Текст книги "Все золото мира"

Автор книги: Джоди Питт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Грейс кивнула, стряхивая с джинсов обрывки ниток.

– Да, наверное. – Она знала, что заснуть не удастся, но надеялась, что сможет отдохнуть, просто полежав немного с закрытыми глазами.

Шатаясь от слабости, она вышла из комнаты и, отчаянно тараща слипающиеся глаза, побрела по просторному холлу. Но в миг, когда Грейс свернула к лестнице, судьба нанесла ей новый удар: кто-то огромный преградил ей дорогу.

– Ой! – Грейс отступила назад, ошарашен-но заморгав.

Понимание пришло секундой позже – и сердце ее едва не выпрыгнуло из груди. Дэвид Бертон.

Горячая краска унижения залила щеки, и Грейс поспешно отвела взгляд.

– Извини, – пробормотала она и поспешила обойти Дейва.

– Грейс! – окликнул он ее. – Я сегодня уезжаю.

Останавливаться она не собиралась, но слова Дейва пригвоздили ее к полу.

– Вот как?

На языке у Грейс вертелось язвительное «наконец-то!» – но сердечная боль не давала произнести эти кощунственные слова вслух.

Против собственной воли она не отрывала от Дейва глаз, снова и снова впивая в себя классическую красоту лица, упрямый подбородок, породистые скулы, черные как вороново крыло волосы. И в глазах – властный зов, которому нет названия, что-то сродни далекому вою волков в морозную ночь – столь же неопределимо-притягательное, исполненное бесконечной силы и бесконечной тоски…

Но строгий костюм с темно-синей рубашкой и галстуком напомнил Грейс, что перед ней человек из мира сего, безжалостный делец, не знающий ничего дороже денег и слаще власти над людьми. Эта мысль придала ей сил; она гордо вскинула голову.

– Что ж… отлично, – проговорила она наконец. – Счастливого пути.

В последних ее словах даже глухой расслышал бы: «Скатертью дорожка!»

Несколько мгновений лишь громовой стук сердца в ушах нарушал тишину.

– Спасибо, – ответил он, и от его холодной, саркастической усмешки внутри у Грейс все перевернулось.

На миг ее охватило безумное желание – взорваться криком, броситься к Дейву, вцепиться в рубашку, молить и требовать любви…

Что-о-о?! С ума сошла, что ли? Какой еще любви? Ты ненавидишь Дэвида Бертона, презираешь его всем сердцем и душой! Он тебе отвратителен – запомни хорошенько и не забывай!

– Дом твой.

Она подняла на него непонимающий взгляд.

– Ты сделала все, чего я хотел.

– Этот дом моим не будет, – заявила Грейс, метнув на Дейва враждебный взгляд. – Он принадлежит семье Бенедикт. Я верну его сэру Эдмунду.

Дейв сухо улыбнулся – но глаза остались холодными.

– Почему-то меня это не удивляет.

– Деньги и вещи – еще не все в жизни, – болезненно поморщившись от его сарказма, ответила Грейс. – Некоторые люди, когда отдают, становятся богаче. Счастья не купишь за все золото мира – раньше я думала, что и ты это понимаешь, но теперь вижу, что никогда не поймешь!

– Я понимаю, – Дейв усмехнулся, – только это еще не значит, что я с этим согласен. Ладно, не будем спорить – просто прими мои поздравления. И посмотрим, – добавил он с внезапной, почти нескрываемой яростью, – что даст тебе твоя доброта, когда ты останешься без куска хлеба и без крыши над головой!

– Благодарю вас, мистер Бертон, – с не меньшей яростью отозвалась Грейс, до глубины души уязвленная его словами. – Надеюсь, ваше богатство обеспечит вам такое счастье, какого вы заслуживаете!

Глаза его вспыхнули гневом – но он промолчал. Выждав секунду, Грейс снова бросилась в бой:

– Неужели так и уедешь, не заполучив «Бенедикт Лимитед»? – Наконец-то, думала она со злой радостью, Стервятник остался без добычи!

Дейв засунул руки в карманы брюк; полночные глаза его горели каким-то трудноопределимым чувством.

– Из твоего праведного негодования я заключил, что ты уже слышала новости, но, видимо, ошибся.

– Какие новости?

– Об этом говорили по телевизору и по радио.

По спине Грейс пробежала холодная дрожь.

– О чем ты?

Словно рябь прошла по лицу Дейва; на мгновение он прикрыл глаза – когда же открыл, лицо его было бесстрастным.

– Сегодня утром правление корпорации «Бенедикт Лимитед» продало мне контрольный пакет акций.

– Ч-что?.. – прошептала Грейс. Мозг ее отказывался воспринимать ужасную новость.

На миг ей показалось, что в глазах Дейва что-то блеснуло – неужели печаль? Но в следующее мгновение взгляд полночных глаз снова стал холодным и непроницаемым.

– Правление корпорации продало мне контрольный пакет, – бесстрастно повторил он. – Теперь «Бенедикт Лимитед» принадлежит мне.

– Ты… ты купил компанию… пока сэр Эдмунд в больнице? Как? Как ты мог…

Осознание страшной истины поразило ее, словно удар кулаком меж глаз, а в следующий миг Грейс ощутила, что задыхается от гнева.

– Так ты мне лгал? Использовал меня, чтобы за спиной у сэра Эдмунда сговориться с его подчиненными?

– Правильно. И ты мне очень помогла.

Не понимая, что делает, она бросилась на Дейва, пытаясь вцепиться ногтями в лицо. Дейв поймал ее руки за запястья и мягко отстранил Грейс от себя.

– Мне очень жаль, Грейс, – тихо произнес он. – Постарайся понять. Таковы законы бизнеса.

Несколько секунд она не могла выговорить ни слова – слезы обжигали ей глаза, в горле стоял ком гнева и отчаяния.

– Тебе жаль! – выкрикнула она наконец срывающимся голосом. – Тебе жаль – подумать только! Ах ты ублюдок! И еще смеешь говорить, что тебе жаль!

Она вырвала руку.

– Видала я подлецов, но таких… – Слова жгли ей горло; Грейс казалось, что она умирает. – Нет, мистер Бертон, вы не стервятник! – Воспоминания о том, как прошлой ночью она едва не отдалась этому чудовищу, вонзались ей в сердце отравленными стрелами. – Стервятники питаются падалью, но живых людей не трогают. Они не подползают украдкой и не жалят исподтишка. А вы, мистер Бертон, вы просто ядовитая гадина! – Собственный голос казался Грейс странным – холодным, жестким, чужим. – А теперь убирайся из моего дома. Я не хочу больше тебя видеть. Никогда.

12

Последнее приобретение Дэвида Бертона – пятнадцать универсальных магазинов корпорации «Бенедикт Лимитед» – стало крупнейшим за всю его карьеру. В течение двух недель имя его звучало в теленовостях и мелькало на первых страницах газет по обе стороны океана. Несколько месяцев спустя, с выгодой для себя распродав акции компании, он должен был стать одним из богатейших людей Соединенных Штатов.

Мог ли подумать Дейв, начиная свою карьеру, что его ждет такой успех? Что он, мальчишка из бедной семьи, поднимется к таким высотам? Дейв всегда знал, что рано или поздно станет миллионером – это была его цель, венец его стремлений. Но сейчас он куда богаче, чем представлял себе даже в самых смелых мечтах. Еще одно, последнее усилие – и состояние его будет исчисляться уже не миллионами, а миллиардами долларов.

Дейв мчался по узкой лесной дороге к дому отца – памятной ему с детства хижине, затерянной в лесах Северной Калифорнии. Здесь, среди вековых сосен, на берегу быстрого ручья с прозрачной ледяной водой, Джеймс Бертон прожил всю жизнь – и, кажется, не жалел об этом.

На последнем повороте Дейв взглянул на часы. Половина шестого. Должно быть, отец уже жарит на костре пойманных в ручье окуньков – свой обычный воскресный ужин. Дейв почти чувствовал запах жареной рыбы, которую не ел с детских лет.

Обычно он не любил вспоминать детство: мысли об убогой жизни в бедном лесном домишке навевали на него уныние. Вот почему в последние годы он избегал встреч с отцом, даже не поздравлял его с днем рождения. Однако сегодня, сам не зная почему, вдруг почувствовал, что должен его увидеть.

А вот и дом. Дейв свернул с дороги и, притормозив, медленно и осторожно повел свой спортивный «ягуар» по узкой тропе, пересеченной древесными корнями.

– Старый дом остался таким, каким Дейв его помнил: белая, потемневшая от времени кладка серая листовая кровля. У крыльца – старенький, кое-где ржавый пикап.

Дейв затормозил рядом с пикапом. Оглядев покосившееся крыльцо, с неудовольствием заметил, что средняя из трех ступенек продавлена. Хорошо, что он догадался приехать в джинсах и рабочей рубахе! Некоторые вещи никогда не меняются, и, видимо, день рождения отца ему придется провести с молотком в руках.

Он открыл окна и заглушил мотор. Глубокий басовитый рокот умер в чреве автомобиля, и воцарилась тишина. Дейв сидел неподвижно. Мгновение спустя он услышал, как шелестит ветер в кронах сосен. Дейв полной грудью вдохнул свежий горный воздух. Снова нахлынули воспоминания – тяжелые, голодные времена, болезнь и смерть матери, собственное горе и бессильный гнев…

Он вздернул голову, услышав пронзительный скрип. Даже дверь скрипит так же, как в былые времена! На пороге стоял Джеймс Бертон в выцветших джинсах и красной фланелевой рубахе. Старик щурился на солнце, как видно забыв о вздернутых на лоб очках. Дейв не сводил глаз с отца. Джеймс постарел, морщины на лбу и в углах рта стали глубже – и неудивительно, ведь сын и отец не виделись два года. Но на правильном лице Джеймса с выразительным ртом и упрямым, как у сына, подбородком, как в былые времена, отражалась доброта и душевный мир.

Наконец Джеймс разглядел, кто к нему приехал, – и темно-синие, как у Дейва, глаза его засветились непритворной радостью.

– Сынок! – Он замахал ему рукой и проворно, словно мальчишка, слетел с крыльца. – Дэвид! Ты как раз к ужину!

Дейв вышел из машины. Отец крепко обнял сына; секунду поколебавшись, Дейв ответил ему объятием.

– Здравствуй, папа, – с невольной грустью в голосе произнес он. – С днем рождения.

Отец похлопал его по плечу.

– День рождения? – Он задумчиво почесал затылок. – Как, опять день рождения? – В уголках глаз его заиграла лукавая улыбка. – Ведь, кажется, совсем недавно… Должно быть, я что-то пропустил.

– Все может быть, – поддразнил его Дейв и, нырнув в салон, достал с пассажирского сиденья красиво упакованный подарок. – Хорошо, что я проезжал мимо, а то бы ты совсем забыл о своем юбилее.

Он снова обнял Джеймса, с внезапной горечью ощутив, что по сравнению с ним – высоким, широкоплечим, мускулистым – отец кажется хрупким и слабым.

– Папа, а что у нас на ужин?

– Потрясающий окунь. – Джеймс похлопал сына по спине. – А еще – жареный лук и пюре с подливкой.

Тридцать пять лет прошло, подумал Дейв, а отцовские привычки остались прежними.

– Случалось ли когда-нибудь, чтобы в воскресенье мне не удалось поймать окуня? – гордо продолжал Джеймс.

– Не припомню такого! – Дейв рассмеялся. Почему-то ему стало легче – должно быть, оттого, что кое-что в безумной круговерти мира остается неизменным.

– Мне вообще везет в жизни, – улыбнулся Джеймс. – Судьба ко мне благосклонна.

Хорошее настроение Дейва мгновенно увяло. Что он такое несет? Ему хотелось встряхнуть своего отца и закричать: «Да посмотри же вокруг! Взгляни на эту полуразвалившуюся хибару, на жалкий огородик, заросший травой, на тряпье, в котором ты ходишь! Вспомни, в каких муках умирала мама – из-за того, что у нас не было денег даже на обезболивающие! И после этого ты говоришь что-то про благосклонную судьбу?!» Но Дейв промолчал. Слишком часто он заводил с отцом споры – и всегда они оканчивались ничем.

За прошедшие годы Дейв переслал отцу столько денег, что хватило бы на покупку десяти приличных домов в окрестностях Лос-Анджелеса или Сан-Франциско. Но отец все, что получал от сына, отдавал на благотворительность.

Не желая портить Джеймсу праздник, Дейв молча поднялся вслед за ним в дом. Прогнившие ступеньки скрипели под весом мужчин. Под аккомпанемент скрипучей двери отец и сын вошли в хижину – и тут же четыре разношерстные дворняги, виляя хвостами, бросились им навстречу, а неисчислимое множество кошек всех возрастов и расцветок, уютно разлегшихся на дощатом полу или на исцарапанной мебели, подняли головы, окинули вошедших презрительными взглядами и вернулись в прежние позы.

– Открой же подарок, папа, – предложил Дейв, рассеянно погладив одну из собак – хромоногого колли-полукровку.

Пес-калека лизнул ему руку. Дейва вдруг охватило тяжелое, болезненное чувство. В мире столько несчастных, убогих, обиженных судьбой – и двуногих, и четвероногих… Как у отца хватает на всех сострадания и понимания? Неужели у него никогда не опускались руки?

– После ужина, сынок. – Джеймс поставил подарок на исцарапанный сосновый стол. – Поедим, тогда и открою. Садись, я тебе положу.

Двадцать минут спустя, разделавшись с рыбой, Дейв пил кофе из щербатой чашки. Он и забыл вкус отцовского кофе. Вроде и не было в нем ничего особенного – самый дешевый сорт, на который ни один гурман и смотреть бы не стал, но и в самых изысканных кофейнях Старого и Нового Света Дейву не случалось пить такого божественного напитка, как в родительском доме.

В качестве десерта Джеймс поставил на стол коробку тянучек – тоже знакомый ритуал. Дейв в детстве обожал тянучки, да и сам Джеймс любил их не меньше сына. Однако даже такое незамысловатое лакомство не всегда было семье по карману. Дейв вспоминал, как отец, накопив несколько долларов, приносил и торжественно ставил на стол коробку конфет, как улыбалась мать – сама она не любила сладостей, – глядя, как ее мужчины, большой и маленький, бродят по кухне и бросают на стол голодные взгляды, нетерпеливо дожидаясь ужина…

Вот и теперь отец купил тянучки, чтобы порадовать сына. Этот жест тронул Дейва до глубины души: он взял себе целую пригоршню, чтобы показать Джеймсу, что рад его подарку, но больше брать не стал. Пусть старик побалует себя любимым лакомством.

Удовлетворенно вздохнув, Джеймс откинулся в кресле-качалке и принялся разворачивать подарок. Сперва развязал ленты – не разрезал, а осторожно развязал, словно собирался сберечь. Дейв знал, что где-то в доме с незапамятных времен хранится коробка, куда отец, Бог знает зачем, складывает ленты с рождественских подарков. И еще одна коробка – с оберточной бумагой.

Развернув обертку, Джеймс разгладил ее, сложил в несколько раз и аккуратно отложил в сторону. Этот ритуал сводил Дейва с ума. Неужели Джеймс не понимает: стоит ему слово сказать – и сын купит ему все, чего тот захочет?

Хромоногий пес подковылял к Дейву. Чтобы отвлечься от раздражения на отца, Дейв погладил собаку. Та немедленно положила голову ему на колени и уставилась на него с таким наивным восторгом, что Дейв невольно улыбнулся в ответ. Бог знает, какая судьба выпала этому хромому псу, но приют у Джеймса явно стал для него подарком судьбы.

Как ни странно, и сам Дейв поймал себя на том, что доволен вечером. Что родительский дом больше не кажется ему грязной лачугой, а визит к отцу – тяжелой обязанностью. Сейчас он ощущал странное, почти забытое чувство довольства и покоя.

– Бог ты мой! – Джеймс извлек наконец на свет Божий зелено-голубую фланелевую рубаху. – Как раз то, что мне нужно!

Не переставая гладить собаку, Дейв поднял глаза и улыбнулся отцу.

– Тебе легко угодить: джинсы и рубашки – больше тебе ничего не надо. Думаю, ты и для этого найдешь применение, – добавил он чуть дрогнувшим голосом, указывая на узкий белый конверт, лежавший в свертке под рубашкой.

Он знал: эта тысяча долларов повторит судьбу предыдущих – утечет словно вода сквозь пальцы. Оставалось лишь надеяться, что отцу хватит здравомыслия обеспечить себя всем необходимым, прежде чем помогать бедолагам, еще более нищим, чем он сам.

– Ты хороший сын, – благодарно улыбнулся Джеймс и положил конверт на стол. – Теперь я многим смогу помочь.

Дейв тяжело сглотнул; во рту у него стоял вкус пепла. Так он и знал: у старого дуралея одно на уме – как бы кому помочь! Сосчитав до десяти, он ответил сдавленным, но относительно спокойным голосом:

– Да… конечно. Конечно.

Спорить с ним бесполезно, сказал себе Дейв. Лучше просто забыть. И заняться чем-нибудь другим.

– Знаешь, папа, давай-ка я починю крыльцо, пока не стемнело.

– Дэвид, ты же не работать сюда приехал! – откликнулся отец, аккуратно сворачивая новую рубашку.

– Но я хочу поработать, – возразил Дейв. Лучше, думал он, вымещать свою злость и досаду на проклятой ступеньке, чем на отце. – На заднем дворе есть доски?

– Должны быть. Там всегда что-то есть.

– А я привез с собой инструменты. Джеймс встал, вытирая руки о джинсы.

– Добрый ты у меня, сынок. – Обогнув стол, он похлопал Дейва по плечу. – Правда, ты очень добрый.

Дейв промолчал. В каждую свою поездку к отцу он страдал от смешанных чувств; жалкая хижина вызывала в нем удивительное ощущение мира и покоя, словно все беды этого мира отступали куда-то в неведомую даль, – но в то же время при мысли о том, как неразумно и нерасчетливо отец сорит деньгами, его охватывал гнев.

Джеймс – большой ребенок, думал Дейв, и спорить с ним все равно что ругать четырехлетнего малыша, пролившего молоко. Чего он ни делал за последние годы, пытаясь воззвать к разуму отца: и кричал, и уговаривал, и умолял, пытался даже использовать психологические приемы, которым научился в колледже, – все тщетно.

Все, что он мог, – следить за тем, чтобы отец в своем благотворительном экстазе невзначай не помер голодной смертью. Но Дейв с горечью признавался себе, что в последнее время, увлеченный созданием собственной бизнес-империи, все реже вспоминал о благополучии отца. Разумеется, Джеймс об этом не подозревал – в его светлую душу не могла закрасться мысль, что сын о нем забывает. Но Дейв смотрел на себя трезво и не мог отделаться от чувства вины.

Как ни странно, теперь, когда от вожделенной цели его отделял всего шаг, Дейв не чувствовал себя счастливым. И не понимал почему. Неужели правы слащавые сказочники, твердящие, что счастья не купишь за все золото мира?

Много лет он жил мечтой о будущем. «Я стану счастливым, когда заработаю свой первый миллион». Что ж, несколько лет назад он стал миллионером – а счастье так и не пришло. Тогда Дейв начал ставить себе новые цели. «Когда заработаю пятый миллион… десятый…» Состояние все росло – а счастья так и не было. В последний раз он сказал себе: вот заполучу «Бенедикт Лимитед» – тогда-то уж наверняка… И что же?

Акции «Бенедикт» у него в кармане. А счастье далеко как никогда.

Пока руки Дейва были заняты работой, мысли сами собой устремились в далекую Англию, к Грейс Бенедикт. Воспоминания о ней преследовали его день и ночь; снова и снова проигрывал он в памяти их последнюю встречу – и снова и снова содрогался, как от удара, вспоминая ужас и боль в ее огромных зеленых глазах.

Эта сцена бесконечно прокручивалась в мозгу, и Дейву казалось, что сердце его погружается все глубже в бездонное черное озеро отчаяния.

Черт побери! Разве он ее не предупреждал?

Разве не твердил, чтобы она не пыталась разгадать его душу, не смела им восхищаться? Кто же виноват, что ее постигло разочарование? Не он – это уж точно! Он просто выполнял свою работу. А она выполняла свою. И в качестве оплаты получила особняк стоимостью в несколько миллионов – так что жаловаться ей не на что.

Схватив молоток, Дейв принялся с размаху бить по гвоздям – так, словно весь свой гнев и скорбь вымещал в этих ударах.

Вообще что ему за дело до ее чувств? Почему, черт возьми, он позволил какой-то жалкой слезливой неудачнице испортить себе победу?! Сначала черт знает что о нем напридумывала, теперь, словно дура-школьница, страдает над гибелью собственной фантазии… Он не виноват – он ее предупреждал!

Из горестных размышлений Дейва извлекла внезапная острая боль: забывшись, он ударил себя молотком по пальцу. Чертыхнувшись, Дейв выронил молоток.

– Проклятье, Бертон! – прорычал он. – Приди же в себя, наконец!

– Что стряслось?

Дверь скрипнула; на пороге появился Джеймс в новой рубахе.

– По пальцу попал, – морщась от боли, коротко объяснил Дейв.

– Не повезло. Давай-ка приложим лед.

И снова Дейв сидел за исцарапанным столом, подняв руку, чтобы облегчить пульсирующую боль. Отец достал из холодильника несколько кусочков льда и, обложив ими пострадавший палец, перевязал его выцветшим голубым платком.

Сварив новую порцию кофе и пододвинув к Дейву коробку конфет, отец сел за стол напротив сына. В задумчивом взгляде его читалось нечто, весьма напоминающее сострадание, – и от мысли, что это сострадание может относиться не только к ушибленному Пальцу, Дейву сделалось не по себе.

– У тебя усталый вид, сынок.

Дейв поморщился. Такое направление беседы было ему не по душе.

– Со мной все в порядке, – быстро ответил он, желая поскорее перевести разговор на другую тему. – И дела у меня сейчас идут лучше некуда.

Джеймс скрестил руки на груди.

– Я слышал. Поздравляю с очень удачной сделкой.

– Откуда ты знаешь? – удивился Дейв. Джеймс улыбнулся.

– От друзей.

Да, в самом деле. Следовало бы догадаться. Денег Джеймсу вечно не хватало – а вот друзей у него, на взгляд сына, даже больше чем достаточно.

– Ну вот, тогда ты и сам знаешь, что у меня все хорошо.

Джеймс молчал, и темные глаза его светились добродушной иронией, хорошо знакомой и ненавистной сыну.

Ты прав, мысленно ответил отцу Дейв. Жизнь у нас совсем разная. Ты живешь в глуши, подбираешь бродячих собак и кошек, раздаешь все, что у тебя есть, нищим и бродягам – а что получаешь взамен? Дырявую крышу и пустые карманы. Ну и… да, хорошо, и друзей. Много толку с твоих друзей!

А теперь взгляни на меня. Я, говоря без ложной скромности, купаюсь в деньгах. Стоит мне войти в комнату – и люди едва на колени передо мной не падают. У меня есть власть, потому что деньги – великая сила. Не только по всей стране, но и в Европе мое имя окружено почетом и уважением. Есть у меня й друзья. Быть может, будь я беден, их было бы куда меньше – но так уж жизнь устроена: богатому человеку трудно понять, любят ли друзья его самого или его кошелек.

Вздохнув, Дейв отвел глаза. Внимание его привлекло цоканье когтей по дощатому полу: колли-полукровка снова подковылял к нему и положил голову на колени. Дейв рассеянно погладил пса – и получил от него такой влюбленный взгляд, что не мог не улыбнулся в ответ.

– Значит, ты намерен закрыть корпорацию «Бенедикт Лимитед» и распродать ее по частям?

Дейв кивнул, не отрывая глаз от собаки. В глазах пса светилась верность и преданность, какую не купишь ни за какие миллионы. Хромому псу неважно, сколько у Дейва денег, – он любит его только за то, что Дейв его приласкал. Как давно он не видел такого выражения в человеческих глазах…

Нежданное воспоминание поразило его, словно пощечина. Неправда! Один человек смотрел на него таким же влюбленным взглядом. Совсем недавно. Грейс Бенедикт.

Она не спрашивала, сколько у него денег. Она любила его – или думала, что любит, потому что верила в его душевную чистоту. Она отдалась без сожалений, без страха, без эгоистических мыслей о будущем. А он… он растоптал ее любовь.

– Мне говорили, ты теперь станешь очень богатым.

Дейв почувствовал странный укол в сердце. Черт возьми, с какой стати ему стыдиться своего богатства?

– Верно, – ответил он наконец, даже не пытаясь изобразить энтузиазм.

Еще несколько секунд Джеймс пристально смотрел на сына, затем сдвинул очки на лоб.

– И приехал спросить, почему же ты несчастлив.

Дейв был так поражен, что даже ответить не смог – просто молча уставился на отца. Ничего подобного он не ожидал.

– Что ж, раз ты проделал такой далекий путь, давай поговорим. – Джеймс сочувственно улыбнулся. – Видишь ли, сынок, все очень просто.

Дейв не понимал, почему не может просто прекратить этот разговор, попрощаться и уехать. Любой разумный человек на его месте, несомненно, так и поступил бы. Но, к величайшему изумлению и ужасу Дейва, из уст его не вылетало ни звука. Что это значит? Что за власть, черт возьми, имеет над ним – всесильным магнатом – жалкий нищий старик?

Дейв плотно сжал губы. Ну нет, он уже не мальчишка, он взрослый человек и не позволит читать ему нотации!

– Не глупи, отец, – резко ответил он. – Разумеется, я счастлив – как все.

Джеймс задумчиво кивнул.

– Скорее уж несчастен, как все.

Дейв нахмурился. С губ его уже готово было сорваться очередное «не глупи!» – но Джеймс, подняв руку, заставил его умолкнуть на полуслове.

– В детстве ты думал, что деньги решают все. Теперь ты богат, сынок, и богат уже не первый год. У тебя было время узнать, можно ли купить счастье.

Вспомнив о собственных размышлениях на крыльце, Дейв прикусил язык. В самом деле, состояние он скопил, а вот счастья купить так и не удалось. Может быть, стоит послушать, что скажет отец?

– Мы с твоей матерью, – негромко продолжал Джеймс, – всю жизнь помогали тем, кто нуждается в помощи. А ты строишь свою жизнь на чужом несчастье. – Протянув руку, он ласково потрепал Дейва по плечу. – Подумай, сынок, не пора ли от разрушения перейти к созиданию?

Дейв фыркнул – недоверчиво и презрительно, – но в самом этом звуке слышалась подавленная грусть. Что, если отец прав? Но он тут же усмехнулся над собственной ребяческой мыслью.

– Как его зовут? – спросил он вдруг, переведя взгляд на хромого пса.

– Не знаю, сынок. Я подобрал его полуживого недели две назад. Как-то еще не удосужился дать ему имя.

Дейв поднял глаза.

– Папа, тебе никогда не бывает одиноко? – И поразился собственному вопросу.

Джеймс отпил кофе.

– Нет, сынок. У меня есть друзья. И всегда есть чем заняться. А еще, – он бросил взгляд на выцветшую от солнца стену, где висела фотография матери Дейва, – а еще у меня есть хорошие воспоминания. Мне кажется, ты уже начал кое-что понимать, сынок. Счастья не купишь за все золото мира. Истинное счастье приходит только тогда, когда ты что-то создаешь своими руками. – Он бросил на сына проницательный взгляд. – И еще – когда есть рядом тот, кто может разделить твое счастье.

– Таких, как она, мало, – глухо ответил Дейв, не сводя глаз с портрета матери.

– И все же такие бывают, – мягко ответил Джеймс. – Когда ты встретишь ту, которая предназначена для тебя, ты сразу ее узнаешь.

Только не в этой жизни, мысленно возразил Дейв. Любовь, поцелуи при луне и прочая слезливая чушь – все это не для меня. Кто любит – уязвим; уязвимость – это слабость, а я научился не давать воли слабостям. Ни в бизнесе, ни в личной жизни – нигде и никогда!

– Гм…

Джеймс снова вгляделся в лицо сына. Поёжившись под его проницательным взглядом, Дейв резко встал, отошел к окну и невидящим взглядом уставился на высокие сосны.

– Понимаю, – проговорил Джеймс. Дейв сосчитал до десяти. Очень медленно.

Очень старательно. И только после этого позволил себе обернуться.

– И что же ты понимаешь? – поинтересовался он, мысленно негодуя на себя за то, что хочет услышать ответ.

Ты несчастлив, потому что нашел ее – а потом позволил ей уйти.