Текст книги "Ангел страсти"

Автор книги: Джо-Энн Пауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 17

Первое известие от нее пришло в феврале.

Грэхэм Монтроз направлялся к скалистому острову у южного побережья Ирландии в качестве посланца от Аллена Гейнсбриджа и его союзников. Николасу не разрешалось писать письма или сообщаться каким-либо иным способом с внешним миром. Исключение составляли редкие визиты друзей – это Иоанн милостиво разрешил. Так что визит Грэхэма имел целью убедиться, что Николас жив и потому их союз продолжает существовать, как они и договаривались. Грэхэм пробирался по узкой каменистой тропе к саманной, оштукатуренной снаружи хижине, где обитал отверженный Полуночный Дьявол.

Вскоре друзья сидели у довольно уютного очага под присмотром двух охранников, приставленных к Николасу, попивая вино. Николаса больше всего интересовал только один вопрос.

– Как она?

Грэхэм смотрел, как играет вино в чаше.

– В прошлом месяце перебралась в Уиндом-хаус, доставшийся ей по наследству. Это небольшой дом. Права на замок Уиндом пришлось уступить лорду Джеффри. Он не хотел забирать замок, убеждал ее остаться, но она не согласилась. Позднее написала письмо, в нем признавала его права и уехала, – Грэхэм выжидательно посмотрел на Николаса.

– Что-то здесь не так, – Николас схватился за кинжал. – Что случилось?

– Она не желает с нами разговаривать. Слуги опасаются за ее рассудок. Приставила охрану к дверям своей комнаты и не пускает никого из нас.

Несколькими неделями позже приехал лорд Джеффри Девро с кое-какими дарами от Иоанна для знаменитого пленника. Николас не терял зря времени и сразу приступил к интересующему его вопросу.

– Она уехала из Уиндом-хауса, – печально ответил лорд Джеффри. – Я это узнал на прошлой неделе перед отъездом. Получил письмо от ее отца. Он вне себя от беспокойства и предпринимает отчаянные попытки разыскать ее.

– Вы хотите сказать, ему неизвестно, где она находится?

– Этого никто не знает. Она уехала ночью. Даже слуги не могут сказать ничего определенного.

– А ее камердинер Питер? Или Эдвин? Леон? У Леона есть знакомые, он мог бы узнать.

– Не думаю, Николас, мы его спрашивали. Он бы сказал, если бы что-то знал. Он ей так предан.

– Тем больше оснований молчать. Вы сами должны найти ее.

– Да, конечно. – Лорд Джеффри бросил взгляд на стражей, тех явно больше привлекали бочонки с вином, привезенные гостем, нежели беседа их пленника. Тем не менее, он перешел на шепот.

– Но нам бы это лучше удалось, если бы вы смогли вырваться из заточения.

– Не возражаю – доставьте меня домой, и я ее разыщу, – откликнулся Николас.

– У меня есть план, – прошептал гость. – Один из стражников, по моим наблюдениям, должен заболеть от отвратительного вина, доставленного мною. – Он хитро подмигнул. – У нас есть другой кандидат на его место, тот просто горит желанием отличиться перед королем Англии. – Он многозначительно поднял бровь.

– Как удобно. Полагаю, он ирландец.

– До мозга костей.

Месяц спустя благодаря охраннику-ирландцу и его семье Николасу удалось бежать с острова. Его перевезли в другое место, в горах Уэльса, и надежно спрятали в доме одного из ярых противников Иоанна.

Бродя по просторным залам замка своего спасителя, Николас тяготился нехорошими предчувствиями. И не напрасно. На следующее утро после его приезда пришла записка от Монтроза, поразившая Николаса, словно гром.

«Анжелика удалилась в монастырь Святой Анны в Доминиканском аббатстве в Йорке. Там она воспитывалась ребенком. На мою просьбу о свидании я получил отказ. Анжела не может встречаться ни с кем, ибо дала обет молчания.»

Николас в отчаянии скомкал записку. Рушилась его последняя надежда. Когда-нибудь он собирался вернуться к ней свободным человеком, жениться на ней и обрести счастье.

Эта мечта зажигала его стремлением скорее вернуться в Англию, продолжить борьбу против тирана, разрушителя добра и чужих жизней.

Вернувшийся посланник привез Данстану весть о благополучном возвращении Николаса, он также передал план окончательного уничтожения Иоанна, короля Англии.

* * *

Лето пришло в аббатство, но не добавило тепла в сердце Анжелы. Ее мучило крайнее беспокойство. Внутри все горело. Она положила руки на живот, выпрямила спину. Живот значительно выдавался вперед. Ребенок оказался крупным и причинял множество неудобств, но сильнее всего страдал рассудок.

Анжела знала – на слово Иоанна нельзя полагаться, – и боялась, что отца ребенка уже нет в живых. Желание видеть Полуночного Дьявола мертвым превратилось у короля в навязчивую идею.

Когда его люди снова заставили ее подчиниться чужой воле, она убеждала себя, что ненавидит Николаса, но сознавала – это самообман. Под напускным негодованием продолжала жить в ее сердце безграничная любовь к нему, а теперь доказательство этой страсти шевелилось у нее под сердцем. К чему притворяться? Больше всего она хотела видеть своего Дьявола живым и свободным, но знала – мечте вряд ли суждено сбыться.

Зимой боль разочарования оказалась мучительно сильна, она не хотела ни видеться, ни говорить с теми, кто помогал Николасу заключить сделку с Иоанном. Она обвиняла их всех в своем несчастье и в тех муках, которые из-за нее переживает Николас.

Она заявила, будто дала обет молчания. Анжела не хотела встречаться ни с кем, даже с родными, и этот обет стал удобным предлогом. Когда под сердцем ее зашевелился ребенок Николаса, она поняла – эта весть не должна дойти до короля. Ибо тогда она умрет. Хотя Анжела еще не совсем простила Николасу сделку с ее обменом, она уже обожала маленькое существо внутри себя и решительно настроилась самоотверженно защищать жизнь этого живого свидетельства недели страстной любви, которую ей посчастливилось пережить.

Наступил август. Толчки крохотного тельца становились все сильнее, ребенок, вероятно, унаследовал отцовское здоровье. Теперь Анжела, хотя и не виделась ни с кем и никому не писала, начала прислушиваться к новостям, приносимым время от времени извне. Она хотела узнать, жив ли Николас, ежедневно моля об этом Бога. Внезапно ей явился ее добрый призрак и сообщил – ее Дьявол жив. Анжела воспрянула духом.

До стен монастыря доходили слухи о Полуночном Дьяволе, о его возвращении, о его намерении избавить всех от зла и несправедливости. А за этими стенами Анжела шила крохотные рубашечки и молилась о скорейшем избавлении от несчастий.

* * *

В середине октября до монастыря Святой Анны долетела весть – король Иоанн лежит на смертном одре в Ньюарке. Молитвы послушниц (многих из них по вине монарха вынудили отказаться от мирской жизни в ранней молодости), неистово просили Господа прибрать грешную душу государя.

Анжела, положив младенца в деревянную колыбель, направилась в часовню, собираясь вознести благодарную молитву. Со слезами на глазах она воздавала хвалу Всевышнему за скорое освобождение от земных грехов короля.

В прошедшие месяцы страдала вся Англия. Иоанн и его армия наводнили земли на севере, сжигая дома тех, кто не мог заплатить немалый выкуп, опустошали окрестности. Шотландия покорилась почти без сопротивления. Но это мало утешало англичан, ибо, когда король снова повернет на юг, то сможет бросить все силы на борьбу с мятежными баронами, ненавидевшими его тем сильнее, чем больше он неистовствовал.

Летом французы начали осаду замков Иоанна в Англии, король терпел серьезные потери от людей Полуночного Дьявола. Этот изгой вел за собой не только простых людей, но также и благородных рыцарей – лорда Гейнсбриджа, графа Девро, лорда Монтроза и мятежных баронов, которые уже год сражались с королем.

Анжела трепетала при каждом известии о подвигах Полуночного Дьявола. Теперь Николас действовал более осторожно и беспощадно. Пленных из числа людей короля не оставлял. Пока Иоанн жег и грабил, разорял и уничтожал каждого, кто сопротивлялся ему, Полуночный Дьявол и его товарищи одерживали одну победу за другой. При вести о каждой новой победе Анжела не могла сдержать довольной улыбки. Николас сможет освободить страну от того, кто разлучил их; наконец-то появилась слабая надежда.

На этот раз Анжела чувствовала – Иоанну не удастся остановить Дьявола. Окруженный, загнанный Иоанн слег и теперь готовился предстать перед Создателем.

Умиротворенная, Анжела поднялась с колен и вернулась в келью, где шила для монахинь и молилась за того, кого она обожала, за освобождение народа от зла и насилия.

Как только сына Иоанна возведут на престол, она вернется в Уиндом-хаус, ибо две веские причины побуждали ее к этому. Одна – отдать свою любовь Полуночному Дьяволу. Вторая – подарить ему доказательство этой любви.

* * *

– Этот упрямец не хочет приехать, – пробормотал Аллен. – За последние две недели я послал ему два приглашения.

– И я одно, – проговорил лорд Джеффри. – Он не пишет, передает ответ через посыльного.

– Я ждала, – сетовала Анжела, – его появления на предрождественские праздники.

– Он никого не принимает, – объяснил лорд Джеффри. – Я спросил его привратника, почему мне отказывают в элементарной вежливости. Он ответил, граф Свонсдон строжайше приказал никого к нему не пускать. Бедняга выглядел таким же расстроенным, как мы все; сказал, Полуночный Дьявол плохо ест, мало спит, бродит по замку, как привидение, слуга даже опасается за рассудок хозяина. Спросил, знает ли молодой король о сумасшествии нового графа Свонсдона.

Анжела понимала, что происходит с Николасом, она испытала все это на себе. Она отложила шитье – туника из бархата цвета рубина – рождественский подарок для Николаса.

– Однако он часто шлет подарки. Этот кусок бархата, например, лимонные леденцы. На прошлой неделе прислал золотой пояс в виде цепи. Он знает, как мы ждем его, и где мы.

«Знает ли он, как я хочу его видеть?»

– На прошлой неделе он прислал мне в подарок золотую монету. Просто монету, и ни строчки, – подхватил лорд Джеффри.

– Он раздает все ценности, оставшиеся у него. В замке он живет меньше двух недель. При таком размахе можно остаться без гроша, – добавил Аллен.

– Может быть, – лорд Джеффри поднял палец, – он не знает, что делать с богатством.

– Или как жить без войны. Он так не привык к тишине и покою, – заключила Анжела.

– Не знаю, в чем там причина, но мне это не нравится, – пробурчал Аллен. – Надо заставить его вернуться к людям и жить нормальной жизнью.

– Но как? Если приглашения не действуют…

– Я знаю другой способ, – уверенно произнесла Анжела.

ГЛАВА 18

Йоркшир, Англия

Бог услышал ее молитвы.

Она это поняла, как только с него сняли простыни, в которых доставили туго спутанного.

Он остался таким, каким она его помнила. Большой. Сильный. Настоящий мужчина.

Чертыхаясь и стараясь побыстрее освободиться от веревок, он встал и гневно посмотрел на Питера и Леона.

Но вдруг его взгляд упал на нее… он осекся.

Он немного похудел, побледнел. Золотистые глаза не излучали прежнего света. Но его красота по-прежнему брала за душу. У Анжелы перехватило дыхание. Неужели так будет всегда?

Она сделала знак Питеру и Леону удалиться, не сводя глаз с Николаса. Она не двигалась, давая ему возможность прийти в себя, хотя сердце разрывалось от желания обнять его.

Николас оглядел комнату – стулья, ее рукоделие, ярко горевший огонь в камине. Анжела подошла, развязала веревки, поднесла его ладони к губам, поцеловала. Он пытался сопротивляться, как раненый зверь, не смея поверить наступившему облегчению.

Анжела с недоумением смотрела в его глаза, наполненные затаенной болью, и едва сдерживала слезы.

Она подошла к столу, где стоял кувшин с вином; дрожащими руками налила в золотую чашу – одну из драгоценностей, присланную им на прошлой неделе, – и приблизилась к Николасу. На этот раз он не стоял перед нею на коленях, как в первую ночь их встречи, и руки его не спутывали тугие веревки.

Но сознание оставалось скованным.

Когда-то он снял бремя с ее души, освободил ее от страхов. Теперь Анжела хотела сделать это же для него.

Она предложила Николасу вино, но он и не заметил. Он не мог оторвать глаз от нее, так смотрят на пищу изголодавшиеся люди. Анжела гадала, заметил ли он, как изменилась ее фигура после родов. Вложив чашу в его руку, она поддержала ее снизу.

Он не удержал чашу, уронил со звоном на пол. Схватив ее за руку, он долго смотрел на золотое кольцо с ониксом и жемчугом.

– Я носила его все эти месяцы, – наконец проговорила Анжела, нарушив молчание и сковывавшее его оцепенение.

Николас резко повернулся, отошел к огню.

Анжела поняла его смятение, недоумение.

– Вы заговорили? Как это понимать? – Вопрос прозвучал, как пощечина.

– Я воспользовалась предлогом, чтобы ваши друзья оставили меня в покое. Я ненавидела их за соглашение с королем.

– Говорите… откровенно. Меня вы тоже ненавидели.

– Да. Тогда ненавидела. – Разговор получался более неприятным, чем она ожидала. – Но это длилось недолго. Сначала, когда меня увели, мне показалось, Иоанн хочет повесить вас.

– О, Господи! Я дал ему достаточно денег, он мог бы содержать на них и десять армий!

– Но я не доверяла ему и не знала, насколько он нуждался в деньгах. Не знала, как вам удалось попасть в ссылку, а вашим друзьям получить разрешение навещать вас. Вы мне ничего не сказали!

Он взорвался.

– Черт возьми, как я мог сказать вам?

Анжеле еще не приходилось видеть Николаса в такой ярости.

– Знаю. Потом я это поняла.

– Мне казалось, вы питаете ко мне доверие, – он сделал к ней угрожающий шаг.

Анжела не сдавалась.

– Я действительно доверяла вам, но потом мое доверие поколебалось.

Николас напряженно ждал.

– Я знала, Иоанн не отличался благородством. Никогда мне не приходилось встречать столь совершенного сочетания жестокости, злости и жадности в одном человеке. Неужели вы хотите обвинить меня в том, что я усомнилась в превосходстве Полуночного Дьявола над этим чудовищем?

– Нет, это ведь несправедливо. А я всегда стараюсь относиться к людям справедливо.

– Это мне известно, – прошептала она.

– Тогда я хотел бы знать, зачем я здесь. Скажите мне, и я хочу поскорее вернуться домой.

– Почему?

– Что почему? Почему я хочу вернуться домой? Но это же очевидно. Мой дом такой большой и великолепный. Предыдущий хозяин позаботился о замке Свонсдон, разве для вас это новость? До самый кончины Бартлета от руки палача Иоанна замок обставлялся с редкой роскошью. На прошлой неделе я приказал сжечь все украшения, переплавить серебро.

– Знаю. Слышала о горящих в замке кострах. – В действительности, когда до Анжелы дошли эти слухи, она впервые начала серьезно опасаться за душевное здоровье Николаса.

Это и подтолкнуло ее к решению дать поручение Леону доставить к ней графа. Леону пришлось придумать благовидный предлог, чтобы попасть в замок. Николас поспешил выйти в надежде услышать новости от Анжелы, но слуга опередил его, успел связать и доставить хозяйке.

– Еще я собирался сжечь всю мебель.

– Но зачем? – Сердце Анжелы обливалось кровью.

– А что меня должно остановить? Что для меня значит это место? Я там жил всего несколько лет. Это не мой дом.

– Это ваш наследственный дом. Вы законный граф Свонсдон. Почему же не сохранить его?

– Вам доводилось когда-нибудь бывать там? Это дьявольское место. – Анжела отрицательно покачала головой. – Это дворец, – в сердцах бросил Николас. – Бартлет считал себя принцем. Никогда не видел столько украшений, разве только во дворце дожа в Венеции – дядя однажды водил меня туда. Как и того тирана, Бартлета отличала непомерная жадность. Замок Свонсдон провонял им насквозь. Мне доставляет удовольствие вытравливать его дух из Свонсдона.

– Но вы останетесь в голых стенах. Когда-то вы жаждали вернуться в замок, считали его своим домом, это являлось пределом ваших мечтаний.

– Не пределом, – он жадно пожирал ее глазами. – Когда-то давно я хотел вернуть его, потому что он принадлежал мне, а потом его несправедливо отняли. Я мечтал вернуть замок, желая иной жизни, свободы, радости. Это тоже у меня отняли.

– В силу обстоятельств.

– Сейчас причины не имеют значения. Он мой, это все, что я знаю и хочу знать. Все, что я хочу чувствовать, ощущать всем существом.

Он невольно поднял руку, желая погладить ее волосы, лицо, но сдержал порыв и направился к двери.

– Подождите! – Анжела подошла к Николасу. – Вы не можете просто так уйти!

– Господи, помилуй! – Он повернулся и до боли сжал ее плечи. – Вы, наверное, думаете, я сделан из камня. – Он встряхнул ее, словно хотел вытрясти душу.

По лицу Анжелы потекли слезы.

– Из плоти, конечно, – рыдала она, – и из костей. Кровь и железо! – Она положила руку ему на грудь, туда, где билось сердце. – Вы сделаны из любви и нежности. О, Николас, мой дорогой, – молила она. – Вы все, что мне нужно в этой жизни. Не покидайте меня, душа моя, останьтесь, вы так нужны мне!

– Вы с ума сошли!

– Да, – немедленно согласилась она. – Сошла с ума, поэтому украла вас снова. Безумна, так как хочу, чтобы вы остались со мной, хочу сказать, я люблю вас и не могу забыть.

– Об этом стоило подумать раньше, до того, как удаляться в монастырь и давать обеты!

– Я не давала никаких обетов, я же говорила. Просто использовала предлог…

– Не делайте этого, не отрекайтесь, – он с силой прижал ее к стене, но в глазах стояли слезы. – Вы не должны мне лгать. Я никогда не лгал вам.

– Знаю, – прошептала она. – Но прошу поверить, я не давала обета молчания.

– Молчание – ерунда, – прорычал он. – Меня интересует другое – давали ли вы обет не знать больше меня… вообще мужчин?

– О чем вы говорите?

В отчаянии он прижимал ее к стене всем телом. Анжела с трепетом ощущала его так близко после долгих месяцев одиночества, но понимала – он делает это не из любви, а от волнения.

– Дали обет целомудрия или нет?

Анжела застыла от изумления.

– Кто сказал вам эту чушь?

Он, все еще злясь, обвил ее плечи руками.

– Что вы делаете со мной? – Николас оторвал ее от стены, прижал к себе. Приблизил губы к ее губам.

– Какое право вы имеете посылать своих людей и увозить меня из дома, когда знаете, как я нуждаюсь в вас? Вам недостаточно знать о моей непреходящей тоске? Я не могу забыть вашу улыбку, ваше тело. Почему вы не можете оставить меня в покое?

Анжела хотела прервать его упреки поцелуем. Это казалось таким простым и таким окончательным – и все же нет. Она никогда не давала обета целомудрия, и ей предстояло доказать ему это. Лучшим доказательством, прежде чем он убедится в ее никогда не угасавшей страсти, могли послужить доводы, которые она берегла для данного случая.

– Потому что вы не пребываете в покое, любовь моя, равно как и я.

Его лицо исказила гримаса душевной боли.

– Значит, мне уготована такая доля. Я прожил так почти всю свою жизнь. – Он хотел повернуться и выйти.

Еще раз Анжела остановила его.

– Нет, вы не уйдете, пока мы не решим все вопросы. Я… Я хочу кое-что сказать и кое-что показать. Потом, если вы все еще не убедитесь, сможете уйти. Обещаю. – Она пошатнулась, подумав, что может потерять его. – На этот раз я разрешу вам уйти и никогда не стану пытаться вернуть вас.

Избегая смотреть на него, Анжела подошла к столу и налила себе вина, желая подбодриться. Она должна высказать ему все – точно и без запинки, – иначе она его потеряет.

– Вы знаете, я полюбила вас с первого взгляда. Вы оказались непохожи на других мужчин – добрый, честный, заботливый. Относились ко мне, как никто никогда не относился, даже лорд Кретьен. Предложили поддержку и равное право на уважение. Даже в постели вы проявили такое бережное отношение, словно я, как хрупкая ваза, могла разбиться. Благодаря вам я стала сильней. Я нуждалась в этом, не так ли? Ибо против меня ополчилось великое множество врагов. Мы даже не знаем точно, сколько их. – Анжела налила себе еще вина, оно возбуждало ум и развязывало язык.

– Когда Иоанн отправил меня домой с отцом и лордом Алленом, я поняла, что узнала худшего из людей и лучшего тоже. Мне рассказали о вашей ссылке, но я боялась верить. Зная Иоанна, я приготовилась к худшему. Прибыв в замок Уиндом, я заперлась в своих покоях. Подобно вам, я пребывала в отчаянии, роптала на Бога, покинувшего меня в тяжелую минуту, – вы тоже считали, будто Бог отвернулся от вас.

– Бог никогда особенно не пекся обо мне.

– Неправда.

– У меня нет доказательств обратного.

Анжела умиротворенно улыбнулась.

– Они есть у меня, дорогой.

Поставив чашу, она подошла к Николасу, обняла его. Он не отстранился.

– Я никогда не давала обета целомудрия. Да и не могла. В монастырь я приехала в феврале, любовь моя. Я хотела спрятаться от мести короля. Он разбойничал в наших местах, жег и убивал. Его наемники бесчинствовали – насиловали и похищали, требуя деньги там, где могли их получить. Я боялась оставаться в замке даже с преданными слугами. Боялась, потому что стоило Иоанну узнать о моей любви к вам, он бы уничтожил меня.

– Нет, мой Ангел. Если бы Иоанн решился приблизиться к Уиндому ближе, чем на двадцать миль, мои союзники рассчитались бы с ним, это входило в наш договор.

Николас нежно погладил ее волосы, провел рукой по щеке.

– А я не хотела, чтобы ему досталась хоть частица от вас.

– Когда мне сообщили о вашем отъезде в монастырь и о ваших обетах, я поклялся вернуться и мстить до конца.

– Вы так и поступили, любовь моя. Анжела светилась гордостью за своего избранника.

Он нежно гладил ее лицо.

– Но последние две недели стали для меня адом. Я не привык к мирной жизни… Не знаю, что делать, как жить дальше. Союзники вернулись домой к своим женам, семьям. Мои лесные люди разбрелись, кто куда. Некоторые из них вернулись в Свонсдон.

– А Ибн и отец Самюэль?

– Оба со мной, но все равно мой замок напоминает мне склеп. В голове продолжает звучать ваш голос, смех, нежные слова. Я не могу так жить и не могу убежать от пустоты. – Николас смотрел ей прямо в глаза. – Столько людей ищут моего общества, но та, которая больше всех нужна, не со мной. А я так истосковался по вам, дорогая.

Анжела не сдерживала слез. Подавляя рыдания, она попросила его не уходить и направилась к двери. Прошла через зал в комнату. Через мгновение Леон придержал для нее дверь, и Анжела вернулась в светелку, где ждал ее Дьявол, стоя спиной к дверям у камина.

Повернувшись на шаги Анжелы, он покачнулся, увидев ее ношу.

Два младенца мирно посапывали носиками у нее на руках. Она с улыбкой смотрела на их розовые личики, потом перевела взгляд на застывшего в оцепенении их отца.

– Вот, – проговорила она, словно ничего особенного не произошло, – возьмите Джеймса, он гораздо тяжелее сестры, у меня занемела рука.

Николас, непривычный к роли родителя, неуклюже держал младенца. Ему пришлось переменить несколько положений, прежде чем он удобно прижал малыша к сердцу. Долго рассматривал личико ребенка, потом откинул уголок одеяльца дочки.

– А как ее зовут?

– Констанца.

– Конечно, любовь моя, я не удивлен. Вы назвали их в память о моих родителях и этим вернули мне мою семью, – прошептал Николас, продел палец в ладошку дочери и со слезами умиления на глазах долго смотрел на крошечный стиснутый кулачок.

– Когда? – спросил он, запинаясь.

– Первого сентября. Это был прекрасный день. Голубое безоблачное небо, солнце позолотило все вокруг. Этот день я запомню навсегда. Послушницы старались облегчить мои муки, хотя они и не очень искусны в принятии родов. Все очень удивились, когда я родила двоих.

– Да, – произнес он, задыхаясь от переполнявших его чувств.

Они сели рядом, держа на руках детей.

Поправляя одеяльце под головкой Констанцы, Анжела посмотрела в золотистые глаза Николаса.

– Теперь вы понимаете, почему я удалилась в монастырь и почему оставалась там. До меня дошли слухи о вашем побеге в Уэльс – отец написал. Видите ли, я никого не принимала, боялась, что они узнают о моем положении… У меня был такой огромный живот… Они доставили мне массу хлопот, – она кивнула на малышей и прослезилась, вспомнив тяжелые месяцы, проведенные вдали от него.

Николас обнял ее за плечи одной рукой.

– О, моя дорогая Анжелика, мой ангел, – прошептал он. – Что вам пришлось вынести из-за нас. Вас больше никто не обидит, я не допущу этого.

– Я вас так люблю, – проговорила Анжела, целуя его в щеку.

Его глаза сияли неподдельным счастьем.

– Люблю вас, мой Ангел. С первых моментов нашей встречи. Я любил вас так долго и так безнадежно. Мне казалось, я недостоин быть мужем такой необыкновенной леди, такой сильной и смелой. – Он с нежностью посмотрел на детей. – Но обещаю, всю оставшуюся жизнь посвящу вам, постараюсь дать вам счастье, вы его заслуживаете.

– Вы уже осчастливили всю Англию, дорогой, дали нам всем мир и покой. Теперь пора спрятать меч в ножны, забыть все заботы… И разрешите мне позаботиться о вашем счастье. Возьмете меня в жены?

– Да! И на этот раз все обряды мы соблюдем в точности. – Он поцеловал ее в губы. – Обожаю вас, мой Ангел, на всю жизнь.

* * *

Местные легенды говорят, пятый граф Свонсдон прибавил к своему фамильному гербу – черному лебедю на золотом фоне – символ дома своей жены, сущего ангела. Их дети и дети их детей – до восемнадцатого поколения – все еще пользуются этой геральдикой.

Древний замок Свонсдон все еще хранит великолепное наследие того графа и его возлюбленной жены: его лук и повидавшую виды золотую чашу для вина; ее арфу и отрез бесценного шелка цвета слоновой кости, в который воткнуты ее иголки.

Это место пользуется известностью в мире; ежегодно сотни туристов посещают хорошо сохранившийся замок, желая посмотреть на восточные украшения, привезенные хозяином замка за много десятилетий до того, как путь в землю Кублайхана стал доступным для европейцев.

В богато обставленной женской светелке посетители издают возгласы восторга над золотыми ожерельями тончайшей работы индийских мастеров, над первыми изделиями из китайского фарфора, достигшими берегов Британии. Над шкатулкой, содержащей неописуемой красоты рубины и изумруды. Над сосудами с истлевшим порошком, превратившимся в пепел, с надписями «Кости Дракона», «Зубы Тигра». И над одной длинной ниткой крупного жемчуга, совершенного по форме и красоте.

В фамильной часовне замка Свонсдон можно видеть вырезанные из дерева фигуры Анжелы и ее Полуночного Дьявола в полный рост. Их руки сплелись в вечном объятии, а внизу надпись:

Здесь покоится Полуночный Дьявол,

боровшийся за свободу.

Здесь покоится Полуночный Ангел,

доказавшая, что любовь побеждает смерть.