Текст книги "Затемнение в Грэтли"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

2

В гостинице «Ягненок и шест» обычно останавливались армейские офицеры и летчики, и больше как будто никто. Тем не менее она была переполнена, и женщина за конторкой сказала мне, что я могу занять номер только на два-три дня. Увидев эту комнату, одновременно и холодную и душную, я подумал, что и двух дней с меня совершенно достаточно, а потом надо будет подыскать себе какое-нибудь человеческое жилье.

Я еще поспел к концу обеда, состряпанного, по всей видимости, целиком из клейстера: мучной суп, вареная рыба в мучном соусе с овощами и мучной пудинг. Не думайте, что я жалуюсь на питание военного времени: держу пари, что в гостинице «Ягненок и шест» и в мирное время кормили немногим лучше. Виной этому был ее владелец майор Брембер, который бросил службу в пенангской полиции, по-видимому, не для того, чтобы содержать гостиницу, а для того, чтобы гостиница содержала его. Я видел и майора и его супругу – оба чопорные, пучеглазые, они восседали, как сахибы, в столовой с таким видом, словно они у себя в поместье, тогда как им следовало бы стоять на кухне и, засучив рукава, стряпать настоящий обед. Однако не буду распространяться о майорах Бремберах нашей страны. Я не люблю их и желал бы, чтобы они не изображали из себя содержателей гостиниц.

После обеда я зашел в бар при гостинице, который открывался только с восьми часов, так как спиртного было мало. Сейчас там царило большое оживление. Виски не было, посетители пили портвейн, джин и пиво. Летчики и армейские офицеры со своими дамами сидели за столиками, большей частью группами по четыре человека. Несколько пожилых, скромно державшихся горожан задумчиво прихлебывали пиво, а в углу, у самой стойки, отдельно от других, расположилась компания, в которой я сразу признал тесный кружок завсегдатаев. Я немедленно перекочевал со своим пивом поближе к этой группе и стал наблюдать за ними. Тут были два офицера – один из них, краснолицый капитан, уже сильно подвыпил, – и пожилой, невзрачный мужчина в штатском, который говорил жеманным визгливым голосом и хихикал, как девушка. По-видимому, это он угощал всю компанию. Из двух женщин одна была полная, бесцветная особа, как будто чем-то обеспокоенная, другая – помоложе, одета наряднее и очень хороша собой. У нее был длинноватый нахальный носик и пухлые губы, которые даже тогда, когда она не говорила и не смеялась, были жадно раскрыты, словно готовые к новому взрыву смеха. Всмотревшись в нее, я ощутил уверенность в том, что уже где-то видел ее раньше и в совершенно иной обстановке, но не мог припомнить, где. Это мучило меня, и я все время пялил на нее глаза. Девушка это заметила, отвернулась и снова чему-то засмеялась, но я успел уловить в ее дерзком взгляде мимолетное выражение тревоги.

Краснолицый капитан тоже заметил мое настойчивое внимание, и оно ему не понравилось.

Вначале разговор компании вертелся вокруг какого-то званого обеда, на котором был кто-то из них, – кажется, та самая веселая и хорошенькая девушка, что меня заинтересовала. Обед этот происходил, по-видимому, в каком-то загородном ресторане, который, насколько я расслышал, назывался «Трефовая дама». Сыпались обычные шутки насчет общих знакомых: тот напился, эти не сумели скрыть своей любовной связи. Упоминалась и какая-то миссис Джесмонд; о ней говорили, что она «наверное, купается в деньгах», «шикарная женщина», и называли ее загадочной. Я тут же мысленно взял на заметку эту миссис Джесмонд.

Разговор чем далее, тем более превращался в пустую болтовню с неизменным скабрезным привкусом, типичную для таких компаний, веселящихся в барах. В роли присяжного остряка выступал пожилой фат, у которого, как я заметил, щеки были нарумянены. Заметил я также, что под его паясничаньем крылась определенная цель – он все время высмеивал оборонную работу страны. Он ясно давал понять, что наша борьба с нацистами просто комична, хотя неизменно называл ее «трогательной». У него, видимо, было много денег, судя по тому, как он швырял ими. И он был не дурак, этот мистер Периго, как его называли остальные. Я уже начинал думать, что мне сразу повезло и что я напал на верный след… Но где же я встречал раньше эту девушку?

– Эй, вы! – сказал краснолицый капитан, неожиданно перегнувшись через мой стол. – Нечего слушать, мы вам не радио!

– Знаю, что вы не радио, – уверил я его, мгновенно почувствовав антипатию к этому субъекту с налитыми кровью свиными глазками.

– Ну-ну, Фрэнк! – сказала полная дама предостерегающим тоном. Она мигнула второму офицеру – видимо, это был ее муж.

– Вы и так уже смутили эту леди тем, что все время таращите на нее глаза, – продолжал капитан.

– Вовсе нет, Фрэнк, – вступилась девушка. И, повернувшись ко мне, прибавила: – Не обращайте на него внимания.

– А я говорю – да! Не мешайте мне выяснить это дело, Шейла.

– Что вы хотите выяснять? – спросил я, и тон мой, вероятно, выдавал то презрение, которое я чувствовал к нему. – Я живу в этой гостинице, и если вам не нравится, что я сижу здесь, можете отправляться в другое место.

– А с какой стати, черт возьми! – Он стукнул кулаком по столу, расплескав часть моего пива. У меня чесались руки выплеснуть то, что оставалось в кружке, в его идиотскую физиономию.

В начале этой сцены странный человек, которого называли мистер Периго, был занят – он заказывал бармену какой-то сложный коктейль для всех. Сейчас он увидел, что происходит, улыбнулся мне, обнажив ряд зубов, как будто сделанных из самого лучшего фарфора, а Фрэнка похлопал по плечу.

– Ну-ну, Фрэнк, ведите себя смирно, иначе не получите больше ни капли! Не обращайте на него внимания, дорогой сэр. Он угомонится, когда выпьет еще стаканчик.

Очередь была за мной. На улыбку мистера Периго я ответил улыбкой и заверил его, что ничуть не обижен. Он настоял, чтобы я пересел к ним, и, так как угощал на этот раз он, остальные не могли протестовать. Только милейший Фрэнк по-прежнему смотрел на меня сердито. Это перемещение было мне весьма на руку. И вот я очутился у стойки, подле девушки с нахальным носиком. Глаза у нее были ярко-синие, один чуточку темнее другого. Эта особенность еще больше убедила меня в том, что я где-то видел ее раньше. Звали ее Шейла Каслсайд, и, как выяснилось из разговора, она была женой майора, сегодня утром уехавшего по служебным делам.

– Что вы делаете в Грэтли? – спросила она у меня. Она держалась все так же развязно, но в обращенном на меня взгляде мне почудилась какая-то настороженность.

Я повторил ей то, что рассказывал другим.

– Завтра пойду к директору завода Чартерса, – сказал я в заключение.

– А кто у них там директор? Как же это я не знаю? – воскликнула Шейла.

Зато мистер Периго знал.

– У Чартерса? Ну, как же, дорогая, это мистер Хичем, – помните, такой всегда озабоченный человечек. И то сказать – как тут не быть озабоченным? Он никак не может добиться ответа от министерства снабжения. У бедняги на заводском дворе ржавеют запасы всяких секретных изделий, а в министерстве все не могут решить, понадобятся они или нет. Как это печально, не правда ли?

И маленький урод ухмыльнулся, показывая фарфоровые зубы, с таким видом, как будто речь шла о партии в бридж, а не о борьбе за жизнь каждого из нас.

– Перри, вы чудовище! – воскликнула Шейла. – И я на днях слышала, как полковник Тарлингтон говорил Лайонелу, что, по его мнению, вы пятая колонна.

– Шейла! – ахнула полная дама. – Как это можно! – Она весь вечер открывала рот только для таких увещаний.

Мистер Периго вдруг сразу стал серьезен.

– Ну, против этого я протестую! Да, да, дорогая моя, не шутя говорю: я категорически протестую.

– Правильно, – вставил второй офицер.

Фрэнк в этот момент был где-то в другом конце бара.

– Только потому, что я пытаюсь сохранить юмор, – продолжал мистер Периго жалобно, – и не щеголяю все время своим патриотизмом… Нет, это уже слишком! И я скажу это в лицо полковнику Тарлингтону. Не всякий же может держать себя так, как будто он – родной брат аллегорической Британии. Да и внешне не все могут походить на Тарлингтона – ведь он точь-в-точь национальный флаг: белый, синий и красный.

Эта острота ужасно насмешила Шейлу. Она, видимо, уже немного опьянела да и вообще была из тех женщин, которым постоянно нужна атмосфера шумного веселья. Или я ошибался?… И где я ее видел раньше?!

Я заказал вино для всех. Потом осведомился, кто такой Тарлингтон.

– Один из местных заправил, – сказала Шейла небрежно. Она уже утратила всякий интерес к этому разговору.

– Он член правления Электрической компании Чартерса, – пояснил мистер Периго, знавший, по-видимому, всех и вся. – И, кроме того, важная шишка в местной организации консерваторов. Он из тех, кто никогда не упускает случая сказать другим: «Все на фронт!» или что-нибудь в этом роде. И, кажется, он копьеносец или знаменосец в отряде местной обороны. Но сами посудите – называть меня пятой колонной только потому, что я люблю иной раз пошутить!

– А я полагал, что у вас тут уже перестали говорить о пятой колонне, – сказал я.

– Да и в самом деле перестали, – отозвался второй офицер. (Я уже успел заметить, что он осел.) – Их давно переловили и всех посадили под замок.

– Ну, нет, я бы этого не сказала, – покачала головой Шейла с глубокомысленной миной, какую всегда делает ветреница, пожелавшая вдруг говорить серьезно. – Десятки их шныряют повсюду.

– Откуда вы знаете, Шейла?

– Знаю, и все.

Подняв брови, я посмотрел на мистера Периго, и он тотчас мигнул мне в ответ. Глаза у него были очень светлые, словно выцветшие, и странно выделялись на этом безжизненном, накрашенном лице. Волосы на висках были седые, зато на макушке – фальшивая накладка безупречно каштанового цвета.

– Смотрите-ка, вот и Дерек с Китти! – закричала Шейла и, вскочив, побежала им навстречу.

Я смотрел ей вслед, все еще мучимый тем же неотвязным вопросом.

– Обворожительная женщина, – сказал мистер Периго с фарфорово-деревянной усмешкой, противоречившей его словам. – Мы все очень любим Шейлу. Не правда ли, миссис Форест? Она такая веселая, жизнерадостная. Один мой знакомый, командированный сюда на службу и скучающий здесь, как в ссылке, говорил мне недавно, что бывают дни, когда только возможность изредка любоваться чудесными ногами Шейлы удерживает его от самоубийства.

Миссис Форест немедленно призвала его к порядку.

– А ведь ей много пришлось пережить до того, как она вышла за Лайонела Каслсайда, – сказал напыщенным тоном майор Форест. – Она очень рано вышла замуж, бедняжка, и первый муж ее скоропостижно скончался в Индии. Она никак не может забыть его.

– Да, – подхватила миссис Форест, склонная к сентиментальности после нескольких порций джина с лимонным соком. – Я часто замечала, как глаза ее вдруг наполняются слезами, и она говорила мне, что не может забыть эти последние тяжкие дни в Индии. Впрочем, теперь она очень счастлива.

– И она хорошо сделала, что вышла за майора Каслсайда, – сказал мистер Периго очень серьезно. – Он человек состоятельный, ну, и притом племянник старого сэра Фрэнсиса Каслсайда. Вы, конечно, слыхали, – это относилось ко мне, – о глостерских Каслсайдах?

Я ответил, что ничего о них не слыхал, что слава о глостерских Каслсайдах не докатилась до наших прерий. Чета Форестов ледяным молчанием реагировала на этот взрыв колониального юмора, но мистер Периго, как мне показалось, незаметно подмигнул мне.

– Я где-то встречал ее раньше, – добавил я, глядя издали на Шейлу.

– Так вот почему вы так упорно ее рассматривали? – вкрадчиво спросил мистер Периго.

– Да. Это, конечно, не важно, но вы знаете, такой пустяк иной раз не дает покоя…

Оказалось, что миссис Форест целыми днями мучается, если ей не удается припомнить, где и когда она видела какого-нибудь человека. Она призвала в свидетели мужа, который подтвердил, что она мучилась иногда в течение нескольких дней. (Внушительное, должно быть, зрелище!) Затем миссис Форест объявила, что им пора домой. (Кажется, была очередь ее мужа угощать компанию.) И они ушли.

Мне было любопытно, как мистер Периго будет держать себя, оставшись со мною наедине. Как я и ожидал, он сразу стал серьезен.

– Вот что, мистер Нейлэнд, – начал он, – я уловил в ваших глазах вопрос, что я здесь делаю. Вы человек умный, – да-да, я это сразу увидел, – и поэтому могли заметить, что и я тоже умный человек… Верно я говорю?

– Да, я это заметил.

– И вы не понимаете, для чего я, умный человек, валяю дурака в компании людей, с которыми у меня не может быть ничего общего? Если говорить честно, мистер Нейлэнд, мне необходимы такие маленькие развлечения, пускай даже глупые, пустые, чтобы уйти на время от этой ужасной войны. У меня в Лондоне была небольшая картинная галерея, но немцы ее разбомбили, и я уехал сюда, потому что один старый приятель уступил мне на время свой коттедж. Это совсем недалеко от города… Домишко, конечно, убогий, но что поделаешь? Иной раз удается продать картину или заработать на продаже старинной мебели. Но, конечно, мир, в котором мне было хорошо, разрушен. – Он вздохнул. Люди обычно вздыхают только в книгах, а в жизни очень редко. Но мистер Периго вздохнул самым настоящим образом. – Так что время от времени я захожу сюда или в «Трефовую даму» – где, кстати сказать, гораздо веселее, и кормят лучше, и вино не чета этому, – чтобы час-другой поболтать о пустяках. Ужасное место этот Грэтли! Вряд ли найдется другой такой поганый городишко. Вы здесь в первый раз?

– Да, и ничего еще не видел. Но думаю, что мне здесь будет неплохо.

– Что ж, конечно, работа инженера и все такое… Но для меня, человека, который всегда стремился жить среди красивых вещей, – это смерть… как и вся ужасная нынешняя война… Скажите откровенно, мистер Нейлэнд, как вы думаете, есть у нас хоть малейшая надежда выиграть ее?

Я сделал большие глаза.

– Малейшая надежда? Вы меня удивляете, мистер Периго. Мы не можем не выиграть ее. Учтите все наши ресурсы, в том числе и людские – Англия, Америка, Россия, Китай…

– Да, знаю, это все говорят. Но иногда мне думается… правда, я в этих делах ничего не смыслю… Но мне думается, что не следует забывать вот чего: всякие ресурсы ничего не стоят, пока они не превращены в военное снаряжение, и даже тогда стоят немногого, если их не используют должным образом. Державы оси, видимо, умеют применять свою военную машину, не так ли? И, кроме того, они хорошие организаторы. А мы, по-видимому, утратили эту способность.

– Ничего, у нас тоже дело все больше и больше идет на лад.

– Разве? Рад это слышать. Но… – Мистер Периго понизил голос. – Вы знаете, я и здесь, и в «Трефовой даме» встречаюсь со многими летчиками, армейскими офицерами, с людьми, работающими в военной промышленности, – и столько от них приходится слышать возмутительных анекдотов о тупости, и бездеятельности, и бюрократизме, что, право, я порой прихожу в полное уныние… Ну, вот, теперь, только потому, что я был с вами откровенен, вы тоже скажете, что я пятая колонна!

– Нет, мистер Периго, не скажу, – уверил я его с наигранной сердечностью, которая должна была внушить ему мысль, что у меня кожа толстая, как у слона. – Не оправдывайтесь, пожалуйста. Я думаю, у всех у нас бывают такие минуты уныния.

– Вот теперь вы заговорили, как настоящий американец, – рассмеялся он. От него ничто не ускользало, и его нелегко было одурачить, этого маленького человечка. – Не хотите ли как-нибудь пообедать со мной? Тогда мы сможем поговорить обо всем по-настоящему.

– Спасибо, с удовольствием, мистер Периго. Кстати сказать, от сегодняшнего обеда я далеко не в восторге.

– Да, в «Трефовой даме» вам больше понравится. Мы будем обедать там. Завтра или послезавтра, если вам удобно… А вот и Шейла вернулась к нам. И, кажется, с самыми злостными намерениями.

Шейла непременно хотела, в свою очередь, угостить нас, но мистер Периго сказал, что ему необходимо повидать одного знакомого, и ушел, простясь с нами многократными кивками и улыбками.

Когда кто-нибудь после пустой болтовни в разношерстной компании остается наедине с малознакомым собеседником, он почти всегда испытывает потребность говорить серьезно. Но, разумеется, в этих случаях люди более осторожны, чем в шумной компании. Теперь наступила очередь Шейлы.

– Наши все считают его попросту старым дураком, а на самом деле он совсем не глуп.

– Да, я знаю это.

Она посмотрела на меня в упор. Я не мог решить, пьяна она или нет. При ее обычной манере держать себя это трудно было определить.

– Я так и думала, что вы это заметите, – сказала она медленно. – А большинство моих знакомых такие глупые! И, боже, какие скучные! А вы – скучный человек?

– Да.

Ее горячие пальцы легли на мою руку.

– Неправда. Если бы это было так, вы бы не сказали этого про себя. Как раз все нестерпимо нудные люди воображают, что с ними безумно весело. Почему вы все время так пристально на меня смотрите?

– Хочу припомнить, где я вас видел раньше.

– Я так и думала… То есть я хочу сказать – так именно смотрят в этих случаях. Ну, хорошо, давайте вместе сообразим. Я жила несколько лет в Индии. Там умер мой первый муж… скоропостижно…

– Когда же это случилось?

– Перед самой войной. В Майсуре. Но мне не хочется говорить об этом. Вы когда-нибудь были в Индии?

– Нет, никогда.

Мы помолчали.

– Ну? – спросила она затем с внезапным раздражением.

– Что «ну»? – Я многозначительно посмотрел на нее.

– Чего вы на меня так уставились? В чем дело? – продолжала она, повысив голос.

– Что тут у вас такое? – Фрэнк вернулся к нашему столу, настроенный все так же воинственно.

Шейла весьма выразительно пожала плечами и отвернулась. Это явно укрепило решимость Фрэнка, которого, по-видимому, не смущало то обстоятельство, что он лет на десять моложе меня. Впрочем, я и сам тогда об этом не думал.

– Выйдем отсюда, – сказал Фрэнк, побагровев.

Я видел, что милейшая Шейла наблюдает за нами, глядя в зеркало над стойкой. Ее неодинаковые глаза ярко блестели. Для нее это было развлечением, игрой. Я подумал, что хорошо бы, разделавшись с Фрэнком, вернуться сюда и так ее отшлепать, чтобы она неделю не могла выйти из дому.

– Пожалуйста, – ответил я Фрэнку. – Ступайте вперед.

Мы через заднюю дверь вышли во двор, где приезжающие оставляли свои автомобили. Там было довольно светло.

– Теперь слушайте, – сказал я сурово. – Покуражились, и будет! К тому же вы пьяны.

– Вы в моем присутствии оскорбили даму, – объявил он. – Да и вообще я не терплю канадцев или кто вы там есть…

Я устал от этого долгого дня и скис, как забытое хозяйкой молоко. И когда Фрэнк кинулся на меня, я увернулся от удара, зашел сбоку и задал ему как следует. При таком освещении трудно было попасть в подбородок, но мне это удалось, и Фрэнк полетел на землю. За спиной у меня кто-то ахнул. Это была прелестная Шейла.

– Я очень рада, – сказала она. – Мне давно хотелось, чтобы кто-нибудь его хорошенько проучил.

– Напишите об этом своим друзьям в Индии, – бросил я и, отстранив ее, прошел к двери и поднялся наверх, в свой номер.

Здесь я надел халат и ночные туфли, закурил трубку и попробовал собраться с мыслями. Потом, вспомнив о визитной карточке, врученной мне любопытной дамой в поезде, выудил ее из кармана. В ней стояло: «Миссис Г.Д. Джесмонд», а напечатанный адрес был зачеркнут и вместо него сверху приписано: «В „Трефовой даме”». Это было то самое место, где любили бывать молодежь и мистер Периго. И там же где-то обитала миссис Джесмонд, по отзывам – богатая, «шикарная» и, по всем данным, загадочная женщина, о которой мне уже было известно, что она много путешествует и зорко примечает все. Ну, а как насчет мистера Периго? Он такой же эвакуированный торговец картинами и эстет, как я – канатоходец. Я пока узнал немного и, в сущности, еще не видел Грэтли, но уже то немногое, что мне стало известно, показывало, что контрразведка не зря послала меня сюда. Прежде чем лечь, я выкурил целых три трубки.

3

К Хичему, директору Электрической компании Чартерса, мне назначено было явиться только после полудня, и я все утро бродил по городу. На улицах таял грязный снег, а серое небо оседало над землей под тяжестью нового такого же груза. Но в общем утро для прогулки выдалось сносное. При дневном свете город ничем не поразил меня. Таких городов много в Англии. Они как будто построены для того, чтобы люди, которые не снисходят даже до проживания в них, здесь ковали деньги. По одну сторону высилась смутная громада завода Чартерса, занимавшего территорию около тридцати акров, с железнодорожными ветками и каналом. Вокруг завода тянулись длинные грязные улицы с рядами кирпичных домиков. По другую сторону шли улицы пошире, со следами трогательных попыток озеленения, и беспорядочно теснились игрушечные бунгало. Центральную часть города составляли две улицы – Маркет-стрит и Хай-стрит – и площадь, где они пересекались. Такие города, если хотите знать мое мнение, выдают истинную сущность всей этой циничной игры в промышленное развитие. Строили их кое-как, по дешевке, для того, чтобы люди, которые никогда сюда не заглядывают, могли наживать здесь деньги и обзаводиться поместьями, яхтами, покупать леса и болота для охоты и уезжать на зиму в Канн и Монте-Карло. Во всякой другой стране люди просто отказались бы жить в подобных городах, где так мало преимуществ городской жизни. Ну, а англичане со всем мирятся. Надеюсь, что они будут терпеть это только до того дня, когда мир услышит последний вопль Гитлера, а тогда снесут до основания все эти проклятые города и камнями побьют алчных старых мошенников, которые после войны сразу начнут кричать, что они обнищали. Я иду туда, куда меня посылает отдел, и счастлив всякий раз, когда изловлю нацистского агента или кого-нибудь, кто продает родину немцам, ибо не приходится объяснять, какого рода жизнь нам готовят Гитлер и Гиммлер. Но из этого еще вовсе не следует, что я не имею своего собственного мнения и что у меня не чешутся руки всякий раз, когда я вижу выживших из ума простофиль, которые являются в такие места, как Грэтли, и призывают народ воевать и трудиться в поте лица во имя сохранения «нашего традиционного уклада жизни».

Я провел большую часть утра на площади и примыкающих к ней улицах, где находились магазины. Я уже давно сделал открытие, что очень полезно наблюдать за выходящими и входящими в магазины людьми – это наводит на неожиданные мысли. Любая лавка может с успехом играть роль почты, а дело шпиона на девять десятых состоит не в добывании информации, а в ее передаче часто по целой цепи таких импровизированных почтовых отделений. Здесь, пожалуй, будет нелишне пояснить, что нашему отделу недавно удалось засесть в одной из крупных шпионских штаб-квартир, после того как попался джентльмен, заведовавший ею, и теперь нацистские агенты и их подручные, ничего не зная о провале, продолжали передавать свою информацию, а мы на другом конце линии принимали ее. Разумеется, иногда и мы сами отправляли сообщения, и когда они доходили до адресата, мы устанавливали, какими путями они передаются. Такая отправка и последующая проверка получения информации была делом сложным и кропотливым, но зато более результативным, чем другие методы. Я уже раньше много раз проделывал такие вещи, и, по-видимому, в Грэтли мне предстояло опять заняться этим. Пока же я прогуливался взад и вперед мимо магазинов.

Я думал о том, что бедных людей не только надули, подсунув им вместо настоящего города такой Грэтли, – на них еще, кроме того, наживаются, продавая им иллюзии и наркотики. В витринах аптек красовались рекламы, сулившие чудесное исцеление. В бакалейных лавках были выставлены коробки патентованных отрубей и опилок, долженствовавших придать вашим волосам цвет чистого золота и наградить вас мускулами атлета. В табачных и винных лавках товар был весь распродан. Библиотеки пестрели обложками двухпенсовых книжек, романов о девах южных морей и продавщицах, на которых женятся герцоги, – чистейший опиум без неприятных последствий и всего только по фартингу за час.

В Грэтли имелись и два кинотеатра, где за шиллинг показывали, как весело быть молодым, красивым и богатым и шутливо пререкаться с женой (или мужем) где-нибудь на Лонг-Айленде или Санта-Каталине. Несмотря на холод и ранний час, жительницы Грэтли уже облепили афиши и шли на приманку.

На боковой улице я приметил маленький театр-варьете «Ипподром», где дважды ежевечерне любителям предлагалась «большая музыкальная гала-программа» под названием «Спасибо моим партнерам», состоявшая из следующих номеров: «Наш популярный комик Гэс Джимбл», «Певица с радио Марджори Гроувнор», «Неунывающие Леонард и Ларри» и «Сенсация двух континентов – мамзель Фифин». В витринах с фотоснимками у входа в театрик «мамзель Фифин» занимала больше всего места, щедро показывая себя в различных акробатических позах. Это была молодая особа могучего сложения, широколицая, скуластая, по всей вероятности, питомица какого-нибудь французского бродячего цирка. Она приглашала всех «вести счет моим петлям и оборотам», и я решил принять ее приглашение на этой же неделе. Я люблю такие маленькие труппы, актеры которых трудятся в поте лица и, как мне кажется, всегда лучше ладят со своей неприхотливой публикой, чем их более знаменитые собратья в Лондоне и других больших городах. К тому же мне не раз приходилось по просьбе отдела наблюдать за этими скромными бродячими труппами.

Повернув обратно к площади, я обратил внимание на лавку, которой раньше не приметил. Она была новее и наряднее других и казалась здесь какой-то неуместной. На вывеске крупными ярко-желтыми буквами по яблочно-зеленому фону было выведено: «Магазин подарков Пру», а в витринах по обе стороны входной двери красовались букетики искусственных цветов из сукна и мягкой кожи, художественная керамика, безделушки из бронзы, затейливые календари и тому подобные вещицы. Лавки этого типа были для меня не новостью, но я не ожидал, что встречу в Грэтли такую чистенькую и нарядную. Сквозь стекло я увидел в глубине лавки шкаф с книгами. Здесь, очевидно, была и небольшая библиотека, где выдавались книги на дом. Я воспользовался этим, чтобы войти и осмотреть лавку.

Девушка в веселом ярко-желтом халатике и с сильным насморком – одно не очень вязалось с другим – помогала какой-то старой даме выбирать деревянные игрушки. Я с видом скучающего фланера прошел в дальний конец, к шкафу, и обнаружил в нем недурной выбор новых книг. Даже при такой работе, как наша, человеку по временам хочется почитать, и я скоро высмотрел две книги, которые давно собирался прочесть. Однако я не снял их с полки и сделал вид, что ничего не могу выбрать. Поступил я так потому, что меня заинтересовала высокая женщина в зеленом рабочем халате, только что вошедшая в лавку через маленькую боковую дверь. Я решил, что это и есть миссис Пру, так как она держалась по-хозяйски. Минуты через две, выручив продавщицу в желтом халате, видимо, не слишком опытную. Пру подошла ко мне.

– Чем могу служить?

Я смотрел на нее с любопытством. С первого взгляда она мне показалась совсем молодой женщиной, на редкость высокой, статной и красивой, но теперь я видел, что она приблизительно моих лет. Это была блондинка с волосами натурального золотистого цвета, производившая такое впечатление, словно ее долгое время хранили в законсервированном виде. Выражение «хорошо сохранилась» в применении к ней приобретало буквальный смысл. Так выглядела бы юная красавица времен первой мировой войны, замороженная в свое время и сейчас извлеченная из холодильника. Волосы ее двумя тяжелыми и толстыми золотыми косами окружали голову, закрывая уши. Годы не коснулись ее полной белой шеи. Глаза были голубые, очень светлого оттенка, холодные, настороженные. Вблизи можно было заметить на лице множество мелких морщинок, как будто эта женщина начала быстро оттаивать, принимая вид, соответствующий ее настоящему возрасту. Голос у нее был ровный и звучный.

Я сказал, что хочу почитать две книги, и осведомился об условиях. Она ответила. Потом спросила, долго ли я пробуду в Грэтли.

– Сам не знаю, – сказал я, охотно входя в роль. – Я из Канады, по профессии инженер и вот как раз сегодня собираюсь предложить свои услуги Электрической компании Чартерса.

– А если получите работу, то останетесь здесь?

– Да. Но я в этом сильно сомневаюсь, – сказал я, с улыбкой глядя на нее. – Так что, если позволите, я не буду заводить абонемента. Но, разумеется, оставлю залог за книги.

Она кивнула головой и спросила, где я поселился. Я ответил, и она стала выписывать квитанцию. Руки у нее были белые, довольно большие. Я протянул ей две выбранные мною книги, и она записала их названия в тетрадь. Я назвал свою фамилию.

– Кстати, позвольте спросить: вы миссис Пру?

– Нет, – ответила она с легкой усмешкой. – Никакой Пру не существует.

– Но если бы существовала, так это были бы вы?

– Да, я владелица лавки, если вы это имеете в виду.

– Недавно открыли, да?

– Да. Около четырех месяцев назад. И пока торговля идет очень недурно. Даже здесь люди способны ценить красивые вещи. Я приехала сюда, считая, что это безнадежная затея, но лавка мне досталась, можно сказать, даром, и я без особых затрат привела ее в порядок. Пока дела идут отлично. Но добывать то, что нам нужно, становится все труднее и труднее.

– Из-за войны, разумеется?

– Да, из-за войны.

Я посмотрел на нее в упор и понизил голос.

– Между нами говоря, осточертела мне эта проклятая война. Я в ней не вижу смысла.

– Тем не менее вы приехали из Канады сюда, чтобы участвовать в ней? – Голос ее звучал почти укоризненно.

– Я приехал из Канады потому, что там сейчас нет работы для людей моей профессии: я инженер-строитель. Вот я и решил посмотреть, нельзя ли здесь в Англии подработать на войне. Таковы факты, мисс… э…

– Экстон. Мисс Экстон. Только не Пруденс, уж извините.

– Нет, вы меня извините, мисс Экстон. – Я ухмыльнулся, потом изобразил легкую нерешительность благовоспитанного джентльмена. – Я понимаю, что это слишком большая бесцеремонность с моей стороны… Но время военное… и в конце концов я канадец и…

– И что же, мистер Нейлэнд?

– Видите ли, мисс Экстон, я подумал, что, может быть, вы пожалеете меня… У меня здесь ни единой знакомой души… Так не согласитесь ли вы как-нибудь вечерком отобедать со мной?… Не могу похвалить обеды в «Ягненке и шесте», но, говорят, здесь есть за городом какой-то ресторан «Трефовая дама», где и вино, и обеды недурны. Вы бывали там?

– Слышала, – отозвалась она нехотя.

– Так что же вы думаете о моем предложении?

На этот раз она улыбнулась с неожиданной, удивившей меня приветливостью.