Текст книги "Бесноватые"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Выстрелы над озером

Далеко вверх по реке, мимо полей и деревьев, растущих на том берегу, где располагается Челси, плыла лодка.

Лодочник размеренно греб, налегая на весла. Белый глаз луны отражался, мерцая, в легкой ряби, плывущей навстречу лодке. Влажный ветерок обдувал сидящего на носу Джеффри, забираясь ему под шляпу и парик. Откуда-то из-за деревьев подкрались по воде робкие звуки музыки, усиленные ничем не нарушаемой тишиной. Поначалу Джеффри едва мог различить их сквозь скрип уключин.

– Пусть мне повезет, – молился он про себя. – Пусть хоть раз упадут кости как надо. Ведь если я ошибся – а это вполне может случиться, – у Пег нет больше шансов, и, значит, я снова ее подвел.

Что-то пробурчал лодочник. Глядя через плечо, он начал табанить левым веслом и, гребя правым, развернул лодку в сторону Челси.

– Приехали! – возвестил он. – Вам нужно было к Больничной пристани или в Рэнилег?

– Я же сказал: в Рэнилег.

– Точно. Я так и помню. Там в ротонде сегодня маскарад. У них почти каждый вечер или концерт, или маскарад. Только что это вы за такой странный тип, что отправляетесь ночью в Рэнилег по воде?

– У странного типа есть на то свои причины.

– Это уж точно, осторожно, приятель!

Нервы у Джеффри были на пределе. Он встал лицом к лодочнику, который сидел сейчас спиной к берегу, и огляделся.

В этой заброшенной местности к востоку от деревушки Челси – кучки заблудившихся домишек – возвышались два строения, освещенные бледным светом луны. Слева находился сложенный из потемневшего кирпича массив Королевского госпиталя, где сейчас спали запертые в этом нищем приюте ветераны прежних войн. Справа поднималась раковина ротонды увеселительного сада, отделанная внутри с невиданной роскошью[49]49
  Изображения канала, Китайского павильона и ротонды сохранились на рисунках и полотнах А. Каналетто и офортах К. Гриньома и Н. Парра (1750-е гг.).


[Закрыть]. Оба здания находились в глубине парка и были отделены от реки ровными рядами деревьев. Королевский госпиталь уже погрузился в темноту. Что касается ротонды, – внутри она вся сияла огнями и гремела праздничными звуками марша, который наяривал огромный оркестр, – то за ее окна, закрытые бархатными шторами, проникали наружу лишь узкие полоски света и – изредка – музыка.

Сильно загребая веслами, лодочник поднял голову и обратил к Джеффри лицо, черты которого несколько искажал лунный свет.

– Днем – другое дело. Когда в парк едут гулять. А вечером, на маскарад, когда джентльмены – все пьяные, а леди – почти что без одежды, – тогда никто по воде не едет. Я такого не слышал. Тогда едут по суше, до Рэнилегской дороги и по ней – прямо к ротонде. У задней калитки в саду – там даже сторожей нет.

– Совершенно верно.

– Это я знаю, – добавил лодочник заговорщицки. – Уж я-то знаю.

Он перестал грести. Лодку слегка развернуло, она проплыла еще немного и ткнулась в каменные ступеньки пристани. Лодочник ухватился за металлическое кольцо, вделанное в ступеньку, и удерживал лодку.

– Ну, выходи. – Голос его зазвучал резко и грубо. – Это у тебя пистолет, там, под камзолом, так? Ты ведь бандюга, так? А дружок твой тебя уже здесь поджидает, нет, скажешь?

– Дружок?

– На военного похож, в синем камзоле с белой жилеткой. Здоровый, а ступает, как кот. А-а! Догадался, про кого я говорю!

– Да, я думаю, про майора Скелли.

– Ну, вы там грабьте кого хотите, а я никого не трогаю. Так что заплати – от Миллбэнк досюда – и проваливай.

Джеффри выпрыгнул на пристань. На крик лодочника он обернулся и протянул руку, в которой были зажаты деньги.

– Вот плата, – сказал он. – Вы не согласитесь подождать меня?

– Я – нет! Можно подумать, будто у нас только одна виселица – в Тайберне, так? Нет, куда ни пойдешь, в какую сторону – везде развешаны рядами: знай, мол. И половина – грабители и разбойники. Подождать? Только не я!

– А если еще столько же? – спросил Джеффри, разжимая кулак.

С жадностью лодочнику было не совладать, и из уст его посыпалась отчаянная брань.

– Тише! Не так громко!

Брань перешла в шепот, уносимый холодным речным ветром.

– Хотите – верьте, хотите – нет, я не вор и не грабитель. А поплыл я от Миллбэнк, хоть это и рядом, потому что у меня нет билета, чтобы войти со стороны ротонды. К тому же на маскарад я все равно не собираюсь. У меня дело к некоему Чарлзу Пилбиму и его жене; они живут в коттедже при парке. Это совсем ненадолго.

– Старина Чарли Пилбим! Он следит за парком? А что вам до него?

– Неважно. Так подождете?

– Конечно. Но если я услышу стрельбу…

– А что, этот мой «дружок» – он вооружен?

– Так же, как вы; шпага и пистолет.

– Тогда, возможно, услышите. Но если уедете не дождавшись меня, это может стоить вам жизни. Понятно?

Лицо, освещенное светом луны, исказилось еще более; лодочник выругался. Джеффри бросил монету в лодку. Он взбежал по ступеням пристани и заспешил по аллее мимо госпитального сада к калитке в каменной стене на противоположной стороне парка.

Калитка, где днем с посетителей сада взималась входная плата в полкроны, была заперта. С трудом – мешали шпага и пистолет под камзолом – Джеффри вскарабкался на стену и спрыгнул в тень по другую ее сторону.

Там он немного постоял и огляделся.

По обе стороны выложенной дерном площадки, в глубине которой находилась эстрада, где обычно выступали жонглеры и фокусники, шли обсаженные тополями аллеи, ведущие к ротонде, расположенной примерно в двухстах ярдах.

«Похож на военного, в синем камзоле с белой жилеткой. Здоровый, а ступает, как кот».

Джеффри направился по левой аллее.

Ветер что-то нашептывал, кружа в верхушках деревьев и перебирая листья. Шум его легко мог затеряться среди звуков веселой музыки, несущейся из ротонды. Но шепот ветвей все равно был слышен, и видны были тени, мелькающие вокруг, а идти надо было осторожно, даже по песку. Он представил себе ротонду изнутри: два ряда отдельных лож, малиновые бархатные занавески которых образовывали полукруг, идущий по застеленному ковром полу. В зеркалах отражалась колонна в центре зала, вся увешанная лампами, напоминающими цветы на длинных стебельках; где-то под потолком, с которого свисали двадцать три люстры, пели скрипки. Двери лож на первом этаже открывались прямо в сад, который намеренно не освещался, дабы не мешать забавам участников маскарада. Существовало множество эпиграмм, описывающих людей, которые приходили сюда только затем, чтобы целый вечер ходить вокруг колонны, разглядывая остальных посетителей ротонды и демонстрируя себя.

 
Потоптаться мужчин зазывают балы
На коврах, уж давно не зеленых.
И зловеще топорщатся шляп их углы,
И склоняются в низких поклонах.
А прекрасные девы, идя в маскарад,
Только шлейфом себя украшают
И, гуляя по залу, – вперед и назад, —
Целый вечер паркет подметают.
 

Вспоминая эти недавно слышанные стихи, Джеффри благодарил судьбу за то, что сад не был наводнен людьми. Там внутри кипела жизнь, здесь же были только тени, покрывающие дорожки сада пятнистыми узорами.

Музыка взмыла вверх и замерла. Замер и Джеффри. Кто-то крался по аллее, ступая так же тихо, как он сам.

Справа от Джеффри сквозь просвет в веренице тополей было видно искусственное озеро, длинное и узкое, носившее название «канал». В центре его находился открытый павильон с крышей в китайском стиле, куда вел пешеходный мостик. В дневное время посетители сада могли посидеть там, выпить чаю с бисквитами или покататься по озеру в гондолах, которые сейчас стояли на привязи у мостика.

Джеффри готов был поклясться, что слышал, как в павильоне скрипнул стул; в следующее мгновение он готов был поклясться, что ему это показалось. Слева от него, рядом с боковой дорожкой, начинавшейся в том месте, где виднелся просвет среди тополей вдоль главной аллеи, стоял обычный сельский коттедж. Кусты росли так густо, что, не знай Джеффри о существовании коттеджа, он бы его просто не заметил.

А потом он увидел.

Женщина, которая шла по песчаной дорожке, двигаясь в направлении Джеффри, тоже застыла на месте.

– Миссис Пилбим! – тихо позвал Джеффри. – Миссис Пилбим!

У женщины было слабое зрение, или же она неверно определила направление, откуда донесся голос. Она кинулась к дорожке, ведущей к коттеджу, и выскочила прямо на Джеффри. Это была низенькая толстая женщина средних лет, в чепчике, с подносом, прикрытым салфеткой, в руках. Когда Джеффри возник перед ней, женщина задрожала, отступила на шаг; крик застрял у нее в горле.

– Миссис Пилбим! Взгляните сюда! Посмотрите на меня! Разве вы меня не узнаете? Я приезжал сегодня утром.

Его торопливый шепот вился над женщиной и несколько успокоил ее. В больших испуганных глазах на круглом добром лице отразилась перевернутая луна.

– Вы – с Боу-стрит? – прошептала она в ответ. – Вы – с Боу-стрит?

– Да. Скажите, где она?

– Кто?

В голосе женщины не чувствовалось никакой вины – только испуг и свирепое нежелание говорить с ним. Джеффри увлек ее за собой в тень к краю дорожки.

– Повторяю: я приезжал сегодня утром.

– А я могу повторить только то, что вы уже слышали, – прозвучал в ответ уверенный шепот. – Если мой муж следит за садом и нанимает уборщиков и садовников, разве он обязан знать, кто из них лазает по карманам?

– Нет, не обязан. Это мы уже выяснили.

– Моему мужу семьдесят пять лет. Он служил под командой герцога Малборо под Ауденарде в восьмом и под Мальплаке в девятом. Каждый несчастный инвалид из соседнего госпиталя низко кланяется при встрече с ним. Никто ни разу не усомнился…

– Никто и не сомневается, – перебил ее Джеффри. – Но я говорю о девушке, которую зовут Пег Ролстон.

– Ах вот как!

– Все это она уже слышала от Брогдена, секретаря судьи Филдинга. Сегодня днем она приехала сюда; на ней был плащ, а под ним – нарядное платье. Если она смогла убедить вас (я не имею в виду деньги) спрятать ее на несколько дней, то она сумеет появляться вечерами, в дни маскарадов, то есть три или четыре раза в неделю. Она сможет даже выходить в город, поскольку маскарады настолько популярны в Лондоне, что ее маска ни у кого не вызовет подозрений. Она надеется, что сможет прятаться здесь, пока я не докажу ее невиновность и не верну ей свободу.

Джеффри придвинулся ближе к женщине и сорвал с подноса парчовую салфетку. На подносе были закуски, которые обычно подавали в ротонде: ломтики цыпленка, тонко нарезанные кусочки хлеба с маслом, а также бокал вина.

– Умоляю вас, миссис Пилбим, скажите мне, где она.

Миссис Пилбим поспешно прикрыла поднос и отступила на шаг.

– Силы небесные! Что ж вам там, на Боу-стрит, кроме этого, и заняться нечем?

– Кроме чего?

– Бедной девушки, которую дядюшка запер и не дает выйти за любимого?

– Это вам Пег рассказала?

– Она – душенька!

– Может быть. Кроме того, она весьма безрассудная девица и романтическая лгунья. А заперли ее в Ньюгейтской тюрьме.

Бокал с шампанским качнулся; пролилось вино. Снова пошел гулять среди деревьев ветер, что-то разыскивая, что-то нашептывая, шелестя листьями, едва тронутыми осенью. Но запах осени ветер этот все-таки принес.

– Миссис Пилбим, – взмолился Джеффри. – Я не стану вас пугать. Этого и не требуется. Честность ваша и вашего супруга – вне всяких сомнений. Но ваше доброе сердце не устояло перед россказнями глупой взбалмошной девицы, которая своим безрассудным поведением навлекла на себя новые неприятности. Поэтому…

Еще один голос вмешался в разговор, произнеся шепотом, в котором явственно слышалась ярость:

– Прекратите! Перестаньте издеваться над женщиной! Мне это надоело!

Джеффри резко обернулся. Он не ошибся: стул действительно скрипел в павильоне на озере.

Он увидел, как блеснули хрусталики на черном «домино», а ниже – искривленный гримасой рот. Маска была на женщине, стоящей на мостике у входа в павильон. На ней было светлое платье, не скрывающее белизны ее плеч, и накидка, которая вполне могла быть оранжевой с голубым, если бы не лунный свет, придававший ей сероватый оттенок.

– Значит, я – дура! Значит, врунья! – Плечи девушки начали подергиваться, ресницы задрожали, а глаза под маской наполнились слезами. – Боже, как хорошо, что вы пришли!

Так он отыскал Пег.

Джеффри кинулся на мост. Он увидел, как девушка раскрыла навстречу ему объятия. Со стороны ротонды – теперь уже совсем близко – неслась задумчивая мелодия, в которой слышалось звучание струн и пение валторн. И в этот момент за его спиной, ярдах в десяти от него, прозвучал пистолетный выстрел.

Как будто невидимый кулак ударил по колонне в виде подпорки крыльца в деревенском доме, прямо над их головами. Пег вскрикнула и, мгновенно отбежав в тень, бросилась на пол. Краем уха Джеффри слышал, как грохнулся на землю поднос, выпавший из рук миссис Пилбим, как покатились чашки и тарелки. Стукнулись об пол ножны его шпаги и пистолет, который он пытался высвободить из-под камзола. Джеффри перекатился через спину и поднялся на колени.

Наступила тишина, нарушаемая только дыханием Пег. Ни шороха не раздавалось снаружи. Никто не произносил ни слова.

Луна стояла почти над головой, так что в павильоне было совсем темно. Это строение, открытое со всех сторон, насквозь продувалось ветром: дубовая стенка павильона не доходила даже до пояса, а выше начинались колонны, поддерживающие крышу в китайском стиле. Джеффри встал во весь рост и оглядывал берега канала, отделенные от них серебристой водой.

По-прежнему было тихо. Миссис Пилбим убежала по дорожке в свой коттедж. Ни звука не раздавалось вокруг, даже потревоженные птицы на деревьях и те молчали.

Потом Джеффри и Пег снова начали шептаться, и этот разговор Джеффри запомнил на всю жизнь.

– Джеффри…

– Только не вздумайте встать!

Жизнь, которая не упускает случая подшутить над человеком в самые патетические минуты, лишила Пег сил, когда та то ли лежала, то ли сидела на полу, прислонясь к стулу. Обруч на юбке сдвинулся, и из-под платья чрезвычайно нелепо торчали ноги. От такого позора слезы выступили на глазах девушки и сверкали сквозь отверстия в маске. Когда она попыталась подняться, левая рука Джеффри обняла ее за плечи.

– Оставайтесь на месте. Из пистолета дубовую стенку с такого расстояния не прострелить. Вы видели, кто стрелял в нас?

– Нет, нет, нет! Я… я видела вспышку рядом с деревом на тополевой аллее. Кто мог это сделать? И зачем?

– Я думаю, это был некий майор Скелли, друг Хэмнита Тониша… и госпожи Крессвелл.

– Чего же он прячется? Почему не покажется или не подаст голос?

– Достойный майор надеется напугать или спровоцировать нас; пусть надеется, Пег. Предоставим ему действовать первым.

– А нельзя нам убежать отсюда?

– Только по мостику или по воде вброд. Мы будем отличными мишенями. А у него было время перезарядить пистолет.

– Но ведь и у вас…

На этот раз его рука зажала ей рот.

– Хочу напомнить вам, сударыня, что вода – хороший проводник звука. – Он снова обнял ее обнаженное плечо. – Оставайтесь на месте! Слышите?

– Не буду. У меня платье испачкается. Пол грязный. Чай пролит, вино, бисквиты накрошены!

– Это ужасно! Но лучше запачкать зад, чем получить пулю в голову.

– Господи всемилостивейший, – зашептала Пег, обратясь к крыше павильона, – ну до чего же обходителен этот человек! И чего уж мне было прямо не полюбить какого-нибудь боцмана с баржи на Темзе!

– Никаких жестов! Опустите руку. Она у вас… как у Венеры на картине. Могут заметить. И снимите эту маску: хрусталь притягивает свет. У вас плащ с собой?

– Да, он здесь, на столе.

– Прикройтесь им. Ваше платье почти все светлое.

Ни к маске, ни к плащу Пег даже не притронулась. Но когда она увидела, как он озирается, пряча пистолет за спину, голос ее задрожал.

– Джеффри, что вы собираетесь делать?

– Скрестить с ним шпаги я не могу. Но про пистолет он может не знать. Если заставить его выстрелить, чтобы он еще раз промахнулся…

– Как! Неужели вы застрелите его из укрытия?

– С удовольствием бы застрелил. Но в темноте и с такого расстояния ни за что не попасть. Он ведь не попал. Нужно, чтобы он подошел поближе.

– Отойдите от двери! И не лезьте на мост, под лунный свет! О Господи! Вечно эти идиоты, которые ничего не боятся…

Джеффри чуть двинулся вперед. Он ожидал выстрела из-за деревьев, но вместо этого по спине его хлестнул гневный шепот, от которого у него выступила испарина. Так же тихо стояли деревья, неслась музыка из ротонды, покачивались привязанные лодки. Он вновь отошел в тень, где на него вылился вулкан приглушенной брани.

– Только не подумайте, что я опасаюсь за вас, мистер Уинн. И не прикидывайтесь, что делаете это ради меня. Разве когда-нибудь, нуждаясь в помощи, я ее получила?

– Глаза бы мои не глядели… в ваши прекрасные глаза, Пег.

Она сорвала маску и взглянула на него. Сейчас, окончательно освоившись с темнотой, он вдруг более, чем когда-либо, ощутил ее близость.

– Ну что ж, вместилище глупости, слушайте, что я вам скажу. Вся беда в том, что я слишком сильно любил и люблю вас.

– Разве нельзя было сказать мне об этом?

– Вот я и говорю. Молчите и слушайте. Вчера вечером я решил совершить ограбление, а если понадобится, и убийство. И только вы помешали мне, появившись в доме старухи. Сегодня утром я совершил-таки кражу, вернее, подумал, что совершил, для того чтобы иметь возможность предложить вам роль моей жены, столь неподходящую для вас.

– Вы ограбили? Но кого?

– Я же сказал, что только подумал, будто совершил это ограбление. Я думал так до тех пор, пока не обследовал содержимое резного сундука с пергаментами. И кого я мог ограбить, кроме покойницы Грейс Делайт?

Не переставая озираться, бросая время от времени взгляд на берег канала, он наклонился к Пег и зашептал:

– Вы не видели картину, на которой она изображена в молодости – вся увешанная бриллиантами. Вы не знали, что ее муж был краснодеревщиком. Вы не могли догадаться, в какой бедности – полной, настоящей – она прожила всю свою жизнь. Но вы это почувствовали. Об остальном я – так или иначе – вам рассказывал. Мой дед извел на нее все свое состояние. Он повесил на нее половину сокровищ Голконды. Если эти драгоценности спрятаны где-то в комнате, подумал я, то только в двойном дне сундука, под пергаментами.

– Джеффри, но я-то тут при чем? Умоляю, скажите, при чем тут я?

– Помолчите, ладно?

– Но…

– Как мы убедились, кто-то вполне мог влезть в окно, выходящее на Темзу, с тротуара на Лондонском мосту, убить и ограбить Грейс Делайт. Именно это и сделал убийца незадолго до того, как мы вошли в дом. Убив ее…

– Как?

– Убив ее, говорю я, преступник либо услышал, что кто-то идет, либо просто не смог найти драгоценности и решил прийти еще раз. Как я вам говорил, судя по пыли на внутренней кромке крышки, сундук не открывали и не двигали.

Теперь вернемся к вашему делу, Пег.

Стражники отвели вас под арест. За вчерашний вечер и сегодняшнее утро я, поверьте, испробовал все способы, чтобы освободить вас. Последняя попытка была сделана в доме судьи Филдинга, когда мы с ним были в гостиной, а вы с мистером Стерном сидели в задней комнате. Тогда я понял, что могу добиться для вас освобождения, только женившись на вас.

– Только… как вы сказали?

– Я сказал: женившись на вас. Не спорьте и не задавайте ненужных вопросов: все было именно так. Наш брак в Ньюгейтской тюрьме аннулировал бы опекунство вашего дядюшки и сделал бы опекуном меня.

– Джеффри, Джеффри, о, если бы вы только сказали мне это!

– Когда я вам мог это сказать? Во время разговора в доме судьи? Но вы вели себя так, что даже мистеру Стерну стало неловко, а Брогден вынужден был вмешаться, решив, что вы ополоумели.

– Ненавижу вас!

– Пег, сейчас не время для слез и истерик. Перестаньте! Майор Скелли где-то совсем близко.

Пег, уже собравшаяся было побарабанить кулачками по полу, замерла в страхе; она подняла заплаканные глаза и взглянула на Джеффри.

– Да, я решил жениться на вас, если вы согласитесь за меня выйти. Но не нищим. Я готов на многое, но, учитывая ваш капризный характер, Пег, на такое не решился бы даже я. Я подумал, что если в сундуке спрятаны драгоценности, то мне нужно совершить это ограбление, и тогда я не буду зависеть от вас.

– Глупец! Глупец! Глупец!

– Возможно. Во всяком случае, сегодня я отправился в жилище старухи на Лондонском мосту. По приказу Табби Бересфорда дверь заперли и ключ унесли. На мосту стояли часовые. Но не такое уж это было препятствие. Караул выставили только у арки на въезде, между сторожевыми башнями. Никто не позаботился о том, чтобы поставить часовых на тротуаре с западной стороны моста. В сущности, этого и не требовалось. Когда проезжая часть свободна, никому в голову не придет пользоваться тротуаром, как не пришло вам и мне вчера вечером. Помните?

– Да.

– Вот я и рассудил, что для меня эта ситуация идеальна. На тротуар можно попасть с любой улочки или же обойдя с задней стороны любой дом на западной стороне Фиш-стрит-хилл. И я подумал, что пройду туда, и никто меня не заметит или, по крайней мере, не обратит внимания.

Так я и сделал. Потом влез в окно, как до меня – убийца. Как я и думал, в двойном дне сундука под пергаментами оказался прямо-таки пиратский клад. Но была одна опасность, которую я хотя и предвидел, но не мог предотвратить.

– Опасность?

– Судья Филдинг.

Ночь ожила: какие-то шорохи раздавались по берегам канала, вода мягко плескалась, ударяясь о стены павильона. Но шагов по-прежнему не было слышно. Джеффри осознал, что каждый звук доносится до него столь явственно, поскольку смолкла музыка в ротонде.

– Этот слепец, Пег, чертовски умен. Он видит слишком много; и слишком много знает, хотя никогда не говорит, откуда он это узнал. С ним начинаешь чувствовать себя, словно нашаливший ребенок перед родителем. Сегодня утром, когда я был у этого паука в его чертовой гостиной, он начал догадываться о моем решении еще до того, как оно у меня окончательно созрело.

– Он – страшный человек! И все же…

– Судья Филдинг никогда не говорит прямо; это не в его натуре. Однако его намеки были столь прозрачны, что я не мог их не понять. Я даже поблагодарил его за предупреждение. По глупости своей я не понял, что оно носит весьма конкретный характер. И не подумал, что за мной могут установить наблюдение.

– За вами установили наблюдение?

– Вне всяких сомнений. Я заключил это из того, что сказал сегодня Брогден.

– Джеффри, вы взяли драгоценности?

– Не все.

– И этот ужасный человек догадывается?

– Более того: он знает. Я тратил больше, чем получил от него, и Брогден тоже обратил на это внимание.

– То есть вы совершили преступление, караемое смертью, и они знают об этом? Значит, вам грозит опасность большая, нежели мне?

– Ну нет, – сказал Джеффри. – Правда, когда я открывал сундук, я не знал, что не совершаю ничего противозаконного. Перед законом я чист.

– Тогда в чем же дело? – вскричала Пег. – Ради Бога! Объясните вы наконец, в чем дело?

Голос ее дрожал, она уже больше не контролировала себя. И тогда из-за дерева на тополевую аллею вышел человек.

Пег не видела этого человека, но она заметила, как вдруг напрягся Джеффри. Последний не успел ее удержать, и девушка вскочила на ноги.

В этот момент с аллеи через канал до них донесся голос, громкий и полный насмешливого презрения, который произнес:

– Выходите, Уинн! Всем известно, что вы человек смелый, особенно когда все за вас делает констебль шести футов ростом. Посмотрим, на что вы годитесь, когда рядом – одна женщина.

Джеффри промолчал.

От двери павильона до берега канала было двадцать футов. Туда вел узкий деревянный мостик без перил, проложенный над самой водой. От мостика к просвету между тополями шла песчаная дорожка длиной в пять футов.

Должно быть, майор Скелли стрелял в первый раз из-за деревьев, то есть с еще большего расстояния. Сейчас он намеревался подойти поближе и медленно двигался прямо к Джеффри. Чулки, жилет, парик, даже белое лицо, искаженное ненавистью, – все это вырисовывалось четко, словно камея, привидевшаяся в каком-то кошмарном сне. В темноте нельзя было разглядеть темно-синий камзол и штаны; только серебряное шитье поблескивало в лунном свете, отчего казалось, будто очертания фигуры расплываются и покачиваются из стороны в сторону.

– Я знаю, вы – там. Я не вижу вас, но вы меня видите. А этого вы не боитесь?

Теперь всего один шаг отделял майора Скелли от мостика. Он поднял правую руку с пистолетом.

– Пистолет не заряжен. Пороху у меня было на один заряд и всего одна пуля.

Он отшвырнул пистолет и стремительным движением правой руки извлек из ножен шпагу.

Пистолет шлепнулся в воду канала, подняв рябь, которая кругами расходилась рядом с причаленной гондолой. В ту же секунду заиграла музыка; Джеффри и Пег почувствовали, как звуки ее прямо ударили по ним.

Начали цимбалы; затем включились ударные, на которые наложилось хрипловатое пение валторн. С обнаженным клинком, сверкающим в лунном свете, ступил на мост майор Скелли.

Джеффри стоял не двигаясь справа от открытой двери, вплотную к стене павильона, которая доходила ему лишь до пояса. Пег в отчаянии цеплялась обеими руками за его левое плечо и шептала прямо в ухо:

– Ну, Джеффри, давайте!

Но он не двигался с места и не отвечал ей. Майор Скелли шел к ним своей кошачьей походкой. В правой руке он сжимал шпагу, на которой играли отсветы луны. Его левая рука скользнула за спину, под камзол, к тому месту, где заканчивался жилет.

– Стреляйте, Джеффри! Ради Бога, стреляйте же!

Услышав этот крик, Джеффри отшвырнул от себя девушку, так что она отлетела, зацепив несколько стульев, стоящих слева от него, и рухнула на стол.

Майор Скелли замер на месте; взгляд его искал Джеффри и Пег. Из-под камзола показалась его левая рука, сжимающая ствол пистолета.

Джеффри не стал ждать. Он кинулся к двери, выбежал на мост под лунный свет и поднял руку с пистолетом, собираясь выстрелить. От неожиданности у его противника отвисла челюсть, но все же майор Скелли успел первым нажать на курок. Оба выстрелили, почти не целясь, прямо в лицо друг другу.

Ослепший и оглохший, Джеффри какое-то время не мог прийти в себя. Он чувствовал, что ноги его дрожат. Знал, что пуля пролетела мимо него, хотя правая щека, опаленная порохом, горела.

Он так и не услышал, как поднялась с деревьев стая перепуганных птиц, не слышал тяжелого всплеска рядом с мостом. И лишь когда начал рассеиваться дым и Джеффри взглянул на воду своим все еще затуманенным взором, он осознал, что произошло.

На слегка волнующейся поверхности озера плавала треугольная шляпа. Рядом с ней плавал человек. Лицом кверху, с раскинутыми руками. Его уносило все дальше и дальше от моста. Человек так и не успел закрыть рот; волны перекатывались по его лицу, смывая кровь, и можно было видеть, что пуля прошла прямо между глаз майора Скелли.