Текст книги "Гуд бай, стервоза!"

Автор книги: Джо Шрайбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Еще не начало смеркаться, но воздух уже стал прохладным. Я обошел машину и открыл перед Гоби пассажирскую дверь, потом снова обошел машину и сел на водительское место. Честно говоря, я был взволнован. Я повернул ключ в замке зажигания и почувствовал, как заработал двигатель «Ягуара». Я посмотрел на отца – он стоял в дверном проеме и салютовал мне одной рукой, словно статуя Свободы, только в руке у него не было факела, и жест был похож на жест победителя. Глубоко внутри меня шевельнулась злость, но я выжал сцепление, рванул с места, двигатель взревел, и мне стало легче, как я и предполагал. Мы проехали по подъездной дорожке и выехали за ворота. Впереди нас ждала долгая и холодная ночь. Что-то она принесет?

4

Расскажите о самом важном разговоре в своей жизни.

Университет Мичигана

Мы ехали на машине в школу. Было тихо. Я включил радио, но не смог найти ни одной нормальной радиостанции, так что выключил его.

– Ты стесняешься меня, – сказала Гоби.

Я повернулся и посмотрел на нее. Огромная сумка лежала у нее на коленях, словно большая собака.

– Да нет, что ты, – сказал я.

– Да ладно, можешь сказать мне прямо. Я все равно вижу это по твоим глазам.

– Это неправда.

Она смотрела прямо на дорогу.

– Я улечу домой на следующей неделе.

– Да.

Я не осмеливался спросить ее, понравилось ли ей у нас.

– Ты, должно быть… э-э-э… соскучилась по своей семье.

Гоби ничего не сказала. Но воздух словно бы стал холоднее, я поежился. Было такое ощущение, что в машине просверлили дырочку и сквозь нее пускают маленькие порции яда. Я даже попробовал не дышать, настолько мне стало не по себе.

– Я просто хотела сказать тебе, – проговорила она, – что я очень благодарна за все, что ты для меня делаешь. Спасибо.

– Да не за что.

Что-то прорвалось внутри меня, и прежде чем я успел подумать, я сказал:

– Можно спросить тебя кое о чем?

Она повернулась ко мне; на ее лице было выражение терпеливого внимания.

– А на самом деле, почему ты решила пойти на бал со мной? Я хочу сказать… это здорово, но…

– Но понятно, что ты не хочешь туда идти, Перри.

– Что?

– Ты не хочешь идти со мной на бал. Я знаю. Ты же не думаешь, что я слепая и вообще ничего не вижу?

– Ну, понимаешь, мы с ребятами… наша группа… мы играем сегодня вечером в Нью-Йорке, – начал я. – Это… как бы тебе сказать… это важно.

– Да даже если бы этого не было, – сказала Гоби, – ты не захотел бы пойти на этот бал со мной. Ну, признайся?

– Да нет, в смысле, да. Просто я удивился, когда узнал, что ты хочешь, чтобы мы пошли туда вместе. Мне казалось, тебя такие вещи вообще не интересуют, вот и все.

Гоби ничего не ответила, просто сидела, положив руки на сумку, и смотрела на ветровое стекло. Мы как раз объезжали школьную парковку, и когда машина остановилась и мы уже собрались выходить, она снова повернулась ко мне.

– Ты ничего не знаешь обо мне, Перри.

– Да, пожалуй, не знаю.

– Что ж, возможно к концу сегодняшнего вечера ты будешь знать меня немного лучше.

Я посмотрел на нее. Что она хотела этим сказать? С того самого момента, как она сделала замечание насчет крови, я понял, что у меня давно уже возникла ассоциация со Спейсик из «Керри». Помните, там такая ученица, старшеклассница? В самодельном бальном платье, испачканном в крови; она еще устроила грозный психокенетический разгром в школьном спортзале. С того момента, как я впервые посмотрел этот фильм в возрасте восьми лет, мне всегда становилось дурно при виде крови. Особенно при виде своей собственной крови. Возможно, не каждый школьный бал заканчивается именно так, как в том ужастике, но что, если сегодняшний приведет к чему-нибудь подобному?

У меня на лице, видимо, было написано такое отчаяние, что Гоби впервые за все это время рассмеялась. Ее глаза заблестели, за толстыми стеклами очков запрыгали озорные, веселые искорки, и на какую-то долю секунды словно свет озарил все ее лицо – и под невыразительной, скучной маской на миг полыхнула огнем интересная девушка, веселая, непредсказуемая, кокетливая и живая. Мне вдруг пришло в голову, что все это время я смотрел на нее не теми глазами.

– А ты хорошо водишь машину, Перри.

– Да, спасибо, но такую-то машину и водить одно удовольствие.

Я припарковался, мы вышли, я обошел машину и подал ей руку. Она взяла меня под руку и выскользнула из салона. «Какая она легкая, – подумал я, – даже в этом громоздком платье с огромной сумкой».

Мы направились к входу. Я уже слышал, что внутри играет музыка, слышал рокот голосов – голосов тех ребят, с которыми я учился последние двенадцать лет. Все они сегодня нарядились кто как мог и будут играть во взрослых, в которых мы все рано или поздно превратимся. Хотим мы того или нет.

«Может, все и обойдется», – подумал я.

Я придержал дверь для Гоби, пропуская ее вперед. Мы вошли внутрь.

5

Сартр сказал: «Ад – это другие люди», а Стрейзанд пела: «Люди, которым нужны люди, – самые счастливые люди на свете». С кем вы согласны?

Амхерст колледж

Не знаю, на что я надеялся, но одно я знал точно: пойти на бал было большой ошибкой.

Я не мог вспомнить, какой именно теме посвящается бал, но в афише точно говорилось что-то о «социальном дарвинизме под звездами». Прожекторы и зеркальные шары преобразили спортзал школы в кипящий бульон из гостеприимства, развлечений и веселья. Сперва никто ничего не говорил в общем-то, но я чувствовал, что десятки глаз уставились на нас, когда мы с Гоби вошли. Я видел выражения лиц и девчонок, и парней: они не верили своим глазам – им было смешно, как детям на новогодней елке, – и, не смущаясь, разглядывали наряд Гоби. Она больше не была невидимкой. Она вышла в полосу света и оказалась в круге, подсвеченным синим прожектором. Мне вспомнился урок истории и рассказ про тех южноамериканских фермеров, которые выставляли на съедение волкам самую слабую и старую корову для того, чтобы защитить остальное стадо.

На сцене выступала какая-то группа, название которой никому ни о чем не говорило, и сейчас она исполняла какую-то из песен «Radiohead». Но звук музыки не перекрывал шепоток у нас за спиной.

– Хочешь пунша? – спросил я.

– Да, пожалуйста.

Я прошел через зал к накрытым столам, которые стояли вдоль противоположной стены. Чоу стоял там со своей девушкой и посмотрел на меня так удивленно, словно совершенно не ожидал увидеть меня здесь. Не обращая на него внимания, я налил поварешкой пунш в два высоких бокала, подошел к Гоби, одиноко стоявшей у края танцпола и окруженной десятиметровой зоной отчуждения, и вручил ей бокал.

– Спасибо, – тихо сказала она.

– На здоровье.

Я залпом выпил пунш, поставил бокал куда-то на стол и осмотрелся, с трудом удерживаясь, чтобы не взъерошить свои волосы. Гоби наблюдала за группой на сцене и покачивалась в такт музыке. Она странным образом не выпадала из обстановки, скорее, даже смотрелась естественно – более естественно, чем в школьных коридорах с ее вечными кипами учебников или в столовке за обедом.

Она допила свой пунш, потом обернулась и посмотрела мне прямо в глаза.

– Хочешь, потанцуем?

– Ну, я даже не…

Ее рука нашла мою руку, пальцы скользнули внутрь моей ладони и настойчиво сжали ее.

– Потанцуй со мной, Перри.

Я понятия не имел, как это все будет выглядеть, но ничего страшного не произошло – мы затерялись в бурном море танцующих, не слишком прижимаясь друг к другу, оставляя положенные шесть дюймов свободного пространства между нашими телами. Это был просто танец, танец и ничего больше, медленное кружение. Никакого «глаза в глаза». Накрахмаленная блузка Гоби аж хрустела у меня в руках, словно Гоби была в доспехах, сшитых из бабушкиных портьер, и когда третья песня закончилась, я посмотрел на часы и увидел, что, оказывается, уже перевалило за восемь вечера.

Я собирался было придумать какое-нибудь извинение, как вдруг что-то тяжелое ударило меня по плечу, и я чуть не упал прямо на Гоби. Она на удивление быстро сделала шаг в сторону, и я вдруг оказался распростертым на полу, а надо мной раздались взрывы ехидного смеха.

– Эй, Стормейр, как хорошо, что ты привел уборщицу на выпускной бал, молодчина!

Я обернулся и увидел Дина Видтакера. Он стоял, засунув руки в карманы, и нагло ухмылялся. Весь такой прилизанный, с вьющимися волосами и лицом, созданным для того, чтобы смешить и издеваться – лицом клоуна, Видтакер был одет в смокинг, несомненно, от Армани. Рядом с ним стоял неразлучный Шеп Монро. Я даже не понял, что они делают на этом балу. Видтакер и Монро были из богатых семей, из другого мира. Достаточно было взглянуть на них, чтобы понять: школьный бал для них – лишь повод поиздеваться над другими. Вокруг них буквально витали флюиды, которые способны источать лишь богатые люди, как будто перенесшиеся сюда прямиком из Швейцарии. Они пришли с девчонками, которые даже не учились с нами; это были дочери друзей их родителей, из тех семей, где деньги и власть бесконечно фонтанировали во всех сферах жизни. Оба они смотрели на все с ленцой, будто им было постоянно скучно.

– Идите в задницу, – сказал я, уже понимая, как жалко это звучит.

– Куда?!

Видтакер ухмыльнулся еще шире, продемонстрировав всем идеальные зубы.

– А что это мне туда идти? Или это ты мне угрожаешь?

Не вынимая рук из карманов, он сделал шаг мне навстречу.

– Я вот что тебе скажу, ничтожество, я-то могу и пойти туда, куда ты только что сказал, но с одним условием! Ты подаришь мне видеозапись, где ты и твоя девушка будете кувыркаться сегодня ночью!

Он окинул Гоби маслянистым взглядом.

– Мне интересно, что у нее там, под этой грудой тряпок и волос? Есть там бюст или хоть что-то от телки?

– Хватит, – сказал я и двинулся на него, покачиваясь.

Я ни с кем не дрался с шестого класса, и мой кулак Видтакер, должно быть, заметил, как только я его занес, потому что, когда я опустил руку, он уже прыгнул на меня и ткнул в грудь изо всей силы. В меня словно попал мяч от гольфа. Я повалился в сторону, пересчитывая ребра. Сквозь пелену боли я услышал раскатистый смех Шепа Монро.

– Ты маленькая уродливая сволочь, Стормейр.

Видтакер закрыл мне все лицо ладонью, сжал ее и, изрыгая слюну, прошептал мне в ухо:

– Ты совершил большую ошибку, явившись на мой бал с этим куском евродерьма.

– Не смей называть ее…

Он оттолкнул меня рукой, я стукнулся затылком так, что решил, что теперь приду в себя только в «скорой помощи». Вокруг стали собираться люди, но когда я снова смог открыть глаза, ни Видтакера, ни Монро, ни их девушек уже не было видно.

Я увидел, что Гоби смотрит на меня. Она по-прежнему стояла там, где я видел ее в последний раз. Выражение ее лица было загадочным, как никогда.

– Эй, – сказал я. – Хочешь, уедем отсюда?

Она кивнула.

– Тебе стоит подогнать машину поближе.

Она быстро взглянула в направлении женского туалета.

– Мне нужно поправить макияж.

Я понял, что, возможно, ей нужно просто уединиться ненадолго. Может, она вообще хочет слинять отсюда одна. После того что только что случилось, не мне было винить ее.

Блин, может, мне повезет, и я избавлюсь от нее прямо сейчас?

* * *

Она вышла через десять минут и, ни слова не говоря, села в машину.

– Послушай, – сказал я, когда мы тронулись, – извини за все, что там произошло.

– А тебе надо бы научиться драться.

Я повернулся к ней.

– Что?

– Ты затянул с ударом. Тому парню просто повезло. Ты мог бы сломать ему нос.

– Я не думал, что ты такой эксперт в боевых искусствах, – сказал я. – Может, дашь мне пару уроков?

Гоби пожала плечами.

– Если хочешь.

– Думаю, ты слышала, что он сказал о тебе.

– Ш-ш-ш. – Она сморщила носик. – Мнение такого-то субинлайзиса ничего для меня не значит.

– А что это такое?

– Это то, что вы назвали бы…

Она помедлила, выбирая подходящее слово.

– А что делают собаки?

– Гоняются за котами?

– Нет. – Она помотала головой. – Они лижут свои собственные яйца.

– Так ты назвала его яйцелизом?

– А что, – сказала она, – тебя это шокирует?

– Нет, – ответил я, – просто не думал, что тебе знакомы такие слова.

– Ты что, шутишь? Да я ругаюсь направо и налево, просто на своем языке.

– А, например?

– Ну, его можно было бы еще назвать… гаиддио паутаи, это значит куриные яйца.

– Куриные яйца?

– Хотя на твоем месте, – сказала она, – я бы просто врезала ему по зубам, чтобы он больше не говорил женщинам обидных слов.

– Ты бы так с ним поступила, да?

– Да, для начала.

– Ты полна неожиданностей, знаешь?

– Я же сказала, к концу вечера ты узнаешь обо мне много нового.

– Ну, не знаю, – заметил я. – Я хочу сказать, ты же пробыла здесь девять месяцев, почему ты никогда не вела себя так раньше?

Она ничего не ответила. Тут я взглянул на часы в машине. Была уже почти половина девятого. Я понял, что надо срочно везти ее домой, но с учетом того, что только что произошло на балу, я сомневался, что смогу просто подвезти ее до дома и вытолкать из машины.

– Ты… это… хочешь, еще куда-нибудь сходим?

– А поехали в город.

– Куда?!

Она указала на дорожный знак, на котором было крупно написано: «Нью-Йорк 48 миль».

– Ты хочешь поехать в Нью-Йорк?

– Это же моя последняя неделя в Штатах, Перри. Ты мог бы показать мне город, а?

– Да мы только на прошлой неделе ездили, ты что, забыла?

– А я и не говорю про бродвейское шоу в компании твоих родителей и твоей сестры. Я говорю про Манхэттен, ночью, с тобой. Чуешь разницу?

– Ты серьезно?

– А что, похоже, что я шучу?

Я вроде бы начал кивать. Все это, похоже, мне на руку. Если Гоби действительно хочет поехать посмотреть ночной город, значит, я точно смогу сыграть на концерте в «У Монти», и даже отец не будет возражать.

– О’кей, – сказал я, – в смысле, отлично, если ты действительно этого хочешь.

Мы уже почти подъезжали к дому и пересекали небольшую площадь неподалеку. Я включил поворотник и начал перестраиваться в левый ряд.

– Ну, мне нужно сначала заехать домой и поменять тачку.

– Нет. – Она вцепилась в руль. – Мы поедем на этой машине.

– Постой, что ты делаешь?

– «Ягуар» – хорошая машина, так? И быстрая, так?

– Да, – сказал я, – быстрая, но…

– Вот на ней и поедем.

– Нет.

– Мне казалось, ты сказал, тебе нравится вести ее.

– На выпускной бал – да, но не в Нью-Йорк, не настолько.

Она поцокала языком и уставилась на меня:

– Слиундра.

– Ну, а это что значит?

– Это значит… как бы сказать…

Гоби убрала с коленей сумку и кивнула головой, указывая туда, между ног.

– Пусси.

– Пусси? Ты только что назвала меня «пусси»?

Она кивнула.

– Ладно, Гоби. Давай-ка я тебе кое-что объясню. То, на чем мы едем, это, так сказать, машина стоимостью восемьдесят тысяч долларов. Отец любит ее, как собственное дитя, я не поеду на ней в Манхэттен. Это решено.

– А ты всегда делаешь то, что скажет папочка?

– Когда дело касается этой машины, да.

Она снова улыбнулась мне такой же улыбкой, как тогда, когда мы только что приехали на бал. Но теперь в этой улыбке было больше вызова. Не такая уж она была и игривая.

– Я вижу, как он разговаривает с тобой. Он контролирует всю твою жизнь. – Она изменила голос и теперь пародировала (и очень похоже) моего отца и его поучительный тон. – Перри, ты должен больше заниматься, это неприемлемо. Ты никогда не поступишь в Колумбийский университет с такими оценками. И как ты собираешься добиться успеха в жизни?

Я почувствовал, что закипаю. У меня даже температура, кажется, поднялась. Горели не только щеки, но и губы, и подбородок.

– Это неправда.

– Он говорит тебе, что делать, и ты делаешь это. Ты всю свою жизнь боишься разочаровать его. Так нельзя.

– Послушай, – сказал я. – Извини, но ты не настолько хорошо меня знаешь. Я хочу сказать, ты хоть и пожила с нами в одном доме некоторое время, но ты не знаешь ничего о том, какие мы на самом деле.

– Докажи.

– Что?

– Ты меня слышал. Чего ты так боишься?

– Дело не в этом, я просто не собираюсь ехать на «Ягуаре» в Нью-Йорк. Тебе ясно?

Она вздохнула.

– Твой папа сказал, что ты можешь поехать на этой машине, так?

– Так, но…

– Он не сказал, куда именно ты можешь поехать.

Я посмотрел на связку ключей с брелком в виде цепочки, свисающую с замка зажигания, и вспомнил, как отец передавал мне их в своем офисе. Одна цепочка свисала с ключей, другой цепью отец приковал меня к себе. Я взялся за руль и надавил на педаль газа. Двигатель взревел. Мы развернулись и понеслись вперед.

– Только недолго.

Гоби кивнула так, словно ничего другого и не ожидала. Она полезла в свою огромную сумку и выудила оттуда смартфон «Блекберри». Что-то я не припомню, чтобы раньше она им пользовалась. Ее пальцы быстро запорхали по клавиатуре, набирая что-то, но держала она экран так, что я ничего не мог разглядеть.

– Вот, сюда я хочу пойти.

Я посмотрел.

– Что, в клуб «40/40»?! Ты что, спятила?

– Ты знаешь, где это?

– Ну, естественно, это клуб рэппера Джей Зи, но…

– Отлично, – сказала она и убрала «Блекберри» в свой мешок. – Тогда поехали туда.

– Но почему именно туда?

Она пожала плечами:

– Я читала в журнале про это местечко, хочу посмотреть.

– Сомневаюсь, что нас туда пустят.

– Почему ты все время видишь только темную сторону вещей?

– Я просто знаю, что возможно, а что нет, – ответил я. – Просто я реалист, а в остальном я сам Мистер Солнечный Свет.

Она рассмеялась.

– Что?

– Ты смешной.

– Я рад, что ты так считаешь. К вечеру со мной будет еще веселее.

– Что-то сомневаюсь, – ответила она.

Я переключил передачу и сосредоточился на дороге. Мне нравилось то, что я ослушался: мне нравилось чувствовать себя плохим парнем.

– Итак, клуб «40/40», – сказал я. – Ты прочла о нем в журнале и решила, что хочешь туда пойти, да?

Гоби не ответила. Я повернулся и посмотрел на нее. Она прислонилась лбом к боковому стеклу, и я не мог разглядеть ее лица.

– Гоби?

Нет ответа. Я потянулся к ее плечу и слегка сжал его, потом потряс. Она застонала, потом дернула плечом, затем выпрямилась и, несколько раз моргнув, посмотрела на меня невидящим взглядом. Сознание возвращалось к ней постепенно.

– О, – сказала она.

– Ты в порядке?

Она кивнула.

– У тебя был приступ?

Ответа не последовало.

– Послушай, может, нам лучше вернуться домой?

– Нет. Все уже прошло.

– Ты уверена? Иногда, когда с тобой происходят…

– Я в порядке, Перри.

Она кивнула на ветровое стекло:

– Следи за дорогой.

6

Расскажите, насколько ваши путешествия повлияли на вас как на студента и жителя мира?

Университет Флориды

Через сорок пять минут мы уже были в Флатирон Дистрикт и искали место на Двадцать пятой улице, чтобы припарковаться среди вереницы машин, которая выстроилась вдоль высокого двухэтажного клуба. Люди стояли в очереди за красными бархатными веревками-ограждениями, и все они жаждали попасть внутрь. Я видел рекламу этого клуба в журналах, но так близко к нему я подошел впервые.

– Да нас ни за что туда не пустят, – сказал я.

– Что ты все время думаешь только о…

– О плохом, да? Ладно, я понял тебя.

Гоби закинула свою огромную сумку на плечо, открыла дверь и боком вылезла из машины.

– Встретимся внутри.

– А что, если…

Но ее уже и след простыл. Я посидел с минуту, глядя сквозь ветровое стекло на огни большого города. Мимо проезжали такси, время от времени сигналя. К моему окну подошел парковщик. Он вырос рядом, словно привидение.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?

– Припаркуйте мою машину в безопасном месте, пожалуйста, – сказал я, взял чек и вылез из машины.

Вот теперь я почувствовал, что облачен в смокинг – почувствовал это как никогда, но, похоже, никто не обратил внимания на мой прикид, кроме чувака на парковке, который махнул рукой в сторону клуба, словно отпуская меня. Возможно, он считал, что таких молодых людей в смогинге, взятом напрокат, не пускают в ночные клубы. Я сделал вид, что ничего не заметил, внимательно вглядываясь в толпу перед клубом и ища взглядом Гоби.

– Эй! – позвал меня вдруг тот охранник, что стоял на входе, и настойчиво поманил рукой, так что я не мог проигнорировать его.

Все люди в очереди вдруг уставились на меня. Покраснев и приготовившись к тому, что сейчас на меня наорут и пошлют куда подальше, я подошел к нему, но он отцепил веревку, пропуская меня внутрь, и распахнул передо мной двери клуба.

– Она ждет тебя внутри.

– Чего, чего?

– Твоя дама.

– А, спасибо.

– Кстати, подожди, – его рука тяжело опустилась мне на плечо, – у тебя документы есть?

– Да, сейчас.

Я дрожащими руками вытащил бумажник и достал водительские права. Он внимательно изучал дату рождения; я терпеливо ждал. Потом он взял меня за руку и приложил сверху печать с красными чернилами. На руке появилась надпись заглавными буквами: «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ».

– Алкоголь не пить. И за барной стойкой не сидеть.

– О’кей.

Я вошел внутрь.

Внутри все было совсем иначе: звуки, запахи, освещение, музыка. Люди, которые, казалось, принадлежат какой-то исключительной группе – взрослые, изысканные жители мира, – толпились у стойки бара. Я прошел под вереницей молчаливых образов на шестидюймовом плазменном экране на стене, транслирующем канал ESPN. С потолка свисали белоснежные кресла, ярко-желтые внутри. Они были похожи на гигантские вареные яйца, а внутри этих кресел сидели самые красивые женщины, каких я когда-либо видел. Они болтали в воздухе длинными ногами и потягивали напитки из высоких узких бокалов. Мужчины в костюмах, высокие парни в солнечных очках, похожие на игроков NBA, еще более роскошные женщины, а также одиночки и хиппи заполняли помещение с мраморными полами и лестницы. Постояв с минуту, я увидел Гоби за одним из дальних столиков и подошел, пытаясь понять, как же она там оказалась.

– Как тебе удалось все это… ну чтобы нас пропустили?

– Садись.

Она подтолкнула мне высокий стакан, почти не глядя на меня.

– Я заказала тебе пепси.

– Спасибо.

– Я сейчас вернусь.

– Гоби, подожди минуточку.

Но она уже ушла в направлении дамской комнаты. Я потягивал пепси, изо всех сил делая вид, что я пью «Курвуазье». Не знаю, как ей удалось протащить нас сюда и что мы будем делать дальше, но ко мне снова вернулась особая чуткость восприятия, когда все кажется одновременно и слишком ярким, и абсолютно реальным, и совершенно невозможным. А времени было половина десятого – и уже скоро десять, – и я решил, что, если бы я заплатил десять долларов за пепси и ушел отсюда поскорее, я смог бы еще успеть на репетицию в центре Нью-Йорка. Все еще могло бы получиться, не случись какая-нибудь фигня.

А Гоби между тем все не было и не было. Я вытащил из кармана мобильный и посмотрел на часы. В дверях появились лощеные парни с Уолл-стрит и принялись поглядывать на мой столик так, словно хотели занять его. Я обернулся, чтобы проверить, не идет ли Гоби, и увидел стройную девушку в маленьком черном платье и черных очках, закрывающих половину лица. Она медленно шла прямо ко мне, руки ее были свободно опущены, бедра равномерно покачивались, словно метроном, под плотно облегающей фигуру тканью. Красная помада на ее губах словно разрывала окружающий полумрак. Она бросила сумку на стол рядом с моим стаканом.

– Я передумала, – сказала она. – Я хочу уйти.

Я уставился на нее.

– Гоби?

– Скажи, чтобы подогнали машину.

Я продолжал таращиться на нее; мой мозг был не в состоянии переварить то, что видели мои глаза. Это была Гоби – и одновременно совсем не она. Неряшливый вид, плохая кожа, сальные волосы – все исчезло! Теперь все линии были четкими, чистыми, обтекаемыми и женственными. Она распустила волосы, и они падали легкими прядями шоколадного цвета с бликами. Красивое стройное тело, которое она прятала под вязаными юбками и свитерами, теперь было обтянуто узким платьем, подчеркивая все выпуклости и формы. Я практически слышал, как скрипит ткань, когда она вдыхает. Единственным сходством с прежней Гоби была серебряная цепочка с половинкой сердца, которая все еще висела у нее на шее.

– Да что с тобой?

Она приспустила солнечные очки на кончик носа, и я увидел, что глаза у нее зеленые, как изумруды.

– Что ты так уставился на меня?

– Извини. Вот это да…

– Я расплачусь. Жди меня снаружи.

Она взяла свою сумку и оглядела клуб. Потом бросила взгляд туда, где несколько парней в небрежных костюмах с псевдонеряшливыми стрижками зависали с подружками, на которых почти ничего не было надето. Все они выпивали.

– Когда подъедешь, не останавливайся у окна.

Я встал, оглянулся и чуть не врезался в стол, так как не мог оторвать от нее взгляд. Посмотрел, как она пересекает зал. Затем вышел и протянул паковщику свой билет. Когда он подогнал «Ягуар», Гоби все еще не было. Я сел за руль и подъехал настолько близко к входу в клуб, насколько у меня хватило смелости. Потом я вытащил из кармана мобильный и набрал номер единственного человека, который был в состоянии мне поверить. Последовало три гудка.

– Эй, Перри?

Я услышал шум и музыку на заднем плане.

– Привет, Чоу.

– Слышь, что случилось-то? Что за хрень там произошла с Видтакером и…

– Чоу, послушай, я в городе.

– Чего? В смысле, в Нью-Йорке?

– Да.

– Кру-у-уто!

– Нет, послушай. Мы в клубе «40/40».

– Да елки ж палки! – воскликнул Чоу, даже не пытаясь скрыть свой восторг. Он спокойно признавал, что он всего лишь восемнадцатилетний молоденький кореец, который слишком много времени проводит, слушая «Young Money» и играя в онлайн игру «World of Warcraft». – Все, Перри, считай, что ты мужик, ты больше, чем мужик, ты…

– Чоу, заткнись и послушай меня хоть секунду, – сказал я. – Я здесь с Гоби, она только что вышла из туалета и это… типа… вообще другая стала. Не знаю, такая теперь красотка…

– Подожди-ка, – сказал Чоу почти серьезно, – мы говорим об этой твоей студентке? О Гоби, которая чуть не убила тех парней на нашем балу?

– Подожди, – опешил я, – ты что говоришь?

– Ты что, не слышал? Про Шепа и Дина? Я как раз собирался тебе рассказать. После того как Видтакер толкнул тебя, Гоби вернулась и закончила драку за тебя. Она нокаутировала их, приятель. Их увезли на «скорой». Тут врачи с носилками бегали по залу. А ты где был в это время?

– Я…

Я резко оборвал себя. Я вспомнил, как она сказала, что пойдет поправить макияж. Попросила подогнать машину, а в это время она, значит… И тут вдруг центральное окно клуба разлетелось, брызгая стеклом в разные стороны. Оттуда что-то вылетело – тело грязноволосого парня в сером костюме; оно ударилось о капот «Ягуара» так, что его окровавленное, расплющенное лицо оказалось прямо напротив меня, всего в десяти дюймах. Оно было похоже на живую оплывающую свечу, которую прижали к стеклу – глаза широко открыты и безжизненны.

Я заорал во всю глотку, сдал назад и выронил телефон и начал уже открывать трясущимися руками дверцу машины, чтобы выбраться, но тут рядом появилась Гоби. Она скользнула на пассажирское сиденье и втянула меня обратно в салон.

– Я же просила тебя не останавливаться у окна, – сказала она.

7

Опишите критический момент в вашей жизни, когда думать и поступать привычным образом было невозможно. Какова была ваша реакция? Как это изменило ваш образ мыслей?

Рамапо колледж

И вот он я. Я кричу:

– Там мертвый мужик на капоте! О боже! Да какого же… На капоте машины моего отца валяется мертвый мужик!

Я почувствовал, как кто-то схватил меня за плечо. Схватил достаточно сильно и тряхнул, выводя меня из панического транса. Гоби сжимала мою руку чуть выше локтя, очень сильно. И когда я обернулся и посмотрел на нее, солнечных очков на ней уже не было. Она впилась в меня взглядом:

– Тебе нужно сдать назад, Перри, тогда тело сползет на землю.

Я скользнул взглядом по сумке, которую она держала на коленях. Огромной сумке. Единственном, что осталось от той девушки, которой Гоби была пятнадцать минут назад. Сумка была открыта. Я увидел, что в ней поверх одежды, рядом с «Блекберри», лежит пистолет.

– Ты сделала это? Ты пристрелила этого парня?!

– Сдай назад, Перри. – Ее голос звучал абсолютно спокойно. – Сдай назад, пока не приехала полиция.

Я все еще возился с ручкой, пытаясь вылезти из машины, но тут Гоби перекинула одну ногу в высоком сапоге через коробку передач, нажала на газ – и «Ягуар» рванул назад. Нас мотануло так, что я почувствовал, будто меня встряхнули, словно мешок с картошкой, а тело мертвого мужика соскользнуло с капота и исчезло из поля зрения. Гоби сильно вывернула руль, так что мы крутанулись между припаркованными рядом «Хаммером» и «Лексусом», ожидающими парковщика.

– А теперь, – сказала она, – давай, гони!

Я помотал головой, дергаясь, словно рыба, пойманная в сеть.

– Выпусти меня! Можешь забирать машину себе! Только выпусти меня!

Да куда же подевалась дверная ручка? Я выходил из этого «Ягуара» всего-то три-четыре раза за всю свою жизнь. И это включая те разы, когда мне хватало смелости пробраться в гараж и просто посидеть внутри машины, пока отец не видит.

Теперь мои дрожащие пальцы блуждали по двери, пытаясь найти ручку и открыть ее, как вдруг что-то тяжелое и горячее уперлось мне в правый бок. Я почувствовал запах нагретой стали и пороха.

– Помнишь, как ты помогал мне с презентацией в «пауэр пойнт» для урока по экономике мистера Уибберли? – сказала Гоби. – Ты тогда очень хорошо соображал, Перри. Сейчас ты соображаешь не так хорошо.

В ее голосе странно сочетались ласковые и наставительные нотки. Как будто она объясняла что-то очень простое кому-то очень глупому.

– Мне нельзя водить машину. Ты же сам знаешь.

– Да это же Нью-Йорк! Кому здесь нужна машина?

Она дотронулась до моей руки:

– Ты мне нужен.

Я посмотрел направо и налево. Снаружи, у дверей клуба, народ уже собирался около разбитого окна, рассматривая распростертое на земле тело. То тело, что несколько секунд назад лежало на капоте моей машины лицом в стекло. Некоторые люди начинали оглядываться на нас. Я чувствовал прижатый к своему боку пистолет, и на периферии моего сознания была мысль, которую я никак не мог уловить.

– Да кто ты такая вообще? Ты просто студентка из другой страны! Ты просто школьница!

– Мне двадцать четыре года.

– Что?

– Поехали.

Теперь пистолет упирался мне в висок.

– Последний раз предупреждаю, поехали.

Я тронулся с места и вырулил на улицу. Меня трясло: каждая часть моего тела вибрировала. Гоби протянула руку и включила «дворники»; они размазали кровь по стеклу наподобие двойной радуги. Она побрызгала стеклоомывателем и включила «дворники» снова. Стекло стало немного чище. Теперь я мог различить впереди огни Бродвея, мерцающие сквозь кровавые разводы на стекле. В зеркало заднего вида я заметил, что толпа перед клубом «40/40» с каждой секундой становится все больше и больше. Вдалеке послышался вой сирены.

– Поверить не могу. Неужели вся эта хрень происходит на самом деле?!

– Не тупи, езжай быстрее.

– Да я быстро еду!

– Ты едешь пять миль в час.

Впереди показался красный сигнал светофора.

– Хорошо, но, пожалуйста, просто убери пистолет, о’кей?