Текст книги "Доказательства вины"
Автор книги: Джим Батчер
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)
Боб возбужденно взвизгнул, череп его запрыгал на выкрашенной в голубой цвет части стола, обозначавшей озеро Мичиган.
– Это они, да? – восторженно взвыл он.
– Ага, – кивнул я. – В рейтинге соответствующей литературы проходят по категории «обжигающих».
– Уйма секса и разврата! – верещал Боб. – Давай же!
Я сунул книги обратно в пакет и выразительно перевел взгляд Боба на Маленький Чикаго.
Череп неохотно повернулся в ту же сторону.
– Ты хоть знаешь, какая именно черная магия? – спросил он.
– Ни малейшего представления. Только то, что черная.
– Туманно, туманно, – заметил Боб.
– До обидного туманно, – согласился я.
– О, Привратник придержал информацию не для того, чтобы обидеть тебя, – утешил меня Боб. – Он сделал это с целью избежать малейшей возможности парадокса.
– Избежать… – зажмурился я. – Чего избежать?
– Он узнал это с помощью ясновидения, не иначе, – сказал Боб.
– Ясновидения? – переспросил я. – Ты хочешь сказать, он отправился за этим в будущее?
– Ну, – замялся Боб. – Это нарушило бы один из Законов Магии, так что вряд ли. Но он мог отправить себе оттуда послание, а может, узнал от какого-нибудь ясновидящего духа. Впрочем, он и у себя мог развить такие способности. Некоторые чародеи это умеют.
– В каком смысле? – не понял я.
– В том, что ничего еще, возможно, не произошло. Но он мог предупредить тебя, чтобы ты был начеку в ожидании того, что произойдет в скором будущем.
– Но почему он просто не сказал мне?
Боб вздохнул.
– До тебя еще не дошло, нет?
– Нет, кажется.
– Ладно. Скажем, он обнаруживает, что кто-то угонит твою машину. Завтра угонит.
– Гы, – с горечью хмыкнул я. – Ладно, допустим.
– Верно. Ну, он не может просто позвонить тебе и сказать, чтобы ты убрал машину с обычного места.
– Почему не может?
– Потому что, если он своим знанием будущего заметно изменит то, что должно случиться, это с определенной вероятностью вызовет всевозможные нарушения пространства-времени. Что, в свою очередь, может породить новые, параллельные реальности, начинающиеся от точки исправления, цепочки изменений, которые даже он не в силах будет контролировать, а не исключено, что даже отдачу, которая настолько затронет его психику, что он сойдет с ума. – Боб снова покосился на меня. – Тебя это, возможно, и не слишком волнует, но другие чародеи относятся к таким делам в высшей степени серьезно.
– Спасибо, Боб, – сказал я. – И все-таки я не совсем понимаю, почему все это может случиться.
Боб снова вздохнул.
– О'кей. Объясняю в сто первый, предпоследний раз. Допустим, он узнал, что у тебя угнали машину. Он возвращается в наше время предупредить тебя, и в результате машина остается у тебя.
– Пока мне такой вариант даже нравится.
– Но если твою тачку так и не угнали, – продолжал Боб, – как он узнает об этом, чтобы вернуться и предупредить тебя?
Я нахмурился.
– Это парадокс, и он может иметь самые неприятные последствия. Теория утверждает, что он способен даже уничтожить нашу реальность, если произойдет в слабом ее месте. Впрочем, никто и никогда этого не проверял, так что этого и не случалось. Во всяком случае, если судить потому, что Вселенная до сих пор существует.
– Ладно, – кивнул я. – Но тогда какой смысл посылать мне это письмо, если оно все равно не может ничего изменить?
– Еще как может! – возразил Боб. – Если проделать это ловко, не напрямую, можно изменить многое. Ну, например, он говорит тебе, что твою тачку угонят. Поэтому ты отгоняешь ее от дома на стоянку, а в результате ее угоняет не обдолбанный ублюдок, который стреляет в тебя посреди улицы, чтобы забрать ее, а профессионал, который оставляет тебя в целости и сохранности. Выходит, Привратник изменил судьбу машины совсем немного, зато косвенно изменил твою, и серьезно.
Я нахмурился.
– Неплохая перспектива.
– Да – собственно, поэтому один из Законов запрещает всякую возню со временем, – продолжал Боб. – Прошлое менять можно, но это придется делать косвенными средствами, и если ты просчитаешься, то рискуешь устроить Парадогеддон.
– То есть ты хочешь сказать, что, послав мне это предупреждение, он косвенно решает совершенно другие задачи?
– Я хочу сказать, Привратник обычно чертовски более конкретен в такого рода делах, – ответил Боб. – Все члены Совета Старейшин относятся к черной магии очень и очень серьезно. Наверняка имеется причина того, что он подбросил тебе информацию вот так. Потрохами чую, он действует с позиций темпорального характера.
– У тебя нет потрохов, – угрюмо буркнул я.
– Твоя зависть к моему интеллекту не делает тебе чести, Гарри, – заметил Боб.
Я нахмурился.
– Поближе к делу.
– Слушаюсь, босс, – отозвался череп. – Суть в том, что отыскать черную магию, действуя напрямик, очень трудно. Если ты попытаешься засечь черную магию, пользуясь своей моделью Маленького Чикаго в качестве этакого магического радара, она запросто может поразить и тебя.
– Привратник советовал мне остерегаться черной магии, – сказал я. – Но возможно, он сказал мне это для того, чтобы я искал что-то еще. Что-то, связанное с черной магией.
– Что было бы гораздо проще найти с помощью твоей модели, – жизнерадостно договорил Боб.
– Верно, – кивнул я. – Еще бы я хоть догадывался, что мне искать. – Я нахмурился еще сильнее. – То есть вместо того, чтобы искать черную магию, нам надо искать вещи, сопутствующие черной магии.
– В точку, – заявил Боб. – Причем чем более нормальные вещи, тем лучше.
Я придвинул стул и сел, продолжая хмуриться.
– Выходит, не поискать ли нам покойников? Кровь. Страх. Вполне заурядные аксессуары черной магии.
– И боль, – добавил Боб. – Они испытывают боль.
– Не только они. Например, садо-мазохисты ее тоже испытывают, – возразил я. – В городе с восьмимиллионным населением таких не одна тысяча.
– О! Верный аспект, – оживился Боб.
– Можно подумать, ты об этом не знал, – хмыкнул я. – Однако для тусующихся с садо-мазо боль важна, но они ее не боятся. Так что давай-ка искать страх. Настоящий страх, не киношный. Ужас. И потом – вряд ли вот так просто на улице или еще где появится много человеческой крови – ну, больницы и подобные заведения не в счет. То же и с трупами. – Я побарабанил пальцами здоровой руки по столу рядом с тем местом, где лежал Боб. – Как по-твоему, Маленький Чикаго с этим справится?
Он размышлял довольно долго, а когда ответил, тон его сделался предельно осторожным.
– С чем-то одним… да, возможно. Но от тебя потребуется очень сложное, очень длинное, очень опасное заклятие, Гарри. Для своего возраста ты достаточно силен, и все же самоконтроля и точности тебе не хватает. Это потребует от тебя предельной концентрации. Ну и изрядной части тебя самого – если тебе это вообще удастся.
Я сделал глубокий вдох и медленно кивнул.
– Отлично. Значит, будем считать это полноценным ритуалом. Очищение, медитация, курильницы… все такое.
– И даже если ты все проделаешь правильно, – продолжал Боб, – может не получиться. А если окажется, что в Маленьком Чикаго имеется изъян, все может обернуться для тебя очень и очень плохо.
Я еще раз кивнул, глядя на миниатюрный город.
В моем городе восемь миллионов человек. И на них на всех найдутся двое или трое, способных противостоять черной магии, обладающих знаниями и способностями, необходимыми для того, чтобы остановить чернокнижника. Более того, очень похоже на то, что я один могу целенаправленно найти его и остановить прежде, чем он начнет сеять смерть. И потом, предположительно, предупредили об этом меня одного.
Возможно, мне стоило бы чуть сбавить обороты. Дождаться информации от моих друзей. Тогда у меня сложилось бы более точное представление о характере угрозы и о том, как с ней справляться. Я хочу сказать, стоило ли мне рисковать своей жизнью, пытаясь сложить такое заклятие, когда немного терпения дало бы почти такой же результат?
С другой стороны, я мог бы и не рисковать своей жизнью, но это могло стоить жизни кому-то другому. Черная магия – такая штука, которая оставляет за собой трупы, и порой тем, кого она убила, можно считать, еще повезло. Промедли я с использованием своей модели, и мне придется ждать, пока нехорошие парни сделают ход первыми.
Значит, другого пути нет.
Я слишком устал от трупов и жертв.
– Припомни все, что тебе известно о заклятиях такого рода, Боб, – негромко произнес я. – Пойду, найду чего-нибудь перекусить, а потом займемся ритуалом. С заходом солнца будем искать страх.
– Будет сделано, – отозвался Боб, и в первый раз с начала нашего разговора в голосе его не звучало ни нотки издевки.
Блин!
Я направился к лестнице, пока не передумал.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ритуальную магию никак не назовешь моим любимым занятием. И это не зависит от того, чего я пытаюсь добиться с ее помощью; в любом случае я ощущаю себя дурак дураком, когда мне приходится мыться, потом облачаться в белое, зажигать свечи и курильницы, петь какой-то бред и орудовать целым арсеналом свечей, жезлов, жидкостей и прочей необходимой фигни.
Впрочем, как бы я ни пыжился, все эти причиндалы и телодвижения сильно помогают в том, что касается крупнокалиберной магии: они позволяют не следить за уймой мелких деталей, которые в противном случае пришлось бы держать в голове. По большей части я не задумываюсь над визуализацией – я занимаюсь этими штуками так давно, что это у меня в крови. Все это хорошо для несложных работ, когда от меня требуется сохранять концентрацию на протяжении нескольких секунд, но для более долгого заклинания и точности требуется на порядок больше. На то, чтобы исполнить получасовой ритуал без посторонней помощи, у меня маловато умственной дисциплины, и хотя более опытные чародеи способны на такое, мало кто из них осмеливается это проделывать, когда того же самого можно добиться надежнее и безопаснее.
Я принялся собирать все необходимое для ритуала, начиная со стихий. Серебряный кубок, в который я налил вина, обозначал воду. Полый шар размером с мой кулак, в глубине которого переливались лиловые и зеленые сполохи, – землю. Огонь олицетворялся изготовленной фейри свечой из чистого пчелиного воска с фитилем из гривы единорога. Воздух – два ястребиных пера, точь-в-точь настоящие, только из чистого золота; такие можно купить в одной-единственной лавке в Норвегии, смертному владельцу которой их поставляют напрямую изготовившие их кобольды. Ну и в качестве пятой, духовной стихии сошел амулет моей матери, серебряная пентаграмма.
Следом за этим я занялся реквизитом, призванным обострять чувства. Благовония для обоняния, свежий виноград для вкуса. Осязанию служил трехдюймовый квадратик, одна поверхность которого была шелковой, а другая – из крупнозернистой шкурки. Довольно крупный опал в серебряной оправе переливался всеми цветами радуги, поддерживая ту часть заклинания, что связана со зрением. Ну и для звука я приготовил старый добрый камертон, чтобы щелкнуть по нему в нужный момент.
Разумом, телом и сердцем я занялся в последнюю очередь. Как обычно, в качестве символа разума я выложил складной армейский нож, свой старый, так сказать, ритуальный стилет. Несколько капель моей крови на чистом белом платке символизировали мое физическое тело. Для сердца я положил в чехол из серебристо-белого шелка несколько фотографий тех, кто мне дорог: моих родителей. Сьюзен, Мёрфи, Томаса, Мыша и Мистера – серого кота… точнее, тридцатифунтового самца пумы, в описываемый момент ушедшего в загул. Подумав, я добавил фотографии Майкла и его семьи.
Потом я приготовил ритуальный круг на полу. Я подмел его, сбрызнул водой, подмел еще раз, а потом вымыл дождевой водой из маленького серебряного ведерка. Затем разложил по местам принадлежности и принялся готовить себя самого.
Первым делом я зажег в ванной несколько палочек сандалового дерева и изготовленных фейри свечей и последовательно проделал положенный обряд омовения, думая при этом о предстоящей задаче. Холодная вода смывала все случайные магические энергии, что в делах ритуальных очень и очень важно: даже самая незначительная помеха может сорвать заклятие или направить его по неверному пути.
Я вылез из-под душа, вытерся и облачился в свой белый халат. Потом опустился на колени у ведущего вниз, в лабораторию, люка, закрыл глаза и принялся медитировать. Чтобы защитить ритуал от посторонних энергий, мои помыслы также должны были не уступать чистотой моему телу. Любая посторонняя мысль, тревоги, страхи или другие эмоции способны сорвать заклинание. Отрешившись от мыслей, я сосредоточился на дыхании и очень скоро чуть озяб – это замедлилось мое сердцебиение. Повседневные заботы, боль в избитом теле, тревога о будущем – все это не имело на данный момент никакого значения. Не сразу, но мне удалось настроиться на нужный лад, и когда я закончил подготовку, уже два часа как стемнело, а колени затекли от неподвижности.
Я отворил глаза, и мир вокруг меня сделался кристально ясным… правда, и осталось в нем всего ничего: я сам, моя магия и предстоящий ритуал. Подготовка вышла долгой и утомительной, а ведь я еще даже не приступал к собственно магии, но если заклятие и впрямь помогло бы мне быстрее прищучить нехороших парней, игра стоила свеч.
В доме воцарились тишина и сосредоточенность.
Я был готов.
И тут в каком-то футе от моего уха зазвонил чертов телефон.
Не уверен, что, подпрыгнув от неожиданности, я удержался от недостойных воспитанного человека междометий. Затекшие от коленопреклоненной позы ноги слушались хуже, чем стоило бы, и я оступился, едва не рухнув на диван.
– Блин! – взвыл я в бессильном отчаянии. – Блин, блин, блин!
Мыш вынырнул из блаженной дремы и, навострив уши, склонил голову набок.
– Чего уставился? – взорвался я.
Мыш распахнул пасть в добродушной ухмылке и стукнул хвостом об пол.
Я провел рукой по лицу. Телефон продолжал звонить. Я довольно давно не занимался серьезными, требующими глубокой сосредоточенности ритуалами, и уж чего-чего, а звонят мне реже редкого, и все равно мог бы и догадаться выдернуть телефон из розетки. Четыре часа подготовки псу под хвост.
Телефон продолжал голосить, и каждый звонок отдавался у меня в голове тупой болью. Чертов телефон! Чертова авария! Впрочем, я постарался мыслить позитивно: я вычитал где-то, что в моменты стресса и огорчений очень важно мыслить позитивно. Должно быть, тот, кто это написал, зарабатывал на жизнь, впаривая кому-то свой товар.
– В жопу позитивное мышление! – рявкнул я в трубку.
– Э… – произнес женский голос. – Что вы сказали?
– В жопу позитивное мышление! – повторил я, едва не срываясь на крик. – Чего вам нужно?
– А… Я, наверное, номером ошиблась. Я вообще-то хотела поговорить с Гарри Дрезденом.
Я нахмурился – голова уже включилась в происходящее, как бы мой характер ни пытайся сорвать злость, невзирая ни на что. Голос показался мне знакомым: приятного тембра, звонкий, взрослый… впрочем, угадывалась в нем какая-то нерешительность. И еще что-то странное. Выговор?
– Слушаю, – буркнул я. – Злой, как черт, но слушаю.
– О… Может, я не вовремя позвонила?
Я устало потер глаза.
– Кто это?
– Ох, – выдохнула она, словно вопрос застал ее врасплох. – Гарри, это Молли Карпентер.
– А… – пробормотал я и хлопнул ладонью по щеке, чтобы прийти в себя. Старшая дочь моего друга Майкла. «Веди себя пристойно, Гарри. Как положено спокойному, ответственному взрослому». – Извини, Молли, не узнал сразу.
– Простите, – сказала она.
Как-то странно прозвучало это «П»… уж не пьяна ли она?
– Не за что, – отозвался я и даже не слишком покривил душой. Если уж на то пошло, помеха могла обернуться и удачей. Если моя башка настолько не оправилась от аварии, что я забыл выключить телефон, не стоило и пытаться с мало-мальски серьезным заклятием. Я запросто мог остаться без головы. – Чего хотела, Молли?
– Э… – замялась она. – Я хотела… Я хотела, чтобы вы забрали меня. Типа под поручительство.
– Под поручительство? – тупо переспросил я. – В буквальном смысле?
– Ну… да.
– Ты что, в тюрьме?
– Да, – повторила она.
– О Господи, – выдохнул я. – Молли, я не уверен, что могу сделать это. Тебе всего шестнадцать.
– Семнадцать, – немного обиженно поправила она.
– Один фиг, – буркнул я. – Ты несовершеннолетняя. Тебе полагается звонить родителям.
– Нет! – выпалила она, и в голосе зазвучали панические нотки. – Гарри, пожалуйста! Я не могу им звонить.
– Но почему?
– Ну, мне разрешен только один звонок, и я уже позвонила вам.
– Если честно, Молли, порядок немного другой. – Я вздохнул. – То есть совсем другой. – Я нахмурился, пытаясь хоть немного расшевелить мозги. – Ты наврала им про возраст.
– Пришлось, а то мама с папой уже были бы здесь, – объяснила она. – Гарри, ну пожалуйста! Послушайте… дома и так сейчас неприятностей хватает. Я не могу объяснить по телефону, но если вы приедете, честное слово, я все вам расскажу.
Я снова вздохнул.
– Ну, не знаю. Молли…
– Прошу вас, – взмолилась она. – Один раз всего, и я заплачу потом и больше не буду ни о чем таком просить, честно!
По части мольбы Молли наверняка тянула на дипломированного специалиста. Ей удавалось мастерски изобразить беззащитность и надежду, отчаяние и детскую трогательность. Не сомневаюсь, чтобы обвести вокруг пальца родного отца, ей хватило бы и половины этого. Ну, другое дело, конечно, ее мать, Черити.
Я вздохнул.
– Ну почему я?
Я произнес это вовсе не для Молли, но она приняла вопрос на свой счет.
– Я не знала, кому еще позвонить, – ответила она. – Мне нужна ваша помощь.
– Я позвоню твоему отцу. Мы приедем вдвоем.
– Прошу вас, не надо, – прошептала она в трубку, и мне показалось, что отчаяние в ее голосе звучало на этот раз совершенно искренне. – Пожалуйста.
К чему оттягивать неизбежное? Когда вы, милые дамы, попадаете в беду, я всегда веду себя как последний идиот. Ну, может, и не так идиотски, как в былые годы, но все равно не так, как следовало бы, подчиняясь логике.
– Ладно, – вздохнул я. – Куда ехать?
Она продиктовала адрес участка, расположенного не так далеко от моего дома.
– Еду, – сказал я. – И давай договоримся: я выслушаю то, что ты мне расскажешь. И если мне это не понравится, я отправлюсь к твоим родителям.
– Но вы же не…
– Молли, – произнес я, постаравшись придать голосу максимум твердости. – Ты и так просишь от меня гораздо большего, чем мне хотелось бы. Я еду за тобой. Ты рассказываешь мне, в чем дело. После этого я принимаю решение, и ты делаешь так, как я скажу.
– Но…
– Это не торг, – отрезал я. – Ты хочешь, чтобы я тебе помог?
Последовала долгая пауза, потом она горестно шмыгнула носом.
– Ладно, – произнесла она, подумала секунду-другую и спохватилась: – Спасибо.
– Угу, – буркнул я, глядя на свечи с благовониями и думая о том, сколько времени я пустил псу под хвост. – Буду в течение часа.
Придется вызвать такси. Не самый героический способ спешить на выручку, но безлошадные не выбирают. Я поднялся с колен и принялся одеваться.
– Ох уж эти красотки, – сказал я Мышу.
Когда я в чистой одежде вышел из спальни, Мыш уже сидел у двери. Он поднял лапу и качнул ею висевший на дверной ручке поводок.
– Вот уж тебя красоткой не назовешь, – хмыкнул я, но все же щелкнул карабином, пристегнув поводок к ошейнику, а потом вызвал такси.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Таксист отвез меня в восемнадцатый участок, на Ларраби. Квартал, в котором располагался участок, знавал и лучшие времена, однако знавал и худшие, причем гораздо чаше. Некогда печально знаменитый Габрини-Грин находится в двух шагах, но программа городской реконструкции, деятельность нескольких церковных общин и тесное сотрудничество с местным полицейским начальством превратили часть самых мерзких чикагских улиц в нечто, весьма отдаленно напоминающее цивилизацию.
Разумеется, мерзости в городе осталось достаточно, но из мест, считавшихся раньше цитаделью разложения и безнадежности, ее хоть отчасти изгнали. То, что получилось в результате, нельзя назвать самой симпатичной частью города, однако признаки оздоровления здесь налицо.
Ну конечно, циничной деталью можно считать то, что от Габрини-Грин всего несколько минут ходьбы до Золотого Берега, одного из самых богатых городских районов, так что деньги вкладываются в его реконструкцию вовсе не случайно. Цинизм цинизмом, и все же нельзя не восхищаться живущими здесь людьми, трудом и борьбой которых район постепенно освобождается от страха, преступности и хаоса. В солнечные дни начинаешь даже думать, что не все еще потеряно и что при наличии воли, веры и взаимопомощи мы можем одолеть силы тьмы.
Надо сказать, последние года два эти мысли очень меня греют.
Полицейский участок размещался не в новом здании, но на его стенах не было граффити, а вокруг я не увидел ни мусора, ни – во всяком случае, пока – неприкаянных личностей в джинсах, красных футболках, избитых и небритых. Таксист всю дорогу косился на меня подозрительно, и я его не виню: не каждый день приходится возить типов, от которых пахнет сандалом и прочими благовониями. Пока я расплачивался, Мыш подставил свою башку, и таксист, высунув руку в окно, с улыбкой почесал его за ухом.
Мыш вообще легче находит общий язык с людьми, чем я.
Неловко убирая сдачу в кошелек обожженной левой рукой, я зашагал ко входу в участок. Мыш послушно затрусил рядом со мной. По коже вдруг забегали мурашки, и я покосился на отражение в стеклянных дверях участка.
За моей спиной, на противоположной стороне улицы – прямо под знаком, запрещающим парковку, – остановился автомобиль. Сидевшего в нем человека я не видел, только неясный силуэт, да и сама машина – незнакомый мне белый седан – никак уж не напоминала темно-серую тачку, наехавшую на моего Жучка несколько часов назад. Однако инстинкты подсказывали мне, что за мной следят. В конце концов, просто так, от нечего делать не останавливаются на запрещенном месте, тем более напротив полицейского участка.
Мыш негромко заворчал, что насторожило меня еще больше. Мыш вообще редко подает голос. Я уже привык к тому, что если уж он ворчит, значит, где-то неподалеку темные силы – черная магия, голодные вампиры или смертоносные некроманты. На почтальона, скажем, он вообще не обращает внимания.
Выходит, кто-то из моих потусторонних оппонентов висел у меня на хвосте. Знаменательный знак: как правило, я знаю, кого раздражаю и чем. Обычно к тому времени, когда расследование достигает стадии, на которой за мной начинают следить, в наличии уже имеется минимум один криминальный эпизод, а то и один-два трупа.
Мыш рыкнул еще раз.
– Вижу, вижу, – вполголоса проговорил я. – Спокойно. Идем как ни в чем не бывало.
Он снова замолчал, и мы, не оглядываясь, одолели несколько последних футов.
Дверь нам отворила Молли Карпентер.
В последний раз, когда я видел Молли, она была неуклюжим подростком – длинноногим, костлявым, порывистым, смешливым. Правда, с тех пор прошло несколько лет.
За это время Молли заметно повзрослела.
Она сильно походила на свою мать, Черити. Обе отличались высоким ростом – под шесть футов, – светлыми волосами, голубыми глазами, красотой и в то же время этакой капитальностью сложения. Черити напоминала розу из нержавеющей стали. Молли могла бы сойти за нее же в молодости.
Но, конечно, я сомневаюсь, чтобы Черити хоть раз в жизни оделась так, как Молли.
Молли стояла передо мной в длинной, черной, художественно порванной в нескольких местах юбке. Из-под юбки выглядывало сетчатое белье, выставлявшее ногу и бедро сильнее, чем одобрила бы любая мать. Впрочем, даже это прозрачное белье тоже было порвано – намеренно и достаточно красиво. На ногах красовались тяжелые армейские бутсы, завязанные ярко-голубыми и розовыми шнурками. Поверх белой в обтяжку футболки она надела короткую черную куртку-болеро с большим значком «СПЛЕТТЕРКОН!!!». Наряд довершали черные кожаные перчатки.
Но подождите, это еще не все.
Она сделала себе химию и выкрасила волосы – половину в розовый, как жвачка, цвет, половину – в небесно-голубой. Волосы были острижены так, что лицо завешивала этакая короткая, до подбородка вуаль. Еще она накрасилась: в избытке теней и румян, черная губная помада. Золотые колечки поблескивали в обеих ноздрях, в нижней губе и правой брови. Крошечный золотой шарик отсвечивал под нижней губой. Там, где тонкая ткань футболки скорее подчеркивала, чем скрывала соски, угадывались миниатюрные булавочные выпуклости.
Я решил, что мне не хочется знать, где она еще сделала себе пирсинг. Не хочется, и все тут, твердо сказал я себе. Пусть даже в самых… гм… интригующих местах.
Но подождите, и этоеще не все.
Слева на шее виднелась татуировка в виде извивающейся змейки, хвост которой скрывался где-то под воротом футболки. Еще один узор – какие-то петли и спирали – украшал правую руку выше локтя.
Молли смотрела на меня, выгнув бровь в ожидании реакции. Поза и выражение лица должны были говорить, что ей наплевать, что я о ней думаю, но я буквально кожей ощущал исходившие от нее, как она ни старалась, неуверенность и волнение.
– Давно не виделись, – произнес я наконец.
– Привет, Гарри, – отозвалась она. Эти слова снова прозвучали немного странно, и я заметил, как блеснуло под ее языком золото.
Ну да, конечно.
– Как-то это странно, – заметил я. – Что-то ты не слишком похожа на арестованную.
– Ну… да, – пробормотала Молли. Она старалась говорить спокойно, но ее лицо и шея виновато покраснели. Она неуютно переступила с ноги на ногу, и во рту что-то звякнуло. Надо же – она стучит своим пирсингом о зубы, когда волнуется… – Э… Наверное, я должна извиниться. Э…
Она замялась. Я не торопил. Пауза затягивалась, но у меня не было ни малейшего желания помогать ей выбираться из этого положения.
Мыш сидел между нами и пристально смотрел на нее.
Молли улыбнулась и потянулась погладить его.
Мыш напрягся, и из груди его вырвался негромкий рокочущий звук. Молли снова потянулась к нему, и предостерегающий рык вдруг сделался громче.
Последний раз, когда Мыш вообще рычал на кого-то, имел место, когда один съехавший с катушек чернокнижник едва не измолотил меня в труху и призывал двадцатифутовую кобру, чтобы та убила мою собаку. Правда, Мыш сам ее убил. А потом – по моей команде – и чернокнижника. Теперь он рычал на Молли.
– Повежливее, – строго сказал я ему. – Это друг.
Мыш обиженно покосился на меня и снова замолчал.
Он терпеливо позволил Молли почесать себя за ушами, но напряженная поза его не изменилась.
– Когда это ты завел собаку? – поинтересовалась Молли.
Мыш выказывал беспокойство, но не так, как в случаях, когда рядом находились по-настоящему серьезные нехорошие парни. Занятно. Я старался говорить как можно нейтральнее.
– Пару лет назад. Его зовут Мыш.
– Что это за порода такая?
– Вест-хайленд собакопотам, – ответил я.
– Ну и громада.
Я промолчал, и девица покраснела еще сильнее.
– Простите меня, – выдавила она наконец. – Я вам соврала, чтобы вы приехали.
– Правда?
Она скривилась.
– Извините. Мне… мне правда очень нужна ваша помощь. Я просто подумала, если я поговорю с вами об этом лично, вы, может… То есть…
Я вздохнул. Какой бы интригующей ни представлялась ее футболка, она оставалась совсем еще ребенком.
– Будем называть вещи своими именами, Молли, – сказал я. – Ты решила, что, если тебе удастся выманить меня сюда, у тебя появится возможность пострелять глазками и заставить меня плясать под свою дудку, так?
Она отвела взгляд.
– Вовсе нет.
– Вовсе да.
– Нет, – начала она. – Я не хотела ничего дурного…
– Ты мной манипулировала. Ты злоупотребила моей дружбой. Это как, «ничего дурного»?
– Но мой друг попал в беду, – взмолилась она. – Я не могу помочь ему, а вы можете.
– Какой еще друг?
– Его зовут Нельсон.
– Он попал в тюрьму?
– Он не виноват, – заверила она меня.
Ну да. Все они не виноваты.
– Он твой ровесник? – спросил я.
– Почти.
Я заломил бровь.
– На два года старше, – призналась она.
– Тогда посоветуй взрослому гражданину Нельсону, пусть позвонит своему адвокату.
– Мы пробовали. Они не могут приехать до завтра.
– Тогда скажи ему, пусть потерпит и переночует в кутузке. Или позвонит родителям. – Я повернулся, чтобы уходить.
Молли схватила меня за запястье.
– Но он не может! – с отчаянием взмолилась она. – Ему некому звонить. Он сирота, Гарри.
Я застыл.
Чтоб меня!
Блин.
Я тоже сирота. Не могу сказать, чтобы это было приятно. Я многое мог бы рассказать, но взял себе за правило не слишком распространяться на этот счет. Коротко говоря, это был кошмар, который начался со смерти моего отца, а потом продолжился долгими годами совершенного, беспросветного одиночества. Ну конечно, существует система, которая занимается сиротами, но она далека от совершенства, и потом, это всего лишь система, а не живой человек, который о вас заботится. Это анкеты, и их копии, и люди, имена которых ты очень быстро забываешь. Тех, кому повезет, берут приемные родители, о них заботятся. По-настоящему заботятся. Но те, кого не выбрали, – они как брошенные в пруд щенята: вся жизнь превращается для них в бесконечную школу выживания, потому что никто больше на этом белом свете не будет заботиться о них.
Жуткое это ощущение. Я стараюсь не вспоминать и даже не думать об этом – но стоит кому-нибудь произнести при мне вслух слово «сирота», как тоскливая пустота и ноющая боль разом вылезают из темных закоулков моего сознания. Довольно долго я пребывал в дурацком убеждении, что в состоянии сам справиться со всем. Тщеславие, конечно. Никто не в состоянии справиться со всем в одиночку. Порой чья-то помощь все-таки необходима – даже если она сводится к толике чужого внимания и времени.
Ну или к вызволению тебя из тюрьмы.
– За что забрали твоего друга Нельсона?
– Угроза безопасности окружающих и нападение при отягчающих обстоятельствах. – Она набралась духу. – Это долго рассказывать. Но он хороший парень, Гарри. И вовсе не склонен к насилию.
Сказанное лишний раз убедило меня в том, что Молли совсем маленькая. Покопаться, так в каждом можно найти склонность к насилию. Да еще в каком количестве…
– А твой папа? Он всегда приходит на выручку людям.
Молли поколебалась секунду-другую, и щеки ее порозовели еще сильнее.
– Э… моим родителям Нельсон не очень нравится. Особенно папе.
– Ага, – кивнул я. – Вот, значит, какой друг этот Нельсон. – Все начинало складываться в цельную картину. – Так почему ему так важно выбраться оттуда сегодня?
Так, посмотрим.
Молли крепче стиснула мое запястье.
– Потому что ему, возможно, грозит опасность. Такая… страшная. Ему нужна ваша помощь.
Вот оно что.
Порой мне кажется, что быть психом гораздо комфортнее.