Текст книги "Жестокое царство"

Автор книги: Джин Филлипс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Сурок дрожит у нее на руках, и каждый донесшийся до нее звук кажется ей шагами. Она останавливается и прислушивается. Это всего лишь шорох листьев.

Ее отец был таким мальчишкой, из каких вырастают психопаты. Так говорят люди. Значит, если ты мучаешь животных, то превратишься в серийного убийцу? Но вместо этого он стал ее отцом, и в нем нет ничего дурного. Она видела, как он плачет над рекламными роликами.

Она слышит впереди шум воды, и ей снова кажется, что слышны шаги. Она крадется вперед, стараясь разглядеть, нет ли движения среди деревьев.

Она видит ручей и, кажется, слышит голос. Она останавливается и прислушивается, но ничего не улавливает. Встав за дерево, она ждет и наблюдает. Она стоит так довольно долго, поглаживая сурка, потом осторожно подходит к кромке воды, раздумывая, надо ли ей перейти ручей, а потом – учителя говорили ей, что у нее проблема с концентрацией внимания, что иногда она отвлекается, – а потом она поднимает глаза и видит прямо перед собой Робби.

– Привет, – говорит она, словно он подошел к ней в школе, когда она засовывает книги в шкафчик, а не стоит здесь с винтовкой и обоймой, перекинутой через плечо. Ей неловко оттого, что она сказала «привет», и смущаться тоже как-то глупо, но слова назад не вернешь.

Она чувствует кого-то у себя за спиной и, обернувшись, видит другого парня.

Он меньше Робби, и если это тот же, что вошел в ресторан, то он тогда показался ей крупнее. Глядя на него, она думает, что на вид он не сильнее ее и она могла бы победить такого парня в армрестлинге, но в каждой руке у него пушка – большая и маленькая. Он дружески усмехается ей, отчего у нее еще больше пересыхает во рту.

– Вы подружились? – спрашивает он, явно обращаясь к Робби.

Робби не отвечает. Он не произносит ни слова.

Кайлин поворачивается так, чтобы видеть обоих. Потом отступает на два шага назад, но так, чтобы не упасть в ручей. Она держит сурка слишком крепко, и он крутится у нее в руках. Она надеется, они не обидят сурка. Она делает третий и четвертый шаг, у нее под ногой трещит сучок, и она вздрагивает.

Они просто наблюдают за ней. Густые тени от деревьев перемещаются по их лицам, и она никак не может разглядеть выражение этих лиц.

– Одного чела на дорожку? – говорит незнакомый ей парень.

Поначалу она испытывает облегчение, потому что он бросает обе свои пушки на землю. Потом подходит к ней так стремительно, что она не успевает даже поднять руки вверх, а он поворачивает ее кругом, прижимая ее спину к своей груди, твердой, как металл.

– А как же ваш грандиозный побег? – спрашивает Робби.

Она смотрит прямо на него. Она не отведет взгляд. Ей это кажется важным, почему – она не знает.

– У нее волосы, как перья у чертового сквоба! – говорит парень, который держит ее. – Ты не задумывался, что можно руками сломать человеку шею? Мой кузен говорил, что это только в фильмах, поскольку у человека в шее много мышц. Однако я думаю, у нее мышц немного.

Кайлин не видит говорящего, потому что он держит ее спиной к себе. Он запускает руки ей в волосы, хватает за пряди и с силой тянет голову назад. Она чувствует, как натягивается кожа на голове, и ей больно. Он тянет до тех пор, пока ее лицо не запрокидывается, а шея не выгибается назад. Но она с трудом продолжает смотреть на Робби.

Ей хочется произнести какие-нибудь храбрые слова. Хочется плюнуть в этого человека, или укусить его, или сказать ему, что у него не хватит сил сделать с ней что-нибудь этими тощими руками, но говорить она не может, потому что он уже надавливает пальцами ей на горло, и она боится, что останутся синяки.

Она смотрит на Робби. У него по-прежнему винтовка в руке. По его лицу ничего понять невозможно.

– Помоги, – силится она сказать.

– Я же говорил, чтобы вы шли к морским львам, – отвечает Робби, или ей это только померещилось.

Кайлин лягается, думая, что попала парню по голени, но, похоже, это не имеет значения.

Над деревьями скользят облака. Она впилась ногтями в запястья парня. Сурка она выпустила еще раньше.

Она думает об отце. Думает о том, как он забрасывал кошек на крышу. Он говорил, что метал каждую, как диск, испытывая удовлетворение в тот момент, когда отпускал ее и она летела по воздуху.

Под ногтями у нее кусочки кожи. На пальцах кровь. Парень рычит ей в ухо, и все, что она чувствует, – это как он обвивается вокруг нее. Сейчас он обеими руками поворачивает ее голову, и его палец надавливает на мочку ее уха. Она задыхается. Ей больно.

Робби что-то говорит.

– Почти готово, – выдыхает голос у ее уха.

Кто-то кричит. Она плохо слышит и вообще не уверена, что голос реальный, но хватка вокруг ее горла ослабевает. Она падает вперед на руки. К окровавленным пальцам прилипают листья.

Кайлин переводит дыхание с каким-то нечеловеческим стоном.

Потом в листьях высматривает сурка, но не видит его. Поднимает глаза на Робби, который стоит на том же месте. Она злится на него больше, чем на парня, который пытался оторвать ей голову.

Робби смотрит мимо нее. Кайлин поворачивается, все еще дыша с ужасным присвистом, и видит женщину, напоминающую болотное чудище. Женщина переходит ручей вброд.

– Робби Монтгомери! – пронзительно выкрикивает женщина один раз, но, может, она кричала это много раз, а Кайлин услышала только сейчас.

Это мать Линкольна, и она насквозь промокла. С ней нет Линкольна, и Кайлин паникует.

У ее ног сидит сурок. Она берет теплого зверька на руки. Все двигаются, только не она.

Мать Линкольна выбирается из воды.

Человек, душивший Кайлин, бросается к тому месту, где оставил оружие.

Робби направляет свою винтовку на женщину.

– Миссис Пауэлл просила передать тебе… – начинает мать Линкольна, стоящая так близко, что Кайлин слышит, как на листья капает вода.

Душитель схватился за пистолет, но не с того конца, и вертит его в руках, стараясь повернуться к женщине. Робби поднял винтовку дулом в небо, но не ослабил хватку. Кайлин кажется, у нее в глотке что-то повреждено.

– Миссис Пауэлл сказала, что хочет поговорить с тобой. Миссис Пауэлл хочет еще раз поговорить с тобой.

До Кайлин доходит, что мать Линкольна пытается встать перед ней. Женщина медленно подбирается ближе. Теперь вода с ее волос капает на туфли и бедра Кайлин.

Робби Монтгомери наблюдает за ними обеими.

– Это ничего не значит, – отвечает он, направляя на них винтовку, а Кайлин думает: нет, кое-что значит – около трех секунд. Но вот душитель поднимает пистолет, а она вспоминает об отце и его кошках.

И она швыряет сурка.

Она прицелилась неудачно – не попала в душителя или Робби. Но сурок пролетает вблизи от лица душителя, и тот, отскочив назад, теряет равновесие и падает в траву. Робби Монтгомери смотрит на друга, а потом Кайлин уже ничего не видно, потому что ее придавливает тяжелая и мокрая мать Линкольна. Она сильнее, чем кажется. Она поднимает Кайлин и тащит ее, крича что-то ей в ухо, потом сталкивает с берега ручья в воду.

Кайлин падает лицом вниз, наглотавшись воды, и уже слышны выстрелы.

20:05

Джоан слышит свист пуль, но не чувствует их. Выстрелы раздаются с интервалами, и она низко опускает голову, касаясь подбородком воды, а ее руки и ноги утопают в иле и водорослях. Она думает о том, видны ли отчетливо они с Кайлин Робби и его приятелю. Она с трудом различает свои руки, разрезающие воду, так что наверняка бандиты видят не лучше ее, и это объясняет, почему она пока жива.

Она чувствует, как ударяется бедром о камень, ее пронизывает боль. Кайлин захлебывается, ее, видимо, тошнит, но с помощью Джоан она продвигается к мосту.

И вот они под мостом. Не безопасно, но безопасней по меньшей мере на несколько секунд. Свиста пуль пока не слышно.

– Плыви дальше, – шепчет она Кайлин.

К мосту подходят две пары ног, потому что где, кроме моста, могли спрятаться они с Кайлин?

Джоан подталкивает девушку назад, и они быстро прячутся под мост. На миг деревянный настил полностью скрывает мужчин из виду. Потом она начинает различать смутные очертания их голов. Парни не двигаются. Между ними происходит нечто вроде противоборства: один как будто пытается тянуть другого в обратном направлении. Если это спор, то он длится недолго, потому что вскоре оба они перепрыгивают через ручей, направляясь в лес на той стороне.

Она ловит себя на мысли, что, возможно, Робби Монтгомери ни разу не выстрелил из своей винтовки. Он не убил ее, когда она, беспомощная, выходила из воды, но времени на размышления у нее нет.

– Все нормально, – говорит она Кайлин, которая, оступившись, ушла под воду и, вынырнув, отплевывается.

Придерживая девушку за спину, Джоан приподнимает Кайлин и смахивает с ее лица воду. Намокшие волосы Кайлин придавливают ей руку, а ее шея такая хрупкая, но им нельзя медлить, и она подталкивает девушку вперед.

Они продолжают двигаться, и Джоан смотрит, как Робби с другом удаляются от ручья вглубь леса. Правда, доверять этому нельзя, поскольку доверять нельзя ничему.

Нога у нее пульсирует от боли, и она начинает думать, что ударилась не о камень, а обо что-то другое. Она концентрируется на холодной воде, на иле и на том, как однажды во время первой прогулки по озеру Линкольн с подозрением уставился на воду и спросил ее: «У нас в Америке есть гиппопотамы?» Как ей хочется ощутить на руках тяжесть его тела!

Они с Кайлин уже довольно далеко от моста, плывут на спине в черной воде. Джоан заставляет руки и ноги двигаться быстрей. Она едва различает парней: они превратились в тени. Но вот один из них поднимает руку в сторону ручья, а потом вдруг кто-то бросает в воду камень.

Джоан сразу же понимает, что здесь что-то не так, но звук именно такой – от брошенного в воду камня. Через секунду после всплесков она слышит четыре хлопка, один вслед за другим. Потом один из парней с громким стоном падает на колени.

Тогда она понимает.

Пули бьют не только по воде, но и по земле, взметая вверх листья, – не град пуль, как это бывает в кино, а серия прицельных выстрелов. Больше похоже на то, как это было при охоте на голубей: выстрел, потом отец перезаряжает ружье, затем другой выстрел.

Она смотрит в сторону парней и теперь понимает, что на колени упал Робби Монтгомери. Она различает широкую линию его плеч и развевающуюся куртку. Другой парень бежит.

Кто-то стреляет по бандитам.

Показались светлячки, вероятно вспугнутые стрельбой. Они порхают среди деревьев. Робби Монтгомери падает на локти и вскоре перестает двигаться. Она больше не узнает в нем человека. Он просто темная глыба на земле. Куча листьев. Бревно.

Другой продолжает бежать.

Джоан поворачивает голову к другому берегу ручья и наконец замечает прибывающих полицейских. Они идут двумя группами, образуя треугольник: один человек впереди и по одному за ним с каждой стороны. Это построение напоминает ей гусей, только есть еще один в конце.

Сквозь деревья пробирается третья группа. Спасители идут отовсюду, только эти идут без строя, сбившись в кучу. Они как скопление поднятых рук и оружия, ощетинившегося в разные стороны, и они не издают ни звука. Пули продолжают летать. Джоан кажется, она слышит их, этот свистящий звук в воздухе не такой, как хлопки выстрелов. И этот звук становится все громче. Больше винтовок. Больше пуль пролетает над ней, бьющих всего в нескольких футах от нее. С момента первого залпа ни одна пуля не попала в воду, но все же они слишком близко.

Она погружается в воду как можно глубже.

Бегущий человек кричит, но слов не разобрать.

Ритмично вспыхивают светлячки.

Ей удается скоординировать движения рук и ног и подтолкнуть себя дальше, но больная рука отказывается работать, и Джоан уходит под воду. Теперь уже Кайлин помогает ей вынырнуть. Водоросли опутали ее руку. Нет, это Кайлин держат ее за кисть как раз на месте повязки. Джоан отфыркивается, из носа у нее льется вода.

Давай, давай, приказывает она себе.

Ей не говорили, что так бывает.

Не говорили, что нельзя будет отличить хороших парней от плохих, что этот жуткий шум будет не только оглушать, но и ослеплять, и поневоле придется закрыть глаза, и что шум и мелькание будут возникать повсюду, поэтому непонятно будет, куда идти.

Она не понимает, откуда так много дыма.

Один из людей – хороший парень? – сейчас совсем рядом с ручьем, всего в нескольких шагах. Он кажется очень высоким. Он находится в вершине треугольника – не бежит и не идет шагом, а плавно делает нечто среднее. Он подходит довольно близко, и она различает у него на голове наушники от шума, но не может разглядеть лицо, а ей хотелось бы увидеть его. Она не собирается вскакивать и пугать парня, потому что для него она всего лишь еще один силуэт в темноте. И кто знает, что он сделает от неожиданности?

Его винтовка поднята, и, когда он нажимает на курок, она фактически видит вспышку. Она не знала, что можно увидеть, как пуля вылетает из винтовки.

Она замечает, что светлячков больше нет.

Она видит, как падает на землю тот, другой парень, не Робби, но продолжает стрелять. Он заползает за сосну и с ее точки обзора почти не виден.

Шевелись, напоминает она себе.

Перед ней в воздухе что-то быстро проносится. На этот раз она чувствует волну тепла, обдающую ей щеку.

Линкольн, может быть, сейчас бродит по лесу, думает она. А что, если он выйдет прямо на одну из этих групп? Одному Богу известно, сколько сейчас здесь полицейских, и, вероятно, решив наконец спасти положение, они не мешкают, а Линкольн не имеет понятия, что может означать свист пуль. Он ничего не поймет, и они в два счета убьют его. Он такой маленький, его так трудно разглядеть в этой сумятице дыма и тел.

В воде вблизи от ее ноги слышен очередной всплеск. Теперь она опирается на руки и колени, по-прежнему пригнувшись, но двигаясь все быстрей, и рядом с ней Кайлин. Джоан решает, что, если стрельба прекратится, она позовет на помощь в надежде, что полицейские распознают женский голос и не застрелят ее. Но стрельба не прекращается. Они с Кайлин освоили гребки руками и коленями, двигаясь наподобие весел каноэ. Она не обращает внимания на холод, на окоченевшие ноги и свое ослабевшее тело. Оглянувшись через плечо, она не замечает больше очертаний человеческих фигур. Возможно, полицейские углубились в лес в погоне за преступником. Остались только деревья и затихающий вдали свист пуль.

Некоторое время они еще остаются в воде. Кажется, они преодолели несколько миль, но на самом деле не более сотни ярдов.

– Давай здесь выйдем, – шепчет она Кайлин, впервые понимая, что девушка не сказала ни слова. – Ты в порядке?

– Где Линкольн? – спрашивает Кайлин, пока они переваливаются через топкий берег.

Покачнувшись, Джоан чуть не падает, но удерживается на месте.

– Я спрятала его под кустом. Надо пойти за ним. Пули, – задыхаясь, произносит она.

Джоан встает на ноги. Юбка прилипает к телу и даже еще не разорвалась. Кайлин тоже встает. Джоан одной рукой помогает девушке подняться, думая о том, как она не похожа на Линкольна, такого плотного и тяжелого. Косточки девушки словно сделаны из фарфора или дутого стекла, как ручки чайных чашек.

Девушка эта – настоящее сокровище. Джоан не понимает, почему так поздно это разглядела. Наверняка она ничего не смыслит в людях, раз не смогла разглядеть эту девушку с красными ленточками в волосах и ногами, напоминающими фигурки оригами, – девушку, которая умеет жарить курицу и чей отец готов пролить за нее кровь.

– Вы его спрятали? – переспрашивает Кайлин.

– Потому что они подходили, – отвечает Джоан, все расплывается у нее перед глазами.

Она старается успокоиться. Выжимает воду из юбки и поднимает ее выше колен. Под ногами у нее сосновые иглы, но она не чувствует разницы в ощущениях ноги в сандалии и ноги без нее. Это хорошо. Пониженная чувствительность ей на руку. Она пускается бегом, и ей становится хорошо, как после девяти или десяти миль бега, когда она перестает ощущать свое тело и сознание отключается. Правда, она продолжает спотыкаться, хватаясь за деревья. Должно быть, она все еще привязана к телу, потому что оно неисправно.

– Мы его найдем, – говорит она.

– Мы его найдем, – откликается Кайлин.

От бега волосы девушки развеваются. Джоан размышляет о том, как ей могла прийти в голову эта ужасная мысль – выбежать к бандитам, произнося имя миссис Пауэлл, словно это какое-то заклинание, какой-то волшебный меч, способный победить Робби Монтгомери. Ей повезло, что они с Кайлин не погибли, но ведь не погибли же, так что, быть может, идея не такая уж глупая.

Все тело у нее онемело, она чувствует только боль в ноге, стреляющую вверх до бедра. Все же она бежит, спотыкаясь и не узнавая ничего вокруг. Но, начав уже паниковать, она замечает сквозь деревья висящего паука – бесформенный, светящийся мешок – и устремляется к нему. Она тихо зовет сына по имени. До него осталось десять футов. Пять футов. Она вновь окликает его.

Никто не отвечает.

– Он был здесь? – спрашивает Кайлин.

– Он и сейчас здесь, – отвечает Джоан.

Она подходит к пауку и, дотронувшись до одной из его ног, качает ее. Она уверена: паук тот самый. Потом всматривается в лес: который из кустов?

Здесь. Она думает, это здесь.

В отдалении слышны редкие выстрелы, как будто лопается почти готовый попкорн.

Джоан подбегает к кусту, потом встает на колени и ползет, утопая в листьях. Она поднимает нижние ветви и заглядывает под них.

Его там нет.

– Линкольн? Линкольн? – продолжает она звать, не в силах оторвать взгляд от пустоты, в которой его нет. – Линкольн?

Она хочет сказать громче, но голос не слушается. Встав на ноги, она идет в одном направлении, останавливается и сворачивает в сторону.

Ей никак не придумать, как его искать. У нее нет плана. Он никогда не убегает от нее. Всегда держит ее за руку. Она потеряла его лишь однажды, на ярмарке, и нашла через полминуты.

– Линкольн? – шепчет Джоан. – Линкольн! – пронзительно выкрикивает она.

Неожиданно ее голос обретает силу, и его имя громко разносится вокруг. Ей наплевать, если кто-нибудь услышит. Кайлин тоже зовет его.

Ее мальчик оказался очень послушным. Где бы он ни был, он не издает ни звука. Она была так уверена, что он сильно напуган и не решится убежать, но она недооценила его. И что теперь?

Есть варианты, которые она даже не станет рассматривать.

Пока она продолжает двигаться, нет нужды их рассматривать.

Она принимается бегать расширяющимися кругами вокруг куста, где оставила сына. Падает вперед, чувствует боль в руках, потом поднимается.

Джоан заглядывает под кусты и отводит каждую ветку, опять проходит мимо висящего паука, мимо двадцати похожих друг на друга деревьев. Вот трухлявый пень, а вот длинная плеть плюща, обвившая деревце. Вот висящее пластмассовое привидение в форме колокола, не подсвеченное.

Она останавливается, переминаясь с ноги на ногу. Она уверена, что-то тут не так. Она ощупывает ноги и понимает, что пальцы ноги испачканы кровью. Но она этого не чувствует, так что не важно.

Кайлин ходит где-то поблизости, выкрикивая имя мальчика.

Джоан концентрируется на земле, которая казалась ей поначалу бесконечным скоплением листьев и трухлявой древесины, но сейчас, вглядываясь в нее, она начинает замечать отдельные детали. Лунный свет позволяет видеть грибы и пучки травы. Лопнувший воздушный шарик с привязанной бечевкой. Перевернутый и деформированный пластиковый ведьмин котел. Одинокая гирлянда белых фонариков, рассекающая темноту. Избегая света, она приподнимает ветки ивы. Снова проходит мимо деревца, увитого плющом, и отодвигает плющ. Он плотный, непроницаемый. Ребенок не мог бы там спрятаться.

Невозможно описать словами чувства, разрывающие ей грудь. Она готова кричать, драться и царапаться. Но ей надо держаться.

Она снова видит светящегося паука, теперь лишь смутные его очертания за деревьями. Она еще раз оглядывает то, что уже попадалось на ее пути: бесполезную гирлянду белых фонариков и заросли засохшей глицинии. Она подходит к широкому кусту глицинии, в котором мог бы спрятаться Линкольн. Слева от нее все тот же ведьмин котел, но на этот раз она замечает то, что не увидела в первый раз.

Она резко останавливается.

Котел изогнут таким образом, что под ним может что-то находиться. Таким образом, что он мог зацепиться за маленькую лодыжку или ступню.

Я черепаха, я черепаха, я черепаха.

Она вспоминает, как он прятался под диваном, высовывая оттуда голову.

Не успев еще приподнять котел, она знает, что права, знает, что шла по тонкой ниточке, протянувшейся от нее к нему. Между ними протянуты миллионы этих ниточек, и эти ниточки говорят ей, когда он голоден или когда заплачет. Они говорят ей, что ему понравится идея использовать маршмэллоу для ботинок крошечного астронавта. Иногда ниточки перекручиваются. В конце концов они подсказали ей, что он останется под кустом. Но это идеальная нить – мягкая и теплая, как шерсть Сарджа, и серебристая, как шлем Тора, и эта нить приведет ее к нему.

Одной рукой она приподнимает дешевый пластиковый котел и видит сына, свернувшегося в позе эмбриона. Такую позу она помнит с детства, когда детей обучали защите от торнадо. Линкольн прижал руки к голове и не поднимает глаз.

Она отбрасывает котел в сторону и опускается на колени:

– Линкольн?

– Мамочка, – с улыбкой глядя на нее, произносит он.

И снова тело не слушается ее. Она не может даже протянуть к нему руку, но вот он зашевелился, и у нее появляются силы. Она подхватывает его под руки и по листьям тащит к себе. Он прижимается к ней, такой теплый, такой плотный и тяжелый.

От его прикосновения боль, разрывающая ей грудь, испаряется. Она гладит сына, и он говорит довольно спокойно, но лицо у него мокрое.

– Знаешь, кем я был? – шепчет он ей в ухо.

Сначала она не в состоянии ничего сказать и сглатывает.

– Черепахой, – говорит она.

– Да! – в восторге шепчет он, запуская руки в ее волосы. – Почему ты такая мокрая?

Он вынимает руки из ее мокрых волос. Она ловит его ладошку в свои и обнимает сына. И хотя она промерзла до костей, она никогда не испытывала подобного облегчения.

– Я упала в ручей, – говорит она.

– А-а. Что это за шум? Винтовки? Опять винтовки?

Она почти перестала слышать стрельбу.

– Здесь полиция, – шепчет она. – Почему ты не отвечал мне, когда я тебя звала?

– Я тебя не слышал. Я исчез.

Она с трудом встает на ноги и берет его за руку, потому что не уверена, что сможет его поднять. Им надо вернуться ко входу в зоопарк. Наверное, то, что происходило здесь, закончилось.

– Он в порядке? – подходя к ним сзади и тяжело дыша, спрашивает Кайлин.

– Да, – отвечает Джоан и делает шаг вперед. – С ним все хорошо. Пойдем.

Девушка идет с ней рядом, и Джоан замечает листья у нее в волосах.

– Что случилось? – спрашивает Кайлин.

Джоан не знает, почему девушка спрашивает, но потом замечает, что опять стоит на коленях, потому что ощущает прикосновение влажной земли.

Ей больно.

Она слышала, как люди говорят, что не чувствуют, что их подстрелили. Кто это сказал? Какой-то реальный человек или вымышленный? Теперь она это чувствует. Это напоминает ей тот случай, когда в детстве отец нечаянно придавил ей руку дверью – он не знал, что она идет за ним. Боль была такой огромной, что Джоан не поняла, когда она началась.

Кайлин хватает ее за руку и тянет. Джоан смотрит вниз: кровь, обильно текущая из ее ноги, скопилась на земле в виде лужицы.

Кайлин перестает тянуть ее.

– Ой! – вскрикивает девушка. Ее лицо совсем рядом, и пальцы такие нежные. – Ой!

Джоан дотрагивается до своего бока, и бок у нее тоже мокрый, и она не может заставить ноги двигаться. Но она по-прежнему слышит в лесу какие-то шаги, не очень далеко, и не знает, прекратилась ли в самом деле стрельба.

Оставаться здесь небезопасно.

– Возьми его, – кивая на Линкольна, говорит она Кайлин. – Идите обратно к вольерам. Отсидитесь где-нибудь до прихода полицейских.

Ей нравится эта картина. Не призрачные полицейские в лесу, а сплошная надежная стена мужчин и женщин в форме, но без оружия. Они скажут ее сыну, что все позади. Они присмотрят за ним. Они разыщут миссис Пауэлл и позаботятся о ее колене. Они проверят каждый уголок, каждую щель и каждый мусорный бак. Они достанут ребенка и найдут мать, и, конечно, мать и ребенок снова будут вместе. Разумеется, все должно закончиться именно так.

Линкольн обеими руками держится за нее.

– Нет, – качая головой и широко раскрыв глаза, говорит он. – Нет.

– Иди, – просит она, слегка подталкивая его вперед.

Но потом, не в силах сдержаться, опять притягивает его к себе. Не может отпустить его, сначала не обняв. Она стоит на одном колене, другая нога вытянута сзади. Она обвивает сына руками, прижимаясь лицом к его виску и вдыхая его запах, всегда разный и то же время одинаковый, а сейчас от него как будто пахнет хлебом. Она изо всех сил старается каждой клеточкой тела запомнить всё: его пальцы у себя в волосах, мягкую кожу его скулы, слово «мамочка», – чтобы эти ощущения остались с ней навсегда.

– Ты мой мальчик. Иди с Кайлин. – Нет, понимает она, это несправедливо. Ему нужно больше. Надо, чтобы он понял. – Мне придется подождать здесь, детка. Какое-то время. Пока не придут врачи.

Он плачет.

Она заставляет себя отпустить пальцы сына, отпустить его целиком, хотя сделать это очень трудно.

– Я хочу остаться с тобой, – говорит он.

Кайлин берет его за руку, сплетая свои пальцы с его пальчиками. Он идет с ней, дрожащим голосом произнося «ладно». В голове у Джоан туман. На долгое мгновение она теряет нить происходящего, а потом ее глаза вновь открываются.

Фонарики, протянутые между деревьями, теперь кажутся ей очень красивыми. Она не понимает, почему не видела этого раньше. Это длинные гирлянды белых фонариков, напоминающих жемчужины или маленькие луны, а на расстоянии виден ярко-оранжевый шар, и где-то вспыхивают красные и белые фонари, отражаясь от деревьев.

Она по-прежнему стоит на коленях. Нет, лежит на животе. Скоро она встанет, но пока смотрит, как Линкольн бежит, держась за руку Кайлин. Он бежит быстрее, чем она ожидала, своим обычным неуклюжим скоком, который ей нравится: забрасывая ступни вбок. Он бежит не по прямой, и каждая часть его тела – плечи, ноги, кисти и локти – двигается во всех направлениях. С точки зрения аэродинамики телосложение ее мальчика не идеально.

Она ощущает вкус крови. Может быть, она опять прикусила губу.

Чем дальше он отходит, тем кажется ей больше. Пока еще она отдает себе отчет, что такого не может быть. Но он заполняет перед ней все поле зрения, заслоняя качающиеся ветви сосен. Есть только он. И фонари. Яркие фонарики, рассыпанные по небу, как ленты на майском дереве, когда она в шестом классе надела на праздник платье цвета лаванды и подняла глаза на длинную, извивающуюся ленту, которую держала в руках. «Внимание, девочки, – сказала миссис Мэннинг, отвечающая за весь ритуал, – это не так-то просто». И Джоан сплела свою ленту с другими, и цветные ленты заполнили небо, а за конец каждой ленты крепко держалась пара рук: пальцы Кайлин, вцепившиеся в ее рубашку, рука Линкольна в руке Кайлин. Извивающиеся ленты – вот на что похожи сейчас эти фонарики. Красиво.

Бывают на свете красивые вещи. Внимание.

Рот ей закрыли волосы, и она мотает головой. Она чувствует под собой влажную землю.

Линкольн. Она не знает, где он. Ей надо поднять голову.

Она снова теряет нить происходящего, а потом, повернув голову, замечает в отдалении сына с его спутанными кудряшками. Он окружен людьми в темной одежде, стоящими на коленях. Приятно, когда взрослые стараются не возвышаться над ним. Но она не совсем уверена, действительно ли он стоит там, разговаривая с полицейскими, или ей это пригрезилось.

Это история про маленького мальчика по имени Стив, который вырастет и станет Всадником.

Это история про роботов и про лазеры.

Это история о том, как я женюсь, мамочка. У меня будет жена. Ее будут звать Люси. У меня будет пять мальчиков и пять девочек. Но они будут вырастать в моем животе, а не в ее, как полурыбы-полукони.

Она хочет послушать его историю. Она закроет глаза, и тогда будет лучше слышно.

Ей надо держать глаза закрытыми, потому что ленты света слишком яркие.

Лент нет. Только свет.

Какой-то мужчина держит фонарь и наклоняется к ней.

– Мэм? – говорит он, опускаясь на колени, и свет пропадает. – С вами все в порядке?

Она чувствует, как что-то сильно сдавливает ей ногу.

– Потерпите минуту. Сейчас прибудет помощь.

На нем темная рубашка, а на груди что-то сверкает. Она думает, что это, может быть, мистер Симмонс, учитель из ее пятого класса, который, прочитав как-то написанное ею сочинение, сказал, что однажды она станет важной персоной.

– Линкольн, – произносит она.

– Ваш мальчик? – Мужчина осторожно отводит волосы с ее лица. – Маленький темноволосый паренек?

Глаза у нее закрыты. Она хочет их открыть.

– Линкольн, – говорит она.

Ей кажется, она сказала это.

Она думает о проходящем времени. Она чувствует, как ее поднимают с земли. Слышны голоса, но слова звучат бессвязно. Огней стало больше. Вокруг нее скользят силуэты людей.

Она чувствует прикосновение маленьких пальчиков к руке.

Она чуть шевелится, и Линкольн берет ее за руку. Ей кажется, он произносит ее имя. Ей кажется, она ощущает его дыхание и тепло. Она ощущает прикосновение его кожи, и он кончиками пальцев водит по ее ладони, рассказывая ей свои истории.

Благодарности

Благодарю Лору Тисдел, мою подругу, которая оживила мою нелепую грезу о том, что однажды я найду блестящего редактора, с которым будет к тому же весело на пижамной вечеринке. Именно этим и обернулся весь процесс – одной великолепной затянувшейся пижамной вечеринкой. Фрэнки Грей и Энн Коллинз помогли отлить книгу в более совершенную форму. Я бесконечно благодарна Ким Уизерспун, поразившей меня сочетанием компетентности и обаяния, за то, что посоветовала мне усложнить некоторые вещи. Уильям Каллаган помог мне сделать умную и вдумчивую вычитку, обогатившую книгу. Благодарю Джейсона Уикли за его знание оружия и своевременную проверку подлинности. Точно так же говорю спасибо моему брату Дэбни за объяснения по поводу того, что случается, когда стреляешь в разные объекты (и спасибо за коз).

Спасибо моей матери Джине Кей Филлипс за все истории, накопившиеся за более чем сорок лет преподавания. Спасибо Ханне Вулфсон за полезные своевременные беседы и Донни Филлипсу за его проделки с кошками. Хотелось бы также с благодарностью упомянуть книги «До свидания, луна» Маргарет Уайз Браун и «Поезд в ад» Роберта Блоха.

И наконец, спасибо Фреду, лучшему из мужей и лучшему из читателей.