Текст книги "Космический дальнобойщик"

Автор книги: Джон де Ченси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Я посмотрел на паутину линий внутри большой спирали. Она аккуратно и, казалось, точно выполнила рисунок. Линии пересекали всю картину, и я поразился, как она может вдохнуть в рисунок такую точность, если линии эти были чисто воображаемые. Ну хорошо, схеме этой она от кого-то научилась, который, в свою очередь, выучил этот узор у кого-то еще, а тот еще у кого-то?.. Неужели у Читы, которая начала эту традицию, было такое богатое воображение… или рисунок-схема основан на каких-то фактах? Если быть более точным, то могло ли так быть, что народ Винни был в контакте с инопланетными культурами задолго до того, как люди поселились на их планете? Да, не только возможно, но и вероятно. А могли ли племена Винни подхватить от них какие-то скупые указания насчет того, куда вели основные пути Космострады в Галактике? Да, это было вполне возможно, и мне надо было подумать об этом сразу.

Что-то меня озарило, и сама мысль об этом заставила меня рассмеяться вслух. Ведь правда, абсурдно? Рисунки Винни на песке… карта Космострады? Может быть. Нет, не может быть. Это была не карта, а только стилизованный ее рисунок. Поразительное культурное явление, да. Но точная карта самой запутанной системы дорог во вселенной? Даже и рядом не лежала. Сперва надо было бы узнать, через какие порталы проезжать, и для этого нужны были бы вспомогательные карты планет. Всякое такое вроде: первый поворот направо, проехать столько-то километров, и все такое прочее. А потом надо знать, какие звезды по дороге, в какой части Галактики ты находишься и так далее. Есть граница точности, которую не превзойдешь с песком и палочкой. Нет, мне казалось, что точная карта Космострады должна быть не только трехмерной, но и гиперпространственной. Возможно, это невероятно и невыполнимо графически, но придется включить какой-то математический элемент времени во всю схему, чтобы стало понятно, каким образом время работает в этой системе. На долгих маршрутах это очень важно, поскольку каждый прыжок через портал включает в себя и временное смещение. Простая относительность. А на этой дороге, если верить легендам, геодезический элемент где-то создавал таинственные короткие соединения пространства, из-за чего время как бы схлестывалось петлями, заставляя человека возвращаться в свое прошлое или еще что-нибудь похлеще.

Но чем больше я об этом думал, тем больше эта идея меня завораживала. Нет, я не мог бы себя никогда убедить, что это была та самая карта Космострады, но что, если все думали, что она существует? Я попробовал продумать все последствия этого. Может быть, ретикулянцам нужна была Винни – может быть, они пришли на ранчо специально, чтобы ее украсть. Но как могли они узнать про ее картографические способности, если я сам только что это понял? Если они это знали еще до меня, они могли бы схватить Винни в мотеле в любое время. Если только не… если только не… смехотворно! Это все чушь собачья. Ну, а что еще? Давайте порассуждаем так: может, они думают таким образом? Они увидели, как я пронесся сквозь портал, который никому не известен. Они знают, что на мне карты нет, потому что в милиции ее у меня не нашли… и они думают: а что это парень делает? У него, должно быть, есть карта. У Сэма ее нет, потому что Сэм не полез в портал, черт, может, они разобрали Сэма и обыскали его? Значит, Сэм отпадает, и они думают: что же такое, черт возьми, у него есть, раз он выбрался из милиции почти нагишом? Чита! Наверное, это она, потому что зачем еще ему тащить ее с собой? Ну да, так оно и есть, Чита. Взять их, бобик. Достать и принести карту.

Ох, черт. Сэм по ту сторону, беспомощный калека, а я тут, по эту сторону ничейной земли. Нет, подумай минутку. Разве они не дали бы возможность Сэму проскочить через портал и только потом решили бы обыскать его? Потому что, если они увидели бы, как Сэм повернулся и не стал проезжать в портал, или как он заколебался на пороге въезда, они не стали бы возиться с ним. В этом случае у меня должна быть карта, потому что иначе я ждал бы, что Сэм пролетит через портал за мной. Но если это правда и они оставили Сэма в покое, то почему Сэм не проехал портал? Что с ним случилось?

Я сдался, потому что не мог придумать ничего разумного, упал на песок и закрыл рукой глаза.

– Дарла?

– Да, Джейк?

– Ты посматриваешь, как дела?

– Угу.

– Хорошая девочка. Спокойной ночи.

– Спи крепко…

13

Это был паром.

Скорее, это выглядело, как паром, когда оно впервые появилось над горизонтом, потом оно стало очень странно выглядеть. Это, конечно, была лодка, по крайней мере, надстройка у этого создания была как у лодки, но впечатление было такое, что на самом сооружении тоже едет лодка. Из воды постепенно появлялись другие предметы – округлые прозрачные шары или пузыри; когда все странное и непонятное сооружение приблизилось, то впечатление, которое у меня создалось, было такое, словно разбитый корабль плюхнули поверх острова. Кое-где даже росла какая-то растительность.

Сооружение, которое напоминало лодку, было довольно большим, и остров был внушительным по сравнению со многими виденными мной островами, но для водного средства транспорта это было просто нечто огромное, заполнившее всю гавань, пока с обеих сторон едва осталось место, чтобы спустить ялик. Надстройка типа корабельной оказалась именно надстройкой: корпуса практически не было. Прямо посреди острова были три большие палубы, а конструкция отдавала последним столетием, а может, даже еще более ранними временами, восходящими к середине девятисотых годов. Конструкция казалась новенькой, она сияла красными и золотыми украшениями, направо и налево от надстройки простирались красивые мостики, и на этой посудине было целых три дымовых трубы, из которых шел беленький дымок. Что эти трубы делали на корабле, можно было только догадываться. Матросы бегали всюду по палубам. По большей части это были люди, но и несколько инопланетян тоже там сновало. Сам остров, на котором стояла надстройка, тоже кипел бурной деятельностью, но там не было людей. Животные – какие-то существа – скользили по земле острова к ближайшему берегу, сливаясь там, где громадина почти вплотную подходила к нему. Это были существа, похожие на тюленей, насколько мы могли понять, с гладкими влажными телами, тремя наборами ластов, а передняя пара ластов выглядела крупной и весьма гибкой, почти хватательной. На них было что-то вроде пальцев. Тела их были темно-оранжевого цвета.

Что было очень странным, так это поверхность острова. Это была не земля. Между пучками водорослей и выростами, похожими на облепившие громадину ракушки, лежало пространство коричневато-серого морщинистого материала, который был покрыт беловатыми шрамами и морщинами, было на что посмотреть. По всему острову были разбросали куполообразные структуры, сделанные из морской растительности, сцементированной грязью или песком. Эти тюленеобразные существа жили в этих хатках. Кое-кто из них все еще выползал из дыр в крышах и присоединялся к остальным.

Форма острова теперь была более понятна. Она была примерно овальной, сжатым круг с шестью воздушными мешками, расположенными на равном расстоянии друг от друга. Мешки состояли из нескольких маленьких мешков, что очень напоминало кучу воздушных шариков, которые были погружены в воду и связаны вместе в пучки. Был ли в них воздух или какой-нибудь газ полегче, невозможно было понять, но мешки наверняка обеспечивали плавучесть. На переднем конце острова было шишковатое возвышение.

Берег постепенно пробудился к жизни. Люди потягивались и зевали, давили сигареты каблуками, выбивали трубки. Люки захлопывались, и заводились моторы. На вершине берега стали образовываться очереди. Мы прошли по внутреннему изгибу гавани и смотрели, завороженные.

– Надо ли это понимать так, – сказал Роланд, – что все заедут на эту штуку на машинах и припаркуются?

Я осмотрел остров. Никаких поручней – лееров, куча препятствий, никакого пути, чтобы въехать на палубу, множество закругленных скользких поверхностей.

– Не могу себе представить, – сказал я, – но не могу предложить и ничего другого.

– Это большая рыба, и она всех заглатывает, – сказала Сьюзен. Мы все остановились и на нее посмотрели.

Она хихикнула.

– А что еще? – спросила она.

Примерно пятнадцать минут спустя мы стояли на узенькой полоске песка сбоку от того, что, как мы поняли, будет погрузочным трапом.

– Чтоб я сдох, – сказал Джон.

Примерно от семидесяти пяти до ста тюленеобразных существ столпились за костистым наростом, который венчал переднюю выпуклость, словно гигантский нахмуренный лоб. Существа использовали свои передние плавники, чтобы ритмично колотить по наросту. Казалось, ими руководит дирижер. Часть существ выбивала синкопированный ритм, в то время как остальные выстукивали подголоски. Потом первая группа прекращала выстукивание, вторая продолжала играть, зато присоединялся как бы третий ансамбль. Пока продолжался концерт, высокий и широкий нос странного острова все ближе двигался к гавани и к берегу, так что под конец практически не осталось никакого зазора. Однако это заняло немало времени. Наконец плавучий и неподвижный остров сошлись, и существа стали выстукивать в унисон единый ритм: один-два-три… один-два-три, то есть три долгих, три коротких стука, выдерживая замечательный ритм и такт. Передняя выпуклость стала подниматься, поднимая вместе с собой и оркестр.

Мне думается, именно Сьюзен громко ахнула, когда из воды поднялся гигантский глаз. Я знаю, что меня это просто потрясло. Одно дело спокойно рассматривать существо такого размера, другое дело думать над тем, как оно существует. Меня стали одолевать мысли о его биофизике. Сколько же, интересно, времени займет путешествие нервного импульса с одного конца существа до другого? От мозга к нужному органу и опять к мозгу? Тридцать секунд? Минуту? Как насчет внутреннего тепла? Избавиться от него для этого существа – проблема. Опять же движение. Если эти воздушные пузыри развились из плавников, то как эта тварь передвигалась? Но все же было и странно и страшно, когда на тебя таращился такой величины глаз, к тому же глаз явно чуждого происхождения. Внешне он был похож на многоугольник, красный, с шестиугольными фасетками. В центре каждого шестиугольника был зрачок с шестью сторонами, и весь глаз был пронизан плотной паутиной рыжевато-красных вен. Я забыл насчет биофизики и весь просто отдался изумлению.

Когда первое изумление прошло, нам пришлось ухватиться друг за друга, чтобы не упасть, потому что пришел черед открытой пасти. То, что сразу же представилось нашему взгляду, была перетирающая поверхность, составленная из розовато-белых кусков прозрачного хряща, шестиугольного по форме. Дальше, если смотреть в эту пасть, можно было разглядеть и небо, по уже хуже, потому что свет туда проходил плохо. Однако нам удалось рассмотреть бледные ткани, которые окружали вход в глотку, а под ними, словно водопад, спускался огромный язык. Он поплыл вперед, словно самодвижущийся ковер. Он облизал розовые перетирающие поверхности и вылез наружу, чтобы коснуться берега. Язык был фиолетовый.

Самое коронное началось тогда, когда изнутри вышла группа матросов из экипажа и ступила на песок. Они заняли места в нескольких метрах от пасти и стали пропускать внутрь машины и тяжеловозы.

Мы все рассмеялись.

– Как библейски это выглядит, – сказал Джон.

– Я же тебе говорила! – торжествующе сказала Сьюзен.

Плевать я хотел ни биофизику. Как они спариваются?!

– Ладно… – я кое о чем подумал. – У кого есть деньги?

Телеологисты наградили меня только беспомощными взглядами.

– У меня кое-что есть, – сказала Дарла. – Так что за проезд заплачу я.

– Она нахмурилась. – То есть, если тут на всех хватит.

– Интересно, берут ли они в рейс тех, кто может заплатить работой.

Мы пробрались сквозь цепочку машин, которые двигались по трапу. Матросы у входа брали плату за проезд. Я подошел к тому из них, кто стоял поближе. По-английски он не говорил, а наш обмен репликами на интерсистемном ни к чему пас не привел. Он что-то залопотал и нетерпеливо махнул рукой следующему в очереди, чтобы тот проезжал. Все начали двигаться, не обращая на меня внимания.

– Простите… матрос, можно вас?

– А? – этот был молоденький, пухловатый, с редкими светлыми волосами. На верхней губе у него пробивался пушок. Его форма была безукоризненно чиста, изобиловала красной и золотой вышивкой, на нем была шапочка в тон с черным козырьком.

– Камрада, я офицер. Трюмный инспектор Краузе. Что вы хотите?

– Простите, мистер Краузе. Как нам заплатить за проезд на этом… судне?

– А у вас нет билетов?

– Нет. Где их приобрести?

– У меня. Где ваша машина?

– Она сломалась. Сколько стоит просто пассажирский проезд?

Он повернул голову и посмотрел на нас, потом снова отвернулся, чтобы взять деньги за проезд у следующего в очереди.

– Э-э-э… это составит… – он снова повернул голову и заметил Дарлу.

– Угу. Сотняжку консолей.

– Консолей?

– Ну да, консолей. Консолидационных Золотых Сертификатов. КЗС. Консолей.

Он взял голубой квадрат пластика из руки инопланетянина, затянутой в перчатку. На лицевой стороне карточки было изображение, стилизованное, конечно, корабля верхом на острове-зверюге.

– Вы не принимаете универсальные торговые кредитки?

Он рассмеялся.

– Не на этом участке дороги, камрада.

– Простите. Но мы только что приехали…

– Да, я понял, вы только что проскочили через неизвестный портал. Правильно?

– Да… так оно и было.

– Ну что же, добро пожаловать в Консолидацию Внешних Миров, камрада. Твои кредитки и куска дерьма тебе тут не купят.

Манеры этого парня производили на меня такое впечатление, словно на мне постепенно вырастала бородавка, к тому же страшно зудящая.

– А что вы берете от инопланетян?

– Золото, драгоценные металлы – все, что угодно. Слушайте, мне надо принимать билеты. Ладно?

– Простите, что причинил вам беспокойство, но у нас у самих неприятности.

– Да-да… одна тройская унция золота заплатит за проезд. Конечно, унция с каждого.

– Джейк! – это Дарла протягивала мне какие-то золотые монетки. Я их взял. Это были очень старые монеты. Южноафриканское золото. Пораженный, я повернулся к ней и собирался спросить, откуда она их взяла, но она улыбнулась улыбкой сфинкса, и я понял. Снова ее бездонный рюкзак. Я посмотрел на монетки. Они, вероятно, стоили больше в качестве коллекционных экземпляров, чем как золото, – разумеется, на черном рынке. Золото теперь было монополией государства. Я вручил монеты Краузе.

– Иисусе Христе. – Он подбросил монеты вверх, чтобы прочувствовать их вес. – Где вы это стащили, в музее? – Он укусил одну из монет, проверил крохотный отпечаток зуба. Чистое золото всегда можно опознать.

– Ладно, их хватит. Но… э-э-э… тут у вас еще двое, а монет всего три?

– Боюсь, что это предел наших возможностей. Есть ли вероятность, что нам как-то удастся договориться? Иначе мы застрянем тут.

– Извините, никаких кредитов. Но… может быть, нам удастся что-нибудь придумать. Понимаете, что я имею в виду?

– То есть?

Он разглядывал Дарлу.

– Я бы хотел угостить вашу подружку выпивкой. В моей каюте, разумеется. Мы не можем заводить приятельские отношения с пассажирами, кроме как за капитанским столом, но то, чего старик не знает, ему не повредит, правильно?.. – он взял билеты у следующих в очереди. – Ага. В моей каюте… Особенно ваши ФЕМАМИКАС… – он решил устроить себе двойное удовольствие – наконец, заметил и груди Сьюзен. – Я с удовольствием их…

– Слушай, приятель…

– Джейк, спокойно, – сказала Дарла и обратилась к Краузе: – Я с удовольствием выпью с вами, офицер, но моя приятельница Сьюзен вообще не пьет. Однако мы с вами, просто вы и я, можем очень приятно провести время. – Она даже подмигнула ему. – Идет?

Он рассмеялся:

– Не знаю, иногда три головы лучше, чем две.

Наверное, он заметил, как почернело мое лицо, и посерьезнел.

– Ладно, идет. Просто вы да я.

Я протянул вперед руку.

– Верни наши деньги, пожалуйста.

Дарла взяла меня за руку.

– Погоди минутку.

– Отдайте деньги, офицер. Лучше уж мы автостопом по Космостраде.

– Да ради бога, – сказал Краузе, неохотно возвращая мне монеты, – но тут автостопом никто никого не берет. Тут установлен предел – четыре пассажира на средство транспорта, и очень много пошлины берут за остальных.

– Ничего, мы рискнем.

– Ох, и пожалеешь об этом, камрада…

Когда мы снова вернулись на пляж. Дарла была готова меня убить.

– Автостопом, да? Кто возьмет нас пятерых плюс инопланетного антропоида?

– Мы поедем разными машинами.

– Ты что, чувствуешь сегодня необыкновенный прилив везения? Я – нет. – Она топнула ногой в сапоге по песку. – Черт побери, Джейк, иногда я тебя не понимаю, неужели ты всерьез подумал, что я подпущу этого кретина к себе? Разумеется, я пошла бы с ним в его каюту, даже хлебнула бы с ним парочку рюмок. Но ты бы очень удивился, если бы узнал, что у меня есть в этом рюкзаке. Маленькие прозрачные капсулки, которые заставят человека очень неприятно и долго болеть. Будет очень тошнить, рвать, головная боль и прочее. Конечно, они никого не убьют, но все же… понял? Кроме того, даже если бы мне пришлось переспать с ним… – она не закончила.

Она была права.

– Извини, Дарла. Мне надо бы вести себя тоньше.

– Но ведь тебе непременно надо всюду сунуться, а? – она была в бешенстве от меня – и все же мной гордилась.

– Джейк, Роланд? – Джон стоял у воды, маленькие волны плескались ему по ногам. – Это мое воображение, или вода и впрямь прибывает?

– Он прав, – сказал Роланд. – Я это и сам заметил. А вот причина.

Он показал на восточное небо.

Край огромного белого диска показался над горизонтом. Луна, огромная, в два раза больше земной луны, как я мог определить на глаз. Приливы тут должны быть свирепыми, высокий прилив означал бы абсолютный потоп. Здорово.

– А что мы будем делать? – спросил Джон.

– Я снова вернусь к тому типу, – сказала Дарла. – Надеюсь, у него не пропало настроение на нашу сделку.

Она была настолько права, что я готов был ее задушить.

– Минутку. Должен быть и еще какой-нибудь выход. От того типа добра не жди.

– Да нет, он не из той породы. Я ему подобных и раньше встречала. Это пухленький мелкий гаденыш. Ты оставайся здесь. Я с ним и сама справлюсь.

– Может быть, кто-нибудь из остальных моряков…

Она посмотрела на меня так, словно устала от жизни.

– Джейк…

– Ладно, – я сдался.

Наши отношения были настолько же четкими и ясными, как призраки в тумане. У меня не было никакой соломинки, за которую я мог бы с ней ухватиться.

– Что это за шум? – спросил Роланд.

Я выхватил гудящий ключ из кармана штанов.

– Сэм!!! Сэм, это ты?!

– А какого черта ты еще ждал? Председателя колониального политбюро, что ли? Из всех идиотских вещей, которые ты до сей поры натворил, это, должно быть, просто призовая глупость. Есть три вещи, которые даже самый последний идиот научится не делать в первую очередь, чтобы не осложнять себе жизнь, но вот до тебя как-то все не может никак дойти. Хочешь знать, что это за правила? Я тебе скажу. Не плюй из иллюминатора машины, когда скорость мах-запятая-один, не ешь голубого снега на Бета Гидры-4 и никогда не суй нос в неизвестный портал! Это же здравый смысл, правда? Казалось бы, любой, кто ест, пьет и дышит, с легкостью усвоит такие простые истины – но только не ты, мальчик мой, только не ты, ни в коем случае…

Мы хохотали и хохотали и не могли остановиться.

14

И еще кое-что говорил Сэм, когда мы наконец его нашли:

– Что за идиотская мысль – не сказать мне, куда вы проскочили? – он был сердит, как кошка.

– Слишком много было в то время переживаний, Сэм.

– Ладно, может, ты и прав, – проворчал он.

– Мне очень не хотелось об этом спрашивать, но где, черт побери, был ты?

– Спасал Петровича, или как там его зовут.

– Петровски! Я думал, что цилиндры размазали его во вселенной. О господи, Сэм, как это получилось? И почему?

Остальные столпились в кормовой каюте, пытаясь обнаружить, сколько человек может сразу поместиться в кабину сауны – кроме Дарлы, которая готовила быстрый ленч. Все они страшно шумели. Хорошо снова попасть домой.

– Ну, дело было так, – сказал Сэм. – Вот он я, еду себе спокойно, наматывая мили на кардан. Наверное, я был около скорости мах-запятая-четыре-пять. Вонючка, знаешь ли, гений в своем роде, кстати. Потом стал вызывать тебя. Вызываю-вызываю – никакого ответа. Потом увидел вспышку, и надо же – гамма-радиация! Ладно, думаю себе, можно списать на нет своего единственного потомка мужского рода, но я думаю – может, не все так плохо, если принять во внимание то, какую странную машинку ты вел. Подумал, может, ты просто ранен и не можешь позвать меня на помощь. Поэтому я стал сканировать пространство в инфракрасном спектре, чтобы найти тех, кто выжил. Откуда я знал? Я совершенно не ожидал, что вы проскочите в неизвестный портал. Ну да ладно, что-то такое мне попалось в кликах трех от маркеров въезда, я съехал с дороги на лед и решил посмотреть. И на тебе – мент в скафандре лежит на спине посреди неведомо чего, никакого признака его машины в пределах видимости, но его катапультировавшее сиденье раскидано кусками по всей равнине. А он замерз в ледышку, а с его левой рукой и вовсе что-то странное.

– Рукой? – спросил я.

– Ну да, кисти у него совсем не было. Вместо этого большая замерзшая сосулька крови на конце предплечья, словно вишневое мороженое. Ей-богу, такой жути тебе никогда не доводилось видеть. Но остальные части тела были при нем… и он был жив.

– Господи Иисусе.

И я мог догадаться, что сделал Петровски. Он так направил под углом огонь дюз ракет приземления, чтобы они отнесли его в сторону от цилиндров, вместо того, чтобы опустить его поудобнее на лед. Но как он выжил после такого колоссального риска, я понять не мог. Отрезанную руку тоже довольно легко можно было объяснить. Чудеса, что запутавшийся буксирный канат вообще не перерезал его надвое.

– Как ты затащил его в каюту?

– Сперва мне надо было отморозить его ото льда. Я поставил зажигательный пистолет на широкий луч и поджаривал его до тех пор, пока он не смог двигаться. Потом он сам втащился внутрь. Ей-богу, в его теле не могло остаться ни одной не сломанной косточки, но он это сделал! Потом оставалась проблема его отрезанной руки. Если бы я поднял температуру в кабине до нормальной, он бы истек кровью насмерть. Если я оставил бы в кабине вакуум, он замерз бы. Он и так наполовину был ледышкой, хотя его костюм оставался почти герметичным. Поэтому мне пришлось придумать способ, как загерметизировать кабину и одновременно держать в ней температуру ниже нуля. Просто-напросто не делают таких систем жизнеобеспечения. Пришлось мне повозиться, обходя разные микросхемы.

– Он что-нибудь сказал?

Сэм немного помялся, потом сказал:

– Не особенно. Просто стонал себе и стонал.

Я как раз в этот момент оглянулся назад и заметил, что Дарла стоит на пороге кухни, внимательно вслушиваясь – собственно говоря, подслушивая.

– Давай дальше, – сказал я.

– Ну вот, я понесся по дороге обратно к рикксианскому порталу, но там вообще никакого движения не было. Пришлось мне мчаться весь путь назад к дороге на земной лабиринт. Вопил, как дьявол, всем шоферюгам, и два тяжеловоза наконец взяли его с собой. Кстати, по дороге я видел наших рикксианских друзей.

– Я знаю, они здесь. Как ты думаешь, он выжил?

– Он вырубился совсем, когда до него добрались шоферы тяжеловозов, поэтому не могу знать. Но он, ей-богу, чертовски живучий тип, я таких встречал.

Сэм сделал паузу.

– Как тебе кажется, я ничего неправильного не сделал?

– Да нет, черт возьми, ты сделал именно то, что нужно.

– Ну что же, моя совесть, по крайней мере, чиста. Так или иначе, он уже в этих гонках не участвует.

Дарла шагнула вперед и принесла мне миску говяжьего бульона и кракерсы. Я сказал ей спасибо и накинулся на еду, прикончив ее за рекордное время. Я запил все это банкой пива «звездное облако». Рыгал я отчаянно громко. Я улыбнулся Винни, которая сидела на сиденье стрелка, приканчивая остатки своего травяного обеда. Она рыгнула и улыбнулась мне в ответ. Есть вещи, которые действительно распространены по всем вселенном.

– Позор, как в наши дни разгуливают молодые девушки, даже не краснея от того, что на них ничего нет, – сказал Сэм.

– Я это уже слышала, Сэм, – откликнулась Дарла. – Скажи мне только, что тебе это не нравится.

– Я старею. Черт, я и есть старый. Собственно говоря, я мертвый.

– Сэм, кончай нести чушь, – сказал я. – Ты никогда не умрешь, и ты это знаешь. Разве я тебе не говорил, что тебя надо три раза похоронить, прежде чем ты согласишься остаться под землей? Ты же будешь возвращаться обратно, как Джон Ячменное Зерно.

– Что за разговоры! Где твое уважение к умершим? – хихикнул Сэм. – Дарла, я просто подшучивал над тобой. В мое время ханжи говорили, что мораль уже не может пасть ниже. Я, кстати, с этим согласен. Это был декадентский период, если такой термин тебе о чем-то говорит. Проведи со мной уик-энд на новой Бете, и я тебе про это расскажу такое…

– Назови время, когда тебе удобно, Сэм – и я с удовольствием.

Он рассмеялся.

– Джейк, расскажи мне еще про того кита, который собирается нас проглотить. Похоже на то, что он побил рекорд даже той ледяной рыбы на Альбионе. Я тебе никогда не рассказывал про то, как я отправился в экспедицию, чтобы проследить их миграционные маршруты? Это было, когда ты еще в школу ходил. Должно быть, двадцать пять… нет, тридцать стандартных лет назад…

Сэм продолжал плести историю, которой много раз надоедал мне за все прошлые годы, и мне даже странно стало – к чему это он клонит, пока я не услышал его голос по внутрикостным проводникам в ухе.

– Сынок, мужайся. Дарла – агент. Мне кажется, она работает на Петровски.

Ну что же, вот и начались неприятности, и шило наконец вылезло из мешка. Мне, наверное, трудно было бы держать про себя все свои подозрения на этот счет. Я понял, что и сам понимал, что давно уже что-то не в порядке.

– Вот так, молодцом, – продолжал Сэм, – держи бесстрастную физиономию. Нет никаких доказательств, но ты послушай запись того, что говорил в кабине Петровски.

Тут раздался голос Петровски, который долго бормотал что-то по-русски прямо мне в ухо.

– К тому времени он уже начинал бредить, сынок. Вот послушай.

Бормотание, потом имя… потом еще какое-то бормотание, потом снова имя, снова и снова. Имя прозвучало, как Дарь-я. Я учил русский очень и очень давно, но мне думается, что Дарья – это не русский эквивалент Дарлы. Если такому имени могло быть вообще соответствие на русском. Я повернулся к тому месту, где горел на панели глаз Сэма, и молча покачал головой.

– Нет? Господи, сынок, извини. Я потратил страшно много времени и сил, пытаясь разобрать по-русски какие-то слова, очень трудно это было, он же, носитель языка, говорил быстро, и мне показалось, что это было «Дарла». Но только звучало как-то странно.

Но это слово и могло быть «Дарла», подумал я, слыша, как Петровски снова и снова повторяет «Дарьюшка, Дарьюшка…», а потом еще одно имя, совершенно неожиданно: «Мона».

– А что ты про это скажешь, а, сынок?

По нашим шоферским каналам я слышал такие слухи, что у Моны в последнее время был роман с офицером милицейской разведки, к тому же весьма высокопоставленным, по крайней мере, так поговаривали ребята. Так что это мне было даже понятно. Но мог ли Петровски страстно, безумно и немедленно влюбиться в Дарлу, как только ее увидел? Поскольку я все-таки знал этого человека, пусть очень и очень мало, мне это показалось маловероятным.

– Ну что же, Джейк, тут все равно есть над чем подумать.

Такое осторожное выражение Сэма про то, что я тут услышал, еще раз подчеркнуло для меня, что задача нуждается не в том, чтобы ее больше продумывали, а в том, чтобы узнать побольше фактов.

– Сэм, – сказал я вслух, – прости, что перебиваю твой потрясающий рассказ, но я хотел бы, чтобы ты для меня кое-что поискал.

– Я как раз дошел до самой потрясающей части. Ну да ладно, чего тебе надо?

– Ты все еще записываешь программы новостей, когда есть возможность?

– Каждый раз, когда мне выпадает шанс, как гласит моя программа. У меня даже есть шестичасовые новости с Голиафа. А что?

– Сколько времени ты их хранишь?

– Тридцать стандартных дней, потом я их выкидываю.

– МЕРТЕ. Ладно, слушай. Я хочу, чтобы ты выискал в своих записях все из новостей с такими ключевыми словами: «Кори Уилкс», «разведка», «Колониальная Ассамблея», «ретикулянцы», «милиция» и… э-э-э… сейчас, что еще?..

– Карта Космострады?

– Это маловероятно, но все равно – давай!

– А почему «Колониальная Ассамблея»?

– Так, мне просто кажется, что это имеет значение.

– Правильно. Уилкс наверняка будет мелькать в новостях, как паршивая кошка, которую гонишь в дверь, а она лезет в форточку. Он обожает общаться с сильными мира сего и не самыми сильными, лишь бы известными, поэтому постоянно лезет в новости и на экран. Ладно, давай-ка я спущусь в тот пыльный подвал, где хранятся мои старые газеты. Если хочешь, могу начать прямо сейчас.

– Хочу, – сказал я. – Но пока не зачитывай, пока я тебе не скажу. А пока что я просто обязан принять душ.

Все остальные к тому времени уже выбрались из сауны, свеженькие и вычищенные до блеска, и уселись есть. Я пошел к заветному шкафчику, вытащил литр «старой привычки» и тяпнул как следует. Приливные силы были чудовищные. Потом я полез в сауну, тоже не больше шкафчика, чтобы сперва попариться, а потом принять туманную ванну. Стоя в клубящемся тумане, я отключил свои мысли, и вся схема, весь узор и смысл последних дней ярко высветились передо мной. Тонких деталей я, конечно, пока не замечал, но в основном я понял общие закономерности. Я стал видеть и понимать, что происходило. Если мне повезет, дальше я начну соображать больше. Самой большой неизвестной величиной была Дарла, но даже она постепенно принимала четкие очертания, как силуэт в тумане. Туман частично прояснился там, на берегу. Что же я, собственно увидел? Могла ли ее внезапная ранимость оказаться горем, а ее страсть – утешением вдовы?

После того, как я побрился и сменил одежду, – еще одна стопка родного напитка сопутствовала этому – я снова превратился в нечто человекообразное. И прошел вперед.

Мы провели еще двадцать минут в очереди, прежде чем подобрались к ряду моряков, которые брали плату за проезд. Если я хотел увидеть Краузе, то очередь мне не подходила, поэтому я перестроился и, к возмущению кого-то позади себя, попал в нужную мне очередь. Сердитый сигнал клаксона инопланетного автомобиля раздался сзади меня, но я не обратил на это внимания.