Текст книги "Все золото мира"

Автор книги: Джоди Питт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Дейв медленно повернулся к ней. Лицо его – напряженное, с тонкими линиями морщинок в уголках рта – было холодным и суровым, а глаза как-то странно блестели. Что это – жалость? Господи, неужели он ее жалеет?!

– Нет, правда, я… – Голос сорвался, и Грейс начала снова: – Честное слово, Дейв, я…

Я знаю, что ты спала, Грейс, – прервал он ее. – Знаю, что не понимала, кого целуешь. Знаю, что это ничего не значит. – Он отложил картофелину и нож. – Я просто хотел сказать, что не хочу есть. И что мне нужно сделать несколько звонков. – Сполоснув руки, он оглянулся через плечо. – И еще я хотел сказать, что ты очень помогла мне в последние дни и заслужила отдых. Так что продолжим работу с завтрашнего дня.

Он вышел из кухни – а Грёйс еще долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь и чувствовала, что никогда, никогда в жизни больше не сможет есть жаркое с овощами.

Переговорив по телефону с Майлзом Дерси, Дейв выяснил, что тот в свою очередь провел приватные переговоры с еще несколькими членами правления корпорации. Все они были согласны, что душевное расстройство сэра Эдмунда ведет компанию к разорению, и готовы были на все, чтобы избежать финансового краха. Майлз заверил Дейва, что еще немного – и весь совет директоров окажется на его стороне. На очередном заседании они единогласно проголосуют за отставку сэра Эдмунда Бенедикта – и «Бенедикт Лимитед» окажется в руках Бертона.

Вечером, стоя под теплым душем, Дейв задумался о том, почему в последние дни все чаще чувствует себя каким-то грязным? Может быть, дело в британском водопроводе? Хотел бы он, чтобы все было так просто! Нет, скорее уж это Грейс Бенедикт так на него воздействует. Ее доброта, нежность к детям и старикам, готовность к любви и всепрощению напоминает ему годы детства, которые Дейв долго и старатель но изгонял из памяти. И собственных родителей – простодушных добряков, которых он многие годы учился презирать.

Когда матери Дейва поставили страшный диагноз, оказалось, что у нее нет медицинской страховки – не на что лечиться, не хватает денег даже на лекарства, облегчающие боль. Мать истаяла в страшных муках, и на ее могиле двенадцатилетний Дейв поклялся, что никогда не будет бедным. И никогда не поддастся самому страшному искушению – искушению любовью.

Разумеется, он выполнял сыновние обязанности – регулярно навещал отца, посылал ему деньги на жизнь, хоть и прекрасно знал, что все полученные средства старик тратит на помощь убогим и сирым.

Сам Дейв убогих и сирых презирал, а сентиментальные человеколюбцы вызывали у него глубокое раздражение. Почему же один взгляд зеленых глаз Грейс Бенедикт пробуждает в нем запретные, презренные чувства?

Да, он сговаривается с членами правления «Бенедикт Лимитед» за спиной у директора. Но откуда это щемящее чувство вины? Разве он делает что-то незаконное? Или вырывает у старика изо рта последний кусок? Напротив, помогает ему и его служащим сохранить хоть что-то. Если совет директоров не обанкротится, а сумеет выручить за свои акции хоть четверть их первоначальной стоимости, в этом будет его, Дэвида Бертона, заслуга. Почему же он чувствует себя негодяем?

– Черт бы побрал тебя, Грейс, и твои зеленые глаза! – пробормотал он, сердито растирая себя мочалкой. – Черт бы побрал тебя, старый Бенедикт, вместе с твоим горем! Будьте вы оба прокляты – мне нет дела до вашей боли!

Но Дейв знал, что обманывает себя.

10

Непривычные к суровым зимам англичане потихоньку выползали из-под сугробов и возвращались к обыденной жизни. А Грейс вернулась к своей ненавистной «работе». Снова и снова они с Дейвом отправлялись в театр, в концерты, на банкеты, надеясь встретиться там с сэром Эдмундом, и всякий раз, когда встреча удавалась, душевное расстройство старика становилось все более очевидным.

Но не обезумевший от горя старик интересовал Дэвида Бертона. Дейв давно понял, что с хозяином «Бенедикт Лимитед» ему договориться не удастся, и втайне от Грейс перенес все внимание на членов правления компании. Знакомясь с ними на все тех же публичных мероприятиях, он очаровывал их и как бы невзначай подталкивал к мысли, которая, несомненно, и самим им не раз приходила в голову – что корпорация гибнет и, если они не хотят остаться на мели, им нужно сменить директора. Почтенные бизнесмены один за другим переходили на сторону Дейва.

Наконец – на открытии новой картинной галереи – Дейву удалось уединиться в укромном уголке с последним из членов правления. Не успел он закончить свою маленькую речь, как от стола, где был накрыт фуршет, послышался какой-то грохот и шум голосов; оглянувшись, Дейв увидел, что сэр Эдмунд опрокинул стол и теперь, нелепо раскинув руки, лежит на полу, лицом в салате, посреди осколков фарфора и хрусталя.

Собеседник Дейва с едва скрываемым ужасом смотрел на своего поверженного босса; увиденная сцена как нельзя лучше убедила его в правоте Дейва. В самом деле, от такого директора лучше бежать куда подальше, пока корпорация еще цела! Тяжело вздохнув, он пожал Дейву руку и растворился в толпе.

Дейву не раз доводилось вести закулисные переговоры, и до сих пор он ничего дурного в этом не видел – а точнее сказать, вовсе не задумывался о том, хорошо это или дурно. Да и о чем тут думать? Да, он толкает людей на предательство, но выбор остается за ними. И потом, бизнес есть бизнес. Стоит взглянуть на сэра Эдмунда, распростертого на полу, и становится ясно, что предложение Дейва – лучший выход для «Бенедикт Лимитед».

Из своего угла Дейв видел, как Грейс подбежала к старику, опустилась на колени – прямо в размазанный по полу салат. Сегодня на ней было еще одно платье, сшитое своими руками, – легкий серебристый наряд, струящийся мягкими складками по стройной фигурке. Грейс уверяла, что скроила его из старой занавески; если и так, догадаться об этом было невозможно Быть может, оттого, что на ней любая тряпка выглядела королевским нарядом. По совести сказать, Дейв в целой галерее не нашел произведения искусства прекраснее его спутницы.

Серебристое платье и рыжие волосы, рассыпанные но плечам, – огонь и лед. Страшно подумать, что Грейс готова не задумываясь испортить такую красоту! В непонятной тревоге, с какой-то странной болью в сердце следил Дейв, как Грейс кладет голову старика себе на колени, щупает его лоб, как беспомощно оглядывается кругом и срывающимся голосом кричит, чтобы кто-нибудь вызвал наконец «скорую помощь».

Сэр Эдмунд ненавидел Грейс и не делал из этого секрета. Не раз он унижал и оскорблял ее на людях. И, однако, она оказалась единственной, кто бросился ему на помощь. Сотня людей в безупречных костюмах – друзья, приятели, партнеры – только растерянно переглядывались и перешептывались.

Черт бы побрал этих расфуфыренных петухов! – подумал Дейв и шагнул вперед. Его охватила едкая горечь – горечь презрения к ним и злости на себя. Почему, черт возьми, он больше не может быть таким же?! Где его равнодушие?! Где хваленое бессердечие Стервятника Бертона?!

Берегись, Бертон, мысленно предупредил он себя. Берегись. Ты перестал быть самим собой. Кто-то опустился на колени с ней рядом. Грейс подняла глаза – и с изумлением увидела Дейва. Он сбросил смокинг и накрыл им старика.

Едва увидев сэра Эдмунда в галерее, Грейс поняла: сегодня что-то должно случиться. Ее преследовало недоброе предчувствие. Сегодня ее свекор был шумнее и ворчливее обычного; не раз он проливал вино на одежду гостей, не раз спотыкался в опасной близости от хрупких предметов искусства. Грейс с ужасом ждала его падения – хоть и не предполагала, что «падение» это окажется буквальным.

Смахнув слезу, она улыбнулась Дейву.

– Спасибо.

– Какой он бледный, – хмурясь, прошептал Дейв. – И дышит с трудом. – Он пощупал у сэра Эдмунда пульс. – Пульс с перебоями.

– О Боже мой! – Грейс обвела беспомощным взглядом зал. – Да что же никто ничего не сделает?

– Я слышу сирены. – Взгляд Дейва был холоден и жесток, и Грейс почувствовала, что он на нее сердится, хоть и не понимала за что. – «Скорая» уже едет.

– Слава Богу! – Она снова пощупала горячий влажный лоб старика. – Я опасалась чего-то подобного. – Она моргнула, смахивая слезы. – Что ж, в больнице он, по крайней мере, отдохнет.

– Вот и врачи, – проговорил Дейв, поднимаясь на ноги. – Давай-ка их пропустим. – И, протянув руку, помог Грейс встать.

Грейс приняла его помощь, сказав себе, что выяснением отношений можно заняться и попозже. Сейчас не время. И потом, напомнила она себе, Дейв – единственный, кто бросился мне на помощь!

При этой мысли ее вдруг охватили нежность и сострадание к Дейву, поразившие ее до глубины души. Грейс видела, что его планы идут насмарку; как ни старается он вызвать сэра Эдмунда на откровенный разговор, пытаться убедить в чем-то больного человека все равно что прошибать головой стену. А теперь сэр Эдмунд наверняка попадет в больницу и неизвестно сколько там пробудет…

Стоя рядом с Дейвом, она наблюдала, как санитары грузят бесчувственного сэра Эдмунда на носилки и выносят из зала.

– Я поеду в больницу, – сказала Грейс. – Возьму такси.

– Не знаю, что тебе там понадобилось, – проворчал Дейв, – но я тебя отвезу.

В порыве благодарности она крепко сжала его руку и едва не рассмеялась – такое изумление отразилось на его лице.

– Да вы притворщик, мистер Бертон, – прошептала Грейс с улыбкой. – Вы умеете быть добрым. И на вас можно положиться.

Дейв обжег ее взглядом.

– Прекрати!

– Ах, как страшно! – проворковала Грейс; на сердце у нее вдруг стало так легко, как давно уже не было. – Что ж, поехали.

В больнице пришлось прождать несколько часов. Наконец к ним вышел врач и сообщил результаты осмотра и анализов; сэр Эдмунд вы карабкается – по крайней мере, на сей раз, но, если продолжит убивать себя алкоголем, прогноз будет неутешительным.

Домой они вернулись далеко за полночь. Измученная, но радостная, что в конечном счете все обошлось, Грейс утоляла голод салатом из холодильника. Дейв налил себе уже третью чашку кофе.

– Как можно пить кофе на ночь? – удивилась Грейс. – Ты же не заснешь.

– У меня иммунитет ко сну, – угрюмо пробормотал Дейв.

– Он так и не снял смокинг – только развязал галстук и расстегнул верхние две пуговицы на рубашке. Этот расстегнутый воротник придал ему какую-то небрежную элегантность.

Широко улыбнувшись, Грейс подперла голову рукой.

– Иммунитет, говоришь? Такой же, как к благородным поступкам? Ну тогда ты сегодня будешь спать как младенец!

Дейв сверкнул мрачным взглядом, но промолчал.

Грейс следила, как он рассеянно глоток за глотком пьет кофе; мысли его, казалось, витали где-то далеко. Неужели в самом деле стыдится своей доброты? В тысячный раз она спрашивала себя, почему Дейва так раздражает ее неприкрытое восхищение? Что не так в нем – или в ней самой, – если каждую ее улыбку он воспринимает в штыки?

– Странный ты человек, Дейв.

Он, хмурясь, отставил чашку.

– Только не надо устраивать сеанс психоанализа, – проворчал Дейв. – Не такая уж я сложная личность.

– Ошибаешься, – мягко возразила Грейс. – Очень сложная. Ты постоянно борешься с собой – уже одно это выделяет тебя из толпы. Ты ненавидишь в себе мягкость, доброту – ненавидишь и стараешься подавить. Изображаешь этакого бесчувственного супермена – при том что чувствовать ты умеешь, и очень глубоко. Кто-то когда-то тебя обидел, и обидел так сильно, что ты решил: никому и ничему больше ты не позволишь причинить себе боль. Вот почему ты так цепляешься за свою «бессердечность». Но это же обман! Все обман!

Дейв поддел вилкой салат – и положил на тарелку, так и не поднеся ко рту.

– Ты видишь только то, что хочешь видеть, – процедил он, сверля Грейс враждебным взглядом. – Я уже тебя предупреждал и предупреждаю в последний раз: не надо мной восхищаться. Ты об этом пожалеешь.

Но Грейс больше его не боялась. Как не боялась и его «последних предупреждений». Бог знает почему, но впервые за много месяцев на ее измученную душу снизошел мир. Она снова была, как когда-то, отважна и уверена в себе; она больше не боялась дарить восхищение – и, быть может, что-то большее…

Каких-то две недели назад она ненавидела Дейва – человека, который отнял у нее все. Но не сегодня. Сегодня она им восхищалась, открыто и искренне. Грейс не до конца понимала Дейва, но чувствовала, что в душе его таятся неизведанные запасы щедрости и доброты. При одной мысли об этом ее охватывал сладкий трепет; теперь она больше не боялась признать то, что долго таила даже от самой себя…

Она любит Дэвида Бертона.

Не того Дэвида Бертона, которого знает деловой мир по обе стороны океана, а того, который прячется за неприглядной маской Стервятника. Человека, способного весь мир обнять любовью, – если только она сумеет показать ему, что любовь – не грех, не постыдный проступок, а самое драгоценное на свете сокровище.

Сердце Грейс пело от счастья; переполнявшая ее радость требовала немедленного выхода в действии. Не в силах более скрывать свою любовь, она встала, танцующим шагом подошла к Дейву, сжала его лицо ладонями и поцеловала. – все свои чувства вложив в этот поцелуй.

Да, она любит Дэвида Бертона. Как ни безумно это звучит, а скрывать свою любовь от себя самой больше невозможно – и, самое главное, не нужно. Сердце подсказывало Грейс, что Дейв заслуживает любви. Он не Стервятник – он человек, как все, несовершенный и уязвимый. Но и в нем, как в каждом человеке, таятся неизведанные силы доброты и любви. В этот миг Грейс дала мысленную клятву: все на свете отдаст она за то, чтобы вытащить из скорлупы истинного Дэвида Бертона.

Поцелуй Грейс наполнил Дейва благоговейным восторгом. В нежности ее рук, в легком прикосновении губ он ощутил ту значимость, что придавала она этому дару любви. Почувствовал по одним поцелуем она отдает ему свою душу.

Сколько бессонных ночей провел он, ворочаясь, в постели, изнуряя себя несбыточными фантазиями! Теперь его мечты стали явью. Нет, не так: этот поцелуй стал лучше всего, что бывает в самых дерзких мечтах. Чуткие губы, мягкие нежные руки, легкое прикосновение теплой груди к плечу – все было исполнено почти невыносимой сладости.

Кровь молотом застучала у него в ушах – и все благие намерения были забыты.

Каким-то краем сознания Дейв осознавал, что подхватывает Грейс на руки, словно средневековый воин свою добычу, и несет вверх по лестнице в спальню. Так оно и есть, вновь и вновь повторял он себе, словно безумный. Так и есть: я хищник, она – моя добыча. И больше ничего.

Но в спальне Грейс его удивила. Она повела себя совсем не так, как свойственно запуганным пленницам – взяла инициативу на себя. Сама стянула с его плеч смокинг и выпростала из брюк рубашку, сама сбросила одежду – с такой улыбкой и со столь соблазнительными телодвижениями, что Дейв едва не забыл, кто из них охотник, а кто жертва.

При виде ее нагой прелести он забыл обо всем, кроме сладко напряженной плоти и крови, шумящей в ушах. Грейс потянула его за собой, и он послушно пошел – не завоеватель, нет, скорее околдованный простак. Она привела его в душ и включила воду. Поначалу вода была просто ледяной; Дейв улыбнулся, Грейс улыбнулась в ответ – и он замер, впивая взглядом каждую черточку ее прекрасного лица.

Когда она принялась намыливать ему грудь, от изумления у Дейва дух перехватило – такого он никогда еще не испытывал. Каждое ее движение усыпляло в нем воина – и пробуждало влюбленного. В глазах ее он читал такое безграничное доверие, что все существо его содрогалось от желания осуществить ее мечту. Стать таким, каким Грейс его видит, – мужчиной, которому она отдается.

На разрумянившемся лице ее, в сияющих глазах читалось предвкушение счастья. Дейв жаждал ее, как умирающий в пустыне жаждет глотка воды; близость ее ударяла в голову и опьяняла словно молодое вино.

Он притянул ее к себе, шепча какие-то глупости, которых не понимал и сам: что-то о любви, о счастье, о том, что никогда ее не обманет и не обидит. Безумная ложь, прекрасная ложь – о, если бы она стала правдой! Хоть на несколько мгновений, хоть на одну ночь. Стать тем, чье отражение смотрит на него из сияющих глаз Грейс… Любить ее – любить страстно, бурно, бешено, поклясться, что на всей земле для него нет ни одной женщины, кроме нее, и подтвердить свою клятву делом…

Тесно прижавшись друг к другу, словно слившись воедино, замерли они под горячими струями воды. Дейв закрывал глаза – и видел звезды; вновь открывал – и видел женщину, что прекраснее самой яркой звезды. Желание сжигало его томительно-сладким медленным огнем, и откуда-то из руин сожженного страстью мозга явилась мысль, что этот огонь можно погасить – или, может, раздуть? впрочем, какая разница! – поцелуем.

Он склонил голову и прижался губами к губам Грейс заледеневшая душа, ищущая исцеления. Миг и в него влились новые силы; словно пробудившись от смертного сна, он принялся покрывать торопливыми жадными поцелуями ее щеки, подбородок, шею…

– Я хочу любить тебя, – хрипло прошептал он.

Грейс прильнула губами к его щеке.

– А я уже тебя люблю, Дейв, – произнесла она еле слышно.

Эти слова отдались у него в мозгу звучным эхом. Просто слова, сказал себе Дейв. Разве мне никогда не случалось клясться в любви, чтобы наутро забыть о сказанном? Обещать верность на всю жизнь, чтобы изменить на следующую ночь? Из века в век страстные любовники на ложе любви обмениваются безумными признаниями – и в наше время эти признания значат не больше, чем во времена фараонов.

Но вдруг острая боль сжала сердце, прогоняя туман восторга. Да, для него это пустые слова – не больше. Но для таких, как Грейс, признание в любви – обет. А обеты священны.

Словно пелена спала с глаз; Дейв вспомнил, где он, с кем он, что он делает – и радость его угасла, сменившись невыносимым отчаянием.

Что на него нашло? Или он забыл, что обещал себе, едва увидел на пороге особняка Грейс Бенедикт – взлохмаченную и с пятном сажи на носу? Он поклялся, что использует ее как орудие, чтобы завладеть корпорацией Бенедиктов, но не причинит ей ненужной боли и ненужного зла. Как можно было потерять голову?

Бог весть почему, она убедила себя, что Дейв Бертон не такой негодяй, каким кажется. Но ее заблуждение – не причина превращаться в бессовестного ублюдка! Оставь ей хоть что-нибудь, Бертон! – гневно приказал он себе. Завтра члены правления «Бенедикт Лимитед» проголосуют за передачу управления в твои руки, и она узнает, какой ты двуличный мерзавец! Хоть гордость ей оставь!

И все же он не смог удержаться, чтобы не запечатлеть на плече Грейс последний – прощальный – поцелуй.

А затем, грубо оттолкнув ее от себя, чувствуя, что еще секунда – и он не выдержит, и все благие намерения полетят к чертям, приказал:

– Уходи!

– Что? – непонимающе переспросила Грейс. Дейв отвернулся, не в силах смотреть в ее потрясенное, опрокинутое лицо. Она так надеялась… так ждала его возрождения… Напрасные надежды, оборвал он себя. На лжи никакого возрождения быть не может.

– Я… я не понимаю… – прошептала Грейс, коснувшись его руки.

Со сдавленным стоном Дейв отдернул руку.

– Завтра поймешь.

Он выключил воду и шагнул прочь из-под душа – подальше от Грейс. Сорвав с вешалки полотенце, бросил ей.

– Прикройся. И уходи.

Он должен сказать что-то мерзкое. Сделать так, чтобы она его возненавидела. Пусть никогда не узнает, что сегодня бессердечный стервятник Дейв Бертон единственный раз в жизни проявил благородство.

– Я сказал, убирайся! – прорычал он, тщетно стараясь придать своему искаженному от боли лицу выражение холодного презрения. – Мы неплохо развлеклись, но уже поздно, а завтра мне рано вставать.

Грейс не двигалась с места, глядя на него огромными непонимающими глазами.

– Выметайся, пока я не показал тебе, что случается с маленькими глупыми девочками, которые хотят приручить злого серого волка!

Болезненно морщась, Дейв повернулся к Грейс спиной, сорвал с вешалки полотенце и обмотал вокруг пояса. Позади послышался тихий, едва слышный всхлип, затем – торопливое шлеп-шлеп-шлеп мокрых босых ног. Прочь.

Дейв уткнулся лбом в холодную кафельную стену. К горлу подступала тошнота. Он знал, что лицо Грейс – потрясенное, несчастное, – будет преследовать его до конца дней.

11

В десять часов утра Грейс, измученная, с красными от слез и бессонницы глазами, выползла в кухню. Видеть Дейва ей не хотелось – ни сейчас, ни в будущем. Она не представляла, как сможет смотреть ему в глаза после вчерашнего.

«Я люблю тебя, Дейв!» – эти слова преследовали ее. Как же, должно быть, смеялся Дейв над ее бесхитростным признанием! Да и сама она хороша – надо было совсем рассудок потерять, чтобы ляпнуть такую глупость! При одном воспоминании о происшедшем ей хотелось кричать от стыда и отчаяния – и только усилием воли она сдерживала рвущийся из горла крик.

Но что заставило ее выпалить эту нелепость? Любит Дэвида Бертона – надо же! А что еще она любит? Терять работу? Нищету? Или, быть может, обожает пожирателей падали?

И все же Грейс чувствовала: вчерашняя сцена оставила на ее душе глубокие раны, которым долго не суждено затянуться. Возможно ли: только что он шептал любовные признания и клятвы, твердил, что она для него все, что солнце, луна и звезды меркнут, когда он видит ее глаза… а в следующий миг оттолкнул с холодной усмешкой, заявив, что просто над ней издевался. Только что она была на вершине счастья – и вдруг рухнула в пропасть.

Мир вокруг завертелся, и Грейс схватилась за косяк, чтобы не упасть.

– Грейси!

Удивленно заморгав, она не сразу сообразила, что за столом сидит тетушка Хетти.

– Да, – прошептала Грейс задыхаясь, словно пробежала марафонскую дистанцию.

– Входи, что ты стоишь в дверях?

Затуманенный взгляд Грейс немного прояснился: теперь она заметила, что рядом с тетушкой сидит гость – Майк, сияющий щербатой улыбкой. Грейс окинула кухню боязливым взором и с облегчением отметила, что Дейва нет. Приказав ногам не дрожать и не подгибаться, она вошла и тяжело опустилась на свое обычное место.

– Доброе утрo, пробормотала она и натянуто улыбнулась. Майку.

Мальчик кивнул – отвечать с полным ртом он не мог. Посреди стола стояла тарелка горячих оладий, очевидно, поняла Грейс, Дейв снова встал раньше всех и приготовил завтрак. Где-то он сейчас?. Но тут же она мысленно выругала себя за то, что задается такими вопросами.

– Как дела, малыш? – спросила она у Майка

– Отлично, – ответил он, проглотив. – А вы как, миссис Грейс? Что-то вид у вас не очень…

Усилием воли Грейс подавила подступающие слезы..

– Это оттого, что я еще кофе не пила, – с натужной легкостью объяснила она. – Ты мне не нальешь чашечку?

Парнишка вскочил.

– Конечно.

Грейс откинулась на стуле, измотанная физически и душевно. По счастью, двенадцатилетние крепыши плохо разбираются в настроении женщин, которые им в матери годятся.

– В самом деле, Грейси, ты что-то плохо выглядишь, – посетовала Хетти, пока Майк наливал кофе.

– Поздно легла?

В вопросе Хетти прозвучала веселая нотка, от которой к горлу у Грейс снова подступили рыдания. Если бы тетушка знала, как близка к истине в своих предположениях – и как страшно ошибается!

– Вот ваш кофе.

– Спасибо, милый. – Грейс чмокнула его в щеку и сделала глоток обжигающей жидкости. Кофе показался ей горьким и безвкусным. – Прошлым вечером в галерее, – объяснила она тете, – сэр Эдмунд потерял сознание посреди зала. Мы с… Дейв и я отвезли его в больницу.

– И как он? – суховато спросила Хетти. Она не скрывала, что не питает особой симпатии к человеку, причинившему столько горя ее любимой племяннице.

Грейс покачала головой.

– Не очень хорошо. Но, по крайней мере, в больнице он отдохнет. Я рада, что теперь о нем есть кому позаботиться.

– Не скажу, что мне сэр Эдмунд нравится, – заметила Хетти, – но и зла я ему не желаю. Если ты рада, то и я тоже. – Откусив и прожевав еще кусочек оладьи, она продолжала задумчиво: – Если хочешь знать мое мнение, то сэру Эдмунду очень повезло. Такие люди, как ты, нечасто встречаются. Не много я знаю женщин, которые, будь они на твоем месте, вообще бы с ним заговорили, не говоря уж о том, чтобы беспокоиться о нем, ехать в больницу… – Она похлопала Грейс по руке. – И что, когда же вы легли спать? Выглядишь ты просто ужасно.

Грейс убрала руку и, чтобы выиграть время, поднесла чашку к губам. Что сказать? Правду? Исключено: как можно признаться, что Дейв Бертон любил ее волнующей, страстной любовью, шептал слова, от которых кружилась голова и останавливалось сердце, – а потом вдруг оттолкнул и приказал убираться?

Heт, лучше уж солгать. Грейс отставила чашку.

– Точно не помню, но выспаться мне так и не удалось.

– Не переживай так, – с улыбкой посоветовала Хетти племяннице. – Сэр Эдмунд в надежных руках – Протянув руку, она ласково откинула со лба Грейс рыжую прядь. – Если ты будешь изнывать от беспокойства, только сама заболеешь, а ему пользы не принесешь.

Грейс попыталась улыбнуться в ответ, но улыбка не вышла. Если бы главной проблемой в ее жизни оставалось здоровье сэра Эдмунда… Она откашлялась, понимая, что дольше оттягивать этот вопрос невозможно.

– А где Дейв?

– Уехал на деловую встречу. – Хетти подцепила вилкой оладью и обмакнула ее в варенье. – Около половины десятого.

– Это он меня пригласил позавтракать, – с полным ртом объявил Майк. – Он с утра заезжал к нам в магазин. Знаете, сколько мистер Дейв мне дал на чай? Целый фунт!

С величайшим трудом Грейс заставила себя улыбнуться. Покупать себе друзей – это вполне в стиле Стервятника!

– Он сказал, что едет на заседание правления «Бенедикт Лимитед», – добавила Хетти.

Грейс не сразу поняла, что сказала тетя, но несколько секунд спустя подняла на нее удивленные глаза.

– Заседание правления? – непонимающе переспросила она.

– Кажется, он так сказал. – Хетти пожала плечами. – Да, точно, именно так. Грейси, там еще осталось тесто. Хочешь, я испеку оладьи и на твою долю?

Грейс рассеянно кивнула – ее сейчас занимали совсем иные проблемы.

– Но зачем Дейву встречаться с членами правления? Ведь сэр Эдмунд сейчас в больнице.

– Понятия не имею. – Хетти поднялась и подошла к плите. – Ты же знаешь, я во всем этом не особенно разбираюсь. – Она вдруг хихикнула, словно девчонка. – А какой он сегодня с утра был очаровашка – просто светился от счастья! Мне показалось, он чем-то очень доволен.

Просто светился от счастья… чем-то очень доволен…

Хетти и не подозревала, каким стопудовым камнем рухнули ее слова на бедное сердце Грейс. Довольный… счастливый… выходит, его-то ночная сцена не лишила покоя? Ей трудно говорить, трудно двигаться, невыносимо трудно жить дальше – а мистер Бертон тем временем лучится улыбкой, раздает щедрые чаевые и очаровывает пожилых дам?!

Сжав голову ладонями, Грейс помассировала раскалывающиеся от боли виски.

– Миссис Грейс, вам плохо? – участливо спросил Майк, поймав ее измученный взгляд.

Грейс с трудом выдавила улыбку.

– Все нормально, – солгала она. – Просто я не выспалась.

Но Майк не сводил с нее глаз – должно быть, чувствовал, что с ней что-то неладно.

– Кстати, – Грейс взглянула на часы, – ты в школу не опоздаешь?

Лицо Майка снова осветилось улыбкой.

– А мы сегодня не учимся.

Грейс кивнула и выпрямилась на стуле. Она не привыкла долго предаваться самокопанию, и теперь безысходное горе ее сменялось досадой и злостью на себя. Господи помилуй, неужели она себя жалеет? Как можно превращаться в развалину – и душевно, и физически? Из-за чего, спрашивается? Стоит ли горевать из-за того, что тебя оттолкнул бездушный и бессовестный хищник? Да радоваться надо, что легко отделалась!

– Не учитесь, говоришь? Повезло тебе! – заметила она с энтузиазмом, которого вовсе не ощущала.

Умом она понимала, что без Дейва только лучше, но на сердце все равно лежал камень. Грейс казалось, она тонет – и не может позвать на помощь. Из этого омута душевной боли ей придется выбираться самой.

Может быть, если она будет твердить себе, что разрыв с Дейвом – не катастрофа, в один прекрасный день это окажется правдой? И, если будет снова и снова думать о том, что их объятия и поцелуи ничего не значат, однажды поймет, что так оно и есть?

Она сглотнула, прогоняя комок в горле. Да, так и будет. Поначалу, конечно, придется туго. Но она будет напоминать себе, что надо дышать, надо есть, надо работать… надо жить.

– Ах да, вспомнила – у вас ведь сегодня футбольный матч с соседней школой, верно, Майк?

Грейс улыбнулась и почувствовала, что улыбка ее напоминает скорее оскал гиены. И очень несчастной гиены, надо сказать.

Ответа Майка она не услышала – мысли вновь унесли ее в прошлую ночь, и перед глазами, как наяву, встали недавние переживания – ласки Дейва, его поцелуи, гладкое мускулистое тело, загорелая кожа… Подобной боли Грейс не испытывала никогда. На мгновение ей показалось, что она сейчас задохнется.

Ну все, с меня хватит! – подумала она, с облегчением цепляясь за гнев – он был единственным, что могло сейчас хоть как-то вернуть ее к жизни. Послушной марионеткой Дейва ей больше не бывать. Сэр Эдмунд в больнице. Если Дейв все еще жаждет с ним увидеться – пусть идет в приемные часы, как все нормальные посетители. У него была возможность убедиться, что присутствие Грейс «налаживанию контактов» не поможет, скорее повредит. А как ему, должно быть, понравится мучить беспомощного старика, прикованного к больничной койке!

Острое чувство вины стиснуло грудь Грейс. Ей следовало с раннего утра поспешить в больницу – встать у кровати сэра Эдмунда, не подпустить наглого стервятника к еле живому старику… Но на такие подвиги у Грейс сейчас не было сил. Все, на что ее хватало, – дышать: вдох-выдох, вдох-выдох. И все душевные и физические силы сейчас уходили на то, чтобы не разразиться рыданиями.

Вынырнув из своих горьких размышлений, Грейс услышала, что Майк на футбольный матч не пойдет – сегодняшний день он намеревался посвятить доставке продуктов, чтобы заработать денег на новый велосипед.

После завтрака Грейс помогала тетушке разбирать лоскуты материи, из которых Хетти шила одеяла, – а мысли ее блуждали в Бог знает каких краях. Не раз и не два Грейс ловила себя на том, что вздыхает, вспоминая, как принимала душ вместе с Дейвом.

– Да что с тобой, Грейси? – поинтересовалась Хетти после третьего или четвертого вздоха. – Ты не заболела?

Грейс покачала головой.

– Просто голова болит, – ответила она, мысленно добавив: и сердце.

– Так пойди выпей таблетку! Если бы мне платили по фунту за каждый твой вздох, я бы уже стала миллионершей!

– Прости, – пробормотала Грейс, злясь на собственную слабость. – Пойду приму аспирин.

– А еще лучше – поспи, – посоветовала Хетти. – С рукоделием я и сама разберусь, а тебе надо выспаться.