355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Эдмунд Гарднер » Мориарти. Последняя глава » Текст книги (страница 3)
Мориарти. Последняя глава
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 00:17

Текст книги "Мориарти. Последняя глава"


Автор книги: Джон Эдмунд Гарднер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Сбросив пальто, трое прибывших расположились за двумя круглыми столиками, с мраморными крышками, после чего Спир подошел к стойке и заказал три пинты портера.

Никакой денежной операции при этом произведено не было; хозяин «Якоря» встретил посетителя весьма тепло, назвал его мистером Спиром, разговаривал вежливо и вообще выказывал всяческое уважение.

Через некоторое время дверь открылась. Возникший на пороге высокий мужчина опасливо огляделся, словно выясняя, кто есть в баре. Глаза его блеснули.

– Мистер Спир. Рад вас видеть. Весьма неожиданно.

– Уилл Брукинг. – Спир сдержанно кивнул. – А ты все тут шастаешь. Молодчик.

– Выполняю работу, что ты дал, Берт. Сколько? Лет шесть или семь назад? – Высокий мужчина протянул руку, ладонь которой походила на топор алебарды. Лицо у него было грубое, морщинистое, глаза – внимательные, настороженные, манера держаться и осанка выдавали бывшего военного.

– Я его ланьсе видел, – объявил, приложившись к кружке, Ли Чоу.

Спир улыбнулся, что случалось с ним нечасто.

– Мой парень. Был профессиональным боксером. Ездил по сельским ярмаркам с цирковыми артистами. А теперь вот здесь, приглядывает за пабом. Приятно видеть, что человек делает свое дело.

– Бьюсь об заклад, своих денег он давно не видел, – вставил Эмбер. Его раздражающе пронзительный голос как нельзя лучше соответствовал неприятной лисьей физиономии.

Рассевшись вдоль стены, чтобы видеть дверь и каждого входящего, они заговорили о том, как хорошо вернуться в Лондон.

– Окажись я в Дыму даже с закрытыми глазами, сразу пойму, куда попал, – похвастал Спир.

– Да, по запаху копоти, – согласился Эмбер.

– А я бы Нанкин слазу узнал, – добавил Ли Чоу. – Там везде пахнет свиньей. Осень ядленый запасок.

– Да, у сырого мяса запах крепкий, – согласился Спир.

Мужчина с газетой спросил, не с парохода ли они.

Спир посмотрел на него с недобрым прищуром.

– Можно и так сказать. А кто спрашивает?

– О, я – никто. Просто услышал, что ваш дружок говорит о Китае, вот и подумал…

– Уезжали ненадолго, а теперь вот вернулись, – отрезал Эмбер, давая понять, что разговор окончен.

– Помню этот паб еще с тех пор, как был мальчонкой, – ударился в воспоминания Спир. – Мы тут с сестренкой трясуна изображали.

– Сто такое тлясуна изоблазали? – поинтересовался Ли Чоу.

– Лучше всего срабатывало в холодную погоду. – Спир мечтательно, словно заглянул в прошлое, улыбнулся. – Мы с ней ходили в одних лохмотьях. Натягивали какое-то рванье, чтобы чуть прикрыться. На ногах ничего, босиком. Вся штука в том, чтобы давить на жалость. И, конечно, трястись. Ну и паб, понятно, следовало выбирать такой, чтобы народу было побольше. Стоишь, выжимаешь слезу, трясешься, как листок на ветру. Получалось. С пустыми руками никогда не уходили.

Эмбер сухо хохотнул.

– Ребятишки, я видел, и сейчас так делают. До слез прошибает.

Ли Чоу рассмеялся.

– Тлясуна изоблазали.

– Стоишь-стоишь, бывало…

– Длозыс…

– Да, Ли. Стоишь, дрожишь, а потом кто-нибудь подходит, обычно дамочка, и говорит: «О, Боже, Чарльз…» – Он заговорил тем особенным голосом, которым, в его представлении, разговаривают аристократы. Получилось весьма забавно. При этом Спир смешно, по-женски жестикулировал руками. – «О, Боже! Боже! Это дитя… Ох… Малыш, твоя мама знает, что ты на улице в такую холодную погоду? – У меня нет мамы, мисс… – А твой папа? – У меня нет папы, мисс. У меня есть только сестренка. Мы с ней одни во всем белом свете… – О, бедное дитя…» Потом ее муж или кавалер отводил тебя в паб и покупал хлеба с сыром и пинту портера или миску супу и чуточку бренди. Иногда, если повезет, давали денег. Полшиллинга. Или даже шиллинг. Тут весь расчет на то, что кавалер перед дамой жадничать не сможет. Он, может, и догадывается, что дело нечистое, но сделать ничего не может.

– Да, – кивнул Эмбер. – Я тоже изображал трясуна.

– У тебя уж наверняка хорошо получалось.

– Один парень так хотел покрасоваться перед своей девушкой, что дал серебряную крону, но потом вернулся и монету забрал да еще ухо чуть не оторвал. Я даже пилера позвал, пожаловался, что меня обижают, но пилер знал, в чем тут штука, и тоже надрал мне ухо.

– Эй, Спир. – Эмбер подался вперед. – А ты когда-нибудь мертвеца обирал?

– Да, хорошая была шутка, но только для тех, у кого язык хорошо подвешен. Кто трепаться умел. Я вам лучше про одну старуху расскажу. Звали мы ее Хэгги-Эгги. Когда-то была шлюхой, но те времена для нее давно прошли. Так вот она трясуна изображала в шестьдесят, а то и в семьдесят. Становилась обычно возле какого-нибудь хорошего паба, натирала золой лицо, глиной волосы. Но это не все. Она не просто дрожала. Она еще стонала и шаталась, ну, будто от слабости. Вот уж артистка. Смотреть на нее было одно удовольствие. Сердобольные всегда находились. Кто-нибудь отводил в паб, покупал еды да стаканчик бренди. На одном месте стоять не любила. Бродила от заведения к заведению, до самого Ковент-Гардена. Начинала с утра, часов в восемь или девять, а к полудню уже едва на ногах держалась. Напивалась так, что глаза открыть не могла. Но не это самое страшное. Воняло от нее ужасно. Несло, как у барсука из задницы. Уж и не знаю, мылась ли она хоть раз за всю жизнь.

– У балсука из заднисы? – Ли Чоу громко рассмеялся, как будто только что сподобился на величайшую в своей жизни шутку.

– Очень остроумно, – проворчал Эмбер.

– А скази, Белт, сто такое обилать мелтвого?

Берт Спир пояснил, что для этого розыгрыша требовалась особенная осторожность: нужно было найти настоящего умершего.

– Потом ты отправляешься к гробовщику, в похоронную контору, и просишь разрешения проститься с умершим. Узнаешь, когда появятся родственники, и вроде как бы случайно на них наталкиваешься в подходящий момент. Например, когда они выходят из придела вечного покоя.

– В такой момент, Ли, люди сильно опечалены, а потому доверчивы. Вот ты и рассказываешь сказку насчет того, каким чудесным человеком был их старик, как он всегда приплачивал тебе за работу. Вот, мол, только на прошлой неделе ты сделал то-то и то-то, а когда пришел за своими двумя гинеями, он уже отдал богу душу. Тут какая-нибудь леди начинает совать тебе эти две гинеи, а ты упираешься, не берешь – нет, нет, что вы, мне деньги не нужны… ну, если уж вы так настаиваете… – Спир добродушно рассмеялся, и в этот момент дверь паба распахнулась, и все три головы разом, словно были привязаны к одной веревочке, повернулись к входу. Внимательный наблюдатель заметил бы, как Эмбер сунул руку под сюртук, а Ли Чоу потянулся к рукоятке небольшого, но острого, как скальпель, кинжала, который носил в ножнах на поясе.

Вошедший – это был Терремант – остановился и, словно забежавшая в дом собака, отряхнулся от дождя.

– Что за черт, – ухмыльнулся он старым товарищам. – Льет, будто у коровы из-под хвоста. Промок до нитки.

Человек у камина подвинулся, чтобы Терремант мог посушить у огня пальто, а Эмбер поспешил к стойке – взять приятелю выпивки.

– Стаканчик бренди, пожалуйста, – попросил Терремант. – Надо бы пообсушиться изнутри.

Потом все собрались за столиком и принялись обсуждать что-то вполголоса.

– Как у балсука из заднисы, – повторил Ли Чоу и зашелся пронзительным смехом.

– Заткнись, чертов китаеза! – рявкнул Эмбер.

– У меня для тебя письмо, Берт. – Терремант протянул конверт. – От самого.

Спир перевернул конверт, взглянул на клапан и печать.

– Ты, конечно, уже прочитал?

– Такая уж привычка, никак не избавлюсь, – ухмыльнулся Терремант.

– Будешь читать чужие письма, добром это не кончится, – предупредил Спир и, сломав печать, прошел большим пальцем по клапану и вытряхнул четыре сложенные вдвое странички.

– Надо найти склад побольше. Вроде того, что был у нас в Лаймхаузе, – сказал Терремант. – Покупку оформить через этого законника… как его там… с таким, чудным именем.

– Гуайзер. – Спир пожал плечами, как будто вовсе не находил ничего забавного или любопытного в имени Перри Гуайзер.

– Точно. В общем, твое дело – купить большой склад.

– Где?

– Здесь, в Попларе. Или опять же в Лаймхаузе. Или в Шедуэлле. Где найдешь. Но обязательно около реки. Как и раньше.

– И что потом?

– Найдешь архитектура. Чтоб распланировал все так, как у нас раньше было.

– Не архитектура – архитектора.

– Как скажешь, Берт. Ты же знаешь, я со словами не всегда дружу. Как найдешь, своди его на ужин. Расскажи, чего хочешь. Пусть нарисует планы. Потом доложишься Профессору. Я знаю, где он пока остановился, потому что и сам пока с ним. Вроде как приглядываю.

– И чем же вы там занимаетесь, а, Джим? Где были?

– Этого я сказать не могу.

– Можешь, Джим. Ты и сам знаешь, что можешь.

– Значит, могу?

– Мы же в одной команде, старина. Можешь поделиться с нами.

– Ну да, – несколько неуверенно согласился Терремант, в ушах которого все еще звучали предостережения Мориарти. – Наверное, могу. – Тем не менее он помолчал еще немного, словно преодолевая некое внутреннее сопротивление. – А были мы с Профессором в Вене. Он там искал кого-то.

– И что? Нашел, кого искал?

– Вроде бы да. Какого-то немца.

– Уж не этого ли хрыча, Вильгельма Шлайфштайна? [14]14
  Подробнее о Вильгельме Шлайфштайне, лидере криминального мира Берлина, рассказывается в «Возвращении Мориарти». В 1894 году Мориарти пытался организовать европейский криминальный альянс, в который входил и этот влиятельный немец. – Примеч. автора.


[Закрыть]
– встрепенулся Эмбер.

– Нет, не его. Этого по-другому зовут. Что-то с «фоном». То ли фон Харцендов, то ли Херцендорф. Я его и раньше уже видел, только не помню где. Профессор обедал с ним несколько раз. Тогда вроде бы был довольный, а сейчас не очень.

– Значит, сейчас недовольный? А из-за чего?

– Злой, как медведь с недосыпу. Оно все там, Берт, в письме. Профессор хочет, чтобы мы поговорили с людьми. Со всеми, кто на него работал. Ты же знаешь, что тут делается. После его отъезда народ стал понемногу расходиться. Кто-то переметнулся. Семья уменьшилась на сорок процентов. Это Профессор сам пишет.

– Сто знасит «пелеметнулся»? – спросил Ли Чоу. – Сто это знасит?

– Переметнулся – значит, перешел на другую сторону, к врагу. Стал предателем. Дезертировал.

Ли Чоу решительно покачал головой.

– Только не мои люди. Мои не пелеметнулись. Нет. Мои – не пледатели.

– Боюсь, мой желтолицый друг, твои люди тоже переметнулись. Около четверти твоих ребят ушли от Профессора. – Терремант, посерьезнев, кивнул.

– И он хочет, чтобы мы поговорили с каждым отдельно? – хмуро спросил Спир.

Терремант подался вперед и постучал пальцем по страницам письма.

– Почитай сам, Берт. Там все сказано. Каждый из нас должен встретиться со своими и посчитать, сколько осталось. Не всех, конечно, до одного, но чтобы иметь представление.

– Я рад, что…

В этот момент дверь с громким стуком отворилась, и в бар ворвался шум дождя.

Впоследствии Эмбер говорил, что никогда не видел ничего подобного, если не считать представления Маскелайна и Кука в Египетском зале на Пикадилли. Словно по мановению волшебной палочки, в руке Альберта Спира оказался вдруг револьвер. Вроде бы только что он сидел за столом и просматривал письмо, и вот уже стоит, направив оружие на дверь и застывшего на пороге перепуганного мальчугана-оборванца, в глазах которого блестят слезы.

– Мистер Спир… сэр… – тяжело выдохнул промокший до нитки парнишка. – Там кэб… ждет… Я сначала на конке ехал, а последние пять миль бежал… Я от Профессора…

– Ш-ш-ш, помолчи, – распорядился Спир.

– Ты ведь Уокер, да? – Перегнувшись через стол, Эмбер схватил мальчонку за грудки и притянул поближе. – Младший брат Пола Уокера, так? Вечно крутился под ногами, ныл, что, мол, хочешь работать. И что ты здесь сейчас делаешь? Отвечай.

Терремант похлопал Эмбера по плечу.

– Может, для начала выслушаем парнишку, а? Профессор, как вернулся, взял на службу несколько мальчишек с улицы. Тех, что посмышлёнее. Таких, что и бегают хорошо, и в штаны не наложат. Называет их своими разведчиками… своими тенями.

– Ладно, парень, говори, что велено передать?

– Вам надо ехать в Хокстон. Профессор сказал, бегом. – Он назвал адрес и добавил, что там им нужно забрать Дэниела Карбонардо и доставить к Профессору. – И поторопитесь, пока он еще там.

– Где?

– Я знаю, где, – сказал Терремант.

Пока все одевались, Спир отдал короткие инструкции Уиллу Брукингу: позаботиться о мальчишке, покормить, высушить одежду и отправить к Профессору.

Они уже подходили к кэбу, когда Эмбер спросил у Спира, знает ли он, кто такой Дэниел Карбонардо.

– Да, знаю.

– И знаешь, чем занимается?

– Знаю. Не приведи Господь…

Благочестием Спир не отличался, но, садясь в кэб, все же перекрестился и пробормотал «аминь».

Возница щелкнул кнутом, и экипаж покатился.

Глава 4
ПРОФЕССОР ВСПОМИНАЕТ

Лондон:

16–17 января 1900 года

В Хокстоне они остановились у церкви Иоанна Крестителя. Спир отослал возницу на поиски второго кэба, и вся компания отправилась пешком к вилле Дэниела Карбонардо. Попасть на виллу можно было тремя путями: через переднюю дверь, через кухню и через заднюю дверь, которая открывалась в холодильную комнату за кухней. Путь к ней проходил через воротца в стене сада у дальнего угла участка и далее по лужайке, мимо цветочных клумб и раскидистого, высоченного дуба. Справа от задней двери находилась прачечная. По понедельникам Табита разводила огонь под большим медным котлом, бросала в кипящую мыльную воду собравшееся за неделю белье и ворочала его деревянными рогатками. В такой день прачечная напоминала ад: пар поднимался к потолку, конденсировался и стекал ручейками по стенам, а воздух наполнялся тяжелым запахом зеленого хозяйственного мыла.

Взяв командование на себя, Спир послал Эмбера и Ли Чоу к задней двери.

– Идите в сад, – распорядился он. – Дальше прямо к дому. Прятаться не надо. Он там, наверху. Скорее всего один, если только женой не обзавелся. Покажитесь ему, но ничего не предпринимайте. – С людьми опасными, вроде Карбонардо или имеющими схожую репутацию, Спир предпочитал действовать осторожно.

– Зены нет, – уверенно заявил Ли Чоу. – Дэниел зивет один, а зенсин только пливодит.

Китаец неплохо знал и Хокстон, и расположение дома, потому что в прошлом уже работал с Карбонардо, к которому относился с уважением, как к человеку, для которого чужая жизнь немногого стоит.

Дождь прекратился. Дороги и тротуары отливали холодным блеском, по сточным канавам мчались мутные потоки, воздух пах чистотой и свежестью. Буря умчалась дальше, на север.

По пути в Поплар Альберт Спир забросал Терреманта вопросами.

– Так говоришь, Профессор каких-то мальчишек привлек? Как он их называет? Хвостами?

– Тенями. Профессор претерпел серьезные неудобства. – Терремант почесал затылок, смущенный подслушанными где-то и теперь случайно вырвавшимися словами.

– Претерпел серьезные неудобства? – переспросил Спир, голос которого от удивления подпрыгнул на целую октаву. Терремант никогда не отличался красноречием и со словами ладил плохо, а потому прозвучавшее мудреное выражение выглядело в его лексиконе явным чужаком.

– Так он сказал. «Я претерпел серьезные неудобства. Кто-то снимает сливки с моего молока». Это к тому, что многие ушли. А виноватыми он нас считает.

– Нас же здесь не было. Он сам сказал держаться в стороне.

– Те, кого мы оставили, с делами не справились, вот он и недоволен. Давненько я его таким не видел. Злой как шершень.

– Шершни жалят больно, так что берегись.

– Да уж. Боссу, когда он не в настроении, угодить трудно, все ему не так.

– Так у него теперь мужскую работу мальчишки делают?

– От желающих отбою нет. Профессор и раньше так делал. У Эмбера много парнишек работало. – Терремант откашлялся. – Если хочешь знать, Берт, это я ему подсказал насчет мальчишек. Народу не хватает, вот он и ставит их на слежку. Они даже за домом, где он живет, наблюдают. По-моему, один и за мной сегодня увязался. Молодчик, я его и не заметил.

– Но они же необучены. И опыта не имеют.

– Ну и что? Главное, желание есть.

Теперь, уже возле «Боярышника», Спир давал приятелю последние указания.

– Вы только покажитесь, Джим, понятно? Пусть он вас увидит. Пугать, грозить не надо. Просто постойте на ступеньках.

– Ясно, Берт. Я бы и сам так сделал, – ответил Терремант, и в этот момент хозяин виллы подошел к эркерному окну на первом этаже.

Тюлевые занавески раздвинулись.

Дэниел Карбонардо увидел их сразу. Они стояли в разлившейся под уличным фонарем лужице жидкого электрического света, молчаливые и неподвижные. [15]15
  К 1900 году все газовые уличные фонари в Лондоне (91 000 штук) были заменены на электрические. – Примеч. автора.


[Закрыть]
Присмотревшись, он узнал Спира и Терреманта.

Страха Дэниел не почувствовал. Скорее даже наоборот – испытал облегчение. Профессор пожелал увидеться с ним и прислал своих людей. Разумеется, прислал самых доверенных, хотя и подозревал их в предательстве. Следующая мысль ушла в сторону. А если они пришли не от Мориарти? Если все происходящее здесь сейчас есть часть какой-то темной игры? Не лучше ли уйти через сад? Он даже двинулся к двери, но вовремя остановился. Нет, Спир и Терремант уже поставили людей у задней двери. Они пришли за ним, и они его возьмут.

Дэниел вернулся к письменному столу, достал из-под манишки связку ключей на серебряной цепочке, открыл замок среднего ящика и сдвинул стенку потайного отделения. В тайник он положил длинный нож и итальянский пистолет, которыми вооружился по возвращении в Хокстон. Потом задвинул ящик и запер замок. Поворачивая ключ, Дэниел заметил, что у него дрожит рука, – пытка водой не прошла даром.

Выйдя из гостиной в холл, он задержал взгляд на уже собранном в дорогу саквояже. Еще десять минут – и его здесь не было бы. Но, может быть, так оно даже лучше. Дэниел открыл пошире дверь и, держа руки на виду, шагнул вперед, через порог.

– Сопротивляться не буду, – негромко сказал он.

– Я за ним пригляжу, Берт, – бросил приятелю Терремант. – А ты сходи за Эмбером и Ли Чоу.

Спир кивнул и направился к углу дома. Терремант размял руки – наверное, вместо предупреждения.

Предупреждение в данном случае и не требовалось: Терремант был здоровенным малым шести с лишним футов Ростом, широкоплечий и плотный, тогда как Карбонардо не дотягивал и до пяти с половиной, а курчавые черные волосы, смуглая кожа и темные, с голубыми зернышками глаза в данном случае козырями считаться не могли. «Какой красавчик», – сказала Сэл Ходжес, увидев Дэниела в первый раз, а уж ее мнение стоило многого.

Отворив заднюю дверь, Спир едва не налетел на притаившихся в темноте Эмбера и Ли Чоу.

– Все, он вышел. Повезем его к Профессору.

– Удачно получилось, – заметил Эмбер.

– Будь с ним поостолознее, – предупредил китаец. – Дэниел – палень хитлый. И осень опасный.

Вслед за Спиром Эмбер и Ли Чоу прошли в холл, где Терремант уже закрывал за собой дверь. Карбонардо стоял у подножия лестницы, держась обеими руками за деревянный шар, венчавший балясину перил.

– Я его пощупал, – сообщил Терремант. – Чист.

– Он хороший парень. – Спир похлопал Дэниела по плечу. – С ним у нас никаких проблем не будет. Так, сынок? Ты же ничего такого не задумал?

– Я только хотел поговорить с Профессором. Выяснить, кто меня сдал. А уж потом разобраться с предателем. Вообще-то, мне сказали исчезнуть, и я уже собирался уходить. Сглупил, конечно. Надо было сразу идти к Профессору.

– И кто ж это посоветовал тебе исчезнуть?

– А ты как думаешь? Беспечный Джек, кто ж еще.

– Ну, тогда стоит поставить замки понадежнее, – посоветовал Спир.

– Похоже, Беспечный Джек не больно-то любезно с тобой обошелся, а, Дэнни? – вступил в разговор Терремант.

– Да. Но говорить я буду только с Профессором.

– Хорошо, – бесстрастно согласился Терремант.

– Это не наше дело. – Спир покачал головой.

– Думаю, ваше, и ты это скоро узнаешь, – с бледной усмешкой уверил его Дэниел Карбонардо.

Джеймс Мориарти сидел в своем любимом, повернутом к камину креслу и смотрел на портрет герцогини Девонширской, неизменно оказывавший успокаивающий эффект, когда дела принимали нежелательный оборот, а мысли начинали разбегаться. Он и сам нередко задавался вопросом, может ли картина обладать некоей мистической силой, но сомнения бледнели перед лицом действительности: герцогиня и впрямь воздействовала на него самым благотворным образом.

Случившееся с Карбонардо, естественно, обеспокоило Профессора. Один из его юных шпиков, теней, получил задание проследить за наемником до отеля «Гленмораг» и вернуться с докладом, когда тот выйдет из отеля.

Возвратившись, паренек сообщил поразительную новость: человека, за которым ему поручили наблюдать, вывели насильно и усадили в кэб. Ситуация развернулась неожиданным образом.

Этих мальчишек – всего чуть более дюжины, в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет – Мориарти отбирал, исходя, главным образом, из их физического состояния. Мне нужны выносливые, сказал он, и результат проделанной Терремантом работы приятно его удивил. Приятно, потому что большинство беспризорной братии обычно являло собой жалкое зрелище – всевозможные лишения, недоедание и болезни сказывались на них не лучшим образом. Приведенные же Терремантом парнишки оказались, как на подбор, крепкими, здоровыми и сообразительными.

Четырнадцатилетний Уильям Уокер, которому и было поручено вести наблюдение за Карбонардо, сумел проследить за экипажем, на котором увезли незадачливого ассасина, и мог теперь указать дом, куда его доставили. Сохранив присутствие духа, юный разведчик спрятался неподалеку и оставался в своем укрытии до самого ливня, начавшегося примерно часом позже. В результате парнишка оказался едва ли не у самой двери, когда Карбонардо, растрепанного и избитого, вывели на улицу. Ему даже удалось услышать, как один из головорезов приказал вознице доставить пассажира в Хокстон. «Подбросишь до его гавани. Он тебе покажет», – добавил громила.

Услышал Уокер и ответ кэбмена: «Ну, Сидни, всё сэр Гарнет». [16]16
  Выражение «всё сэр Гарнет» (« all Sir Garnet») было популярным в викторианскую эпоху. Фельдмаршал Гарнет Джозеф Вулзли, первый виконт Вулзли (1833–1913) прославился своей эффективностью на поле боя. Фраза означает, что «всё в порядке». – Примеч. автора.


[Закрыть]
Описывая громилу – «здоровенный такой урод», – парнишка упомянул бритую наголо голову и безобразный шрам, идущий от уголка рта – «как будто ему хлебало растягивали».

Проявив не только сообразительность, но и инициативность, Билли Уокер вернулся затем прямиком к Профессору, который тут же вызвал еще одного малолетнего шпика, Уолтера Таллина, и спешно отправил его в Поплар – разыскать преторианцев.

Многие из тех, кто оказался бы в похожей ситуации, поддались понятному беспокойству и, в ожидании помощников или несчастного Карбонардо, мерили шагами комнату и считали растянувшиеся в часы минуты. Что же касается Мориарти, то он был человеком более крутого замеса. Профессор не обкусывал ногти и не изводил себя тревожными мыслями. Понимая, что ситуация развивается без него и как-либо повлиять на ход дел не в его власти, он расположился поудобнее в кресле и, любуясь изображенной на картине герцогиней, принялся рассуждать о том, как же ему все-таки повезло. Как сказано в Библии, «не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем».

Расслабившись у жаркого камина со стаканом доброго бренди, Мориарти мысленно перенесся в собственное, далекое уже – лет на тридцать пять назад – детство, проходившее на Гардинер-стрит в Дублине, а прежде на некоей ферме в скрытом ныне туманом времени графстве Уиклоу, где он и появился на свет. Далее мысли его остановились на матери – упокой Господь ее душу, – Люси Мориарти, доброй и благочестивой женщине, одной из лучших стряпух на всем Изумрудном острове. И как только ей хватало времени на все? Помимо прочего, она также давала уроки игры на пианино, но, как ни странно, единственным из сыновей, унаследовавшим этот ее талант, оказался младший. Думая о матери, к которой он всегда питал самые нежные чувства, Мориарти рассеянно водил ногтем по щеке, от краешка глаза до скулы.

Люси Мориарти не связывала себя работой на какую-то одну семью, но предпочитала обслуживать всевозможные организации и общества, установив строго определенный тариф на банкеты, торжества и празднества – «при любом числе гостей, от трех до трехсот и выше», как говорилось в ее объявлении. Известно, что ее приглашали готовить для особ королевской крови и самых знатных соотечественников, а многие из выполненных ею блюд так и остались непревзойденными. Ее пирог с мясом и почками называли «пищей ангелов» (легчайшее и в высшей степени сочное тесто буквально таяло во рту, так что его вкус в полной мере могли оценить лишь подлинные знатоки); ее коктейль из лобстеров сравнивали с амброзией; а некий гурман – ходили такие слухи – прошел пешком через всю Европу с одной лишь целью насладиться вкусом ее говядины «веллингтон» с хреном.

Единственной жизненной неудачей Люси Мориарти стал ее брак с Шоном Майклом Мориарти, школьным учителем, человеком раздражительным и неисправимым пьяницей. Супруге Шон Мориарти подарил трех прекрасных сыновей и практически ничего больше. В детях он видел мальчиков для битья, на которых и вымещал свою неудовлетворенность жизнью, причем, проучив их, нередко прикладывался ремнем и к жене.

В конце концов, ее терпению пришел конец.

Мориарти навсегда запомнил ту ночь, когда мать, забрав детей, выбралась с ними из дому, оставив жестокого, буйного супруга в кресле, где он и впал в алкогольный ступор. В таком состоянии глава семьи проводил едва ли не все субботние вечера.

С собой Люси Мориарти ухитрилась унести немалую сумму, отложенную на «черный» день из ее заработков. В тот судьбоносный вечер этих денег хватило, чтобы оплатить билеты на паром из Дублина до Ливерпуля, где в относительном мире со своим мужем-докером проживала ее сестра, Нелли.

Искать семью Шон Мориарти не стал, а Люси заказала приходскому священнику благодарственный молебен (вдаваться в подробные объяснения что и почему она не решилась – отец О’Флинн мог посоветовать во исполнение супружеского долга вернуться с сыновьями к Шону). Она также обратилась непосредственно к Богоматери с пожеланием, чтобы Шон Мориарти и в будущем оставался вдали от их домашнего очага.

Пожалуй, единственной странностью этой жившей в Ливерпуле семьи можно считать то, что все три сына были благословлены – или прокляты – одним и тем же именем, в чем нашла проявление эксцентричность их папаши-выпивохи.

Старшего звали Джеймсом Эдуардом, среднего – Джеймсом Юэном, а младшего крестили как Джеймса Эдмонда Мориарти. В семье за каждым закрепилось уменьшительное имя – Джеймс, Джейми и Джим. Так или иначе, но какие-то таланты умного, но загубившего свою жизнь отца перешли и к детям. Джеймс проявил способности к учению и еще в раннем возрасте всерьез увлекся математикой. Средний, Джейми, выделялся даром организатора и тягой к математике войны – он преуспевал в шахматах, изучал великие сражения мировой истории, а его любимыми книгами были «О войне» Клаузевица, «Искусство войны» великого китайского классика Сун Цзы, «О военном искусстве» Макиавелли и «Путь войны» жившего в девятом веке Ван Чена (неудивительно, что они же стали и любимыми книгами младшего Мориарти). Вполне естественно, что Джеймс еще в юношестве избрал для себя академическую карьеру, тогда как Джейми вознамерился идти дорогой военного.

А что же младший из братьев, Джеймс Эдмонд, или Джим, как называли его братья? Самый скрытный из всех троих, самый осторожный, он единственный унаследовал холодную жестокость отца. Правда, в отличие от него, Джим Мориарти научился держать эту врожденную жестокость и бесчувственность в узде. В раннем возрасте проявились у него и организационные таланты, доказательством чему стали несколько случаев мошенничества, от которого пострадали его знакомые. Причем это было реальное мошенничество, а не какие-то подростковые шалости. В пятнадцать лет Джим Мориарти возглавил шайку сверстников, совершивших кражу такого масштаба, что она даже попала в заголовки ливерпульских газет – из надежного склада на территории порта исчезло тогда более трех сотен бутылок отличного вина. Месяцем позже та же банда проникла в хранилище одной ювелирной мастерской и вынесла украшений – колье, ожерелий, колец, браслетов и прочего – на несколько тысяч фунтов. Упоминания об этих случаях можно найти в «Дневнике Мориарти», вести который он начал в пятнадцать лет.

Джиму едва исполнилось шестнадцать, когда в Дублине неожиданно, во время уличного ограбления, скончался Шон Мориарти. Интересно, что в этом преступлении он так и не сознался (по крайней мере, в «Дневнике» о нем нет ни слова), хотя и упомянул, что в течение пяти дней, один из которых совпадает с датой смерти Шона Мориарти, находился вне дома. Несчастного школьного учителя нашли зверски избитым железными прутьями и с пустыми карманами. Дублинский коронер дал по этому поводу следующий комментарий: «В наше время мирный человек и двух шагов не может сделать, чтобы не наткнуться на хулиганов. Если так пойдет дальше, то у нас скоро будет то же, что и в Англии. А это уже кое-что значит».

С течением времени старший из братьев, Джеймс, поступил в кембриджский Тринити-колледж, где его научная карьера быстро пошла в гору. Средний, Джейми, записался в армию и выразил желание стать профессиональным военным. Что же до младшего, то Джим на какое-то время исчез из поля зрения и, по слухам, работал станционным смотрителем где-то на западе Англии. [17]17
  В дневниках Мориарти есть упоминание о том, что ему пришлось оставить Ливерпуль не по своей воле. Однако в Лондон Профессор отправился не сразу – возможно, потому что попал под подозрение в ограблении банка. Пробыв какое-то время на западе Англии – так называемые «потерянные годы», – Мориарти в конце концов объявился в столице. – Примеч. автора.


[Закрыть]

С уверенностью можно говорить лишь о той патологической зависти к старшему брату, что зародилась, выросла и расцвела в сердце младшего Мориарти. Именно это, а также усиливающееся внимание со стороны властей, толкнуло его на те ужасные шаги, что постепенно составили грандиозный план будущего, в котором он отводил себе место верховного правителя криминального мира.

Между тем старший брат уже навеки прославил свое имя трактатом, посвященным биному Ньютона, за коим достижением последовало предложение занять кресло руководителя кафедры математики в одном небольшом британском университете. Только там, в тихой интеллектуальной гавани, впервые посетив брата, Джим в полной мере понял, какой славы достиг Джеймс. Тот день навсегда остался в его памяти: высокий, сутулый паренек, каким он помнил его, превратился в мужчину, почтение к которому выказывалось буквально везде. Знаменитости писали ему письма, поздравления и восхваления сыпались отовсюду, а на чистом, аккуратном столе, перед окном, выходившим на уютный дворик, уже лежала наполовину законченная работа по «Динамике астероида».

Теперь, через много лет, сидя перед камином в большом доме на краю Вестминстера, он думал, что именно тогда, в тот визит, познал всю силу выросшей в нем зависти и оценил реальный потенциал Джеймса. Старший брат, несомненно, станет великим и уважаемым человеком, тогда как ему, Джиму Мориарти, жизненно необходимо сделаться тем, кого будут бояться и уважать на самом верху криминальной иерархии сначала Лондона, а потом уже и всей Европы.

В то время – время первого визита к перспективному ученому и профессору – ситуация, в которой оказался младший Мориарти, требовала, чтобы он так или иначе показал уголовному подполью, что является силой, с которой необходимо считаться, и лидером, наделенным уникальными способностями.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю