Текст книги "Гуд бай, стервоза!"

Автор книги: Джо Шрайбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Человек выпрямился и замер. Я почувствовал, что готов немедленно упасть на колени и умолять его сохранить Гоби жизнь. Я готов был предложить ему все, что у меня есть, все, что угодно, только бы он не убивал ее!

Но он только опустил цепь, тяжело вздохнул и, вытерев со лба пот, отвернулся и отправился вверх по лестнице.

– Эй! – позвал я, глядя на Гоби. – Как ты там?

Вопрос, конечно, был глупее не придумаешь, но как еще можно было начать разговор? Я и не ждал от нее никакого ответа, но, спустя минуту, она подняла голову и посмотрела на меня. Я затаил дыхание. Я слышал, как она шевелится и скребет ногами по полу.

– Я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал меня, Перри. – Ее голос был низким; она с трудом говорила. – Ты слушаешь меня?

– Да.

– Этого человека зовут Славин.

– Ты что, знаешь его?

– Мне известна его репутация. Через пару минут он вернется и будет меня пытать.

– А что он до этого, по-твоему, делал?

– Да ничего, это были цветочки.

– И что же он будет делать?

– Ну, возможно, начнет с того, что будет выдирать у меня ногти, по одному, и я хочу, чтобы ты приготовился.

– К чему приготовился?

– Если тебе представится возможность бежать, беги. Беги и не оглядывайся.

– Ты что, думаешь, я оставлю тебя здесь, когда тебе будут выдирать ногти?!

– Ну, может, не ногти, а зубы, – сказала она. – Это его специализация. Ходят слухи, что раньше в Румынии Славин был дантистом, а теперь зарабатывает себе на жизнь пытками, выбивая из людей правду.

– А почему бы просто не сказать ему то, что он хочет знать?

– Не люблю таких. И не люблю поддаваться на угрозы и насилие. – Она помолчала. – А еще я думаю, что он все равно меня убьет.

– Почему?

– Потому что это тоже его специализация.

Мы сидели, молчали и слушали, как капает вода из труб. Я думал о том, как же ей, наверное, больно сейчас, если она вообще что-то чувствует.

– Он тебя заграбастал на Восемьдесят пятой улице? – спросил я.

Она кивнула.

– Я вернулась к машине, ты был уже без сознания, те двое парней ждали меня. К тому времени, как я их заметила, было слишком поздно.

– Прости, я подставил тебя, – сказал я.

– Да ладно, ты ж ничего не мог сделать…

– Неправда, – сказал я, – мне надо было быть внимательнее.

– Ты сделал все, что мог, – сказала она. – Ты же не воин, Перри, и не солдат. Не больше, чем я – студентка по обмену.

Теперь тишина, повисшая между нами, была какой-то другой. Сближающей, почти нормальной, как будто мы вели беседу и вдруг решили немного помолчать.

– Гоби…

– Я не хотела говорить тебе ничего из этого, – сказала она очень тихо, – но хочу рассказать сейчас. Я все тебе расскажу.

– Я видел фотографию в твоей сумке, – сказал я, – ты и еще одна девочка… Она же твоя сестра, да?

– Была.

– И как ее звали?

– Гобия.

– Что?

– Она была Гобией номер один.

– Той, которая умерла?

Гоби кивнула.

– Пять лет назад мы с ней вместе отправились автостопом через Чехию. Однажды вечером она познакомилась в клубе с мужчиной и отправилась в его номер в отеле. Я очень устала тем вечером и осталась у себя.

Ее голос становился все тише, печальнее и отстраненнее; в нем звучало сожаление.

– Если бы я только пошла с ней в бар тогда! Все могло быть иначе. А так она больше не вернулась.

– Что с ней случилось?

– Нашей государственной полиции ничего не удалось разузнать. По своим собственным каналам я начала собирать информацию и нашла свидетельства того, что ее увезли в Америку в числе других людей в качестве живого товара. Ее похитители обкалывали ее героином, пока она не подсела и не стала наркоманкой.

Я хотел сказать что-нибудь, но не мог.

– Все предостерегали меня, чтобы я не совала больше нос туда, не продолжала собственное расследование, – сдавленно сказала она. – Говорили, что те, кто ее похитил и за кем я охочусь, слишком могущественны… Мне было плевать. Меня предупредили, что я могу умереть. Но повторяю, мне было плевать! Я знала, что моя жизнь не будет стоить и гроша, если я не вернусь, чтобы восстановить честь моей сестры. Но к тому времени, как я вычислила, кто ее украл, было уже слишком поздно. Она умерла.

Я снова хотел сказать хоть что-нибудь, но в горле пересохло, я не мог даже слюну проглотить. Душа разрывалась сильнее, чем болело тело, и я подумал, что если не скажу ей сейчас что-нибудь, меня просто взорвет.

– Это ее убили? – спросил я каким-то чужим голосом. – Там, в Бруклине?

– Да.

– И ты вернулась под ее именем, – продолжил я, – чтобы расставить точки над «i»?

Гоби тяжело вздохнула.

– На самом деле, все немного сложнее, – сказала она, – не так гладко. Но в целом да. Сначала мне нужно было найти оружие и научиться пользоваться им, научиться всему, что нужно, чтобы наказать виновных.

– Все это дело рук Сантамарии?

– Помимо всех прочих, да. Тот человек в клубе «40/40» и другой, в здании в финансовом районе, и тот, с Восемьдесят пятой улицы – все они сыграли свою роль в этой операции. Но именно Сантамария привез сестру в Бруклин, и именно он убил ее. На потеху тем, кто покупает и продает людей. Сантамария – это как бы их банк, легальный способ отмывать грязные деньги. Когда я все это выяснила, я потратила три года на тренировки и экипировку; я готовилась к сегодняшней ночи – ночи, когда все они, убившие мою сестру, соберутся в одно время в одном городе…

Ее плечи поникли. Я понял, что она заплакала. Слезы текли по ее щекам, смешиваясь с кровью, струились по разбитому лицу…

– Мою сестру привезли в эту страну, как рабыню, – всхлипнула она. – Последние месяцы своей жизни она провела, будучи просто куском мяса, к которому и относились соответственно, пока в конце концов один богач не заплатил за то, чтобы посмотреть, как девочке перережут горло! Это такое оскорбление и унижение, что оно выше всякого понимания.

Она сглотнула слезы:

– Я знала, что пока я лично не позабочусь обо всем, ее честь не будет восстановлена и она не будет отомщена.

– Прости, мне очень жаль.

– Это Сантамария, – сказала она, – передал заказ на ее убийство.

– А как на самом деле тебя зовут? – спросил я.

– Сюзанна, – сказала она. – Сюзанна Закзаускас. Но теперь я Гобия, богиня огня.

– Что я могу сделать для тебя?

– Дай мне возможность закончить начатое.

26

Расскажите о каком-либо общем деле, в котором вы участвовали, и опишите, в чем заключался ваш личный вклад?

Кенион колледж

На лестнице снова послышались шаги, кто-то спускался. Это были неспешные шаги человека, которому некуда торопиться и который просто идет на работу – делать обычное рутинное дело.

На этот раз Славин пришел, держа в руке чемоданчик с инструментами. Он раскрыл его перед Гоби, положил на пол, затем достал наручники и железные плоскогубцы. Потом он зашел за стул Гоби (я задержал дыхание), звякнули ключи – он повернул ключ в замке. После чего Славин обошел стул, вытянул правую руку Гоби из-за ее спины и развернул перед собой.

– Теперь говори, падла, кто ты и кто тебя послал!

Гоби выпалила длинную витиеватую фразу на литовском.

Славин вздохнул.

– Я не говорю на этом языке.

– Я сказала, чтобы ты катился ко всем чертям! И сказала, что твоя мамаша встретит тебя там лично и ты сможешь лизать ее задницу до скончания вечности.

Славин снова издал что-то наподобие смешка, но на этот раз звук получился неестественным, как будто бы он пытался сдержать ярость и не мог. Когда он наконец ответил, он снова заговорил коротко и отрывисто.

– Уж больно ты борзая, – сказал он, вцепившись в ее запястье мертвой хваткой. – Посмотрим, насколько тебя хватит, когда я повыдергиваю тебе ногти – все, по одному!

– Валяй, – хмыкнула она, – только не обламывайся сильно, потому что я ничего не почувствую – я уже умерла!

Вот теперь ухмылка Славина стала искренней и хищной.

– А вот это мы сейчас и узнаем, – сказал он.

Он взял в руки плоскогубцы. В тот же миг Гоби выбросила вперед колено и двинула им прямо Славину в подбородок. Я услышал, как хрустнула кость. Славин отлетел назад. Рука Гоби нырнула за голенище сапога, и в ней сверкнуло лезвие бритвы. Оно на миг блеснуло в воздухе прямо перед лицом мужика, и он тут же повалился на спину, зажимая горло; между его пальцев сочилась кровь. Он споткнулся о свой чемодан с инструментами, повис на свисающей с потолка цепи, держась за нее свободной рукой, но цепь оборвалась, и Славин обрушился на пол бесформенной грудой, подняв облако пыли; на его кожаное пальто сверху упала цепь. Теперь видна была только голова, под ней растекалась лужа крови, и кровь ручейком стекала в люк на полу.

Гоби перепрыгнула через тело, мгновенно пересекла пространство, разделяющее нас, вставила ключ в мои наручники и освободила меня.

Ни слова не говоря, мы бросились к лестнице.

Я бежал следом за Гоби.

27

Кто те люди, которые оказали наибольшее влияние на ваше личное развитие? Каким образом они оказали это влияние?

Карлтон колледж

Дверь наверху лестницы была приоткрыта. Сквозь щелку я посмотрел поверх плеча Гоби и увидел троих человек, которые сидели в помещении, похожем на просторную кухню с расположенными вдоль стен стальными ящиками и чем-то типа холодильников. Оттуда тянуло запахом старого соуса и консервированных томатов. Комната освещалась лишь плоскоэкранным телевизором, который висел на стене. На экране шло малобюджетное азиатское кино про мастеров кунг-фу, что-то из семидесятых, дублированное на плохом английском, с очень яркими цветами.

В мерцающем свете экрана я различил парня с татуировкой под глазом и его напарника – человека неопределенной наружности, похожего на любого дублера голливудского класса «Б». Они сидели за простым деревянным столом и курили сигареты в мрачном тягостном молчании.

Часы на стене показывали четверть третьего ночи.

Оба молчали. Тот, что с татуировкой, пролистывал какой-то автомобильный журнал, а его друг смотрел фильм.

Третьим человеком в комнате была костлявая женщина в короткой юбке и рваных чулках. Ее немытые бесцветные волосы были забраны в пучок на затылке и торчали оттуда в разные стороны. Она прошла мимо телевизора, и голубоватый свет обозначил глубокие тени на ее лице; я увидел, что взгляд у нее мутный – бессмысленный взгляд наркоманки со стажем или человека, которого так долго подвергали унижению, что он больше ничего не чувствует. Когда она повернулась, чтобы достать что-то из шкафа, я заметил дешевую татуировку змеи, вьющуюся вдоль ее руки до плеча, где змея превращалась совсем в другое животное – нечто с волчьей головой. Я вспомнил все, что Гоби рассказывала мне о своей сестре, и внезапно на меня навалилась усталость и безнадежность. Женщина ходила вдоль стола спиной к нам, наливая мужчинам напитки.

Я немного подался вперед – и пол скрипнул у меня под ногой. Не оглядываясь, Гоби положила ладонь мне на грудь, призывая не двигаться, но было уже слишком поздно. Я увидел, как женщина повернулась лицом к двери и уставилась на нас; на лице ее отразился испуг. Она заорала что-то вроде «Хай!», и мужчины за столом вскочили на ноги, развернулись и выхватили оружие.

Гоби шевельнулась.

Я не уверен, как именно случилось то, что случилось дальше. Но еще секунду назад Гоби стояла прямо передо мной, а в следующее мгновение уже оказалась в двадцати футах впереди, метнувшись, словно молния. Она схватила за запястье парня с татуировкой, заломила ему руку за спину и припечатала его лицом к столу. Посыпались стаканы. Бутылка хлопнулась об пол и разлетелась на тысячи осколков. Женщина завизжала. На другом конце стола парень уже достал пистолет и прицелился. Гоби развернула парня с татуировкой и выставила его перед собой, словно щит. Ее рука скользнула в карман его пальто и вытащила короткоствольный пистолет, который тут же был нацелен на парня на другом конце стола. Раздался страшный шум, выстрелы, и комната утонула в белом облаке обвалившейся штукатурки.

Гоби отбросила тело парня с татуировкой, пнула вперед ногой стол, и он наехал прямо визжащей тетке на ногу, пригвоздив ее к полу. Не обращая на нее внимания, Гоби нагнулась, подобрала с пола автомат и прицелилась в другого парня. Если за этим и последовали какие-то звуки, я их не слышал: от пулеметной очереди у меня заложило уши. Следующие несколько минут я провел в бетховеновском состоянии – абсолютно бесшумном космосе.

Губы Гоби двигались. Губы другого парня тоже двигались. Она вроде бы снова что-то сказала. Он помотал головой и что-то ответил. Гоби посмотрела на пол, подняла телефон и бросила его парню, который схватил его на лету, а она нацелила пистолет ему в голову.

Парень развернул телефон и набрал номер.

Он что-то сказал в трубку.

Затем передал телефон обратно Гоби. Кивая, она что-то записала у себя на руке – цифры и слово, адрес.

Потом она приставила пистолет к его виску и нажала на курок.

С автоматом в правой руке и с короткоствольным пистолетом в левой Гоби направилась к двери, сделав мне знак следовать за ней. Она что-то говорила, но у меня в ушах все еще словно вата была набита. Прошло несколько секунд, прежде чем первые слова достигли моего слуха.

Я шел за Гоби следом, переступая через тела.

– Смотри, не испачкайся в крови, – сказала она.

28

Опишите место, которое можно считать иллюстрацией к вашей личности.

Университет Гарвард

– Теперь последнее – Сантамария, – сказала Гоби.

Да, я все еще называл ее про себя Гоби, а не Сюзанна.

Между тем мы выбрались по пустынной улице в холодную ночь. Нью-Йорк все еще был вокруг, но за время нашего отсутствия он изменился. Было далеко за полночь, и огромные клубы тумана поднимались от воды и стелились вдоль набережных, словно привидения многоквартирных домов, которые давным-давно стояли здесь, прежде чем уступили место парковкам, гаражам и офисным зданиям. Это был призрачный Манхэттен – ландшафт с двойной экспозицией – где прошлое разворачивалось вновь на десятки лет назад.

– Где мы?

Она тяжело дышала, с легким присвистом.

– На Десятой авеню.

– Я даже не помню, как мы сюда попали.

Хоть это было и правдой, я хотел сказать не совсем то, что сказал. Правда была в том, что все это даже отдаленно не напоминало тот Нью-Йорк, который я помнил, но сейчас в контексте происходящего это было так неважно, что я не смог произнести это вслух.

– Нам нужно на другой конец города.

Гоби споткнулась, упала на колени и повалилась на бок. Моей первой мыслью было то, что у нее снова случился один из ее приступов, но тут я увидел кровь у нее на груди.

И тут до меня дошло, что ее подстрелили.

Я склонился над ней, осторожно, как мог, перевернул на спину и положил на тротуар, не в силах оторвать взгляд от расползающегося кроваво-красного пятна у нее на груди. Ткань порвалась, и я видел дырочку от пули, вошедшей в ее тело.

– Нам нужно в больницу.

Она помотала головой:

– Я в порядке.

– Нет, не в порядке. Тебе нужен врач.

– Сантамария…

– Да забудь ты об этом. Если у тебя разорвутся легкие, ты умрешь.

– Пуля не в легких.

– Да откуда тебе знать? Ты что, врач?

Гоби подняла автомат, который забрала у парня с татуировкой, крутанула его и направила мне в лицо. Теперь в ее голосе слушался металл.

– Нет.

– Хорошо, но это просто идиотизм. Если ты застрелишь меня, ты все равно не добьешься своего.

Гоби изогнула шею и повернула голову назад, рассматривая улицу позади нас и не переставая держать автомат перед моим лицом.

– Просто… помоги мне встать. Нужна… машина.

Я обхватил ее рукой за талию, приподнял и помог встать на ноги. Она была легче, чем я ожидал, даже когда она опиралась на меня всем своим весом. Впереди я увидел группу людей, которые направлялись к нам, громко разговаривая и смеясь; они явно возвращались из бара. Я быстро снял свой смокинг и накинул Гоби на плечи, закрывая ее окровавленное платье, прижимая ее к себе, пока люди проходили мимо нас. Я чувствовал кожей ее дыхание, прерывистое и хриплое. От нее исходил жар.

– Перри…

– Что?

– Залезь мне в чулок.

Она сделала маленький шаг вперед, вытянула руку и облокотилась о стену, а потом медленно сползла на землю.

– Вытащи и дай мне.

Я встал на колени, просунул руку под ее платье и под капроном чулка нащупал у нее на бедре что-то твердое цилиндрической формы. Я вытащил это и увидел желтую трубочку, похожую на маленький фонарик.

– Что это такое?

– «EpiPen». Адреналин. Ты должен сделать мне укол.

Я снял колпачок.

– Куда колоть?

– В бедро. Вот сюда.

Я прицелился и вонзил иглу ей в бедро. Гоби моргнула, замерла и тут же расслабилась. Перемена, произошедшая в ней, была невероятно быстрой. Дыхание пришло в норму, но я все еще слышал, что оно хриплое.

– Так лучше?

– Будет лучше.

– И все же тебе нужен врач.

– А тебе нужна другая стрижка.

Гоби снова оперлась о стену и медленно, неуверенно встала на ноги. Кровь снова прилила к ее щекам, а в воспаленных глазах появился металлический блеск, не совсем здоровый, но хотя бы это был взгляд живого человека.

– Осталось только одно дело. Сантамария.

Она поднесла к глазам руку, на которую до этого записала адрес шариковой ручкой.

– Когда мы закончим, я исчезну навсегда. Единственная проблема в том, что Сантамария – в здании офиса, и мне нужна карточка, чтобы пройти через пост охраны.

Я посмотрел на адрес: Третья авеню, 855.

– Тут, должно быть, какая-то ошибка. – Я уставился на адрес и не мог отвести взгляд. – Это же адрес папиного офиса!

Она ничуть не удивилась.

– Да что ты говоришь?

– Так ты знала, – сказал я.

Гоби остановилась, обернулась и посмотрела на меня. Ее глаза блестели от адреналина.

– После всего, через что я прошла, чтобы свести свой план воедино, не думаешь же ты, что выбор твоей семьи был случайностью? Нет, дружок, это не был случай.

– Но если ты знала, зачем тебе понадобилось звонить и узнавать адрес?

Она глубоко вдохнула и сделала медленный выдох сквозь распухшие губы.

– Я должна была быть уверена. В это время ночи. Дома… – она подняла одну руку вверх, – …или в офисе.

Я онемел. Я стоял на углу Десятой авеню и Тридцатой улицы в три часа ночи. Безмолвный, отупевший, с приросшими к асфальту ботинками, взятыми напрокат для школьного бала. Да, я был просто идиотским принцем напрокат, в идиотском смокинге, и все, что случилось до этого момента, было хлебными крошками сказочного следа, которые вели сквозь леса этой ночи. Я шел по этому следу вслепую, что-то делал, как-то выкручивался, о чем-то думал и воображал, что я что-то понимаю, а все это превращало меня только в еще большего идиота!

– Ты должен понять, – сказала Гоби. – Все, что произошло сегодня ночью, это ради моей сестры. Ради нее я готова на все.

Она снова подняла автомат и направила на меня.

– На все.

Я сглотнул. Кажется, я кивнул.

– А что, если ты ошиблась?

– Я не ошиблась.

– Это офис юридической фирмы.

– Тоже мне, приют невинности…

– Кого ты собираешься там убить?

– Того, кто вкладывает в это деньги. Того, кто допустил, что Гобию привезли сюда и продали этим животным, унижали, использовали и убили ради потехи.

– Сантамария.

– Да.

– Кто это?

– Отдай мне свою карточку, Перри.

– Что?

– Твою карточку, чтобы я могла пройти в офис через пост охраны. Она лежит в твоем бумажнике между водительскими правами и фотографией тебя и Энни в Диснейленде.

– Если ты знала, где она, почему ты раньше ее не забрала?

– Ты бы заметил. Ты же умный мальчик.

Ложь. И мы оба это знали.

Она повернулась и посмотрела в сторону Десятой авеню, по которой проезжали такси в направлении центра.

Я раскрыл кошелек, достал магнитную карту и отдал ее Гоби.

– А теперь, – сказала она, взмахом руки подзывая такси, – считай, что твое желание исполнилось. Можешь идти домой и забыть о моем существовании.

Такси подъехало к обочине.

– Все, что случится дальше, не твоего ума дело.

– Подожди, – сказал я. – Гоби…

Она наклонилась и быстро поцеловала меня в губы.

– Au revoir, Перри.

– Подожди, – сказал я.

Но Гоби не стала ждать.

Она села в такси.

И не обернулась.

29

Выберите три прилагательных, которые описывают вас. Объясните свой выбор.

Колледж Боудин

У меня не было мобильного телефона. У меня не было машины. У меня не было денег. У меня было несколько кредиток, которые мне было разрешено использовать только в крайнем случае. Я бросился к последнему работающему общественному телефону в центре и принялся лихорадочно нажимать кнопки. Долго ждать не пришлось, один гудок, не больше.

– Алло?

– Мама?

– Перри.

Облегчение и отчаяние смешались в ее голосе.

– Где ты?!

– Я все еще в Нью-Йорке. Мам, послушай…

– Мы с отцом чуть с ума не сошли.

– А где отец?

– Он все еще в городе.

– У тебя все в порядке?

– Мам, послушай меня, хорошо? Во-первых, ты должна взять Энни и уйти из дома. Там находиться небезопасно.

– Энни уже говорила мне это, – сказала мама. – Перри, я не знаю, что это за шутка, но это не смешно; всему есть предел.

– Что?

– Твоя музыкальная группа. Я знаю, ты хочешь, чтобы вас заметили, но это не лучший способ.

– Мама, это не имеет никакого отношения к группе.

– Да что ты говоришь? Так, значит, вы устроили все это шоу на сегодняшнем концерте просто так?

– Мам, пожалуйста, просто выслушай меня. Возьми мобильный и выбирайтесь из дома прямо сейчас.

– Перри, ты хоть представляешь себе, который сейчас час?

– Да, – сказал я. – Представляю. Я замерз, устал, я в центре Нью-Йорка, и сейчас ночь. Да, я знаю, который час, и я хочу, чтобы ты и Энни немедленно выбирались из дома. Тебе понятно?

– А где ты?

– Я же сказал, я…

– Да, но где именно?

– На углу Восьмой авеню и Тридцать третьей улицы, – сказал я, – а что?

Молчание, долгое молчание.

– Я звоню твоему отцу, – сказала она. – Стой там, где стоишь.

Закончив телефонный разговор с мамой, я остался стоять на углу напротив корейского ресторана, глядя на поток проносящихся мимо машин. Возможно, прошло минут десять. Я думал о Гоби и ее сестре. О том, как все это случилось.

Я думал о своем отце.

Когда ты маленький, тебе кажется, что твой отец может все на свете. Если он не патологический наркоман, не избивает тебя, не напивается и не бьет посуду, ты, возможно, просто боготворишь его. По крайней мере, большинство парней, которых я знаю, поступают именно так. Может, они использовали бы какие-нибудь другие слова, но у всех нас есть какое-то сокровенное воспоминание: вот мы с отцом что-то делаем вместе, я и он. Даже если этот светлый миг остался в далеком прошлом.

Сейчас я стоял и вспоминал, как, когда мне было восемь лет, мы с отцом мастерили из сосны для соревнований бойскаутов машину «Дерби». Отец принес тогда блестящий красный набор инструментов, который я раньше никогда не видел, и помогал мне вырезать машину из куска дерева. Мы сидели за кухонным столом и раскрашивали ее серебристой краской и синими и красными узорами в форме пламени по бокам. Я пил пепси, а отец потягивал пиво. Когда мы закончили, машина была слишком легкой, и тогда мы прикрепили металлические пластины к днищу и покрыли колеса смазкой. Теперь она легко ехала с одного конца стола на другой. За эту машину мне присудили третье место, и отец сказал: «Я тобой горжусь».

Я вспоминал, как мы ходили с ним на рыбалку в Мейне. Мы взяли маленькую моторную лодку и плыли на ней через озеро, по которому еще стелился туман, а потом рыбачили до тех пор, пока не стемнело настолько, что мы не видели поплавков.

Я вспоминал, как отец впервые учил меня завязывать галстук в то утро, когда мы шли на свадьбу моего кузена. Я вспоминал, как он сидел на местах для болельщиков рядом с мамой во время моего первого соревнования по плаванию. Как они с мамой хлопали в ладоши и смеялись.

Я вспоминал, как просыпался каждое утро и слышал, как внизу на кухне он готовит себе кофе, прежде чем уехать на работу.

Я вспоминал, как в первый раз услышал, как он клянется.

Снова мигнул светофор.

Ночной воздух был холодным и влажным. Без телефона я не знал, который час, хотя мне казалось, я простоял здесь минут десять.

Я перешел Восьмую авеню и отправился на восток.

Мне потребовалось полчаса, чтобы пешком пересечь центр города и дойти до высотки под номером 855 на Третьей авеню. Еще двадцать минут ушло на то, чтобы, стоя перед стеклянной дверью, размахивать руками, жестикулировать и стучать, пока Руфус не оторвался от газеты и не узнал меня.

Еще двадцать минут ушло на то, чтобы, стоя перед стеклянной дверью, размахивать руками, жестикулировать и стучать, пока Руфус не оторвался от газеты и не узнал меня.

Он убрал газету, медленно поднялся, пересек огромный мраморный холл так, словно не мог поверить своим глазам.

– Братец, – сказал он, отпирая дверь и распахивая ее для меня, – ты, похоже, становишься трудоголиком.

Я вошел внутрь и огляделся. Единственным звуком была льющаяся из фонтана вода – бесконечные тихие аплодисменты, предназначенные сейчас только для нас двоих. Боковым зрением я заметил свое отражение в зеркале. Испачканную кровью рубашку и лицо в синяках.

– Что с тобой случилось?

– Меня ограбили, – сказал я. – Кто-нибудь еще заходил сюда?

– Сегодня вечером?

Он с сомнением посмотрел на меня.

– Только команда уборщиков. Ну, еще охранники Дейви и Рейнхард – они внизу, в контрольной комнате, проводят обход.

– И больше никого? Ты уверен?

– Я здесь всю ночь сижу.

Руфус склонил голову к одному плечу:

– Хочешь, я вызову полицию?

– Нет, спасибо. Есть кто-нибудь наверху, на сорок седьмом?

– Некоторые из партнеров, кто работает допоздна, наверное, там. А ты куда направляешься?

Я подошел к турникету и перепрыгнул через него.

– Наверх.

– Эй, послушай, так нельзя. Надо карточку вставлять. Так не положено.

– Я же сказал, у меня украли кошелек.

Я направился к лифтам.

– Держи ухо востро. Будь очень внимателен.

– А на что я должен обращать внимание? – сказал Руфус отстранение. – Ты уверен, что не хочешь, чтобы я позвонил в «скорую помощь» или еще куда?

Он все еще смотрел на меня, когда двери лифта медленно закрылись.

Я вышел из лифта и оказался в тихом зале с кондиционером. Лампы на сорок седьмом этаже светили приглушенно. В тени на стене я увидел надпись – название фирмы «Гарриет, Стэтхэм и Фрипп». Однажды, как любил повторять мой отец, там будет написано «Гарриет, Стэтхэм, Фрипп Стормейр». Он имел в виду нас обоих, старшего и младшего.

Я прошел мимо стойки регистрации и уставился в огромное окно от пола до потолка на городские огни внизу. Стекло было холодным от кондиционированного воздуха. От моего дыхания оно на миг запотевало и снова делалось прозрачным.

Единственным звуком было слабое жужжание спящих электроприборов, пощелкивание сканера, тихое стрекотание факса. Стойка регистрации была девственно чиста и подготовлена к утру понедельника. Личные фотографии в рамочках, растения в горшочках, мониторы с плоским экраном… Позади стойки находилась тяжелая стеклянная дверь, ведущая непосредственно в офисы.

Я взялся за ручку и нажал.

Дверь была заперта.

Удивляться было нечему. Я глубоко вздохнул и подумал, зачем я вообще сюда пришел? Что я ожидал здесь найти, на этом этаже, на «полпути между Богом и Бродвеем»? Ответ на все свои вопросы?

Позади меня зашумел лифт.

Двери открылись.

Раздались шаги, приглушенные ковром, и замерли.

– Перри?

Я обернулся и уставился на человека, стоящего на другой стороне приемной. Он смотрел на меня в упор.

– Привет, пап.

30

Опишите вымышленный персонаж. Постарайтесь отметить то, что вам нравится в нем и в чем вы похожи на него?

Колледж «Уильям энд Мэри»

– Что ты здесь делаешь? – спросил отец. – Что у тебя с лицом?

Я не шелохнулся.

– А что ты здесь делаешь?

– Это мой офис.

– Сейчас три часа ночи.

– Ты весь в крови, – сказал он. – Ты что, попал в аварию?

– Можно и так сказать.

– Ну так что? Что случилось?

– Мама сказала, что она позвонит тебе. Ты разговаривал с ней?

– Возможно, она и звонила, я не уверен.

Он вытащил мобильный телефон, нажал на кнопку, потом убрал его.

– Батарейка села. Последние три часа я беспрерывно говорил с полицией, пытаясь разыскать тебя. Я приехал сюда… – он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, – …потому что я не знал, куда еще пойти.

Он сделал шаг мне навстречу, приближаясь в полумраке, и на этот раз я сделал шаг назад.

– Кто такой Сантамария?

– Что?

– Сантамария.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

– Черта с два.

– Перри, клянусь тебе, если бы у меня была хоть малейшая догадка, что ты имеешь в виду, я бы тебе сказал.

– Так же, как ты сказал мне про Меридит?

С минуту он помолчал.

– Это совсем другое дело, – сказал он. – И с этим все кончено.

– Да мне плевать.

Он вздернул подбородок и хмуро посмотрел на меня из – под бровей, теперь его голос был низким и напряженным.

– Следи за словами.

– Или что?

Я снова посмотрел на имена в названии фирмы на стене.

– Ты не позволишь мне стать юристом? Ты не позволишь мне работать здесь и быть, как ты?

Я хмыкнул:

– Да я лучше пойду туалеты чистить!

Отец махнул рукой, как бы отметая мои слова.

– В этом я не сомневаюсь. Но мы не это сейчас обсуждаем. Мы с матерью слишком много вложили в твое образование, чтобы позволить тебе вот так легко отмахнуться от него и от своего будущего. Просто из-за того, что ты еще юный идиот.

Его голос окреп, в нем появились новые нотки уверенности – он обрел знакомую почву под ногами и родительский назидательный тон и не собирался снова сдавать позиции.

– А теперь идем со мной, я отвезу тебя домой. Мы разберемся с машиной и всем прочим утром.

– Я никуда с тобой не поеду.

– Ты ошибаешься, и очень сильно.

– Не трогай меня.

Но он все же протянул руку и схватил меня за плечо.

– Убери от меня руки.

Я вывернулся и попробовал отступить еще на шаг, но уперся спиной в дверь. Места для маневра не осталось.

– Да ты послушай сам себя, – сказал отец. – Ты же сейчас расплачешься. Немедленно прекрати молоть всякую чушь.

– Убери от меня руки, я сказал!

Когда он снова схватил меня, я двинул ему кулаком в челюсть.

Отец отступил назад, заморгал и приложил руку к губе, уставившись на кровь от удара, только что нанесенного его собственным сыном. Он выглядел скорее удивленным, чем обиженным или даже злым. Это было выражение лица человека, которому только что доходчиво объяснили, что верх – это низ, а черное – это белое.

Ни один из нас не проронил ни звука.

– Две вещи, – сказал я. – Во-первых, когда я вернусь в школу, я снова присоединюсь к команде по плаванию. Во-вторых, если ты еще раз изменишь матери и я об этом узнаю, я выбью из тебя все дерьмо, которое в тебе есть.

Высокий лоб отца прорезали тонкие морщины.

– Так ты все еще об этом?!

– Ты обманул нас.

– Ты практически ничего не знаешь.

– Я знаю, что не могу доверять тебе, – сказал я. – Что еще мне нужно знать?

– Не знаю, Перри, я вообще больше не знаю, кто ты такой.

– Да что ты, вот как? Значит, я не одинок.

Плечи отца поникли, он обвел взглядом холл, словно с трудом вспоминая, что это его офис, место переговоров и цивилизованных отношений.