Александр продемонстрировал, что он обладает военным талантом своего отца, избежав блокирования и появившись с армией в Фессалии. Прежде всего он вступил в контакт с Лариссой, старой опорой его отца в Фессалии, а затем без сложностей был избран архонтом. С точки зрения фессалийцев, это был государственный переворот.[237]237
  Diodoros 17.4.1; Justin 11.3.1–2.


[Закрыть]

Из Фессалии он двинулся к Фермопилам, где ему было быстро передано председательство в Совете Амфиктионии, а затем появился перед Фивами, когда город еще раздумывал, нужно ли ему восставать или нет. Таким образом, гарнизон Филиппа в Кадмее сделал свое дело. Все прочие попытки восстать увяли сами собой, и в Коринфе Александр был избран гегемоном союза вместо своего отца и назначен главнокомандующим экспедиционных сил против Персии: еще один государственный переворот.[238]238
  SVA 403 II; Diodoros 17.4.2–6; Justin 11.2.5; Plutarch, Alexander 14.1.


[Закрыть] Греки были приведены в трепет его быстротой, но не были убеждены в постоянстве его власти. Александру пришлось вернуться на север, чтобы отразить другие угрозы, и его отсутствие дало грекам время обдумать свое положение.

Северная граница Македонии требовала особого внимания. Постоянно беспокоили трибалы, зашевелились и другие племена Фракии. Александр провел здесь кампанию весной 335 г. до н. э., продемонстрировав быстроту и способности, которые он уже показал в Греции. Когда трибалы были разбиты и сдались, подчинились и другие.[239]239
  Arrian, 1.1.4.6–5.5; Diodoros 17.8.1.


[Закрыть] Власть Македонии вновь была утверждена во Фракии, но и на этот раз это вряд ли было решающее завоевание. Новости о «восстании» одного из царей Иллирии привели Александра на Адриатическую сторону гор, и еще одна демонстрация военного искусства закончилась новой победой.[240]240
  Arrian 1.5.6–6.11.


[Закрыть]Эти ранние кампании Александра показали не только его прирожденный полководческий талант, но также и профессионализм и гибкость унаследованной им армии. Проход через защищенные перевалы, победы в двух битвах, ночная переправа через реку, быстрота передвижения – все показывало, что почти любые военные маневры и боевые действия были в их силах.[241]241
  Fuller (1958), 219-29.


[Закрыть]