Текст книги "Ради любви и чести (ЛП)"

Автор книги: Джоди Хедланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

подумать, что птица может так волноваться? Полет есть полет, независимо от

того, как расположена клетка.

Бандит потянулся к щеколде, на которую запиралась арочная дверца.

– Не открывайте, – предупредила я, – а то Стефан вылетит. – Он так

расстроен, что неизвестно, куда полетит и что будет делать.

– Не волнуйтесь, – сказал бандит, отпирая дверцу. – Я не позволю

этому случиться.

– Спасибо.

– Я раздавлю эту надоедливую тварь голыми руками.

– Что? Нет. Вы не можете.

С растущей тревогой я наблюдала, как крючок соскользнул, и мужчина

начал открывать дверцу. Я огляделась в поисках чего-то, чем можно было бы

ударить бандита по голове. Я должна была найти способ помешать ему

причинить вред и, тем более, убить Стефана. Но, кроме ветки на дороге

перед экипажем, я не видела никакого другого оружия. Впрочем, даже она

была слишком далеко. Он сунул руку внутрь и потянулся за Стефаном.

Маленькая птичка отскочила.

– Стойте! – Закричала я и бросилась бы на него, если бы бабушка не

схватила меня за руку и не оттащила с удивительной силой. – Возьмите что-нибудь еще, но оставьте Стефана в покое.

Его пальцы снова потянулись к птице, на этот раз медленнее и

расчетливее. Я изо всех сил пыталась освободиться от бабушкиных объятий.

Стефан находился в опасности, и моя паника нарастала с каждой секундой.

– Сабина, – прошипела бабушка. – Мы можем заменить птицу, но не

можем заменить тебя.

Я понимала, о чем бабушка предупреждала меня. Если я нападу на

бандита, чтобы спасти Стефана, то, скорее всего, подвергну опасности свою

жизнь, а может быть, и жизнь бабушки. Но одно дело стоять в стороне и

позволять этим бандитам воровать деньги. И совсем другое дело смотреть, как они убивают мою птицу.

Когда пальцы бандита медленно потянулись к Стефану, мое отчаяние

усилилось. Оставался только один способ. Я потянула за свою перчатку и

сняла ее.

– Нет, Сабина. – Резко проговорила бабушка позади меня, хватая меня

за руку.

Я воспользовалась тем, что она ослабила хватку, и вырвалась. Я

закатала рукав, обнажив свою бледную, почти прозрачную кожу. Ее белизна

только резче подчеркивала ужас того, что я изо всех сил старалась скрыть.

– Отпусти мою птицу, – сказала я, поднимая руку так, чтобы все

бандиты могли видеть ужасные багровые пятна на ней.

Пятно начиналось от запястья и растекалось по внутренней стороне

руки, заканчиваясь у локтя, как будто кто-то вылил вино на руку и не вытер.

По проклятиям грабителя рядом со мной и по звуку падающих мечей

двух других я поняла, что тактика сработала. На их лицах отразилось все

отвращение и страх, которые я наблюдала всякий раз, когда кто-нибудь

замечал пятно.

Не обращая внимания на протесты бабушки, я подняла руку еще выше:

– Я надеюсь, вы понимаете, что все, что вы возьмете у нас, возможно

проклято. А может и нет.

Понятно, что никакого проклятия не существовало. Хотя временами

мне казалось, что это не так. Я изучала работы по медицине, из которых

узнала, что некоторые кожные заболевания могут передаваться матерью ее

еще нерожденному ребенку через кровь, протухшую или зараженную пищу, или даже через загрязненный воздух, которым мать могла дышать. В одном

тексте говорится, что употребление в пищу одновременно рыбы и молока

является причиной некоторых кожных заболеваний.

Но, даже имея медицинское объяснение, отметины оставались

уродливыми. Я и так не представляла собой ничего особенного, а это пятно

только усугубляло мое положение. Некоторые люди думали, что пятно – это

знак дьявола. Другие полагали, что оно означает, что его носитель – ведьма.

Хотя я ненавидела это пятно, но с самого раннего возраста поняла, что могу

использовать его в своих интересах, когда это необходимо.

– Я не могу гарантировать вам безопасность, если вы возьмете то, что

принадлежит мне, – сказала я голосом, полным дурного предзнаменования.

Наконец, почувствовав страх своих товарищей, главарь взглянул на

мою поднятую руку. Он тут же отпрыгнул назад и уронил клетку Стефана. Я

рванулась вперед и захлопнула дверцу, пока Стефан, в смятении и ужасе, не

успел вылететь наружу. Бандит быстро отступал, как будто я, обретя крылья, летела на него, чтобы разорвать на части. Хорошо. Пусть так и думает. По

крайней мере, теперь Стефан в безопасности.

Я что-то напевала обезумевшей птице, пытаясь успокоить ее и

поправляя клетку. Что-то зазвенело и шлепнулось в грязь у моих ног –

мешочек с серебром. Я схватила его:

– Вы уверены, что не хотите получить хотя бы несколько монет за

беспокойство?

Но бандиты уже вскарабкались на коней. Я не смогла удержаться, чтобы не тряхнуть кошелек, громко звякнув серебряными монетами.

– Как я понимаю – нет?

Через несколько секунд бандиты сбежали. Они исчезли в густом лесу

так же быстро, как и появились. Если не считать щебетания Стефана, вокруг

нас воцарилась тишина. Несколько косых солнечных лучей, пробивавшихся

сквозь тяжелые ветви над головой, только увеличивали темные тени в густой

листве.

– Все, что я могу сказать – это скатертью дорога.

Я подняла клетку Стефана и поставила ее обратно в экипаж. Затем

подняла резной сундук из акации. Бабушка смотрела на меня так, словно

хотела дать мне подзатыльник. К счастью, охранник и кучер были из числа

наших самых доверенных людей и поэтому знали о моей проблеме. Наши

горничные тоже. Их не пугал вид этих отметин.

– Сабина, – сердито начала бабушка. – О чем, ради всего святого, ты

думала?

– Я спасла наши жизни. – Я стерла грязь с сундучка.

– Ты только что подвергла свою жизнь опасности.

– Не надо так драматизировать.

– Я не из тех, кто драматизирует.

Я улыбнулась:

– А я была хороша, вы не находите? У меня есть актерский талант.

Возможно, мне стоит подумать о том, чтобы присоединиться к бродячей

труппе актеров.

– Это не смешно, Сабина. – Губы бабушки сложились в сотню

глубоких линий. – А что, если они расскажут другим о том, что видели?

Я продолжала тереть шкатулку, осторожно вычищая грязь из резных

углублений:

– Это бандиты. Если они признаются, что видели меня, то обвинят себя

в своих преступлениях.

Бабушка осторожно прошла по грязи и остановилась передо мной. С

минуту она молчала. Затем протянула мне перчатку, которую я сбросила,

теперь уже грязную. Гнев исчез с ее лица и сменился глубокой, бесконечной

печалью, печалью, от которой всегда болело мое сердце.

Я была недостаточно хороша для своих родителей. Мой недостаток

всегда разочаровывал их. И я знала, что бабушка тоже разочарована. Я

ждала, что она продолжит свои упреки, понимая, что заслужила каждое

слово. Не было ничего смешного в том, чтобы прослыть ведьмой. Меня

могут затравить. Меня могут публично унизить. Или даже еще хуже. До сих

пор только несколько доверенных слуг, вроде тех, что сопровождали нас, знали о моих пятнах. Именно поэтому бабушка и хотела сохранить это в

тайне. По понятным причинам, я тоже хотела этого. Но я не смогла стоять в

стороне и смотреть, как этот бандит убивает дорогую для меня маленькую

птичку.

– Обещай мне одну вещь, – тихо сказала бабушка.

– Что угодно.

– Когда мы прибудем в Мейдстоун, дай мне слово, что ты не будешь

снимать перчатки. Ни при каких обстоятельствах.

– Конечно, миледи. Вы же знаете, что я ненавижу их снимать. Я

никогда их не сниму, разве что при самых тяжелых обстоятельствах.

– Ни при каких обстоятельствах, – настаивала бабушка.

Я колебалась.

– Обещай мне, Сабина.

Зачем мне снимать перчатки перед Виндзорами? Это был простой и

короткий визит. Я буду смотреть и покупать произведения искусства. Это

все. Но если бабушка почувствует себя лучше, заручившись моим словом, тогда я его дам:

– Очень хорошо. Я обещаю.

Глава 3

– Прошу прощения, сэр Беннет. – Наклонившись, прошептал мне на

ухо лысеющий слуга с потным лицом, прерывая мой разговор с одним из

местных торговцев мясом.

Я сидел в передней части большого зала в почетном кресле Олдрика.

По обеим сторонам длинной комнаты стояли столы. На стенах висели

хоругви, яркие цвета которых контрастировали с серым камнем.

Послеполуденное солнце лилось сквозь высокие, узкие, арочные окна и

освещало людей, собравшихся кучками в ожидании разговора со мной. Запах

жареного гуся вместе со сладким запахом тушеных яблок и меда просочился

в Большой зал, заставляя мой желудок урчать. Писец стоял рядом, делая

записи и призывая людей к порядку.

Я открывал двери замка, чтобы выслушивать дела и вершить

правосудие почти каждый день. Хотя это было утомительно, а иногда даже

казалось бессмысленно, но очевидно, что люди в Хэмптоне нуждались в

руководстве. Они слишком долго обходились без него.

Я начал с самого важного: с просроченных налогов и арендной платы.

Однако вскоре понял, что в нашей ситуации – это бесполезно. Просто

невозможно было собрать деньги с людей, у которых почти ничего нет. Их

оживленная болтовня, вперемежку с блеянием козы и кудахтаньем кур, говорили, что крестьяне стремятся угодить мне и отдавали то немногое, что у

них есть, даже если это означало, что им придется расстаться с оставшимся у

них скотом. Но как я мог требовать от них платы, когда на себе

прочувствовал их положение? Беспомощный и без гроша в кармане. И через

какое-то время я обнаружил, что улаживаю споры, выношу приговоры за

преступления и пытаюсь навести порядок на землях моего брата.

– У вас гости, – прошептал слуга. – И ее светлость просит вашего

присутствия, чтобы встретить их.

– Спасибо, – ответил я, напряженно выдохнув. – Можете передать леди

Виндзор, что я приду, как только смогу.

Слуга приподнялся лишь на самую малость:

– Сэр, – настаивал он нерешительно.

Я приподнял бровь, надеясь ясно выразить свое раздражение. Его лицо

покраснело:

– Ваша мать предупредила, что вы можете задержаться, но я должен

быть уверен, что вы придете как можно скорее.

– Пожалуйста, передайте ей, что я приду как смогу. – Твердость моего

тона не оставила слуге иного выбора, кроме как уйти.

Мне не хотелось огорчать маму, но она знала, как неохотно я

принимаю нынешнюю схему брака – по расчету.

Я кивнул кровельщику, чтобы он продолжал свои жалобы, но, при

повторном рассказе о подробностях пожара, уничтожившего половину

соломенной крыши, мои мысли вернулись к попыткам моей матери в течение

последнего месяца найти мне богатую невесту. Ее планам пока не суждено

было реализоваться, как я и подозревал. Какая богатая женщина в здравом

уме захочет выйти за меня замуж, когда я так мало могу предложить ей?

Мама уверяла меня, что эта новая гостья лучше остальных, и что она

идеально подходит мне. Но я сомневался, что она захочет выйти за меня

замуж, особенно когда узнает об угрозе Мейдстоуну.

Я послал лорду Питту и двум другим соседним лордам несколько

прошений, умоляя их об отсрочке. Но я не получил ни одного ответа, и у

меня было ужасное чувство, что время уходит у меня, у Олдрика и у

Мейдстоуна.

Я уже продал пару картин, заставив себя расстаться с ними, как ни

мучительно это было для меня. И сумма, которую я выручил за них, была

ничтожна, по сравнению с тем, чего они стоили. Похоже, слух о нашем

тяжелом финансовом положении распространился, и теперь покупатели

полагали, что мы достаточно отчаялись, чтобы принять их жалкие гроши.

Это было воровство, и я не хотел иметь к нему никакого отношения.

Какое-то движение у боковой двери привлекло мое внимание. При виде

матери, скользнувшей в комнату, я встал и, извинившись, вышел из комнаты.

Пока я шел навстречу к ней, мне пришлось сдержать растущее разочарование

от беспомощности нашего положения. Я вернулся домой, чтобы

восстановить честь семьи, но до сих пор ничего не смог сделать.

– Сэр Беннет, вы срочно нужны, – сказала мать тоном, в котором

слышался упрек, хотя черты ее лица излучали доброту и почти сочувствие.

В конце парадного зала мы были в некотором уединении, за

исключением лысеющего слуги, который стоял по другую сторону двери, отказываясь встретиться со мной взглядом и виновато опустив глаза.

Я поцеловал руку матери:

– Я надеялся, что вы согласитесь поприветствовать гостей без меня, чтобы я смог закончить дела здесь.

Лишь легким подъемом бровей она дала понять мне, что приняла мои

оправдания, и очень снисходительна, чтобы высказать это вслух.

– Мы не можем позволить себе оскорбить вдовствующую леди

Шерборн или ее внучку.

– Если мое отсутствие уже оскорбляет их, то у нас нет никакой

надежды.

– Пожалуйста, Беннет. – Прекрасные глаза матери умоляли меня.

Я не мог устоять перед ней, и она это знала. Я сделаю для нее все, что

угодно, даже стерплю очередной отказ от очередной молодой леди. Я

поклонился в знак согласия, и получил от нее награду в виде улыбки и

ласкового прикосновения к щеке. Затем она взяла меня под руку и вывела из

большого зала в приемную.

– Обещай мне, что на этот раз ты ничего не скажешь об угрозе лорда

Питта. – Прошептала она, когда мы приблизились к двери в маленькую

комнату, находившуюся сбоку от просторного входа в замок.

– Я только хотел быть абсолютно честным в нашем щекотливом

положении, – сказал я.

– И мы будем честны, – ответила мать, – но только после того, как ты

сможешь очаровать эту девушку.

– Ты думаешь это справедливо по отношению к ней?

– Вдовствующая леди Шерборн уже осведомлена о нашем финансовом

положении. – Мама заставила меня остановиться. – И она все еще очень

хочет этого брака для своей внучки.

Я взглянул на полуоткрытую дверь в приемную:

– Очень хочет?

– Да, Беннет. – Прекрасные черты лица матери стали серьезными. – Так

что, пожалуйста, пообещай, что на этот раз будешь вести себя осторожнее.

Я хотел спросить, что не так с внучкой, которую леди Шерборн так

охотно отдавала в такой союз. Но подавил свой скептицизм. Хотя мне и не

нравилась идея быть обманщиком, я сказал себе, что семья Шерборн, вероятно, уже знала о рисках, связанных с нами. Наши растущие долги и

напряженность с соседними лордами явно больше не были секретом.

– Эта девушка может стать нашей последней надеждой, – прошептала

мать голосом, в котором слышались слезы. – Ты должен завоевать ее руку.

– Хорошо, – сказал я, всем сердцем желая избавить маму от

дальнейших огорчений. Она уже столько вынесла. – Я сделаю все, что в моих

силах, чтобы вести себя по-рыцарски.

Когда мы входили в тускло освещенную приемную, я решил оставить

свои мечты о женитьбе по любви. Возможно, в какой-то степени я все еще

цеплялся за надежду, что смогу пробудить в себе хоть какое-то чувство

привязанности к одной из этих богатых женщин. Чего я действительно хотел, так это найти красивую невесту и безумно влюбиться, как это произошло с

моими друзьями. Но пришло время принять правду. Влюбленность – не для

меня. Моя судьба – брак по расчету. Я подавил свои сомнения и

подступившую тошноту, вызванную этим, и расправил плечи.

Перед пылающим в камине огнем стояла женщина. Она все еще была в

дорожном плаще и перчатках и внимательно изучала большую картину над

камином, изображавшую царя Давида, играющего на арфе. При звуках

нашего появления женщина обернулась, и я увидел ее выразительное, но

морщинистое лицо. На меня тут же устремился суровый взгляд ее глаз под

нахмуренными бровями. Она слегка приподняла свой длинный нос, и ее губы

сжались, как будто она была недовольна. Я смутно припоминал, что когда-то

встречался с ней, но не мог вспомнить, где именно.

– Вдовствующая леди Шерборн, – сказала мама, таща меня через

приемную к гостье. – Я рада представить вам моего сына, сэра Беннета

Виндзора.

Я поклонился, приподнялся, коротко поцеловал ее руку и выпрямился

во весь рост.

– Рад познакомиться с вами, миледи.

Она фыркнула, и начала очень медленно обходить меня.

– Где ваша внучка, миледи? – Спросила мама, озадаченно оглядывая

комнату. – Она была здесь, когда я уходила.

– Она совершенно измучена нашим путешествием, – коротко ответила

леди Шерборн, – поэтому я велела слугам отвести ее в покои.

– Мне очень жаль, – ответила мама. – Если бы я знала, то приказала бы

слугам немедленно увести ее. Просто она казалась такой разговорчивой и

энергичной.

– Внешность не всегда такая, какой кажется.

Леди Шерборн продолжала кружить вокруг меня и рассматривать, словно я был мраморной скульптурой в натуральную величину, которую она

собиралась купить. У нее даже хватило наглости обхватить мое предплечье, проверяя наличие мускулов. Ткнула меня в грудь, в спину, схватила за руку и

изучила мои пальцы. И, наконец, стала оценивать черты моего лица, повернув меня за щеку сначала в одну сторону, затем в другую, чтобы

посмотреть на мое лицо в профиль. Я ждал, что она потребует открыть рот, чтобы сосчитать зубы.

Наконец она отпустила меня и, отступив назад, спросила:

– Может ли он зачать детей?

– Хотя у него никогда не было возможности проверить это, – ответил я, не в силах сдержать сарказм, – весьма вероятно, что он вполне способен

выполнить свой долг, когда в этом возникнет необходимость.

Мама тихо ахнула от моей наглости. Губы леди Шерборн сжались в

тугой кружок. Она наклонила голову и встретилась со мной взглядом. Я был

удивлен, увидев искорку смеха в ее глазах.

– Сэр Беннет хочет сказать, – продолжала мать, – что он молод, здоров

и никогда не болел никакими болезнями, которые могли бы помешать этому.

– Насколько молод?

– Мне двадцать лет, – ответил я.

– Сколько длилось обучение?

– Всю жизнь. У меня были лучшие учителя.

– Увлечения?

И так вопросы сыпались один за другим. Я был ошеломлен прямотой

леди Шерборн, но без колебаний отвечал на все ее бесконечные вопросы. У

меня сложилось впечатление, что она отослала свою внучку, чтобы побыть

со мной наедине и оценить мои достоинства до того, как мы познакомимся.

Хотя я понимал необходимость проверки на пригодность, к моменту как она

закончила, я чувствовал себя неуверенным пажом, только приступившим на

службу к своему новому лорду.

– Я думаю, он подойдет, – сказала леди Шерборн, поворачивая меня

еще раз.

Мать громко вздохнула:

– Я уверена, что вы не будете разочарованы. Сэр Беннет очарователен, когда ему этого хочется. И, как видите, он довольно красив. Как и его отец.

Сэр Беннет никогда не упускает случая вскружить головы молодым леди, куда бы он ни пошел.

– Что ж, будем надеяться, что он не потерпит неудачу с моей внучкой,

– довольно сухо заметила леди Шерборн.

– Значит, вы хотите, чтобы мой писец составил брачный договор? –

Спросила мама, и лицо ее озарилось надеждой.

– Я готова рассмотреть этот вопрос. – Ее Светлость снова

прищурилась, глядя на меня. – Но прежде чем я смогу что-нибудь подписать, мне действительно нужно еще несколько дней понаблюдать за характером

вашего сына. Как я уже говорила, внешность бывает обманчива. Необходимо

узнать его получше, прежде чем принимать такое важное решение.

Мне хотелось выпалить, что нам нельзя ждать еще несколько дней, что

такая задержка может обернуться катастрофой. Но косой укоризненный

взгляд матери напомнил мне о моем обещании не говорить об угрозах от

соседей. По крайней мере, пока.

На безупречном лбу матери пролегла тонкая морщинка беспокойства, но она продолжала спокойно вести переговоры:

– Вы правы, миледи. Мы дадим всем возможность немного узнать друг

друга, прежде чем переходить к формальным договоренностям.

За эти несколько коротких минут разговора с леди Шерборн мы

добились большего, чем с другими семьями, приезжавшими в гости. Я

должен был чувствовать облегчение. Но, как ни странно, мои нервы были

напряжены.

Леди Шерборн резкими шагами направилась к двери. Я уже решил, что

она так и уйдет молча, но она резко остановилась в дверях и повернулась, предостерегающе взглянув на меня:

– Вы не должны упоминать о нашем разговоре и планах леди Сабине.

Она довольно чувствительна к этой ситуации.

Что это значит? Неужели леди Сабина так же, как и я, не уверенна в

таком браке?

– Ваша задача, сэр Беннет, просто очаровать мою внучку. Если вы

сможете завоевать ее, вы завоюете и меня. Вот и все.

Когда леди Шерборн вышла из комнаты, я выдохнул. Очаровать леди

Сабину? Это будет легко. У меня был некоторый опыт в очаровании женщин.

Если я все-таки решусь на это то, как трудно будет ухаживать за этой

молодой леди?

– Тебе придется сделать это быстро, – ворвалась мама в мои мысли. –

Мы не можем терять время.

Я молча кивнул:

– Тогда давай начнем немедленно.

Глава 4

– Нет необходимости так изысканно одеваться. – Сказала я бабушке, которая наблюдала, как моя горничная укладывает мои волосы. – Я здесь, чтобы купить произведения искусства, а не становиться им.

Бабушка наклонила голову и внимательно посмотрела на меня спереди:

– Надо поднять повыше волосы с правой стороны.

Лилиан повиновалась, собрав мои безжизненные каштановые волосы в

странную прическу. Разглядывая себя в длинное овальное зеркало, поставленное передо мной на туалетный столик, я была удивлена

преображением, которое произвели на меня новое платье и прическа.

– Платья – это подарок на твой день рождения, – объяснила бабушка, когда служанка достала их со дна одного из больших сундуков. – Твои

старые – детские и слишком простые. Настало время, чтобы на тебя смотрели

как на леди, которой ты стала.

Как я могу с этим спорить? Когда я надела платье, роскошный оттенок

лазурита напомнил мне ярко-синие бусины старинного ожерелья, которое я

купила в прошлом году во время очередного похода за покупками.

– Если бы только я взяла ожерелье из ляпис-лазури, – сказала я, глядя в

зеркало на свою длинную, бледную и тонкую шею.

– У меня есть кое-что получше.

Бабушка подозвала горничную, и достав что-то из открытого сундука, передала ей. Когда она поднесла мне нитку голубого жемчуга, я вскочила со

скамейки у туалетного столика и ахнула. Я потеряла дар речи на целых пять

секунд, которые показались вечностью.

– Откуда у тебя такое сокровище? – Спросила я, наконец, шагнув к

горничной. Я остановилась перед ней, слишком потрясенная, чтобы

прикоснуться к редким жемчужинам.

– Они появились у меня, когда я была в твоем возрасте. – Резкий, деловой тон бабушки смягчился. – Твой дед подарил их мне на помолвку.

В слабом мерцающем свете настенных канделябров, в угасающим

вечерних сумерках, жемчуг цвета слоновой кости отливал голубым. Я не

осмеливалась прикоснуться к ним. Такой жемчуг был не только чрезвычайно

дорогим, но и, по-видимому, представлял большую ценность для бабушки.

– Он восхитителен. Но ты же не думаешь, что я буду носить это.

– Ты совершенно права. – Ее губы поджались. – Я планировала, что ты

будешь стоять и глазеть на него весь вечер.

– Если ты настаиваешь, – поддразнила я в ответ. – Тогда это будет для

меня большим удовольствием. Мы разложим его на кровати поверх

горностая, как на почетный пьедестал и проведем вечер, разинув рот от

изумления.

– Надень их.

Бабушка нетерпеливо махнула рукой Лилиан, которая поспешила ко

мне и надела жемчуг мне на шею. Прохладная гладкость бусин вызвала у

меня покалывание. Застегнув застежку, горничная улыбнулась и развернула

меня к зеркалу:

– Вы прелестны, миледи.

Я начала было протестовать – я никогда не была хорошенькой, и не

было нужды льстить мне сейчас, но когда я подняла взгляд на свое

отражение, у меня перехватило дыхание. Я не была красива, как многие

знакомые молодые аристократки. Но я увидела лучезарность, мягкое сияние, которое, казалось, облагораживало мою простоту. Я не знала, благодаря ли

новому платью, необычной прическе или редким голубым жемчужинам

случилось это преображение, но я не могла перестать поворачиваться туда-сюда перед зеркалом, осматривая себя со всех сторон, и всматриваться в

новую себя, все время ожидая, что это отражение исчезнет и заменится

отражением прежней серой мышки.

– Нам пора, – сказала бабушка, подбирая юбку и направляясь к двери. –

Виндзоры ожидают, что мы присоединимся к ним за ужином и на приеме.

Я нахмурилась:

– Я бы предпочла отказаться от развлечений и взглянуть на коллекцию

произведений искусства, о которой так много слышала.

– У тебя будет достаточно времени на это во время нашего визита. –

Бросила бабушка через плечо. – Кроме того, тебе будет легче вести

переговоры, если произведешь хорошее первое впечатление.

– Мои серебряные монеты вполне способны произвести впечатление.

Мне не обязательно вмешиваться.

Взявшись за ручку двери, бабушка остановилась. На мгновение мне

показалось, что она пропустила мой бойкий комментарий мимо ушей. Но она

медленно повернулась, словно в раздумье, и взглянула на меня, прищурилась:

– Будь осторожна, Сабина. Я достоверно знаю, что эта семья не в

восторге от того, что ей приходится расставаться со своей коллекцией. Они

очень разочарованы необходимостью распродавать свои произведения

искусства. Ты продемонстрировала бы мудрость, если бы проявила

сочувствие к их ситуации. Не проявляй чрезмерного рвения. Вообще, я

советую тебе воздержаться от любых упоминаний о покупке до тех пор, пока

они не получат возможность узнать тебя и убедиться, что ты заслуживаешь

доверия.

Слова бабушки отрезвили меня. Если бы мне пришлось отказаться от

чего-нибудь из моей коллекции произведений искусства и реликвий, я бы

плакала, захлебываясь слезами. Одна только мысль о том, что мне придется

расстаться с одним из моих сокровищ, повергала меня в отчаяние. А что

сейчас чувствует семья Виндзоров?

– Вы, как всегда, правы, миледи. Как бы трудно это ни было, я

постараюсь сдержать свой энтузиазм, пока буду осматривать экспонаты.

– Ты будешь молчать о своих намерениях, пока они не узнают тебя

получше?

– Я постараюсь сделать это.

– Ты воздержишься от глупых, бессмысленных комментариев и будешь

очаровательна?

– Бабушка, а ты не слишком многого требуешь? – Подмигнула я ей.

Она фыркнула, словно соглашаясь, и распахнула дверь. Я последовала

за ней и поспешила пристроиться рядом. В своем черном бархатном платье, отделанном золотыми вышитыми листьями, она была величественна. Ее

внешний вид выражал невероятную внутреннюю силу, которой я всегда

восхищалась. После утраты любимых людей: сначала мужа, потом обоих

сыновей, я ожидала, что тяжесть этих потерь сломит ее. Но каким-то образом

все эти годы она оставалась сильной.

В то время я была слишком мала, чтобы помнить смерть матери, и

слишком далека от отца, чтобы чувствовать последствия его смерти. Он

довольно часто покидал дом, служа при дворе короля. А в те редкие дни, когда возвращался домой, то вел себя церемонно и отчужденно, как

незнакомец. Когда он умер, я ни разу не заплакала. Мне было грустно, но

только потому, что я горевала о любви, которую никогда не испытывала к

нему и теперь никогда не узнаю.

Без бабушки, с ее преданностью, твердостью и непоколебимой

решимостью всегда делать все возможное в любой ситуации, я не знаю, чтобы со мной стало. Я была благодарна ей за то, что она меня любила, и за

то, что она была образцом мужества. В последние годы она очень помогала

мне. И я не сомневалась, что она будет продолжать это делать, пока я в этом

нуждалась. Несмотря на все ее разговоры о попытках найти мне мужа и

передать меня ему, она будет сожалеть о том, что потеряла меня так же

сильно, как и я ее. К счастью для нас обоих, я не собиралась покидать ее в

ближайшее время.

Наши шаги эхом отдавались в длинном, тускло освещенном коридоре, как бы объединяя нас. Я потянулась к нитке жемчуга и потрогала ее

пальцами. Сквозь тонкую шелковистую ткань перчатки бусинки были

гладкими, как тончайший мех норки.

– Спасибо, что позволили мне надеть жемчуг, миледи.

– Я не просто позволила тебе носить их, – ответила она. – Я отдаю их

тебе. Теперь они твои.

– Бабушка, я не могу их принять, – начала я протестовать.

Она махнула рукой и оборвала меня:

– Ерунда. Я ждала подходящего момента, чтобы отдать их тебе. Я

решила, что сегодня самое подходящее время.

Я понимала, что должна продолжать возражать, но была слишком

взволнована этим подарком, чтобы спорить с ней или пытаться понять, почему она считает сегодняшний вечер идеальным. Я взяла ее за руку и

крепко сжала:

– Ты просто прелесть.

– Это тоже полная чушь. – Но легкая улыбка тронула уголки ее губ. –

Теперь просто убедись, что ты в перчатках.

Я постучал пальцами по столу и подавил раздражение. В коридоре, ведущем на кухню, стояли слуги, ожидающие знака подавать еду. Их лица

были влажными от пота и раскрасневшимися от удушливой жары, исходившей из кухни. Восхитительные ароматы доносились до нас, дразня

гостей запахом шалфея, лука, розмарина и дюжиной других, смешанных

вместе.

Сердитый, раскатистый голос повара каждые несколько минут звал

слуг на кухне. Повар, вероятно, приготовил несколько блюд, высчитывая

время, и из-за опоздания наших гостей часть еды теперь будет либо

подгоревшей, либо слишком холодной.

– Миледи, – прошептал я матери вполголоса. – Как я могу произвести

на нее впечатление от трапезы, если блюда скоро станут несъедобными?

В этот момент двери в дальнем конце большого зала широко

распахнулись, и мама тронула меня за руку, призывая к молчанию. Пожилая

женщина, с которой я уже имел честь познакомиться – леди Шерборн, вошла

первой. Ее подбородок был поднят, плечи расправлены, роскошное платье

как знак богатства и статуса волочилось за ней. Желая проявить уважение, я

встал из-за стола и с удивлением обнаружил, что у меня перехватило

дыхание в ожидании появления моей будущей невесты – девушки, которая

станет спасительницей Мейдстоуна. Не стану отрицать, что мне было

интересно, как она выглядит. Я молился, чтобы она была красивой и

надеялся, что смогу восхищаться ей. Я заключил сделку с Богом, сказав ему, что раз я пошел на это, то самое меньшее, что он может сделать –

вознаградить мой благородный порыв красивой женщиной.

Но затаив дыхание, в глубине моего сознания прозвучало

предупреждение, напомнившее, что красивая и богатая девушка уже

получила бы десятки предложений и не рассматривала бы брак с мужчиной в

моем положении. Я приготовился к худшему, мое тело напряглось в страхе

перед тем, что я увижу.

Через несколько долгих секунд вслед за леди Шерборн в двойные

двери вошла молодая девушка и направилась по проходу. Стройная, чуть

выше среднего ростом. Каштановые волосы ее были ничем не

примечательны, как и тусклый цвет ее глаз. Но черты лица были приятными: тонкий нос, высокие скулы, решительно поджатые губы. Она двигалась с

грациозной целеустремленностью. Кроме россыпи веснушек на ее лице, я не

увидел никаких других серьезных недостатков. Непроизвольно у меня

вырвался громкий вздох облегчения. Возможно, она не была такой

потрясающей красавицей, как мама. Но, по крайней мере, она не была рябой

или кривой. Если уж мне суждено жениться по расчету, то, по крайней мере, я не буду испытывать отвращения к внешности этой девушки.

Я обошел главный стол и подошел к проходу. Мать следовала за мной