Текст книги "Затемнение в Грэтли"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

10

Следующие три дня я провел в доме Маргарет, постоянно переходя от вспышек температуры к вспышкам раздражения. Когда падала температура, усиливалось раздражение. Происходило это отчасти из-за того, что я не желал лежать в постели. Но виновата тут была и приставленная ко мне сиделка. Эта ширококостая, рыжеволосая особа со множеством зубов и веснушек обращалась со мной, как с балованным ребенком лет десяти. Она безжалостно читала мне вслух веселые детские сказки. Она пыталась запретить мне курение, но в этой битве я победил. Зато она при содействии Маргарет не допускала ко мне никого из посетителей, приходивших повидать меня и занять взрослым разговором.

И еще одно злило меня: Маргарет была теперь только врачом, а я только больным. Со стороны можно было подумать, что мы с нею вообще незнакомы. По временам, когда температура поднималась, мне начинало казаться, что все случившееся в Грэтли – сон, что я никогда раньше не видел эту женщину-врача со строгим лицом и блестящими глазами, что меня упрятали в какую-то лечебницу и я просто брежу. А когда температура падала, я, конечно, рвал и метал, и тогда это рыжее чудовище уговаривало меня «не капризничать».

Но вот на четвертый день, в среду, сиделка объявила мне, что уходит. Она полагала, что я еще нуждаюсь в ее услугах, но ее ждал другой, более тяжелый больной. В середине дня я весьма учтиво с нею простился. Маргарет, как всегда в это время, ездила по больным. Лучше бы она вернулась, подумал я; но до чего спокойно без сиделки! Я мирно задремал. Когда я проснулся, в комнате уже горел свет, шторы были опущены, а за столом пили чай инспектор и Периго, настоящая комическая пара – один огромный, тяжеловесный, неторопливый, другой щуплый, живой, эксцентричный. Я им очень обрадовался.

– А ведь мы каждый день приходили сюда, Нейлэнд, – сказал инспектор. – Но нас к вам не пускали.

– Знаю, – проворчал я. – Идиотство! Это все сиделка.

– Нет, нас не пускала доктор Бауэрнштерн, – возразил Хэмп. – Нельзя – и до свидания. Правда, Периго?

– Да, она была тверда и непреклонна, – подтвердил Периго. – Раз налетела на меня, как фурия. Дама с характером…

– Сам убедился, – проворчал я. – Ходит тут взад-вперед с каменным лицом. И молчит. Впрочем, если бы она затеяла разговор, я бы не знал, что сказать. Ну, рассказывайте поскорее, какие новости на свете?

– Звонил вашему начальнику Оствику, – ухмыльнулся Периго, – и сказал, что вам надоело ловить шпионов. Он, естественно, ответил, что они не могут отпустить такого ценного работника.

– А ведь он прав, – заметил инспектор. – Взять хотя бы это дело. И самое забавное… хотя забавного тут, честно говоря, мало… что будь вы обучены нашему полицейскому ремеслу, у вас бы ни черта не вышло: улики-то были плохонькие. Что, разве не так?

– Плохонькие? Да, в сущности, прямых улик вообще не было. То есть таких, как вам надо. Зато было множество улик психологических. И это привело нас к цели. Остальное – удача и решительность. А что же вы ответили Оствику, Периго?

– Повторил слово в слово то, что вы сказали мне. Тогда он обещал, что вам дадут длительный отпуск, чтобы вы могли отдохнуть…

– Отдохнуть! Кто это может отдыхать, когда такое творится! Да и куда уедешь?

– Вы могли бы поехать следом за миссис Джесмонд, – сказал Периго. – Я слышал, что она собирается в путь.

– Я этой женщиной не очарован, как вы, Периго. И даже видеть ее больше не желаю… хотя с удовольствием посмотрел бы, как она за стойкой разливает какао рабочим ночной смены. А Оствику передайте, что я не намерен отдыхать. Я хочу работать, но по своей специальности. А может он помешать моему назначению в инженерные войска?

– Может и непременно помешает, – сказал Периго. – Кстати, не староваты ли вы для фронта, Нейлэнд?

– Староват! – завопил я, уничтожив его взглядом. – О, господи! Если меня держат в постели, это еще не значит… Завтра же встану, вот увидите… Староват! Да как вы…

Тут вошла Маргарет, на сей раз без «докторской» мины. Это не для меня, а для гостей, подумал я; и все равно приятно было снова увидеть ее такой.

– Не надо так кричать, – сказала она мне, но не как врач, а просто по-человечески.

– Он сегодня очень сердитый, – доложил Периго, выставляя напоказ всю свою коллекцию фарфора. – И говорит, что вы ходите тут взад и вперед с каменным лицом.

– На данной стадии болезни это обычное явление, – сказал инспектор, неожиданно выступая в роли медицинского авторитета.

Маргарет, посмеиваясь, кивнула.

– Мы всегда к этому готовы.

– Перестаньте говорить обо мне как о слабоумном, – вспылил я. – Если я раздражен, это объясняется вовсе не физическим состоянием. Я прекрасно себя чувствую. И завтра встану.

– Нет, не встанете, – отрезала Маргарет.

– Встану, вот увидите. Разумеется, я очень благодарен за уход и заботу и надеюсь, что я не слишком вас замучил. Но повторяю: если я раздражен…

– Почему «если».

– Ну да, я раздражен. Но это из-за того, что… это из-за старого паука Оствика, из-за ловли шпионов, из-за этой проклятой дыры Грэтли, из-за того, что мы воюем как последние кретины и обманываем людей, которые на нас надеются. Это из-за того, что… из-за того, что мне нужно заняться делом!…

– Вам нужно хорошенько отдохнуть, – снова отрезала Маргарет.

Периго встал, поглядывая на нас слишком уж лукаво, и сказал:

– Кое-чем я могу вам в этом деле помочь, Нейлэнд. После разговора с Оствиком я уже нажал на некоторые пружины.

– Спасибо. Приходите завтра, хорошо? Вы мне расскажете все о Диане, Фифин и остальных.

Инспектор положил мне на плечо руку, которая весила больше, чем недельный мясной паек целой семьи.

– Дружище, – начал он вдруг ни с того ни с сего, – слушайтесь доктора! Конечно, у вас своя голова на плечах… вы тут такие узлы развязали, с которыми мне бы и до рождества не справиться… но здравого смысла у нее гораздо больше… Между прочим, если вам чего-нибудь хочется, так скажите, мы принесем.

Мне хотелось тысячи вещей, но принести их они вряд ли могли. Маргарет ушла вместе с ними; времени до ее возвращения было много, и я собрался спокойно поразмыслить о своих делах. Но вместо того, чтобы логически разобраться во всем, я стал грезить о прекрасной, далекой, неведомой стране, где дышится легко, где ярко светит солнце. Я усердно работал там, строил, создавал то, что облегчает жизнь тысячам простых людей делает ее полнее и счастливее. И со мной была Маргарет, тоже занятая своим делом все дни напролет, а вечерами мы отдыхали в тишине и прохладе и разговаривали. Очнувшись от грез, я увидел, что она сидит у моего изголовья и серьезно смотрит на меня.

– О чем вы думали?

– Люди здравомыслящие о таких вещах не думают, – сказал я. – Но, впрочем, могу вам рассказать. – И я рассказал – гораздо подробнее и красочнее, чем сейчас рассказывал вам.

Она смотрела на меня ласковыми блестящими глазами, лицо ее смягчилось и стало еще лучше.

– Все это мне понятно, – сказала она. – Но почему я оказалась там?

– А вы забудьте это, – отозвался я, глядя куда-то в угол.

– С какой стати? – спросила она и, помолчав, прибавила: – Должна предупредить, теперь я знаю о вас гораздо больше, чем в субботу. Мистер Периго и инспектор рассказывали мне о вас.

– Они обо мне много знают, – возразил я. – Да и знать-то нечего, в сущности говоря.

– Я узнала достаточно, чтобы понять, отчего вы такой… «кислый», как вы это называете. Я тоже кислятина.

– Вы такая же кислятина, как… как паточный пудинг.

Она расхохоталась.

– Вот так комплимент! Никто меня еще до сих пор не сравнивал с паточным пудингом.

– А я люблю паточный пудинг. Если у вас найдется патока, закажите его на завтра. А теперь я вам вот что скажу: я тоже знаю о вас больше, чем вы полагаете. Я о вас в последнее время много думал. Беда ваша в том, что…

– Ох, начало многообещающее!

– Беда ваша в том, что вы из уважения, восхищения и так далее вышли за человека… великого, если хотите… за человека много старше вас, человека, у которого большая часть жизни была прожита. Вы воображаете, что это была великая любовь, а на самом деле это, вероятно, вообще не было любовью. И теперь, когда все в прошлом, вы считаете, что и ваша жизнь тоже прожита и что женщину в себе… вы должны вытравить и заморозить…

– Так. А вы?

– Что я? Просто неудачник, и все. Лучше я не буду продолжать.

– Нет, продолжайте, – сказала она без улыбки, глядя на меня огромными сияющими глазами. Я отвел взгляд и стал смотреть на ее руку, легкую, но сильную и ловкую, с длинными пальцами. Я невольно дотронулся до нее, словно желая убедиться, что она вправду здесь.

– Ладно, но смотрите, не пожалейте, – сказал я медленно. – Я ждал вас десять лет… нет, пятнадцать… раньше я бы вас не оценил. Почти неделю я обманывал себя, делал вид, что ничего не понимаю. Но в душе я все понимал. Вот теперь я сказал вам об этом, ну и что толку? Какой смысл бушевать и бесноваться, пытаясь разморозить вас…

Она засмеялась.

– Извините. Но это так похоже на вас – бушевать и бесноваться. И все же вы очень чуткий человек, если сумели почувствовать… Извините. Продолжайте, пожалуйста.

– Я только хотел сказать, какой смысл пробуждать вас к жизни… ведь речь идет именно об этом… если мне нечего дать вам? Я хочу уехать куда-нибудь подальше отсюда, если, конечно, интересы обороны не потребуют моего присутствия здесь. И я совершенно не умею писать письма.

– Вы, наверное, не поверите… мы ведь с вами до сих пор по-настоящему не разговаривали… но я очень хорошо пишу письма.

– Не нужны мне ваши письма! – огрызнулся я. – Мне нужны вы… А почему мы с вами до сих пор по-настоящему не разговаривали?

– Потому, что я все время была так напугана…

– Из-за Отто, полиции и всего прочего?

– Да, отчасти… и потом иногда меня пугало ваше обращение. А главное, я начала замечать, что больше не чувствую того, о чем вы говорили… что моя жизнь прожита… и… и… что все надо заморозить… Там теперь не так уж много льда. – Она встала и пошла к двери.

– Подите сюда! – закричал я. – Подите сюда немедленно, или я вскочу с постели…

– Не посмеете! – сказала она и подбежала ко мне. Она пыталась снова сделать каменное лицо, но я быстро пресек эти попытки. Через некоторое время она сказала: – Мне надо в больницу. Сегодня мы больше не увидимся. Я вам пришлю сюда книг. А завтра поговорим по-настоящему. Ну, пустите же, милый, мне пора.

– Ладно, – сказал я. – Но, ради бога, будь осторожна в этой проклятой тьме!