Текст книги "Затемнение в Грэтли"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Мы работали в неодинаковых условиях, – утешил я его. – Вам нужно было создать роль, а я приехал уже с готовой. Кроме того, люди, которых мы выслеживаем, стали сейчас беспечны и слишком уверены в себе. Правда, Диана, может быть, и самая глупая из всех, но посмотрите, какая наглая самонадеянность! А как они убрали беднягу Олни, это перетаскивание с места на место… инспектор сразу понял, что это убийство.

– Но Джо этого сделать не мог, хотя у него была зажигалка Олни, – медленно сказал Периго. – Потому что в тот час, когда Олни сшибли, Джо сбивал коктейли в баре.

– Да, это не Джо. Но Джо, должно быть, встретился с убийцей позднее – ночью или на другое утро – и получил от него зажигалку.

– Я тоже думаю, что Джо здесь как-то замешан, – сказал Периго. – Он у меня уже с некоторого времени на примете. Я запрашивал Лондон относительно того, что делал Джо после Борани. Оказывается, у него был мексиканский паспорт и в конце сорокового года он уехал в Америку. Не знаю, какие он нажал пружины, чтобы получить разрешение вернуться, во всяком случае, это было нелегко. Впрочем, может быть, его посольство, ничего не подозревая, помогло ему.

– Знаете, Периго, по-моему, здешняя организация формировалась в Америке. Там была Диана, туда ездил Джо, а может быть, еще выяснится, что и другие тоже. Где живет Джо?

– Снимает комнату в доме номер двадцать семь на Палмерстон-Плэйс, – мгновенно ответил Периго.

Наш разговор прервался, так как в этот момент вошел Бойд – сержант с выступающим подбородком. Он меня по-прежнему не жаловал, но не мог не считаться с тем фактом, что у его начальника со мной какие-то дела. И он, видимо, не понимал, откуда здесь еще и Периго. Но я предоставил ему ломать голову сколько угодно.

– Я видел инспектора Хэмпа, – начал он, глядя поверх моей головы. – И он велел передать, чтобы вы шли туда.

– Куда?

– К каналу. Мы только что вытащили из воды машину с женщиной. Инспектор думает, что вам это будет интересно.

Мы с Периго переглянулись. Сержанту Бойду это не понравилось.

– Инспектор говорил только про вас, – сказал он с ударением на последнем слове.

– Я вовсе не собираюсь идти к каналу смотреть на какую-то утопленницу, – сказал Периго поспешно. – Я думаю, как добраться домой. Но это целых три мили… Пожалуй, все-таки придется посидеть здесь.

– А что, – спросил я сержанта, – сейчас еще можно получить справку? Который час? Начало второго?

– Запрос они примут, но до утра ничего не узнаете. А кто вас интересует? Как вы сказали?… Дживз[2]2
  Слуга, персонаж многочисленных произведений англо-американского писателя П.Г. Вудхауса (1881—1975)


[Закрыть] со шрамом?

– Да, – ответил я.

– Так отчего же вы у нас не спросите? – удивился сержант. – Ведь мы же – здешние жители. Если Дживз – это человек на вид вроде лакея или дворецкого, да плюс у него еще шрам на щеке, так я, наверно, знаю, про кого вы спрашиваете. – Тут он, разумеется, замолчал. Это было на него похоже.

– Сделайте нам одолжение, – язвительно сказал я. – Мы хотим избавить родину от некоторых ее опасных врагов. Скажите, кто этот человек. Чтобы сберечь ваше время, добавлю, что ему около пятидесяти, седой, говорит по-английски медленно и…

– Да, знаю, – сказал сержант. – Его фамилия Моррис. Он служит у полковника Тарлингтона. Чудак какой-то. Несколько раз перекинулся с ним словечком. Но человек надежный, не сомневайтесь! Прошлую войну провел на фронте с полковником Тарлингтоном, денщиком у него был. Так что все в порядке.

– Ясно. – Одна нога у меня затекла, согнутая под низеньким стулом, и я постучал ею об пол. – Ну, Периго, значит, никаких справок не надо. Ждите нас здесь, если хотите.

– Да, я уж лучше посижу здесь, чем плестись три мили, – сказал Периго неуверенно. – Как вы считаете, сержант?

– А еще лучше – перейдите в соседнюю комнату, там по крайней мере огонь есть в камине и вам дадут чаю… Ну, что ж, пойдемте, – прибавил он, обращаясь ко мне.

На улице нас ждал автомобиль, и через пять минут мы уже рыскали в темноте где-то возле канала. Наконец мы остановились. Тут стояли два других автомобиля и грузовик. Место было не из приятных. Унылый свет притушенных фар падал на зеленый ил берега и мутную воду канала. Вокруг – груды мусора и хлама. Казалось, здесь конец всему и мы сами недалеки от того, чтобы стать кучкой мусора и хлама: вот-вот черный груз ночи обрушится на нас всей своей тяжестью и расплющит… Сержант вел меня к какому-то строению вроде сарая. У входа в него стояла женщина, и, когда сержант поднял свой электрический фонарик, я увидел ее лицо – измученное, печальное и такое прекрасное, что сердце во мне перевернулось.

Я узнал доктора Маргарет Энн Бауэрнштерн. Она не могла разглядеть нас, да, вероятно, и не хотела. Она просто отошла в сторону, движения ее были медленными, машинальными, как у человека, изнемогающего от усталости. Откинув брезент, которым был завешен вход, мы вошли в сарай. Внутри горело несколько фонарей. Я увидел могучую фигуру инспектора, двух полицейских. Они на что-то смотрели и походили на людей, которым снится страшный сон. Через мгновение и мне показалось, что я вижу страшный сон. Передо мной на земле, среди мусора и тряпья, лежало тело Шейлы Каслсайд, еще пахнущее тиной.

Вероятно, прошло не больше минуты, прежде чем инспектор заговорил со мной, но она показалась мне вечностью. Я успел припомнить во всех подробностях нашу беседу с Шейлой в спальне «Трефовой дамы» – казалось, с тех пор прошло много дней, а ведь это было часа три назад, – и ее последние слова, милые, глупые и смешные, и как потом она обняла меня за шею и поцеловала.

С восемнадцати лет брошенный на фронт в предыдущую войну, я видел, как умирали люди. Да и не говоря уже о войне и некоторых исключительных событиях моей жизни, я и потом не раз видел близко смерть, потому что на крупных строительных работах в слаборазвитой стране всегда обильный урожай несчастных случаев. Но тут было совсем другое и гораздо более страшное. Когда погибли Маракита и наш мальчик, я в течение многих дней не помнил ничего – только те последние слепящие четверть секунды, когда я уже знал, что произойдет нечто ужасное, и клял себя за преступное безрассудство. Потом я сразу уехал, и меня снова завертела жизнь. Мир больше не был, да и не мог быть тем прежним миром, в котором я, счастливый безумец, мчался со скоростью семидесяти миль в час. От этого, второго мира, где убивший свое счастье идиот остается жив, а женщина и ребенок превращаются в кровавое месиво, я ничего хорошего не ждал, и все-таки даже здесь мысль о возможности такого подлого удара как-то не приходила в голову. Но сейчас, еще до того, как заговорил Хэмп, я спросил себя, нет ли тут и моей вины, не должен ли был я все это предвидеть.

– Это случилось около половины двенадцатого, – сказал инспектор. – Один человек, который возвращался домой, видел и слышал, как машина свалилась в воду, и сообщил нам. Она была одна в машине и не могла выбраться.

– А из чего видно, что она пыталась? – спросил я.

– Доказательств нет, но… Вы предполагаете самоубийство?

– Нет, я даже уверен, что это не самоубийство. Никому не придет в голову кончать с собой таким образом. Кроме того, она совсем не думала о самоубийстве. Мы с нею долго беседовали сегодня вечером в «Трефовой даме»… Что делала здесь доктор Бауэрнштерн?

– Она задержалась в больнице, и я застал ее там и привез, – пояснил инспектор. – Но, конечно, ничего уже нельзя было сделать… Наш полицейский врач заболел, лежит с температурой… А доктор Бауэрнштерн уже уехала?

– Нет, стоит там, за дверью, и сама похожа на мертвеца.

– Спасибо, – произнес голос, который я в первый момент не узнал. – Я здесь, как видите, и готова отвечать на все ваши вопросы. Конечно, если инспектор Хэмп уполномочит вас допрашивать меня.

Инспектор, естественно, мог заметить, – да и кто бы этого не заметил? – что я ей неприятен. Он знал также, что у нее позади длинный утомительный день и что она взвинчена до крайности, и не хотел входить ни в какие объяснения. Я не осуждал его за то, что он промолчал.

Она подошла ближе и села на опрокинутый ящик. Это было как в замедленной съемке. Я невольно подумал: «Похоже на сборище привидений».

Должно быть, и Хэмп ощутил нечто подобное и решил не поддаваться.

– Сержант! – загремел он вдруг. – Возьмите с собой этих двух парней и займитесь машиной. Фонари у всех имеются? Только смотрите, зажигайте не все разом. Захватите какие-нибудь мешки для окон. Да живей поворачивайтесь!

Так мы избавились от них. Сделав над собой усилие, я наклонился и внимательно посмотрел на мертвую.

– Что, она там выпила в «Трефовой даме»? – спросил инспектор.

– Может быть, немного и выпила, но когда мы с ней простились в самом начале одиннадцатого, она была совершенно трезвая.

– Она не сказала, куда едет?

– Нет. И когда я уходил, около половины одиннадцатого, я искал ее всюду, но ее не было. Пришла она туда не со мной, но у нас был длинный разговор, и мне хотелось на прощание сказать ей еще кое-что.

– Может быть, она уехала из «Трефовой дамы» и выпила где-нибудь в другом месте? – сказал инспектор хмуро. – Покойница, кажется, любила повеселиться?

– Да. Но что ей было делать здесь, у канала? – спросил я. – Это требует объяснения.

– Если она была пьяна, тут и объяснять нечего.

– А я не думаю, что она была пьяна. И не думаю, что она хотела покончить с собой. И не думаю, что она сбилась с дороги в темноте. – Я сказал это резким тоном – совершенно из тех же побуждений, из каких инспектор только что орал на сержанта. Мне нужно было и от себя и от других скрыть свое волнение и рассеять чары. – Не можете ли вы, доктор Бауэрнштерн… – обратился я к ней. – Я бы не стал вас просить, если бы не знал, что вы сделаете это лучше меня…

– Что вам нужно? – спросила она без малейшего оттенка любезности или хотя бы интереса. Теперь я вызывал у нее уже не просто неприязнь, а настоящую ненависть.

– Исследуйте самым внимательным образом ее голову с затылка. Это важно, иначе я не стал бы вас утруждать. И не будем терять времени.

Вероятно, она вопросительно взглянула на инспектора, потому что он тихо сказал ей: «Действуйте».

Дальше все происходило снова томительно медленно. Она попросила посветить ей и, несмотря на усталость и глубочайшее нежелание делать что бы то ни было по моей просьбе, приступила к осмотру. Она работала так искусно, легко и красиво, что я невольно – и с какой-то грустью – залюбовался. Когда ее пальцы, наконец, перестали двигаться и она подняла глаза, я прочел на ее лице, что моя догадка верна.

– Здесь гематома, – сказала она с расстановкой. – Я ее нащупала. Под кожей скопились сгустки крови. Значит, либо она сильно ударилась обо что-то затылком, когда машина свалилась в канал, либо…

– Либо кто-нибудь ударил ее, – вероятно, резиновой дубинкой, – сказал я. – Моя версия такова. Они ехали и о чем-то толковали. Она оказалась несговорчивой, и ее пристукнули, а машину пустили в канал. Заметьте, – обратился я к инспектору, – тот же метод, что и в первый раз: убийство, которое может сойти за несчастный случай.

– Это не противоречит тому, что вы обнаружили, доктор? – спросил инспектор.

– Я мало знакома с такого рода телесными повреждениями, – сказала она с видимым усилием, – но действительно трудно понять, как можно так сильно ушибить голову, только ударившись обо что-нибудь при падении. Это гораздо больше похоже на умышленно нанесенный удар. По-моему, – добавила она неохотно, – мистер Нейлэнд прав.

Удивительно приятно было слышать это «мистер Нейлэнд», хотя она уже раньше несколько раз называла меня по имени. Почему-то мне казалось, что она начисто забыла – или даже сознательно вычеркнула из памяти – мое имя. И сейчас, убедившись, что она его не забыла, я обрадовался до смешного.

– Шейла Каслсайд, – продолжал я, – ожидала, что ее будут шантажировать. Она не знала, в какой форме, зато я знал. Поэтому я и поговорил с нею сегодня вечером. Бедняжка никому не делала зла, но у нее было сомнительное прошлое, и она его скрывала. Чтобы подняться по нашей пресловутой «социальной лестнице», она рассказывала о себе всякие небылицы, выдавала себя за вдову человека, умершего в Индии. Она обманывала даже мужа и его родных. Замуж она вышла для того, чтобы из официантки и парикмахерши превратиться в даму высшего круга, но потом полюбила мужа и из-за этого не хотела, чтобы все открылось.

– Это она вам сама сказала? – спросил Хэмп.

– Да. Но я еще раньше догадался, что она боится каких-то разоблачений, и понял, что они могут на нее нажать и использовать ее для своих целей, о которых она ничего не подозревает. Вероятно, один из них и увез ее из «Трефовой дамы», чтобы сообщить, чего от нее хотят…

– Должно быть, чего-нибудь по вашей части, – сказал инспектор, забывая, что наш разговор слушает доктор Бауэрнштерн.

– Да. Этого она не ожидала. Она думала, что от нее потребуют денег или… гм… небольших интимных услуг. Но когда она узнала, чего именно от нее добиваются, – а я ей уже намекнул, о чем может идти речь, – она не поддалась на шантаж, отказалась наотрез и пригрозила, вероятно, все рассказать мне, или вам, или мужу. Это решило ее участь. Им пришлось ее убить. Тут же на месте. Так я себе это представляю. – Я посмотрел на труп, выловленный из канала, и вспомнил нахальный носик, сочные улыбающиеся губы, ярко-синие глаза, один чуточку темнее другого… – И если все это верно, то она такая же жертва войны, как любой солдат, скошенный пулеметным огнем. Она жертва и другой войны, худшей – войны рядового человека с насквозь прогнившей социальной системой. Они вырастают, веселые, жизнерадостные, воображая, что в двух шагах их ждет рай, а мы спихиваем их в ад.

– Я не знала, что у вас такие мысли, – промолвила доктор Бауэрнштерн тихо и удивленно.

– Вы и сейчас еще не знаете моих мыслей, – оборвал я. – Однако уже поздно, и я слишком разболтался…

– Я и сам знаю, что поздно, – проворчал инспектор. – Но вам придется ненадолго заглянуть ко мне в управление, доктор. Может быть, довезете нас?

Он тяжело вышел, чтобы отдать распоряжения сержанту. Маргарет Энн Бауэрнштерн посмотрела на меня бесстрастно, но при этом удивительно по-женски, и наклонилась к трупу, как будто Шейла просто спит и нужно уложить ее поудобнее и дать ей покой.

– Я видела ее раза два, – сказала она вполголоса. – И, помню, позавидовала. Она была такая хорошенькая, веселая, так радовалась жизни… Каждой женщине иногда хочется быть такой. И с нею был высокий, красивый молодой человек – наверное, муж. Я сразу поняла, что они обожают друг друга. Да, я ей позавидовала.

– И совершенно напрасно позавидовали, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало холодно и неприязненно. – Когда я увидел вас здесь…

– Похожую на мертвеца, – вставила она шепотом.

– Да, похожую на мертвеца, измученную, выжатую, с запавшими щеками… я подумал: «В жизни не видел лица красивее». Мне даже больно стало.

Она стояла неподвижно и смотрела на меня – такая близкая и далекая, загадочная.

– Зачем вы мне это говорите?

– Не беспокойтесь, без всякой задней мысли, – ответил я все тем же холодным и неприязненным тоном, но мне уже не пришлось наигрывать. – Просто когда я чем-то потрясен… кстати, женщины меня потрясают не так часто, как мужчины… мне хочется сказать человеку об этом. Однажды я проехал шестьсот миль только для того, чтобы сказать старику Мессайтеру, что его Кэрновская плотина – шедевр и что я чуть не заплакал от восторга, увидев ее. Мне после этого стало легче. Это все равно, что уплатить долг.

– Значит, теперь, когда вы мне сказали, вам стало легче? – иронически спросила она, но лицо ее было серьезно.

– Да. И все теперь ясно. Мы можем и дальше воевать и не доверять друг другу. Идемте, доктор, нас ждут.

Она довезла нас до полицейского управления. Периго там уже не было, но он оставил мне записку. Он писал, что доедет почти до самого коттеджа на грузовике, а завтра, когда немного отдохнет и придет в себя, мы с ним увидимся.

Инспектор быстро выполнил все необходимые формальности и отпустил доктора Бауэрнштерн, и я, чтобы иметь возможность поговорить с нею, попросил ее подбросить меня домой. Адрес я ей сказал уже в машине.

– Раглан-стрит, пятнадцать.

– Но ведь это…

– Да, там, где жил покойный Олни. Помните, мы с вами там встретились…

– Помню. В тот вечер, когда он погиб.

– В тот вечер, когда его убили, – поправил я с ударением. – Да, Олни убили так же, как сегодня Шейлу. Недурно работают в Грэтли, а?

Она не отвечала ничего и молча вела в темноте свою машину, похожую на какую-то маленькую мерзкую тварь. По тому, как она молчала, я понимал, что не дождусь от нее больше ни единого слова. И мы ползли по затемненным улицам – два человека, которым нечего сказать друг другу. Но я не хотел с этим примириться.

– В Грэтли все спокойно, – начал я снова. – Тихо. Ни одна мышь не заскребется. Все в порядке… не считая убийств… не считая измены… не считая старых планов подороже продать свой народ…

– Если вы не можете сказать ничего более конкретного, тогда лучше помолчите.

– Это все достаточно конкретно, сударыня. Все это происходит.

– Возможно. Но как вы говорите об этом – становитесь в позу, кривляетесь, важничаете… Нашли подходящее время!

– Хорошо, я не буду кривляться и важничать, – сказал я угрюмо. – А вы можете остановиться, потому что мы, кажется, уже приехали.

Она остановила машину.

– Ну, так что вы хотели мне сказать? Только, пожалуйста, без взрывов. Я на это очень болезненно реагирую, у меня сегодня был трудный день.

– Я буду смирен, как овечка. Мне нужно поговорить с вашим деверем, Отто Бауэрнштерном.

Она подскочила на месте и круто повернулась ко мне.

– Не понимаю. Зачем вам понадобился Отто? Кроме того, ведь он пропал.

– Так мне говорили. Но я предполагаю, что он у вас в доме. Его выдала австриячка, ваша прислуга.

– Как, она сказала вам!…

– Конечно, нет. Но по ее поведению было видно, что она боится посетителей, нервничает, что в доме есть что-то или кто-то, кого нужно прятать от всех. Нетрудно было связать это наблюдение с вашим деверем.

– Вам нравится шпионить за всеми? – спросила она с горечью.

– Это вы оставьте. Мои вкусы тут ни при чем. Повторяю: мне нужно поговорить с Отто Бауэрнштерном.

– Значит, вы нечто вроде полицейского сыщика? Новый английский вариант гестапо?

– Совершенно верно. Я только тем и занимаюсь, что загоняю в подвал стариков и детей и избиваю их до смерти. Дальше.

– В таком случае вам стоит заявить местной полиции, которую патриоты вроде полковника Тарлингтона натравили на бедного Отто, что он у меня в доме. Они посадят его в ближайшую тюрьму, и тут уж вы с ним наговоритесь – ему ведь некуда будет деваться.

Я сдерживался, хотя это было нелегко. Эта женщина обладала способностью выводить меня из равновесия – и с первой же встречи, заметьте. За всю жизнь никто так меня не раздражал.

– Местная полиция уже знает, – сказал я спокойно. – Во всяком случае я сказал об этом инспектору Хэмпу, которого, кстати, вы можете считать своим другом. Он был очень недоволен моим сообщением, так как полагал, что оно обязывает его принять известные меры. Но я сказал, что это дело мое и что я предпочитаю, чтобы Отто Бауэрнштерн оставался там, где он сейчас.

– А почему вы так сказали? – спросила она уже другим тоном.

– Потому опять-таки, что я хочу поговорить с Отто у вас в доме. И хорошо бы устроить это поскорее. Скажем, завтра днем.

Она подумала, потом объявила:

– Я хочу быть при этом. Отто очень нервничает. Он вообще довольно неуравновешенный человек, а преследования и необходимость прятаться не улучшили его состояния. Давайте в четыре, хорошо?

– В четыре, – повторил я. – Дружеская чашка чая в субботний вечер. Завтра у меня будет дела по горло! Теперь надо действовать быстро… – Я обращался уже не столько к ней, сколько к самому себе. – Иначе не миновать третьего несчастного случая… Ну, спасибо, что подвезли, доктор Бауэрнштерн… Маргарет Энн, – добавил я.

Тут она удивила меня.

– Обычно меня зовут просто Маргарет, – сказала она каким-то неопределенным тоном. Я не двигался с места, хотя пора уже было уходить. В темноте я почти не видел ее лица, но знал, что она внимательно смотрит на меня. – А до этого… вы были, кажется, инженером?

– Да. Сначала в Канаде, потом в Южной Америке. Делал большое полезное дело… конечно, я был всего лишь один из многих… Там было сколько угодно света и воздуха. Это не то, что расставлять ловушки в затемненных переулках.

– Да. И вы сами тогда, наверное, были не тот, – промолвила она медленно.

– Вы правы, Маргарет. Совсем не тот. Я работал, учился, строил планы будущей жизни, так же, как вы… когда-то в Вене.

– Откуда вы знаете про Вену?

– Вы сами мне рассказывали. И я видел, как у вас просветлело лицо. Теперь не часто видишь у людей такие светлые лица.

Я ждал ответа, но она молчала. Потом я услышал какие-то тихие звуки и понял, что она плачет. Я с трудом взял себя в руки.

– Ну, быстро домой и ложитесь спать, – сказал я. – Вы совсем издергались. Спокойной ночи, Маргарет и не забудьте: завтра в четыре.