Текст книги "Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Тут же обнаружилось первое серьезное отличие конвента фанатов от делового: никто и не пробовал притворяться. Все просто оттягивались. Вторым отличием стал дресс-код: костюмы на этом конвенте отличались значительно меньшей консервативностью.

«Сплеттеркон!!!» (судя по всему, участники конвента боялись, что их с кем-то спутают, иначе зачем три восклицательных знака?) оказался на поверку обилием костюмированных персонажей… а может, это сейчас мода такая, не знаю. Гостиница встречала входящего просторным атриумом, из которого два длинных широких коридора вели в ресторан и многоцелевые залы из тех, что можно делить раздвижными перегородками на кучу небольших помещений. В атриуме собралось человек двести народа, и всё новые участники конвента выходили из залов и зальчиков.

– Я-то думал, народу здесь побольше, – заметил я Молли; по дороге мы успели заглянуть ко мне домой, где я оставил Мыша, забрав свой посох.

– Так ведь вечер четверга, – отозвалась она так, словно это мне что-то говорило. – И время позднее. У нас уже зарегистрировались больше трех тысяч человек.

– А это разве много?

– Для первого в году конвента? Да это просто монгольская орда какая-то. – В голосе ее звучала неподдельная гордость. – И народ в оргкомитете в основном молодой… впрочем, держится это все равно на бывалых. – Некоторое время Молли сыпала именами и заслугами, словно я явился сюда в качестве инспектора проверять законность мероприятия.

Мимо нас прошмыгнули две девицы среднего школьного возраста в ало-черных одеяниях, открывавших взгляду изрядную часть тела, с лицами, густо намазанными белым, и потеками крови из уголков рта. Скользнув по мне взглядом, одна из них улыбнулась, и во рту у нее обнаружились клыки.

Я сжал посох, в ноздри ударил запах древесного дыма, и я опомнился в последний момент, едва не испепелив на месте пробегавшего в каких-то пяти шагах от меня «вампира». Приглядевшись внимательнее, я увидел на клыках неровности и отпечатки пальцев: судя по всему, девчонка сделала их сама из дешевого пластика. Я перевел дух и заставил себя расслабиться, убрав из посоха накачанную в него энергию.

Спокойно, Гарри. Адские погремушки, вот вышла бы история для газет! «Чародей-Профессионал Сжигает Вампира-Любителя». Сенсация дня.

Девицы убежали, ничего не заметив; впрочем, даже Молли только нахмурилась, посмотрев на них, а потом на меня. Бровь ее вопросительно выгнулась.

Я тряхнул головой:

– Прошу прощения. День у меня выдался тоже не из простых. Слушай, мне надо взглянуть на ваш сортир, где напали на хозяина того кинотеатра.

– Идет, – кивнула Молли. – Только сначала стоит получить на регистрации бейджик.

– Бейджик? – удивился я. – Зачем?

– Затем, что незарегистрированным вход запрещен, – пояснила она. – Ни к чему смущать секьюрити – и гостиничных, и наших. Вам это могло бы мешать.

– Верно, – вздохнул я. – Правильно мыслишь. Опять-таки я мог бы отреагировать неправильно.

Следом за ней я подошел к ряду столов, над которыми висели бумажные таблички «А-Д», «Е-К» и так далее по алфавиту. За первым столом сидела и возилась с бумагами усталого вида шатенка среднего возраста.

– Молли, – произнесла она, и лицо ее осветилось усталой улыбкой. – Кто это с тобой?

– Гарри Дрезден, – ответила Молли. – Гарри, это Сандра Марлинг. Председатель оргкомитета.

– Вы тоже увлекаетесь ужастиками? – спросила Сандра Марлинг.

– В последнее время моя жизнь – сплошной ужастик.

– Тогда вы найдете здесь много развлечений, – заверила она меня. – Мы крутим фильмы в нескольких залах одновременно и еще в кинотеатре, у нас работают буфеты, завтра обещаны автографы. Конечно, сегодня у нас тоже несколько мероприятий; на конкурс костюмов всегда стоит посмотреть.

– Звучит многообещающе, – заметил я, стараясь изобразить максимум энтузиазма.

– Сэнди, – вмешалась Молли. – Мне хотелось бы дать Гарри служебный пропуск, как у меня.

Сандра кивнула:

– Да, Розанна искала тебя пару минут назад. Ты с ней еще не говорила?

– С середины дня – ни разу, – спохватилась Молли. – Ты не напомнила ей, чтобы она витамины приняла?

– Не дергайся, детка. Напомнила, напомнила.

Молли облегченно перевела дух:

– Спасибо.

Тем временем Сандра дала мне заполнить анкету, с которой я справился довольно быстро. В конце концов она протянула мне пластиковый чехольчик с прищепкой-клипсой, в который вставлялась бумажная карточка с надписью: «СПЛЕТТЕРКОН!!! Привет, я…» – и черный маркер.

– Извините, принтер с утра испортился. Вы просто впишите свое имя, ладно?

Я аккуратным почерком вписал на место пробела: «Невинный Свидетель» – и нацепил карточку себе на рубашку.

– Надеюсь, вам у нас понравится, Гарри, – сказала Сандра.

Я взял со стола расписание и вчитался. За «Как сделать клыки» в 10:00 следовал пункт «Как вопить не хуже профессионала».

– Решительно не вижу, как мне может здесь не понравиться.

Мы отошли от стола, и Молли неодобрительно на меня покосилась:

– Необязательно над этим потешаться.

– Вообще-то, – возразил я, – я потешаюсь почти над всем.

– Но это некрасиво, – возмутилась она. – Сандра всю жизнь вкладывает в этот конвент, и мне не хотелось бы, чтобы вы уязвляли ее чувства.

– Где ты с ней познакомилась? – поинтересовался я. – Не в церкви, я полагаю.

Молли посмотрела на меня еще менее одобрительно:

– Она работает добровольцем в одном из приютов, где я отрабатывала приговор. Она помогла выкарабкаться Нельсону несколько лет назад. И Рози, и ее бойфренду.

Я поднял руки в знак согласия:

– Ладно, ладно. Обещаю вести себя хорошо.

– Спасибо, – кивнула она без тени улыбки. – Очень мило с вашей стороны.

Я уже начал раздражаться, но тут меня посетила неприятная мысль о том, что в таком случае я окажусь на той же стороне, что и Черити, а тогда и до апокалипсиса рукой подать.

Молли провела меня по коридору мимо залов к двери туалета. Дверь перекрещивали аж три полицейские ленты, и рядом с ней сидел на стуле полицейский в форме – крупный чернокожий мужчина с седеющими висками. Стул покачивался на задних ножках, полицейский опирался затылком о стену. На форменной куртке красовался бейджик «СПЛЕТТЕРКОН!!!». Имя он тоже написал маркером: на месте пробела я прочитал: «Представитель власти». На кармане куртки красовалась фамилия «РОУЛИНС».

– Ага, – поднял он на меня взгляд, когда я подошел поближе, и немного кривовато улыбнулся. Потом прочитал мой бейджик и фыркнул: – Парень-консультант. Считающий себя чародеем.

– Роулинс, – улыбнулся я в ответ и протянул ему руку.

Он пожал ее своей лапищей.

– Значит, вы у нас тоже любитель ужастиков, а? – хмыкнул он.

– Э… да, – ответил я.

Он снова фыркнул.

– Я вроде как надеялся зайти в это заведение, – заметил я.

Роулинс поджал губы:

– На этаже их еще два. Одно – рядом со стойкой администратора, и еще одно – в дальнем конце вон того коридора.

– Мне нравится это.

Роулинс прищурившись посмотрел на меня:

– Может, вы в грамоте не сильны. Видите ленту? Она означает место преступления и все такое.

– Вот эту, яркую? Желтую с черным?

– Именно ее.

– Ух ты!

– Если вы не знаете, это такая штука, которой мы, полицейские, отмечаем место преступления, чтобы туда не совали свой длинный нос разные частные сыщики, которых хлебом не корми – дай потоптаться своими башмачищами по оставшимся уликам, – протянул он.

– А если я пообещаю ходить на цыпочках?

– Тогда я пообещаю прекратить размазывать вас по стене, как только пойму, что вы не оказываете сопротивления при аресте, – заверил он веселым тоном. Потом лицо его посерьезнело, и взгляд сделался стальным как клинок. – Это место преступления. Нельзя.

– Молли, – сказал я вполголоса. – Ты не будешь возражать, если мы с полицейским побеседуем с глазу на глаз?

– Конечно, – согласилась она. – У меня все равно дел полно. Вы меня простите? – Она повернулась и, не оглядываясь, поспешила по коридору.

– Хоть поговорить со мной об этом вы можете? – спросил я Роулинса.

– Ну… – вздохнул он. – Слушайте, Дрезден, я ничего против вас не имею. Поговорить поговорим. Но внутрь я вас не пущу.

– Почему? – не сдавался я.

– Потому что это может обернуться против парня, которого мы забрали.

Я нахмурился и склонил голову набок:

– Да?

Роулинс кивнул.

– Мальчишка этого не делал, – сказал он. – Но камеры видеонаблюдения зафиксировали, как туда заходил он, потом пострадавший, и больше никого. И я все это время сидел здесь, не отходя. Я точно знаю, что никто другой не входил и не выходил.

– Откуда тогда вы знаете, что на старика напал не мальчишка?

Роулинс пожал плечами:

– Никаких других улик. Он не задыхался, а ведь так отколошматить человека – дело непростое. И руки у него совершенно целые – не разбитые, и крови на них не было.

– Так почему же вы его арестовали? – спросил я.

– Потому что никто другой этого сделать тоже не мог, – ответил Роулинс. – И еще потому, что старик был в отключке и не мог ничего рассказать, чтобы снять с парня обвинения. Мальчишка не бил его, но это не значит, что он не замешан. Я так подумал, что, может быть, он знает, как нападавший сумел проникнуть внутрь незамеченным, поэтому забрал парня и допросил. Решил, что, если у него имелся сообщник, он скорее расколется, чем будет брать все на себя. – Роулинс поморщился. – Только он не раскололся. Он вообще ни черта не знал.

– Зачем же его увезли?

– Я не знал, что он уже проходил по одному делу, пока не разобрался с бумагами. Повторное обвинение автоматически переводит его в категорию подозреваемых. Очень некстати всплыло то дело. Он может погореть, даже если не виноват.

Я покачал головой:

– Вы уверены, что больше никто не мог войти или выйти?

– Я же прямо вот здесь и сидел, – обиделся Роулинс. – Любой, кто прошмыгнет мимо меня незамеченным, должен быть рыцарем-джедаем или кем-то в этом роде.

– Или чем-то, – повторил я вполголоса, взглянув на дверь.

– Подружка, – буркнул Роулинс, мотнув головой вслед Молли. – Это она вас втравила?

– Дочь приятеля, – кивнул я. – Я внес за парнишку залог.

Роулинс хмыкнул:

– Жаль мальчишку. Я сделал все по инструкции, но… – Он покачал головой. – Порой одних инструкций мало.

– Девица считает, что он не виноват, – сказал я.

– Девицы, Дрезден, всегда считают их белыми и пушистыми, – устало возразил Роулинс. – Проблема в том, что улики свидетельствуют против него. Более чем достаточно для суда, если только эксперты не найдут чего-нибудь здесь или на старикане, чтобы снять с парня обвинение. А это возвращает нас к тому, с чего мы начали; поэтому я вас и не пущу.

Я кивнул.

– А если я скажу вам, что это непростое дело?

Он пожал плечам:

– Думаете, нечисть какая-нибудь?

– Я пообещал девчонке, что проверю.

Роулинс нахмурился еще сильнее, но мотнул головой:

– Не могу пустить.

– Но хоть посмотреть можно? – попросил я. – Дверь только приоткрыть, чтобы я даже не заходил, а одним глазом глянул. От этого ведь никому вреда не будет, правда? И потом, туда уже заходили – и вы, и ребята из «скорой», и детектив, возможно, тоже. Разве не так? И как я тогда могу затоптать улики, если всего лишь за дверь загляну?

Роулинс пристально посмотрел на меня и вздохнул. Потом хмыкнул, и передние ножки его стула со стуком опустились на пол.

– Ладно, – сказал он, вставая. – Только внутрь ни шагу.

– Вы настоящий джентльмен, Роулинс, – заверил я его и локтем приоткрыл дверь. Она издала пронзительный скрип.

Не заходя за ленту, я просунул голову в щель и огляделся по сторонам.

Все стандартное. Туалет. Белый кафель. Кабинки, писсуары, раковины, длинное зеркало.

Конечно, кровь вряд ли можно было назвать стандартной.

На полу темнела большая лужа, и брызги разлетелись по сторонам так, что кто-то несколько раз поскальзывался на кафеле. На плитке четко читались отпечатки четырех разных ног; кроме того, кровь виднелась на раковине: судя по всему, пострадавший пытался, подтянувшись за нее, подняться на ноги. Довольно зловещее зрелище; впрочем, я мог этого ожидать. При убийстве, скажем, крови еще больше, но и так ее вполне хватало. Кто-то вложил в процесс избиения Кларка Пелла всю свою душу… если она у него имелась, конечно. От моего взгляда не укрылись кровавые брызги в верхнем углу зеркал и даже на потолке.

– Господи! – выдохнул я. – Это нападение точно без применения оружия? Никаких ножей или чего-нибудь такого?

– У старика переломаны ребра, – отозвался Роулинс, – куча ушибов и ссадин: его крепко прикладывали об стены и пол. Но никаких порезов или проникающих ранений.

– Не детская работа, – заметил я.

– Но и не профессиональная. В людном-то месте. При свидетеле – если считать мальчишку на унитазе. В Чикаго такое обычно с рук не сходит.

– Кто-то сильный, – пробормотал я. – И злобный как черт знает что. Должно быть, он продолжал колошматить старика даже после того, как тот упал.

– Не иначе похоже на кого-то из ваших знакомых, – хмыкнул Роулинс.

Я покачал головой, еще раз окинул помещение взглядом и прикусил губу, пытаясь сосредоточиться.

– Ну хватит, – заявил Роулинс. – Закрывайте дверь, пока зевак не набежало.

– Еще секундочку, – пробормотал я и усилием воли, направив заряд энергии себе в лоб, отворил свое чародейское Зрение.

Всякий, обладающий хоть малой толикой магических способностей, умеет Видеть. Это можно отнести к экстрасенсорике, хотя на деле ничего особенно сложного в этом нет. Чародейский Взгляд показывает вам истинную суть вещей. Еще он показывает присутствие магических энергий, которых вокруг нас почти всегда в достатке. Особенно полезен он бывает, когда тебе нужно обнаружить активные магические построения – заклятия, если кто не знает, – или прорваться сквозь завесы и прочие колдовские штучки, предназначенные для сокрытия истинного положения дел.

Я отворил Зрение, и оно показало мне то, чего не увидел в помещении мой физический взгляд. Такое, от чего даже мне – сколько бы я ни насмотрелся за свою жизнь всяких страстей – пришлось стиснуть кулаки и сделать над собой усилие, чтобы меня не стошнило.

Место нападения, кровь, жестокость и боль, причиненная жертве, отнюдь не являлись обычными обстоятельствами, вызванными конфликтом или страстью к насилию.

Скорее все это смахивало на изящное, хоть и извращенное произведение искусства.

Я увидел в потеках крови, в разлетевшихся брызгах зловещие изображения: перепуганное лицо старика, узуродованное ударами чудовищных кулачищ до бесформенного кровавого месива, – столько лиц, сколько ударов. При взгляде на измазанную кровью раковину я услышал неразборчивые, полные боли звуки – все, что он смог издать, чтобы позвать на помощь. А потом старика снова швырнули на пол, чтобы продолжить избиение.

И на короткую долю секунды я увидел на стене тень… точнее, силуэт твари, жадно поглощавшей энергию стариковской боли.

Усилием воли я закрыл Зрение и пошатнулся. Наш дар нам дается не зря. Зрение может показывать чертову уйму вещей, но все, что мы увидели с его помощью, остается с нами на всю жизнь. Оно записывает это в нашу память несмываемыми чернилами, и картины не бледнеют со временем, как бы нам ни хотелось их стереть. Маленькая дьявольская диорама, написанная алым по белоснежному кафелю, обещала являться в страшных снах до конца моих дней.

Что ж, зато, похоже, я нашел-таки ту черную магию, о которой предупреждал меня Привратник. Мог и не возиться с опасным заклинанием и Маленьким Чикаго.

Я отступил на пару шагов, пытаясь выбросить из головы жуткую красно-белую палитру. В глазах плавали круги – так бывает всегда после того, как я пользуюсь Зрением.

Роулинс придерживал меня за локоть.

– С вами все в порядке, дружище? – совсем тихо спросил он.

– Угу, – пробормотал я. – Да, спасибо.

Он перевел взгляд на закрытую дверь и обратно:

– Что вы там такого увидели?

– Не знаю точно, – ответил я. Голос мой слегка дрожал. – Что-то поганое.

– Это ведь не просто хулиган, нет? – произнес он чуть слышно.

Желудок снова болезненно сжался. Перед глазами у меня все еще стояла злобная ухмылка, отраженная в широко раскрытых глазах старика.

– Возможно, нет, – пробормотал я. – Хотя это, пожалуй, мог быть и человек. Только совсем сбрендивший. Или… возможно, и нет. Не знаю пока. – Слова так и рвались у меня с языка, и я решительно захлопнул рот: следовало вначале собраться с мыслями.

Я огляделся по сторонам и только теперь понял, что бегавшие по моей спине мурашки реагируют вовсе не на воспоминание о темной энергии, к которой я прикоснулся за дверью.

Что-то сгущалось в воздухе, и совсем близко.

– Роулинс, – спросил я, – сколько здесь еще полицейских?

– Кроме меня, сейчас никого, – тихо отозвался он. Он вгляделся в мое лицо и тут же завертел головой, озираясь, а рука его дернулась вниз, к кобуре. – А что, неприятности?

– Неприятности, – кивнул я, перекладывая посох в правую руку.

Разом погас свет, и гостиница погрузилась в кромешную тьму.

И послышались крики.

Глава 12

Роулинсу потребовалось не больше двух-трех секунд, чтобы достать фонарик и включить его. С полсекунды свет горел ярко и ясно, а потом померк, словно стекло покрыл слой жирной сажи. Очень скоро луч слабо пробивал темноту на длину вытянутой руки, не больше.

– Какого черта? – буркнул он и встряхнул фонарик.

Правой рукой он расстегнул кобуру; пистолет, правда, пока не вынимал. Правильный мужик. Он не хуже меня понимал, что перепуганных посетителей в гостинице гораздо больше, чем потенциальных врагов.

– Попробуем-ка мой, – сказал я и снял с шеи серебряную пентаграмму на цепочке.

Пара едва слышных слов шепотом, усилие воли – и амулет засиял серебристо-голубым светом, отогнавшим темноту, что давила на нас, футов на пятнадцать. Дальше клубился мрак – не столько темный туман, сколько просто отсутствие света.

Сжав посох в правой руке, я накачал в него энергии – так, что руны и знаки засветились неярким янтарным сиянием.

Секунду Роулинс молча смотрел на меня, потом очнулся:

– Что, черт подери, происходит?

Из темноты послышались топот бегущих ног, крики и вопли, только доносились они до нас как-то странно, приглушенно. В круг света моей магической пентаграммы вывалилась, всхлипывая, одна из переодетых вампирами девиц. Секунду спустя следом за ней появились несколько подростков, едва не врезавшихся в нее на бегу. Роулинс вовремя ухватил ее за руку и, буркнув: «Прошу прощения, мисс», отдернул в сторону и повернул лицом к себе.

– Идите вдоль стены к выходу, – скомандовал он. – Держитесь рукой за стену, ясно?

Она кивнула и в своем размазанном от слез гриме исчезла в указанном Роулинсом направлении.

– Пожар? – выдохнул Роулинс, повернувшись ко мне. – Это что, дым?

– Нет, – заверил я его. – Чего-чего, а пожаров я навидался.

Он как-то странно покосился на меня, спохватился, поймал пожилую женщину, слепо шарившую перед собой руками, и послал ее к выходу вслед за девчонкой-«вампиром». Потом зябко поежился, и выдох его повис в воздухе морозным облачком. За какую-то минуту температура в помещении упала градусов на сорок.

Стараясь не обращать внимания на доносившиеся из темноты крики перепуганных людей, я сосредоточился на своем магическом чутье. Сквозь холод и мрак до меня донеслись знакомые отголоски слагаемого заклятия, хотя я не мог точно вспомнить, где именно сталкивался с ним раньше.

Я закрыл глаза и начал медленно поворачиваться вокруг оси, вслушиваясь в свои ощущения. В направлении коридора, ведущего к входному вестибюлю и стойке администратора, тьма показалась мне плотнее, осязаемее. Я сделал шаг в ту сторону, и ощущение усилилось. Значит, источник магической энергии находился где-то там. Я стиснул зубы и двинулся вперед.

– Эй! – окликнул меня Роулинс. – Куда это вы?

– Наш нехороший парень где-то там, – сказал я. – Или что-то другое. Возможно, вам лучше остаться здесь, помогать людям выйти.

– Возможно, вам лучше заткнуться, – благодушно отозвался Роулинс. Выглядел он слегка напуганным, но пистолет держал у бедра стволом вниз. В другой руке он продолжал сжимать ставший почти бесполезным фонарик. – Я вас прикрою.

Я не стал спорить, кивнул ему и двинулся дальше в темноту. Роулинс не отставал. Со всех сторон доносились крики, и время от времени мы натыкались на перепуганных людей. Командным, не терпящим возражений голосом Роулинс отправлял их к выходу вдоль стены. Темнота увеличивала свое давление, и мне приходилось прикладывать больше усилий, отгоняя ее светом амулета. Еще несколько шагов – и воздух сделался совсем холодным. Каждый шаг давался с трудом, словно мы двигались по пояс в ледяной воде. Мне пришлось наклониться вперед, одолевая сопротивление, и я даже крякнул от натуги.

– Что не так? – срывающимся от волнения голосом спросил Роулинс.

Мы как раз проходили мимо плафона аварийного освещения, но его оранжевого свечения хватало на несколько дюймов, не больше. Никакого сравнения с моим амулетом.

– Темная магия, – процедил я сквозь зубы. – Какой-то оберег. Пытается не пустить меня дальше.

– Господи, – буркнул он. – Темная магия… Бред какой-то.

Я остановился и в упор посмотрел на него через плечо:

– Так вы со мной или как?

Он поперхнулся и взглянул туда, где смутно маячили блеклые пятна следующего аварийного огня.

– Вот дерьмо! – пробормотал он, и по виску его, несмотря на холод, скользнула струйка пота. – Я вам зачем нужен, вперед подталкивать?

Я усмехнулся – не сказать чтобы весело – и принялся прорубаться через невидимый оберег воображаемым мачете своей воли, пока тот не начал подаваться. Двигаться сразу же стало легче. Одновременно ощущение действующего заклятия сделалось четче, яснее.

– Где-то впереди, – сказал я. – Первый конференц-зал по этому коридору.

– Они там кино крутят, – сообщил Роулинс. Он ухватил за рукав какого-то перепуганного, всхлипывающего мужчину средних лет, толкнул его к стене и отдал ему команду убираться. – Господи, там было битком набито! Если начнется паника…

Он не договорил, да этого и не требовалось. История чикагских кинотеатров знает не один и не два случая давки со смертельным исходом. Я удвоил усилия, и мне удалось даже перейти на тяжелый, будто с грузом на ногах, бег. Одна из створок двери в зал оказалась закрыта, другая висела, скособочившись, на одной петле – с такой силой ее вышибли. В помещении разом закричали – не так наигранно, как в фильме-ужастике. По-настоящему. Не видя кричащих, и не поверишь, что такие звуки издает человеческое горло. Так голосят лишь тогда, когда происходит что-то по-настоящему жуткое.

Роулинс знал, что означает такой вопль. Он вполголоса выругался, поднял пистолет на изготовку, и мы бок о бок ринулись в зал.

Стоило миновать дверь, как мрак начал уже не просто давить на меня. Воздух, казалось, сгустился до желеобразного состояния, и каждый шаг стоил отчаянных усилий. Я раздраженно зарычал, и энергия моего гнева добавила сияния амулету-пентаграмме. Мягкий свет его превратился в иссиня-белый луч прожектора, испепеляющего мрак у меня на пути. Большая часть помещения оставалась темной, и все же мрак утратил свое подавляющее превосходство.

В длину зал имел футов шестьдесят и примерно вполовину меньше в ширину. В дальнем его конце белел экран. Зрительские ряды разделялись продольным проходом, в самой середине которого стоял кинопроектор. Катушки вращались с такой скоростью, что пленка начинала дымиться. Странно, но изображение на экране оставалось четким и ясным, только знакомые персонажи старого, начала восьмидесятых, ужастика двигались неестественно быстро, а звуковое сопровождение слилось в негромкий, пронзительный вой.

В комнате все еще оставалось около двадцати человек. Сразу за дверью на полу обнаружилась пожилая женщина, свернувшаяся калачиком и всхлипывающая от боли. Рядом лежало перевернутое инвалидное кресло, и выпавший из него человек с какими-то скобами на лодыжках и бедрах лежал в неловком, явно болезненном положении, не в силах подняться. Одна из его рук была явно сломана – выпирающая кость рельефно натягивала кожу. Другие люди съежились у стен и под стульями. Когда мой магический свет залил часть помещения, они встали и, пошатываясь, поспешно потянулись к выходу, все еще крича от ужаса. Прямо передо мной лежали окровавленные тела.

Что там происходило точно, я не видел. Трое, по всей видимости, были убиты. Вокруг – уйма кровищи. Четвертая, молодая женщина, ползла к дверям, издавая жалкие, мяукающие звуки.

Над ней стоял мужчина. Высокий, почти семи футов ростом, и настолько мускулистый, что казался почти уродом. Мускулатура его не напоминала преувеличенную пластику культуриста – нет, такая зарабатывается только непрестанным физическим трудом. Одет он был в комбинезон, синюю рубаху и хоккейную маску, а в правой руке держал большой изогнутый серп. На моих глазах он сделал пару широких шагов, схватил всхлипывающую девушку левой рукой за волосы и рывком запрокинул ей голову. Правая рука с серпом поднялась.

Роулинс не стал тратить времени на оклик или требование сдаться. Он вскинул пистолет и с расстояния в десять футов выпустил в закрытую маской голову маньяка три пули.

Мужчина дернулся, чуть повернулся и без видимого усилия отшвырнул девушку в сторону. Она врезалась в кресла, вскрикнув от боли.

Затем маньяк обернулся к Роулинсу, и, хотя лицо мужчины скрывала маска, то, как он набычил шею, и вся его поза не оставляли ни малейших сомнений: он разъярен. Он шагнул к Роулинсу. Коп выстрелил еще четыре раза. Я видел всю картину, выхваченную из темноты вспышками, словно в замедленном кино.

Маньяк замахнулся на Роулинса серпом. Тому удалось принять удар на фонарик. Сталь зазвенела о сталь, полетели искры, но свет не погас. Маньяк дернул серпом, и острый конец его чиркнул Роулинса по запястью. Коп зарычал. Фонарик полетел на землю. Маньяк снова занес серп. Я напрягся, вскинул посох и выкрикнул:

– Forzare!

Струя невидимой энергии вырвалась из моего посоха и с силой чугунного шара ударила маньяка в грудь. Удар подкинул его в воздух и швырнул вдоль прохода. По пути он снес проектор, и металлические части с лязгом полетели во все стороны. Продолжая полет, маньяк пробил экран и с грохотом врезался в стену.

Я с трудом устоял на ногах: использованное заклятие отняло у меня уйму сил, и мне пришлось опереться на посох, чтобы не упасть. Голова отозвалась новым приступом боли; амулет и посох разом погасли.

Раздалось еще несколько криков, и кто-то со всех ног помчался к дверям. Я повернулся и краем глаза увидел, как кто-то выбегает в коридор, но разглядеть, кто именно, не успел. Секунду спустя снова загорелся обычный свет; разбитый проектор все еще вращал одну катушку, но уже медленно, хлопая обрывком пленки по сломанной протяжке.

Продолжая держать пистолет наготове, Роулинс двинулся в дальний конец зала. Там он осторожно заглянул за экран. Потом повернулся ко мне с широко раскрытыми глазами.

– Его здесь нет, – сказал Роулинс. – Вы видели, как он выходил?

У меня все еще недоставало сил, чтобы ответить. Я просто покачал головой.

– Тут, в стене, вмятина, – сообщил он. – Покрыта… не знаю, как назвать. Слизью какой-то.

– Ушел, – буркнул я и с трудом сделал шаг к лежавшим на полу. Двое молодых людей, третья – девушка. – Помогите мне.

Роулинс сунул пистолет в кобуру и подошел. Один юноша был мертв. На бедре его багровел полукруглый разрез, явно вскрывший артерию. Другой валялся без сознания. Лицо заплыло от ссадины, на животе зиял глубокий разрез, из которого торчали несколько дюймов окровавленных внутренностей. Я боялся, что, если мы пошевелим его, могут вывалиться кишки. Девушка тоже была жива, но серп прочертил на ее спине две длинные глубокие раны, в разрезах белела кость. Она лежала на животе, моргая, с расфокусированным взглядом, не в состоянии пошевелиться.

Мы сделали для них все, что смогли, хотя и не очень много: сорвали со стоявших в углу столов скатерти и соорудили тампоны для ран. Вторая девушка лежала в проходе, свернувшись калачиком, продолжая истерически всхлипывать. Кроме них, в зале оставалась пожилая женщина, которую сбили с ног в панике; она была без сознания, но в общем целая и на вид невредимая. Потом я поднял с пола паренька, выпавшего из своего инвалидного кресла, и усадил поудобнее, на что он благодарно кивнул.

– Посмотрите, что с другой пострадавшей, – бросил Роулинс.

Одной рукой он продолжал осторожно прижимать жгут из скатерти в ране на животе у юноши, другой сорвал с пояса рацию и поднес к губам. Когда Роулинс включил ее, рация хрипела и завывала от помех, но все же ему удалось вызвать «скорую».

Я направился к плачущей девушке, маленькой брюнетке, одетой примерно так же, как Молли. Она была в синяках, и, судя по тому, как она лежала на полу, любое движение причиняло ей боль. Я подошел к ней и осторожно ощупал плечо.

– Не шевелитесь, – мягко произнес я. – Кажется, у вас сломана ключица. Я знаю, это чертовски больно, но пройдет.

– Больно, больно, больно-больно-больно, – всхлипывала она.

Я осторожно сжал ей руку, и она откликнулась отчаянным пожатием.

– Все с вами будет хорошо, – заверил я ее.

– Только не оставляйте меня, – всхлипнула она, продолжая цепляться за мою руку. – Не уходите.

– Все в порядке, – сказал я. – Я здесь.

– Что это, черт подери, было? – спросил Роулинс, задыхаясь. Он лихорадочно оглядывался по сторонам. – Это же был Жнец. Гребаный Жнец из «Пригородной резни». Что за псих нарядился Жнецом и принялся… – Лицо его скривилось, словно его вот-вот стошнит. – Что это было?

– Роулинс, – произнес я резко, чтобы привлечь его внимание.

Его испуганный взгляд метнулся ко мне.

– Вызовите Мёрфи, – сказал я.

Секунду-другую он смотрел сквозь меня, потом очнулся:

– По этому делу я обязан звонить начальству. Ему и решать.

– Как знаете, – сказал я. – Но Мёрфи и ее ребята могут с этим хоть как-то разобраться. А ваше начальство – вряд ли. – Я кивнул в сторону трупа. – И мы ведь здесь не в бирюльки играем.

Роулинс посмотрел на меня. Затем на мертвого юношу. Потом кивнул и снова поднес к губам рацию.

– Больно, – всхлипнула девушка сдавленным от муки голосом. – Больно, больно, больно.

Я осторожно похлопал ее по запястью левой рукой в перчатке. Где-то вдалеке послышалось и начало приближаться завывание полицейских сирен.

– Господи! – Роулинс тряхнул головой. – Господи, Дрезден, что здесь произошло?

Я посмотрел на зиявшую в экране рваную дырку, на повторявшую очертания Жнеца брешь в деревянной перегородке за ним. На изломе дерева блестела слизь – чистый желатин, физическая составляющая эктоплазмы, материя мира духов. Еще несколько минут – и она испарится, не оставив после себя ничего.

– Господи! – в третий раз ошеломленно прошептал Роулинс. – Что здесь произошло?

Угу.

Хороший вопрос.

Глава 13

Прибыли представители власти, и кризис сменился последствиями. Парамедики помчали девушку, пострадавшую более, и юношу со вспоротым животом в больницу неотложной медицинской помощи, а полицейские тем временем делали то, что в их силах, чтобы помочь остальным пострадавшим в ожидании прибытия новых бригад «скорой».