Текст книги "Королевская пешка"

Автор книги: Джоанна Мэйкпис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Я не могу выйти за него замуж. Я не хочу быть его женой!

Крессида стояла перед родителями в своей маленькой комнатке, ее голос звучал почти истерически, в нем звенели непролитые слезы.

Сэр Дэниел и леди Греттон беспомощно повернулись к Алисе, с замкнутым лицом прислонившейся к двери. Они неожиданно были вызваны Алисой и, не мешкая, пришли в комнату дочери. Но теперь Алиса молчала и лишь пожала плечами, столь же беспомощная, как они. Она перевела глаза на свою юную госпожу, стоявшую посреди комнаты и выглядевшую глубоко несчастной – еще дитя, Крессида, тем не менее, воинственно вздернула подбородок с самым решительным и вызывающим видом.

– Может быть, ты скажешь, что с ней такое, Алиса? – Леди Греттон казалась совершенно сбитой с толку.

– Не знаю, миледи. Мистрис Крессида была вроде как в раздражении, когда мы вышли из парадного зала, а потом, когда мы пришли сюда, и я стала раздевать ее, она вдруг расплакалась. Я ничего не могла из нее вытянуть, ну и, в конце концов, решила послать за вами.

Сэр Дэниел нетерпеливо махнул обеим женщинам, приказывая замолчать. Он сел на край постели Крессиды и скрестил руки.

– А ну-ка, девочка, что это за глупости? Значит, ты не желаешь стать женой графа Рокситера? Но почему? Ты вместе с ним выходила из зала. Он что же, был груб с тобой, оскорбил?

Леди Греттон сердито шагнула вперед, но он опять знаком приказал ей оставаться на месте.

Крессида проглотила слезы.

– Нет, – сказала она так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы услышать ответ.

– Но тогда, ради всего святого, что означает весь этот переполох? Право же, Крессида, я считал тебя более стойкой и уж совсем неспособной на подобные глупые женские штучки.

Крессида отвернулась, теребя тонкий шелк своего платья.

– Говорю вам, я за него не выйду. Я… я боюсь его.

– Боишься? – Сэр Дэниел, казалось, окончательно растерялся. – Ты мне говоришь, что он не притронулся к тебе и ничем не оскорбил, а теперь, оказывается, ты его боишься. Но ведь он, по-моему, и любезен, и деликатен. Король самого высокого о нем мнения…

– Ах, ну конечно, король! – взвилась Крессида. – Король всегда прав, и ему положено повиноваться, какие бы последствия…

– Да, Крессида, королю должно повиноваться, – взволнованным голосом проговорила леди Греттон. – Право, я тебя решительно не понимаю. Перед церемонией обручения лорд Рокситер спросил тебя, не предубеждена ли ты против него. Ты ответила – нет. Уж не хочешь ли сейчас сказать нам, что тебе пришелся по душе кто-то другой здесь, при дворе?..

– Конечно, нет, – с отчаянием воскликнула Крессида. – Я никогда не сделала бы ничего такого, чего бы вам пришлось стыдиться. Никого другого нет… но лорд Рокситер – могущественный вельможа, у него такое высокое положение при дворе… он подавляет меня. Он… он уже приказывает мне, с кем я должна дружить, кого избегать…

– Он твой жених, будущий муж, – сказала леди Греттон спокойно. – Это его право. Если какой-то мужчина…

– Нет никакого мужчины. Я же сказала. – Крессида заметила вдруг, что по-детски топает ногой, и тотчас остановилась: она увидела, как Алиса осуждающе прикусила губу, и поняла, что ведет себя просто глупо. – Речь шла о… о фрейлинах… вернее, об одной из них… он желает, чтобы я держалась от нее подальше. Я не хочу, чтобы мною распоряжались. Он не заставит меня отказываться от тех, кого я люблю. В следующий раз он пожелает, чтобы я отказалась от Алисы.

Леди Греттон поджала губы. Ей было слишком хорошо известно, что многие женихи предпочитают сразу же удалить компаньонок своих молодых жен. Ей-то самой повезло – муж охотно оставил при ней всех ее любимых старых слуг и с радостью принял их в своем доме. Она надеялась, что у Крессиды все получится так же.

– О ком мы говорим? – взорвался вдруг сэр Дэниел. – Вероятно, у Рокситера нашлись веские причины невзлюбить какую-то твою приятельницу. Быть может, она нескромно высказывается о замужней жизни и пугает тебя. Если это так, ты должна подчиниться указаниям Рокситера. Скоро ты будешь с ним обвенчана и покинешь двор.

Крессида уже собралась рассказать о своей беседе с женихом, но отчего-то слова вдруг замерли у нее на губах. «Вас использовали, – сказал он тогда, – и это может обернуться для вас бедой… и для других тоже». Она не могла забыть, как испугалась за отца в тот день, когда в Греттоне появился королевский посланец.

Почему Рокситер враждовал с леди Элизабет? Несколько дней ее не допускали во дворец. Может, по его приказу? Крессида вздрогнула. Каким же могущественным должен был быть Рокситер, если мог распоряжаться приближенными королевы и даже племяннице короля запретить появляться в покоях Анны.

– Я не хочу этого брака, – сказала она упрямо. – Отец, если вы меня любите…

Сэр Дэниел пришел внезапно в дикое бешенство.

– Я вырастил безмозглую дуру! – заорал он грубо. – Тебя торжественно обручили в королевской часовне. Чтобы разорвать такую помолвку, нужно разрешение папы. Ты уже жена, вас только не обвенчали, вы только не разделили ложе…

Он оборвал фразу, поймав на себе недовольный взгляд жены.

– Вы обручены в присутствии короля. Ты хоть на минуту задумалась о том, как он встретит мою просьбу обратиться с подобным прошением в папскую курию? Какие я могу дать ему объяснения, кроме того, что тебя одолевают глупые девичьи страхи? Подумай здраво, Крессида. Ваш брак решен, контракт подписан. Ты пойдешь с Рокситером к алтарю, и закончим на этом.

Сэр Дэниел решительно встал, мать подошла обнять дочь. Крессида покорно стояла перед ней, но тут же сдержанно отстранилась, как только могла себе это позволить, не нарушая приличий. Она почтительно склонилась в реверансе, когда родители направились к себе, потом сквозь стиснутые зубы сказала:

– Алиса, поди принеси горячий кирпич, я промерзла до костей.

Алиса на мгновение заколебалась, но все же поспешила выполнить поручение. Крессида постояла, опустив руки и сжав, маленькие кулачки, затем начала медленно раздеваться. Алиса еще до того, как призвать родителей Крессиды, успела расстегнуть крючки на ее платье и бережно снять геннин, со всем же прочим та могла справиться и сама. Но на самом деле ей было просто стыдно, ее всю трясло, и попросила она горячий кирпич в постель лишь затем, чтобы избавиться от Алисы, хотя бы на несколько минут.

Ей мучительно хотелось остаться одной. В сущности, ее совсем не возмутило то, как отнесся отец к ее мольбе. Она и не ждала, что тот поведет себя как-то иначе, но все же ей было важно, чтобы отец и мать поняли ее.

Однако логика подсказывала ей – это невозможно, так как она не в состоянии объяснить им, что именно она чувствует. Да и себе она не способна это объяснить. Знает только, что охвачена паникой и бессильна против нее. С той самой минуты, когда посланец короля приехал в их дом, судьба ее была решена, и ей оставалось только томиться страхом за тех, кого она любит: ведь при этом решалась и их судьба, хотя она и не знала, как и почему.

В зеркале, привезенном с собой, она увидела при свете двух свечей неясные очертания собственного тела. Впервые в жизни она критически оглядела себя, поворачиваясь то так, то эдак. Он сказал, что она еще совсем дитя. Значит, вот какой она ему представлялась? Но чувствовала-то она уже совсем не по-детски. И сомнения ее и страхи были какими угодно, только не детскими.

Крессида разглядывала свою, такую хрупкую, фигуру. Интересно, какой была возлюбленная Рокситера – высокой, статной? Крессида встряхнула головой, золотистые ее волосы, освободившись от шпилек, каскадом рассыпались по плечам, спине, до самой талии и ниже. Она была тоненькая – может быть, такому мужчине, как граф Рокситер с его изощренными придворными вкусами, она показалась слишком тоненькой? У нее были маленькие, но твердые груди, с розовыми сосками, слегка золотившимися при слабом свете свечей. Крессида встала на цыпочки, обеими руками приподнимая свои груди.

Он сказал, что она похожа на фею… но феи хороши в снах да в сказках, которые рассказывают простые люди в ее родном краю и кельтские крестьяне. Такому мужчине, как Рокситер, вероятно, хочется держать в руках нечто более весомое.

Предательский жар, охвативший ее тело во время бурных объяснений с женихом и с отцом, постепенно угасал. Теперь ее била дрожь, она потянулась за отороченным мехом халатом, и, когда Алиса вернулась, разогретый кирпич был ей уже более чем кстати. Наконец она нырнула в постель, под меховое покрывало, радуясь теплу завернутой в тряпицу грелки.

Алиса стояла возле кровати, уперев руки в бока; она все еще выглядела встревоженной и как бы сбитой с толку.

– Вы, мистрис, верно, сердитесь на меня за то, что я послала за вашей матушкой? Мне ведь невдомек было, что и отец ваш придет с ней, но я беспокоилась…

Крессида выпростала руку и приглашающим жестом похлопала по краю кровати.

– Я все понимаю. Просто ты не привыкла видеть меня в истерике, в слезах. Поверь, – добавила она с отвращением, – мне и самой такие сцены… такие выходки не по вкусу.

Алиса села и обеими руками обняла свою воспитанницу.

– Не вини отца, птичка моя. Он поступает так, как считает лучше для тебя. А ты не очень-то понятно толковала ему про то, чего боишься. Может, объяснишь своей старушке Алисе?

Крессида ответила коротким смешком.

– Нечего тебе твои старые трюки на мне испытывать. Никакая ты не старушка, Алиса, и не глупая деревенская гусыня – ты очень даже мудрая и знаешь о мирских делах куда больше, чем моя матушка, которая видела от мужа всегда только обожание и надежную защиту.

– Ну ладно, ладно… Но может, ты мне все-таки скажешь, что тебя на самом деле так беспокоит?

Крессида вздохнула.

– Не уверена, что сама это знаю. Отчасти дело, может быть, в том, что пришлось мне так внезапно повзрослеть и грядет брак этот страшный и все, что затем последует… К тому же, – добавила она, чтобы успокоить Алису и торопясь предупредить ее надоедливые рассуждения о жребии женщины, – вся эта атмосфера здесь, при дворе… Я боюсь, что отец может оказаться в большой беде… И я знаю, что Рокситер предан душой королю, и только одному королю. Ради него он пожертвует всеми нами, если это понадобится.

Она рассказала Алисе, что произошло между нею и женихом, сказала и о том, о чем предупредил ее граф напоследок.

– Я не совсем понимаю, отчего он так рассердился, – проговорила она задумчиво. – Конечно, леди Элизабет поступила бестактно, и я отчасти заслуживаю упреков за то, что разболтала, в каком наряде будет королева… Но все-таки граф как-то слишком уж встревожился – право же, он был вне себя от ярости и считал меня виноватой.

Она на минуту умолкла, вновь вспоминая случившееся.

– Как ты думаешь, принцесса могла поступить так нарочно? Может, она думает, что ее братья, в самом деле, мертвы; и если так, то, как старшая дочь своего отца, она считает себя законной наследницей. Королевой. Потому и оделась так, чтобы дать понять это всей знати, собравшейся по случаю торжественного ношения короны… – Губы Крессиды задрожали. – Если это так, то Рокситер должен считать ее поведение вызовом королю, непризнанием его права на престол, поощрением тех, кто не прочь переметнуться на другую сторону…

Ее вновь затрясло – ведь она знала о симпатиях отца к Ланкастерскому дому. Нет, нет, он не должен открыто примыкать ни к той, ни к другой клике в этом переплетенном интригами, охочем до скандалов дворце.

Алиса слушала молча, потом покачала головой.

– Похоже, скорей, что принцесса просто хотела внимание к себе привлечь, – сказала она, наконец, и тут же, не дав Крессиде времени задать следующий вопрос, нагнулась над своей любимицей, подоткнула одеяло и встала, чтобы вытащить из-под ее ложа свою низенькую кушетку. – А насчет жениха своего не волнуйся. Мужчины ведь почти все такие: пошумят-пошумят, а наутро все позабудут.

Однако, отвернувшись от Крессиды, она помрачнела, потому что заметила синяк на ее запястье. Этот человек, выходит, не так-то добродушен, как ей показалось вначале. И она тяжело вздохнула при мысли о том, что скоро ее питомице придется приспосабливаться к нелегкому нраву мужа.

Крессида со страхом думала о встрече с женихом после их ссоры, однако, как и предсказала Алиса, он, появившись на следующий день в апартаментах королевы, самым любезным образом приветствовал ее, словно между ними и не пробегала кошка.

– Как чувствует себя ее величество? – спросил он, понизив голос.

Крессида быстро оглянулась на двери королевской спальни.

– Она… она ужасно утомлена.

В самом деле, едва войдя утром к королеве, Крессида с грустью заметила темные круги под глазами Анны и ее явное нежелание встать и на ногах встретить наступающий день.

– Этого следовало ожидать после таких изнурительных празднеств. – Рокситер говорил спокойно, без тени гнева, но Крессида увидела, что он помрачнел. Состояние королевы глубоко его волновало.

Они стояли совсем близко друг к другу, остальные фрейлины дали им возможность поговорить наедине. Граф невольно бросил взгляд на синяк на ее запястье, которое она нервно прикрывала другой рукой.

– Это по моей вине?..

Кристина вспыхнула, испытывая ужасную неловкость.

– Пустяки, я уверена, что вы не хотели меня… обидеть. Наверное, это случилось, когда я так торопилась покинуть вас.

Он виновато опустил голову.

– Я действительно не хотел причинить вам боль. Простите, если я слишком настойчиво старался объяснить вам свою позицию. – (Она молча кивнула, глядя себе под ноги.) – Будьте осторожны, Крессида, беседуя с кем-либо при дворе. Не повторяйте ничьих слов сомнительного характера.

Она вскинула голову и быстро взглянула на него. В его голосе все еще слышалось раскаяние, но широко открытые темные глаза смотрели на нее в упор, и она чувствовала, что он всеми силами старается дать ей понять, сколь серьезно то, о чем он сейчас говорит.

Она еще раз ему кивнула.

У дверей королевской опочивальни возникло вдруг некоторое смятение, и Крессида услышала холодный, ясный голос леди Элизабет, прервавший почтительный шепот одной из старших фрейлин:

– Если, по вашим словам, ее величество, моя тетушка, нездорова, меня должны допустить к ней немедленно. Я уверена, его величество король одобрит мое желание ухаживать за ней. Мои услуги могут ей понадобиться.

Крессида метнула быстрый взгляд на Рокситера, желая увидеть, как он отнесется к такому повороту событий, но тот лишь сосредоточенно наблюдал, как леди Элизабет, властно отстранив двух фрейлин у двери, вошла в опочивальню королевы. Его глаза опять скрылись под тяжелыми веками, он поклонился дежурным фрейлинам и удалился. Крессида проводила его взглядом, несколько успокоенная. И вдруг подумала о том, что он, быть может, направляется сейчас в ту самую, отчего-то жутковатую, комнатушку, в которой накануне учинил ей допрос…

Шли дни, королева чувствовала себя все хуже. Погода испортилась, от реки поднимался холодный сырой воздух, и королева кашляла все мучительнее. Приступы кашля сделались, так длительны и так ее истощали, что Крессида часто впадала в панику, когда дежурила при ней одна, но посылать за доктором королева обыкновенно отказывалась.

Король, по-видимому, опять с головой погрузился в государственные дела, но когда все же приходил к королеве, она всячески старалась успокоить его и показать, что ей лучше. Король держался при ней весело, но Крессида заметила, что веселость его мгновенно исчезала, как только королева теряла его из виду; несмотря на свое предубеждение против короля, она не могла не признать, что он горячо любит жену и с каждым днем тревожится за нее все больше.

Доктора приходили, прописывали ей пилюли от кашля и различные снадобья, королева принимала их мужественно и, не жалуясь, но, судя по всему, ничто не приносило ей облегчения.

– Весной мне станет лучше, – убежденно твердила она, но глаза ее блестели слишком ярко, а на щеках горел чахоточный румянец.

Крессида то и дело думала про себя, доживет ли больная королева до весны.

Леди Элизабет каждый день появлялась в апартаментах своей тетки, и Анна ценила ее помощь. Ни та, ни другая не поминали об инциденте в крещенскую ночь, во всяком случае, при Крессиде, и леди Элизабет вновь вошла в избранный круг приближенных королевы.

Она по-прежнему выделяла Крессиду и вела с ней доверительные беседы. Крессида твердо решила не обращать внимания на предписания своего жениха и радовалась этим проявлениям дружбы со стороны члена королевской семьи. Принцесса рассказывала ей о своих сестрах, их надеждах на безоблачное будущее, говорила о том, что король намерен подыскать им молодых и богатых мужей. О своей матери, вдовствующей королеве, которую Крессида никогда не видела при дворе, она говорила редко, о младших же братьях не упомянула ни разу.

Однажды Мэри Болтон разболталась о том, что она своими ушами слышала, как отец говорил матери, будто подлый претендент на трон Генрих Тюдор, граф Ричмонд, нашедший пристанище при французском дворе, осмелился объявить о своем намерении жениться на принцессе Элизабет, когда вернется на родину и взойдет на английский престол, якобы по праву принадлежащий ему, законному наследнику Ланкастеров.

– Отец сказал маме, что, по его суждению, королю следовало бы поторопиться и поскорее выдать ее за кого-нибудь из своих приближенных, тем самым, прекратив бесконечные пересуды на эту тему при дворах Европы.

– И что же ответила ваша мама? – спросила приятельница, подставляя ухо, чтобы лучше слышать.

Но Мэри, вместо того чтобы ответить шепотом, что было бы, конечно, разумнее, откинула голову назад и громко – так, что ее не могла не слышать Крессида, находившаяся в нескольких ярдах от нее, – заявила:

– Она сказала, что король нипочем этого не сделает, потому что очень любит свою племянницу и не захочет лишиться ее общества.

Собеседница Мэри захихикала, Крессида же недовольно сдвинула брови.

– Ее величеству королеве очень не хватало бы принцессы, если бы та сейчас вышла замуж, – сказала она, поравнявшись со сплетницами.

Мэри Болтон наградила ее двусмысленной улыбочкой.

– Вы так думаете? Как знать, может, она еще и обрадовалась бы, что леди Элизабет удалена из дворца.

– Королеве всегда становится лучше, когда около нее леди Элизабет. Я знаю, она рада ее присутствию и сразу оживляется.

Мэри Болтон передернула плечами и бросилась вон из комнаты, ее подружка поспешила за ней. Крессида посмотрела им вслед; на душе у нее скребли кошки. Рокситер предупреждал ее, чтобы она не позволяла втянуть себя в эти скандальные, можно сказать, изменнические пересуды. Если Ричмонд открыто претендует на руку леди Элизабет, это означает только то, что он измыслил еще один способ лишить короля покоя, и подобные разговоры здесь, в Вестминстере, вестись не должны. Случись королеве услышать их, ей стало бы еще тяжелее.

Родители Крессиды решили повременить с возвращением в Греттон, пока не состоится свадьба дочери, и наняли квартиру позади лавки аптекаря в Чипе; Крессида же, под присмотром Алисы, осталась в Вестминстере на службе королевы.

Однажды утром в начале февраля королева разрешила Крессиде съездить в город, чтобы навестить родителей; Крессида была счастлива хоть на время избавиться от ядовитой атмосферы двора, и они с Алисой спустились по реке вниз на одной из барж, которые отвозили в город обитателей Вестминстера.

Крессида всякий раз испытывала облегчение, когда они благополучно достигали Лондонского моста и всходили по ступеням вверх, так как течение под пирсами моста было очень сильным и считалось опасным. Слуга в королевской ливрее с геральдическим белым вепрем проводил обеих женщин до аптеки в Чипе. У дверей Крессида любезно отпустила его, зная, что отец позаботится о сопровождении для нее, чтобы, когда придет время, она без помех могла вернуться во дворец.

Аптекарь, сухонький маленький человечек в темном камзоле грубого сукна, с редкими волосами, топорщившимися вокруг лысины на макушке, подобострастно ей кланялся и потирал руки; наконец он отступил назад, давая дорогу Крессиде. Вместе с Алисой она поднялась по лестнице в квартиру родителей.

Алиса громко постучала. Они подождали немного. Крессида услышала два мужских голоса, затем дверь распахнулась, и она с изумлением увидела на пороге Хауэлла Проссера.

Он был удивлен не менее чем она, но тут же расплылся в радостной улыбке.

– Сэр Дэниел, вот радость так радость! Мистрис Крессида приехала навестить вас.

Сэр Дэниел поспешно подошел к нему. Крессиде показалось, что он слишком уж поражен, как будто ее неожиданный приезд был не ко времени, но потом улыбнулся и, раскинув руки, заключил ее в свои объятия.

– Входи, дочь, входи. А я и не ожидал тебя… Ну, как видишь, Хауэлл здесь, в Лондоне, как раз подоспел к вашей свадьбе.

Крессида прошла в гостиную; неожиданная новость на время заставила ее забыть о присутствии друга детства. Сэр Дэниел, видимо, понял, что сплоховал, столь внезапно объявив ей о свадьбе, так как разразился неестественным смехом.

– Ну и дела, дочка… выходит, я выболтал новость, прежде чем твоя мать подготовила тебя как должно!.. Вчера вечером сюда заходил Рокситер и попросил, чтобы венчание состоялось в будущем месяце, никак не позднее, потому что король в любой момент может отправить его куда-нибудь с поручением, возможно на север. Я как раз собирался послать за тобой и сообщить об этом, а ты вдруг явилась сама, да так неожиданно, что я, не подумавши, все тебе и выложил. Достанется мне от твоей матушки, это уж точно. Садись-ка, деточка, к огню, ты, верно, продрогла до костей. По реке приехала? Он говорил слишком быстро, как будто чувствовал себя при дочери не в своей тарелке. Почему? Может быть, тот случай, когда она восстала против брака, так испугал его, что он не знал теперь, как она отнесется к его сообщению? Конечно, Крессида понимала, что свадьба не за горами, старалась подготовить себя к этому, но в душе все-таки надеялась, что ее можно будет отложить еще хотя бы на несколько месяцев. – Понимаю, – проговорила она неловко. – Я видела графа вчера за обедом, но он ничего не сказал мне об этом. Видимо, он хотел прежде объясниться с вами.

Крессида решила держаться спокойно, особенно в присутствии Хауэлла. Ей не хотелось, чтобы тот понял, как ее страшит этот последний шаг, когда она по-настоящему станет женой Рокситера.

– А где мама? – спросила она, окинув комнату озабоченным взглядом.

– Поехала что-то еще купить для свадьбы. Удивительно, как это вы не встретились.

Сэр Дэниел принес ей кружку эля с пряностями, который самолично подогрел для нее, обмакнув в напиток раскаленную в камине железку.

– Выпей, дочка, согрей душу.

Хауэлл приблизился к ней. Она ему улыбнулась, и он поднес к губам ее свободную руку.

– Вы не представляете себе, как я рад видеть вас в добром здравии и такой счастливой, Крессида.

Она удивилась, что кажется ему счастливой. Возможно, подумала она, я просто раскраснелась на холодном воздухе, пока добиралась сюда. Алиса сняла с нее плащ, и Крессида опустилась в покинутое отцом кресло. Алиса заметила взгляд, брошенный на нее сэром Дэниелом, и вышла. Внизу была еще одна комната, где несколько слуг, взятых Греттонами с собою в столицу, коротали днем время, ожидая приказаний.

Хауэлл с интересом расспрашивал Крессиду о ее обязанностях при дворе, и она рада была заверить его, что королева очень добра, и она счастлива служить ей.

– Мы все ужасно за нее тревожимся, – сказала она печально. – Ее величество так слаба последние дни, доктора от нее не отходят. Говорят… – Она замялась, подумав, что ей, пожалуй, не следует доканчивать начатую фразу, но, увидев, с каким интересом и беспокойством устремлены на нее глаза Хауэлла и отца, все же добавила: – Говорят, что врачи советуют королю не приближаться к ее постели – боятся, как бы он не заразился…

Хауэлл нахмурился, а сэр Дэниел сочувственно прищелкнул языком:

– Бедная королева.

– Принцесса Элизабет постоянно при ней, и для королевы это великая отрада.

Внизу хлопнула дверь, послышались голоса леди Греттон и ее горничной. Крессида поспешила встать навстречу стремительно вошедшей в гостиную матери.

– Дорогая моя, как давно мы тебя не видели! – Леди Греттон горячо обняла дочь. Ее кожа была холодной от морозного воздуха, она радостно всем улыбалась. – Как это чудесно, не правда ли, что Хауэлл в Лондоне: он расскажет о твоем замужестве в имении и нашим соседям.

– Да-а. – Крессида не испытывала особого восторга и равнодушно бросила взгляд на бесчисленные пакетики, обернутые в полотно, которые мать принесла с собой наверх, отправив горничную с более громоздкими покупками в комнату для слуг.

Леди Греттон, по-видимому, не заметила, сколь мало оценила Крессида ее усердие, и с благодарностью приняла из рук Хауэлла кружку теплого душистого эля, как только сэр Дэниел помог ей раздеться. Она без умолку болтала об ужасных лондонских ценах, восторгаясь при этом изобилием товаров в лавках; наконец она увела Крессиду в свою комнату, чтобы показать новые ткани и ленты, потом кликнула горничную, велев принести еще не совсем законченное подвенечное платье, чтобы Крессида примерила его и стояла смирно, пока его будут прилаживать.

Хауэлл сам изъявил готовность проводить Крессиду и Алису в Вестминстер, и сэр Дэниел с улыбкой дал согласие. Пока они шли к причалу у моста, Крессида напряженно ждала, что Хауэлл станет расспрашивать ее о женихе. Но тот, быстро оглянувшись на шедшую чуть позади них Алису, спросил только, довольна ли она выбором родителей, и больше не делал попыток поставить ее в затруднительное положение.

Едва разжимая губы, Крессида ответила:

– Рокситер молод, представителен и занимает высокое положение при дворе. Что же до выбора моих родителей, то о нем речи нет. Выбрал мне мужа король Ричард, и они, разумеется, были польщены его вниманием.

– Но не вы, – сказал Хауэлл резко.

– Должна признать, мне хотелось бы, чтобы все устроилось по-другому, – чуть слышно отозвалась Крессида.

– Благодаря Рокситеру вы станете графиней… – прошептал Хауэлл с оттенком горечи.

Крессида не закончила за него: «…и теперь, по-видимому, уже очень скоро», но думала именно об этом, пока он подзывал перевозчика.

Когда они уселись в лодке, она спросила:

– А что привело вас в Лондон? Не моя свадьба, я думаю?

Он усмехнулся.

– Нет, нет, я здесь по делам отца. Он хочет знать из первых рук цены на шерсть – думает, что купцы в Ладлоу его обманывают… Это с одной стороны. Но, конечно, он знает, что я был бы рад встретиться с вашими родителями в надежде, хотя бы мельком взглянуть на вас.

– Вы долго пробудете в Лондоне?

– Завтра я еду в Саутгемптон, но через неделю вернусь – и буду на вашей свадьбе.

Когда Хауэлл помогал ей выйти из лодки у королевского причала в Вестминстере, Крессида увидела Рокситера: сопровождаемый Питером Фэйрли, граф как раз выходил на берег из только что причалившей лодки. Он тотчас подошел к ней, и она представила своему жениху Хауэлла Проссера.

– Мастер Проссер наш добрый сосед, они живут рядом с Греттоном. Он приехал в Лондон по делам своего отца и нанес визит моим родителям, так что мог проводить меня во дворец, – объяснила она.

Неизвестно отчего у нее вдруг пересохло во рту. Хотя в услуге, оказанной ей Хауэллом, не было ничего особенного, Крессида предпочла бы, чтобы Рокситер не видел ее с ним. Возможно, выражение лица Хауэлла слишком ясно говорило о том, что он думает об этом столь поспешно устраиваемом браке.

– Очень удачно, что вы оказались здесь именно в то время, когда вот-вот состоится наша свадьба, – сказал Рокситер с поклоном. – Можете ли вы отложить свой отъезд, чтобы оказать нам честь быть гостем на этой церемонии?

Хауэлл также поклонился в ответ.

– Я, в самом деле, могу задержаться в Лондоне, милорд. Наши друзья там, дома, засыплют меня вопросами, захотят узнать все подробности. Мистрис Крессида пользуется среди наших друзей большим уважением.

Губы Рокситера изогнулись в улыбке.

– Нимало в этом не сомневаюсь. Не меньше ценят ее и здесь, в Вестминстере. Благодарю вас, сэр, за то, что вы позаботились о моей невесте, а теперь, если у вас нет своих дел во дворце, это будет уже моею обязанностью, и я сам провожу ее в покои королевы.

Крессида обернулась, чтобы бросить последний взгляд на Хауэлла, которого так решительно отстранили, но Рокситер повелительно, хотя и не сильно, сжал ее руку, и она так и не успела увидеть, какое впечатление на Хауэлла произвело высокомерное поведение ее жениха. Наконец, задыхаясь от быстрой ходьбы и злости, она остановилась перед дверьми в апартаменты королевы. Рокситер движением головы приказал Алисе уйти; служанка, следовавшая за ними неотступно, отошла на некоторое расстояние, но осталась в коридоре, не выпуская свою питомицу из глаз.

– Почему вы были так грубы с ним? – спросила Крессида, вне себя от гнева. – Я не видела Хауэлла несколько недель, и он оказал мне любезность, проводив сюда.

– Груб? – Темные брови Рокситера удивленно поднялись. – Но, мне кажется, я вовсе не был с ним резок. Я даже пригласил парня на нашу свадьбу.

– Он не нуждался в вашем приглашении, – отрезала Крессида. – Мои родители уже пригласили его. Он очень близкий друг, его отец и другие наши соседи захотят услышать от него о свадьбе и…

– Близкий друг?

– Друг детства, – упрямо повторила Крессида. – Отец доверял ему и…

– Он часто бывал с вами наедине?

Крессида, собиравшаяся продолжить атаку, так и замерла с открытым ртом. Но тут же взвилась вновь:

– Повторяю, мы росли вместе. Хауэлл никогда не произнес чего-то неподобающего. Он относится ко мне как к сестре.

– Вот как? В самом деле? – Брови Рокситера сошлись, а голос опять стал сонным, как обычно. – Полагаю, и вы смотрите на него как на брата?

Крессида опять смешалась, уловив вполне определенную направленность его вопроса.

– Да, конечно. – Ей стало не по себе от его вроде бы равнодушного, но вполне уверенного тона, явно предполагавшего, что она чувствует к Хауэллу нечто большее, чем сама готова признать. – Я никогда… никогда не думала… – Она неловко оборвала фразу.

– Понимаю.

Теперь он опять улыбался, но это была сухая улыбка, и она чувствовала, что не убедила его.

Крессида испытывала неловкость оттого, что приходится обороняться, и вновь перешла в наступление:

– Милорд, если вас хоть в какой-то мере беспокоит моя прошлая дружба с мастером Хауэллом, обратитесь за разрешением разорвать нашу помолвку и остановите приготовления к свадьбе.

Он повернулся и холодно посмотрел на нее.

– Крессида, мы обвенчаемся в назначенный день. Ничто не помешает этому. Потом уже я буду решать, с кем вам дружить, а с кем нет.

Он стоял, все еще удерживая ее за запястье, и она сердито дернула руку, пытаясь освободиться; от обиды из ее глаз вот-вот готовы были брызнуть слезы, щеки и шея пылали.