Текст книги "Королевская пешка"

Автор книги: Джоанна Мэйкпис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

В течение нескольких последующих дней королева оставалась в постели и, обессиленная, большую часть времени спала, приподнимаясь и проявляя какой-то интерес к жизни только при появлении короля – а он навещал ее часто.

Крессида обнаружила, что тайком наблюдает за ним, когда в опочивальне находится и леди Элизабет, но вскоре поняла, что все внимание Ричарда было отдано больной жене. Он обращался с нею необычайно нежно, и, хотя мужественно улыбался при ней, Крессида видела, каким подавленным выходил он из ее комнаты. Страдание проложило глубокие борозды от его носа к уголкам губ, вокруг глаз залегли черные тени.

Когда Крессиде все же случалось видеть своего мужа, она чувствовала, что и он тоже страшно напряжен. Брови графа буквально сошлись на переносице, что свидетельствовало о его чрезвычайной сосредоточенности, а обычное сонное выражение лица сменилось выражением тревожной настороженности. Он проводил в своем кабинете долгие часы, и Крессида думала: должно быть, он ужасно обеспокоен вестями из-за границы, да и из самого королевства тоже, а волновать своего сюзерена в столь печальные дни еще и этими проблемами он, разумеется, не хочет…

Днем шестнадцатого марта Крессида вместе с леди Элизабет дежурила в комнате больной, когда солнце вдруг странно начало темнеть. Крессида подошла к окну и с любопытством смотрела вниз на толпу слуг, конюхов и прочих служащих, выбежавших во двор и глазевших, разинув рты, на снижавшееся над головами небо. Она слышала, что ожидается затмение солнца, но ей еще не доводилось наблюдать этот феномен. Хотя была лишь середина дня, в комнате неестественно стемнело, и ее охватил вдруг непонятный страх, как будто вот-вот должен был наступить конец света.

Леди Элизабет сидела у постели королевы, которая только что уснула. Все утро умирающая дышала с трудом и почти не спала ночь из-за кашля. Но сейчас у Крессиды и Элизабет стало чуть легче на душе, потому что кашель на какое-то время унялся, и королева могла хоть немного отдохнуть. Утром доктор Хоббс наведывался несколько раз и выслушивал ее; наконец, глубокомысленно кивнув, он удалился, считая, что опасный приступ миновал.

Крессида высунулась из окна, напряженно вглядываясь в сгустившуюся тьму, но вскоре перевела дух: солнце светлело на глазах, и сгрудившиеся внизу люди издали дружный вздох облегчения.

– Кажется, все уже позади, – сказала она леди Элизабет. – Признаюсь, страшное зрелище. Неудивительно, что в прошлом суеверные люди считали подобные явления грозным предупреждением о надвигающейся катастрофе.

Элизабет не ответила, и Крессида резко обернулась к кровати, услышав тяжелое дыхание королевы. Анна пыталась приподняться на подушках. Элизабет склонилась над ней, чтобы поддержать, но вдруг тело Анны сотряс ужасный приступ кашля, и из бледных губ струей хлынула кровь, оросив тонкую ночную рубашку королевы и руки и платье Элизабет.

Элизабет отчаянно вскрикнула, и Крессида, в мгновение ока, оказавшись у постели, замерла, слишком испуганная, чтобы предпринять что-то.

Голубые глаза королевы расширились от ужаса, она пыталась вздохнуть, порывалась сказать что-то, ее пальцы судорожно цеплялись за одеяло. Кровь, пенясь, все еще струилась изо рта, и Элизабет рукой зажала себе рот, удерживая рыдания.

Леди Оллард, одна из старших фрейлин королевы, услышав, как вскрикнула Элизабет, вбежала в опочивальню. Она сразу поняла, что происходит, и взяла все в свои руки.

– Миледи Рокситер, ступайте поскорее, велите пажу разыскать доктора Хоббса; необходимо также предупредить короля. – Затем она повернулась к принцессе: – Попробуем поднять ее повыше. Надо позвать слуг, чтобы подвели под изголовье кровати подпорки. И пусть служанки принесут воды. – Она опять обратилась к Крессиде, уже выходившей из комнаты, и убийственно спокойным тоном произнесла: – Вызовите духовника королевы. Он, должно быть, где-то здесь… на всякий случай.

Крессида еще успела услышать, как она ласково говорит испуганной королеве:

– Ну-ну, дорогая моя. Такое уже случалось. Скоро все кончится. Сейчас придет доктор. Все будет хорошо.

Леди Оллард служила королеве много лет, была при ней еще до того, как она вышла замуж за Ричарда, тогда герцога Глостера. Супруг леди Оллард, сэр Доминик, был одним из рыцарей королевского дома, он, как и граф Мартин, служил королю верой и правдой вместе с лордом Фрэнсисом Ловеллом, сэром Ричардом Рэтклиффом и другими известными сторонниками короля.

Крессида едва держалась на ногах от ужаса, но все же отыскала пажа и отправила его выполнять поручение. Большинство дворцовых служащих находилось все еще внизу, наблюдая затмение, и мальчик показался ей каким-то растерянным – то ли оттого, что у нее было такое испуганное лицо, то ли из-за непонятных небесных явлений.

Она вместе с ним отправилась на розыски его товарищей и тотчас разослала их по дворцу – искать короля, духовника королевы и служанок, которые должны были принести в опочивальню королевы воду и полотенца. Затем она, как ни была испугана, вернулась к ложу Анны, чтобы помочь леди Оллард.

Леди Оллард быстро оглядела ее с головы до ног, затем коротко кивнула.

– Миледи, – обратилась она к леди Элизабет, – вам следует пойти к себе и сменить платье. Леди Рокситер поможет мне переодеть королеву, пока не явились остальные фрейлины.

Крессида целиком сосредоточилась на том, что делали ее руки, стараясь не потревожить королеву, убирала простыни и одеяло, запачканные кровью, поторапливала смертельно бледных служанок, принесших воду, полотенца и свежее белье. Кашель сейчас утих, а вместе с ним и кровотечение, но королева больше не силилась говорить и лежала неподвижно, как кукла, пока они переодевали и убирали ее.

Наконец появились врач и его ученик, и Крессида с благодарностью взглянула на леди Оллард, когда та шепотом предложила ей покинуть комнату:

– Благодарю вас, миледи. Теперь мы справимся сами. Подите отдохните немного. Вы можете нам позднее понадобиться.

В коридоре Крессида увидела короля. Он с такой силой прикусил нижнюю губу, что на ней показались капельки крови. Лицо его было совсем белым, как те простыни, которыми она только что застилала постель королевы, а серые глаза на осунувшемся лице выражали муку. Следовавшие за ним придворные отводили глаза в сторону, как будто не в силах были видеть страдания короля.

Двумя часами позднее Крессиду вместе с другими фрейлинами и старшими служащими королевского двора пригласили в переднюю комнату апартаментов королевы; в опочивальне Анны капеллан короля читал молитву. Крессида опустилась на колени рядом со своим мужем и через открытую дверь слушала торжественные слова мессы, вдыхая острый, удушающе сладкий запах ладана.

После мессы доктор Хоббс приказал всем покинуть апартаменты, так как король желал остаться с женою один. Леди Оллард тихо плакала, друзья короля, не стесняясь, вытирали покрасневшие глаза. Мартин вышел с Крессидой в коридор и повел ее в ее комнату; она чувствовала, как по ее щекам струятся слезы. Обернувшись, она увидела леди Элизабет: принцесса стояла в дверях, белая как мел, и не плакала. Глаза ее скорбно застыли на спине короля, стоявшего на коленях у смертного ложа.

Алиса была, как и всегда в такие минуты, спокойно деловита и молчалива. Крессида провела на дежурстве несколько часов, и Алиса помогла ей раздеться, уговаривая хоть ненадолго прилечь. Им показалось, что прошли считанные минуты, как вдруг гулко заговорил колокол, оповещая о том, что Анна, королева Англии, преставилась.

Крессида села на постели, обхватив поднятые колени, и тихо заплакала, слезами облегчая измученное сердце. Она знала королеву всего четыре месяца, но за это время полюбила ее всей душой. Она не без страха думала о том, что ее, вероятно, позовут обряжать усопшую, однако никто не пришел за ней, и Алиса сказала, что, скорее всего, эту последнюю службу исполнят ее самые старые и близкие друзья. Будет ли среди них леди Элизабет?

Прикусив губу, Крессида сидела на постели и думала о том, как все сложится в будущем. Какое-то время король должен будет соблюдать траур по жене, но потом… потом ему придется снова вступить в брак… и скоро… Но жениться на леди Элизабет?! Как примут этот брак злые языки лондонцев? И простят ли короля те его приближенные, которые искренне любили королеву?

Лорд Мартин, проводив Крессиду, сразу ушел: его ждали неотложные дела в королевском Совете, следовало определить ритуал похорон королевы, размножить официальное сообщение, выработать инструкции для разных лиц в связи с королевским трауром. Крессида тупо думала о том, что суеверные люди, пророчившие всяческие бедствия после солнечного затмения, сочтут, что они оказались правы. В это неспокойное время может ли быть для страны большее несчастье, чем смерть королевы?

Заметив, что Крессида пошевельнулась, Алиса подошла к ней. На руках у нее было траурное платье из черного шелка. Увидев его, Крессида отшатнулась. Алиса склонила голову.

– Что ж, все мы знали, что это скоро случится, – сказала она твердо. – Поэтому следовало приготовиться… Разрешите, я помогу вам одеться.

– Лорд Мартин будет горевать. Он очень любил королеву.

– Да. Ее, как я слышала, все до единого здесь любили.

Крессида пристально посмотрела на нее.

– А не слышала ли ты среди слуг разговоров о том… – Она проглотила ужасные сомнения, которые не умела выразить словами.

Алиса тяжело вздохнула.

– Всегда найдутся злые языки, готовые извалять в грязи порядочных людей.

– Поговаривают, король… желал ей смерти? – со страхом прошептала Крессида.

– Все знали, что это случится скоро, ну, а пока все так неопределенно… – Алиса хмыкнула и пожала плечами. – Она-то не могла дать ему наследника. Вот люди и станут теперь говорить, будто он хотел, чтобы все поскорее закончилось, да и кто в него, беднягу, бросит камень? Последние несколько месяцев врачи запрещали ему делить с нею ложе.

– Леди Элизабет, я думаю, совсем убита. Я должна пойти к ней. – Крессида помолчала; Алиса закрепляла черную вуаль на ее маленький геннин.

– Да уж, ей приятно будет услышать от вас утешения. Боюсь, мамаша ее не слишком понимает дочку, – коротко и едко отозвалась Алиса.

Крессида не смогла удержаться от почти истерического смеха, вспомнив уверения Хауэлла, что вдовствующая королева жаждала заключить брачный контракт между своей дочерью и королем.

– А что мне сказать его светлости, ежели он спросит, где вы?

От Алисы, без сомнения, не укрылось, что граф Мартин не слишком доволен дружбой между женой и принцессой.

Крессида прикусила губу.

– Скажи ему… скажи ему правду. Я уверена, он поймет, что мой долг – найти слова утешения для леди Элизабет, когда она так страдает.

Молоденькая горничная сказала Крессиде, что леди Элизабет в ее комнате нет. Она выглядела растерянной и явно не знала, что ей следует говорить о том, где сейчас находится принцесса. Крессида замешкалась перед закрытой дверью в комнату Элизабет. Неужто она, даже сейчас, рядом с королем?

Крессида тут же отбросила эту мысль как недостойную. Если и так, разве не естественно племяннице быть подле короля и пытаться утешить его? Крессида решила посмотреть, нет ли ее приятельницы в передней комнате королевских апартаментов, куда, по всей вероятности, сойдутся и остальные фрейлины.

Увидев, что там никого нет, она собралась уже удалиться, как вдруг ее внимание привлек странный звук из комнаты покойной королевы. Она приблизилась к чуть-чуть приоткрытой двери и заглянула внутрь.

Ричард, король английский, стоял на коленях возле кровати. Ужасные рыдания сотрясали его тело, склонившееся над постелью; вытянутые вперед руки, словно с мольбою, сжимали покрывало. За всю свою короткую жизнь Крессида никогда еще не видела рыдающего мужчину. Это был пароксизм горя, отчаяния, захлестнувшего душу. Она понимала, что должна уйти. Знала, что нельзя быть свидетельницей такого страдания, – и все-таки не могла пошевельнуться.

И вдруг ей все стало ясно как день. Хауэлл оклеветал короля. Человек не может так страдать – и при этом лицемерить. Она видела подлинное выражение глубочайшего отчаяния. Ричард действительно любил Анну. Все сомнения оставили ее, и она стояла, преображенная, прижимая руку ко рту, чтобы удержать собственные рыдания. Все эти месяцы король беспомощно наблюдал, как Анна медленно покидает его, с ужасом ждал этой последней минуты, и вот любимая жена, в самом деле, ушла – и он не мог долее скрывать горе.

Сильная рука схватила Крессиду, увлекая назад, в то время как другая рука закрыла ей рот, чтобы она не вскрикнула от страха и неожиданности. Она чувствовала, что ее неумолимо подталкивают к двери в коридор. Дверь затворилась, ее круто повернули кругом, и она увидела пред собою разъяренное лицо мужа.

– Что вы здесь делаете, черт побери? Неужели непонятно, что он желает остаться один? О Господи, неужели ему нельзя хоть ненадолго уединиться?

У нее вырвалось ужасное рыдание; захлебываясь слезами, она уронила голову ему на грудь.

– Простите меня. Я не хотела подглядывать, как он страдает. Я… я не знала… не знала, что он там. Я думала… думала… люди говорили, что он… О Мартин, я не понимала, как сильно… как сильно он любил ее. Если бы… если бы мой отец потерял мою мать, он не мог бы горевать сильнее…

Лицо Мартина смягчилось, он отодвинул ее от себя, держа обеими руками за плечи, и улыбнулся, глядя в ее голубые глаза, мокрые от слез. А затем, покачав головой, сказал:

– Все мы, знавшие его на протяжении многих лет, понимали, как горячо он любит ее, как страдал все эти месяцы и как долго еще будет страдать. Маленькая моя Крессида, вам очень трудно дались эти последние часы. Я же сказал вам: вы должны отдохнуть.

Обеими руками он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Когда он выпрямился, его губы изогнулись понимающей улыбкой.

– Вы вели себя очень мужественно. Леди Оллард рассказала мне, как вы помогали ей ухаживать за королевой, когда началось кровохарканье. Должно быть, вам было безумно страшно. Я очень горжусь моей женой. Теперь вы будете свободны до самых похорон. На некоторое время мы поедем домой, на Стрэнд. Я вызову баржу и пошлю сказать Алисе, чтобы она приехала чуть позже с вашими платьями и всем прочим.

Словно в тумане, она позволила отвести себя в его кабинет, где он задержался ненадолго, давая указания помощнику, затем взял свой подбитый мехом плащ и закутал в него Крессиду.

Она сидела на корме баржи, прижавшись головой к плечу мужа, оцепеневшая от горя, от всего пережитого, и при этом испытывала глубокое облегчение оттого, что он так быстро перешел от ярости к нежной, любовной приязни. Она чувствовала внутри ужасную боль, там, внутри, все в ней как будто рыдало.

Она тайком бросила взгляд на напряженное лицо графа: он смотрел поверх нее назад, на реку. Он тоже горевал, потеряв дорогого ему друга. Она тихонько вздохнула и теснее прижалась к его сильному телу, нуждаясь в этот момент только в одном – чувствовать его умиротворяющую близость.

Войдя в верхнюю гостиную, она обрадовалась, что в камине горит огонь, излучая приятное тепло. Слуги, по-видимому, уже знали, что королева умерла, и двигались по дому неслышно, с опаской поглядывая на мрачного хозяина.

Лорд Мартин попросил подать легкий ужин для него и миледи в верхнюю гостиную. Крессида была вне себя от радости, что он решил ужинать с нею вместе. Ей было страшно подумать о том, чтобы остаться одной в этот час. За столом им прислуживал Филипп Кентон и по окончании трапезы тотчас удалился, почтительно закрыв за собою двери.

Крессида вдруг заметила, что по ее щекам опять катятся слезы, но ничего не могла с собою поделать. Мартин обернулся к ней и, увидев, что она плачет, подошел к креслу и, приподняв ее, прижал к себе.

– Извините меня, – всхлипнула она. – Это так глупо… Я…

– Вовсе не глупо. Смерть королевы сама по себе – достаточная причина для слез, да и жизнь при дворе, столь напряженная и новая для вас, создает множество проблем.

Он опустился в кресло напротив и, усадив Крессиду к себе на колено, стал нежно покачивать ее, прижав к груди. Она слышала, как гулко бьется его сердце, и вдруг почувствовала себя надежно защищенной и в полной безопасности. Ее отец всегда открыто выказывал свою нежность к дочери, и она была этим счастлива, но чувства, которые она испытывала сейчас к своему мужу, были совсем иного свойства. Он ласково целовал ее, большим пальцем утирая катившиеся из ее глаз слезы.

– До сих пор я считал, жена моя, что вы еще дитя, но сейчас прихожу к мысли, что это уже не так.

Крессида вдруг почувствовала прилив острого желания, и он, как бы в ответ на ее невысказанную мысль, наклонился к ней и жарко поцеловал в губы. Она страстно отозвалась на его поцелуй, прижавшись к нему всем телом, жаждая, чтобы он ласкал ее так, как – она инстинктивно знала это – мужчина ласкает свою возлюбленную. Он был необходим ей сейчас; они были живые, они были вместе, и ей страстно захотелось ощутить свободный порыв чувств, который доказал бы ей, что она так же сильно желанна, как желанен ей он, и потому, когда он вдруг отстранился от нее, она пристально посмотрела ему в лицо.

– Вы так глубоко сочувствуете горю короля, потому что и сами страдали так же… из-за… из-за леди Элинор, – прошептала Крессида. – Вы… вы все еще ее любите?

Он сдвинул брови и задумчиво смотрел в прелестное лицо; оно было залито слезами, но при этом ничуть не утратило своего очарования. Жена напоминала ему сейчас легендарную волшебницу-королеву, которая взяла в свою ладью умирающего Артура, чтобы сопровождать его на остров Авалон [21]21
  Имеется в виду фея Моргана из цикла кельтско-валлийских легенд о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола. Авалон – «остров блаженных», потусторонний мир.


[Закрыть]. Черное траурное платье лишь подчеркивало красоту Крессиды. Да, она обладала редким свойством – ее веки не опухали от слез и не краснели, как у других женщин.

На мгновение у него замерло сердце. Он желал ее так, как никогда еще не желал женщины ранее, и если бы они… это убедило бы его, что он действительно жив… И все-таки нет, сейчас не время. Она бы ответила на его чувство, она не менее чем он сам, нуждается в утешении, но взять ее сейчас, когда она не понимает толком, что делает, было бы бесчестно.

– Да, я любил Элинор, – проговорил он ласково, – и в моем сердце всегда останется для нее место, но, дорогая, ее уже нет. Никому не дано жить с тем, кто умер. Она была красивая, нежная, и я любил ее, но вы – моя жена. После когда-нибудь я докажу вам, что мое сердце не закрыто для любви. А теперь вам нужно время, чтобы прийти в себя. Позвольте мне проводить вас в вашу комнату. Думаю, ваша служанка, Алиса, теперь уже там. Вы должны постараться уснуть, и хотя утром мы все еще будем печальны, потому что потеряли обоим нам дорогого друга, тем не менее, смиримся с Божьей волей и возрадуемся тому, что королева более не страдает.

У дверей в комнату Крессиды он наклонился и поцеловал ее снова. Но ту охватило вдруг острое чувство обиды, так что она даже чуть ли не оттолкнула его с ожесточением. Мартин ее муж. И его место сегодня – здесь, в ее комнате, его долг сейчас – утешить ее!

Крессида нисколько не поверила словам Мартина, что любовь к Элинор для него уже прошлое. Она все еще здесь, между ними, этот милый призрак… та, кто более чем Крессида, достойна была разделить с ним ложе. Но тут же ей стало совестно за себя.

Ведь у него горе. И он не в состоянии сейчас думать о чем бы то ни было, кроме долга быть опорой для своего сюзерена в трудное для того время. Она присела в реверансе и скрылась за дверью.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Граф Рокситер недоверчиво смотрел на лорда Ловелла, правителя двора, который сидел напротив него в кресле возле ярко пылавшего камина зимней гостиной.

– Милорд, ваше предположение абсурдно. Я не могу поверить, что моя жена на это способна.

Лорд Ловелл неловко подвинулся в кресле.

– Послушай, Мартин, мне чертовски неприятно было являться к тебе со всей этой историей, но, взвесив все, как следует, приняв во внимание твое положение в Совете, я решил, что обязан поставить тебя в известность немедленно. Честно говоря, сомнений тут быть не может. Как говорит Дик Рэтклифф, ему рассказал это его грум, – парень слышал, как леди Рокситер говорила о намерении короля жениться на своей племяннице. Он прошел тогда мимо нее на площадке над рекой и обознаться не мог.

– О Господи! Король знает об этом?

Лорд Ловелл отвернулся и, глядя на огонь, сказал:

– Дик пошел к королю и потребовал ответа.

– Что?!

– Ты знаешь Дика. Олицетворение прямодушного йоркширского рыцаря. Он искренне любит Ричарда, но, как все мы, королеву, можно сказать, боготворил. Он прямо объявил Ричарду, что если это так, то преданные делу короля северяне отойдут от него.

Мартин с трудом перевел дух.

– Ты был при этом?

– К счастью… или к несчастью – это уж как посмотреть, – да.

– И… и что король?

– Как и ты, сперва был ошеломлен. О Господи, Мартин, ведь он еще не оправился от своей потери. Он просто сидел и молча смотрел на Рэтклиффа. Я уж подумал, что он впадет в неистовство, в праведный королевский гнев. Я боялся шевельнуться. Просто стоял как вкопанный и смотрел на них обоих. Ричард сидел, вцепившись в подлокотники, и его пальцы побелели. А потом произнес очень спокойно – зловеще спокойно: «Я желаю знать, Дик, от кого ты слышал эти клеветнические речи».

Думаю, к этому времени Дик уже пришел в себя от первого потрясения и понял, что натворил. Он побагровел, почти тут же сделался белым как мел, потом открыл рот, хватая воздух, точно рыба, вытащенная из воды, и, наконец, рассказал все, что услышал от грума. И, закончив, взревел: «А теперь скажите мне, сир, ведь это неправда?» Ричард молча посмотрел на него, и тогда Дик упал на колено и, рыдая, взмолился о прошении.

Мартин смотрел гостю прямо в глаза, ни один мускул не дрогнул на его лице. Лорд Ловелл понимал: его другу необходимо время, чтобы осознать услышанное. Наконец Мартин проговорил ровным голосом:

– Будьте любезны, милорд, повторите мне слово в слово, что именно сказал сэр Ричард Рэтклифф о моей жене.

Ловелл нервно откашлялся.

– Все так, как я уже рассказал тебе. Грум Рэтклиффа пристал на лодке к королевским сходням. Он поднялся на набережную и тут увидел леди Рокситер, беседовавшую с каким-то мужчиной…

– Он описал его?

Ловелл заколебался, но все же продолжил:

– Я, разумеется, потребовал, чтобы грума привели ко мне. Король настоял на том, чтобы присутствовать при допросе, хотя я советовал ему держаться в стороне, пока мы окончательно не разберемся, откуда идет клевета. Этот грум человек новый. Дик говорит, что нанял его недавно, уже здесь, в Лондоне, остальные-то слуги у него все из Йоркшира, так что они его толком и не знают. Я допросил парня с пристрастием, предупредил, что за ложь он жестоко поплатится… ну, а на короля он уж и вовсе смотрел со священным трепетом.

Его рассказ подтвердил то, что сказал Дик. Хотя леди Рокситер и тот человек плотно закутались в плащи от холода, грум, по-видимому, все же узнал ее, потому что видел на свадебном пиру. Он сказал, что разговаривали они громко и он, услышав, что речь идет о любви короля к племяннице, навострил уши… А еще было сказано, что ходят слухи, будто король не прочь ускорить смерть королевы… и тот человек посоветовал леди Рокситер остерегаться яда, находясь в комнате больной…

Мартин поднялся и принялся беспокойно мерить комнату большими шагами. Ловелл увидел, что его друг крепко сжал кулаки, и вздрогнул от следующего вопроса:

– Ну, а тот мужчина? Что сказал грум о нем?

Ловелл слегка пожал плечами.

– Как я уже сказал, он завернулся в плащ, и разглядеть что-либо было трудно. Он молод, хорошо одет; волосы скрывал капюшон.

– Проссер, – скрипнув зубами, сказал Мартин. – Да, думаю, я знаю этого парня.

– Она лишь повторяла то, что слышала от кого-то, Мартин, – проговорил Ловелл мягко. – Леди Крессида очень молода, не обжилась во дворце. Она не могла понимать в должной мере, какой урон нанесен репутации короля. Не будь с нею слишком резок.

Мартин остановился перед креслом лорда Ловелла.

– Что ты посоветовал королю?

– Коль скоро такие слухи уже ходят, ему необходимо дезавуировать их публично.

У Мартина задвигались желваки, глаза подозрительно увлажнились.

– Как он принял это?

– Думаю, он все еще оглушен. Но слушал очень внимательно. По-моему, он не может поверить… поверить, что кто-нибудь способен предположить такое… Ты ведь знаешь его, Мартин: он никогда не унижался до того, чтобы объяснять или отрицать всевозможные толки на свой счет. Ты знаешь, сколько грязи на него вылили в связи со смертью молодого Эдуарда Ланкастера и убийством бедняги короля Генриха, хотя самого Ричарда даже не было в то время в Лондоне… помнишь и злокозненные слухи о том, будто он желал смерти своему брату Георгу. Он ни разу не снизошел до объяснений. Но на это – на это нужно ответить. Ни малейший намек на скандал не должен нанести урон памяти Анны. Он поручил мне выбрать место и время, чтобы он мог сделать заявление о своих намерениях. Мартин со вздохом кивнул головой.

– Один Бог ведает, откуда он найдет в себе силы для этого, но слава Богу, что он так захотел. А говорил ли он… говорил ли о леди Элизабет?

– Он считает разумным немедленно удалить ее от двора. Она должна будет уехать в Шерифф-Хаттон.

– Хорошо. – Мартин с облегчением вздохнул. – Это нужно было сделать несколько месяцев тому назад. Я ни разу не посмел заговорить с ним на эту тему.

– Так, значит, ты считаешь, что какое-то зерно истины в этой подлой клевете есть?! – Лорд Ловелл даже привстал в кресле.

Мартин знаком показал, что желает объясниться.

– Вам известно, милорд, что в мои обязанности входит изучение слухов и любых сообщений, касающихся возможной опасности для короля лично и для его репутации. Так, злокозненные обвинения в смерти его племянников-принцев исходили, как мы прекрасно знаем, от клики Генриха Тюдора. Во имя поддержки дела Генриха Тюдора. Какою бы грязью ни пытался он забросать Ричарда, это с полным удовлетворением воспринимается противниками короля и теми замухрышками лордами, которые просто завидуют ему и ничего не выиграли от того, что он взошел на трон. Я близко наблюдал леди Элизабет, – продолжал он. – Совершенно очевидно, что она искренне любит своего дядю и, вероятно, достаточно невинно. У нее нет ничего дурного на уме, и она любила королеву, я в этом уверен, но ее близость к королю подогревает сплетни. – Мартин сдвинул брови. – Злосчастное происшествие в крещенскую ночь, когда она появилась, одетая как королева, было следствием неосторожного разговора Крессиды с принцессой. Именно Крессида, сама, о том не ведая, по ее словам, рассказала принцессе, в каком наряде будет в ту ночь королева. Она не придала этому значения, посчитав обычной женской болтовней о последней моде, и я ей поверил. – Он устало потер бровь. – Король хотел вернуть дочерям своего брата их законное место при дворе, опровергнуть этим злобные басни об их братьях. Он танцевал с нею, по-родственному принимал в ней участие самым сердечным образом, но королева была больна – и он не мог представить себе, какие грязные домыслы вызовет эта дружба в развращенных умах. Я запретил Крессиде поддерживать близкие отношения с принцессой, – продолжал он, помолчав, – но не мог помешать тому, чтобы они были возле королевы в ее последние дни… И все-таки не могу поверить, чтобы она сознательно распространяла подобную мерзость. Лорд Ловелл встал.

– Я должен вернуться к Ричарду. Возможно, я ему нужен.

– А что будет с моей женой? Ведь за такие речи ее могут обвинить в измене.

– Мартин, об этом даже не думай. Все произошло по ее неведению и наивности. Вероятно, было бы разумнее какое-то время держать ее подальше от двора. Сделай, пожалуй, вот что: пусть она временно оставит Вестминстер, вернется в свои родные края.

– Но не могу же я покинуть свой пост в столь опасное время!

– У меня и в мыслях не было этого. Знаю, вы только что поженились, но… – Ловелл опять пожал плечами, – королю будет немного легче, если некоторое время ему не придется встречаться во дворце с леди Крессидой. Не может ли она уехать со своими родителями? Греттон нынче явится ко двору, чтобы выразить соболезнование, после чего испросит разрешения вернуться в свое поместье, где его ждут неотложные дела…

Мартин мрачно кивнул головой.

– Мне не хотелось бы в такое время отсылать ее в Греттон, но я подумаю над твоим предложением. Ты, конечно, прав, я сделаю так, чтобы она не попадалась королю на глаза.

Ловелл шагнул к другу и положил руку ему на плечо.

– Послушайся моего совета, не будь с нею слишком жестоким, Мартин. Вероятно, она и не подозревает, какой причинила вред.

Мартин проводил лорда Ловелла до двери, вызвал мастера Ролингса, приказав позаботиться об отъезжающем госте, и сказал себе сквозь стиснутые зубы: «Теперь я обязан так поговорить с ней, чтобы она поняла все до конца».

Лежа на своей удобной просторной постели, Крессида вдруг остановила готовую удалиться в свою комнату Алису вопросом:

– Алиса, что такое любовь?

Алиса вернулась к кровати и внимательно посмотрела на свою бывшую воспитанницу.

– Думаю, у каждого это по-разному… ну, в общем, я тебе так скажу: когда любишь, так уж сам это знаешь и ни в каких подсказках не нуждаешься, – ответила она, озабоченно хмурясь.

От Алисы не укрылось, что между ее хозяином и хозяйкой не все ладно, и этот испытующий вопрос встревожил ее не на шутку. Она подозревала, что в тот день, когда Крессида исчезла на некоторое время из апартаментов королевы, она с кем-то встречалась. Алиса понапрасну искала ее всюду, где обычно бывали фрейлины.

Крессида так и не сказала ей, где была тогда, хотя обычно не таилась от своей наперсницы. Как знать, если лорд Рокситер не позаботился о том, чтобы должным образом изъявить свои чувства к жене, не обратилась ли та душой к кому-то другому, чьи заверения показались ей более лестными? Тут уж и впрямь недалеко до беды.

Крессида вздохнула.

– Должно быть, я никогда не узнаю того восторга, о котором твердят трубадуры в своих песнях, – сказала она с тоской. – По их словам, стоит только появиться возлюбленному, как сердце начинает бешено колотиться и тебя вдруг охватывает необъяснимое волнение, и…

– Вот что, миледи, – сурово произнесла Алиса, – уж не случилось ли чего такого, что рассердило бы вашего мужа… или, того хуже, опозорило бы ваших родителей?

Синие глаза Крессиды недоуменно расширились.

– Нет, конечно, нет… хотя… – В ее голосе появилась неуверенность. – Ну, в общем, не совсем так.

Алиса присела на край кровати.

– По-моему, тебе следует что-то рассказать мне.

– Ну… – виновато поглядела на нее Крессида, – когда ты искала меня, помнишь… я была на террасе над набережной… с Хауэллом.