Текст книги "Неуклюжая Анна"

Автор книги: Джин Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Анне сразу же захотелось его утешить.

– Не волнуйся, папа, Гретхен понимает.

– Ты уверена? – вздохнул папа, снова задумчиво взглянул на дочку и приобнял её за плечи. – Эти двое, Анна…

– Тут дело не в подарках.

Если и папа не понимает, как тут объяснишь? Она вывернулась и бросилась к двери.

– Хорошо, я их приглашу, – прокричал ей вдогонку папа.

Она не обернулась. Он даже не был уверен, слышала ли она его слова.

Анна действительно не слышала, но на следующее утро была слишком занята, чтобы горевать об этом. Она придумывала подарки. Сначала Изабелла.

Ужасно трудно сделать подарок тайком от Изабеллы, когда та всё время рядом и спрашивает, чем это Анна занимается. Наконец, Анна подошла к мисс Уильямс и попросила разрешения остаться в классе на большой перемене и кое-чем заняться.

– А мне можно посмотреть?

– Это смешной подарок, – серьёзным тоном ответила девочка. – Как сказать… это будет шутка.

– Шутка?!

Анна кивнула без улыбки.

– Вы можете посмотреть потом, – разрешила она.

Она сделала для Изабеллы словарик. На каждой страничке слово, которому Изабелла её научила, а под каждым словом картинка.

Когда она робко показала словарик мисс Уильямс, учительница так и покатилась со смеху.

– Анна, я знаю, у тебя прекрасное воображение, но я просто не подозревала о таком чувстве юмора!

Учительница взглянула на страничку со словом «хоронить». На картинке был изображен гроб, в нём сидела сама Анна и кричала "Помогите!". Косички встали дыбом, глаза за стеклами очков округлились от страха. Изабелла с головой, покрытой кудряшками, и лопатой в руке была могильщиком. На другой картинке Изабелла была фонарщиком и падала с лестницы. На следующей привидение по пятам преследовало Изабеллу, а та улепётывала со всех ног – так Анна изобразила Хэллоуин. Все рисунки были весёлые и живые, каждый – с Изабеллой в главной роли.

Для Бена Анна написала стихотворение. Она понимала – её стихам далеко до совершенства, она – не Роберт Льюис Стивенсон. Но ей так хотелось сделать Бену что-нибудь приятное. Девочка красиво переписала стих на рождественскую открытку, которую сама сделала из картона.

Бенджамин Натаниил,

Храбрый, словно Даниил,

Хулиганов победил.

Не боится он снежков,

Не боится глупых слов,

И мальчишек-драчунов…

Никуда он не бежит,

И от страха не дрожит,

И с Бернардом в бой спешит.

Мы немножко помогли,

Все мальчишки убегли,

С Беном в школу мы пошли.

Бенджамин Натаниил,

Храбрый, словно Даниил,

Всех противников побил.

Как гордимся мы тобой,

Бен, – ты наш герой.

Улыбнувшись, она спрятала открытку в парту.

Что бы такое придумать для Бернарда? Она понимала, что второго стихотворения ей не написать. На стих для Бена ушла куча времени.

Тут случилось чудо, и Анна нашла четвертак. Она купит подарок для Бернарда – ему это понравится, резинки, чтобы стрелять шариками из жеваной бумаги. Она купит их в папином магазине.

– А зачем они тебе нужны? – спросил папа.

– Секрет, – ответила Анна. Папа посмотрел на её четвертак.

– Там никого поблизости не было, кто бы мог уронить, я проверила, – объяснила девочка.

– Купи себе мороженое, я дам тебе резинки, – предложил папа. У него в магазинчике мороженое не продавалось.

Анна покачала головой.

– Я хочу сама их купить, папа.

Папа дал ей резинки, и она поскорее убежала, пока мама не начала расспрашивать.

Теперь надо было что-то придумать для мисс Уильямс и доктора. Тут опять случилось чудо. Пришла посылка из Франкфурта от тети Тани. Мама стала раздавать марципановые пастилки. Анне досталось две. Все остальные мигом умяли сладости, Анна свою порцию припрятала. Теперь все подарки готовы.

Доктор Шумахер сам принёс в класс покрашенные корзинки.

– Я не смог всё сразу захватить, Эллен. Пойду схожу за остальными.

Изабелла пихнула Анну локтем в бок.

– Чего тебе? – прошептала Анна, глядя не на подружку, а на груду корзинок на учительском столе.

– Он назвал её Эллен!

– Ну и что? – Анну эта новость никак не взволновала.

Учительница раздавала корзинки. Все они были невероятно красивые. А вдруг с её корзинкой что-нибудь случилось?

– А вот корзинка Анны, – объявила учительница, поставив корзинку на парту девочки.

Анна не осмеливалась даже потрогать корзинку, только смотрела во все глаза. Тёмно-зелёная, с тонкими нитями золотой краски, как же хороша она была – лучшего подарка Анна в жизни не видела!

Девочка с изумлением взглянула на свои руки. Они ничуть не изменились со вчерашнего дня. Грязь под ногтями, как обычно. Неужели эти руки смастерили такое чудо?

Осторожно-осторожно она приподняла и перевернула корзинку. На донышке виднелись знакомые, ею же самой написанные буквы – А. Е. З.

Уроки в школе закончились. Все закутывались потеплее, брали корзинки и шли домой.

– Идёшь, Анна? – спросила Изабелла.

– Нет ещё, – ответила девочка, – иди без меня.

Она сидела за партой и ждала. Доктор Шумахер тоже не ушёл. Они с мисс Уильямс о чём-то весело болтали.

– Говорю тебе, у них роман, – прошептала Изабелла и, больше не обращая внимания на Анну, отправилась домой.

Учительница вдруг заметила Анну.

– Ой, Анна, я думала, ты уже дома. Ты что-то хотела спросить?

– Можно мне оставить корзинку здесь до последнего дня занятий?

Учительница взглянула на стоящего рядом доктора, а потом ласково произнесла:

– Конечно, можно.

Она не спросила, почему Анна не хочет забрать корзинку домой. Она знала, что книга стихов, которую Анна так любит, всё ещё хранится в парте и девочка никогда не уносит её домой.

– Как очки, Анна, действуют? – спросил доктор.

Анна поглядела на него сквозь очки. Как же объяснить ему, что он для неё сделал?

– Они очень хорошие, спасибо, – только и удалось пробормотать ей.

– Когда я в первый раз надел очки, – принялся вспоминать доктор Шумахер, – весь мир вдруг стал таким чудесным. С кучей всякой всячины вокруг, о которой я даже и не подозревал… Позволите мне подвезти вас домой, мисс Зольтен?

"Он всё знает про очки, ему ничего объяснять не надо, – подумала Анна. – Он знает, как я счастлива".

Она задумалась, соглашаться ли ей, мама всегда говорила, что они не должны ни с кем ездить, но, взглянув на доктора, сказала:

– Конечно. С удовольствием.

– А ты, Эллен? – спросил доктор.

– Нет, мне ещё надо тут побыть. Спасибо за предложение.

– Тогда увидимся в восемь.

Анна, надевавшая пальто, чуть не пропустила этот разговор мимо ушей, но внезапно вспомнила слова Изабеллы.

У мисс Уильямс и доктора Шумахера – роман!

Анна была даже довольна, что Изабеллы нет рядом. Ей не хотелось ничего обсуждать. Сначала надо было всё хорошенько обдумать.

Девочка и доктор ехали в молчании, но это их не тяготило. Он никогда не приставал к ней с обычными взрослыми вопросами.

– Корзинка получилась просто замечательная, Анна, – наконец произнёс он. – Ты можешь собой гордиться.

И только выходя из машины, она сообразила, что надо его поблагодарить. Она даже пригласила его зайти, хотя родителей не было дома. Мама всегда приглашала людей зайти, во всяком случае, во Франкфурте.

– Не сегодня, малышка, – улыбнулся доктор.

Анна вошла в дом, напевая про себя. Он назвал её «малышка», совсем как папа. А ещё раньше "невесомой, как перышко", и "нелёгкой задачкой".

"У него волосы седые, он, наверно, слишком старый для мисс Уильямс", – решила Анна.

Тут она вспомнила о своей столь небывалой красы корзинке и вмиг позабыла и доктора, и учительницу. Девочка медленно поднималась по лестнице, неся в груди рождественский секрет. Только бы ей не проговориться.

Время ползло медленно, как черепаха, но вот, наконец, настал последний день занятий, день накануне Рождественского Сочельника.

В этот день Анна несла корзинку домой, прижимая к груди нежно, как новорождённого младенца.

Шагая домой, она вспоминала, как Изабелла до слез смеялась, разглядывая картинки словаря, а Бен просто замер, не в силах вымолвить ни слова, пока читал стихотворение.

– Можно, я его на доску повешу? – спросила мисс Уильямс.

И Бен, и Анна густо покраснели. Бен согласно кивнул.

– Наша малявка просто гений, – произнес с гордостью Бернард, будто это была его личная заслуга.

Тут она вытащила резинки.

– Ох, Анна, – только и вздохнула мисс Уильямс, а потом расхохоталась, как до того Изабелла. – Ты хочешь навсегда лишить меня покоя?

Анна покачала головой, на щеках показались обе ямочки.

– Поосторожней с этой малявкой, – предупредил Бернард, – она становится настоящей канадкой.

– А я и есть канадка, – ответила Анна.

Она оставила марципановую пастилку на учительском столе, когда мисс Уильямс на минутку вышла из комнаты. Учительница не сразу заметила подарок. Анна была рада, ведь подарочек такой маленький.

Подарок для доктора Шумахера всё ещё дома. Наверно, папа сумеет помочь – может, они смогут вместе положить подарок в почтовый ящик доктора.

Вот она уже почти дома. Девочка покрепче прижала к себе корзинку и беспокойно оглянулась, не видно ли братьев и сестер. Фрида счищала снег у соседского дома. У Анны даже дыхание перехватило, но Фрида и не взглянула в её сторону.

Дома все были слишком заняты, чтобы обращать на неё внимание. Никто не заметил прошмыгнувшую по коридору и наверх по лестнице Анну. Она старалась двигаться, как обычно, но ноги её сами собой пускались в пляс. Девочка задёрнула занавеску, наклонилась и засунула драгоценную корзинку под кушетку.

Анна была невероятно счастлива, но спускаясь вниз, пыталась идти медленно. Столько времени хранить секрет, неужели её не хватит ещё на один день?

В тот вечер Руди вернулся домой очень поздно. Гретхен заперлась в комнате и неистово что-то довязывала. Близнецы шептались в уголке. Мама и папа казались усталыми, но очень довольными. Анна наблюдала за родными и ждала завтрашнего дня. Она даже начала считать оставшиеся часы.

Никак не меньше суток!

На следующий день родителям всё равно придется работать, хотя это и утро Рожественского Сочельника. Они, наверно, вернутся поздно, а значит, и ёлку не зажгут до восьми вечера. Может, даже до девяти!

Мама разбирала елочные игрушки, привезённые из Франкфурта. Некоторые из них разбились в дороге. А ангелочек – не разбился ли? Нет, мама держит игрушку в руках.

Анна поняла, что больше не силах ждать. Не говоря никому ни слова, она разделась и легла в постель. Если не лежать тихо, повернувшись лицом к стене, потрясающий секрет непременно выйдет наружу – терпеть больше нет мочи.

"Только один день, – повторяла она про себя, – только один день".

Но ей не удалось уснуть, пока часы не пробили одиннадцать.

Глава 18

Рождественский Сочельник

Назавтра папа, вернувшись из магазина, отправил всех пятерых на полчасика погулять.

– Будто мы не знаем, чем они там занимаются, – возмущался Руди.

Он тоже только что вернулся, щёки у него горели от холода и ветра.

– Ты же это любишь не меньше всех нас, Руди, не воображай, – возразила Гретхен.

Руди не ответил, но Анна знала – Гретхен права.

– Может, уже пора идти домой? – в сотый раз взмолился Фриц.

Но старший брат проверил время по папиным часам, выданным ему именно с этой целью.

– Еще пятнадцать минут осталось.

– Пятнадцать минут! – простонал Фриц.

Звучит как вечность!

Анна вдруг вспомнила, что ей рассказывала Изабелла. Она всегда выбирает ёлку вместе с родителями и помогает её наряжать. Они не празднуют Рождество до утра. А ещё у них не бывает свечек, только разноцветные лампочки. Изабелла назвала Аннин способ «странным», но Анна ей ничуть не завидовала.

Она даже немножко жалела Изабеллу.

Тут оказалось, уже пора возвращаться. Они помчались к дому, второпях наталкиваясь друг на друга. Они на ходу стягивали куртки. Все глаза устремились на плотно закрытую дверь гостиной. Даже Руди на минуту забыл про своё старшинство.

– Всё готово, мама? – спросил отец.

– Готово, – ответила та из-за двери.

Папа распахнул дверь, изумлённым взорам детей предстала рождественская елка.

Анне не хватило бы слов описать ёлку, но в то же время девочка ясно видела каждую деталь – стеклянные шары, крошечные свечки. На елке висели и сласти – маленькие карамельки, шоколадные конфетки в серебряной фольге. А на самой верхушке уселся маленький ангелочек, в его прозрачных крылышках отражался свет.

Вся семья пела. Теперь было не до английского, о нём напрочь забыли, песню о ёлке нужно петь на языке той страны, откуда она пришла много лет тому назад.

О Tannenbaum, о Tannenbaum,

Wie grun sind deine Blatter! ^[26]

Они пели, и Анне казалось, что она просто разорвётся от счастья.

Потом папа читал евангельскую историю о Рождестве и молился. Наконец настало время подарков. Анна не ждала больше одного подарка, но не тут-то было. Она уже держала в руках хорошенькие красные варежки, связанные мамой.

Это был полнейший сюрприз, наверно, мама вязала по ночам, когда Анна уже спала. А ведь она так уставала в магазине. Девочка сглотнула и крепче прижала варежки к груди.

Дальше была настольная игра, она называлась «Трик-трак». Анна открыла коробку, в очках она всё прекрасно видела. Теперь уж не будет как раньше, когда никто не хотел с ней играть. Она им покажет, что и сама умеет играть не хуже других.

– Спасибо, папа, – воскликнула она. – Спасибо, мама!

– Тут есть и ещё что-то для Анны Елизаветы Зольтен, – сказал папа.

Кукла с кудрявыми волосами и закрывающимися глазами! Как раз о такой мечтала Изабелла. Другой свёрток привёл Анну в полнейший восторг.

– Книга! – прошептала она.

Книга называлась "Теперь нам шесть". ^[27]

На первой странице папа написал:

«МОЕЙ АННЕ, КОТОРАЯ ТАК ЛЮБИТ ЧИТАТЬ СТИХИ, С ЛЮБОВЬЮ ОТ ПАПЫ».

Как он догадался? Конечно, он знает, она любит читать стихи. Он её стольким выучил. Но откуда он знает, что Анна сама может прочесть книгу? Английскую книгу! Девочка подняла на отца удивлённые глаза. Он поймал её взгляд и улыбнулся.

– Я тут немножко поговорил с мисс Уильямс.

Анна покраснела. Пора принести домой "Детский сад стихов". Давно уже пора.

Как дети ни были рады полученным подаркам, они думали прежде всего о тех, которые приготовили сами.

До чего же замечательные у них папа с мамой! Просто потрясающие!

– Пора петь колядки, – напомнила мама.

Руди повелительно, словно принц, поднял руку.

– Еще не пора, подождите, – скомандовал он и повернулся к Гретхен, глаза его сверкали. – Ты первая.

Подарки Гретхен были спрятаны за диванными подушками.

– Папа, мама, вставайте. Она связала родителям шарфы – маме светло-желтый, а папе ярко-голубой.

– Под цвет твоих глаз, – объяснила она. Мамин шарф был сплошь кружевной, все последние дни Гретхен только тем и занималась, что считала петли.

– Какие чудные шарфы, Гретхен, – мама явно гордилась дочкой. – Но я же вам сказала…

– Да-да, – перебила её Гретхен, – у нас у всех есть подарки, кроме, конечно, Анны.

Анна застыла, но не проронила ни звука. Мама обернула шарф вокруг шеи. Он превосходно шёл к её темным волосам. Гретхен сияла от радости. Она исподтишка бросила взгляд на старшего брата – а ну, сделай что-нибудь лучше, говорил этот взгляд.

– Теперь близнецы, – скомандовал Руди.

– У нас подарок для папы, – извинился Фриц перед мамой.

Фриц и Фрида завернули подарок в цветную бумагу.

– Так все канадцы делают, – объяснил Фриц.

Папа осторожно развернул свёрток. Внутри лежала трубка, а вместе с ней трубочный табак, кисет, щеточка для чистки трубки и спички. Близнецы считали, что заработали кучу денег, но к тому времени, как они купили все, что хотели, для папы, оказалось, на подарок маме ничего не осталось.

– Может, ты тоже сможешь её иногда курить, мама, – предложила Фрида.

Вся семья расхохоталась, близнецы громче всех.

Папа с трудом раскурил трубку. Он честно признался, что никогда раньше не курил трубки. Все с интересом наблюдали за его действиями. Анна сидела и пыталась сдержаться, чтобы не вскочить с места и не помчаться за корзинкой. Ей положено быть последней, она же младшая.

Папа задумчиво пыхал трубкой и вдруг закашлялся.

– Отличная трубка, детки, – просипел он, вытирая слезы.

"Слезы радости", – сказала сама себе счастливая Фрида.

– Просто великолепный подарок, – продолжил папа и с величайшим почтением отодвинул трубку подальше.

Руди вышел из комнаты. Все остальные с нетерпением ждали. Хоть брат и вышел из комнаты спокойным шагом, они знали, как он взволнован. Без сомнения, его подарок самый что ни на есть выдающийся.

Он вернулся в комнату, неся в руках высокое, немножко лохматое растение с листьями, снизу зелёными, а сверху красными. Не говоря ни слова, он протянул цветок матери. Мама поставила горшок на одно колено и поглядела на цветок, который приходился ей как раз на уровне глаз.

– Руди, настоящий рождественский цветок, – прошептала она, тёмные глаза её широко раскрылись. – Где ты его достал? Никогда не видела красивее, даже дома, во Франкфурте, правда, Эрнст?

Руди порозовел. Сначала медленно, а потом всё быстрее он принялся рассказывать.

– Я давно собирался начать, но не заметил, как дни пролетели. Я им нужен там, на катке, я быстрее всех катаюсь. Думал, найду какую-нибудь работу, но снег уже у всех был расчищен. Хотел наняться разносчиком, но меня никуда не брали, потому что разносчику нужен велосипед.

Все остальные в полнейшем молчании слушали его признания. Как непохоже это на Руди, всегда такого уверенного в себе и гордого. Никто не мог и слова вставить, так быстро он рассказывал. Добравшись до самого трудного и выплеснув всё наружу, мальчик немножко расслабился и засунул руки в карманы.

– Тогда я набрёл на цветочный магазин мистера Симмонса. Это было вчера… вечером. Я уже не надеялся, что у него есть какая-нибудь работа. Но он всегда приветлив к нам в церкви, и я видел его в магазине, папа. Он спросил: "Ты сын Эрнста Зольтена?" Я ответил: «Да» и сказал, что ищу работу и никак не могу найти. Ты не думай, папа, я не попрошайничал.

– Я знаю, Руди, – вставил папа. Они всё знали – Руди ни за что бы не стал попрошайничать.

– Если помогу ему разнести несколько последних заказов тем, кто живет поблизости, сказал он, то получу цветок, который никто не купил. Поэтому-то я так поздно вчера пришёл. Я работал, – гордый и довольный собой, как обычно, закончил Руди.

– Замечательно, Руди. Такой смелый мальчик, не бросил дело на полпути, – ласково улыбнулась мама.

– Папа, а тебе наша трубка действительно нравится? – тревожно спросил Фриц. Папа ведь отложил трубку.

– Очень нравится, – Эрнст Зольтен взял трубку в руки и стал её любовно поглаживать. – Мне просто надо к ней привыкнуть, Фриц, я пока ещё не могу одновременно и курить новую трубку, и внимательно слушать.

Фриц с облегчением улыбнулся. Руди нахмурился, его прервали на самом важном месте. Он не так уверен, что папе на самом деленравится подарок близнецов. У этого трубочного табака такой странный запах. Лучше его не вдыхать.

Мама всё ещё любовалась растением.

– Прямо не знаю, куда его поставить, – размышляла она вслух, ласково поглаживая красные листья. – Наверно, на каминную полку…

Она встала и попробовала поставить цветок на каминную полку, прямо посередине, как самый важный предмет. Папе пришлось подержать цветок, пока она отодвигала в сторону часы. Поместив цветок в самой середине, она отступила и оценивающе оглядела каминную полку. Все остальные тоже поглядели, чтобы цветок стоял на правильном месте. Несомненно, полный порядок.

– Идеально, – сказала мама.

В этот момент Анна исчезла. Она, которая, боясь поскользнуться, всегда так тяжело ступала, беззвучно выскользнула из гостиной.

– Анна… – позвала было мама, но папа тронул её за руку, чтобы остановить.

– Не надо, Клара, подожди. Она сейчас вернётся.

Остальные даже не заметили исчезновения девочки. Все были заняты тем, что рассказывали друг другу о своих приключениях. Мама несколько раз чуть не застукала Гретхен за вязаньем, близнецам совсем нелегко было выбрать подходящую трубку для папы, Руди не успокоился, пока не перечислил все дома, куда доставлял цветы.

Мама закрыла уши ладонями.

– Хорошо ещё. Рождество случается не каждый день, – простонала она. – Я уже совсем оглохла.

На самом деле она беспокоилась об Анне. Что бы там Эрнст ни говорил, надо пойти посмотреть. Негоже малышке быть одной в такую ночь.

И тут появилась Анна со своей корзинкой.

Глава 19

От Анны

Корзинка не была завернута, но Анна взяла с папиного письменного стола чистый лист бумаги и быстро написала большими печатными буквами:

ОТ АННЫ

Буквы были корявые и неровные, потому что, как ни старалась, девочка не могла унять дрожь в руках. Она сложила лист бумаги пополам и повесила на край корзинки. Когда она сунула подарок в руки матери, голос её звучал чуть ли ни вызывающе:

– Вот, я это в школе сделала.

Мама поглядела на корзинку, потом перевела взгляд на девочку. Она просто не верила своим глазам. Мама стояла с открытым ртом и не могла произнести ни слова. Папа, только что усевшийся в кресло, привстал. Потом медленно расплылся в улыбке и снова опустился в кресло. Пусть на этот раз первое слово скажет Клара.

Наконец, к маме вернулся голос.

– Анна! О, meine Liebe, ^[28]как… как замечательно! Я просто… Эрнст, посмотри! Видишь, Анна дарит нам корзинку. Но ты же не сама её сделала, правда, Анна?

– Нет, сама, – Анна стояла очень прямо и казалась себе великаном, нет – птицей, готовой взлететь, нет – ёлкой со множеством зажженных свечей.

Мама внезапно отвернулась от сияющего личика дочери. У неё тоже дрожали руки, ей даже пришлось поставить корзинку на стол. Потом она подвинула цветок в горшке – подарок Руди. На его место мама поставила зелёную с золотом корзинку Анны, а внутрь корзинки – цветок. Простенького горшка больше не было видно, и цветок засиял, ещё прекрасней, чем раньше.

Пока мама устраивала цветок и корзинку, никто в комнате не шевельнулся и не проронил ни звука. Мама сама в конце концов нарушила молчание. Глядя на корзинку и цветок, она сдавленно произнесла:

– Как же слепа я была всё это время. Доктору Шумахеру следовало прописать очки мне!

Для Анны мамины слова не имели ни малейшего смысла. У мамы прекрасное зрение. Остальные четверо детей тоже недоумевали, но папа тут же отозвался:

– Не только ты, Клара, мы все оказались слепы.

Прежде чем кто-либо сообразил, о чём они говорят, мама обернулась и поймала Анну в объятия так быстро, что девочка не успела увернуться. Она крепко прижала дочку к себе.

– Сегодня… сегодня ты моя самая-рассамая дорогая детка.

Мама знала, Анна ненавидит слезы и всякие нежности, но не могла удержаться, да это сегодня и не имело значения. Она всё крепче обнимала девочку, будто стараясь вложить в объятие всю недополученную Анной ласку – как часто вместо того, чтобы утешать дочь, она обижала её!

Анна попыталась вывернуться из объятий.

Так вот как это бывает! Когда всё сияет и такая теплота внутри и снаружи, а вместе с тем что-то всё равно неправильно, ведь остальные в этом не участвуют.

"Руди наверняка не по вкусу цветок в моей корзинке".

Она вспомнила, как Гретхен предложила что-нибудь связать, как будто от неё, Анны, и вдруг поняла, что сестра хотела сделать ей приятное.

А близнецы… каково им? Они маме вообще ничего не подарили.

– Не надо, мама, – бормотала девочка, стараясь освободиться.

Тут заговорил Руди, громко и зло:

– Ей, должно быть, кто-то помогал.

Две старшие сестры тут же согласно кивнули.

– Анна никак не могла сделать сама, – вторил старшему брату Фриц. – Она просто не способна на такое.

Папа внезапно вскочил на ноги. Он будто навис над ними и казался ещё выше, чем всегда.

Но всё же первой заговорила Анна:

– Ты прав, конечно, мне помогали.

Она оторвалась от матери и стояла теперь лицом к лицу с братьями и сестрами. Голос девочки, ещё минуту назад такой высокий и звонкий, теперь погас и звучал чуть ли не хрипло. Она продолжала объяснять, как произошло это чудо.

– Всё затеяла мисс Уильямс, она показала нам, как начать. Доктор Шумахер купил прутья и всё остальное. Еще кто-то покрасил готовые корзинки.

Тут она снова задрала подбородок.

– Но всё плетение я сделала сама, безо всякой помощи.

Папа, словно не слыша её слов, смотрел прямо на Руди:

– А ты мог бы принести домой цветок без помощи мистера Симмонса, Рудольф?

Руди не знал, что сказать, а если бы и знал, всё равно бы не посмел издать и звука. Папин голос звучал ужасно тихо, но каждое слово, как кинжал, вонзалось всё глубже и глубже. Папа назвал его Рудольф. Это одно означало серьёзные неприятности.

Отец на всякий случай подождал ответа. Его сын Рудольф, казалось, перестал дышать. Эрнст Зольтен отвернулся.

Гретхен знала – теперь её очередь. Она уставилась на поношенный ковер, мечтая оказаться как можно дальше отсюда. Как можно дальше! Она старалась не думать о Анне, которая обычно вот так стояла перед всеми.

– А ты, Гретхен, родилась, умея вязать? – холодным тоном спросил отец. – У кого ты взяла книгу с узорами для вязанья? И где достала шерсть?

Никто другой об этом даже не подумал. Шерсть стоила денег. Что, она заработала их сама? Братья и сестры бросали на неё вопрошающие взгляды, но она продолжала смотреть в пол. Гретхен знала, и папа знал – дочка попросила у него денег, а потом украдкой взяла одну из маминых книг по вязанью. Но ведь ей нужна была шерсть. Она бы ничего не могла сделать без шерсти!

На этот раз папа даже не стал дожидаться ответа.

– Фриц, Фрида, у нас нет своей лопаты для расчистки снега. Но лопаты у вас были. Я думал, вам их одолжили соседи, но выходит, они с неба упали.

Близнецы сидели рядышком на кушетке.

"Такого не бывает на Рождество", – рыдая, без слов, пожаловалась брату Фрида.

Фриц, тоже не произнеся ни слова, мрачно отозвался: "В жизни не было хуже Рождества".

Когда папа заговорил, мама притянула Анну и усадила её рядом с собой в широкое кресло, будто знала, что колени у девочки дрожат, словно желе. Теперь, не переставая крепко прижимать к себе младшую дочь, она разразилась гневной речью. Она тоже против них, на папиной стороне. Она свирепо смотрела на близнецов, не обращая внимания на их несчастный вид, помня только побледневшее личико Анны.

– Ваш бедный отец всегда возвращается такой усталый и замерзший, но часто… Помнишь, Фриц? Ты слишком быстро забыла, Фрида, как он останавливался, чтобы помочь вам чистить снег, пока я шла домой готовить ужин. Может, во всём виновато мое воображение?

Все понимали, воображение здесь ни при чём. Дети чувствовали, что она сейчас заплачет. Еще минута, и все они зарыдают.

Но вместо этого папа рассмеялся. Это был странный и хриплый смех, но тем не менее, смех. Дети ушам своим не верили.

– Чем мы тут все занимаемся? – хрипота пропала так же быстро, как и появилась. – Такие неприятные, такие скучные лица на Рождество, будто сегодня вовсе и не Рождество. А всё потому, что Анна сделала нам подарок. Мы должны петь от радости, а мы…

Он вытянул Анну из укрытия материнских рук и поставил прямо перед собой.

– Хватит, Анна, довольно кукситься. Любому впору гордиться, сделав такую корзинку. Мы сможем пользоваться ею долгие годы. И мы все тобой гордимся. Даже если тебе кто-то и помогал. Ведь ты трудилась с любовью и в честь Рождества. Как же тебе удалось столько времени хранить секрет?

Анна сглотнула, мигнула, попыталась смахнуть набухающие в глазах слезы, и, отчаянно стараясь, чтобы голос звучал как обычно, ответила:

– До вчерашнего дня держала корзинку в школе, а потом под кроватью.

Тут уже и Гретхен позабыла, как была несчастна. Она подскочила поближе к папе, ухватила Анну за руку и выпалила:

– Она такая чудесная, Анна, эта твоя корзинка. И ты даже не намекнула ни разу, даже словом не обмолвилась.

Лёд растаял в сердцах, комната снова празднично сияла.

Близнецы заговорили вместе, мешая слова в кучу:

– Такая красивая…

– Ты нас научишь, ладно?

– Никто даже и не догадывался. Никто!

– О вашем подарке тоже никто не догадывался, – бормотала Анна, её душа наполнялась то робостью, то восторгом. Но Руди по-прежнему молчал. Какая-то дурацкая корзинка. Его цветок всё равно самый красивый.

Он отвернулся от цветка, потому что не желал даже глядеть в сторону корзинки, и тут поймал взгляд матери.

Руди кашлянул, затем к собственному изумлению поднялся на ноги.

– Всё-таки не понимаю, как ты ухитрилась это сделать, – честно признался он. – Ты же ещё совсем ребёнок.

Теперь остальные смеялись уже над изумлением, прозвучавшим в голосе мальчика. Даже мама, так и не встав с большого кресла, присоединилась к смеху. Но взгляд, брошенный на сына, заставил его подтянуться, почувствовать – его опять любят, он снова может стать самим собой.

Фрида весело заговорила, разбивая последние остатки напряжения:

– Мама, я ужасно голодная.

Тут и все остальные вопросительно взглянули на мать. Они знали, что угощение давно готово. Всю неделю она каждый вечер пекла, а сегодня, придя с работы пораньше, даже Гретхен выгнала из кухни, чтобы заняться окончательным наведением глянца.

Но мама не встала с кресла. Она подмигнула детям и сказала:

– Еще не пора.

– Но, мама…

– Гости Анны не пришли, – как ни в чем ни бывало произнесла Клара Зольтен.

Глава 20

Еще один сюрприз

– Гости Анны?

Руди, Гретхен, Фрида и Фриц уставились на мать. Анна подняла голову и сквозь круглые луны очков взглянула на отца.

– Папа, папа, ты их пригласил!

– Да, я их пригласил, – улыбнулся тот.

До чего же она счастлива! Его дочка никогда раньше такой не была, щечки розовые, глаза сверкают. Одна из косичек расплелась, очки съехали на кончик носа. Но какие ямочки на щеках! Неужели у неё всегда были такие ямочки?

"Она же просто красавица", – подумал отец.

– Надо подождать немножко, – объяснил он. – Они скоро приедут. Франц её привезет.

Что-то было в папиной интонации такое, что подтверждало слова Изабеллы. У них роман.Улыбка Анны стала ещё шире.

– Ладно, папа, – внезапно сказала девочка. – Пойду, посмотрю подарки, пока гости не пришли.

Все продолжали ахать, удивляться и обсуждать гостей Анны, но у неё уже не было сил оставаться в центре внимания. Она села на пол под ёлкой и взяла свою новую книгу. "Теперь нам шесть". Она открыла книжку и поднесла поближе к носу. Хорошо. Пахнет правильно. Запах книги – важная вещь, когда её приходится держать близко к глазам.

А ещё настольная игра и варежки. Девочка натянула варежки и погладила саму себя по щеке.

Тут прозвенел звонок.

– Гости, Анна, – объявил папа. – Иди открывай.

Девочка неуклюже встала на ноги, и, стаскивая варежки, вцепилась в папу.

– Пойдём со мной, – умоляюще прошептала она. – Я не могу одна.

Мама, поглощённая мыслями о том, хватит ли всем еды, нетерпеливо взглянула на Анну.

– Вот глупости какие, – в голосе мамы послышались знакомые жёсткие нотки. – Ты заставляешь их ждать.

– Ничего страшного, Клара, – рассмеялся папа. – Их такими мелочами не смутишь.