Текст книги "Неуклюжая Анна"

Автор книги: Джин Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Вдруг у неё получится?

Анна решительным шагом направилась к балке и крепко её схватила. От напряжения ладони сразу же стали скользкими. Отталкиваясь ногами, она попыталась сделать кувырок – как братья и сестры. Оторвала одну ногу от палубы и тут почувствовала, что соскальзывает вниз.

– Я смогу, смогу, смогу, —отчаянно прохрипела девочка.

Нет, она явно неправильно держится за балку. Тут, верно, есть какой-то подвох. Пальцы разжались, и Анна приземлилась на твёрдую палубу, больно ударившись локтями и коленками.

Она полежала пару минут, раздумывая, не попробовать ли ещё разок, но не могла сообразить, что делает неправильно.

Анна быстро вскочила, оправила платье и вдруг помчалась куда-то наобум, налетела на столб, расшибла коленку о стопку складных стульев, но всё бежала, не останавливаясь.

Она добралась до уголка палубы, где никого не было, даже вдалеке. Запыхавшись, она прислонилась к какой-то стенке.

Солнце сияло, как раньше, небеса по-прежнему казались огромными и голубыми, но только в душе Анны больше не было радости.

– Он не прав, – закричала девочка пролетевшей мимо чайке. – Папа не прав. Я совсем не особенная!

Голос Анны был полон отчаянья, но птица улетела, ей не было до девочки никакого дела, поэтому поблизости не оказалось ни одной живой души, чтобы услышать, как Анна, сама того не заметив, в первый раз в жизни громко говорит по-английски.

Глава 5

Анна на ходит друга

– Мистер Менсис обещал встретить нас, – сказал папа.

Зольтены только что сошли с поезда и устало оглядывались. Вокруг не было никого знакомого, никто не вышел им навстречу и не представился мистером Менсисом, поверенным в делах дяди Карла.

– Менсис, – пробормотала мама, – это не немецкое имя.

– Мы теперь в Канаде, Клара, – заметил папа. Его едкая интонация удивила детей, папа обычно не бросался резкими словами.

– Он должен быть где-то поблизости, – добавил он через минуту, на этот раз нормальным голосом.

Все семейство сбилось в кучу в зале ожидания железнодорожного вокзала в Торонто. Они сошли с парохода в Галифаксе и дальше ехали поездом. У них не было денег на спальные места, поэтому последние тридцать шесть часов Анна просидела, иногда задрёмывая, прислонившись к папиному плечу. Теперь она с трудом стояла на ногах. Только бы прилечь куда-нибудь на минутку!

– Он должен быть здесь с минуты на минуту, – успокаивал папа, глядя в тревожные лица.

Анна, наверно, на мгновенье закрыла слипающиеся глаза. Теперь они широко раскрылись от изумления – папа говорит по-немецки!

Похоже, он по-настоящему волнуется.

Анна, не задумываясь, бросилась к нему на помощь. Она знает только одно средство – боднуть папу головой наподобие маленькой невоспитанной козочки, давая ему понять – она тут, рядом.

– Веди себя прилично, Анна, – пристыдила её мама. – Если слишком устала, чтобы стоять, сядь на большой чемодан.

Но папа улыбнулся, глядя сверху вниз на встревоженное лицо дочери.

– Он высокий и с рыжими волосами, – шепнул папа.

Анна обернулась посмотреть, и хотя ничего, кроме множества ног и багажа, не увидела, оказалось, мистер Менсис уже тут.

– Эрнст Зольтен?

– Да, да. Вы, должно быть, мистер Менсис?

Мужчины пожали друг другу руки. Мистер Менсис был высокий, но скорее седой, чем рыжий.

– Моя жена, Клара, – начал представлять папа. – Мой старший сын Рудольф… Гретхен… Фриц и Эльфреда, они близнецы… а это Анна.

Анна изумилась, услышав полные имена Руди и Фриды. Мистер Менсис вежливо улыбнулся.

– Вы двое очень похожи на отца, – сказал он старшим. – А близнецы – они в вас, миссис Зольтен.

Анна снова удивилась, она никогда не слышала, чтобы маму называли "миссис Зольтен". Конечно, это то же самое, что «фрау», но мама теперь кажется совсем незнакомой.

– Анне, – быстро вставил папа, – повезло, она ни на кого, кроме себя, не похожа.

Поверенный в делах взглянул на младшего члена семейства Зольтенов и прочистил горло.

"Не знает, что сказать", – презрительно подумала девочка.

– Да, да, – пробормотал тот и повернулся к папе. – Вы что-нибудь ели в поезде?

Разговор взрослых продолжался где-то высоко над головой Анны и не вызывал у неё особенного интереса. Этот канадец – такой же, как все остальные взрослые, она ему не понравилась. Ну что же, он ей тоже не понравился.

Двигаясь как заводная, она следовала за всеми. Они вышли из вокзала, перешли улицу и вошли в ресторан. Анна сидела, жевала сэндвич – она никогда не пробовала ничего подобного – и прихлебывала молоко из высокого стакана.

– Вы уверены? Может, лучше провести одну ночь в гостинице? – спрашивал мистер Менсис.

– А что, эти люди ещё в доме? – удивился папа.

Какие-то люди в их новом доме? От любопытства Анна почти проснулась.

– Нет, нет, жильцы мистера Зольтена съехали на прошлой неделе. И мне удалось купить у них кое-какую мебель, как вы надеялись. Они рады были получить немного наличных. Мебель, правда, не слишком хорошая…

В голосе мистера Менсиса звучало беспокойство. Эрнст Зольтен улыбнулся.

– Все, что нам надо прямо сейчас, это кровати на всех. Хорошие, плохие, какая разница, да, Клара?

Мама пробормотала что-то в знак согласия, но было ясно, она заметно обеспокоена.

– А те два больших сундука с постельными принадлежностями и посудой уже пришли? – спросила она.

– Да, я распорядился, чтобы их доставили прямо в дом. Понимаете, жена захворала, – озабочено добавил мистер Менсис, – а то бы она всё сделала, убралась бы и всё такое. Эти жильцы, которым Карл сдавал дом, они иностранцы, сами знаете. Они…

Он внезапно остановился и покраснел. Папа снова рассмеялся.

– Иностранцы, – повторил он. – Всё правильно, мистер Менсис, мы тоже так говорим в Германии. Если дом свободен и постельные принадлежности прибыли, всё хорошо. Мы сами уберёмся в доме.

– Еда на вкус какая-то чудн ая, – прошептала Фрида Анне, и Анна перестала следить за разговором взрослых.

Она согласно кивнула и, откусывая очередной кусок, скривилась, хотя на самом деле не заметила в еде ничего странного.

– Это ты чудн ая, – сказал Фриц Фриде. – Не нравится, отдай мне.

Если близнецы в чем и различались между собой, то только в отношении к еде. Фриц в мгновенье ока проглатывал все, что бы перед ним ни поставили. Фрида же копалась и перебиралась. Оба, тем не менее, оставались тощими и жилистыми. Анна, которая ела больше Фриды, но меньше Фрица, была кряжистая и ширококостная.

– Ну точно молодой бычок, – поддразнивала её иногда мама.

– Франц Шумахер сказал, что приедет сюда, – объяснял родителям мистер Менсис. – Он был самым близким другом Карла.

Мама просияла. Шумахер – настоящая немецкая фамилия, а Франц – хорошее немецкое имя.

– Нам нужно две машины, чтобы вместились и вы, и багаж. Он опаздывает. Наверно, какой-нибудь пациент появился в последнюю минуту.

Слова мешались у девочки в голове. Она уронила недоеденный сэндвич. Когда в ресторан влетел доктор Шумахер, Анна уже крепко спала, сидя на стуле, и на этот раз пропустила процедуру знакомства, проснувшись в тот момент, когда услышала у себя над ухом низкий голос:

– Я понесу маленькую.

– Она слишком тяжёлая, чтобы её нести, – запротестовала мама. – Анна, проснись. Анна… Анна!

"Не могу", – сонно думала девочка, не открывая глаз.

– И вовсе она не тяжёлая, – ухмыльнулся доктор Шумахер, пытаясь ухватиться поудобнее. Анна на секунду приоткрыла глаза, только чтобы взглянуть в большое дружелюбное лицо. Что он сказал? Она не ослышалась?

– Просто невесомая, как перышко, – повторил он маме и даже если и заметил, что она проснулась, виду не подал.

Анна неподвижно лежала у него на руках. Она крепко зажмурилась и не улыбалась.

Но с этого мгновения девочка горячо полюбила Франца Шумахера.

Глава 6

Полдома

Франц Шумахер запыхался, ещё не добравшись до машины, но на землю Анну не опустил.

– А она ведь не спит, – ткнула Фрица в бок шедшая следом Фрида.

– Ясное дело, не спит, – согласился Фриц и пожал плечами. – Впрочем, с Анной никогда не поймёшь.

Фрида кивнула и поспешила за остальными.

– Я возьму мистера Зольтена, мальчиков и два больших чемодана, – предложил мистер Менсис, а доктор Шумахер, всё ещё державший Анну на руках, остановился и беспомощно поглядел на машину.

– Дверца заперта, – объяснил он.

Мама слов понапрасну не тратила. Она ухватила Анну за руки и сильно встряхнула.

– Довольно уже, – резко сказала она по-немецки. – Ты не спишь. Слезай и держись на ногах.

Анна как можно медленнее открыла глаза, невинно зевнула и потянулась, словно котёнок. Она позволила поставить себя на тротуар, делая вид, что нетвёрдо держится на ногах. Спуская девочку с рук, доктор улыбнулся, но остальные, Анна видела, смотрели на неё неодобрительно.

– Всякий бы устал от такого длинного путешествия, – заступился за неё доктор. Он говорил серьёзным тоном, но в глазах таилась улыбка.

"Он знает, что я на самом деле не спала, но совсем не сердится", – подумала Анна.

Доктор повернулся и открыл дверцу машины.

– Анна, сюда, – скомандовал он. – Боюсь, тебе придётся ещё подвинуться, чтобы освободить побольше места.

Девочка подвинулась, но всё равно места было слишком мало. Мама потянула её за руку.

– Вылезай, будешь сидеть у меня на коленях.

Анна послушно села маме на колени, ощущая теперь, что весит слишком много. Она старалась быть как можно легче, старалась сидеть так, чтобы совсем не давить на маму. Машина двинулась резким толчком, Анну качнуло назад, на маму, да так, что та прямо охнула. Девочка напряглась, но мама, выдохнув, взяла себя в руки. Она крепко сжала губы и устроилась поудобнее, чтобы поменьше чувствовать вес дочери.

Они ехали и ехали. Они проезжали мимо освещённых домов, но свет был приглушён шторами. Улицы в сумерках были пустынны и серы. Анна глядела в окно, но ей на глаза не попадалось ничего утешительного, никакого яркого пятна, которое бы сказало: "Добро пожаловать в Канаду!" У неё запершило в горле от тоски.

– Здесь на вид так пустынно и одиноко, – пробормотала мама.

Гретхен, которая сидела с другой стороны и придерживала кучу багажа, не отозвалась. Она, наверно, тоже вспоминала узенькие улочки Франкфурта, где Зольтены знали всех и все знали их. Даже толстая фрау Мейер, которая всегда жаловалась на шум, когда дети играли возле дома, и та казалась дружелюбной теперь, когда стало ясно, что они её больше не увидят.

На мгновенье Анна замечталась, представляя себе соседей – малышку Труди, которая жила внизу и ещё даже не умела ходить, когда они уехали, Марию Шлиман, ближайшую подругу Гретхен, господина Гундерсона…

Внезапно мысли вернулись в настоящее. Неужели мама и впрямь сказала, что здесь одиноко? Фрида болтала с доктором Шумахером. Старый автомобиль громыхал и ревел на ходу. Может, ей просто послышалось.

Она полуобернулась, чтобы взглянуть на мамино лицо. Если маме одиноко, то каково ей, Анне!

Мамино лицо скрывалось в тени.

"Гретхен, – мысленно попросила Анна, – скажи маме что-нибудь".

Тут машина остановилась на перекрёстке, прямо под светофором. Клара Зольтен подняла голову и весело улыбнулась Гретхен и Анне.

– Дети, мы уже скоро приедем, очень скоро, – прозвучал её неуклюжий английский. – Мы уже почти в новом доме.

"Будто мы и сами этого не знаем", – фыркнула про себя Анна, снова отворачиваясь от матери.

От маминого громкого, нарочито весёлого голоса сумерки вокруг казались ещё пустыннее.

– Вы обе, наверно, умираете от нетерпения, – продолжала мама тем же бодреньким голосом. – Такая удача для тебя, Гретхен… и для тебя, Анна, конечно, тоже… увидеть новую страну… пока вы ещё так молоды…

Казалось, мама не верит ни единому слову, ею самой произнесённому. Анна продолжала разглядывать темные улицы. Мама не ждала от неё ответа, даже если бы она и знала, что ответить. Отвечать следовало Гретхен, маминой любимице. Она знает все правильные слова, она сможет утешить маму.

Но Гретхен молчала.

"Перестань думать о Марии, – беззвучно сердилась на сестру Анна, – скажи что-нибудь. Скажи маме что-нибудь".

Гретхен неуверенно кашлянула.

Спустя мгновение она заговорила:

– Да, мама, конечно, мы очень рады. Без сомнения, всё будет просто прекрасно.

Теперь её голос звучал неестественно громко и весело, совсем как мамин только что. Анна ужасно сердилась на обеих. Почему они не могут разговаривать нормальными голосами? К чему вся эта бравада?

Фрида, которая взахлёб рассказывала доктору Шумахеру, как они с Фрицем получили награду за пение, когда им едва стукнуло семь лет, обернулась к старшей сестре:

– Ты что-то сказала?

– Я разговаривала с мамой, – тихо ответила Гретхен.

– А мама что сказала? – Фрида боялась пропустить что-нибудь интересненькое.

– Ничего, ничего, Фрида, не обращай внимания, – ответила мама, а потом протянула руку и крепко сжала сцепленные пальцы Гретхен.

– Спасибо, дочка, – ласково сказала она. – Я знаю, ты стараешься… Ты сейчас… ты сейчас моя дорогая детка.

Этого Анна вынести просто не могла. Давно уже мама никого из них не называла "моя дорогая детка". Анна, сама того не осознавая, была очень рада. Эта семейная традиция родилась, когда ещё Анны и на свете не было. Мама всегда уверяла, что любит всех детей одинаково. Она утверждала, что у неё нет любимчиков. Тем не менее, когда кто-то из детей совершал особенно хороший поступок, он назывался "маминой дорогой деткой".

Всем это нравилось – всем, кроме Анны.

Она – да и все остальные – знали, что Анна никогда по-настоящему не бывает "маминой дорогой деткой". Конечно, мама иногда её так называла, если Анна выполняла мамины поручения – накрывала на стол или ходила за покупками. Анна, конечно, старалась не обращать никакого внимания. Сколько раз она сама себе говорила, что это её нимало не волнует. Тем не менее, было приятно, когда мама перестала так называть и остальных. С тех пор как папа объявил о решении ехать в Канаду, мама, казалось, не замечала никаких хороших поступков.

"И что такого замечательного в дурацком ответе Гретхен? Просто изо всех сил старается показать, какая она хорошая", – мысленно негодовала Анна.

Мама и Гретхен тихо разговаривали по-немецки, но Анна не сдавалась и пыталась не вслушиваться. Какое ей дело до того, что Гретхен…

"Взрослая", – сама себе сказала Анна.

"Глупости, Гретхен только тринадцать лет. Никакая она не взрослая".

– Ну вот, приехали, – доктор Шумахер остановил машину.

Все с трудом разогнулись и вылезли.

– Вон тот, – показал доктор.

– Целый дом? – выдохнула мама.

Прошло много лет с тех пор, как у них был собственный дом. Только когда Гретхен была совсем маленькая, они жили в коттедже. Фрида взглянула повнимательней.

– Только полдома. На другой половине живут люди.

– Да, у вас общая стена с соседями, – подтвердил доктор. – Но он всё равно считается отдельным домом.

Мама вздохнула, и вздох её прозвучал почти как рыдание. Теперь правильные слова были у Гретхен наготове:

– Со светом в окнах будет значительно лучше.

– Да, конечно, – мама попыталась произнести эти слова с уверенностью в голосе.

Подъехала вторая машина, и оттуда вышел папа. Мама повернулась к нему и всё-таки сумела улыбнуться по-настоящему.

– Наш новый дом, Эрнст, – сказала она.

Теперь папа стоял и смотрел на высокий, узкий кусок дома, который принадлежал им.

– Зачем Карлу понадобился такой большой дом? – удивился он.

– Он тут не жил. Он сдавал его жильцам, а сам снимал комнату в семье, что живёт рядом с магазином. Не знаю, зачем он купил этот дом, но боюсь, он не в самом лучшем состоянии, – объяснил мистер Менсис.

Папа задумчиво кивнул:

– Да, да, помню. Много лет назад Карл решил жениться. Герда Герц… но она его не дождалась. Давайте зайдём внутрь.

В доме было темно. В доме было грязно и пахло чем-то затхлым, будто его давно не открывали. Под ногами что-то хрустело. Анна притиснулась поближе к папе, теперь – чтобы придать уверенности себе. Папа поставил большой чемодан, который держал в руке, и положил руку ей на макушку. Рука оставалась там лишь мгновенье, но этого было достаточно. Анна тут же отодвинулась, пока остальные не заметили.

Мистер Менсис ходил по комнатам и везде зажигал свет. Зольтены следовали за ним по пятам. Никому не хотелось идти на разведку в одиночку.

Они поднялись на второй этаж, и уже через пару минут стало ясно, что в доме не хватает спальни. В одной из нижних комнат стояла большая двуспальная кровать – это будет комната родителей. Наверху, прямо рядом с ванной, была маленькая комната. Там тоже оказалась двуспальная кровать, но ни для чего другого места почти не оставалось. Вплотную за кроватью стоял платяной шкаф, так близко, что ящики открывались только наполовину. Никому не захотелось жить в этой комнате.

Как только они вошли в следующую комнату, Руди немедленно заявил на неё свои права:

– Фриц и я будем жить здесь, – мальчик бросил кучу свёртков, которые держал в руках, на лучшую из двух узких, продавленных кроватей.

– Но, Руди… – Гретхен остановилась на середине фразы – Руди был старший.

– Хорошо, хорошо. Пошли, Фрида, – вздохнула она, бросив взгляд в сторону первой комнаты.

– Папа, – сказала внезапно Фрида, – смотри, тут же нет места для Анны.

Глава 7

Место для Анны

Вид у Фриды был виноватый.

– Ты пойми, не то чтобы я не хотела спать с тобой в одной комнате, – заторопилась объяснить она с таким выражением лица, будто надеялась – сестра действительно поймёт. – Но тут только одна кровать, а мы с тобой всё время спали в одной кровати на пароходе. Могу показать синяки, – хихикнула она, надеясь вызвать у Анны улыбку.

Анна не отвечала. Тут ничего скажешь. Девочка знала, как беспокойно она спит. На пароходе Фрида часто будила её толчком в бок и приказывала перестать ворочаться на узкой койке, которую они делили.

Должно же тут быть место для неё. Должно быть.

– Я кое-то нашёл, – позвал доктор Шумахер. Его голос странно отозвался в темноте коридора. Облегченно вздохнув, все поспешили на зов. Анна шла медленно, прямо держа спину и высоко задрав голову.

Это была не комната, а тупиковая часть коридора между двумя спальнями.

– Альков, – сказал мистер Менсис.

Анна сглотнула. В тёмном алькове не было окна. У стены стояла узкая койка, значит, здесь когда-то спали.

– Анна слишком мала, чтобы спать совсем одной, – обеспокоено заявила мама.

– Она не может спать со мнойи Фридой, если ты этого хочешь, – вырвалось у Гретхен. Она устала быть храброй, доброй старшей сестрой. Теперь голос её звучал резко и зло. – Ты же знаешь, какая она, мама. Она даже стонет иногда во сне.

Спасительный гнев пришел Анне на помощь, а тут ещё на лице доктора Шумахера промелькнуло что-то вроде жалости.

– Я хочу спать здесь. Я хочубыть одна, – неистово выкрикнула она. – Я устала быть вместе – особенно вместе с ними!

Клара Зольтен загоралась так же быстро, как и дочь.

– Отлично, – отрезала она – куда девалась мягкость в голосе, – это будет комната Анны. И чтобы без спросу не входить. Запомнили? Никто сюда и носу не суйте без приглашения.

Старшие дети недовольно пробормотали что-то в знак согласия и опустили глаза, делая вид, что желание Анны быть одной никак с ними не связано. Папа прочистил горло.

– Папа, – еле слышно, умоляюще прошептала Анна.

Он остановился, взглянул на неё и снова прочистил горло.

– Что такое, Эрнст? – сердито спросила мама.

– Ничего. Мы поставим тебе здесь комод, Анна.

– Хорошо, – голос Анны звучал так, будто ей теперь всё равно.

Папа внезапно принялся командовать.

– Ванну для всех, Клара. Пойду разыщу ящик с постельным бельем. Дети уже спят стоя.

– Мне сначала надо вымыть ванну, – мама храбро решила приступить к делу. – Гретхен, пойдем, поможешь мне. Да, это место нуждается в уборке.

– Завтра мы всё сделаем, как следует, – крикнул ей вслед папа. – При дневном свете будет куда лучше… А как с завтраком? – обратился он к мистеру Менсису.

Тот беспомощно покачал головой.

– Моя жена… – начал он.

Доктор Шумахер опять пришел на помощь.

– В магазине всего полно. У тебя есть ключ, Джон? Можем пойти посмотреть прямо сейчас.

Мистер Менсис достал из кармана ключ, и все трое направились вниз.

– Когда устроитесь и немножко отдохнете, – добавил доктор, – приведите детей ко мне на медицинский осмотр перед школой.

– Школа! – в ужасе повторил Фриц.

Доктор посмотрел на мальчика и рассмеялся.

– Да, школа. Занятия начинаются через неделю.

Фриц застонал.

Мужчины спустились вниз. Доктор объяснил, как найти его приёмную.

– Пошли, Фриц, – скомандовал Руди. Мальчики исчезли в своей новой комнате. Фрида побежала за ними.

Анна осталась в коридоре одна. Она слышала, как мужчины о чем-то разговаривают внизу, как Руди рассказывает близнецам, что сделает со «своей» комнатой, как бежит вода, наполняя ванну.

Гретхен вернулась наверх, мама послала её искать полотенца.

Старшая сестра чуть ни споткнулась об Анну, которая всё ещё стояла на пороге алькова – своей будущей спальни. Гретхен остановилась и посмотрела на младшую сестру, на вид такую одинокую и, можно подумать, громко просящую о помощи. Но Гретхен знала Анну. Всё не так просто. Подобраться к Анне не легче, чем к дикобразу. Бесполезно спрашивать, что с ней. Она в жизни не ответит на подобный вопрос.

Кроме того, Гретхен не понимала, из-за чего весь этот шум. Ей тоже не нравится в новом доме. Зачем они только поехали в такое ужасное место?

– Гретхен, куда ты пропала? – позвала мама.

– Иду, иду, мама, минуточку, – ответила девочка и шагнула к лестнице.

Анна по-прежнему стояла, не двигаясь, не произнося ни слова. Помимо своей воли, зная, что это бесполезно, Гретхен обернулась.

– Анна, всё совсем не так уж плохо… – начала она.

– Тебя мама зовет, – перебила сестру Анна. – Ты бы лучше шла вниз. К тому же ты стоишь в моей комнате, а тебя сюда никто не приглашал.

– Ты… ты совершенно невыносима! – вырвалось у Гретхен, она повернулась и бросилась вниз.

– Папа, – услышала Анна голос сестры, – маме нужны полотенца.

Анна снова осталась одна. Она попятилась и осторожно села на краешек расшатанной койки. Девочка сидела совсем неподвижно, крепко обхватив себя руками.

Школа – через неделю начнётся школа.

Анна, конечно, знала об этом, должна была знать. Тем не менее, в суете последних недель, сборов и путешествия, она совершенно забыла о школе. Ей и в голову не приходило, что скоро придётся идти в школу в таком странном месте.

Дома, во Франкфурте, школа была сплошным кошмаром. Анна сидела в темноте и вспоминала фрау Шмидт. А теперь всё начнется сначала, только на этот раз будет ещё во сто раз хуже. В школе придётся говорить по-английски.

Когда мама, ища её, поднялась наверх, Анна по-прежнему сидела неподвижно.

– Анна Елизавета Зольтен, немедленно вставай и раздевайся, ванна готова. Что такое с тобой творится? – прикрикнула мама, ставя её на ноги. – К тому времени, как помоешься, постель будет готова. Давай, я тебе помогу.

– Я сама, – вырвалась Анна.

Мама уронила руки и вздохнула, затем нахмурилась: Анна двигалась слишком медленно.

– И говори по-английски, – внезапно потребовала она.

Может, мама тоже подумала о школе. Может, она боялась за Анну, свою "единственную немецкую детку".

– Не буду, – по-немецки ответила Анна. Голос её звучал хрипло.

Девочка отвернулась и принялась через голову стаскивать платье. Если мама что-то и сказала, она не слышала.

Глава 8

Открытие доктора Шумахера

Приёмная доктора Шумахера явно нуждалась в ремонте. Комната была полна народа, папе, Руди и Фрицу пришлось стоять у стенки, потому что сесть было уже негде. Наконец настала их очередь.

– Отлично, – улыбнулся доктор, – кто первый?

Руди шагнул вперед. Мама рванулась, чтобы идти вместе с ним, но мальчик нахмурился.

– Я же не младенец какой-то, – пробормотал он.

– Пусть идёт сам, Клара, – сказал папа. – Иди, Руди.

Папа сел на освободившееся место рядом с женой, а Анну посадил на колени.

– Это совсем не страшно, – шепнул он дочери. – Подожди, сама увидишь.

Мама, похоже, не верила его словам. Она водила детей к врачу, только если они заболевали. У Гретхен в три года случились проблемы с гландами. У Фрица болели уши. Руди сломал руку, свалившись с дерева, на которое ему запрещено было лазить. Но обычно мама не хуже доктора знала, что делать. У неё были собственные лекарства для простуженного горла и ободранных коленей, болей в животе и даже кори. Они все переболели прямо перед тем, как ехать в Канаду, но мама была ужасно занята, ей было не до того, чтобы ещё о чем-то беспокоиться. А вдруг теперь доктор обнаружит у кого-нибудь из детей ужасную болезнь?

– Не доверяю я этим иностранным докторам, – бормотала она.

– Клара, мы теперь сами иностранцы! – напомнил ей папа, он говорил тихо, но не потрудился перейти на шёпот. – Кроме того, Франц Шумахер – такой же немец, как и ты.

Мама покачала головой, но Руди уже стоял перед ними.

– Первый здоров! – объявил доктор. – Ты следующая, Гретхен?

На этот раз мама даже и не пыталась подняться и только провожала дочь глазами, покуда за той не закрылась дверь кабинета.

– Тебе не кажется, что Гретель какая-то бледненькая? – спросила она папу.

Эрнст Зольтен расхохотался, да так, что смех целиком наполнил комнату.

– Гретхен бледненькая! Да у неё щёки всегда как розы, ты сама прекрасно знаешь!

Анна прижалась к папе и тоже рассмеялась. Трудно было даже представить себе Гретхен бледненькой.

– На пароходе она была зелёненькой!

– Ну, Анна, как нетактично с твоей стороны, – отозвался папа. – Ты одна у нас оказалась нечувствительной…

Мама сердито шикнула на них обоих.

Папа снова хихикнул и ещё сильнее обнял Анну.

Гретхен вернулась, щёки розовее прежнего. Фрида вошла в кабинет и вернулась. Фриц оставался там чуть-чуть дольше.

– Что-то, наверно, не в порядке с Фрицем… – начала мама, широко раскрыв глаза от ужаса.

– Он мне разрешил послушать моё собственное сердце, – похвастался Фриц, выскакивая обратно в приёмную.

– Отменное у вас семейство, – пророкотал доктор, протягивая руку Анне. Она соскользнула с папиных колен и вложила ладошку в руку доктора. Папа улыбнулся. Вот и ещё кто-то догадался, как завоевать доверие Анны!

Когда они скрылись в кабинете, мама с облегчением вздохнула.

– Говорил я тебе, – поддразнил её папа.

Мама кивнула, оставалась одна Анна, а Анна никогда в жизни ничем не болела.

– Хотел бы я послушать, как ты читаешь буквы, – обратился доктор к младшей из Зольтенов.

Анна замерла. Чтение! Она же не может…

Девочка посмотрела туда, куда он указывал. Ничего страшного, там только одна буква. Это нетрудно! Она же знает названия букв.

– Это "Е".

– Ну, а теперь следующую строчку, – попросил доктор.

Анна нахмурилась. Да, там былидругие буквы. Если сощурить глаза, можно их разглядеть, только они вроде маленьких жучков с лапками.

– Они слишком маленькие, чтобы их прочесть, – объяснила она.

Через десять минут, во всем убедившись, доктор вышел с девочкой обратно в приемную.

– Вы знаете, что этот ребенок практически ничего не видит? – строго спросил он.

Ответ был написал на растерянных лицах Эрнста и Клары. Ему стало их жаль, и он постарался говорить помягче, хотя очень на них сердился из-за Анны.

– Вернее, почти ничего не видит, – поправился он.

Мама бросилась к Анне. Если бы только девочка знала, что сейчас для мамы существует только она одна, она, которая, наконец, и в самом деле "мамина дорогая детка". Но Анна об этом даже и не догадывалась. Она вырвалась из жарких маминых объятий и отодвинулась в сторону.

– Конечно же, она всё видит, – Клара Зольтен отвернулась от Анны и взглянула на доктора-иностранца, которому с самого начала нечего было доверять. – Что вы имеете в виду? Просто смешно такое слышать.

Доктор переводил взгляд с одного на другого.

– У неё очень, очень слабое зрение. Ей необходимо носить очки. Анне, вероятно, надо было их надеть ещё два-три года тому назад. Но прежде, чем что-нибудь делать, надо показаться окулисту… глазному врачу.

Тут уж мама не пустила Анну одну. Все остальные ждали в приёмной у доктора Шумахера, а Анна пошла на второй этаж в кабинет доктора Мильтона. Мама недовольно нахмурилась, услышав его имя, но была уже так напугана, что протестовать побоялась.

Для Анны всё было каким-то кошмаром. Ей опять пришлось читать буквы на плакате в дальнем углу комнаты. Снова она могла разглядеть только большую букву «Е». Новый доктор посветил ей в глаза ярким фонариком. Он заставил её глядеть через разные стёклышки. И тут вдруг стали появляться остальные буквы.

– "Ф"… «Р»… – читала Анна хрипло. – «Т»… «О»… «З», кажется…

– Теперь эти, – попросил доктор Мильтон, указывая на следующий ряд букв, но те опять были слишком маленькими.

Доктор прищёлкнул языком. Он стал быстро-быстро говорить по-английски. Мама вскинула руки и затараторила в ответ по-немецки. Доктор Мильтон отвёл их назад к доктору Шумахеру, и два доктора принялись о чём-то разговаривать. Зольтены в тревоге ждали. Анна сидела угрюмая, привычно обиженная и колючая. Она пыталась представить себе, что её тут нет. Только это не получалось.

Доктор Шумахер отвёл её в какую-то другую комнату, где её усадили в кресло и стали примерять различные оправы для очков.

– Какая симпатичная девочка, – сказал добродушный оптик.

Анна взглянула на него исподлобья.

– Даже с очками у неё не будет нормального зрения, – объяснил Франц Шумахер, когда они все опять собрались у него в кабинете. Взрослые сели на стулья. Анна стояла рядом с папой, но даже не смотрела в его сторону. Она ковыряла потертый ковер носком ботинка. Может, удастся проковырять дырку, будет для доктора хороший урок.

– Ей придётся пойти в особый класс для слабовидящих, – продолжал доктор. – Занятия там полегче, и все дети – с плохим зрением.

– Не пойдёт в школу с остальными! – простонала мама, всё ещё надеясь, что не поняла чего-то.

Доктор Шумахер спокойным, ровным тоном повторил по-немецки:

– Это очень хороший класс. Ей там будет хорошо. Тебе там понравится, Анна. Очень понравится.

Ему с самого начала приглянулась колючая маленькая девочка. Теперь, когда он представил себе, как тяжело ей было учиться в школе, ему ещё больше захотелось с ней подружиться.

Все это явственно прозвучало в его голосе, он не только убеждал её в том, что класс хороший, его интонации, даже без слов, говорили, насколько она, Анна, ему нравится.

Анна продолжала ковырять ковер носком ботинка. Она не глядела на доктора и ничего не отвечала. Он был теперь как все – часть кошмара, в котором она всегда жила. Она почти не слышала его слов, а если и слышала, то не верила ему. Как это школа может нравиться?

Несколько дней ушло у Зольтенов на то, чтобы устроиться в новом доме. Мама и Гретхен скребли и чистили всё вокруг, проветривали и вытирали пыль. Папа проверял, что у него есть, а чего нет в магазинчике, решал, какие ещё продукты заказать. С тех пор, как Карл Зольтен умер, в магазине заправлял нанятый помощник, но теперь папа хотел всё делать сам.