Текст книги "Незримая нить"
Автор книги: Джина Айкин
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
– Зачем пачкать стакан? Свою порцию витаминов я получила и к тому же сэкономила воду.
Осторожно взяв Элинор за плечи, он притянул ее к себе и вытер остатки сока с губ.
– Грязнуля.
Она показала ему язык, и Фрэнк поцеловал ее.
– Ты пахнешь апельсином.
– Отпусти, я опаздываю.
Хмыкнув, он шутливым жестом взлохматил ей волосы.
– Каковы мои шансы на то, чтобы уговорить тебя вновь остаться дома?
Элинор сделала вид, будто всерьез раздумывает над его словами.
– Даже не знаю, что сказать. Скорее всего где-то между минимальными и никакими.
– Стоит ли напоминать тебе о том, что ты говорила мне вчера? – Поцеловав Элинор в висок, Фрэнк слегка куснул мочку ее уха. – И позавчера тоже.
Слышно было, как участилось ее дыхание.
– Все верно, на меня никто не давит. Просто сегодня мне необходимо посетить в тюрьме мою клиентку.
– Звучит зловеще.
– Нисколько, если я смогу ее оттуда вытащить.
Выскользнув из его рук, Элинор вынула из шкафчика огромную чашку и налила ее до краев кофе.
– Ты будешь здесь, когда я вернусь? – спросила она, не оборачиваясь, но в позе ее чувствовалось напряжение.
Собственно говоря, Фрэнк даже не думал об этом. Правда, мчась сюда, он рассчитывал остановиться у Элинор, но не знал даже, застанет ли ее дома. Что ж, в конце концов всегда можно было добраться до аэропорта. Полтора часа лета – и он у себя.
– Это кое от чего зависит.
Она повернулась к нему.
– Отчего же?
– От того, хочешь ты этого или нет.
Глаза Элинор потемнели, что вызвало у него довольную ухмылку. Так, значит, она относится к женщинам, предпочитающим демонстрировать свою власть в постели, а не в повседневных обстоятельствах.
Что ж, это ему подходило.
– Не знаю, что беспокоит меня сильнее: перспектива оставить тебя одного дома или не найти здесь по возвращении.
– Что это означает? Да или нет?
Элинор слегка склонила голову набок.
– Знаешь, а ты ведь так и не рассказал мне, зачем приехал в город. У тебя здесь игра или что-либо другое?
– Что-либо другое.
Ее взгляд остановился на его колене.
– Дело ведь не в этом, правда?
– Хочешь спросить, приехал ли я сюда из-за тебя, не так ли?
Элинор помедлила.
– Хочу.
– Да, из-за тебя.
Выражение удивления на ее лице оказалось для него неожиданностью.
– Когда ты улетаешь?
– Это тоже зависит кое от чего.
Она усмехнулась, но сам собой напрашивающийся вопрос на этот раз не последовал.
– Мне надо идти. Скоро должна прийти уборщица, у нее свои ключи. Предупреди ее о своем присутствии, не то она может позвонить в полицию.
– Подожди, – сказал Фрэнк, ловя ее за талию. – По крайней мере, позавтракай.
– Я никогда не завтракаю.
– Разве ты не знаешь, что это самое важное время для приема пищи.
Элинор улыбнулась.
– Нет, не знаю.
Фрэнк поцеловал ее, поцеловал крепко и не отпускал, пока вопрос, который она так и не задала, исчез из ее взгляда, а тело обмякло.
– Тебе, наверное, пора, – наконец сказал он. – От этого может зависеть чья-то свобода.
– Господи, я же страшно опаздываю! – всполошилась Элинор. – Надеюсь, все-таки увидеть тебя позднее.
– Увидишь.
Улыбнувшись на прощание, она выбежала из квартиры, сдернув на ходу с вешалки пальто.
Фрэнк долго смотрел ей вслед, задумчиво качая головой.
Загадка. Совершеннейшая загадка.
3
Сунув папку с документами в чемоданчик, Элинор захлопнула крышку. За эти четыре с небольшим часа она сделала больше, чем за последние четыре недели. Сцепив руки на затылке, Элинор откинулась в кресле, отметив при этом насколько хорошо себя чувствует. Нет, «хорошо» это совсем не то слово. Прекрасно. Великолепно. И еще более готовой к тому, что мог дать ей Фрэнк.
Улыбнувшись, она машинально потянулась к телефонной трубке. Ответит ли он, если ему позвонить?..
– Как ты себя чувствуешь?
– Что? – обернувшись, Элинор увидела стоящую в дверях Джулию Фарнезе, еще одну свою компаньонку и подругу.
– Я спросила, как ты себя чувствуешь, повторила та.
– Я?.. Прекрасно. – А почему, собственно, Джулия об этом спрашивает?
А, все ясно! Ведь два последних дня она, Элинор, ссылалась на недомогание, объясняя, почему не может быть на работе. Черт побери, как можно было забыть о такой незначительной, но вместе с тем важной детали!
– Сейчас уже прекрасно, я хотела сказать, – поправилась Элинор, снимая руку с телефонной трубки.
– Замечательно. – Джулия поправила черные вьющиеся волосы, очевидно приняв эту ложь за чистую монету.
Иногда ее подруга выглядела на редкость наивной, несмотря на весь свой ум и прекрасную юридическую подготовку. Вероятно, так и должно быть с младшими отпрысками традиционно-больших итальянских семей. Возможность лжи между близкими людьми просто не приходила ей в голову. Если не считать двухгодичной юридической практики в столице, Джулия никогда не покидала родного дома.
Элинор всегда гордилась тем, что никому не завидует… за исключением Джулии. Вечно жалуясь на придирчивую и раздражающую опеку семьи, подруга не замечала тоскливых вздохов Элинор, охотно оказавшейся бы на ее месте. Впрочем, когда-то все это у нее было. До того злополучного удара судьбы, оставившего ее сиротой в десятилетнем возрасте…
– Элинор…
– Да?
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? Может быть, тебе лучше уйти с половины дня?
Весьма соблазнительное предложение, подумала Элинор с грустной улыбкой.
– Хотелось бы, чтобы это было возможно.
Что ж, это, по крайней мере, было правдой.
Ей действительно хотелось вернуться домой, к Фрэнку, и продолжить изучение поз из «Камасутры», которая в настоящий момент лежала у нее под подушкой. – Но мне необходимо посетить сегодня Оливию Ханиман.
– А, это безнадежное дело…
Элинор поморщилась.
– Вовсе не безнадежное. – Взяв в руки чемоданчик, она поднялась. – Я собираюсь вытащить ее оттуда.
Джулия скептически хмыкнула.
– Неужели ты веришь, что это была самооборона?
– Разумеется.
– Как скажешь, – с сожалением пожала плечами подруга. – Впечатление такое, будто у тебя в этом деле есть личный интерес.
– Если честно, то да. Каждый имеет право на защиту. – Она надела пальто. – А чего ты от меня хочешь? Чтобы я позволила отправить Оливию на электрический стул за то, что она случайно убила мужа, защищая себя?
– В нашем штате используют инъекцию смертельного яда. Разумеется, я этого не хочу… если убийство не было преднамеренным.
– Если бы даже и было…
– Ты же сказала, что нет.
– Ты меня не понимаешь. – Элинор подошла ближе к подруге. Если память о родителях не дает ей покоя при работе с делом Ханиман, это ведь совершенно естественно, не так ли? А если эта память возбуждает в ней желание изменить всю систему, в этом ведь тоже нет ничего плохого. – Кстати, зачем ты зашла? Не для того ведь, чтобы преподать мне урок морали?
– Ах да, совсем забыла. – Джулия опять поправила волосы. – Хотела спросить, не поможешь ли ты мне с делом Финчи.
– Мне кажется, им собиралась заняться Голди.
– Она и собирается. Но теперь, в связи с ее состоянием… Понимаешь, слушание дела назначено как раз на предполагаемое время родов, а мне не хотелось бы неожиданно оказаться без всякой поддержки.
– Это кое от чего зависит.
Невольно вспомнив об утреннем разговоре с Фрэнком, Элинор мысленно улыбнулась.
– От чего же?
– От того, поможешь ли ты мне в моем деле.
– В деле Ханиман? Этой богачки, кокнувшей своего мужа и заполонившей все средства массовой информации жалобами на многолетнее жестокое обращение с ней? Нет, так нечестно!
Элинор многозначительно подняла палец.
– К тому же при условии, что ты больше не будешь высказывать сомнения в невиновности моей клиентки.
– Однако…
– Если хочешь, чтобы я помогла тебе в деле этого… стукача Финчи, ты должна помочь мне в деле Ханиман.
Джулия обреченно вздохнула.
– Хорошо. Договорились.
– Отлично!
– Не хочешь сегодня поужинать вместе? – спросила она подругу.
Остановившись было на полпути к двери, Элинор двинулась дальше.
– У меня уже есть кое-какие планы на вечер.
– Понятно. Мужчина.
Совершенно неподходящее слово, подумала Элинор, улыбнувшись. Фрэнк был королем. Богом. Восьмым чудом света.
– Да. Мужчина.
Давно уже Элинор не баловала себя хорошим ужином. Раньше у них с Голди и Джулией было обыкновение по крайней мере раз в неделю позволять себе все, что душа пожелает. Но это прекратилось несколько месяцев назад. Как раз после того, как Голди повстречала Джека, неожиданно сообразила она.
Неужели так бывает всегда, когда женщина влюбляется? Неужели после этого все остальное отходит для нее на второй план?
Эта мысль несколько встревожила ее, правда всего лишь на мгновение. Сидя за кухонным столом рядом с Фрэнком, Элинор, кажется, поняла, почему Голди начала игнорировать их еженедельные девичьи посиделки.
– Этой пицце уже два дня, – сообщил Фрэнк, чья растрепанная каштановая шевелюра напомнила ей о том, каким образом они провели последние несколько часов. – Как ты можешь ее есть?
Элинор покосилась на фрукты, которые он очищал от кожуры и нарезал на ломтики.
– Эти фрукты полезны для здоровья. Как ты только можешь их есть?
Взяв последний кусочек пиццы, она обильно полила его кетчупом и с подчеркнутым удовольствием стала жевать, аппетитно причмокивая.
– Как прошел день? – спросил он, кладя на ее тарелку две дольки апельсина.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она несколько охрипшим от нескольких часов любви голосом. – Работу?
– Мне кажется, ты говорила, что собираешься навестить свою клиентку в тюрьме.
Помимо своей воли, Элинор напряглась. Не стоило бы ему напоминать о том, о чем ей не хотелось вспоминать.
– Ах это…
– Что-нибудь не так?
– Да нет, все в порядке. Просто… не знаю даже, как сказать… Бывает ли у тебя такое чувство, что вроде бы близкие тебе люди на самом деле совсем не так близки, как кажется?
– Никогда, – улыбнулся он.
Она толкнула его под столом ногой.
– Я говорю серьезно.
– Разумеется, было. Подобные чувства время от времени испытывает каждый человек, – Фрэнк проглотил кусок персика. – Ты знакома с этой клиенткой?
– Знакома ли я с ней?.. Нет. Вернее, не слишком хорошо. Но я ее знаю. Ее семья принадлежит к сливкам здешнего общества. Ханиманы были друзьями моих родителей. – От этих вроде бы ничего не значащих слов у Элинор перехватило дыхание. – Как бы то ни было, примерно полгода назад Оливия Ханиман убила своего мужа. И я согласилась взять на себя ее защиту.
– Это та женщина, о которой твердят все газеты и телевидение?
– Даже в вашем городе? – Элинор чуть не подавилась пиццей. Неужели дело вышло на общенациональный уровень?
Фрэнк указал в сторону гостиной.
– Просто я посмотрел сегодняшние новости.
– Вот оно что, – разочарованно протянула Элинор.
– Не стоит так расстраиваться, – улыбнулся он.
Почувствовав себя неловко, она пожала плечами.
– Видишь ли… это дело из разряда таких, на которых можно либо прославиться, либо потерять репутацию, понимаешь? О которых пишут на первых страницах местных газет. Которые приковывают всеобщее внимание, – Элинор вытерла руки салфеткой. – Такую рекламу не купишь ни за какие деньги. А лишняя реклама нам не помешает.
– Убийцы пойдут к вам косяком?
– Нет, но это привлечет к нам состоятельных клиентов.
Разрезав персик, он положил ломтик на ее тарелку рядом с нетронутыми дольками апельсина.
– Она это сделала?
Элинор вдруг вспомнила о сегодняшнем разговоре с Джулией.
– Да.
Она ожидала ответа. Однако Фрэнк сначала аккуратно дорезал персик, прежде чем снова спросить:
– Убийство преднамеренное?
– Оказывается, ты знаком с юридическим жаргоном.
– Просто следил за некоторыми процессами.
– Нет, это была самозащита.
– Звучит интригующе.
– Да, пожалуй, это определение здесь вполне применимо. – Машинально положив кусочек персика в рот, Элинор заметила это, только разжевав его. Оказалось довольно вкусно. Она уже не помнила, когда в последний раз ела фрукты. – Мой отец тоже нарезал фрукты вроде тебя.
– Ты – единственный ребенок? – улыбнулся Фрэнк.
– Как ты догадался?
– Это в тебе чувствуется. Уверенная, самодостаточная, склонная к одиночеству.
– Иными словами, эгоистичная, алчная и самонадеянная?
– Я этого не говорил.
– Зато я сказала.
Фрэнк рассмеялся.
– Знаешь, мне всегда хотелось понять, что значит быть единственным ребенком в семье. У меня четыре сестры, все старше меня.
– А меня всегда интересовало, что значит иметь братьев или сестер. Все равно кого.
– Сущий ад.
– Быть единственным ребенком в семье тоже не всегда в радость, – тихо сказала она. Особенно когда теряешь обоих родителей одновременно и остаешься сиротой.
– А сейчас ты часто видишься с родителями?
Элинор пожала плечами, стараясь держаться как можно непринужденнее. Ей так давно не приходилось говорить кому-либо о том, что случилось с родителями, что она уже успела забыть все придуманные ранее истории. Автомобильная катастрофа. Авиакатастрофа. Все, что казалось менее болезненным и более реальным. Все, кроме правды. Правду знали лишь Голди, Джулия и еще несколько человек. Но даже они не подозревали, что дело Ханиман нужно ей именно из-за этой правды.
– Они умерли. Уже давно.
– А тети, дяди, прочие родственники?
– Одна тетя, но несколько лет назад она переехала жить в Европу. А у тебя?
– Родители живы и здравствуют, живут в доме, который купили тридцать пять лет назад. Все четыре сестры с семьями обосновались неподалеку.
– А как же ты?
– Мне предложили хорошие деньги.
– Наверное, скучаешь по семье.
– Временами. Но я стараюсь навещать их по крайней мере раз в месяц.
– А бандаж на колене?
Фрэнк помолчал, хотя выражение его лица не изменилось.
– Травма. Получил два месяца назад. Это надолго вывело меня из строя.
– И ты с тех пор так и не играл?
– Нет.
Элинор задумалась. Интересно, что бы делала она, если бы два месяца была лишена адвокатской практики?
– И что ты по этому поводу думаешь? – осторожно спросила она.
От его улыбки ее внезапно бросило в жар.
– Думаю, не схватить ли тебя в охапку и не продолжить ли разговор в спальне.
Недоверчиво рассмеявшись, Элинор вдруг обратила внимание на неожиданно ставший серьезным взгляд Фрэнка.
– Осторожнее, так ведь можно довести человека до комплекса.
– Даже такого бугая, как ты?
Потянувшись к тарелке, она обнаружила, что каким-то образом успела съесть все положенные им туда фрукты. Фрэнк отрезал ей еще ломтик персика, но, увидев протянутую руку, отвел его в сторону. Приоткрыв рот, Элинор подалась вперед, соглашаясь поиграть в эту игру, и взяла кусочек, слегка укусив Фрэнка за пальцы. Молча, с потемневшим взглядом и окаменевшим лицом, он дождался, пока она доест.
– Знаешь ли ты, что даже у такого бугая, как я, есть самолюбие, – пробормотал наконец Фрэнк, глядя ей в глаза.
– Можешь мне поверить, здесь у тебя нет никаких оснований для беспокойства.
Внезапно, не дав ей опомниться, он поднял Элинор на руки, заставив машинально вцепиться в его обнаженные плечи.
– Что ж, как насчет того, чтобы проверить твое заявление на деле?
– Идея кажется мне неплохой.
4
Лениво потянувшись, Фрэнк отметил проникающий сквозь закрытые веки яркий утренний свет. Он уже не помнил, когда в последний раз ему доводилось проспать. Сразу после травмы постельный режим был элементарной необходимостью, однако в шесть часов утра сна уже не было ни в одном глазу. И утро начиналось с телевизора и чтения газет за принесенным сиделкой завтраком.
Бросив взгляд на часы, Фрэнк с удивлением обнаружил, что уже половина десятого. К стоящей на прикроватном столике лампе была прислонена записка. «Увидимся в пять часов» – было нацарапано на ней почти нечитаемым почерком. Положив записку обратно, он закинул руки за голову и улыбнулся.
Все же приезд сюда был великолепной идеей. Ни спортивного агента, ни физиотерапевта, ни владельца команды. Никого, кроме него, Элинор и их занятий любовью в этих ультрамодерновых апартаментах.
Однако сама Элинор… Он так и не понял ее до конца, хотя именно это, наверное, и притягивало его в ней. Обычно Фрэнку не требовалось много времени на то, чтобы разобраться в человеке, но четыре дня, проведенные с ней, мало что ему дали в этом плане. Неистовая и раскрепощенная в постели, она оказалась удивительно осмотрительной в разговоре, и он только совсем недавно понял, что, рассказав ей почти всю историю своей жизни, сам не узнал от нее практически ничего.
Другие на его месте, вероятно, не имели бы ничего против, даже наоборот, приветствовали такое положение дел. Какой мужчина не мечтает заполучить в свою постель женщину без прошлого!
Элинор говорила, что ее родители умерли…
Фрэнк растер лицо руками. Но упоминала ли она о том, как они умерли? Или сколько лет ей тогда было? Может, и упоминала, но он этого не помнил, слишком занятый ответами на вопросы, которые, как теперь стало понятно, задавались с единственной целью отвлечь его от неприятного Элинор разговора.
Поднявшись с кровати, Фрэнк направился в ванную. По самым скромным подсчетам до прихода уборщицы оставалось почти полчаса.
Мысль, что Элинор, в физическом плане полностью перед ним открывшаяся, эмоционально остается такой же загадкой, как и при первой встрече, была для Фрэнка крайне неприятна. Более того, он был уверен, что этот незримый барьер установлен ею неслучайно. Незнание друг друга хорошо для случайных мимолетных отношений, даже простое знакомство в этом случае совершенно необязательно, не говоря уже о взаимном обмене воспоминаниями детства. Однако чем больше дней и ночей они проводили вместе, тем более крепла их связь. Хотя, как подозревал Фрэнк, не на эмоциональном уровне. Если говорить об Элинор, во всяком случае.
И все же ему казалось, что предпринимать какие-либо действия было бы преждевременно. Интересно, сколько ей лет? Похоже, они примерно ровесники, обоим лет тридцать или около того. Была ли она замужем? Собиралась ли когда-нибудь?
Разумеется, сам Фрэнк не сказал Элинор о том, что некогда уже был женат. Правда, очень недолго. Тогда, когда был еще молод и настолько глуп, что принял похоть за любовь, Шел его первый год в профессиональном спорте. Карьера поднималась как на дрожжах, и появившаяся в группе поддержки новенькая фанатка команды с хорошей фигурой без труда поймала Фрэнка на крючок.
Через месяц они поженились. А еще через месяц, вернувшись в отель после игры на выезде, он застал ее в постели с одним из ветеранов команды…
Выключив воду, Фрэнк докрасна растерся махровым полотенцем. Самое странное в этой истории заключалось в том, что ни бывшая жена, ни товарищ по команде не нашли в своем поступке ничего предосудительного, скорее даже искренне удивились, что его это так взволновало.
Жена настаивала на том, что он просто не мог не знать о ее давнем и твердом намерении переспать с каждым выдающимся игроком Западной конференции, и дорогое кольцо на ее пальце ровным счетом ничего не меняло. Фрэнку же предоставлялось полное право спать с любой из фанаток. Все равно рано или поздно этим кончится, заявила тогда жена.
Единственным результатом этой истории явился разрыв их брака… Если его вообще можно было назвать браком.
С той поры Фрэнк начал принимать жизнь такой, какая она есть, и больше не встречал ни одной женщины, с которой ему хотелось бы познакомиться ближе. До того дня, как в его жизни появилась Элинор, разумеется.
Но если их отношениям – каковы бы они на самом деле ни были – суждено развиваться и далее, важно было узнать Элинор получше. Фрэнку хотелось этого. Очень хотелось. Иначе он давно бы уехал из города.
Раздавшийся звонок в дверь застал его врасплох. Слишком рано для уборщицы, хотя, может быть, она решила несколько изменить свои планы. Накинув махровый халат, он подошел к двери и заглянул в глазок. Стоящий в коридоре посыльный с пакетом в руке собирался позвонить еще раз.
– В чем дело? – , спросил он.
– Посылка для Фрэнка Корвина.
Посылка? Для него?
Черт побери, неужели Мирослав сумел отыскать его так быстро? Пригладив ладонью влажные волосы, Фрэнк открыл дверь и, расписавшись за посылку, увидел подходящую к двери уборщицу. Пропустив ее, он закрыл дверь и с недоумением оглядел пакет.
Обратный адрес был местным. Нахмурившись, Фрэнк направился в гостиную, отрывая на ходу липкую ленту. Содержимое привело его в полное недоумение. Это был смокинг!
Взглянув на этот обезьяний наряд с таким видом, будто ожидал, что смокинг оживет и набросится на него, Фрэнк сунул его обратно в пакет и развернул приложенную к смокингу записку.
«Сегодня идем на официальный прием по поводу наступающего Рождества, —писала Элинор. – Встретимся прямо там в шесть часов».Адрес прилагался.
Вновь вытащив костюм из пакета, Фрэнк разложил его на большом кожаном кресле и внимательно осмотрел. Смокинг явно не был взят напрокат, – значит, эта чертова штука обошлась Элинор в кучу денег.
Он озадаченно почесал затылок. Когда в последний раз ему приходилось надевать смокинг? Вспомнить оказалось нелегко. Кажется, ему тогда было девятнадцать лет, а поводом явилась свадьба старшей сестры.
Раздался телефонный звонок. Не отрывая взгляда от разложенного на кресле смокинга, Фрэнк снял трубку.
– Фрэнк? – раздался голос Элинор. – Посылку уже доставили?
– Да, доставили.
– Отлично, – удовлетворенно сказала она. – А ты его померил?
– Нет. – И не собираюсь, пока нахожусь в здравом уме и твердой памяти, мысленно добавил он.
Наступила напряженная пауза.
– Его только что принесли, – пояснил Фрэнк.
– А, понятно. – На другом конце линии эхом раздавались посторонние голоса. – Послушай, мне надо бежать. Просто хотела удостовериться, что все в порядке.
– Можешь быть уверена в этом.
– Значит, встретимся в шесть?
– Хорошо, в шесть.
Положив трубку, Фрэнк замер в раздумье, обуреваемый странными чувствами. Нахлебником, вот кем он себя сейчас чувствовал. Нахлебником, ожидающим, когда его благодетельница позаботится о нем. Человеком, которому говорят что делать, что носить, куда идти…
Нет, так не пойдет. Необходимо избавиться от этого дурацкого костюма, пока он не сделал чего-нибудь такого, о чем впоследствии может пожалеть.
Фрэнк набрал номер справочного бюро и узнал телефон магазина мужской одежды. Начиная с этого момента, все должно быть по-другому. Иначе он просто улетит домой.
– Как я все это ненавижу.
Элинор взглянула на Джулию, нервно поправляющую бретельки взятого у нее платья, и при виде несчастного выражения, написанного на лице подруги, с трудом удержалась от смеха.
– Чувствуешь себя как манекен в витрине, – продолжила Джулия и одернула платье, тщетно пытаясь опустить подол на пару сантиметров.
– Кончай ныть и улыбайся, – посоветовала ей Элинор.
– Я вовсе не ною.
– Нет, ноешь. И капризничаешь как пятилетняя девочка.
Она прекрасно знала, что лучшим способом поддеть подругу было сравнить ее с маленьким ребенком. Джулия очень переживала из-за того, что была четырьмя годами моложе Элинор и Голди. И хотя Элинор не слишком улыбалось становиться мишенью для ее яростных взглядов, это все же представлялось меньшим злом, чем наблюдать за одергивающей и оглаживающей простое черное платье Джулией. Можно было подумать, что у нее на него аллергия.
Ежегодные предрождественские сборища городских юристов проходили в разных местах, включая музеи и художественные галереи. В этом году, однако, свой роскошный особняк к услугам коллег предоставила судья второго округа Лайза Мэллоу. Большинство из присутствующих полагали, что причиной тому послужили ее честолюбивые политические амбиции, распространяющиеся вплоть до поста губернатора.
Осматривая этот большой, новый, но отделанный «под старину» дом с изогнутыми лестницами, высокими потолками и резными деревянными панелями, Элинор только вздыхала. Она и сама не отказалась бы жить в таком.
Все еще не успокоившаяся Джулия толкнула Элинор в бок. Кто-кто, а она бы скорее сожгла этот дом, чем стала в нем жить.
– Всего в паре километров отсюда голодают дети, – подтвердила Джулия подозрение подруги. – Какое преступное расточительство!
Элинор трагически закатила глаза.
– Послушай, можно попросить тебя угомониться хотя бы на сегодня?
– Нельзя. – Джулия показала на свои часы. – Через двадцать минут только меня здесь и видели.
Они вошли в самую большую из когда-либо виденных Элинор в частных домах комнат. Собственно говоря, это был скорее танцевальный зал с белым роялем в углу, возле которого расположился небольшой оркестр. Вдоль стен располагались накрытые столы и несколько баров с богатым выбором напитков.
Белый рояль особенно поразил воображение Элинор. Если бы только здесь было поменьше народу! Кстати, где же Фрэнк? Она поискала взглядом в толпе.
– Ого!
Элинор только улыбнулась, услышав восхищенный возглас Джулии. Она знала, что через десять минут та начнет подсчитывать стоимость приема и то, сколько семей можно прокормить на эти деньги в течение года.
Фрэнка нигде не было видно, хотя он, должно быть, просто затерялся среди одетых в одинаковые смокинги мужчин.
– Пойду возьму чего-нибудь выпить, – сказала Джулия.
Элинор осторожно тронула ее за руку.
– Прежде чем уходить, отыщи хотя бы Криса и попрощайся с ним.
– Ладно, ладно, – пообещала Джулия.
Отпустив подругу, Элинор бездумно смотрела ей вслед, как вдруг послышавшийся из толпы низкий гулкий смешок заставил ее вздрогнуть. Она узнала бы его где и когда угодно, поэтому, оторвав взгляд от подруги, обвела глазами огромное помещение. Ну наконец-то! Справа от себя она увидела возвышающегося над группкой выпускниц юридической школы Фрэнка.
У нее вырвался вздох облегчения. Все-таки он пришел!
С замиранием сердца Элинор направилась к нему, заранее предвкушая удовольствие, которое получит, когда увидит, как сидит смокинг на его великолепной фигуре. Девушки смущенно расступились… и она замерла как вкопанная. На Фрэнке был вовсе не смокинг, а обычные темные брюки и экстравагантный облегающий пиджак поверх черной майки. Хотя, возможно, это была вовсе не майка, но какая разница, если все остальные мужчины на прием явились в смокингах.
– А вот и она…
Элинор оказалась лицом к лицу с мужчиной, пленившим ее в ее собственных апартаментах, – положение, в котором с радостью оказалась бы любая из этих девиц.
– Извините меня, леди, – церемонно произнес Фрэнк, подходя к ней и беря ее под руку, – но мне необходимо обсудить с моей дамой кое-какие личные вопросы.
Вслед им раздались смешки и хихиканье. И Элинор вдруг с досадой подумала, что не так давно сама могла бы оказаться в числе обсуждающих привлекательного мужчину, и, может быть, даже постаралась соблазнить его. Это открытие отнюдь не улучшило ее настроения, по правде говоря, оно заставило Элинор почувствовать себя не слишком респектабельной. Необычное ощущение для женщины, всегда чистосердечно полагавшей, что в любви и на войне все дозволено.
Боясь выдать свои мысли, она гордо вскинула голову. Ни в коем случае нельзя было позволить ему умиротворить ее слишком легко и быстро. Если это ему действительно нужно, пусть как следует постарается.
Элинор улыбнулась про себя. Если кто и способен на тонкие и остроумные маневры, так это Фрэнк. Что ж, посмотрим, что он придумает на этот раз. И как ее собственный тайный план приведет его в ловушку…