Текст книги "Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Уверен, мне не известно ничего такого, что имело бы для вас ценность, лейтенант. – В голосе Крейна послышались нотки нетерпения. – Я находился в этом здании сегодня ночью во время отключения электричества, но не выходил из своего номера, тем более не спускался до утра.

– Ясно. Вас кто-нибудь видел в это время?

Крейн негромко усмехнулся:

– Я что, подозреваемый, раз мне требуется алиби?

– Как почетный гость-знаменитость вы можете привлечь к себе нездоровый интерес тех, кто ответствен за это нападение, – пояснила Мёрфи, откликнувшись на его деланый смех своей обычной вежливой профессиональной улыбкой. – Разумеется, я не выдвигаю никаких обвинений – всего лишь беспокоюсь за вашу безопасность.

Кто-то резко отворил дверь с лестничной клетки, и в коридор выскочил невысокий человечек в дорогом сером костюме. Лицо у него было какое-то странное, жабье – словно рот ему приделали чужой, размера на три больше. Зато шевелюра – черная, аккуратно подстриженная под горшок. Выпуклым водянистым глазам, похоже, не хватало больших очков.

– А-а, мистер Крейн, – произнес он. Голос у него оказался гнусавый. – Я принял ваш звонок, но не успел ответить, как вы отключились.

Крейн снова достал свой мобильник и небрежно бросил его незнакомцу:

– Похоже, у него вдруг аккумулятор сел, Люций. И лифт испортился.

Коротышка поймал телефон и хмуро, неодобрительно посмотрел сначала на него, потом на Мёрфи.

– Ясно.

– Лейтенант Мёрфи, позвольте представить вам Люция Глау, моего личного советника и юриста.

Мыш напрягся, когда Глау повернулся к Мёрфи и уже внимательно посмотрел на нее своими лягушачьими глазами. Что-то его заметно насторожило, потому что коротышка-юрист издал неопределенный звук.

– Мой клиент арестован? – спросил он.

– Нет, – ответила Мёрфи. – Разумеется, нет, но…

– Тогда я вынужден настаивать на том, чтобы этот разговор был прекращен, и немедленно, – заявил ей Глау.

Для своего роста держался он чертовски уверенно. Он встал рядом с Крейном, как бы заслоняя его от Мёрфи. Она опустила руки, чуть разведя их в стороны, и я увидел, как скользнул ее взгляд вниз, на пол, и обратно, оценивая дистанцию. Напряжение возросло еще на пару градусов.

– Мы просто беседовали, – заверила Мёрфи Глау. Я уже видел такое выражение ее лица, и не раз, – как правило, после этого она выхватывала пистолет. – Самым милым и дружелюбным образом.

– Как я уже сообщил и ФБР, и ведущему это дело полицейскому детективу, мой клиент находился в своем номере всю ночь, так что не является свидетелем того, что произошло. Более того, он узнал об этом, только спустившись утром к завтраку. – Голос Глау звучал профессионально ровно; взгляд выпученных лягушачьих глаз оставался совершенно непроницаемым. У меня возникло впечатление, что с этим выражением лица он делает абсолютно все: и поедает мороженое, и топит щенков. – Дальнейшие контакты могут быть расценены как покушение на права личности.

– Люций, Люций, – вмешался Крейн, выставив руку между ними. – Право же, вы слишком резко реагируете на сущую ерунду. – Он ослепительно улыбнулся Мёрфи, и голос его сделался еще бархатнее: – Прошу нас извинить. Люций работает на меня довольно давно, и ему приходилось иметь дело с нежелательными людьми, пытавшимися занимать мое время. Уверяю вас, я ни в коем случае не расцениваю внимание такой потрясающей женщины как покушение на мои права.

На мгновение взгляд Мёрфи оторвался от Глау, и она изогнула свою золотую бровь:

– Правда?

– Честно, – ответил Крейн – прямо-таки образчик современной галантности. – Люций, несомненно, переживает за мой напряженный график на сегодня, да и мне не хотелось бы опаздывать к началу выступления и разочаровывать поклонников, пришедших на встречу со мной.

Говоря, он покосился на жабеныша. Жабеныш чуть отступил от Мёрфи. Крейн кивнул ему и снова повернулся к ней:

– Но может быть, вы не будете против, если я угощу вас позже – сегодня вечером, например? В знак извинения?

Мёрфи колебалась, что ей обычно несвойственно.

– Не знаю… – пробормотала она.

Продолжая улыбаться, он протянул ей руку:

– Если у вас еще будут ко мне вопросы, я с удовольствием отвечу на них вечером. Прошу вас, нет, я просто настаиваю – в подтверждение моей искренности. Мне бы ужасно не хотелось, чтобы у вас сложилось обо мне превратное мнение.

Мёрфи чуть настороженно посмотрела на него и подняла руку.

Не знаю, как мне удалось одолеть разделяющее нас расстояние с такой скоростью, но я положил руку ей на плечо и слегка сжал его прежде, чем она успела коснуться собеседника. Она замерла, почувствовав предупреждение в моем жесте, и отдернула руку.

Крейн сощурился, глядя на меня; рука его так и оставалась протянутой к Мёрфи.

– А это кто?

– Гарри Дрезден, – представился я.

Крейн застыл. Не так, как застывают люди – моргая, чуть покачиваясь, регулируя равновесие. Он застыл, будто труп или пластиковый манекен, и не произнес ни слова.

Как искушенный, опытный следователь, я сделал из этого вывод, что имя мое ему знакомо.

Жабеныш громко сглотнул, и взгляд его выпученных глаз метнулся ко мне. Мне показалось, он разом сделался на пару дюймов ниже – а может, сгорбился немного.

Он тоже меня узнал. Черт, вот она, слава!

Мыш снова зарычал – тихо-тихо, едва слышно.

Взгляд жабеныша метнулся к собаке, и глаза его расширились. Он оглянулся на Крейна.

Мгновение-другое никто не трогался с места. Крейн и Мёрфи продолжали улыбаться своими профессиональными улыбками. Жабеныш оставался похожим на жабу. Я изображал скучающий вид. Но сердце мое забилось сильнее, потому что инстинкты подсказывали: до открытого насилия рукой подать.

– Тут полно свидетелей, Дрезден, – произнес Крейн. – Вы не можете броситься на меня. Это увидят.

Я склонил голову набок и задумчиво поджал губы:

– Вы правы. А вы знаменитость. Это классная возможность для рекламы. Я не появлялся на телевидении со времени того шоу у Ларри Фаулера.

Выражение его лица изменилось, улыбка сделалась холодной, жесткой.

– Вам не положено открывать себя миру.

Я ухмыльнулся ему в лицо:

– Как вернетесь к себе в номер, возьмите «Желтые страницы» и почитайте. Я там есть. В разделе «Чародеи».

Жабеныш снова сглотнул.

– Вы с ума сошли, – сказал Крейн.

– Чародеи – они такие, сумасшедшие, – согласился я. – А имя Дарби вам как-то не очень идет.

Крейн чуть вздернул подбородок, и во взгляде его мелькнуло вдруг что-то похожее на одобрение. Не знаю почему.

Черт, терпеть не могу, когда кому-то больше моего известно о том, какую глубокую яму я сам себе вырыл.

– Правда? А кому оно идет?

– Должен признаться, единственный Дарби, которого я видел до сих пор, был в том фильме про гномов с Шоном Коннери, – сказал я. – Назовем это интуицией.

Он поджал губы и промолчал. С минуту мы наслаждались очередной безмолвной паузой. Напряжение продолжало возрастать.

Тишину нарушила Мёрфи.

– Часов, скажем, в десять сойдет, Дарби? – невозмутимо осведомилась она. – В здешнем буфете. Нам не хотелось бы нарушать ваш столь плотный график.

Он посмотрел на Мёрфи, на меня, снова на нее – и опустил руку. Потом чуть кивнул ей, повернулся и удалился в толпу.

Жабеныш смотрел на нас еще три секунды, а затем поспешил за своим боссом, время от времени оглядываясь через плечо.

Я медленно выдохнул и прислонился к стене. Забавная это штука – адреналиновая буря без разрядки. Мышцы ног сжимались и разжимались сами собой, свет в коридоре вдруг показался мне слишком ярким. Ушибленная голова заболела чуть сильнее.

Мёрфи продолжала стоять не шевелясь, но я слышал, как она успокаивает дыхание. Мыш сел и напустил на себя скучающий вид; впрочем, уши его оставались настороженными, повернутыми в ту сторону, куда удалились режиссер и его юрист.

– Ну, – произнесла Мёрфи вполголоса, выждав еще секунду. – Что все это означало?

– Мы чуть не подрались, – сказал я.

– Это я заметила, – терпеливо проговорила Мёрфи. – Но почему?

– С ним что-то не так, – буркнул я.

Нахмурившись, она оглянулась на меня через плечо:

– Что?

– Я же тебе сказал. Что-то очень не так. – Я тряхнул головой. – Больше сам пока не знаю.

Она озадаченно моргнула:

– Что ты имеешь в виду?

– Трудно объяснить. Что-то в нем насторожило меня. Когда он протянул тебе руку, это показалось мне… опасным.

Мёрфи покачала головой:

– Я решила, он хочет хотя бы руку потискать. Немного оскорбительно, но опасного тут ничего нет.

– В данном случае, возможно, было опасно, – не сдавался я.

– Ты уверен, что он по твоей части? – спросила она.

– Угу. Он меня узнал. И начал выдвигать стандартные для старого мира аргументы против прилюдной конфронтации. Да и Мышу он не понравился. Как и его юрист.

– Вампир? – поинтересовалась она.

– Не исключено. – Я пожевал губу. – Но это может быть кто угодно. Черт, да он, возможно, просто человек. Мы слишком мало знаем, чтобы делать выводы.

– Думаешь, он замешан в этих нападениях?

– Хотелось бы верить, – ответил я. – Если бы решал я, он явно претендовал бы на роль поганца. Все отметины налицо.

– Если это он, то мне он не по зубам, – вздохнула она. – У него ушлый адвокат, и он уже переговорил с Грином и с Ричем. Любое мое давление реально будет расценено как нарушение прав. Грин не станет действовать на основании одних моих подозрений.

– Что ж, – сказал я. – Нам повезло, что я не Грин.

Глава 22

Мы с Мёрфи отправились в обход по гостинице. Я открыл непочатую упаковку синего пластилина и, отщипывая маленькие кусочки, незаметно лепил их на дверные наличники, на внутреннюю поверхность цветочных горшков, в шкафы с огнетушителями, помечая таким образом все пересечения коридоров и выходы с этажей. И конечно, я постарался оставить побольше своих незаметных синих меток в коридорах и вестибюлях, примыкающих к залам, в которых проходили мероприятия – особенно объявленные на приближающийся вечер.

– А сейчас мы что делаем? – поинтересовалась Мёрфи.

– Сплетаем заклятие, – ответил я.

– Пластилином?

– Да.

Она недоверчиво на меня покосилась.

Я вытряхнул из упаковки остававшуюся там большую часть пластилина и показал ей:

– Маленькие кусочки, которые я оставляю по всему дому, являются частицами этого большого куска. Ясно?

– Не очень, – призналась Мёрфи.

– Они только что были с ним одним целым. Даже будучи отделенными от него, они сохраняют с ним тауматургическую связь, – объяснил я. – Из этого следует, что, используя большой кусок, я смогу установить связь с мелкими частицами.

– Ты это называл «паутиной»?

– Вроде того. Я смогу… – Я поморщился, подыскивая более точные слова. – Смогу улавливать энергию мелких частиц. Я разместил их так, что, если одна уловит нарушение энергетических полей, я почувствую это через большой кусок.

– Как, скажем, сейсмографы? – поняла Мёрфи.

– Угу, – кивнул я. – Для того и пластилин. Синий – для защиты.

Она удивленно повела бровью:

– А что, цвет имеет значение?

– Ага, – сказал я и тут же задумался. – Хотя, может, и нет. Но для меня имеет.

– В каком смысле?

– Значительная часть магии связана с эмоциями. С тем, во что веришь сам. Когда я был моложе, я много всякого усвоил – в том числе и роль цвета в составлении заклятий. Зеленый означает процветание и плодородие, красный – страсть или энергию, белый – чистоту, черный – месть… и так далее. Вполне возможно, сам по себе цвет ничего не означает – но, если я хочу, чтобы заклятие сработало с максимальной эффективностью, я должен учитывать и его. Грош цена тому заклятию, в которое не веришь сам.

– Это как волшебное перышко у Дамбо? – спросила Мёрфи. – Главное – собственная уверенность?

– Именно, – подтвердил я. – Перо всего лишь символ, но символ очень важный. – Я помахал в воздухе пластилином. – Поэтому я и использую синий. Не хочу экспериментировать с новыми цветами, тем более в кризисной ситуации. И потом, в «Уолмарте» синий дешевле.

– В «Уолмарте»? – хмыкнула Мёрфи.

– Работа чародея не слишком прибыльная, – объяснил я. – Ты удивишься, узнав, сколько всякого я покупаю в «Уолмарте». – Я покосился на висевшие на стене часы. – У нас меньше двух часов до начала первого вечернего сеанса.

Она кивнула:

– Что тебе еще нужно?

– Какое-нибудь тихое место для работы, – ответил я. – Не меньше шести-семи футов в поперечнике. Чем более изолированное от шума, тем лучше. И закрывающееся – приходится исходить из того, что наш поганец знает о моем присутствии. Мне не хотелось бы заполучить мачете в спину, пока я буду заниматься заклятием.

– Сколько времени тебе требуется, чтобы все подготовить?

Я пожал плечами:

– Минут двадцать. Что меня действительно тревожит, так это…

– Мистер Дрезден! – окликнули меня из толпы.

Я повернулся и увидел протискивавшуюся в мою сторону Сандру Марлинг – председателя оргкомитета. Выглядела она вконец изможденной и издерганной до беспамятства, да и на ногах держалась непонятно как; я бы ни за что не поверил, что она в таком состоянии способна прорваться сквозь толпу, но каким-то образом это ей все-таки удалось. На ней до сих пор была черная футболка с красным логотипом «СПЛЕТТЕРКОН!!!» – предположительно та же, в которой я видел ее накануне вечером.

– Мисс Марлинг, – вежливо поклонился я, когда она приблизилась к нам. – Добрый день.

Она устало тряхнула головой:

– Я так… столько всякого… но я не знаю, к кому еще обратиться по этому поводу. – Голос изменил ей, и ее буквально затрясло от нервов и усталости.

Я нахмурился и переглянулся с Мёрфи.

– Сандра, что-то случилось?

– Молли, – выдохнула она.

Я нахмурился еще сильнее:

– Что с ней?

– Она вернулась из больницы часа два назад. С ней хотели побеседовать полицейские. С тех пор она не выходила, и никто из полицейских, с которыми я говорила, не знает, где она. Наверное…

– Сандра, – мягко произнес я. – Переведите дух. Успокойтесь. Вам известно, где может находиться Молли?

Она закрыла глаза и снова покачала головой, пытаясь взять себя в руки. Когда она заговорила, голос ее звучал уже потише:

– Они ее все еще… как это называется – допрашивают, да? Ну, когда тебя запугивают и задают вопросы?

Я сощурился.

– Угу, – сказал я. – Ее арестовали?

Сандра резко покачала головой:

– Вряд ли. На нее не надевали наручников и не зачитывали ей ничего об ее правах и тому подобном. А они могут? Просто не выпускать из помещения?

– Посмотрим, – буркнул я. – В каком помещении?

– Зал в противоположном крыле, вторая дверь справа, – ответила она.

Я кивнул, стащил с плеча рюкзак и достал маленькую записную книжку. Вырвав страницу, я написал на ней несколько телефонных номеров, имен и протянул Сандре:

– Позвоните обоим этим людям.

Она посмотрела на листок бумаги:

– Что мне им сказать?

– Правду. Расскажите им, что здесь происходит, и передайте, что Гарри Дрезден просил их немедленно приехать сюда.

Сандра продолжала смотреть на листок.

– А вы что собираетесь делать?

– О, ничего особенного, – заверил я. – Идите звоните.

– Я сейчас догоню, – сказала мне Мёрфи.

Я закинул рюкзак на спину, кивнул Мышу и целеустремленно двинулся в направлении кучки репортеров, которая начала рассасываться: пресс-конференция завершилась. Мы с Мышем приблизились к ним со спины, и я высмотрел в задних рядах Лидию Стерн.

Лидия Стерн, грозная дама среднего возраста, работала в «Волхве Среднего Запада» – издающейся в Чикаго желтой газетенке, специализирующейся на сверхъестественных и оккультных сплетнях. Порой им удавалось подобраться довольно близко к правде, но гораздо чаще они тискают статейки с заголовками вроде «Ребенок-ящерица родился в кемпинге» или, скажем, «Нечестивый союз снежного человека и чупакабры». По большей части это безобидное чтиво, но время от времени кто-то из их репортеров сталкивается с чем-то по-настоящему странным и рассказывает об этом на страницах «Волхва». Сьюзен Родригес работала в «Волхве» ведущим репортером до тех пор, пока не попала в слишком опасную историю. Теперь она живет где-то в Южной Америке, борясь с инфекцией в душе, которая силится превратить ее в вампира Красной Коллегии – одного из тех, с которыми она и ее друзья, такие же инфицированные полувампиры, сейчас сражаются.

Когда Лидия Стерн пару лет назад заняла место Сьюзен, первые полосы «Волхва» приобрели новый характер. Лидия расследовала разные необычные события, а потом старалась выяснить, почему соответствующие ведомства оставляют их без внимания. Она обладала острым аналитическим умом и недюжинными пробивными способностями, и доставалось в ее статьях всем – от провинциальных ветеринарных инспекторов до ФБР.

Жаль, что она гробила свой талант в дыре вроде «Волхва», а не в каком-нибудь уважаемом издании в Вашингтоне или Нью-Йорке. Она давно уже могла бы войти в списки номинантов на Пулицеровскую премию. Городские чины, имеющие отношение к делам, в расследовании которых принимал участие и я, развили в себе почти сверхъестественную способность исчезать при ее приближении. Никто из них не хотел оказаться следующим, кого она будет бичевать своим беспощадным пером. В общем, у нее сложилась репутация ходячего ужаса, грозы бюрократов.

– Мисс Стерн, – произнес я тихим, замогильным голосом, сделав особое ударение на свистящих. – Не найдется ли у вас пары минут?

Гроза «Волхва» резко повернулась ко мне, и на лице ее расцвела ангельская улыбка. Роста в ней было чуть больше пяти футов, она отличалась аппетитной полнотой, и в роду у нее явно имелся кто-то азиатского происхождения. Ее отличали искрометная улыбка, очки с толстыми линзами, вьющиеся черные полосы и джинсовый комбинезон поверх поношенной футболки. Да, и еще ярко-розовые шнурки на кроссовках.

– Гарри Дрезден, – произнесла она. Голос у нее тоже интересный, с придыханием, из-за чего за каждым ее словом чудится с трудом сдерживаемый смех. – Ха! Так я и знала, что тут пахнет керосином.

– Вполне возможно, – согласился я.

Собственно, до тех пор я практически не имел дела с Лидией. В прошлом мои отношения с репортерами заканчивались нелучшим образом. В общем, пока я говорил с ней, совесть покалывала меня мелкими иголками, напоминая о том, что любое неосторожное слово может грозить ей серьезной опасностью. Несмотря на это, мы ладили, и я ни разу не лгал ей, даже не пытался.

– Вы заняты?

Она похлопала рукой по рюкзаку, висевшему у нее на плече:

– Я тут записала кое-что, и мне хотелось бы поскорее обработать это. – Она склонила голову набок. – А почему это вас интересует?

– Мне нужно, чтобы мне помогли кое-кого напугать, – ответил я.

Ямочки на ее щеках обозначились рельефнее.

– Ого!

– Ага, – в тон ей подтвердил я. – Помогите мне, а я уделю вам минут десять по поводу всего этого. – Я сделал рукой неопределенный жест вокруг себя. – Как только освобожусь.

Взгляд ее просветлел.

– Заметано, – сказала она. – Что я должна делать?

– Пошататься взад-вперед у одной двери и… – Я ухмыльнулся. – Просто быть самой собой.

– Отлично. С этим я справлюсь. – Она кивнула, тряхнув кудряшками, и следом за мной направилась к двери, за которой поджаривали на медленном огне дочь моего друга.

Я открыл дверь так, словно сам проживал здесь, и вошел.

Зал был небольшой – размером со среднего калибра классную комнату. Пол в дальнем от входа конце приподнимался, и на этом подобии эстрады стоял длинный стол с окружающими его стульями. Остальные стулья выстроились рядами лицом к эстраде. На полу валялся сорванный с двери лист бумаги, на котором значилось, что с двенадцати до пяти здесь запланировано нечто под названием «филькание». Слова этого я не знал, но оно показалось мне подозрительным, словно могло означать что-то, имеющее отношение к нересту лососевых рыб, а может, к дискуссии о методах вскармливания грудничков. Я решил, что это, возможно, из тех вещей, которые мне гораздо спокойнее не знать.

На эстраде стоял, скрестив руки на груди, Грин, и на лице его застыла кислая улыбка. Молли сидела на стуле в первом ряду в той же шутовской одежде, что и накануне. Вид у нее был усталый. Она плакала.

Рядом с ней высился мужчина среднего роста и среднего сложения с каштановой шевелюрой, достаточно всклокоченной, чтобы сойти за модную. Строгость серого костюма немного обесценивалась черным галстуком с изображениями марсианина Мартина. Я узнал его. Бывший муж Мёрфи. Он стоял над Молли, протягивая ей чашку с водой, – классический образец доброго копа при перекрестном допросе. Значит, он здесь в своем официальном качестве. Агент Рич.

– Прошу прощения, – бросил Грин, не поднимая на меня взгляда. – Этот зал закрыт сейчас для посетителей.

– Правда? – искренне удивился я. – Надо же! А я так надеялся провести остаток дня за фильканием!

Молли оглянулась, и взгляд ее осветился внезапной надеждой.

– Гарри!

– Привет, детка, – сказал я, и мы с Мышем двинулись к ней.

Пес обогнал меня и, виляя хвостом, ткнулся своим носищем ей в руки. Молли улыбнулась, обняла его за шею и принялась шептать что-то на ухо, как накануне вечером – своим младшим братьям и сестрам.

Грин повернулся и испепелил меня взглядом. Секунду спустя то же самое сделал и агент Рич.

– Дрезден, – властным тоном произнес Грин. – Вы вмешиваетесь в расследование. Убирайтесь.

Не обращая на него внимания, я обратился к Молли:

– Как Рози?

Она прижалась щекой к широченной башке Мыша:

– Спит. Она очень расстроилась из-за новостей, и врачи дали ей успокоительного. Они боялись, что с ней случится истерика и что это может повредить ребенку.

– Дрезден! – раздраженно повысил голос Грин.

– Это сейчас для нее лучше всего, – заверил я Молли. – Ей будет легче, когда она отдохнет.

– Надеюсь, – кивнула Молли.

Грин выругался и полез в карман за рацией – предположительно вызвать подмогу.

Ну и придурок этот Грин.

Может, я немного пристрастился к этому в тот вечер… в общем, я пробормотал чуть слышно пару слов и применил маленькое, совсем маленькое усилие. Из рации посыпались искры, и она окуталась дымом. Грин встряхнул ее, потом еще и снова выругался.

– Черт подери, Дрезден! – рявкнул он. – Выметайтесь отсюда, пока я не свез вас в центр.

Я продолжал игнорировать его.

– Привет, Рич. Как прошла свадьба?

– Я не шучу, – настаивал Грин.

Рич поджал губы и поднял руку, останавливая Грина.

– Вроде все остались живы, – ответил агент Рич, хмуро переводя взгляд с меня на Молли и обратно. – Гарри, мы здесь работаем. Вам лучше уйти.

– Да? – удивился я, плюхнулся на стул рядом с Молли и улыбнулся ему. – Мне кажется, не стоит. В том смысле, что я тоже здесь работаю. Я консультант.

– Вы создаете помехи следствию, Дрезден, – взорвался Грин. – Вы потеряете работу в городе. Лицензию следователя. Черт, да я вас даже в тюрьму закатать могу месяца на два.

– А вот и не можете.

– Ну как хотите, болван, – бросил Грин и шагнул к двери.

Молли, приняв это за намек, поднялась с места.

– Сидеть! – рявкнул на нее Грин. – Мы еще не закончили.

Она поколебалась и снова села.

– Грин, Грин, Грин, – сказал я с укоризной. – Вы кое о чем забыли.

Он остановился. Агент Рич с интересом посмотрел на меня.

– Видите ли, мисс Карпентер вольна уйти в любой момент, когда захочет.

– Нет, пока не ответит мне на несколько вопросов, – буркнул он.

Я изобразил зуммер из телевизионной викторины.

– Неправильный ответ. Это свободная страна. Молли имеет право выйти, и вы ничегошеньки не сможете с этим поделать. Если только, конечно, вы не намерены арестовать ее. – Я одарил его самой лучезарной из моих улыбок. – Вы ведь не арестовали ее, нет?

Молли следила за нашим разговором краешком глаза, сидя очень тихо и низко опустив голову.

– Мы допрашиваем ее в связи с расследованием, – объяснил Рич.

– Да? И у кого-то из вас, ребята, имеется на руках ордер, правда?

Ордера у них, конечно, не было. Оба молчали.

– Вот видите, это вы в неловком положении здесь, Грин. У вас против юной леди нет ничего. Судебного ордера нет. Вы ее не арестовали. Поэтому она вольна решать, отвечать на ваши вопросы или нет.

Молли изумленно подняла на меня глаза:

– Правда?

Я приложил руку к груди и изобразил глубокое потрясение:

– Грин! Ушам своим не верю. Вы что, солгали юной даме, чтобы запугать ее? Чтобы она считала, будто находится под арестом?

– Не лгал я! – огрызнулся Грин.

– Ну да, вы просто направляли ее, – кивнул я. – Конечно, конечно. Не ваша вина в том, что она неверно вас поняла. Что ж, давайте отмотаем пленку назад и посмотрим, где таится ошибка. – Я сделал паузу. – Вы ведь вели запись допроса, верно? Все записано честь по чести?

Грин посмотрел на меня так, будто больше всего ему хотелось вырвать мои потроха и затолкать их мне в зубы.

– У вас нет ничего, кроме предположений. Убирайтесь. Или я, как ответственный за расследование, запрещу вам появляться в этой гостинице.

– Это что, угроза? – невинно спросил я.

– Уж поверьте.

Я сделал вид, что задумался.

– Ох, ребята! Вы ставите меня в затруднительное положение с моральной точки зрения. Потому что если вы сделаете это со мной, то, черт подери, пресса запросто может узнать о том, что вы отказываетесь от помощи профессиональных консультантов, обладающих некоторыми заслугами перед городом. – Я подался вперед. – Кстати, – добавил я как бы невзначай, – и еще они могут узнать, что вы нелегально допрашиваете несовершеннолетнюю.

Грин с нескрываемым потрясением уставился на меня. Даже агент Рич поднял брови:

– Чего?

– Несовершеннолетнюю, – повторил я. – Сиречь личность, которая не может по закону дать согласие отвечать на ваши вопросы самостоятельно. Я взял на себя смелость вызвать сюда ее родителей. Не сомневаюсь, им и их адвокату найдется о чем спросить у вас.

– Это шантаж, – заявил Грин.

– Всего лишь соблюдение юридических процедур, – возразил я. – Это вы пытались обойти закон.

– Говорите что хотите, – насупился Грин, – но у вас никаких доказательств нет.

У меня аж щеки заболели от улыбки.

Я усмехнулся.

По этому сигналу неплотно прикрытая дверь отворилась. За ней обнаружилась Лидия Стерн с бейджиком представителя прессы на шее и диктофоном в руке. Она подняла диктофон повыше, чтобы Грин хорошенько разглядел его.

– Итак, детектив, – вкрадчиво поинтересовалась она, – не будете ли вы так добры объяснить, почему в ходе расследования вы допрашивали несовершеннолетнюю без согласия ее родителей? Она подозревается в преступлении? Или стала свидетельницей имевших место событий? И что это за слухи об отсутствии кооперации между различными отделами полиции, которое отрицательно сказывается на ходе расследования?

Грин уставился на нее. Потом покосился на агента Рича. Рич пожал плечами:

– Он тебя сделал. Ты рискнул. Это не сработало.

Грин выплюнул слово из разряда таких, какие представителям власти не стоило бы произносить в присутствии несовершеннолетних, и ринулся к выходу. Лидия Стерн подмигнула мне и поспешила за ним, тыча диктофоном и осыпая его вопросами, ответы на которые – даже самые разумные и взвешенные – выставили бы Грина полнейшим идиотом.

Рич смотрел ему вслед, пока дверь за ними не закрылась, потом покачал головой.

– У вас-то какой интерес в этой истории? – спросил он меня.

– Девочка – дочь моего друга, – объяснил я. – Я за ней присматриваю.

Он понимающе кивнул:

– Ясно. На Грина здорово давят. Извините, что он с вами так обошелся.

– Рич, – терпеливым тоном произнес я. – Я ведь не несовершеннолетняя девица. Уж со мной-то не разыгрывайте из себя доброго копа.

На мгновение его вежливое, участливое выражение сменилось озорной, почти мальчишеской ухмылкой. Потом он пожал плечами:

– Попробовать стоило.

Я усмехнулся.

– Вы ведь понимаете, – продолжал Рич, – что Грин может достать ордер. Это просто вопрос времени и беготни по инстанциям.

Я встал:

– Это не моя проблема. Пусть с этим разбирается адвокат Карпентеров.

– Ясно, – кивнул он. – Но вы и впрямь вмешиваетесь в следствие. Он может изрядно испортить вам жизнь.

– Да ладно, агент. Я защищаю права несовершеннолетней. Представляете, как уцепятся за это правозащитники? – Я покачал головой. – И еще одно. То, что вы делаете, порочно. Запугивать девочек. Адские погремушки, приятель, это просто низко!

Агент Рич слегка покраснел от злости.

– А у вас, Дрезден, наверняка нет разрешения на ношение оружия. Вы хотите, чтобы я заподозрил вас на предмет скрытого ношения оружия и обыскал?

Упс! Я вспомнил про револьвер в рюкзаке. Если агенту Ричу взбредет в голову развить эту тему, мне могут грозить неприятности – но и дать ему понять это я не хотел. Я попытался отбросить эту мысль, равнодушно пожав плечами:

– Как это поможет остановить убийцу, прежде чем он нанесет новый удар?

Рич склонил голову набок и нахмурился. Черт, надо потренироваться делать лицо кирпичом. Он словно ощупал меня взглядом, прикидывая, куда я мог спрятать пушку.

– Это к делу не относится, – ответил он. – Нарушение закона есть нарушение закона.

Со стороны двери послышался нетерпеливый вздох.

– Ты хоть пять минут можешь не быть полной задницей, Рич? – спросила Мёрфи. – Или это для тебя смерти подобно?

Я не заметил ее прихода; впрочем, судя по лицу агента Рича, он тоже.

– Он консультант ОСР, который работает над этим делом: И у нас нет времени на препирательства. Люди в опасности. Нам надо действовать сообща.

Рич испепелил ее взглядом, но обуздал гнев и пожал плечами:

– Может, ты и права. Но, Дрезден, на вашем месте я бы всерьез подумал, не убраться ли отсюда добровольно. Будете мешаться под ногами – и я арестую вас и упрячу за решетку на двадцать четыре часа.

– Нет, – возразила Мёрфи, шагнув в зал. – Не упрячешь.

Он повернулся к ней и сощурился:

– Черт подери, Кэррин! Ты ведь так и не научилась не лезть в чужие дела, верно?

– Как же! – хмыкнула она, выставив подбородок. – Не дождешься.

Агент Рич покачал головой. Потом пинком распахнул дверь и вышел.

Мёрфи посмотрела ему вслед и вздохнула.

– С вами все в порядке, мисс? – спросила она у Молли.

Молли с усилием кивнула:

– Да. Устала только.

Не прошло и минуты, как в зал ворвалась Сандра Марлинг, бросила взгляд на нашу маленькую группу и, подбежав к Молли, обняла ее. Девушка крепко прижалась к ней.

– Вы дозвонились? – спросил я у Сандры.

– Да. Миссис Карпентер едет.

Молли вздрогнула.

– Отлично, – сказал я. – Вы можете побыть с Молли до ее приезда?

– Конечно.

Я кивнул и повернулся к Молли:

– Детка, тут все оборачивается весьма непросто. Я хочу, чтобы ты уехала с мамой. Идет?

Она кивнула, не поднимая головы.

Я вздохнул и встал со стула:

– Вот и хорошо.

Я покинул помещение. Мёрфи и Мыш последовали за мной.

– Славный парень этот Рич, – заметил я. – Разве что немного склонен к манипуляциям.

– Совсем немного, – согласилась Мёрфи. – Что там у вас произошло?

Я рассказал.

Она издала ехидный смешок:

– Жаль, не видела, какие у них были лица.

– В следующий раз постараюсь не забыть фотоаппарат.

Она кивнула:

– Что нам делать дальше?