Текст книги "Зловещий шепот"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава XI

– С мисс Сетон? – живо отозвался Майлз.

Лицо доктора Фелла ничего не выражало. В лунном свете оно выглядело круглой бесцветной маской, окутанной дымом, и у Майлза запершило в горле. Однако его жесткий металлический тон не оставлял сомнений в характере предстоящего разговора.

– С мисс Сетон? Думаю – да. Она сейчас внизу.

– Внизу? – переспросил доктор Фелл.

– Ее спальня на первом этаже, – пояснил Майлз. – Это одна из самых удобных комнат, которая лишь недавно отремонтирована, даже краска еще не высохла. Могу сказать, что мисс Фэй встала и вышла из комнаты, если это вас интересует. Она… она слышала выстрел.

– Вот как!

– Если быть точнее, она поднялась наверх и заглянула в спальню Марион. Там ее что-то так поразило, что она совсем… совсем…

– Не в себе?

– Скажем так, если хотите…

И тут Майлз взорвался. Человеческие постулаты не сотворены раз и навсегда, и здравый смысл должен наконец возобладать, ибо люди все-таки разумные существа и должны во всем разобраться. К тому же жизнь Марион, как он понимал, теперь вне опасности.

– Доктор Фелл, – сказал Майлз, – не надо поддаваться гипнозу, нельзя же верить во всяких вампиров и ведьм, почитаемых профессором Риго. Даже если допустить… если допустить, что невозможно, почти невозможно… влезть по наружной стене дома в окно комнаты Марион…

– Молодой человек, – тихо произнес доктор Фелл, – я твердо знаю, что никто и не пытался влезать по стене. Убедитесь сами!

Майлз подошел к большому окну, которое отличалось от других окон – французских, со створками, – тем, что рама поднималась кверху, высунул голову и посмотрел налево.

Четыре окошка в комнате Марион были освещены, в двух из них гардины были не задернуты, и довольно яркий свет падал на ухоженный газон возле дома. До земли было ярдов пятнадцать гладкой глухой стены. Прямо под окнами вдоль стены пролегала еще ничем не засеянная полоса вскопанной и аккуратно приглаженной граблями земли: даже кошка оставила бы след на влажной ровной поверхности.

Яростное упрямство овладело Майлзом.

– И все-таки я повторяю: не надо поддаваться гипнозу, – повторил он.

– В каком смысле?

– Мы знаем, что Марион выстрелила. Но откуда нам известно, что она стреляла во что-то за окном?

– Ого! – рассмеялся доктор Фелл, и словно флюиды радости вырвались вместе с дымком из его трубки. – Примите мои поздравления, сэр. Вы начинаете весьма бодро шевелить мозгами.

– Мы ничего не знаем, – сказал Майлз. – Мы начинаем фантазировать, ибо все это случилось после наших разговоров о разных субъектах, витающих за окнами. Не правильнее ли думать, что она выстрелила во что-то внутри комнаты? В то, что было перед ней в ногах постели?

– Да, – сурово подтвердил доктор Фелл. – Скорее всего. Но не кажется ли вам, дорогой сэр, что это ни на дюйм не приближает нас крещению главной проблемы?

– Что вы хотите сказать?

– Нечто напугало вашу сестру, – ответил доктор Фелл, – нечто такое, что, не окажись тут доктор Риго, она вполне могла бы умереть. – Фелл говорил медленно и почти торжественно, четко произнося каждое слово. Погасшую трубку он положил на подоконник. Его тяжелое дыхание перешло в хрипловатое взволнованное сопение. – Хочу, чтобы вы поразмышляли именно над этим обстоятельством. Ваша сестра, как я понимаю, не неврастеничка?

– Ни в коей мере!

Доктор Фелл помолчал.

– Позвольте мне, кхм, кое-что уточнить. А не из тех ли она женщин, которые уверяют, что обладают крепкими нервами, и смеются над дьявольщиной средь бела дня, а ночью боятся мышиного писка?

Майлзу вдруг пришел на память интересный эпизод.

– Когда я лежал в госпитале, – начал он, – Марион и Стив меня часто там навещали (они оба – добрейшие души) и, чтобы меня позабавить, всегда рассказывали анекдоты и всякие истории. Однажды они мне рассказали, что побывали в доме с привидениями. Приятель Стива – жениха Марион – обнаружил такой дом, когда служил в частях территориальной гвардии, и, созвав друзей, они туда отправились.

– Каковы результаты?

– Кажется, обнаружили там не слишком приятные и ничем не объяснимые передвижения предметов и колебания пола, всякие потусторонние шумы и шорохи. Стив сознался, что ему стало жутко, многим другим – тоже, но Марион только подтрунивала и над ними, и над призраками.

– Неужели? – задумчиво пробормотал доктор Фелл, взял с подоконника свою трубку, но тут же положил обратно. – Я попрошу вас, – серьезно сказал он, – попрошу еще немного задержаться на деталях. Физически ваша сестра абсолютно не пострадала. По всей видимости, коллапс был вызван нервным потрясением. Предположим теперь, – продолжал доктор Фелл, – что нечто ею увиденное не имеет никакого отношения к сверхъестественным силам. Предположим, что речь идет о мистификации. Например, мне захотелось бы испугать кого-нибудь и я появился бы в образе привидения: напялил бы белый балахон, намазал бы нос фосфоресцирующей пастой и просунул бы голову в окно приюта для престарелых в Борнемуте. Да, я, наверное, произвел бы немалый переполох. Через минуту все бы опомнились и подумали, что старый доктор Фелл либо большой шутник, либо полный склеротик. Но мог бы я внушить кому-нибудь безумный, неимоверный страх? Разве может в наше время даже самая удачная шутка, даже самый тонкий розыгрыш на потусторонний сюжет вызвать что-нибудь иное, кроме минутного изумления? Могут ли подобные фокусы заставить, как мы видели, кровь стынуть в жилах, могут ли они быть такими же смертельно опасными, как нож или пуля?

Доктор Фелл прервал свой монолог, стукнув кулаком правой руки по ладони левой.

– Простите меня, – сказал он, – я не хотел делать никаких неуместных намеков или вселять в вас опасения по поводу вашей сестры, но… – И он развел руками.

– Да, – вздохнул Майлз. – Я понимаю.

Наступила тишина.

– Заметьте, – продолжал доктор Фелл, – что таким образом теряет значение первый вопрос, который вы поставили. Ваша сестра в припадке ужаса во что-то выстрелила. Будь это «что-то» за окном, в комнате или где-нибудь еще – не так важно. Главное – что это было.

Майлзу вспомнилось лицо Марион…

– Но не хотите же вы вернуться к версии о кровожадном вампире? – воскликнул он.

– Не знаю.

Прижав ладони к вискам, доктор Фелл указательным пальцем поигрывал с седой прядью, упавшей ему на правое ухо.

– Скажите, – проворчал он, – есть что-нибудь на свете, что может ис-пу-гать вашу сестру?

– Ей очень не нравятся ночные воздушные бомбежки и атомная бомба. Но всем людям это не нравится.

– Думаю, мы без всякого ущерба можем, – сказал доктор Фелл, – исключить атомную бомбу. А как насчет угроз какого-нибудь бандита? Или чего-то в этом роде?

– Нет, отпадает.

– Приподнявшись в постели, увидев что-то, она… Между прочим, револьвер, который она держала, – это ее револьвер?

– «Ив-грант-32»? Да, конечно!

– И она хранила его в ящике ночного столика?

– По-видимому, да. Я не интересовался, где она его хранит.

– Анализировать конкретные эмоции и поступки, – сказал доктор Фелл, потирая лоб, – можно всего успешнее тогда, когда есть уверенность, что они действительно имели место. Давайте сейчас побеседуем с мисс Фэй Сетон.

За ней не надо было далеко ходить. Фэй, в том же серо-голубом платье, в котором приехала, шла им навстречу. В полумраке Майлзу показалось, что она ярче обычного подкрасила губы. Ее бледное и очень серьезное лицо было обращено к ним.

– Доброй ночи, мисс, – сказал доктор Фелл странно глуховатым голосом.

– Доброй ночи. – Фэй вдруг замерла на месте. – Вы?..

– Мой старый друг, доктор Гидеон Фелл, – представил их друг другу Майлз, – мисс Сетон.

– О, доктор Гидеон Фелл! – Она на секунду умолкла и продолжила чуть изменившимся тоном: – Это вы нашли убийцу по кличке Пепел и человека, отравившего массу людей в Содбери-Кросс!

– Да, вроде бы… Мисс… – Доктор Фелл казался чуть смущенным. – Я всего-навсего старый фантазер, который поднаторел в криминалистике.

Фэй обернулась к Майлзу.

– Я… хотела сказать вам, – она говорила, как всегда, задушевно и ласково, – я там, внизу, выглядела довольно смешно. Приношу извинения. Я была… очень взволнована и даже не выразила своего сочувствия бедной Марион. Могу я быть вам чем-либо полезна?

Она оглянулась на спальню Марион, но Майлз тронул ее за руку.

– Не надо туда. Там профессор Риго… делает все, что может. Он никому не разрешил входить.

Легкая пауза.

– Как… как она сейчас?

– Немного лучше, считает Риго, – сказал доктор Фелл, – но мне хотелось бы кое о чем спросить вас в этой связи. Конечно, если мисс Хеммонд поправится, полиция не будет заниматься этим делом…

– Не будет? – тихо переспросила Фэй, и ее накрашенные губы, выделявшиеся красным пятном на белом лице в иллюзорном свете луны, растянулись в странной кривой улыбке.

Голос доктора Фелла посуровел.

– Вы полагаете, мисс, что полиции следует вмешаться?

Загадочная улыбка, словно кровавый разрез на лице, моментально слетела с ее губ, растворившись в холоде больших светлых глаз.

– Разве я так сказала? Какая глупость! Я думала о другом. Вы хотите о чем-то спросить меня?

– Простая формальность, мисс. Поскольку вы, надо полагать, последней видели Марион Хеммонд до того, как она потеряла сознание…

– Я – последняя? Почему вы так думаете?

Доктор Фелл взглянул на нее в некотором замешательстве.

– Наш друг Хеммонд, здесь присутствующий, – проговорил он, – мне… кхм!.. передал разговор, состоявшийся у вас с ним в библиотеке вечером. Вы помните?

– Да.

– Приблизительно в половине двенадцатого Марион Хеммонд вошла в библиотеку и прервала вашу беседу Кажется, вы сделали ей какой-то подарок и она попросила вас подняться в ее комнату, а сама она тем временем собиралась переговорить с братом. – Доктор Фелл громко откашлялся. – Вы помните?

– О да! Да, конечно.

– И потому, надо думать, вы отправились в комнату мисс Хеммонд.

– Ах да, я сразу не сообразила! Конечно, так и было.

– Вы сразу туда пошли, мисс?

Фэй, напряженно вслушиваясь в его слова, покачала головой:

– Нет. Я поняла, что Марион хотела… поговорить наедине с мистером Хеммондом, и подумала, что у меня есть немного времени, чтобы переодеться. Я зашла в свою комнату, надела сорочку, халат и туфли. Затем пошла наверх…

– Сколько времени вы потратили?

– Минут десять или пятнадцать. Марион успела подняться раньше меня.

– Хорошо. Дальше.

Луна уже покидала небосвод, ее свет тонул в сгущавшемся перед рассветом мраке. Наступал час, когда смерть ищет больных людей или проходит вблизи от здоровых. С юга и востока к дому подступал плотными рядами дубов и кленов старый лес, где когда-то охотился Вильям Завоеватель; вековечный и одряхлевший лес, который напряженно молчал весь вечер, а теперь зашептал, Зашелестел под легким, ерошившим листву ветерком. Луна уносила с собой все краски, оставляя земле один серый цвет. Таким сделался и цвет губ Фэй.

– Я подарила Марион, – рассказывала она, – флакончик французских духов, «Жоли» номер три.

Доктор Фелл снял пенсне.

– A-а! Тот самый флакончик с красно-золотой наклейкой, который сейчас стоит на ночном столике?

– Возможно… стоит. – Ее лицо снова исказила непонятная усмешка. – Во всяком случае, она его туда поставила, рядом с лампой. Сама села в кресло.

– Хорошо. Дальше.

– Флакончик маленький, но духи ей понравились. Она угостила меня шоколадными конфетами из коробки. Конфеты у меня в комнате, внизу.

– Хорошо. Дальше.

– Я… по правде сказать, не знаю, что вас может интересовать. Мы разговаривали. Я нервничала, ходила взад и вперед…

Перед мысленным взором Майлза Хеммонда всплывали недавние картины. Вот он, выпрыгнув из окна библиотеки, идет прогуляться к лесу, вот смотрит в сторону дома, где в освещенном окне второго этажа, на мрачном фоне Грейвуда, мелькает женский силуэт…

– Марион меня спросила, почему я нервничаю, я ответила, что сама не знаю. Говорила почти одна она, рассказывала о своем женихе, о брате, о планах на будущее. Лампа стояла на ночном столике, я уже говорила, а рядом – флакон духов. Когда пробило полночь, она сказала: «Ну, пора…» – и мы пошли спать, я спустилась к себе вниз. Вот и все, что я могу вам сообщить.

– Мисс Хеммонд не была возбуждена или чем-то встревожена?

– О нет!

Доктор Фелл покашлял, засунул потухшую трубку в карман, медленно снял пенсне и, держа его на некотором расстоянии от глаз, стал внимательно разглядывать стекла, хотя в темноте они были почти не видны. Его откашливание и сопение – признак напряженных умственных усилий – становились все громче.

– Вы, конечно, знаете, что мисс Хеммонд едва не скончалась от ужаса?

– Да, это, наверное, было что-то очень страшное.

– Не могли бы вы, мисс, поделиться своим мнением насчет этого невидимого страшилища?

– Боюсь, что нет. Не знаю.

– Тогда не поделитесь ли вы своими соображениями, – продолжал доктор Фелл таким же ровным голосом, – по поводу аналогичного загадочного случая шестилетней давности, связанного со странной гибелью Говарда Брука? – Не дав ей ответить и продолжая сосредоточенно рассматривать свое пенсне, доктор Фелл прибавил, словно бы мимоходом. – Кстати, мисс Сетон, некоторые люди любят писать интересные письма. В них далеким адресатам доверяется то, что никому нельзя рассказать, скажем, в родном городе. Вам не случалось… кхм!.. наблюдать такое? Нет?

Когда доктор Фелл, не получив ответа, заговорил снова, Майлзу Хеммонду показалось, что характер беседы несколько изменился.

– Вы хорошо плаваете, мисс Сетон?

Пауза.

– Довольно хорошо! Но я не отваживаюсь на далекие заплывы. Из-за больного сердца.

– А я позволю себе предположить, мисс, что при необходимости вы отважитесь и на подводное плавание.

По лесу прошел стон и гул от налетевшего ветра, а Майлз уже твердо знал, что атмосфера в холле коренным образом изменилась – по вине Фэй Сетон: она уже не притворялась невозмутимой, она едва сдерживалась, чтобы не выдать страшного волнения. Он ощущал ее неимоверное душевное напряжение, чреватое взрывом, который он недавно видел и слышал на кухне у плиты, напряжение, которое теперь вызвал и усилил доктор Фелл. Фэй – знала. Доктор Фелл – знал. Губы Фэй раздвинулись в немом крике, зубы блеснули в темноте.

В тот момент, когда она отступила на шаг, словно защищаясь от доктора Фелла, дверь спальни Марион распахнулась.

Желтый свет лампы озарил холл. Жорж Антуан Риго в рубашке с засученными рукавами глядел на них почти в отчаянии.

– Вы слышите? – закричал он. – Я не могу так долго поддерживать ее сердце. Где доктор? Почему его нет? Где он застрял?..

Профессор Риго вдруг умолк.

Поверх его плеча, вытянув шею, Майлз увидел через открытую дверь внутренность спальни. Он увидел Марион, свою сестру Марион, лежащую на смятых простынях; револьвер 32-го калибра, не сослуживший службы, валялся на полу у кровати; темные волосы Марион разметались по подушке, руки раскинуты в стороны, правый рукав поднят до локтя – обнажена вена для уколов. Она казалась распятой на кресте.

В этот миг достаточно было одного жеста, чтобы их всех охватил ужас, ужас вековечного дремучего леса по имени Нью-Форест.

Этот непроизвольный жест сделал профессор Риго, взглянув налицо Фэй Сетон; Жорж Антуан Риго, доктор искусств, светский человек, знаток человеческих душ, инстинктивно поднял вверх два сложенных пальца в знак молчаливого заклятия от дурного глаза.

Глава XII

Майлзу Хеммонду приснился сон.

Той ночью в Грейвуде, с субботы на воскресенье, ему снилось, что он сидит в вольтеровском кресле под яркой лампой в холле на первом этаже и выписывает из какой-то большой книги следующий текст: «Согласно народным легендам славянских народов, вурдалак, или вампир, – это оживающий покойник, иными словами, мертвец, который лежит днем в могиле, а с наступлением ночи отправляется на поиски жертвы. В Западной Европе, в частности во Франции, вампиром считается злой дух, который имеет вид обычного человека и живет среди людей, но способен, пребывая в трансе или во сне, покидать свое бренное тело и принимать образ призрачного существа, которое может околдовать или изуродовать человека». Далее текст продолжался на латинском языке.

– Надо перевести, – сказал себе Майлз во сне. – В библиотеке должен быть латинский словарь.

И пошел туда за словарем, заранее зная, кого там встретит.

Занимаясь изучением эпохи Регентства. Майлз потратил уйму времени, чтобы разобраться в характере леди Памелы Хойт, очаровательной красавицы, жившей при королевском дворе сто сорок лет тому назад, которая, не будь она так прекрасна и умна, наверняка вошла бы в историю как чародейка и чернокнижница. Во сне Майлз знал, что непременно увидит ее в библиотеке.

Однако страха он не ощущал. В библиотеке, как и полагалось, всюду грудились пыльные книги, а на одной из высоких книжных стопок сидела Памела Хойт в платье эпохи Регентства – из набивного муслина с узким поясом – и в широкополой соломенной шляпе. Напротив нее, тоже на книгах, сидела Фэй Сетон. Обе выглядели как в жизни, обыкновенные живые женщины. Во всяком случае, Майлз не заметил в них ничего необычного.

– Не могли бы вы мне сказать, нет ли тут у моего дядюшки латинского словаря? – спросил Майлз.

И услышал во сне их безмолвный ответ, если можно так выразиться.

– Хотела бы надеяться, что есть, но не думаю, – любезно заметила леди Памела, а Фэй кивнула на небо:

– Вы можете вознестись и сами его спросить.

За окном сверкнула молния. Майлз вдруг почувствовал, что ему страшно не хочется возноситься и спрашивать дядюшку о латинском словаре. Даже во сне он знал, что дядя Чарлз умер, но не это было причиной его волнения, которое перешло в дикий страх, сжавший сердце. Он не пойдет туда! Ни за что не пойдет! Но кто-то отрывал его от земли, тащил вверх, а Памела Хойт и Фэй Сетон смотрели на него широко раскрытыми глазами и не шевелились, как две восковые фигуры. В ушах звенело и грохотало…

Луч солнца упал налицо, и Майлз внезапно проснулся, не переставая цепляться за ручки кресла. Он сидел в кресле возле камина в нижнем холле. Еще не совсем очнувшись, он ждал, что вот-вот из библиотеки, находившейся рядом, за дверью, выйдут Фэй и покойная Памела Хойт.

Но кошмар не имел продолжения, Майлз сидел в уютном холле перед картиной Леонардо, ощущая тепло летнего солнца, а рядом упрямо трезвонил телефон. За секунду-другую звонок привел его в чувство, воскресив события прошедшей ночи.

Марион была вне опасности, пришла в себя, и доктор Гарвич сказал, что самое плохое уже позади. Да. Доктор Фелл отдыхал наверху в его, Майлза, спальне, а профессор Риго спал в комнате Стива Куртиса, ибо пока это были единственные жилые помещения в Грейвуде. Поэтому Майлзу больше ничего не оставалось, как провести ночь в вольтеровском кресле.

Дом, казалось, успокоился, утихомирился и наполнился утренней свежестью. Судя по солнцу, время близилось к полудню. Телефон продолжал звонить, и Майлз, добравшись до аппарата на столике у окна, взял трубку.

– Могу я поговорить с мистером Майлзом Хеммондом? – спросил женский голос. – Я – Барбара Морелл.

Майлз вмиг забыл о сне.

– Слушаю вас, – ответил он. – Вы, как я уже заметил, читаете мысли на расстоянии.

– Не совсем вас понимаю.

Майлз уселся под окном на пол, прислонившись спиной к стене, приняв позу, не вполне подходящую для джентльмена, но позволявшую, глядя на аппарат, который теперь находился на одном уровне с его головой, думать, что смотришь в глаза собеседника и можешь говорить обо всем откровенно.

– Если бы вы мне не позвонили, – продолжал он, – я непременно сам связался бы с вами по телефону.

– О! А для чего?

Ему почему-то доставляло удовольствие слышать ее голос. Эта Барбара Морелл казалась на редкость бесхитростным существом: даже в ее довольно рискованной проделке с членами «Клуба убийств» было что-то от детской шалости.

– Здесь у меня находится доктор Фелл… Нет-нет, он на вас не сердится! Он даже не вспоминает о клубе! Вчера вечером он пытался кое-что выудить у Фэй Сетон, но безуспешно. Он говорит, что вы – наша последняя надежда и если вы нам не поможете, все пропало.

– Я не совсем понимаю, – послышался нерешительный голос Барбары, – вы выражаетесь слишком туманно.

– Видите ли… Послушайте! Могу я вас сегодня увидеть, вы будете днем в городе?

Пауза.

– Думаю, да.

– Сегодня – воскресенье. Кажется, – он лихорадочно рылся в памяти, – кажется, ближайший поезд в час тридцать. Я буду в дороге часа два. Где я смогу вас найти?

Барбара молча размышляла.

– Я могла бы встретить вас на вокзале Ватерлоо. А потом можно где-нибудь посидеть за чашечкой чаю.

– Прекрасно! – Переживания прошлой ночи вновь нахлынули на него. – Я могу вам сейчас сказать лишь, что сегодня ночью здесь случилось нечто страшное. То, что произошло с моей сестрой, выше человеческого понимания. Если бы только нам удалось найти объяснение…

Майлз поднял глаза.

Из коридора в холл вошел Стивен Куртис, как всегда, невозмутимый и элегантный – в соломенной шляпе, летнем сером костюме и с зонтиком под мышкой, – вошел и, услышав последние слова Майлза, замер на месте.

Майлз страшился предстоящего разговора со Стивом о непонятном недомогании Марион. Конечно, все хорошо, она не умрет, но… Он быстро прервал разговор по телефону.

– Извините, Барбара, я должен закончить. Мы скоро увидимся. – И повесил трубку.

Стивен, на лице которого появилось легкое беспокойство, стоял и смотрел на своего будущего шурина, сидящего на полу, небритого, взлохмаченного, полуодетого.

– Послушай, дружище…

– Все в порядке! – перебил его Майлз, вскакивая на ноги. – Марион чуть не отдала Богу душу, но сейчас дело идет на поправку. Доктор Гарвич говорит…

– Марион? – воскликнул Стив и изменился в лице. – Что стряслось? Что случилось?

– Кто-то забрался ночью в ее комнату и испугал почти до смерти, но дня через два-три она опять расцветет, как роза, ты не пугайся.

Несколько секунд оба молча глядели друг на друга; наконец Стивен, этот выдержанный, бесстрастный человек, прикусил зубами деревянную ручку своего зонтика, а потом, размахнувшись, в сердцах ударил им по краю стоявшего у окна стола.

От удара металлический остов зонтика погнулся, искореженные спицы растопырили черную материю, и этот нелепый, теперь ни на что не годный предмет стал похож на подбитую птицу и почему-то внушал жалость.

– Наверное, эта проклятая библиотекарша?.. – спросил Стив, почти успокоившись.

– Почему ты так говоришь?

– Не знаю, я еще вчера на вокзале предчувствовал недоброе, хотел предупредить вас обоих. Есть люди, которые всюду приносят несчастье, где бы они ни появились. – На висках у него пульсировали голубые жилки. – Марион!

– Стив, ей спас жизнь человек по имени Риго, я не помню, говорил ли я тебе о нем. Ты его не буди, он хлопотал всю ночь, а теперь спит в твоей комнате.

Стивен повернулся к нему спиной, шагнул к этажерке, на которой стояло множество фотографий в рамках, и оперся обеими руками на среднюю полку с книгами. Когда минуту спустя он снова обернулся, Майлз заметил у него на глазах слезы и невольно растрогался.

Устыдившись своих чувств, оба стали говорить обо всем, что приходило в голову.

– Ты… хм… только что приехал? – спросил Майлз.

– Да. Успел на поезд в девять тридцать.

– Много народу?

– Довольно много. А где она сейчас?

– Наверху. Спит.

– Мне можно к ней?

– Думаю, да. Я же тебе сказал – все в порядке! Только иди тихо, гости еще в постели.

Однако уже не все гости были в постели. Когда Стивен обернулся к двери в коридор, на пороге появилась величественная фигура доктора Фелла; он нес на подносе чашку чаю, но, кажется, меньше всего заботился о том, как бы чай не расплескать.

Можно было думать, что Стива Куртиса заинтригует присутствие в доме незваного гостя, как, скажем, присутствие за завтраком нового члена семьи. Однако он почти не обратил внимания на доктора Фелла, появление которого лишь напомнило ему, что пора снять шляпу. В дверях Стивен оглянулся, его рыжие усы шевелились, но слова застревали в горле. Наконец, пригладив рукой редкие волосы, он с трудом, но твердо произнес:

– Ты во всем виноват со своим проклятым «Клубом убийств»! – И вышел.

Доктор Фелл, мрачно хмыкнув, продолжал медленно продвигаться вперед с подносом.

– Добрый день! – проговорил он несколько смущенно. – Это был…

– Да, Стив Куртис.

– Я… вот! Приготовил вам чай, – сказал доктор Фелл, протягивая Майлзу поднос. – Я заварил его по всем правилам, – извиняющимся тоном добавил он, – но потом меня увлекла одна мысль, и только через полчаса я добавил молоко. Боюсь, что все уже остыло.

Объяснение было произнесено и выслушано со всей серьезностью, ибо и доктор Фелл, и Майлз думали о другом.

– Очень хорошо, – сказал Майлз. – Благодарю вас!

Он сел в кресло у камина, пригубил чашку и поставил поднос на пол, подготавливая себя к малоприятному покаянию.

– Я действительно виноват в создавшейся ситуации, – сказал он.

– Спокойствие! – строго ответил доктор Фелл.

– Я допустил промах, доктор Фелл. Я пригласил сюда Фэй Сетон. Бог знает зачем, но она – здесь. Вы обратили внимание на слова Стива?

– Какие именно?

– «Есть люди, которые всюду приносят несчастье, где бы они ни появились».

– Да, обратил.

– Вчера вечером все мы слишком переволновались и устали, – продолжал Майлз. – Когда Риго шептал: «Чур-чур, нечистая сила», – я бы не удивился, если бы увидел перед собой само исчадие ада. Конечно, сейчас, при свете дня, – он кивнул на окно, за которым зеленый лес купался в солнечных лучах, – сейчас глупо пугаться зубов вампира. И все же… Бывает, что кто-то словно смущает мир и покой, словно притягивает беды и несчастья… Вы меня понимаете?

– О! Да, понимаю. Но прежде чем кого-то обвинять…

– Да?

– Не следует ли нам лишний раз убедиться, – сказал доктор Фелл, – что именно мисс Фэй Сетон выступает в роли возмутительницы спокойствия?

Доктор Фелл, грустно поглядывая на него поверх криво сидящего на носу пенсне, нашел в одном из карманов своего жилета пенковую трубку, набил ее табаком из кисета и, грузно опустившись в кресло, разжег табак спичкой.

– Сэр, – продолжал он, посасывая трубку и заметно оживившись, – я, конечно, не мог принять всерьез версию Риго о вампирах, когда читал его рукопись, хотя, заметьте, я могу верить в вампиров, слоняющихся среди людей, и даже могу поверить в вампира, который убивает стилетом; но я никогда не поверю в вампира, который может стащить портфель с деньгами. Этот факт нарушил допустимую связь событий и кое в чем меня разубедил, а когда вчера вечером вы пересказали мне историю Бруков, на сей раз в изложении Фэй Сетон, и упомянули об одном обстоятельстве, не упомянутом в рукописи Риго, у меня в голове прояснилось. Я увидел, что в основе трагедии лежит жуткая человеческая подлость и поистине дьявольский замысел… А потом случилось загадочное происшествие с вашей сестрой. Тут действительно поверишь, что не иначе как сам сатана вмешался. До тех пор пока мы не узнаем, что произошло в комнате или за окном, мы не можем вынести обвинительный приговор Фэй Сетон. Но оба эти события – убийство в башне и испуг вашей сестры – взаимосвязаны, взаимозависимы, и оба каким-то образом втягивают в свою орбиту эту странную молодую мисс с волосами цвета старинной бронзы. – Он помолчал. – Простите мой нескромный вопрос: вы влюблены в нее?

Майлз посмотрел ему в глаза.

– Не знаю, – искренне ответил он, – она…

– Вас интересует?

– Не скрою.

– Предположим, она оказалась бы… кхм… преступницей, самой обыкновенной или с необыкновенными задатками. Это повлияло бы на ваши поступки? На ваше к ней отношение?

– Побойтесь Бога! Вы тоже настраиваете меня против нее?

– Нет! – рявкнул доктор Фелл, скорчив страшную гримасу и ударив кулаком по ручке кресла. – Наоборот! Если подтвердится одно мое шаткое предположение, многие еще пожалеют и попросят у нее прощения. Нет, сэр. Я задал этот вопрос, как сказал бы Риго, в чисто теоретическом плане. Так, значит, отношение ваше осталось бы неизменным?

– Думаю, да. Мы увлекаемся женщиной, а не ее сутью.

– Ваше суждение, – сказал доктор Фелл, усиленно дымя трубкой, – не столь оригинально, сколь общепринято. В то же время чем больше я вдумываюсь в ситуацию, тем больше удивляюсь. Побудительный мотив одного человека – извините, если покажусь вам чудаком, – состоит в том, чтобы побудительный мотив другого выглядел абсурдным. Вчера вечером я уже пытался вызвать мисс Сетон на откровенность, но, боюсь, и сегодня моя попытка не даст результатов. Видимо, лучше всего разыскать мисс Барбару Морелл.

– Погодите! – Майлз встал. – Барбара Морелл уже нашлась. Она позвонила сюда за пять минут до вашего прихода.

– Вот как?! – с интересом заметил доктор Фелл. – Что ей было нужно?

– Откровенно говоря, не имею представления. Я забыл ее об этом спросить.

Доктор Фелл долго и внимательно смотрел на Майлза, потом сказал с глубоким вздохом:

– Мой молодой друг, я все больше убеждаюсь, что мы духовно близки. Я пока воздержусь от скоропалительных выводов, таков мой обычай. Но хотел бы знать, что вы ей сказали. Вы спросили ее о Джиме Морелле?

– Нет. Как раз в эту минуту вошел Стив Куртис. Но я помнил ваши слова о том, что она может нам очень помочь, и условился с ней о встрече сегодня днем в городе. Я могу спокойно уехать, – добавил Майлз с горечью. – Доктор Гарвич найдет сиделку для Марион, а остальные считают, что во всем виноват я, главный виновник всех бед в этом доме.

Майлз начинал поддаваться искушению самобичевания.

– Да, Фэй Сетон невиновна! – вскричал он, но докончить мысль ему помешал доктор Лоуренс Гарвич, появившийся в дверях с саквояжиком в руках и черным котелком на голове. Это был седовласый человек симпатичной наружности и стерильно опрятный на вид. Он задержался на пороге, выражая явное желание что-то сказать.

– Мистер Хеммонд, – начал он нерешительно, с легкой улыбкой, обращенной одновременно к Майлзу и к доктору Феллу, – не могли бы мы обменяться несколькими словами, прежде чем я зайду к пациентке?

– Конечно. Мы можем это сделать в присутствии доктора Фелла.

Доктор Гарвич закрыл за собой дверь и обернулся к ним.

– Мистер Хеммонд, мне хотелось бы знать, что именно испугало больную. – Он снял котелок и продолжил: – Я спрашиваю, потому что прецедент столь тяжелого нервного потрясения – первый в моей практике. Я хочу сказать, что, как правило, сильный нервный шок или вызван, или сопровождается физическим страданием. Но у нее нет никаких телесных травм. – Он помедлил. – Может быть, мисс чрезвычайно впечатлительна и нервна?

– Нет, – сказал Майлз, чувствуя, как у него снова перехватывает горло.

– Я, в общем, так и думал. Клинически она абсолютно здорова. – Небольшая тяжелая пауза. – Вероятно, кто-то пытался влезть к ней в окно?

– Мы сами не знаем, доктор, нас это тоже беспокоит.