Текст книги "Долго и счастливо"
Автор книги: Джилл Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Джил Грегори
Долго и счастливо
Пролог
Париж, 1806 год
Время близилось к полуночи. Тьма окутала парижские улицы. Слабый свет уличных фонарей с трудом пробивался сквозь влажный туман, поднимающийся над глянцево поблескивающей булыжной мостовой. Тишину лишь изредка нарушал грохот проезжающей кареты. В этот час перед мраморным фасадом роскошного особняка в центре Парижа остановился всадник. Одетый в ливрею посыльный поспешно соскочил с коня и взбежал по ступенькам. Он требовательно забарабанил в украшенную затейливой резьбой дверь. Вскоре на пороге появилась низенькая женщина с покатыми плечами, глазами хорька и плотно сжатым ртом. В пухлой руке она держала свечу.
– Мне нужно видеть мадам Саверн – и немедленно! – резко произнес посыльный. – Я привез послание от герцога де Мон де Лиона.
Услышав это имя, служанка ахнула и вытаращила глаза. Пламя свечи затрепетало от внезапного порыва ветра, ворвавшегося с улицы в открытую дверь. Краска сбежала с пухлых щек служанки, но через секунду она оправилась и попыталась захлопнуть дверь.
– Уходите. Мадам никого не может принять. Она умирает.
Посыльный уперся рукой в дверь, не позволяя закрыть ее.
– Посторонитесь, мадам, – предостерегающе произнес он. – У меня письмо от его светлости. Ваша хозяйка не смеет умереть, не прочитав его.
Сюзетта – так звали служанку мадам Саверн – гневно посмотрела на высокого человека в ливрее и дала себе слово, что не позволит ему потревожить госпожу.
– Неужели у вас нет ни капли жалости? Негодяй, – зашипела она. – Убирайтесь. Я вас не пущу в дом! А что до герцога, я плюю на него. Тьфу!
И она снова попыталась захлопнуть дверь, а он снова ей помешал.
– Я уже предупредил вас, мадам. Герцог дал мне поручение доставить это письмо, и я его выполню.
С этими словами он решительно оттеснил ее в сторону и вошел в холл. Роскошная люстра свисала со сводчатого потолка, ее хрустальные подвески сверкали, словно острые кинжалы, в мерцающем свете свечи в руках Сюзетты. В холле стоял маленький столик с зеркальной крышкой, а стены были расписаны золотом. Великолепный особняк с обитой бархатом мебелью и мраморным полом был погружен в таинственный полумрак, широкая парадная лестница поднималась наверх, изгибалась и исчезала во тьме.
Сюзетта могла бы закричать и позвать на помощь других слуг, но не сделала этого. Она отступила назад и уставилась на герб герцога, красовавшийся на куртке посыльного. Лицо ее исказила ненависть.
Посыльный торопливо двинулся к лестнице и начал подниматься по ней.
– Подождите! – крикнула Сюзетта. Она мысленно проклинала его, но галльская практичность заставила ее смириться с неизбежным. – Я вас провожу. Идите за мной, негодяй.
Сгорбившись, она пошла впереди.
Мадам Женевьева Саверн неподвижно лежала в постели под шелковым покрывалом. Ее утонченное прекрасное лицо, обрамленное золотисто-рыжими локонами, все еще было красиво, несмотря на мертвенную бледность кожи и запавшие глаза, некогда горевшие живым огнем. Исхудавшие пальцы в кольцах сжимали кружевной платочек.
Женевьева Саверн за всю свою жизнь любила только одного человека, а он с презрением отверг ее, нанеся жестокий удар по самолюбию. Боль от этого удара превратила ее страстную любовь в злобную, разъедающую ненависть, ненависть, которая в последние девятнадцать лет заполняла всю ее жизнь и почти все мысли. Ее сердцу, заключенному в скорлупу эгоизма, были недоступны нежные чувства. В нем жила лишь одна жажда мести.
Когда посыльный герцога предстал перед ней и изложил цель своего визита, Женевьева Саверн ничего не ответила, даже не взглянула в его сторону. Охваченная лихорадкой, которая сжигала ее тело, как лесной пожар пожирает сухую ветку, она думала о Жираре.
«Значит, ты знаешь, да, дорогой? Тебе рассказали. Ах, значит, моя месть свершилась. Прекрасно».
Женевьева улыбнулась самой себе, радость наполнила ее. Она заставила его страдать так, как когда-то страдала сама. Он никогда не найдет девочку. Никогда!
Теперь Женевьева рассмеялась вслух, хриплым, злорадным смехом.
– Мадам, мадам, – услышала она голос посыльного и обратила на него тусклый взгляд. На вид сильный мужчина, но он ничего не сможет сделать. Ничего. – Мадам, письмо от герцога. Я его сейчас прочту. Желаете, чтобы эта женщина осталась здесь?
Эта женщина? Ах да, Сюзетта. Женевьева взглянула на залитое слезами лицо преданной служанки, которая когда-то была горничной в том же доме, где мать Женевьевы работала кухаркой. Много лет назад они обе обосновались в небольшом заведении. Тогда ни одна из них и представить себе не могла, какой огромный успех ждет красавицу Женевьеву. Дочь кухарки стала блестящей куртизанкой. Сколько богатых дворян были рабами ее красоты! Графы, герцоги, бароны осыпали ее драгоценностями. И все эти годы Сюзетта верно и преданно служила ей, умела держать язык за зубами и ничего не просила взамен.
Женевьева держалась с ней отчужденно. Сюзетта и доброго слова от нее никогда не слышала. Но после смерти хозяйки Сюзетта станет очень состоятельной женщиной.
И это справедливо.
Женевьева Саверн бросила на посыльного холодный взгляд.
– Она может остаться, – равнодушно произнесла умирающая и закрыла глаза.
Посыльный начал вслух читать письмо герцога. Слова вихрем кружились вокруг нее, но она почти не слушала, погруженная в собственные мысли.
«Жирар, Жирар, сейчас ты уже старик. Жаль, что я умираю раньше тебя. Теперь я уже никогда не узнаю, нашел ли ты ее. Никогда не узнаю. Но ты потерял все эти годы… их уже не вернешь. Ты ужасно страдаешь. Ради одного этого игра стоила свеч…»
Монотонный голос все звучал в ее ушах: герцог на нее гневался. Разумеется. Он хотел получить ответы на многие вопросы, хотел помощи, в противном случае грозил отомстить так, как она даже представить себе не может.
Угрозы. Бесполезные, глупые угрозы. Она рассмеялась про себя, ее мысли унеслись в прошлое. Молодой, полный сил герцог, деливший с ней ложе, невинный розовощекий младенец в позолоченной колыбельке. Она представила себе крохотного ребенка, крепко спящего, закутанного в одежду из мягкого голубого бархата. Нет, нет, это был другой ребенок, ее ребенок, это он носил голубое платьице. Или оно было желтое?
Ее мысли стали путаться.
Рука Женевьевы была мокра от слез Сюзетты, стоявшей на коленях перед постелью умирающей и прижимавшейся к ее руке.
Младенец. Два младенца. Один умер, второй жив. Герцог никогда теперь не найдет этого ребенка. А она ни единым словом не поможет ему…
– Не плачь, Сюзетта, – приказала она и с торжествующей улыбкой посмотрела в потрясенное лицо служанки. – Не важно, что он говорит, что делает. Ты понимаешь? Я победила. Я отомстила герцогу.
– Да, мадам. Да. Вы его превзошли. Вы превзошли их всех, – страстно прошептала Сюзетта, сильнее сжимая руку своей госпожи.
Но глаза Женевьевы закрылись. Рука безжизненно обмякла. Где-то в холле часы пробили полночь.
– Она умерла. – Сюзетта тяжело поднялась на ноги и обернулась к посыльному, на ее глазах блестели слезы. – Вы удовлетворены? Теперь идите и скажите своему герцогу, что здесь ему уже никто не поможет.
– Думаю, что это не так, – тихо ответил посыльный и шагнул к ней. – Вы поедете со мной, мадам, и ответите на вопросы герцога, раз ваша госпожа не может этого сделать.
– Ни на какие вопросы я не стану отвечать! – крикнула Сюзетта, и в ее глазах вспыхнула ненависть.
Он взял ее за руку.
– Посмотрим. Карета герцога стоит внизу. Поехали.
Лондон, 1806 год
Бальный зал леди Хэмптон сверкал, заполнившие его леди и джентльмены были в масках и роскошных маскарадных костюмах. Оживленных, смеющихся гостей кружил вихрь веселой музыки, заражая атмосферой веселого безрассудства, царившего на этом вечере. Весь Лондон съезжался на ежегодный бал-маскарад у леди Хэмптон. Здесь были лесные нимфы и принцессы, драконы, великаны, морские богини и колдуны. Взрывы смеха звенели в воздухе, шампанское лилось из мраморного фонтана в конце зала между двумя высокими серебряными сосудами с красными розами.
Высший свет танцевал, сплетничал и смеялся, нарядные пары кружились и скользили в танце по мраморному полу зала. Вечер был в самом разгаре, и общество становилось все более веселым, распущенным и буйным.
Все это служило идеальным фоном для графа Уэсткотта. Он был неотразим в длинном черном плаще с капюшоном, маска разбойника частично скрывала его красивое смуглое лицо. Движения его были изящны, и когда он проходил через переполненный бальный зал походкой пантеры, дамы не могли оторвать от него жадных глаз.
– Это тот самый граф Уэсткотт? – шепнула Флоренс Персиммонз леди Бриттани Девилл.
Леди Бриттани, которая всего минуту назад закончила танец с лордом Морроутоном и послала своего галантного партнера за лимонадом, пристально следила за графом из-под своей греческой маски.
– Возможно. – Ее небрежный тон не вязался с ярким блеском фиолетовых глаз, провожающих высокого, широкоплечего разбойника, который прошел через зал и исчез в одной из комнат, где шла игра по-крупному.
Леди Бриттани опустилась на обитое бархатом золоченое кресло, небрежно расправляя измявшиеся складки своего белого одеяния греческой богини.
– Меня гораздо больше интересует, кто из этих джентльменов лорд Марчфилд, – спокойно произнесла она, но ее великолепные глаза не отрывались от двери, за которой скрылся «разбойник». – А граф Уэсткотт меня мало волнует.
Флоренс спрятала улыбку. Все знали, в какую игру играют в этом сезоне в приемных и бальных залах лондонского света. Леди Бриттани Девилл была общепризнанной первой красавицей в свете, с которой не могла сравниться ни одна из молодых леди, начавших выезжать в этом сезоне. Десятки кавалеров пали жертвой ее очарования, покоренные точеной фигурой и золотыми волосами, и в их числе – самые состоятельные и известные молодые люди высшего света. Надо сказать, и лорд Уэсткотт не избежал этой участи. В возрасте двадцати восьми лет граф завоевал себе дурную славу дуэлянта и ловеласа. На его счету было не одно разбитое сердце. Его ухаживания за ослепительной леди Бриттани вызвали большие толки в обществе. Некоторые злорадствовали: наконец-то этот молодой сердцеед сам попался в любовную западню!
Однако сегодня леди Бриттани словно не видела его, отдавая предпочтение лорду Марчфилду, лорду Кирби и русскому графу Андрею. Столь небрежное обращение привело графа в большую ярость, хотя он и пытался сдерживать свои чувства. Несмотря на то что все присутствующие в этом зале дамы с радостью согласились бы танцевать с таким состоятельным, блестящим кавалером и несмотря на то что все они старались его завлечь и соблазнить, он ни на одну из них не обратил ни малейшего внимания и мрачный покинул бальный зал.
Леди Бриттани, довольная результатом, тайком улыбнулась: граф попался на ее крючок. Но действительно ли ей хочется его заполучить, вот в чем вопрос. Она никак не могла сделать выбор между графом Уэсткоттом и лордом Марчфилдом.
Лорд Марчфилд, обходительный, красивый, богатый, обладающий утонченными манерами мужчина, не волновал ее так, как мужественный, суровый граф Уэсткотт. При мысли о нем сердце леди Бриттани забилось сильнее. Обжигающий взгляд серых глаз графа, тепло его сильной ладони, сжимающей ее запястье во время танца, чувственный изгиб жесткого рта – все волновало ее. В присутствии Уэсткотта Бриттани буквально теряла голову. Хладнокровной и расчетливой по натуре Бриттани это не очень-то нравилось. И уж совершенно не нравилась атмосфера скандала, которая окружала имя графа. О, семейство Одли, несомненно, принадлежало к высшему свету и было принято везде, но также несомненно, что к их благородной крови примешивалось нечто дикое и безрассудное. Это-то больше всего и беспокоило ее. И ее мать тоже.
Больше всего на свете Бриттани хотелось сделать блестящую партию. У нее было все: и высокое происхождение, и прекрасное воспитание, и деньги, и положение в обществе. Кроме того, Господь одарил ее исключительной красотой.
И она намеревалась выбирать тщательно – и не промахнуться.
Ей казалось, что граф Уэсткотт, необузданный и непредсказуемый, представляет собой несколько рискованный выбор.
А вот лорд Кирби был превосходным кандидатом, и лорд Марчфилд тоже. И все же она продолжала думать о графе. Ей приходилось часто напоминать себе, что, помимо обширных земель, загородного поместья и городского особняка на Беркли-сквер, граф Уэсткотт имеет и определенные недостатки. Во-первых, у него есть младшие сестра и братья, которых он опекает, и потом этот его характер. Бриттани вспомнила о нашумевшей истории, случившейся несколько лет назад, в результате которой погибла его сестра…
Скандал. Даже от одной его тени Бриттани приходила в ужас. Так же, как и ее отец и мать. Не лучше ли держаться подальше от графа Уэсткотта и обратить свой взор на другое лицо? Но все же…
Он так красив, и в нем есть что-то пугающе привлекательное. И так приятно одним пальчиком подцепить такую редкую, но великолепную добычу и смотреть, как этот внушающий ужас граф повиснет на твоем крючке…
– Этот маскарад, – заметила Бриттани Флоренс при виде приближающихся к ней нетерпеливых ухажеров, – просто великолепен. Я уже давно так не веселилась.
– Могу я просить оказать мне честь и подарить этот танец? – воскликнул мистер Ситон, выходя вперед и склоняясь перед ней в поклоне. Он был одет в костюм легендарного разбойника Робин Гуда, глаза его умоляли ее о снисхождении. Мгновение спустя его оттеснили в сторону другие молодые люди, умолявшие Бриттани позволить сопровождать ее на торжественный ужин.
– Ну, джентльмены, как может дама устоять перед столь очаровательными мольбами? – улыбнулась Бриттани, встала и милостиво, словно королева, подала руку мистеру Ситону. – Я должна подумать, прежде чем сделаю выбор. Мне искренне хочется поужинать в компании всех вас. Ах, Боже мой!
И она со смехом ускользнула в танце с мистером Ситоном, оставив других вести вежливую беседу со скучной Флоренс. Во время танца, весело болтая с партнером и бросая на него снизу вверх кокетливые взгляды, она мысленно составляла список новых мучений для графа Уэсткотта, которые подвигли бы его сделать ей предложение: это предложение она тщательно обдумает, а затем с сожалением отвергнет.
«Я стану известна как леди, которая разбила сердце графа Уэсткотта, – думала она. – Это будет настоящий триумф».
Или, может быть, она все же выйдет за него замуж – будь прокляты все условности. Тогда она сможет развлекаться до конца своих дней превращением непредсказуемого графа в самого предсказуемого и покорного супруга.
Каждая из этих перспектив таила в себе несомненную привлекательность для юной красавицы, уверенной в своем искусстве завораживать и околдовывать.
Что она выберет?
Граф Уэсткотт играл в фаро самозабвенно – и выигрывал. Вокруг игорного стола собралась толпа, становившаяся все гуще по мере того, как ставки росли, и с каждым удачным выигрышем по толпе зрителей пробегал взволнованный гул, напоминающий жужжание пчелиного роя. Всем хотелось узнать, долго ли графу будет сопутствовать удача.
В глазах Филипа вспыхнул холодный огонь. Он снял маску разбойника. Молодое, смуглое, полное притягательной силы лицо его хранило скучающее выражение, но под внешним спокойствием скрывалась туго сжатая пружина напряжения. Противником графа был лорд Марчфилд, один из претендентов на руку леди Бриттани. Все находящиеся в игорном зале, от самого юного денди до старого подагрика герцога Крейви, знали о взаимной неприязни двух игроков.
– Я слышал, леди Бриттани позволила молодому Ситону сопровождать ее к ужину, – заметил один пожилой джентльмен другому, и его слова разнеслись по притихшей комнате подобно звукам колокола. Его спутник подавил смешок. Все присутствующие затаили дыхание.
Рука графа на мгновение замерла в воздухе, затем продолжила движение и небрежно поднесла к губам бокал с бренди. Он сделал большой глоток, в его серых глазах дрожало отражение пламени свечей, расставленных вокруг стола.
Теперь настала очередь лорда Марчфилда выбирать карту. Он был одет сатиром, в черный с серебристой отделкой костюм, и его улыбка, обращенная к графу, выражала легкую иронию.
– Не возражаете, если мы увеличим ставки?
– Как хотите. – Филип ответил ему взглядом, полным спокойного равнодушия.
Улыбка Марчфилда стала шире.
– Я слышал, что в Пэкстон-Хаусе недавно произошел какой-то случай. Возможно, ваш брат вам об этом рассказывал, – проговорил он низким, ленивым голосом.
Воцарилась мертвая тишина.
– Мой брат? – Голос графа звучал угрожающе тихо.
– О, не Джеймс. – Элегантные белые кружева на рукавах бархатного камзола сатира соскользнули с руки, когда Марчфилд поднес к носу щепотку табака. – Ваш младший брат. Джеффри, Джедсон… или как там его?
Напряжение в комнате стало еще ощутимее.
Граф поднялся из-за стола, пытаясь скрыть волнение. Глаза его блеснули из-под гривы шелковистых черных волос.
– Марчфилд, что именно вы пытаетесь сказать, испытывая при этом такие затруднения?
– Я? Да ничего. Возможно, все это просто ошибка.
Марчфилд хладнокровно вытянул карту.
– Вы все еще в игре, милорд? – спросил он очень мягко. – Или с вас довольно?
– Этот же вопрос мне следовало задать вам, милорд, – тихо ответил Филип. – Возможно, вы предпочли бы другую игру? Пистолеты или мечи?
– Дорогой мой, – Марчфилд удивленно поднял брови, – я вполне доволен той игрой, в которую мы играем. Дуэли – это для молодых глупцов с горячей кровью, а не для взрослых мужчин, наделенных умом и вкусом. К которым вы себя относите, позвольте узнать?
Несколько человек ахнули. Граф Андрей тронул Марчфилда за плечо.
– Берегитесь, друг мой. Я слышал, граф уже убил двоих на дуэли, – шепнул он, но улыбка на приятном лице Марчфилда лишь стала еще шире.
– Вы не отвечаете, милорд? – проворчал он. – Ну, позвольте мне сделать вам предложение. Я думаю, вас оно очень заинтересует. Речь идет об одной юной леди, которую мы оба знаем.
Филип поставил свой бокал с бренди.
– Берегитесь нанести этой леди оскорбление, – тихо предостерег он.
Марчфилд изобразил негодование.
– Я? Оскорбить женщину, которую обожаю? Никогда. Я лишь хотел бросить вам вызов. Если вы не побоитесь меня выслушать.
Обстановка накалилась до предела. Филип Одли с большим трудом держал себя в руках. Настенные часы из орехового дерева пробили полночь. Граф пристально посмотрел в глаза сопернику и, подождав, пока бой часов стихнет, ответил:
– Боюсь, милорд? Вовсе нет. – Настала его очередь улыбнуться. – Глупцам нравится слушать звук собственной болтовни, – тихо произнес он. – Поэтому говорите, милорд, я вас слушаю.
Тем временем в глухой таверне «Роза и лебедь», находящейся на расстоянии многих миль к востоку от Лондона, измученная, убого одетая служанка с подносом в руках с трудом пробиралась сквозь толпу пивного зала. Часы в таверне пробили полночь как раз в тот момент, когда один из посетителей, человек в коричневом плаще, заметил ее и принял решение.
В это самое мгновение в Париже умерла Женевьева Саверн, а в Лондоне, на бал-маскараде у леди Хэмптон лорд Марчфилд бросил свой вызов графу Уэсткотту. И с последним ударом часов в таверне «Роза и лебедь» служанка по прозвищу Щепка поставила свой поднос и, увидев подзывающего ее к себе человека, сделала первый шаг навстречу своей Судьбе.
Глава 1
Все началось с того, что высокий человек в коричневом плаще поманил ее пальцем к своему столу в углу таверны «Роза и лебедь» и показал ей письмо в довольно потрепанном конверте.
– Эй ты, Щепка. Тебя ведь так называют? Как насчет того, чтобы заработать лишний шиллинг? Даже два, если будешь расторопной и не станешь болтать. – Его голос едва можно было расслышать в гомоне многолюдного зала таверны. – Ты кажешься ловкой девчонкой.
Камилла Брент отбросила со лба прядь темно-рыжих волос. Это была высокая девушка, довольно худая, фигуру ее прятала покрытая заплатками рабочая одежда. Она лишь мельком взглянула на конверт, все свое внимание обратив на человека в плаще. Сквозь чад и дым убогой таверны ей удалось достаточно хорошо разглядеть его. Резкие черты лица и проницательные глаза, прикрытые тяжелыми веками, не соответствовали слабо очерченному, безвольному подбородку. Его засаленный плащ знавал лучшие времена. Он был хорошего покроя, но пришел в полную негодность. От незнакомца сильно пахло перегаром. Камилла насторожилась: было что-то подозрительное во внешности этого человека. От подобных субъектов лучше держаться подальше. Девушка уже готова была отрицательно покачать головой и двинуться дальше с тяжелым подносом в руках, но, словно прочитав в ее глазах отказ, высокий человек со странными, прикрытыми тяжелыми веками глазами, внезапно остановил ее.
– Три шиллинга, – прошипел он.
Три шиллинга. Перед глазами Камиллы возникли новые туфли для Хестер, которые можно купить на эти три шиллинга, а может, еще и на конфеты хватит, и она неожиданно кивнула. Ей свойственно было принимать быстрые решения.
– Минутку.
Она обогнула пьяного матроса, попытавшегося загородить ей дорогу, и поспешила к столу, за которым сидели уже захмелевшие докеры и громко требовали свое пиво.
– Спасибо, детка, – заорал самый толстый из них, и Камилла едва успела увернуться от его толстых пальцев, норовивших ущипнуть ее пониже спины.
Поспешно вернувшись к столику в углу, девушка вытерла руки передником.
– Чего вы от меня хотите?
– Отнеси это мистеру Андерсу в гостиницу «Белый конь». Знаешь, где это?
– Да. Это далеко. Прибавьте еще золотой, чтобы дело того стоило.
– Не жадничай, милочка… – предостерегающе начал он, его лоснящееся лицо покраснело.
– Жадность тут ни при чем. Я рискую потерять место, если уйду прямо сейчас…
– Диббс тебя не выгонит. Ты здесь единственная, кто стоит своего жалованья.
– Комплименты не золото, мистер…
– Не важно.
– Мистер Не Важно, найдите себе другого посыльного. Мне надо приниматься за свою работу.
Тогда он довольно грубо схватил ее за руку.
– Хорошо, получай свой золотой, грязная маленькая попрошайка. Только отправляйся сейчас же и никому ни слова. Письмо отдашь прямо в руки мистеру Андерсу. Слышишь? Никому, кроме него. Он в номере двести три.
Камилла постаралась сохранить бесстрастное выражение лица. Однако в душе она ликовала. Золотой и три шиллинга! Она сможет купить Хестер пальто на зиму да в придачу туфли.
Девушка взяла письмо и опустила его в карман старой, поношенной юбки.
– Прошу вас заплатить мне вперед, сэр. Нет никакой гарантии, что вы еще будете здесь, когда я вернусь обратно.
Глаза под тяжелыми веками гневно вспыхнули.
– Даю тебе слово.
– Слово? – фыркнула Камилла и с вызывающим видом уперлась кулаками в бока. – На твое слово можно только головную боль себе на утро купить.
Тонкие губы сжались. На высоком лбу проступили капли пота. В глазах по-прежнему отражался гнев. Камилла слегка испугалась, но продолжала презрительно кривить губы, дерзко откинув назад голову. Она умела скрывать свои чувства, принимая самый независимый вид.
– Тогда шиллинги дам сейчас, – произнес незнакомец хриплым голосом. – А золотой получишь потом. Это мое последнее слово.
– Договорились. – Камилла сунула монеты в карман к уже лежавшему там письму и торопливо направилась к выходу. Пока она пробиралась через переполненный зал таверны, Гвиннет Диббс крикнула ей, чтобы она занялась посетителями, указывая на шумную компанию моряков, но Камилла, не останавливаясь, крикнула:
– Клара их обслужит. Я скоро вернусь.
«К полуночи, если повезет», – пробормотала она себе под нос и поморщилась, услышав раздавшиеся ей вслед негодующие вопли Гвиннет. Но вскоре они стихли – Камилла оказалась на темной, мокрой мостовой. Октябрьский воздух был холодным, и девушка пожалела, что не захватила накидку.
Золотой и три шиллинга! На нее внезапно свалилось целое состояние, и мысль об этом заставила ее ускорить шаги, пока она шла мимо порта к гостинице «Белый конь». Когда-то, размышляла она, такая сумма показалась бы ей сущим пустяком, но то было очень давно. С тех пор в ее жизни многое изменилось.
Она вспомнила миссис Тумбс, хозяйку работного дома, куда ее отправили после смерти родителей. Та часто говорила:
– Вся твоя жизнь может измениться в одно мгновение.
Совершенно справедливо. Однажды ее жизнь уже изменилась в одно мгновение, и изменилась к худшему. Камилла заставила себя не думать об этом. Какой смысл ворошить прошлое? Что было, то было. Но это не означает, что ей нельзя мечтать, сказала себе девушка, сворачивая за угол и перебегая дорогу перед самым носом проезжающего экипажа. Не обращая внимания на грубую брань кучера, она поспешила дальше, слишком озабоченная данным ей поручением, чтобы позволить себе отвлечься на всякие пустяки. «Может быть, на этот раз удача будет сопутствовать мне», – подумала Камилла, перепрыгивая через лужу. С шиллингами в кармане и обещанным золотым она чувствовала себя богатой, окрыленной надеждой и… продрогшей.
Холодный туман, поднимающийся от реки, проникал сквозь легкую одежду девушки, заставляя дрожать всем телом, пока она шла через погруженный в сумерки город. Внезапно из-за поворота вылетел всадник на коне и чуть не сбил ее с ног. Камилла отскочила в сторону и тихо выругалась. Однако в следующий момент лицо ее неожиданно просветлело. Всадник на коне, который внезапно возник перед ней из темноты, заставил ее кое-что вспомнить, и она невольно улыбнулась, поспешно продолжая путь. Вчера ночью она снова видела его во сне.
Это был тот же сон, что и раньше, только на этот раз он приехал к ней на черном коне и сильной рукой подхватил ее в седло. Он прижимал ее к груди, и они скакали в ветреную ночь. Во сне она вздыхала, охваченная восторгом.
Иногда он приплывал на корабле, как пират, или же чудесным образом появлялся в таверне «Роза и лебедь», многолюдной, дымной, как всегда. Он похищал ее оттуда как разбойник, но обращался с ней как джентльмен. Привозил ее в красивый замок и осторожно опускал на кровать, усыпанную лепестками роз. Его лицо всегда было скрыто от нее, но она догадывалась, что оно красивое, смуглое, подвижное. Его тело было восхитительно: мускулистое, стройное, покрытое бронзовым загаром. Вчера ночью во сне он согревал ее. Ей снилось, что они вместе мчатся верхом под холодными мерцающими звездами, что ей тепло и уютно в надежном кольце его рук.
Вот он соскользнул с коня и опустился вместе с ней на ложе из мха и листьев, а потом накрыл ее своим телом и стал целовать, страстно впиваясь в ее губы. Руки его изучали тело Камиллы, разжигая в ней огонь страсти. Девушка пыталась спросить его: «Кто ты?» – но не могла. Между ними не было слов, только томительные, жадные поцелуи и этот нарастающий, расплавляющий жар…
Сон ее прервала Гвиннет Диббс, толстая, злобная племянница Уилла. Войдя в комнату Камиллы, она подошла к спящей девушке и вылила на нее кувшин холодной воды.
– Проснись же, лентяйка! – С этими словами Гвиннет поставила кувшин на старый комод.
Промокшая до нитки и дрожащая от холода Камилла в тусклом свете начинающегося дня видела перед собой рыжие волосы и усыпанное веснушками одутловатое лицо. Ух, как она ненавидела эту девицу! Гвиннет была почти шести футов роста, мужеподобная, с маленькими, злобно горящими карими глазками. Более мерзкий характер было трудно себе представить.
Не успела Камилла прийти в себя, как Гвиннет вновь обрушилась на нее.
– Если ты воображаешь, что я буду за тебя делать твою работу, то глубоко ошибаешься! – выкрикнула она, ударив ногой лежанку Камиллы. – Пошевеливайся, Щепка, или мне придется стаскивать тебя вниз за волосы!
Наконец к Камилле вернулся дар речи. Ее худенькие плечи дрожали от холода раннего утра.
– Если ты еще раз посмеешь облить меня водой, Гвиннет Диббс, я… я… – Она не договорила.
– Что, Щепка? Что ты сделаешь? – презрительно ухмыльнулась Гвиннет и, уперев в бока толстые ручищи, с угрожающим видом двинулась в сторону Камиллы. – Ты, несчастная, тощая уродина! Еще одно слово, и я сломаю тебе руку! Вот увидишь, я это сделаю! Тебе тут не место со всеми твоими благородными манерами. Стоит мне убедить в этом дядю, и ты вылетишь отсюда, слышишь? И глазом моргнуть не успеешь. Не понимаю, почему дядя до сих пор этого не сделал – ты так неуклюжа, что перебила половину стаканов, да еще спишь допоздна. Да кто ты такая?! Кем себя вообразила? Если ты и была когда-то дочерью эсквайра, то теперь ты никто! И не забывай об этом.
– Я знаю, кто ты такая, Гвиннет Диббс.
– Я твоя хозяйка, и я говорю тебе: пошевеливайся, а не то я сломаю тебе обе руки!
«И она бы это сделала, – размышляла Камилла, перешагивая через дохлую крысу, лежащую у нее на дороге посреди улицы. – Она бы сломала мне руки, не задумываясь». Поморщившись, Камилла завернула за угол и из слабого света уличного фонаря попала в темноту. Отогнав от себя мысли о Гвиннет Диббс, она опять вернулась к образу таинственного мужчины, так настойчиво являвшегося к ней во сне.
Если бы только на самом деле кто-нибудь увез ее из «Розы и лебедя», с тоской подумала Камилла.
Но помощи ждать было неоткуда, и она понимала это. Если ей когда-нибудь и удастся вырваться из рук Гвиннет, из этой постылой кабалы, то только благодаря собственным усилиям. Ведь не может она провести всю жизнь в «Розе и лебеде», моя полы и подавая эль, терпя угрозы Гвиннет, окрики Уилла Диббса и шлепки вонючих, пьяных моряков. Ее угнетали убогая обстановка таверны и тошнотворная смесь запахов эля и дыма, которой пропитались насквозь ее волосы и одежда.
Губы Камиллы решительно сжались, пока она предавалась этим горьким мыслям, но не от жалости к самой себе, а в трезвых размышлениях о том, как и когда можно устроить побег. Вчера она видела в окне аптеки объявление, что требуется клерк. Может быть, стоит попробовать…
Увидев наконец, что приближается к убогому кварталу, посреди которого ютилась гостиница «Белый конь», Камилла ускорила шаги. Это был район, в котором она редко появлялась – он пользовался слишком плохой репутацией. В этой части Лондона обитали воры и головорезы, не имеющие иного источника существования, кроме грабежа застигнутых врасплох прохожих.
Камилла осторожно пробиралась мимо теснившихся по сторонам улицы зданий, ожидая, что на нее в любой момент могут напасть, и вздохнула с облегчением, когда благополучно добралась до дверей «Белого коня». Это было ветхое двухэтажное строение с закрытыми ставнями на окнах и провалившимися ступенями лестницы у входа. Камилла вошла внутрь через полусгнивший дверной проем. Яркий свет заставил ее зажмуриться. Шумная толпа заполняла холл, но все были слишком пьяны и не заметили появления Камиллы. Она поспешно поднялась по узкой лестнице на второй этаж, где были расположены отдельные номера. Здесь царила относительная тишина.
