Текст книги "Драгоценности"

Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Глава 9

Нью-Йорк, 1970 год

– Не хочешь перекусить? – небрежно предложил Ларри Карвер – сексапильный, атлетически сложенный красавец блондин, однокурсник Пет по Нью-Йоркскому университету, где оба изучали медицину. Ларри, лучший студент на курсе, собирался по окончании учебы отправиться военным врачом во Вьетнам.

Они готовились к экзаменам и последний час провели вместе, склонившись над анатомическим атласом.

– Спасибо, Ларри, – Пет собрала книги и конспекты, – но я должна идти.

Она двинулась к двери, но Ларри загородил ей дорогу:

– Со мной что-то не так, Пет? Может, у меня перхоть или грязь под ногтями? Тебе не по душе мои шутки? Шесть месяцев я пытаюсь пригласить тебя куда-нибудь, однако слышу только одно: «Спасибо, Ларри, но…»

Пет вздохнула. Она давно предвидела этот разговор, но сейчас у нее не было ни сил, ни времени объясняться.

– Признаться, я не могу пообедать с тобой, потому что у меня назначено свидание с… другим мужчиной, который мне очень дорог.

Разочарованный Ларри отошел в сторону.

– Мне следовало догадаться. Все классные девчонки уже заняты. – Он собрал свои записи и с восхищением оглядел Пет с ног до головы. – Парню крупно повезло.

– Увидимся в среду. – Пет засмеялась и вышла.

«Я не солгала, – говорила себе Пет, перепрыгивая через ступеньки. – У меня действительно назначено свидание с отцом». Но в любом случае она отклонила бы приглашение Ларри, слишком красивого и самоуверенного. Такие мужчины, как он, всегда ожидали от нее больше, чем Пет была готова дать.

Она вообще не собиралась завязывать серьезные отношения с мужчинами. Сама мысль об этом внушала Пет отвращение. Перед ней был пример родителей, а уж их брак никак не назовешь удачным. Зная все недостатки семейной жизни, Пет не понимала, как это находят привлекательным и романтическим. Она избегала любовных увлечений, считая, что не нуждается в них. Пет казалось, что у нее есть все необходимое человеку для счастья: учеба в университете, работа, дающая независимость, и, наконец, лучшая подруга – Джесс, с которой она проводила почти каждый уик-энд.

Считалось, что девушка ее возраста (а Пет стукнуло восемнадцать) должна интересоваться сексом. Большинство ее подружек давным-давно потеряли невинность. Даже Джесс призналась, что в прошлом году ее лишил девственности Сигма Чи из Принстонского университета. На дворе стояли семидесятые, и сексуальная революция коснулась всех, кроме Пет. Она знала, что рано или поздно это произойдет и с ней, но только не сейчас.

Всякий раз, когда Пет задумывалась о том, что хорошо бы встретить какого-нибудь милого, симпатичного юношу – вроде Ларри – и сделать решительный шаг, в памяти ее всплывало ужасное воспоминание детства о мастурбирующей матери. Если к этому приводит секс, лучше умереть девственницей.

Пет встряхнула головой, чтобы избавиться от дурных мыслей. Легкий ветерок играл прядями ее густых черных волос. В этот солнечный весенний день Пет решила прогуляться пешком до Сохо. Почти год она отказывалась посетить отца и его новую подругу, Анну Яновски, но наконец решилась. За это время Пет подготовилась к встрече с женщиной, которую полюбил Стив. Пет давно уже не считала, что отец предал мать. Она понимала, что Беттина не могла быть ему женой. Пет избегала встречи с Анной, потому что ревновала отца к этой женщине и очень стыдилась такого недостойного чувства. Она поклялась преодолеть неприязнь к Анне и принять ее такой, какая она есть.

Пет пересекла Хаустон и пошла вниз по Западному Бродвею, поглядывая на витрины бутиков и подолгу задерживаясь перед ювелирными магазинами. Теперь она собиралась стать психиатром, но по-прежнему увлекалась ювелирным делом. Почти все свободное время Пет проводила в мастерской деда, перенимая опыт, экспериментируя, изучая различные виды ювелирной техники. Частенько, вместо того чтобы заниматься спряжением французских глаголов или симптомами цирроза печени, она погружалась в чтение «Шести путешествий Жана Батиста Тавернье» – трактата придворного ювелира Людовика XIV, где тот подробно описывал свои хождения за драгоценными камнями в страны Центральной и Восточной Азии. Ее привлекало и захватывало повествование об экзотических ювелирных рынках Кабула, Дели, Цейлона и Голконды. Эти рассказы пробуждали фантазию Пет, и она иногда читала целый день, забывая о реальном мире.

Внезапно Пет остановилась у магазина на Спринг-стрит, привлеченная необычайно красивым ожерельем причудливой формы из чеканного золота, усыпанным полупрозрачными кабошонами различных размеров. Здесь были фанаты, красноватые халцедоны, сердолики и лунные камни. Составленный ими узор сначала казался абстрактным, однако в нем явственно проступали то силуэты животных, то очертания диковинных цветов.

Пет замерла в немом восхищении и тут же представила себе мастера, склонившегося над рабочим столом и делающего набросок за наброском. Он, несомненно, пытался достичь совершенства, к которому стремится каждый истинный художник, и наконец нашел единственную комбинацию линий и узоров, превратившую его творение в подлинное произведение искусства.

«Я хочу испытать это чувство, хочу творить», – подумала вдруг Пет. Ее охватило безумное желание создать нечто такое же прекрасное, совершенное, уникальное и вечное.

Ладонь Анны Яновски была теплой, а рукопожатие твердым, но дружелюбным.

– Познакомьтесь, – несколько напряженно сказал Стив, – это Анна.

– Здравствуй, Пет, – улыбнулась Анна, полная, высокая, круглолицая и моложавая женщина с каштановыми волосами и смеющимися карими глазами. – Очень рада, что мы наконец встретились.

Для эмигрантки она хорошо говорила по-английски, хотя и с заметным славянским акцентом, нараспев, растягивая слова. Пет с интересом разглядывала ее. Анна показалась ей не такой красивой, как мать. Зачесанные назад волосы были стянуты на затылке резинкой. Широко посаженные глаза и выступающие скулы выдавали славянское происхождение. Пет заметила, что Анна – полная противоположность ее матери, и это, возможно, определило выбор отца. В очень привлекательной Анне были заметны внутренняя гармония и природная чувственность, а теплая, открытая улыбка сразу располагала к ней.

Мансарда, где жили Стив и Анна, отличалась от всего, что когда-либо видела Пет, и казалась не слишком пригодной для жилья. Сквозь застекленный потолок единственной огромной комнаты лился свет вечерней зари, окрашивая все в розовые, оранжевые и бледно-желтые тона. Несколько толстых чугунных колонн поддерживали потолок.

– Обед будет готов через пятнадцать минут, – сказала Анна.

– Если это можно назвать обедом, – пошутил Стив, обняв ее за плечи. – Расскажи Пет о своей теории идеальной еды.

Анна засмеялась, обнажив ровные белые зубы.

– Я ненавижу готовить. Это пустая трата времени и сил. На приготовление еды следует отводить не больше времени, чем на трапезу.

– Теперь ты понимаешь, дочка, какие нас ждут деликатесы, – с улыбкой заметил Стив.

– Да уж, – согласилась Анна. – Хотя я провела два часа в магазинах, стараясь найти лучшую копченую колбасу и маринованную сельдь. У нас будет также капустный салат, маринованные огурцы, тушеный перец и… – Она начала вытаскивать из сумки продукты. – …картофельные чипсы, свежий виноград… – Анна торжественно достала две бутылки вина, белого и красного. – …и вино! Посмеешь ли ты теперь, Стефан, сказать мне, что я потрудилась меньше, чем какой-нибудь шеф-повар?

– Никогда, mia сага. – Стив поцеловал ее в голову. – А теперь иди на кухню и заверши свою работу. Колбасу-то ты точно нарежешь без посторонней помощи.

– О да! – смеясь, воскликнула Анна. – Это удается мне лучше всего. Как и тебе, – добавила она, возвращая Стиву поцелуй.

Пет удивленно наблюдала за отцом. Она никогда не видела его таким раскованным и непосредственным. Несомненно, он и Анна питали друг к другу любовь и доверие, поэтому были счастливы.

От Пет не укрылось и то, что за этот год отец стал выглядеть моложе, чаще смеялся и бросил курить. К тому же он нашел интересную работу, став редактором и репортером в нью-йоркском бюро одной крупной итальянской газеты.

Пет искренне радовалась, что после стольких тяжелых лет отец наконец обрел покой и умиротворенность.

– Стефан, может, прогуляешься с Пет, пока я буду хозяйничать? – предложила Анна.

– Я должен закончить кое-какие переводы до обеда. Пет, а ты, пожалуйста, помоги Анне. Ее нельзя оставлять на кухне без присмотра.

Стив скрылся за перегородкой, отделявшей рабочий кабинет от гостиной.

Пет обрадовалась возможности побыть наедине с Анной и быстро прошла в кухню, отгороженную небольшой деревянной стойкой. Сверкающая на полках кухонная утварь выглядела так, словно ею никогда не пользовались. С потолочных балок свешивались пучки сушеных трав и цветов.

– Симпатично, правда? – спросила Анна. – Подруга помогла мне купить все эти веши, надеясь, что это введет кого-то в заблуждение. – Анна подмигнула Пет. – Мне удавалось обманывать твоего отца ровно одну неделю. Он думал, что я сама готовлю борщ и картофельный салат! – Она залилась искренним смехом.

– Папа не похож на голодающего, – заметила Пет, нарезая спелый помидор.

– Нет, конечно, нет! Я хорошо кормлю его. Только сейчас он уже знает, что все это покупается в ближайшем супермаркете.

– Ты давно приехала из Польши?

– Пять лет назад. Хотя по моему произношению не скажешь, что я прожила здесь больше пяти месяцев! Английский язык такой трудный.

– Ты отлично говоришь, – заверила ее Пет. – А почему ты уехала?

– Я художница. Быть художником в Польше очень трудно, особенно если не хочешь заниматься партийным искусством. Там невозможно дышать. Главное условие творчества – чтобы душа, ум и сердце были свободны. —

Анна снова засмеялась, и Пет подумала, что целую вечность не слышала такого радостного смеха.

– Наверное, замечательно – быть творцом. – Пет вспомнила ювелирный шедевр, который видела по дороге сюда. – Создавать прекрасное и знать, что кто-то это оценит.

– Да-да! Именно так, Пет. Это то, ради чего я работаю в студии. Мне хочется поделиться с другими своим ощущением красоты. – Анна возбужденно жестикулировала, и огромный нож в ее руке описывал широкие круги в воздухе. – Это великолепно, когда кто-то совсем посторонний и беспристрастный отдаст должное твоей работе. О! В такие мгновения я понимаю, что не зря живу на свете.

– Мне хотелось бы посмотреть твои работы.

– Конечно. Приходи в мою студию.

Прежде чем накрывать на стол, Анна взглянула на Пет:

– Можно я тебе кое-что скажу?

– Да.

– Я люблю Стефана и знаю, что он тоже меня любит. Мы подходим друг другу. Но я не пытаюсь занять место твоей, матери, Пет. И никогда не попытаюсь.

– Теперь я понимаю это.

– Надеюсь, мы подружимся, Пет. Ведь хорошо быть друзьями, правда?

– Да, Я бы тоже этого хотела.

– Вот и прекрасно.

Анна положила нож и заключила девушку в объятия.

– Пора начинать пиршество! – крикнула она Стиву, и все трое сели за стол.

Это была веселая, оживленная трапеза. Пет снова и снова поражалась тому, какой идеальной парой оказались Анна и ее отец.

Чувствуя себя здесь приятно и свободно, Пет пожалела о том, что так долго откладывала этот визит. Отец заслужил счастье, и она очень радовалась за него.

Но тут же Пет вспомнила мать, и ей стало больно от того, что Бог не послал такой же любви Беттине.

Пет вернулась домой совсем поздно. Джозеф дремал над книгой. Он всегда ждал ее возвращения, хотя не всякий раз дожидался.

– Где ты была так поздно, детка? – спросил старик, потягиваясь.

– Просто гуляла, дедуля, – ответила Пет, но внезапно решила сказать деду, что любит отца и не хочет вычеркивать его из своей жизни. – Я обедала с папой и его подругой.

Сонливость Джозефа как рукой сняло. Он побагровел.

– Ты… ты виделась с этим ублюдком? Пет, почему… почему ты так поступила? Как ты могла предать свою мать?

– Успокойся, пожалуйста, дедушка.

– Нет. Я…

– Пожалуйста. Прошу тебя, выслушай меня.

Даже спустя столько лет ненависть Джозефа к зятю не утихла, но любовь к внучке была сильнее этой ненависти. Он затих.

Пет рассказала ему об Анне и о том, как счастлив ее отец с этой женщиной.

– Он заслужил счастье, дед. И это не причиняет маме боли. Она сейчас совсем в другом мире.

– Я знаю, – вздохнул Джозеф. – Но раз уж мы не способны помочь ей, то должны хотя бы уважать ее чувства.

– Мы можем только любить ее, дедуля. И мы никогда не перестанем любить маму.

– Никогда.

Поняв, что дед больше не сердится, Пет пошла в свою спальню и принесла оттуда заветную половинку флакона для духов.

Сначала девушке показалось, что Джозеф выхватит у нее флакон и вышвырнет в окно.

– Посмотри на эту вещь, – дрожащим голосом сказал он. – Ты знаешь, что она могла спасти твою мать.

– Но это в прошлом, дедуля. Сейчас ей ничто не поможет.

– Возможно, ты и права, но…

– Никаких «но», дед. Теперь мне известно, почему папа не мог его продать. – Пет повертела флакон в руках. – И я тоже не сделаю этого.

И она рассказала деду о Ла Коломбе, а также о похищенном Витторио наследстве, поиски которого привели Стефано д'Анжели в Америку, где он провел очень трудные годы и потерял все надежды…

– Папа разрешил мне продать эту вещицу. Однако она дает мне то, чего я никогда не имела раньше, – чувство корней, память о предках. Возможно, с ней связано и мое будущее.

Как настоящего художника, Джозефа тронула романтическая и загадочная история. И флакон… Он взял его в свои старые, опытные руки, погладил и с такой нежностью ощупал чуткими пальцами каждый камешек, точно ласкал женщину.

– Это чудо! – воскликнул старик. – Одно из прекраснейших произведений ювелирного искусства. Его создал великий мастер. Но отсутствие второй половины лишает вещь завершенности и высшей гармонии. Необходимо найти недостающее и воссоздать целое.

– Что я и собираюсь сделать, дедушка.

В эту ночь Пет не легла спать. Она до рассвета просидела у открытого окна, держа в руках драгоценный флакон. Девушка думала о Ла Коломбе, о матери, об отце и Анне, о призвании человека, о служении искусству, о словах Анны о том, что искусство – это желание поделиться с людьми своим ощущением прекрасного. Пет вспомнила, как была счастлива, когда делала брошь для мамы. Она испытывала такой душевный и творческий подъем, что летала как на крыльях. Ложась спать, Пет мечтала только об одном – чтобы поскорее настало утро, когда она снова вернется к работе над своим творением.

Едва небо над Нью-Йорком начало светлеть, Пет приняла решение.

– О'кей, – вкрадчиво обратилась она к половинке драгоценного флакона, воображая, что это Ла Коломба. – Ты победила, бабушка.

Девушке показалось, будто у нее гора с плеч свалилась. Она встала и громко сказала:

– Я больше не пойду в колледж и не стану психиатром. Пусть таким людям, как мама, помогают те, кто способен взвалить на себя эту ношу. Каждый должен заниматься своим делом. Мое призвание – искусство. И я буду ювелиром.

Оставалось только сообщить об этом решении отцу.

Студия Анны, огромная комната, захламленная, пропахшая опилками, лаком и олифой, находилась на Грин-стрит. Пет была очарована ею с первой минуты.

Большие рельефные скульптуры, выполненные из деревьев разных пород, когда-то были толстыми сучьями и даже стволами. По ним прошлись резцом, отполировали и покрыли лаком.

– Вот таким, – Анна указала на изогнутый кусок сандалового дерева, похожий на вертикально стоящую волну, – я вижу твоего отца, когда он пытается от меня кое-чего добиться. – Она рассмеялась.

– Серьезно?

– Понимаешь, я не всегда знаю, что именно хочу создать и каким будет завершенное произведение. У меня есть только представление о чувствах и ассоциациях, которые оно должно вызывать. Я хотела, чтобы эта работа ассоциировалась с шелком, бархатом и медом.

– Тебе это удалось. – Пет с удивлением подумала, что Анна точно передала ощущение. – Почему ты работаешь с деревом?

– Потому что оно живое. – Анна пробежалась длинными, чуткими пальцами по шероховатой поверхности. – Мне нравится угадывать его душу и находить для нее соответствующую форму. – Анна пытливо заглянула девушке в глаза. – Затем я просто отсекаю все лишнее.

– А допустив ошибку, ты уничтожаешь готовую скульптуру?

– Да, если ее нельзя превратить во что-то другое. Иногда это другое оказывается интереснее того, что было задумано вначале. – Анна подошла к большому отполированному овалу, в углублении которого покоился крошечный деревянный шарик. – Так получилось вот с этим. Я предполагала назвать это «Оком вселенной», но, когда завершила его, Стефан сказал, что скульптура напоминает раздавленный круассан с одинокой изюминой внутри. – Анна рассмеялась. – Иногда мне кажется, что твой отец ничего не понимает в искусстве.

Пет задумчиво поглаживала светлый гладкий бок «Ока вселенной».

– Ты сделала отца счастливым, Анна. Он снова научился смеяться.

– И он дал мне счастье, Пет, потому что с ним я чувствую себя женщиной.

– Как же вам удается сохранять взаимопонимание?

– Мы друзья. В этом весь секрет, Пет. Самый лучший любовник тот, кто еще и настоящий друг.

Слово «любовник» применительно к отцу резануло Пет, но она прекрасно поняла, что имела в виду Анна.

– Приходи к нам на вечеринку на следующей неделе, – предложила Анна. – Будет много интересных людей.

Вечеринка была в самом разгаре. Гостей было человек двадцать, в основном люди искусства – художники, музыканты, пара писателей, танцовщик. Три журналиста и фотограф работали вместе со Стивом.

Пет немного робела. Она не бывала на светских приемах, но ей хотелось бы с кем-нибудь побеседовать до того, как все это закончится.

Прислонившись к кухонной стойке, Пет наблюдала за худощавым молодым человеком, стоявшим у сервировочного столика. Он самозабвенно поглощал крекеры с сыром. На вид ему было чуть больше двадцати, на его мальчишески пухлое лицо падали прямые темные волосы. Расправившись с крекерами, он потянулся за сандвичем с сыром и сельдереем.

– Может, предложить вам что-нибудь еще? – спросила Пет, взглянув на опустевший поднос. – По-моему, вам нужно что-то более существенное, чем крекеры с сыром.

– А что вы можете мне предложить?

– Полагаю, в холодильнике найдется несколько ростбифов.

– С кровью?

– Не знаю. А вы, похоже, разборчивы?

– А как же! Жизнь несовместима с компромиссами.

Пет усмехнулась.

– Ладно, я найду что-нибудь для вас. Порывшись в холодильнике, она извлекла оттуда мясо, сыр, пучок салата, помидоры, майонез, горчицу и банку пикулей.

– О! Сколько еды! Вот если бы вы сумели все это приготовить!

– Сандвичи незачем готовить. Вот телятина или консоме с цыпленком требуют кулинарных навыков.

Нарезав сыр, огурцы и помидор, Пет положила все это на поджаренную булочку.

– Какая разница. – С нескрываемым удовольствием съев сандвич, парень несколько запоздало представился: – Чарли Бэррон.

– Пет д'Анжели. – Они пожали друг другу руки.

– Чем вы занимаетесь, когда не едите, Чарли Бэррон? – осведомилась Пет.

– Я делаю искусство, – важно ответил Чарли.

Пет никогда не слышала такого словосочетания, хотя на этой вечеринке им явно злоупотребляли. Анна и ее друзья делают искусство. Этим же хотела заниматься и Пет со своими камнями.

– Какого рода искусство? – спросила она.

– Поп. – Голос Чарли звучал несколько агрессивно. – Слушай, все работают, так почему же я не должен?

– Не знаю. А почему ты не должен?

– Потому что никто не понимает, что я пытаюсь выразить.

– Попробуй мне рассказать.

Чарли рассказал, и очень подробно. Когда холодильник опустел и на тарелке ничего не осталось, молодые люди переместились на удобный диван, покрытый индейским покрывалом. Чарли рассказал, что по дешевке арендовал под мастерскую помещение старой типографии, где и создает свои произведения из первого попавшегося хлама – ржавого металла, рваных простыней, консервных банок, кусков картона и прочего мусора.

– Отходы человеческой деятельности производят впечатление, если смотреть на них свежим взглядом, – объяснил он.

Они все еще сидели, потягивая красное вино и мило болтая, когда за последним гостем закрылась дверь.

– Спокойной ночи, Чарли, – сказала Анна. Он поднял голову и удивленно огляделся.

– Вечеринка закончилась?

– Да, Чарли, – Стив. – Закончилась.

– Ммм… – разочарованно протянул парень.

Пет поднялась, потянулась и пошла проводить его до дверей.

– Может, зайдешь ко мне и посмотришь на мой хлам? Например, завтра? – предложил Чарли.

Пет пыталась представить себе, как выглядят творения ее нового знакомого. И ей действительно захотелось увидеть их. И еще она подумала о том, что совсем не прочь встретиться с Чарли Бэрроном.

– Хорошо.

– Я зайду за тобой сюда около шести. – Открыв дверь, он обернулся. – А ты очень милая.

Работы Чарли поразили Пет. Огромные холсты были покрыты приклеенными к ним пластиковыми стаканчиками и упаковками из-под гамбургеров с фирменными знаками «Макдоналдс», банками из-под отбеливателей и раздавленными коробками из-под стиральных порошков. На других холстах красовались яичная скорлупа, кофейная гуща, апельсиновые корки, сырые макароны и расплющенные жестянки из-под леденцов. Все эти предметы представляли собой причудливую мозаику и были покрашены яркими акриловыми красками.

«Мусорные стены», как называл их Чарли, казались эксцентричными, грубыми и надуманными, но не оставляли зрителя равнодушным. Пет они почему-то напомнили туалетный набор, украшенный ракушками и морским песком, подаренный ею матери. Тогда она пыталась воссоздать узоры окон кафедрального собора в Шартре.

Ей захотелось поведать Чарли о том, как трудно было воспроизвести это на обратной стороне пластмассовой щетки для волос.

– Покажи мне. – Чарли протянул Пет карандаш и блокнот.

– Что?

– Нарисуй этот узор.

Девушка взяла карандаш и по памяти сделала набросок.

– Неплохо, совсем неплохо, – проговорил Чарли, разглядывая рисунок. – Ты приступаешь к занятиям в Лиге на следующей неделе?

Пет рассказывала ему о том, что собирается изучать ювелирный дизайн в Лиге искусств.

– В следующем месяце.

– Начинай на следующей неделе. Тебе нужно работать над рисунком. – Подняв голову от блокнота, он спросил: – Ты принесла поесть?

– Как, черт возьми, сказать ему, что я не вернусь в университет? – Пет вопросительно посмотрела на Джесс.

Они сидели за традиционным субботним завтраком. Джесс считала поступление в колледж поворотным моментом в жизни, потому что, обретя самостоятельность, не собиралась расставаться с ней. Она сообщила всем, что больше не нуждается в опеке – ни в шофере, ни в горничной, ни даже в родителях – и позаботится о себе сама.

Но обретенная ею свобода не изменила отношений с Пет. Девушки по-прежнему проводили вместе много времени, хотя обе работали – Пет в ювелирном квартале, а Джесс на книжном складе.

– Рано или поздно он все равно об этом узнает, – ответила Джесс. – Через месяц, в сентябре, он заметит, что ты не корпишь над биологией и анатомией и не бегаешь на лекции, как прежде.

– Конечно, но ему будет тяжело услышать правду. Все, что касается ювелиров и драгоценностей, связано в его сознании с болью и потерями. – Пет подцепила вилкой омлет. – Ешь свой шпинат. Тебе это полезно.

– Посмотри-ка, уверяла меня, что не хочешь быть врачом, а сама постоянно даешь мне медицинские рекомендации! Я ненавижу шпинат. И не понимаю, зачем его заказала. – Джесс задумалась. – Может, Анна тебе поможет. По-моему, она поймет твою проблему и согласится стать посредником между тобой и отцом.

– Да, ты права, думаю, она не откажется. Пожалуй, попробую поговорить с ней.

– Попытка не пытка.

Выслушав Пет, Анна сказала:

– Приходи обедать. Выложишь ему все, а остальное я беру на себя.

Они сидели за обеденным столом в мансарде, которая стала для Пет вторым домом, и наслаждались осетриной в остром соусе. Внезапно отложив вилку, Пет сказала:

– Я бросаю университет, папа.

Стив нахмурился.

– Что значит – бросаю?

– Я больше не буду там учиться.

– И чем же ты собираешься заниматься? – спросил Стив и со страхом осознал, что, кажется, знает ответ на этот вопрос.

– Я хочу стать настоящей внучкой своей бабушки. – Пет натянуто засмеялась.

– Не во всем, надеюсь! – рассмеялась Анна. – Ты же не собираешься податься в куртизанки, хотя с твоей внешностью это совсем нетрудно!

– Нет, конечно. – Пет покосилась на молчавшего отца. – Я хочу работать с драгоценными камнями.

– Каким образом? – спросил Стив, и Пет уловила в его голосе неодобрение.

– Я хочу стать дизайнером и создавать красивые веши. Знаю, тебе тяжело смириться с моим решением, но только так я смогу реализовать себя и только этому мечтаю посвятить жизнь.

Стив был потрясен тем, что болезненная страсть к драгоценным камням, как рок, как генетический дефект, поражает членов его семьи и заставляет менять жизнь. Он тяжело вздохнул.

– Пет, ты не знаешь…

– Нет, она все знает, Стефан, – вмешалась Анна. – Только сама Пет имеет право распорядиться своей жизнью.

Анна поднялась и вышла, оставив дочь и отца наедине. Пет стало не по себе. Однако Анна знала, что делала.

– Ну что же, – начал Стив, – полагаю, она права, и я должен смириться с твоим выбором. Из-за болезни Беттины мне очень долго приходилось самому принимать решения, касающиеся твоей судьбы, твоего будущего. Надеюсь, я не слишком часто ошибался. Однако теперь ты вправе поступать по-своему и отвечать за последствия. Видит Бог, я не хотел, чтобы ты выбрала эту дорогу, но раз уж так получилось, можешь рассчитывать на мою поддержку.

На глаза Пет навернулись слезы.

– Спасибо, папа. Хотелось бы верить, что ты будешь гордиться мной.

– Я уже горжусь тобой, детка.

«Дружба восхитительна», – думала Пет. Сначала была Джесс. Потом Анна. А теперь Чарли Бэррон. Его мастерская стала еще одним прибежищем Пет. Ей нравилось приходить сюда, ощущать запах типографской краски, въевшийся в кирпичные стены, шлепать босиком по устланному тростниковыми циновками полу, смотреть через застекленную крышу на небо, бледно-серое днем и чернильно-фиолетовое ночью. Пет полюбила даже Ринальдо, нервного и нелюдимого кота Чарли. Но лучше всего были отношения, сложившиеся у нее с молодым художником. В возможность настоящей дружбы между мужчиной и женщиной она никогда раньше не верила.

С тех пор как Пет впервые открыла холодильник Чарли и обнаружила там банку горчицы, бутылку уксуса, полупустую жестянку кошачьих консервов и кусок заплесневелого сыра, она поняла, что Чарли и Ринальдо очень нужна женская забота. Раза два в неделю, когда Чарли работал допоздна, Пет появлялась в мастерской с полным набором продуктов для какого-нибудь изысканного блюда, например, для телятины в красном вине или тушеного мяса по-датски, называемого hutspot.

Пет готовила, а Чарли работал. За обедом они пили вино и болтали обо всем на свете. Затем она садилась за эскизы к ювелирным работам, а Чарли возвращался к своему гигантскому мольберту. Время от времени он подходил к Пет, делал замечания или добавлял пару карандашных штрихов к ее наброскам.

Пет наслаждалась занятиями по рисованию и ювелирному дизайну в Лиге искусств. Иногда она целый день проводила с ювелирным молотком в руке, обрабатывая золото, серебро и медь. Девушка выпросила у деда крошечные обломки алмазов, рубинов и других камней и экспериментировала с ними, постепенно оттачивая свое мастерство.

Джозеф был счастлив, что Пет бросила занятия медициной и посвятила себя ювелирному делу. Восхищаясь новыми идеями внучки, он хвалил каждое удачное изделие.

Прогуливаясь с Пет по Мэдисон-авеню, Джесс задала подруге провокационный вопрос:

– Значит, вы с Чарли Бэрроном друзья?

– Глупо. Ты же прекрасно знаешь ответ.

– Я спрашиваю, близкие ли вы друзья? Такие, как Анна и твой отец?

– Нет, мы не любовники.

– Почему?

– Сама не знаю. Никогда об этом не задумывалась.

– Никогда? – Джесс рассмеялась.

– Ты маленькая испорченная девчонка. Мы просто хорошие друзья, и больше ничего. Слышишь, ни-че-го!

– Ну и?..

– Джесс, прекрати!

– Ладно, не буду больше к тебе приставать. Но обещай, что скажешь мне, как только это произойдет, или мы больше не подруги.

– Обещаю. Ты будешь третьей, кто узнает об этом.

Днем позже Анна затеяла генеральную уборку в своей мастерской, и Пет вызвалась помочь ей.

– Итак, – начала Анна, размахивая веником, – можно считать, что вы с Чарли подружились?

– Я знаю, к чему ты клонишь, но едва ли папу обрадует такой поворот событий.

Анна отбросила веник.

– Вот что я тебе скажу. Отцы взрослых дочерей никогда не хотят признать, что их малышки выросли и спят с мужчинами. Но значит ли это, что их дочурки должны остаться девственницами? – Анна откинула со лба свои густые волосы. – А теперь слушай меня внимательно, потому что это очень важно. Я ни в коем случае не хочу торопить тебя, но рано или поздно появится мужчина, который пробудит у тебя желание – и это будет прекрасно. Но ты не позволяй прошлому – даже не твоему, а твоих родителей – мешать тебе. – Анна коснулась лба Пет: – Это твоя голова. – Она коснулась плеча девушки: – И твое тело. И только тебе решать, что для тебя хорошо, а что плохо.

Эти слова подействовали на Пет как бальзам на израненное сердце.

– Спасибо, Анна.

– И когда ты действительно захочешь этого…

– То?..

Анна усмехнулась.

– Наслаждайся этим на всю катушку!

– Боже мой! – воскликнула Пет, войдя в мастерскую Чарли. Ее взгляд скользнул по картонкам, разбросанным по столу. – Неужели ты сам позаботился о еде?

– Ты же знаешь, я иногда бываю голоден.

– Да, я успела это заметить. – Пет начала распаковывать коробки с этикетками китайского ресторана. – Что же ты заказал?

– Макароны в кунжутовом соусе, мясо с брокколи, цыплят с кешью и имбирем, а еще коричневый рис.

– Пируем! А это что? – Пет вскрыла очередную упаковку.

– Горячий и острый… – Горячий фонтан из супа брызнул на Пет. – Суп! – Чарли расхохотался.

– Прекрати… Немедленно прекрати смеяться, это вовсе не смешно.

– Нет, это чертовски смешно!

Густой суп залил блузку Пет и стекал на джинсы.

– Ты не обожглась? – вдруг встревожился Чарли.

– Нет, но мне нужно умыться.

– Прими душ. А одежду брось в стиральную машину. И надень мой купальный халат, он висит в ванной.

Пет приняла душ и привела себя в божеский вид. Затем облачилась в красный махровый балахон без пояса, который Чарли назвал халатом, и вышла из ванной. Одной рукой она придерживала полотенце на мокрых волосах, а другой – расходящиеся полы халата. Чарли тем временем тоже переоделся и убирал остатки пиши со стола.

– Чем ты завязываешь эту хламиду? – спросила Пет.

– Где-то был пояс, но, кажется, я его потерял. – Чарли с интересом разглядывал Пет.

– Хорошо, тогда дай мне что-нибудь вместо него. Не могу же я все время держать этот дурацкий халат!