Текст книги "Американская повесть. Книга 2"

Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек

Соавторы: Трумен Капоте,Уильям Катберт Фолкнер,Эдит Уортон,Эрскин Колдуэлл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

– Слушаю, сэр, – сказал Берт.

Глава вторая

Пока Берт разыскивал в чулане удочку, Джеф Маккертен вышел на крыльцо и постоял немного, глядя на звездное небо. Как только он ушел от Берта и решетчатая дверь со стуком захлопнулась за ним, он сразу почувствовал себя одиноким. Он знал, что ему предстоит провести четыре или пять дней на Лордс-крике в полном одиночестве. Ему хотелось бы взять с собой для компании Кору, но он знал, что она никогда на это не пойдет.

Он сошел с крыльца и посмотрел на окна спальни во втором этаже. Свет все еще горел, и видно было, как тень Коры двигается по комнате. Он знал, что она не ляжет спать, пока не уверится, что он уехал на Лордс-крик.

Как раз когда он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на звезды, в центре города затарахтел мотор и по главной улице пронесся автомобиль. За квартал от тюрьмы, на углу улицы, автомобиль вдруг замедлил ход, и шины пронзительно заскрипели по мостовой. Еще минута – и сверкнули фары: на улице перед тюрьмой стало светло как днем. Автомобиль круто затормозил и остановился, подпрыгнув на месте. Джеф так и не успел спрятаться – кто-то выпрыгнул из машины и бежал к нему.

– Шериф Джеф!

– Это ты, Джим?

– Хорошо, что вы уже встали и оделись, шериф Джеф.

– А что такое?

Джим Кауч, старший из двух штатных помощников шерифа, подбежал к нему по дорожке, тяжело дыша. Остановившись перед шерифом, он перевел дыхание.

– Я только что с Флауэри-бранч, – наконец выговорил он хриплым от волнения голосом. Он замолчал и глубоко перевел дыхание, прежде чем заговорить. – Я думал, вы, может, еще не знаете, что там стряслось. – Он вздохнул и откашлялся. – Я не хотел вмешиваться в это дело, пока не узнаю, что вы собираетесь предпринять, шериф Джеф.

Джеф посмотрел на него сверху вниз ясным и безмятежным взглядом.

– Я? – спросил он спокойно. – Я уезжаю на рыбную ловлю, сынок.

По вымощенной кирпичом дорожке они подошли к крыльцу и открыли решетчатую дверь. Телефон в конторе вдруг зазвонил резко и пронзительно. Джеф вошел в коридор и остановился в дверях конторы. Берт уже взял трубку.

– Это контора шерифа Маккертена? – прогудел чей-то хриплый голос.

– Да, – сказал Берт, медленно скашивая глаза, и наконец уперся взглядом в лицо Джефа. – Говорит помощник шерифа Берт Стовол.

– Скажите, пожалуйста, чем вы там занимаетесь с вашим шерифом? – грозно спросил голос.

– То есть как это чем занимаемся? – переспросил Берт, раздумывая, кто бы это мог быть.

– Разбудите-ка лучше Маккертена да скажите ему, чтоб он брался за дело и ехал сюда ловить негра по имени Сонни Кларк, а не то я сам приеду в Эндрюджонс и стащу Маккертена с постели. Я требую, чтобы Кларка арестовали и посадили за решетку, безопасности ради. Понятно?

– Кто это говорит? – тревожно спросил Берт. – Кто вы такой? Как вас зовут?

– Это Боб Уотсон с Флауэри-бранч. Сонни Кларка обвиняют в том, что он изнасиловал белую девушку, дочь одного из моих арендаторов. Сонни работает у меня на плантации. А мне тут никаких скандалов не нужно. Если Сонни Кларка линчуют, завтра к вечеру у меня на плантации не останется ни одного негра. А если даже и не все они разбегутся, так перепугаются и со страху не выйдут на работу. Пропадет весь мой хлопок. Не забудьте, что сейчас самое горячее время. Я даже и на стороне никого не смогу нанять, если у нас здесь линчуют негра. Передайте от меня Маккертену, чтоб он поднимался с постели и ехал сюда ловить Сонни, а потом отвез бы его в Эндрюджонс или еще куда-нибудь да запер бы его покрепче на замок безопасности ради, пока вся эта история не уляжется. Прошлый раз я подал голос за Маккертена, когда его переизбирали, и жена моя голосует за тот же список. А если он не приедет сию минуту и не примет меры, пока не поздно, то ему в наших местах не получить больше ни одного голоса. Для чего же его и выбирали, и жалованье назначили такое, что он сам того не стоит? Вот именно для того, о чем я говорю. Передайте ему от меня, что довольно уж он ездил ловить рыбу, на всю жизнь наездился, а если и сейчас поедет, то как бы потом не пожалел. Всего хорошего!

Берт осторожно повесил трубку, опасаясь как бы телефон не зазвонил опять, пока он не успел отойти. Подойдя к двери, он пересказал Джефу почти слово в слово все, что говорил ему Боб Уотсон. Джеф слушал в полном смятении, навалившись всей своей тушей на дверной косяк.

Берт кончил говорить, и несколько минут все молчали. Джим Кауч стоял в коридоре за спиной Джефа и едва мог дождаться, когда шериф начнет действовать.

Джеф медленно перенес свое грузное тело через комнату и плюхнулся в большое кресло перед столом. Джим вошел за ним.

– Джим, – с трудом выговорил он, глядя на своего помощника полузакрытыми глазами. – Джим, вот ведь что приходится терпеть целые одиннадцать лет… Вот это самое и состарило меня раньше времени.

Джим и Берт сочувственно кивнули. Они оба понимали, что их начальник переживает сейчас самый трудный момент своей политической карьеры. С одной стороны была толпа граждан округа Джули, всех полноправных избирателей, занесенных в списки, которые, разумеется, приложат все силы, чтобы убрать его с поста, если он не даст им повесить Сонни Кларка. С другой стороны была небольшая кучка влиятельных людей, таких, как Боб Уотсон, которые пустят в ход все свое влияние, чтобы испортить ему карьеру, если он не докажет хоть чем-нибудь, что пытался помешать линчеванию.

– И хоть бы это случилось где-нибудь в другом месте, – утомленным голосом сказал Джеф, – все было бы легче. Ума не приложу, как этот проклятый негр попал к Бобу Уотсону на плантацию. Беда да и только.

Бот Уотсон был самый крупный землевладелец в округе Джули. Ему принадлежала чуть ли не половина земли под хлопком в округе и почти все лесные участки. Тысячи полторы акров хлопка обрабатывали его батраки. Остальные полторы тысячи акров он сдавал арендаторам, издольщикам и фермерам.

Кора сошла с лестницы и остановилась в дверях. По лицу мужа она сразу поняла, что какая-то неожиданность расстроила его.

Берт подошел к дверям и шепотом рассказал ей про разговор по телефону.

– Я пропал, Кора, – сказал Джеф, беспомощно глядя на жену.

– Пустяки, – сказала Кора. – Боб Уотсон – враль и хвастун, больше ничего. Не стоит и внимания обращать, что бы он там ни говорил. Слезай со своего кресла да поезжай на Лордс-крик, я же тебе это сказала чуть не час тому назад. Ну вставай, Джеф, пошевеливайся.

Джим Кауч вышел дожидаться на крыльцо. Берт приготовился помогать Джефу в сборах.

– Может, ты и права, Кора, – сказал Джеф, приободрившись. – Гораздо хуже сидеть и дожидаться, пока они там впутывают меня в историю. Некогда больше канителиться.

Он встал и, тяжело ступая, двинулся к двери. Жена пошла за ним и проводила его до крыльца, похлопывая по руке. Торопясь, он сошел с крыльца на кирпичную дорожку и затрусил к автомобилю. На тротуаре он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Кору, но той уже не было видно.

Джим пошел за ним к автомобилю по кирпичной дорожке.

– Если вы рассчитываете пробыть в отъезде дня четыре, а то и пять, – начал он нерешительно, – то, пожалуй, надо вам напомнить насчет миссис Нарциссы Калхун, шериф Джеф.

– Что еще такое?

– Может, вы про нее забыли. Ведь она уже два, если не три месяца собирает подписи под своей петицией. От этой петиции хорошего не жди, опять ввяжемся в какую-нибудь историю с неграми.

Джеф сразу съежился.

– Это верно, – сказал он, опуская глаза и глядя в землю. – Я совсем забыл.

Свет в спальне потух. Кора легла спать, думая, что он уже уехал. Он долго смотрел на темные окна, собираясь с мыслями.

– Если под ее петицией подпишется большинство избирателей, то наперед можно сказать, чем кончатся выборы.

Джеф кивнул, опять уставившись в землю.

Миссис Нарцисса Калхун была соломенная вдова, лет сорока восьми от роду, и зарабатывала на жизнь продажей Библий и брошюр религиозного содержания. Она всю весну и лето донимала Джефа, навязывая ему свои книжонки, и в конце концов он купил у нее одну брошюрку в надежде на то, что теперь она от него отстанет. После этого он довольно долго ее не видел, и вдруг, в одно прекрасное утро, недели три назад, она явилась к нему в контору с большой связкой бумаг под мышкой. Вот тогда-то шериф и узнал, что она ездит по всему округу и собирает подписи под петицией, в которой просит выслать всех негров в Африку. В письме к сенатору Эшли Дьюксу она сообщала, что негры выписывают из Чикаго по почте Библии с черным Христом на переплете и что он сам был бы возмущен и оскорблен не меньше ее, если б увидел Христа в образе негра. Она писала еще, что необходимо безотлагательно принять меры, чтобы пресечь распространение в Америке этих Библий с черным Христом. Сенатор ответил ей и поинтересовался, что же она, собственно, предлагает. Нарцисса написала, что хочет послать президенту петицию с миллионами подписей, чтобы он выслал всех негров обратно в Африку. На это сенатор ответил, что если она убедит всех избирателей в штате Джорджия подписать эту петицию, то он примет соответствующие меры. Для этой-то цели Нарцисса и собирала подписи всех белых, достигших двадцати одного года. Джеф с самого начала сказал ей, что как политический деятель он не может дать ей свою подпись. Но она с такой настойчивостью гонялась за Джефом, что он в конце концов обещал подписать петицию, если все остальные жители округа Джули ее подпишут.

– Эта петиция в корне меняет все дело, – сказал Джеф, усиленно соображая.

– Что же вы собираетесь делать, шериф Джеф? – спросил Джим.

– Уж лучше быть просто нищим: ему только и заботы, где бы выклянчить себе кусок хлеба, – уныло сказал Джеф. – Не так-то сладко быть шерифом, как иные думают, Джим. За день прямо вся душа изболит. Даже не припомню, когда у меня была минута покоя. Сущее мучение с этой политикой – не одно, так другое. Только пройдут одни выборы, а тут уж новые на носу, а ты вертись да беспокойся, чем-то они кончатся. Чудной народ эти избиратели. Уж какие кандидаты на моих глазах проваливались из-за сущих пустяков, из-за того, скажем, что не носили подтяжек. Нет, прямо с ума сойти можно!

Он присел на край тротуара и подпер голову ладонями. Джим стоял рядом, качая головой.

– Кабы знать, куда теперь ветер подует, – сказал Джеф, – не сидел бы я в потемках, как свинья в мешке. А вдруг эта петиция соберет подписи, дурак я буду, если отстану от других. А тут как раз эта история с негром, может, теперь все переменится. Может, теперь все бросятся наперебой подписывать эту самую петицию, захотят показать, что они тоже против негров. Дурак же я буду, если окажусь в хвосте.

Он поглядел на Джима, почти убежденный собственными доводами.

– Если уж такое лицо, как сенатор Эшли Дьюкс, норовит застраховать себя, так шерифу и подавно не мешает позаботиться о будущем. – Он вопросительно взглянул на Джима. – Верно, Джим?

– Верно-то оно верно, – сказал Джим, только вы тут у нас между двух огней. А сенатор Эшли Дьюкс далеко, потому он и не боится обжечься. Ничего еще не известно, эта петиция тоже темное дело, с ней, пожалуй, как раз должность потеряешь.

Джеф подошел к машине и взялся за дверцу. Он обернулся и посмотрел на окна во втором этаже тюремного здания, не встала ли опять Кора. В окнах было темно и тихо.

– Моя жена умная женщина, хоть собой и не так хороша, – сказал Джеф, озираясь по сторонам. – Жена сказала, чтоб я ехал ловить рыбу, что ж, пожалуй, я так и сделаю, как она сказала. Уж лучше я буду сидеть на бревнышке у ручья, чем бегать тут как очумелый и гадать, как обернется дело, когда все равно никто ничего не узнает до самого конца.

Джим молча смотрел, как шериф лезет в машину, протискиваясь животом под баранку. Он был разочарован. Он надеялся, что уговорит шерифа и тот решится принять участие в облаве на негра. Джим знал только две радости в жизни: охотиться на двуутробку с полночи до рассвета и участвовать в облаве на беглого негра, когда выпадал такой случай.

Из тюремного здания выбежал Берт.

– Опять телефон звонит, шериф Джеф, – сказал он встревоженно. – Я еще не подходил, подумал, что лучше сначала вам сказать, если вы еще не уехали. Что мне теперь делать?

– Ступай подойди к телефону, – сейчас же ответил шериф. – Это твоя обязанность разговаривать по телефону и ничего не обещать.

– Слушаю, сэр – сказал Берт, поворачивая обратно.

Он уже подошел к двери, когда Джеф окликнул его.

Берт опять вышел на крыльцо.

– Я подойду к телефону, только уж больше я ничего делать не буду, – сказал он, стараясь поскорей выбраться из машины. – Возьми трубку, Берт.

Джим помог ему протащить живот между рулем и сиденьем, после чего он без посторонней помощи вылез из машины. Все трое вошли в дом.

Они собрались у телефона. Берт взял трубку.

– Алло! – сказал он. – Алло!

– Только бы это не оказался опять Боб Уотсон, – сказал Джеф, подозрительно косясь на телефонный аппарат. – А то я, пожалуй, рассержусь и наговорю ему чего-нибудь.

– Алло! – повторил Берт.

– Алло! – ответил чей-то голос. – Это Эвери Деннис. – Голос был резкий и крикливый от возбуждения. – Это Эвери Деннис, с Флауэри-бранч. Я хочу заявить шерифу, что у нас бог знает что творится. Собралась целая толпа и топчет мое кукурузное поле. Они ловят этого негра, Сонни Кларка. Мне на него наплевать, а только они мне всю кукурузу вытопчут. В этом году с кукурузой уйма была работы, я все свободное время ее окучивал и не позволю, чтобы ее на моих глазах топтали.

– Так чего же вы от нас хотите? – спросил Берт, оборачиваясь и вопросительно глядя на Джефа.

Джеф кивнул на всякий случай. Он был не совсем уверен, следовало ли об этом спрашивать, но теперь уже ничего нельзя было сделать.

– Скажите шерифу, чтоб он немедленно явился сюда и прогнал их с моего кукурузного поля. Для того ему и платят жалованье, чтоб он охранял нашу собственность; так вот, пускай охраняет мою, пока не поздно. Тем более что сейчас тут на милю кругом ни одного негра не осталось. Вот возьму ружье да и сам начну стрелять, если они не уберутся с моего поля. Какое мне дело, пускай себе ловят негров, только осторожно, но, если они топчут мою кукурузу, ездят по ней на машинах, гоняют через поле мулов, я ни за что не отвечаю, мало ли что с ними может случиться. Так и передайте шерифу Маккертену.

– Я бы на вашем месте поостерегся, мистер Деннис, – посоветовал ему Берт. – Вам же хуже будет, если попадете в историю.

Джеф смотрел озабоченно. Он нагнулся к телефону, стараясь расслышать, что говорят.

– Так пускай шериф приедет сюда и выгонит их, – сказал Эвери Деннис. – Для того его и выбирали на эту должность, за это он и получает хорошее жалованье каждое первое число. Так и передайте ему.

– Я посмотрю, что можно будет сделать, – сказал Берт, вешая трубку.

– Кто это такой? – спросил Джеф, переведя взгляд на Берта.

– Эвери Деннис, – ответил ему Берт. – Он говорит, что у него на участке собралась целая толпа и топчет кукурузу. Он хочет, чтобы вы поехали туда и прогнали их с поля.

Джеф вздохнул с облегчением и сел. Лицо его расплылось в улыбке.

– А я-то готов был поклясться, что опять звонит какой-нибудь дурак, хочет, чтоб я поймал этого негра, пока его не повесили, – сказал он. – Ну, дело еще не так плохо, как я думал.

Берт и Джим стояли навытяжку, дожидаясь, не пошлет ли их Джеф на ферму Эвери Денниса, вместо того чтобы ехать самому.

Вдруг Джеф выпрямился в кресле, и бумаги со стола посыпались на пол.

– Как смеет этот Эвери Деннис звонить мне по телефону среди ночи! Вы подумайте, который теперь час! О, чтоб ему, да ведь я, может, давно уже спать лег! Невелика птица Эвери Деннис – простой почтальон из отдела бесплатной доставки. Гражданские чиновники не имеют права беспокоить политических деятелей, которых то и дело переизбирают! Вот такие-то господа вечно суют свой нос в политику. Стану я принимать жалобы от какого-то почтальона, когда у меня и без него хлопот по горло. Нет, мне такие прощелыги всегда были не по душе, провались они в тартарары.

Он высвободился из кресла и поднялся на ноги. Стоя рядом с маленьким письменным столом, он казался особенно крупным и внушительным.

– Достань-ка мне удочку, Берт, сколько раз тебе говорить, – скомандовал он, шагая по скрипучему полу.

– Слушаю, сэр шериф Джеф, – ответил Берт, вскакивая с места. – Я ее поставил в уголок на крыльце.

Глава третья

В то время как шериф Джеф Маккертен во второй раз за эту ночь садился в машину, чтобы ехать на Лордс-крик, Сонни Кларк выбирался ползком из густого соснового леса, покрывавшего весь южный склон Эрншоу-риджа. Эрншоу-ридж был длинный хребет рыжего глинозема, выступавший над песчаными равнинами и пологими холмами округа Джули, как набухшая жила. Он начинался где-то на западе, в соседнем округе, пересекал под углом северную часть округа Джули и скрывался из глаз на юго-востоке, в округе Смит. У подножия Эрншоу-риджа протекала по низинам извилистая Флауэри-бранч, впадая в Окони-ривер.

Сонни еще вечером прошел вброд по реке мили полторы против течения, потом, дойдя до леса, залег за упавший ствол сухого дерева и часа два лежал там, весь дрожа. Кроме тех двух или трех раз, что ему пришлось побывать в Эндрюджонсе, он еще никогда не забирался так далеко от дома. Он часто задумывался о том, что именно находится по ту сторону Эрншоу-риджа, и, насколько ему было известно, мир кончался здесь, по эту сторону хребта.

Он боязливо пробирался ползком сквозь колючий кустарник на опушке леса. На краю большой поляны он остановился и прислушался. Где-то в низине лаяла собака, и больше в ночной тьме не слышно было ни звука. Он встал и, оглянувшись по сторонам, осторожно прошел через поле к плантации. Больше ему некуда было идти.

Он двигался через поле скачками, то судорожно торопясь, то вдруг останавливаясь, когда ему казалось, что он слышит какие-то звуки, и снова начиная спешить, когда страх проходил. Он хорошо знал дорогу к негритянскому поселку. Перепрыгнув через изгородь, он весело побежал по борозде между рядами хлопка. С каждым шагом, приближавшим его к дому, он чувствовал себя все счастливее и счастливее.

Сонни было восемнадцать лет. Он жил со своей бабушкой, Мамми Тальяферро, в негритянском поселке на плантации Боба Уотсона. Он работал на плантации и зарабатывал достаточно, чтобы прокормить себя и бабушку. И мать и отец его погибли лет десять назад: грузовик, мчавшийся во весь опор с Эрншоу-риджа, налетел на фургон, в котором они ехали.

Вдруг перед ним встали хижины поселка. В свете звезд поля и даже самые строения казались среди ночи такими же знакомыми и близкими, как и среди дня. Минут десять – пятнадцать Сонни просидел, скорчившись, в канаве за первой хижиной; он хотел сначала увериться – безопасно ли выходить на открытое место так близко от домов.

Он никого не видел, все словно вымерло возле хижин, и ни в одной из них не было света. От этого ему стало так же страшно и одиноко, как было в лесу.

Немного погодя он пополз на четвереньках к задней стене ближайшей хижины. Поднявшись с колен, он заглянул в дверную щель.

В колеблющемся розовом пламени смолистых сосновых поленьев он разглядел Генри Бэгли и его жену Ви, нагнувшуюся над очагом в большой комнате. Генри всегда дружил с Сонни, и, прячась в лесу на Эрншоу-ридже, он все время думал о Генри. Он боялся идти к себе домой. Он знал, как трудно будет объяснить Мамми, что случилось, и, кроме того, боялся, что там его подстерегают белые и что они схватят его, как только он покажется.

Сонни ждал, затаив дыхание, не сводя глаз с огня, едва горевшего в очаге. Прошло несколько минут, прежде чем он набрался смелости окликнуть Генри. Приложив губы к дверной щели, он шепотом позвал Генри.

Генри не двинулся с места. Только глаза его обратились к двери.

– Кто там? – спросил он тихим голосом, испуганно и настороженно.

Ви осторожно наклонилась вперед и, стараясь делать как можно меньше движений, подбросила в огонь сосновое полено. В комнате стало светлее.

– Это я, – прошептал Сонни. – Это я, Сонни.

– Так для чего же ты шепчешь и пугаешь меня до полусмерти? – сказал он. – Что ты, совсем рехнулся, что ли?

– Я не хотел тебя пугать, Генри, – сказал Сонни.

Генри и Ви переглянулись и кивнули друг другу. Ви обернулась посмотреть, заперта ли на засов дверь с улицы, а Генри встал и на цыпочках подошел к двери во двор. Он приложил ухо к двери и прислушался.

– Выйди ко мне, Генри!

– Что тебе нужно?

– Мне надо с тобой поговорить.

Генри и Ви чуть-чуть приоткрыли дверь и выглянули во двор. Они увидели, что Сонни сидит на корточках в углу между крыльцом и стеной дома.

Генри открыл дверь немного шире и, сойдя с крыльца, остановился рядом с Сонни.

– Что с тобой случилось, Сонни? – спросил он.

– Я попал в беду, Генри, – сказал Сонни, протягивая в темноте руку и хватая Генри за руку. – Я в такую беду попал, Генри!

– Знаешь, у меня и своих забот довольно, – сказал Генри.

– В такую беду попал, что хуже некуда, Генри. Это не то что простая беда.

– Что же ты такое натворил?

– Я-то ничего не натворил, – сказал Сонни. – Похоже, что беда сама пришла и схватила меня за шиворот, Генри.

– Что же ты сделал?

– Ничего я не сделал, даже и не хотел, – жалобно сказал Сонни. – Я просто шел себе по дороге вчера вечером, на закате, шел и никого не трогал, и не думал даже, а тут все это сразу и стряслось.

– Что стряслось? – настойчиво спрашивал Генри, сжимая руку Сонни, вцепившуюся ему в плечо. – Да ну же, говори! Что там стряслось, на большой дороге?

– Ты знаешь Шепа Барлоу, что живет на той стороне реки, белого издольщика на плантации мистера Боба Уотсона?

– Знаю его я, – кивнул Генри. – Очень даже хорошо знаю. Что же он тебе сделал?

– Сам мистер Шеп ничего мне не сделал, – живо сказал Сонни. – Это его дочка, мисс Кэти.

Ви словно тень скользнула в хижину и прикрыла за собой дверь. Стоя за дверью, она шепотом уговаривала Генри, чтобы он бросил Сонни и шел за ней в хижину.

Наступило долгое молчание. Генри смотрел сверху вниз на поднятое к нему лицо Сонни, сидевшего на корточках. Оно блестело в свете звезд, мокрое от пота.

– Что же она сделала? – настойчиво спрашивал Генри.

Сонни вцепился в него обеими руками.

– Мисс Кэти выбежала из-за кустов, набросилась на меня и не отпускала, – сказал он, весь дрожа при воспоминании о том, что случилось. – Мисс Кэти не отпускала меня, никак не отпускала и все говорила: «Я никому не скажу, никому не скажу, никому не скажу» – вот так вот. Я ей говорил, что негру не полагается стоять на большой дороге, когда она тут гуляет, а она и слушать ничего не хотела. Не знаю, с чего это ей вздумалось ко мне приставать. Она все говорила: «Я никому не скажу, никому не скажу»:

Генри попытался оторвать от себя руки Сонни.

– Ну, парень, и впутался же ты в историю, хуже этой беды ничего не придумаешь. Что ж ты не вырвался и не убежал от нее? Неужто у тебя не хватило ума убежать куда-нибудь подальше? Надо же быть дураком, чтобы стоять развесив уши, когда белая девушка хочет впутать тебя в историю. Где же у тебя мозги после этого?

Сонни еще крепче вцепился в Генри.

– Ведь это еще не все, Генри, – сказал он еле слышно, прерывающимся голосом.

– Господи помилуй! Это еще не все! Что ты говоришь? Да ты, что же, совсем, значит, одурел?

– Как раз когда я стоял на большой дороге и вырывался у мисс Кэти из рук, а она меня не пускала, вдруг подъехал автомобиль, а в нем сидела эта белая женщина, миссис Нарцисса Калхун, с проповедником Фелтом. Они выскочили из машины и сразу схватили меня за шиворот. Я им сказал, что никак не могу вырваться от мисс Кэти, да они и слушать не хотели. Этот белый вытащил ножик, и я уж было подумал, что тут мне и конец пришел. Он повалил меня на землю…

– Что ты наделал, – еле слышно зашептал Генри, схватив его за плечо и с силой встряхнув, – сначала попал в беду с белой девушкой, а потом…

– Генри, да я же ничего не делал! Это все мисс Кэти, ведь она…

– Все равно. Сначала попал в беду, а потом тебя поймала миссис Нарцисса Калхун. Что ты, вчера родился, что ли? Эта белая женщина ездит по всей стране, хочет выхлопотать такую бумагу, чтобы всех негров выслали в Африку или еще куда-то. А ты возьми да и попадись ей с этой белой девушкой…

Сонни изо всех сил вцепился в Генри и потянул его к себе.

– Я же тут совсем ни при чем, Генри, – умолял он. – Богом тебе клянусь, ни при чем. Это все мисс Кэти, из-за нее и вышла беда…

– А если ты говоришь, что миссис Нарцисса Калхун с проповедником поймали тебя, так как же это выходит, что ты сидишь тут на корточках у моих дверей?

– Они меня отпустили.

– Отпустили? – удивился Генри. – Как же так они тебя отпустили.

– Миссис Нарцисса велела отпустить меня, потому что я все равно далеко не убегу.

Генри долго смотрел на него.

– Да, – прошептал он наконец, покачивая головой. – Здорово ты влип, нечего сказать.

– Что мне теперь делать, Генри? – умолял Сонни, придвигаясь к нему ближе.

– Лучше уходи отсюда, да поскорей.

– Да ведь я же ничего не сделал, Генри, – уверял Сонни. Он всхлипнул. – Я просто шел по дороге, весь день полол кукурузу на поле у мистера Боба и шел домой ужинать, а тут мисс Кэти выбежала из-за кустов прямо на меня. Я ее даже совсем не трогал. Она сама начала.

– Для белых это все равно, кто кого трогал, – уныло сказал Генри. – Они не будут стоять да рассуждать вот как мы с тобой. Прямо возьмут да и наделают дел, а рассуждать будут потом. Разве ты не знаешь, что миссис Нарцисса Калхун расскажет всем белым мужчинам и шерифу, на чем она тебя поймала? Раз негра поймали с белой девушкой, белые так этого не оставят. Миссис Нарциссе нужно собрать полную книгу подписей, чтобы поставить на своем и отправить всех негров в Африку. А на все остальное ей наплевать. Я уж знаю, что говорю, Сонни.

Сонни, весь дрожа, отчаянно цеплялся за руку Генри.

– Генри, я же тебе говорю, что я ничего не сделал мисс Кэти, – простонал Сонни. Теперь он стоял на коленях, прижимаясь к Генри, а Генри старался высвободить свою руку. – Я еще ни разу в жизни не дотронулся до белой девушки, даже и не думал никогда. Это мисс Кэти выбежала и сама меня схватила. Она, верно, сидела в кустах и дожидалась не знаю сколько времени, а потом взяла и выбежала прямо на меня.

Генри повернулся, стараясь высвободиться. Ему удалось отступить к двери, хотя Сонни крепко обнимал его колени.

– Все равно, делал ты или не делал, хоть и не говори им, – спокойно и безнадежно сказал Генри, – теперь уж белые сами скажут все, что им надо. Они и слушать человека не станут, если у него лицо черное.

– Я не знаю, что мне делать, – в отчаянии прошептал Сонни.

– Я тебе скажу, что делать. Уходи отсюда поскорее, улепетывай со всех ног, вот что. А придешь куда-нибудь, не останавливайся, иди дальше. Уходи совсем из этих мест. Ступай все прямо на север, да не задерживайся по дороге, пока не дойдешь. Здесь, в Эндрюджонсе, не место негру, которого поймали с белой девушкой.

– А куда же мне идти, по-твоему, Генри? – умолял Сонни, боязливо оглядываясь через плечо. – Вон туда, за Эрншоу-ридж?

– Да нет, ты не понимаешь. Совсем уйти, так далеко, чтобы больше и не возвращаться.

– Я хочу остаться здесь, убирать хлопок и кукурузу для мистера Боба, – заплакал Сонни. – Я не хочу уходить так далеко. Пускай они спросят мисс Кэти, она скажет им, что я тут ни при чем…

– Ш-ш! – остановил его Генри.

С дороги перед домом послышался резкий хруст, как будто ломали сухую щепку о колено. Потом залаяли гончие.

Сонни весь съежился и забился в угол. Генри вырвал свою руку из его судорожно сжатых пальцев.

– Что это? – дрожащим голосом спросил Сонни.

Генри прижался плотнее к двери, нащупывая за спиной щеколду. Он ничего не ответил, только мотнул головой, предостерегая Сонни, чтобы тот молчал. Потом он протянул руку и дотронулся до головы мальчика.

– Уходи скорее, – сказал он хриплым шепотом. – Сейчас не время околачиваться у моих дверей. Почем знать, когда белые бросятся сюда в погоню за тобой? Может, они уже подкрадываются в темноте, вот сию минуту.

Сонни обхватил ноги Генри обеими руками. Генри никак не мог стряхнуть его.

– Я не хочу уходить отсюда, Генри, – просил он жалобно, как ребенок, заблудившийся ночью. Он не сводил глаз с лица Генри, блестевшего в темноте. – Я хочу остаться здесь, где Мамми.

– Помолчи-ка насчет Мамми. Сейчас не время разговаривать про Мамми. Сам виноват, дал этой белой дряни впутать тебя в беду, так теперь ступай выпутывайся. А то как бы ты и нас с Мамми не впутал. Белые теперь никому не позволят вмешиваться в это дело, хоть бы и Мамми. Уходи отсюда, я же тебе сказал.

Сонни уцепился за него еще крепче.

– Ты скажешь Мамми, что я ни в чем не виноват? Скажи ей, что это мисс Кэти выбежала из-за кустов и набросилась на меня. Ты скажешь это Мамми, да, Генри?

– Да, да, – торопливо ответил Генри, отталкивая от себя мальчика. – Я скажу Мамми, когда можно будет. Сейчас не до этого, надо прятаться от облавы, надо прятаться от белых, пока они не сделают того, что хотят. А ты теперь уходи, ведь сказано тебе. Не могу я тут стоять с тобой, мне страшно.

Генри оторвал от себя руки Сонни и быстро шагнул за порог. Он захлопнул за собой дверь и крепко запер ее на засов изнутри, а Сонни остался на крыльце.

Довольно долго Сонни сидел, забившись в угол, боясь даже повернуть голову и оглянуться. Луна еще не взошла, но звездная ночь, перейдя за половину, казалось, стала гораздо светлее. Когда Сонни набрался смелости и оглянулся, он ясно, как днем при свете солнца, увидел живые изгороди, пересекавшие ровные поля. Дальше, за полями, мелькнули сливовые деревья, поднимавшиеся к небу, как темные руки. Он крепко зажмурил глаза и опять повернулся к двери. Хижина, в которой они жили вместе с Мамми, была очень далеко, ее почти не было видно, а он боялся выйти из укрывавшей его тени дома.

В поселке, где жили негры, работавшие на плантации Боба Уотсона, было около десятка домов, раскинувшихся на полмили по обеим сторонам дороги. В домах все еще не видно было ни одного огонька. Сонни постучал в дверь ладонью и позвал Генри. Ответа не было. Он пополз на четвереньках за угол хижины, подкрался к единственному окну и привстал, заглядывая в щель под плотно прикрытой деревянной ставней.

Ви уже засыпала огонь в очаге золой. В комнате не было ни проблеска света.

– Генри! – прошептал он, приложив губы к щели.

Ответа не было очень долго, хотя ему послышалось, что Ви и Генри перешептываются. Кроме этого, слышно было только мягкое шлепанье босых ног, когда Ви и Генри ходили по комнате. Они сняли башмаки, чтобы не шуметь.

– Генри! – прошептал он опять, гораздо громче прежнего. – Генри!