Текст книги "Королевская пешка"

Автор книги: Джоанна Мэйкпис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– В этом я не сомневаюсь, – отозвался он мягко, – и вовсе не собирался наказывать ни того, ни другого.

Его дружелюбный тон несколько сбил Крессиду, и в ее взгляде выразилось некоторое замешательство.

– Это я настояла… я сказала, что поеду одна, если Чабб не даст мне охрану. Ему пришлось согласиться, но, как я поняла, он сделал необходимые распоряжения для обороны Рокситера, если в том возникнет надобность… – Она поняла вдруг, почему он желал держать ее вдали от двора, и ее голос дрогнул.

Он молча сидел на скамье в оконной нише, глядя на лужайку перед замком, за минувший год поросшую бурьяном, однако же вьющаяся белая роза, несмотря на то что о ней не заботились и лишних побегов не обрезали, цвела пышным цветом, и ее пьянящий аромат заполнял всю комнату. Мартин повернулся к Крессиде и сказал:

– Подойди ко мне.

Она заколебалась, потом все же неуверенно подошла к нему.

– Простите меня, милорд, но я должна была приехать. Тревожные новости доходили до нас. Одно событие сменяло другое так быстро, что я… я…

– Да? – мягко спросил он.

– Я… я хотела быть с вами, если… если… – И вдруг выпалила почти бессвязно: – Я понимаю, вам не до меня в такое трудное время, но, клянусь вам, я не стану вам обузой и… не причиню никакого беспокойства…

– Крессида, вы постоянно причиняете мне беспокойство.

Она проглотила ком в горле, боясь разрыдаться. Как объяснить ему свои чувства?

– Я ваша жена! – с отчаянным видом объявила она, отбрасывая назад волосы: когда они с Алисой вошли в эту комнату, Крессида сняла геннин и вуаль, полагая, что они с Алисой будут одни, но тут вдруг появился он.

Мартин смотрел на сияющие золотые кудри жены, свободной волной рассыпавшиеся по спине, видел ее яркие глаза, блестевшие от непролитых слез… Никогда еще она не казалась ему столь прелестной, недаром он так страстно желал ее в эти долгие месяцы! Свет от окна обрисовывал ее округлившиеся, храбро топорщившиеся груди; их тесно облегал костюм для верховой езды из тонкой летней ткани, скроенный по последней моде, с высокой талией, – отправляясь в путешествие, Крессида сняла траур.

Перед ним стояла не девочка-невеста, а зрелая и страстная молодая женщина. Он издал невнятный гортанный звук, резко встал и с силой сжал ее в своих объятиях.

Испуганная, Крессида тут же покорилась, губы нежно раскрылись под его губами, а тело ответно прижалось к его телу с безудержной силой. Его поцелуй опалил ее, волнами тепла прокатился по всему ее существу. Она так долго мечтала об этом! Крессида страстно возвращала ему поцелуи, чувствуя его безоглядное желание. На несколько мгновений они молча слились воедино, ее руки обвились вокруг его шеи, а он сжимал ее все крепче.

Наконец он оторвался от нее и, нежно отстранив от себя и держа за плечи вытянутыми руками, проговорил:

– Дай мне посмотреть на тебя.

Она тоже посмотрела на него горделиво, и ее щеки цвета слоновой кости вспыхнули жарким сияньем любви.

– Пресвятая Дева, как же я мечтал о тебе все эти месяцы! И вот ты здесь, волшебная королева, да, теперь ты – волшебная королева, а не то волшебное дитя, каким я тебя помнил.

– Нет, милорд, – сказала она тихо, – по-моему, я и тогда была не дитя, каким вы меня представляли. Я не была ребенком даже на ристалище в Вестминстере, когда вы увидели меня впервые.

Он усмехнулся.

– Может быть, ты и права. Ведь ты такая маленькая, такая изящная, дотронуться до тебя тогда казалось кощунством.

– А вы считали себя и без того кругом виноватым, потому что еще не истек полный срок траура по леди Элинор.

– Может, и так. Кто ведает, куда нас заводит чувство вины? Я знаю только, что возжелал тебя сразу, как только увидел в королевской приемной.

Теперь ей захотелось немного помучить его.

– Так, значит, вы рады меня видеть?

– О Господи, как ты можешь спрашивать! И как мне, во имя всего святого, теперь отправить тебя обратно? Ведь сейчас тебе повсюду грозит опасность, везде рыскают вооруженные люди. Я же отослал тебя в Греттон ради твоей безопасности. Сам я проводить тебя туда не могу. Я…

– Поэтому вы должны оставить меня при себе, как я и желала, – сказала она решительно. – Где же я могу себя чувствовать в большей безопасности, как не рядом с мужем?

– Крессида, мне предстоит сражаться за короля.

– Это будет скоро? – спросила она тихо.

Он кивнул головой.

– Нам известно, что Генрих занял солидное количество золота у французского короля. Известно также, что он отправился в Нормандию. Ежеминутно я жду сообщения от моих осведомителей, что он уже погрузился на корабли.

– Но ведь серьезная опасность королевству не угрожает? – воскликнула она с недоумением. – Военная сила на стороне короля, у Генриха лишь горстка бездомных повстанцев.

– Их больше, чем ты думаешь.

Он отпустил ее, и чуть было не начал ходить взад и вперед по комнате, как часто делал в минуты сомнений. Но тут он увидел, как изменилось ее лицо, и властно взял ее за руку.

– Твой отец, надеюсь, не дал себя вовлечь во все это?

Она покачала головой.

– Недавно приезжали два посланца от Риса Эп Томаса, но отец поклялся, что не примет никакого участия в открытом бунте; скорее он предоставит в распоряжение его величества тех немногих людей, какие у него есть.

Мартин нахмурился.

– Лучше бы он позаботился об обороне своих поместий. Была бы возможность, я тотчас отправил бы тебя к нему.

– А если Генрих вторгнется со стороны Уэльса?

Тяжелые веки Мартина широко открылись, и она заметила, как странно сверкнули его глаза.

– У тебя есть основания так думать?

– Нет, разумеется, нет. Просто… просто говорят, что Эп Томас союзник сэра Джона Стрэйнджа и Джаспер Тюдор был графом Пембрукским. Если Уэльс смотрит на Генриха как на своего вождя…

– Он не больше уэльсец, чем король, – возмутился Мартин. – Готов держать пари, Ричард лучше говорит по-валлийски, чем Тюдор. Да ведь Генрих и выглядит как француз, всю свою юность он провел во Франции и опирается только на французское золото и поддержку.

Она протянула вверх руку и дотронулась до его щеки.

– Вы боитесь, Мартин? Это так на вас не похоже.

Он печально улыбнулся.

– Как и король, я буду достаточно уверен в успехе, когда мы выступим, и будем знать, чего следует ожидать, но моя работа – изучать все эти постоянно меняющиеся сведения, и мне совсем не нравится то, что я читаю.

– Вы боитесь измены?

– Да. – Это единственное слово прозвучало зловеще. – После Тьюксбери Англия жила в мире, не считая мелких тревог и стычек, но люди способны рисковать многим ради земли и привилегий, а ланкастерцы вечно всем недовольны. К тому же, как тебе хорошо известно, народ будоражат гнусными сказками о вероломстве короля, и неясная судьба принцев висит на нем тяжелым грузом.

Крессида сжала губы.

– Но вы не верите, что король способен…

– Нет, нет. Мне это известно лучше, чем кому-либо другому, однако, по вполне понятным причинам, Ричард не хочет разглашать правду об этом, особенно сейчас, даже ради того, чтобы не потерять доверие сомневающихся подданных. Он боится за безопасность мальчиков.

Крессида вздрогнула. Она слишком ясно представила себе, в какой опасности окажутся принцы, если Генрих Тюдор женится на их сестре и таким образом заявит о своем праве на престол.

Мартин опять притянул ее к себе.

– Кажется, мне теперь ничего иного не остается, как самому оберегать тебя. Конечно, обстановка меня очень тревожит, не стану отрицать, но все же мне будет гораздо спокойнее, если в такое время ты будешь рядом со мной. Ладно, раз уж ты здесь, засажу тебя за работу: будешь штопать потрепанные знамена и вести хозяйство.

Она с сожалением покачала головой.

– Боюсь, мои руки не в ладу с иголкой, это подтвердит и Алиса, а дом ваш ведется, насколько я могу судить, безукоризненно. Просто ума не приложу, чем бы я могла быть вам полезной.

Он громоподобно расхохотался.

– Ах, вы этого не знаете, вот как, миледи? Хорошо же, очень скоро я обучу вас всему, что мне требуется.

Он снова расхохотался, отчего не только щеки ее, но и шея и грудь покрылись краской.

– Я постараюсь быть прилежной ученицей, милорд.

Только оставшись в своей комнате одна, в ожидании, когда Мартин снова к ней вернется, она вспомнила, что даже не заглянула в письмо от леди Элизабет.

Письмо оказалось совсем коротким, но достаточно теплым, так что у Крессиды сразу полегчало на душе.

«Дорогая моя Крессида,

для меня было великой радостью получить ваше письмо, которое великодушно соизволил передать мне король. Пожалуйста, не вините себя за то, что я отставлена от двора. Увы, все мы лишь пешки в руках тех, кто нас окружает. Я сожалею только о том, что невольно повредила, быть может, делу его величества, искренне желая служить ему. Всегда и во всем следует быть осторожной. Ваш любящий и смиренный друг, Элизабет Плантагенет».

Письмо было адресовано «Леди Крессиде, графине Рокситер, от леди Элизабет Плантагенет. Писано в Шерифф-Хаттоне июня четырнадцатого дня 1485 года от Рождества Христова».

Крессида поспешно спрятала письмо туда же, где оно лежало прежде, – в часослов, подаренный королем. Печать на послании не была сломана, по крайней мере, так казалось, но весь тон письма, в самом деле, был осторожен, и полной уверенности в том, что читано оно лишь ее глазами, у Крессиды возникнуть не могло.

Читал ли король письмо племянницы? Крессида так не думала, полагая, что он не стал бы наносить удар по ее вере в его скромность. Во всяком случае, Крессида не желала, чтобы Мартину стало известно о том, что она все еще поддерживает связь с леди Элизабет. Их дружба всегда была яблоком раздора между нею и ее мужем, и сейчас, когда она видит по всему, что он жаждет ее любви, ей совсем не хотелось, чтобы это вновь встало между ними.

Когда Мартин, наконец, появился, Крессида сразу заметила, что он по-прежнему обеспокоен.

– Еще какие-то новости, милорд? Он покачал головой.

– Нет… по крайней мере, ничего существенного. Один из моих соглядатаев прибыл час назад. Он информирует меня о передвижениях некоторых лордов, в чьей лояльности я сомневаюсь… впрочем, ничего серьезного, что внушало бы нам тревогу, пока не происходит.

Он посмотрел на жену, и лицо его прояснилось. Ее ночное одеяние из розовой парчи раскрылось, и ненасытному взору Мартина представились ее груди с розовыми сосками, круглые и крепкие, будто спелые яблоки, которые сами просятся, чтобы их сорвали. У нее был плоский и упругий живот, но бедра уже становились восхитительно округлыми, свидетельствуя о расцветающей женственности. Он, торопясь, сбросил с себя одежды и жадно притянул ее к себе.

Он был нежен с нею в постели, хотя Крессида угадывала, что он сдерживает себя, твердо решив обращаться с ней бережно. Опять, как и в ту первую их ночь, он потихоньку разжигал ее тело, осыпая нежными дразнящими поцелуями, пока не почувствовал, что она отвечает ему. И Крессида действительно ему отвечала с такою же жадностью, наслаждаясь полнотой ощущений, а потом лежала с ним рядом, усталая и удовлетворенная.

Среди ночи она внезапно проснулась и увидела, что он сидит на постели и смотрит на нее; должно быть, подумалось ей, ее пробудила сила его желания. Она засмеялась легким вибрирующим смехом, потянулась к нему и обвила руками его шею, наслаждаясь близостью его сильного, мускулистого тела.

Он взял ее на этот раз быстро и жадно, удовлетворяя собственную страсть, и она подумала, что, пожалуй, он не искал утех у других женщин в эти долгие месяцы, как ей иной раз казалось. Конечно, она никогда его не спросит об этом. Она была вполне довольна, что сейчас он хотел ее, и испытывала лишь одно желание – сделать его счастливым.

В последующие недели Крессида познала ночи страстной любви, омраченные лишь сознанием того, что в любой миг им может настать конец. Днем Мартина зачастую не было с нею рядом, его обязанности в королевском военном Совете полностью занимали его время в Бествуде, где оставался король, по-прежнему делавший вид для своих подданных, что увлечен охотой.

В начале августа королевский двор вернулся в Ноттингемский замок, и Крессида радовалась, что Мартину теперь не нужно покидать ее по утрам так рано.

В эти жаркие ночи, когда пьянящие ароматы лаванды и розы вливались в их спальню через открытое окно – ибо Мартин в отличие от ее родителей любил прохладный воздух и отказывался верить, что он приносит заразу, – Крессида лежала в его объятиях, переполненная любовью и почти не смея заснуть, пока он в безопасности, пока она может обнимать его.

Она часто просыпалась и, приподнявшись, смотрела на него, спящего, наслаждалась зрелищем этого так хорошо уже знакомого ей тела, его мягкими темными волосами и светло-золотистым пушком на груди, его тонкой талией и сильными мускулистыми бедрами, так туго сжимавшими ее, когда они предавались любви, даже одним-двумя белевшими шрамами, памятью о битвах, в которых он бывал ранен.

Однажды вечером она осторожно пробежала пальцами по глубокой ложбинке, протянувшейся от его шеи до плеча. Здесь кожа была все еще стянута узелком, а самый шрам оставался красноватым.

– Где это случилось?

Он взял ее легкие, как перышко, пальцы и перевел их вниз, к талии.

– На границе. Мы столкнулись там с разбойничьей бандой, они набросились на нас из засады. Боюсь, я в тот день был не на высоте. Один поганец угодил мечом в щель между латным воротником и нагрудным панцирем, так что нашему хирургу пришлось прижечь рану.

Ее внутреннему взору представилась ужасная картина – Мартин распростерт на земле, а из щели в латах торчит острый меч…

– Вы убили того человека? Он усмехнулся мрачно.

– Нет. Благодарение Пресвятой Деве, милорд Ричард все видел и затоптал конем разбойника, сокрушив его боевым топориком.

Она сжала губы. Любовь Мартина к своему сюзерену безмерна и способна подвигнуть его на самые рискованные поступки во имя дела, которому он служил столь преданно. Крессида вздрогнула от страха, но тут же подавила дрожь и, наклонившись, прижала губы к свежему еще шраму.

Она неустанно молилась о том, чтобы ей дано было счастье зачать дитя от Мартина. Раз-другой она ловила на себе его испытующий взгляд, он словно боялся, что это произойдет, и вспоминала его слова о том, что он хотел бы, чтобы ее семья по-прежнему считала их брак не вполне свершившимся.

Было ли это предчувствием неудачного исхода кампании и он хотел, если случится худшее, оставить ее совершенно свободной? Казалось бы, страх должен был пронизывать ее до мозга костей, но Крессиду успокаивало уверенное выражение лица короля, а многочисленность окружавших его офицеров высшего ранга наполняла ее радостью. Если король не сомневается в успехе, чего ей бояться?

Одиннадцатого августа ранним утром Крессиду испугал решительный стук в двери их спальни. С трудом, пробудившись от глубокого сна, Мартин приподнялся в постели, опершись на локоть, и осовело моргая.

– Что там еще, черт побери? – рявкнул он.

– Это Питер Фэйрли, милорд. Срочные известия с запада. Агенты прискакали ночью и…

– Ясно. – Мартин сразу проснулся. – Через десять минут я буду внизу в зале. Зайди в мою комнату и помоги одеться.

Он наклонился и поцеловал спутанные волосы жены.

– Не знаю, смогу ли я позавтракать сегодня с тобою, любовь моя.

– Но вы сообщите мне?

– Да, как только уверюсь в том, что королю обо всем доложили, и все необходимое сделано.

Крессида смотрела, как он, туго стянув пояс ночного халата, направился в смежную комнату, где обычно одевался. Ей было слышно, как он говорил с Питером, но слов разобрать не удалось. Вздохнув, она позвонила в маленький серебряный колокольчик, призывая Алису; было очевидно, что заснуть уже не удастся.

– Ну, что? – спросил Питера граф, уже надев узкие штаны и сорочку.

Питер нагнулся, чтобы помочь хозяину завязать шнурки.

– Это случилось, милорд. Тюдор высадился в Милфорд-Хейвене. Королю уже доложили, и он призывает вас на Совет.

– Ладно, – буркнул лорд Мартин. – Кто там сейчас с ним, Питер?

– Сэр Ричард Рэтклифф, милорд. Лорд Ловелл все еще на юге. Несколько рыцарей с севера – сэр Доминик Оллард, сэр Ги Джарвис…

– Джарвис? Значит, он все-таки прискакал на юг, вон что! – Голос Мартина прозвучал резко. – Слушай, Питер, срочно пошли курьера мастеру Стэндишу. Скажи, что я прошу его допросить сэра Стрэйнджа. И пусть не колеблется: я передаю ему поручение короля. Скажи также, чтобы он заручился поддержкой сэра Джеймса Тирелла и действовал с ним заодно.

– Слушаюсь, милорд.

Одевание было закончено, и Питер вышел, повинуясь нетерпеливому жесту графа. Мартин окунул лицо в чашу с холодной водой, которую налил туда из глиняного кувшина его оруженосец, и досуха вытерся полотенцем. Затем, уже окончательно проснувшись, поспешил вниз, в большой зал.

Король весело его приветствовал.

– Вижу, тебе уже сообщили, Мартин. Значит, Уэльс, а? Я-то думал, они высадятся на юге. Твоя жена, кажется, говорила о возможной высадке в Уэльсе?

– Потому лишь, что в Греттон зачастили разные посланцы и соседи. Она заверила меня, что ее отец совершенно лоялен, ваше величество.

– Сэр Дэниел курьером известил меня о том, что намерен присоединиться ко мне с войском в полтораста человек.

– Дай-то Бог, чтобы ему не помешало продвижение Генриха, – пробормотал Мартин.

– Я вызову на Совет Норфолка вместе с Шарри и Брекенбери. Уже посланы войска в Нортумберленд. Сэр Томас Бушиер и сэр Уолтер Хангерфорд заверили меня, что также готовы скакать на север.

Сэр Ричард Рэтклифф поднял глаза от тонкой пергаментной карты, которую изучали собравшиеся в зале соратники короля, и посмотрел на Мартина.

– Его величество считает, что самое лучшее – собрать войска у Уотлинг-стрит. Генрих Тюдор, без сомнения, попытается прорваться в Лондон и пойдет, скорее всего, по этой дороге… там и надо поставить ему заслон.

Мартин согласно кивнул. Король, отдав распоряжения своему оруженосцу, вернулся к ним.

– Не могу сказать, чтобы эти вести меня встревожили, Мартин. Я давно уже рвусь в бой. Теперь мы в руках Господа, друг мой.

– Да, милорд.

– Но ты, кажется, озабочен. Однако все предосторожности приняты…

– Все так, ваше величество. Я совершенно уверен в том, что мы способны ответить на вызов. Моя тревога личного свойства, я боюсь за безопасность жены. Прежде я намеревался отправить ее домой. Но теперь, как вижу, это невозможно.

Король сверкнул глазами.

– Она должна ехать с нами, Мартин. Я направляюсь в Лестер. Меня уведомили, что крыша зала в замке не совсем в порядке, но я, как бы там ни было, надолго в городе не останусь. Леди Рокситер вполне можно устроить в сторожке замка. Присмотри за этим, когда мы приедем.

Он слегка сжал руку Мартина.

– Знаю, что ты сейчас чувствуешь, старый дружище, но там она будет в относительной безопасности. – И, устремив глаза куда-то вдаль, он добавил: – Анна тоже хотела бы в такое время быть рядом со мной.

Армия короля выступила из Ноттингема на Лестер шестнадцатого августа, на следующий день после годовщины восшествия Ричарда на престол. Крессида ехала верхом рядом с Мартином; она любовалась сверкающими боевыми доспехами и ничуть не дивилась тому, что на пути их встречали толпы горожан и крестьян, сбегавшихся отовсюду, чтобы посмотреть на королевское войско, выступившее на юг.

Мартин восседал на своем любимце, белом боевом коне – Уайт Шарри, – облаченный в доспехи, которые были на нем, как рассказал он Крессиде, в битве под Тьюксбери, когда ему едва исполнилось восемнадцать. С тех пор он почти совсем не прибавил в весе. Крессида лишь однажды видела мужа в доспехах, в ту первую их встречу на ристалище, да и доспехи тогда были не боевые, а турнирные. Питер Фэйрли с суровым лицом ехал следом за своими господами.

Армия шла через Ноттингемшир строем по четыре в ряд, обоз двигался в центре колонны. Сам король и его приближенные рыцари, в том числе Мартин и Крессида, скакали следом, защищенные с обеих сторон телохранителями.

Сердце Крессиды больно колотилось о ребра, но боялась она не за себя – только за Мартина и за успех справедливого дела короля. Она получила весточку от отца, сообщавшего о том, что он будет ждать короля в Лестере, так что ей предстояло вскоре увидеть его. Довольно мужественно подчинилась она и распоряжению Мартина остаться в Лестере, когда королевская армия выступит оттуда.

Итак, до сражения оставались считанные дни – последние дни, когда она видит Мартина. Интересно, промелькнула вдруг мысль, вступил ли Хауэлл Проссер в мятежное войско Генриха Тюдора, неудержимо двигающееся сейчас через Уэльс?

В последнюю ночь похода Крессида спала в объятиях Мартина в занавешенном углу зала старого лестерширского особняка, принадлежавшего некоему сквайру, который согласился разместить в своем доме свиту короля. Мартин был с нею нежен, полон любви, она же из последних сил старалась удержать слезы, так как чувствовала, что дела обстоят не слишком хорошо.

Мартин наклонился к ней, чтобы стереть губами одинокую слезинку.

– Будь храброй, любимая. Все дело займет каких-нибудь несколько дней, а затем мы вместе вернемся в Лондон, в наш дом на Стрэнде.

– Вы были моим так недолго, я только-только узнала, что люблю, и вот… – беспомощно проговорила она, глотая слезы. – Я так боюсь за вас… Вы сами сказали, что за границей полно изменников. Когда лорд Стрэйндж попытался бежать из-под домашнего ареста и был пойман, он признался, что его дядя сэр Уильям Стэнли и сэр Джон Сэвэдж стоят за Тюдора. Так можно ли доверять отцу его, лорду Томасу?

– У меня были кое-какие сомнения на его счет, – неестественно весело ответил Мартин, – но Стрэйндж клянется, что его отец по-прежнему верен королю, и Ричард не желает думать о нем дурно. Конечно, предатели есть, но у короля много истинных друзей, и его армия значительно превосходит армию Тюдора.

Наклонившись, он потерся носом о ее ухо.

– Ты совсем не доверяешь воинским талантам своего мужа? Но поверь, я опытный воин и слишком люблю свою женушку, чтобы идти на ненужный риск. Да и вообще, риск отнюдь не лучшая стратегия в бою.

Ради него она заставила себя улыбнуться, улыбалась и позже, когда они верхом въезжали в город Лестер, где их встречали горожане и деревенский люд; все они, разинув рты, глазели на короля, который медленно проследовал вместе со свитой по главной улице, мимо свиного базара, к постоялому двору «Белый вепрь», где намерен был остановиться.

Навстречу, вытирая о передник жирные руки, выскочил взволнованный потный хозяин; он всячески старался услужить своему сюзерену и вызвался сам проследить, чтобы огромная кровать короля, которую он возил с собой, была поставлена в самой лучшей комнате.

Город был уже набит до отказа солдатами лордов, поддерживавших короля: лорда Джона, графа Норфолкского, а также его сына, графа Шарри, сэра Роберта Брэкенбери, констебля лондонского Тауэра, и других – словом, всех тех, кто со своими людьми собрались здесь, чтобы разбить войска изменника-уэльсца, посмевшего оспаривать у Ричарда корону Англии.

Приближенные короля уже разместились в гостинице и готовы были выслушать его указания, а также внести свои предложения относительно намеченного на утро марша, так как король желал выступить без промедления. Мартин, извинившись, попросил разрешения проводить Крессиду в сторожку замка. Король, как ни был занят самыми неотложными делами, приказал графу зайти к нему вместе с женой.

– Вы будете там сравнительно неплохо устроены, миледи Крессида, пока ваш превосходный во всех отношениях супруг не явится за вами. Я отошлю его к вам, как только смогу. Не сомневайтесь в этом.

Он выглядел уверенным в себе, но утомленным, и Крессида заметила на его умном лице следы тяжких переживаний. Она низко склонилась, чтобы поцеловать его руку.

– Храни вас Бог, ваше величество.

Он нагнулся и слегка коснулся губами ее сияющих волос, с которых соскользнул капюшон дорожного плаща.

– Благодарю вас, дитя мое. Я знаю, вы поначалу не слишком радовались браку, который я уготовил вам, но я буду молиться о том, чтобы вы были счастливы. Молитесь же и вы за меня, Крессида, и за всех нас.

– Да, сир.

Она решила, что не даст волю слезам, когда Мартин оставил ее на попечение опытной, хотя и очень встревоженной женщины, служившей в замке. Он оставил при ней также двух седых ветеранов, в свое время сражавшихся при Барнете, Тьюксбери и Таутоне. Оба были весьма недовольны тем, что не смогут принять участие в решающем сражении, но знали, что должны повиноваться и оберегать супругу своего господина, хотя бы и ценой жизни.

С нею остались также Филипп и Алиса, и Крессида с улыбкой на губах махала рукой Мартину, возвращавшемуся на военный совет в «Белом вепре», но сердце ее сжималось от волнения.

Лорд Мартин стоял немного в стороне от группы придворных, рыцарей и лордов, окружавших короля на вершине холма над деревушкой Саттон-Чини. Отсюда он мог видеть на мили вокруг зеленые невозделанные поля, местами заболоченные, особенно у подножья холма и вдоль речушки позади нее, где его оруженосец Питер Фэйрли купал сейчас боевого коня Мартина и свою лошадь.

Накануне вечером король стал лагерем неподалеку от деревни, и Мартин, выйдя ночью из палатки, смотрел на огни костров королевского лагеря и на далекие огни лагеря противника. Джек Уэйнрайт, настоявший на том, чтобы, оставив кухню, присоединиться к армии, сказал ему, что враг расположился возле Дадлингтона. У Джека в Лестере жили родственники, другие – в Шентоне, совсем близко отсюда, так что он легко здесь ориентировался.

Было раннее утро двадцать второго августа, только-только стал рассеиваться туман в преддверии жаркого дня, и Мартин опять мог внимательно наблюдать, как собираются и выстраиваются в боевые порядки вражеские солдаты.

С сомнением оглядел он войско графа Нортумберленда, оставленное возле деревни Саттон; это был резерв, который должен был по команде поддержать главные силы – авангард Норфолка и следующий за ним основной отряд под командованием короля, как решено, было накануне на военном совете. Мартин и его соратники по былым кампаниям на границе королевства должны были сражаться рядом с королем.

С радостью узнал он лица друзей – сэра Ричарда Рэтклиффа и сэра Роберта Перси с лордом Чемберленом, а также лорда Ловелла, оживленно говорившего что-то в эту минуту королю, который внимательно его слушал. Там были также сэр Роберт Брэкенбери, лорд Феррерс Чартли и другие рыцари, рангом пониже, которые верно служили Ричарду в прошлом, такие, как сэр Доминик Оллард и сэр Ги Джарвис.

Законник Уильям Кейтсби, некогда служивший лорду Хастингсу, а теперь пользовавшийся полным доверием короля, нервно теребил кольчужную перчатку, разговаривая с секретарем короля, грубовато-добродушным Джоном Кенделлом. Обоим еще не приходилось участвовать в сражениях, но оба взяли в руки оружие, чтобы быть вместе со своим сюзереном в этот знаменательный день – так же как и Уэйнрайт, пожелавший сражаться рядом с Мартином, как это бывало в прежних военных кампаниях.

Король прослушал мессу в простенькой церквушке Каттона, и Мартин опустился рядом с ним на колени на грубый пол; он молился не только за победу, но и за безопасность любимой Крессиды.

Он коснулся пальцами маленькой ладанки, висевшей у него на груди на изящной цепочке. Когда Мартин, ранним утром двадцать первого августа, вернулся с военного совета в «Белом вепре», Крессида сама надела ладанку ему на грудь после того, как помогла Питеру застегнуть пряжки на кольчужных наручах. Несмотря на предрассветный час, она уже была на ногах и тотчас вышла к мужу, как только ей доложили о его возвращении; он с такой силой прижал ее к себе, что даже испугался, не поломал ли ей ребра.

Она жадно расцеловала его и лишь посмеялась над его страхом за нее.

– Несколько синяков – что за беда! Ох, мой любимый, когда вы уехали в гостиницу, я уж и не чаяла снова вас увидеть.

– Тебе здесь удобно?

– Да, Алиса заботится обо мне, и юный Филипп всячески старается мне услужить, без конца теребит здешних увальней слуг, хотя больше всего желал бы уехать вместе с вами. В замке все слуги напуганы до смерти, бедняжки. Мартин, как король?

– Весел и уверен в себе, по крайней мере, с виду.

– Был ли Нортумберленд на Совете? Я знаю, вас беспокоило то, что он не спешит принять командование войском.

– Да, он был, хотя и не в восторге от происходящего, но со всеми решениями согласился. Приехал Ловелл. Король страшно рад ему. Фрэнсису пришлось скакать во весь опор, чтобы поспеть вовремя. – Он нагнулся к ней, крепко сжал ее плечи, зачарованно любуясь чудесными волосами, струившимися вниз, до тоненькой талии. – Есть ли у тебя известия от отца?

Она покачала головой.

– Нет. Ни словечка. Он ехал через границу. Молю Бога, чтобы на него не напали какие-нибудь повстанцы.

– Может быть, он просто задержался, – поспешил успокоить ее Мартин. – Что бы ни случилось, что бы ты ни услышала, оставайся здесь, возле замка, тут ты в безопасности. Жди, когда я приеду или дам о себе знать.

Ее глаза тревожно расширились, и он поспешил горячо расцеловать ее.

– Это просто предосторожность. И, что бы ни рассказывали тебе о сражении, не верь никому, кроме тех, кого ты хорошо знаешь.

Крессида молча кивнула, и по ее бледным щекам скатились две слезинки.

– Я пойду в часовню, и все время буду молиться. О, берегите себя, любовь моя, я знаю, что не смогу жить без вас.

Тогда-то она и дала ему ладанку.

– Здесь эмалевый портрет святого Мартина туринского. Я берегла его к вашему дню рождения в октябре, но теперь хочу, чтобы он был вдвойне вашим заступником.

Она надела ладанку ему поверх кольчуги. Цепочка была длинная, тонкой работы, и хотя для такой задачи ей следовало бы быть покрепче, он ни за что на свете от нее не отказался бы.

Крессида с отчаянием припала к нему; уже светало, и он ласково отстранил ее. От двери он обернулся, чтобы в последний раз запечатлеть ее образ, и тотчас же быстро вышел.

Теперь он стоял на горе, вокруг бушевала гроза, гремел гром, оставленные сзади лошади ржали и били копытами. Мартин заметил, что люди вокруг него торопливо крестились, и тоже перекрестился. Он видел, как плещется на ветру знамя со львом, когда Норфолк двинулся вниз с Амбьенского холма, чтобы занять позицию. Интересно, подумал он, как отнесся герцог к стишкам, приколотым к его палатке и предупреждавшим:

Не слишком храбрись, мошенник Норфолк,

И куплен и продан твой Ричард-осел.

Мартин одобрил решение короля командовать сражением с вершины холма. Вдали он увидел зеленые пятна – мундиры авангардных отрядов Генриха, которые также стали выдвигаться вперед под командой графа Оксфордского. Мартин различил знамя графа: на нем выделялась звезда с характерными обтекаемыми очертаниями. Обернувшись, он увидел короля, надевшего свой боевой шлем, поверх которого сияла корона Англии.