Текст книги "Незримая нить"
Автор книги: Джина Айкин
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Как погибли твои родители?
Элинор побледнела.
– Извини, – сказал он, встревожившись за нее. – Я не знал, что для тебя это столь болезненный вопрос.
Покачав головой, она отпила минеральной воды.
– Ты же не мог знать об этом. – Элинор неловко поерзала в кресле. – К тому же твой вопрос вполне закономерен. Я ведь сказала тебе, что мои родители погибли. Естественно, что тебя заинтересовало, как это произошло.
– И когда.
Взгляд Элинор не отрывался от стоящей перед ней тарелки.
– И когда, – повторила она так тихо, что он с трудом расслышал.
В течение следующих нескольких минут Элинор продолжала молча есть, однако Фрэнку было не до еды, да и ей наверняка тоже. Просто она нуждалась в передышке, чтобы собраться с силами. И грешно было бы не предоставить ей эту передышку.
Но, несмотря на то что пока не было еще сказано ни слова, Фрэнк сердцем чувствовал всю сокровенность того, что собиралась поведать ему Элинор. Это значило для нее очень много и некогда коренным образом изменило жизнь маленькой девочки, которой она в то время была.
И вот теперь та маленькая девочка, выросшая в красивую, но чем-то обделенную судьбой женщину, сидела сейчас напротив него.
– Мне тогда только исполнилось десять, – наконец начала Элинор еле слышно. – Не знаю… наверное, до этого у меня было вполне нормальное детство. Как уже упоминалось, я была единственным ребенком в респектабельной, весьма состоятельной семье…
Фрэнк одобряюще улыбнулся.
– Семье не в том смысле, в котором понимает ее, например, Джулия или даже Голди. Но все же мы, родители и я, составляли семью, прекрасно обеспеченную и ведущую идиллическую жизнь в окружении себе подобных – лучших представителей избранного общества города…
Заметив направляющегося к их столику официанта, Фрэнк предостерегающе поднял руку. Мгновенно поняв намек, тот прошел мимо.
Удивленный и тронутый доверием Элинор, Фрэнк не желал, чтобы им мешали. Сейчас они как будто находились в своем собственном мире, в котором осуждать ее мог только он один. А он этого никогда бы не сделал.
– Хотя Джулия, Голди и я жили неподалеку друг от друга и часто играли вместе, жизни подруг сложились совсем не так, как моя. И не только из-за того, что случилось с моими родителями.
Она содрогнулась, как будто была не в силах взглянуть в лицо правде. Фрэнку хотелось попросить ее не продолжать, не ворошить прошлое, чтобы не видеть, как она страдает. Однако он чувствовал, что Элинор надо пережить эту боль… и стремился разделить ее с ней.
Они встретились взглядами.
– Видишь ли, мои родители часто ссорились, хотя это не мешало им любить друг друга. И вот однажды вечером, во время особенно бурной ссоры, моя мать ударила отца по голове бутылкой шампанского.
Все это было произнесено быстро, небрежно, без видимых эмоций, поскольку, как догадывался Фрэнк, сказать по-другому Элинор просто не могла.
– Шампанское, разумеется, было высшего сорта, – добавила она с несколько натянутой улыбкой. – Она… моя мать даже не подозревала, что виденное ею по крайней мере в десятке фильмов может привести к столь трагическим последствиям. Откуда ей было знать, что в то злосчастное мгновение она убила своего мужа и моего отца…
Голос Элинор дрогнул. Фрэнк осторожно взял ее за руку, и, к его облегчению, она ее не отдернула. Рука была влажной и холодной как лед.
Элинор перевела дыхание. Очевидно, самая тяжелая часть истории осталась позади. А может быть, она просто нашла в себе дополнительные силы продолжить, возможно даже вследствие отсутствия с его стороны негативной реакции.
– Несчастный случай, вот что это было. Я точно знаю, потому что стояла на лестнице и видела, как мать пыталась привести отца в чувство. И как потом, поняв, что произошло, ласкала его, положив голову себе на колени, пачкая его кровью новое белое платье.
Никогда в жизни никто не исповедовался перед Фрэнком с такой откровенностью, не доверял ему так безоглядно. Он попытался представить себе десятилетнюю беззаботную и веселую Элинор в тот кардинально изменивший ее жизнь вечер и почувствовал страстное желание повернуть время вспять, чтобы не допустить разыгравшейся трагедии.
– Это был несчастный случай, – повторила Элинор. – Только в то время никаких несчастных случаев быть не могло. Во всяком случае, в нашем окружении. Если бы подобное совершил мой отец… – она судорожно вздохнула, – его, возможно, даже не арестовали бы, не говоря уже о том, чтобы осудить за убийство. Но мама…
Умолкнув, Элинор устремила невидящий взгляд куда-то в пространство.
– На следующее утро она вернулась рано. Наша домоправительница согласилась остаться со мной на ночь, и я была еще в постели. Мне никогда не забыть того утра. Того белого платья, запачканного кровью моего отца. Выражения тоски и ужаса в ее голубых глазах. Я решила… решила, что все обошлось, что полиция поняла свою ошибку и что мы с ней переживем горе вместе. И, только услышав револьверный выстрел через пять минут после ее ухода, поняла, что мама приходила попрощаться со мной.
Фрэнк не знал, что сказать, не знал даже, хочет ли Элинор его выслушать. Только что она поделилась с ним тем ужасом, с которым жила до сих пор. Его обуяла злость на жестокость судьбы, и одновременно он ощутил безудержное желание защитить сидящую напротив него женщину. Ему захотелось заключить ее в объятия, чтобы никто более никогда не смог ее обидеть.
В том числе и он сам.
– Пойдем, – сказал Фрэнк, беря ее за руку и помогая подняться.
Надев на нее пальто, он натянул куртку и вывел Элинор из ресторана. Вокруг них было полно прохожих, но Фрэнк видел только ее одну. Наконец не выдержав, он подвел ее к стене кирпичного дома и, загородив собой от посторонних взглядов, стиснул так крепко, что у Элинор перехватило дыхание. Черт побери, он просто ничего не мог с собой поделать! Ее боль стала теперь и его болью тоже. И надо было защитить от нее их обоих.
Кончиками пальцев Фрэнк отвел с необычайно бледного лица Элинор упавшие на него волосы.
– Ненавижу все, что с тобой произошло, – хрипло прошептал он, вглядываясь в ее лицо.
Она молча смотрела на него блестящими от выступивших слез глазами.
Вздохнув, Фрэнк прижал ее голову к своей щеке.
– И черт меня побери, Элинор, но я люблю тебя до боли в сердце!
11
Никогда ранее в своей жизни Элинор не ощущала себя такой беззащитной. Ее отношения с Голди и Джулией складывались годами, и она не стеснялась говорить с ними о вещах, о которых не решилась бы высказаться в присутствии посторонних. Их давняя дружба являлась некоей данностью, существующей ровно столько, сколько Элинор себя помнила.
Но что касается Фрэнка…
Если не считать подруг, подробностей гибели ее родителей не знал никто, хотя, разумеется, кое-какие слухи время от времени возникали. Особенно активно они циркулировали в так называемом «высшем обществе» после того, как по достижении двадцати одного года Элинор вступила во владение положенными на ее счет деньгами. Она тогда намеревалась вести образ жизни, соответствующий ее общественному положению, хотя чувствовала себя не слишком уверенно, опасаясь суждений старых знакомых ее родителей.
Однако ей вскоре стало ясно, что прошлое всегда будет ходить за ней как тень и надо научиться как-то с этим жить. Так что вся ее кипучая энергия, стремление к независимости и открыто декларируемая свобода поведения в основном обуславливались необходимостью отстоять свое место под солнцем и дать понять, что ей плевать на косые взгляды наиболее консервативных членов общества.
И тут вдруг явился Фрэнк и всего за несколько дней разрушил тщательно возведенные ею защитные барьеры, оставив Элинор совершенно беззащитной перед окружающим ее миром. А своим признанием в любви он напугал Элинор просто до полусмерти…
– С тобой все в порядке, – спросил Фрэнк гораздо позднее, когда они уже лежали в постели.
Она улыбнулась ему в полутьме.
– Я думала, ты уже спишь.
– Я тоже думал, что ты спишь, пока не почувствовал, как ты вздрогнула.
– Ничего подобного не было.
– Нет было. Как будто что-то тебя сильно испугало.
Элинор ласково пригладила растрепанную, непослушную шевелюру Фрэнка.
– Тебе пора бы знать, что меня нелегко испугать.
Привстав, он подпер голову рукой.
– Я знаю одно: тебе хочется, чтобы я так думал. И весь остальной мир тоже.
На этот раз она действительно вздрогнула, что крайне потрясло ее саму.
– Вот видишь, – сказал Фрэнк, беря ее руку и целуя в ладонь.
Элинор улеглась поудобнее.
– Я вижу только обнаглевшего спортсмена, который не знает, когда нужно остановиться.
С этими словами она положила голову ему на грудь.
– Фрэнк…
– Что?
– Ты когда-нибудь думал о детях?
Наступило довольно продолжительное молчание.
– О детях?
– Да, о детях.
– В принципе? Или о том, чтобы их иметь?
– Чтобы иметь. – Элинор взглянула ему в лицо. – Хочется ли тебе иметь маленькую копию самого себя, называющую тебя папой? А может, десять таких маленьких копий? Или ты решил, что с твоими постоянными переездами и профессией это несовместимо?
– Ты же понимаешь, что такая жизнь не может длиться вечно, Элинор.
– Ты уклоняешься от ответа.
Улыбнувшись, Фрэнк обнял ее.
– Да, уклоняюсь. Нам пора спать. Сейчас слишком позднее время для обсуждения столь важных вопросов.
Элинор понимала, что он прав. Она сама, только что чувствовавшая себя довольно бодрой, ощутила, как веки словно налились свинцом, и, крепче прижавшись к теплому телу Фрэнка, погрузилась в сон.
– Прибыл независимый судебный эксперт, – сообщила Шарлотта, появившись в дверях офиса Элинор. – Провести его в комнату для совещаний?
Элинор, прикрыв телефонную трубку ладонью, кивнула.
– Разумеется. И если я не закончу говорить через пять минут, напомни мне о нем, хорошо?
Шарлотта ушла. И внимание Элинор, продолжающей прижимать плечом трубку к уху, вновь обратилось к куче сваленных на столе папок. Среди них где-то должна была находиться нужная, содержащая отчет частного детектива. Его секретарша уже готова была принять сообщение, но Элинор попросила подождать. Она боялась, что если не поговорит с детективом прямо сейчас, то, замотавшись, забудет, что хотела сказать.
В дверь просунулась голова Джулии.
– Три практиканта согласились приступить к работе исключительно над делом Ханиман.
Элинор облегченно вздохнула.
– Спасибо, Джулия. Что бы я без тебя делала!
Подруга вошла в комнату.
– Сама не знаю. Может быть, все-таки отказаться от Ханиман как клиентки?
Элинор недовольно посмотрела на Джулию.
– Даже не хочу этого слышать, ясно? – Отыскав наконец папку, она раскрыла ее в нужном месте. – Кроме того, мне кажется, что мы с тобой договорились насчет этого.
Джулия поморщилась.
– Да, договорились. Однако я по-прежнему убеждена, что мы имеем дело со стопроцентным умышленным убийством…
Элинор остановила ее жестом руки.
– Если даже и так, что это меняет? Предлагаешь отказаться от дела и посоветовать Ханиман обратиться к другому адвокату? За четыре дня до начала процесса? Да после этого нам с тобой останется только бросить занятие юриспруденцией.
– Как вижу, ты сегодня в деловом настрое!
С того вечера, как они с Фрэнком разделили нечто большее, чем крабовые клешни, прошло уже три дня. И за все это время они провели вместе общим счетом не более сорока пяти минут. Причем сорок из них были посвящены страстному и чувственному сексу, а пять ушли на раздевания и одевания.
Этим утром Элинор попыталась было извиниться за свою занятость, но Фрэнк уверил ее, что все понимает, однако, уже выйдя из дому, она засомневалась в этом. Несмотря на их близость, ей казалось, что никогда они еще не были так далеки друг от друга. Может быть, как раз эта близость и позволяла увидеть разделяющую их дистанцию.
Но как бы то ни было, Элинор начинала бояться, что потеряет его. А самое главное, сомневаться в том, что вообще когда-либо им обладала.
– Элинор!
– Мисс Фергюссон!
Голоса Джулии и секретарши из трубки слились в один, что отнюдь не улучшило ее настроения. Умолив секретаршу подождать еще немного, она попросила Джулию позаботиться о независимом судебном эксперте, приглашенном ею из Нью-Йорка и считающемся лучшим специалистом в своей области, на что указывали его баснословные гонорары. Однако в данном случае деньги не имели значения, если, конечно, Оливия Ханиман не желала получить длительный тюремный срок. Или инъекцию смертельного яда. Хотя в их штате смертные приговоры давно не приводились в исполнение, сама казнь отменена не была.
– Спасибо за то, что подождали, – сказала Элинор секретарше, одновременно улыбаясь на прощание Джулии и просматривая отчет, касающийся связи мисс Мириам Хадсон с Маркусом Ханиманом. Какие-либо сведения о ее домашнем адресе или телефоне отсутствовали начисто.
– Ничего страшного, – ответила секретарша. – Я только хотела сообщить вам, что Джо минуту назад уехал.
Элинор тяжело вздохнула. Значит, не судьба.
– Хорошо. Если вам удастся переговорить с ним прежде меня, передайте, пожалуйста, что у меня к нему весьма срочное дело.
– Передам.
Повесив трубку, Элинор попыталась решить, каким образом отыскать девицу, если детектив не позвонит до начала следующей недели.
Вот уже четвертый вечер Фрэнк сидел за кухонным столом в полном одиночестве. Более того, у него создалось впечатление, что отсутствие Элинор вызвано не только ее ревностным отношением к интересам клиентки, но и желанием держаться от него подальше.
Он взглянул на часы. Ему было уже хорошо известно, что готовить блюда, которые надо есть горячими, совершенно бессмысленно, особенно сейчас, перед началом процесса. Но, как ни странно, его не оставляла надежда на то, что сегодня Элинор все-таки появится, оторвется на часок от работы и забежит увидеться с ним и съесть свой ужин.
Однако она даже не позвонила.
А ведь он наконец-то решился поведать ей о своем медицинском образовании и о перемене рода занятий. Прежде ему никак не удавалось улучить благоприятный момент. То Элинор была слишком занята, то сбивала Фрэнка чем-нибудь с толку. Рассказ о родителях, к примеру, надолго вывел его из равновесия.
Тем вечером, когда Элинор приоткрыла перед ним свое прошлое, Фрэнку показалось, что никогда в жизни никто не был ему ближе, чем она, включая даже членов семьи. Однако уже на следующий день Элинор, возвратившись домой после полуночи, избегала встречаться с ним взглядом. И все вернулось на круги своя. Вместо того чтобы позволить себе поддаться эмоциональной близости, возникшей было между ними, Элинор предпочла еще более замкнуться в себе. А теперь, принимая во внимание приближающийся процесс и ее занятость, возможность ликвидировать все более расширяющуюся пропасть между ними становилась и вовсе призрачной.
Более того, оставалась вероятность того, что он сам себе морочит голову. Может быть, эта пресловутая близость существовала лишь в его воображении.
Оставалось только надеяться, что ему не придется пожалеть о своем намерении окончательно выяснить отношения с Элинор. Если же попытка таким образом выйти из патовой ситуации, в которой они оказались, провалится, Фрэнк понимал, что вынужден будет решиться на самые радикальные меры, одной из которых был его отъезд из ее дома…
И вот она настала, последняя ночь перед началом процесса. Судья был уже назначен, вся предварительная подготовка проведена. Поэтому Джулия, Голди, Шарлотта и Крис выгнали ее из офиса в пять часов, предоставив возможность как следует отдохнуть и выспаться.
Вся беда заключалась в том, что ни о каком сне не могло быть и речи. Твердя про себя вступительную речь, Элинор то и дело бросала взгляды на развалившегося на софе мужчину, взгляд которого в свою очередь был прикован к экрану телевизора. Шел футбольный матч, однако звук был выключен.
Фрэнк поднялся.
– Не хочешь чего-нибудь выпить?
– Глоток мартини с апельсиновым соком был бы сейчас в самый раз, – ответила Элинор.
– А один апельсиновый сок не подойдет?
Она поморщилась и покачала головой.
– Тогда принеси минеральной воды.
– Хорошо. Сейчас принесу.
– Спасибо, – поблагодарила Элинор.
В очередной раз оторвав глаза от конспекта, она с удивлением увидела, что Фрэнк не двинулся с места.
– Что-нибудь не так? – спросила она.
Пристально взглянув ей в лицо, Фрэнк ответил:
– Нет, все в порядке.
Затем все-таки вышел из гостиной, оставив Элинор в некотором замешательстве.
Конечно, о душевном равновесии речь не шла и раньше. Но даже та маленькая толика самообладания, которая у нее еще оставалась, улетучилась без следа при виде столь необычного его поведения. Взглянув на телевизор, Элинор увидела, что тот выключен.
Это было более чем странно…
Оглянувшись, она обратила внимание на то, что свет горит вовсе не в кухне, а в спальне. В чем дело? В последнее время Фрэнк был просто сам не свой. За эти последние три дня они даже ни разу не занимались любовью…
Глаза Элинор изумленно расширились. Не может быть!
Допустим, что, приходя все эти дни поздно, она еле стояла на ногах. Однако это не могло повлиять на способность Фрэнка зажигать в ней огонь страсти. Для этого ему нужно было лишь прикоснуться к ней.
Положив блокнот и ручку на кофейный столик, Элинор направилась в спальню. Ей удалось войти почти неслышно, но невольно сорвавшийся с ее губ вскрик заставил Фрэнка, укладывающего свои вещи в спортивную сумку, выпрямиться.
– Что ты делаешь? – прошептала она, хватаясь за дверной косяк, чтобы не упасть.
Он запустил руку в свою густую шевелюру.
– То, что должен был сделать примерно неделю назад.
– Я… я не понимаю…
Покачав головой, Фрэнк сел на кровать.
– Именно потому я и не ушел неделю назад.
Зайдя с другой стороны кровати, Элинор тоже села, так что они оказались спиной друг к другу. Пережитое потрясение лишило ее дара речи.
– Послушай, Элинор, я совсем не хотел причинить тебе боль, – раздался его негромкий голос. – И уж определенно не собирался делать это перед самым началом твоего процесса. Однако…
– К черту процесс!
Она почувствовала, как он шевельнулся, но упорно отказывалась смотреть на него.
– Ты же понимаешь, что я мог избрать более трусливый способ ухода. Просто оставил бы записку вроде той, о которой ты как-то говорила.
– Ты имеешь в виду записку, в которой благодаришь меня за приятно проведенное время и обещаешь позвонить?
– Именно ее.
– А есть ли какая-нибудь разница?
Ощущение его руки на своем плече вызвало у Элинор самые противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось оттолкнуть ее, отринуть все с ним связанное. С другой – более сильное чувство предательски толкало на то, чтобы отдаться его ласкам, его прикосновениям хотя бы еще на самое короткое время.
– Мы видимся с тобой далеко не в последний раз, Элинор.
– Неужели? – К своему ужасу, она почувствовала подступающие к горлу слезы и постаралась, чтобы голос ее прозвучал как можно ровнее и спокойнее. – Ты имеешь в виду следующий раз, когда случайно окажешься в городе? Или когда получишь очередную травму? Неужели ты полагаешь, что я пущу тебя на свой порог?
– Нет.
Сердце ее болезненно сжалось. Значит, он не собирается возвращаться. Одна эта мысль вызывала у Элинор тошнотворную слабость.
Фрэнк придвинулся ближе. И она ощутила тепло, исходящее от сильного мужского тела.
– Я хочу сказать, что больше не появлюсь здесь без приглашения. – Он зарылся лицом в ее волосы, заставив Элинор задрожать. – Начиная с этого момента, тебе придется просить меня об этом.
Она презрительно фыркнула.
– И когда я сделаю это, ты тут же прилетишь ко мне откуда угодно?
– Нет, я приеду к тебе на машине.
Элинор попыталась повернуться, но Фрэнк удержал ее в прежнем положении.
– Не надо. Стоит тебе только взглянуть на меня, как я не смогу поступить так, как должен. А это необходимо нам обоим.
Ожидая продолжения, она помолчала.
– Дело в том, что я купил квартиру на другом конце города. Я остаюсь здесь, Элинор.
Нахлынувшее на нее облегчение было столь велико, что у нее даже голова закружилась.
– Но…
– О чем ты хотела спросить? Об игре? Если бы ты заглянула в душу человека, которого встречала каждый раз, переступая порог своего дома, которого пускала в свою постель, но не в свою душу, то давно бы знала, что я решил не возвращаться в большой спорт.
– Но мне казалось, что спорт – это твоя жизнь?
– Не совсем так. Спорт был скорее хобби, взявшим верх над медициной еще во время учебы. Однако он давно уже не доставлял мне былого удовольствия. И вот тут я случайно встретился с Роджером…
– Это парень, с которым я познакомилась на том баскетбольном матче?
– Да.
Элинор замерла, пытаясь переварить то, что только что услышала.
– Хочешь сказать… что ты по образованию врач?
Фрэнк сухо усмехнулся.
– Что же в этом удивительного?
Высвободившись, Элинор повернулась и посмотрела ему в лицо.
– А чего ты, собственно, ожидал? Ты же мне ничего о себе не рассказывал.
Он посмотрел на нее очень серьезно.
– Но ты никогда и не спрашивала, Элинор, априори принимая меня за безмозглого спортсмена, думающего не головой, а членом.
Элинор окинула затуманившимся взглядом постель.
– Однако твой член мне нравился, – прошептала она.
Послышалось нечто вроде сдавленного стона.
– Я тоже против него ничего не имею. Но, вопреки широко распространенному мнению, не позволяю ему руководить моей жизнью.
Однако взгляд ее стал еще более мечтательным, губы приоткрылись, и она машинально провела по ним кончиком языка.
– Черт побери, – пробормотал Фрэнк, – именно потому я и не хотел, чтобы ты смотрела на меня во время нашего разговора.
– Почему, Фрэнк? – спросила Элинор, опуская ресницы.
На этот раз стон прозвучал громче и отчетливей.
– Я все равно не мог бы жить у тебя до бесконечности. Мой отъезд был предрешен. – Голос его понизился до шепота. – Но почему-то, понимая все это, я никак не находил сил заставить себя уехать.
Элинор печально улыбнулась.
– Я тоже понимала, что должна попросить тебя уехать, и тоже не смогла этого сделать. – Она вновь взглянула ему в глаза. – Как думаешь, почему бы это?
Медленно склонившись, Фрэнк поцеловал ее. Но стоило ей попытаться сделать поцелуй более крепким, как он отстранился.
– Может быть, потому, что секс был бесподобен?
Раздосадованная этим движением Элинор придвинулась совсем близко так, что почувствовала его дыхание.
– О да. Что было, то было, – согласилась она, снова касаясь губами его губ, и, просунув руки под джемпер, погладила обнаженную мускулистую грудь.
Ей хотелось сказать еще что-нибудь, но слова не шли на ум. Тогда Элинор потянулась было к молнии на его джинсах, но он перехватил ее руку.
– Так что же, Элинор? – Выражение его лица привело ее в недоумение. – Что удержало тебя от желания попросить меня уйти, а меня от самого ухода?
– Может быть, просто отсутствие подходящего случая? – предположила она, все же засовывая ладонь ему за пояс.
Фрэнк с шумом выдохнул.
– Знаешь, с самого момента нашего знакомства я понял, что ты создана мне на погибель. – Он все еще держал ее руку, но не стал мешать расстегивать молнию. – Меня страшит только одно. Когда-нибудь ты поймешь истинную причину того, что мы оба ведем себя не так, как должны, но будет слишком поздно.