Текст книги "Союз одиноких сердец"

Автор книги: Джилл Гарриетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

А пока у нее есть отец, который сейчас обнимет ее и потащит рассказывать, как он тут без нее, и Дик, который ей обязательно позвонит ровно через два дня…

– Папа, – за два дня голос Дика на этом простом обращении стал звучать спокойно и уверенно, – нам долго ехать?

– Не очень, хотя профессор живет за городом, – ответил Вэл, выруливая на трассу.

– А как, ты сказал, его зовут?

– Берк Бриджес.

Бриджес, Бриджес. Натали тоже Бриджес, подумал Дик. А вдруг она его родственница? Вот классно бы было! Они договорились, что Дик ей позвонит и они условятся о встрече. Он ничего пока не стал говорить отцу. Это была его тайна. Хорошо было бы, если бы они подружились. Хотя по глазам Натали, которые из голубых превращались почти в синие, он понимал, что она почему-то недовольна его отцом. Пусть бы встретились случайно… Тогда не надо было бы никого готовить… Но это была бы самая большая удача, а так в жизни не бывает, подумал Дик.

– А почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Вэл.

– Так просто, – не стал выдавать свою тайну Дик. – Ты научишь меня водить машину?

– Научу, когда ноги вырастут, – засмеялся Вэл.

– Они уже выросли, – заметил Дик и нахмурился. Сколько же еще ждать, чтобы тебя считали взрослым.

– Ну если выросли, то попробуем, – согласился Вэл. – Найдем какую-нибудь тихую трассу и попробуем.

– Папа! – подпрыгнул Дик. – Ты говоришь правду?

– Конечно, – удивился Вэл. – Поверь, я всегда говорю правду, когда могу ее сказать. А когда не могу, то стараюсь не говорить.

– А мы можем сделать это завтра?

– Можем, если рядом с домом профессора есть какая-нибудь тихая дорога.

– И у тебя будет для этого время? – не поверил Дик.

– Дик, у меня всегда будет для тебя время, – очень серьезно и медленно проговорил Вэл, на чем свет ругая себя за этот вопрос сына. Если бы у него находилось время все эти десять лет, то мальчик никогда бы ни в чем не сомневался.

– Тогда все нормально. Просто я думал, что вы с профессором будете заниматься своими делами…

– Мы, конечно, будем заниматься и своими делами, – согласился Вэл, – но это не значит, что я о тебе забуду.

– А там будут другие гости? – не унимался Дик, которому было хорошо ехать с отцом в машине, хорошо задавать вопросы, которые он раньше ни за что не решился бы задать, хорошо видеть серьезный, а совсем не страшный и грозный профиль отца, хорошо вдыхать запах машины и думать, что завтра он впервые сядет за руль…

– Надеюсь, что нет, – ответил Вэл.

– Ты не любишь, когда много народа?

– Не очень. Я как-то отвык от светской жизни, – попытался объяснить Вэл. – У нас небольшой отряд. Мы работаем вместе несколько лет. К каждому новому человеку довольно долго привыкаешь. Понимаешь, на войне нужно быть абсолютно уверенным, что тот, кто рядом, тебя не подведет.

– Папа, а тебе было страшно?

– Страшно? – переспросил Вэл и задумался.

Как объяснить мальчику, который мечтает, чтобы его отец был героем, что страшно бывает всем и всегда. Но страх обстоятельств, который ты можешь преодолеть, предприняв усилия, ничто по сравнению с тем страхом, который он пережил, зная, что ничего не может сделать, когда умирала Лейла. Страшно, это когда непоправимо. Когда-нибудь он должен рассказать Дику о его матери… Он знал, что сын ждет этого рассказа, но пока даже имени ее не мог произносить.

– Пап, почему ты молчишь? – услышал он голос сына и вынырнул из своих мыслей.

– Я не молчу, я думаю. Знаешь, самым смелым людям тоже бывает страшно. Когда ты понимаешь, что от тебя ничего не зависит…

– Это как? – спросил Дик, которому ужасно нравился этот мужской разговор.

– Ну, представь, тебе нужно спрыгнуть с десятиметровой вышки. Ты подходишь к самому краю мостика и смотришь вниз. Когда смотришь снизу, кажется, что это совсем невысоко. Подумаешь, каких-то десять метров. Но когда ты стоишь там, наверху, то понимаешь, что это очень высоко и сделать шаг страшно. Человек ведь не умеет летать, для него это естественный физиологический, природный страх. Но он может прыгнуть, потому что уверен в себе, в своем теле, в натренированных мышцах. Понимаешь?

– Конечно, понимаю. Если ты готовился к чему-то, то тебе не будет страшно. Так?

– Так. То же самое, когда ты встретил врага. Ты оцениваешь его силы и свои, ты думаешь, ты принимаешь решение… Тебе может быть страшно, если он больше и сильнее. Или если ты хлюпик и никогда не дрался раньше. Ты можешь убежать, а можешь принять бой. Но это будет твое решение… Иногда уйти от драки мудрее, чем в нее ввязаться Ты поступаешь так не потому, что ты трус и тебе страшно, а потому, что ты умный.

– Ну ты скажешь, – не поверил Дик. – Если я убегу, меня засмеют.

– Только ты будешь решать, что для тебя страшнее: получить по носу или насмешки ребят, – пояснил Вэл. – Но я думаю, что все это не имеет отношения к настоящему страху. Это скорее момент принятия решения. Страшно мне было только раз в жизни. Когда я понял, что ничего не могу изменить и от моей воли, ума, сил, желания ничего не зависит. Вот так.

– Когда это было, папа? – тихо спросил Дик, который понял, что отец говорит о чем-то очень тяжелом и важном.

– Я расскажу тебе об этом когда-нибудь. Договорились?

– Хорошо, – серьезно согласился Дик.

– Ты просто спросил, было ли мне страшно. Я попытался объяснить.

– Я понял, – ответил Дик и задумался. Интересно, сможет ли он когда-нибудь объяснить отцу, как ему бывает страшно, когда он думает, что не нужен отцу. Если он говорит, что от тебя зависит решение, то этого можно не бояться. Отец – вот он, рядом, он здесь, с ним можно говорить. Значит, только от Дика зависит, сможет ли он стать необходимым отцу, чтобы тот всегда был рядом с ним. На этой мысли Дик решил остановиться и успокоился. Теперь он знал, что от него тоже кое-что зависит.

– Мы почти приехали, – сказал Вэл, показывая на большой двухэтажный особняк в конце улицы.

– Быстро, – удивился Дик.

– Говорили всю дорогу, вот время незаметно и прошло, – засмеялся Вэл.

Дверь им открыл сам профессор Бриджес.

– Добрый день, молодые люди, – приветствовал он гостей, широко распахивая дверь.

– Добрый день, профессор, – поздоровался Вэл и легонько подтолкнул вперед сына. – Вот, разрешите представить.

Дику совсем не было страшно. Он приготовился к тому, что профессор будет большим и грозным, как их директор в школе, но он оказался невысоким толстеньким дедушкой с веселыми глазами и хитрой улыбкой. К тому же одет он был не в белый халат (почему-то Дик представлял все именно так), а в мягкие широкие брюки и вязаную кофту с кожаными заплатками на рукавах. Даже дедушка Айман выглядит более солидно, чем этот «всемирный» профессор.

– Добрый день, молодой человек, – поздоровался профессор еще раз, теперь уже с ним лично, и протянул руку. – Будем знакомы. Я – профессор медицины Берк Бриджес.

– Добрый день, профессор, – важно ответил Дик. – Ричард Слейтер, с вашего позволения.

– Ты собираешься тоже стать врачом?

– Нет, – с достоинством проговорил Дик, сверкая синими глазами из-под густой челки, – но мне хотелось бы знать, чем занимается мой отец. Он сказал, что, если вы разрешите, мы можем посмотреть клинику, в которой вы работаете.

– Молодец, – похвалил профессор то ли самого Дика, то ли Вэла. – Что касается клиники, то я, конечно, могу ее показать, но лучше, если это сделает твой отец немного позже.

Дик не совсем понял, что профессор имел в виду, но не стал переспрашивать. Главное, что он не побоялся сразу сказать о своем желании. А там, какая разница, кто покажет ему клинику и когда.

– Хорошо, – ответил Дик и посмотрел на отца.

Тот подмигнул ему и перевел глаза на мистера Бриджеса.

– Ну что ж, – сказал профессор, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж, – я провожу вас в комнату. Располагайтесь. А через полчаса я жду вас внизу в столовой. Вы как раз успели к обеду.

Вэл опять подтолкнул сына вперед, а сам, подхватив сумку, пошел следом. Они не сговаривались с профессором о том, сколько пробудут, но спешить было особенно некуда, к тому же Вэлу хотелось поподробнее обсудить все нюансы будущей работы. Если профессор готов оставить их у себя на пару дней, отказываться он не будет. Конечно, если Дику здесь понравится… Хотя за несколько дней общения Вэл убедился, что Дик с восторгом принимает все его предложения. И честно сказать, ни разу за это время между ними не возникло того тягостного напряжения, которое всегда возникало раньше. Может быть, мальчик вырос, а может быть, сам Вэл стал другим и новая перспектива сделала возможным то, что раньше было совершенно невозможно… Что об этом думать, если сын весело шагает впереди тебя по лестнице и даже не оглядывается, ища поддержки?

Они быстро разложили вещи в просторной и уютной комнате, умылись с дороги и через полчаса спустились к накрытому столу.

– Милости прошу, – сказал профессор, который уже сидел за большим круглым столом, сервированным по всем правилам. – Признаться, я давно не обедал в компании. Этот стол рассчитан человек на двенадцать. Когда-то здесь каждый день собиралась большая компания… Но, думаю, мы не потеряемся…

Вэл вежливо улыбнулся и отодвинул стул, чтобы усадить Дика. Интересно, умеет ли он пользоваться приборами? – с запозданием подумал он про сына, с некоторым ужасом поглядывая на мерцающие серебряные вилки и ножи. Но Дик как ни в чем не бывало спокойно оглядел яства и начал есть. Что и говорить, в этом отношении воспитание Жаклин было безупречным. Вэл вспомнил, что Лейла всегда тихонько улыбалась, когда он садился за стол в доме ее родителей, и шепотом подсказывала, что и чем следует есть.

Дальше обед покатился весело и спокойно. Вэл и Берк пытались не углубляться в профессиональные подробности, а скорее делились своими наблюдениями по поводу современных подходов к лечебной работе. Вэл с удовольствием рассказывал о своей бригаде, о странах, где он побывал, о национальных особенностях и пристрастиях местных жителей, о коллегах-врачах. Профессор слушал с большим вниманием, задавая вопросы и делая свои замечания. Вэл понимал, что для него это было своего рода испытанием способности говорить перед аудиторией, к тому же въедливой и профессиональной. Но он не слишком волновался, потому что в основном рассказывал о своих странствиях Дику, который слушал его так восторженно, что вилка застревала на полпути. Если он может увлечь маленького мальчика, значит, сможет заставить себя слушать и любую другую аудиторию.

Дик за весь обед не сказал ни слова, он был огорошен тем, что совершенно не представлял, какая у его отца ответственная и захватывающая профессия.

Профессор несколько раз взглянул на Дика, а в конце обеда, поняв, что мальчик очарован их ремеслом, предложил показать ему библиотеку и медицинские атласы.

– Если тебе будет неинтересно, – сказал он на всякий случай, – можешь просто отложить их в сторону. Тогда я расскажу тебе, что можно найти в саду. А мы пока поговорим с твоим отцом. Мне хочется задать ему несколько вопросов относительно его статей.

Дик был невероятно польщен. Если такой большой человек должен задавать вопросы, чтобы понять, что делает его отец, значит Вэл Слейтер – ого-го!

– У меня есть и детские книги, – заметил профессор, когда они вошли в комнату, до потолка заставленную книжными полками. – Моя дочь когда-то тоже была подростком и довольно много читала. Можем поискать что-нибудь на ее полке.

– А можно я сначала посмотрю атласы? – спросил Дик, который понятия не имел, что таковые существуют. Он знал, что есть географические атласы, в которых можно прочитать все о странах и континентах… Интересно, а в медицинских атласах тоже есть карты, реки, горы?

Профессор достал большую коричневую книгу и подал Дику.

– Здесь все о человеке, – сказал он. – Смотри, это самое интересное, что есть на свете.

Дик кивнул и опустился в кресло. Книга была хоть и тонкая, но большая и рассматривать ее стоя было просто невозможно.

– Мы поднимемся ко мне в кабинет. Когда закончишь, приходи к нам, – сказал профессор, дотронувшись до головы Дика.

Невероятно, но ему даже не пришло в голову дернуться, хотя он терпеть не мог, когда его касались чужие люди. Мистер Бриджес был какой-то очень располагающий.

– Хорошо, – ответил Дик, уже мечтая, чтобы они поскорее ушли и не мешали ему. Потом спохватился и добавил: – Спасибо!

Когда они ушли, Дик вдруг вспомнил, что не спросил у профессора, как зовут его дочь, а ведь он говорил о ней. Ну ладно, я еще успею спросить, утешил себя Дик и открыл первую страницу.

Первая картинка немного смутила его. Мужчина и женщина были нарисованы совершенно голые со всеми подробностями. Как на иллюстрациях к Библии изображались Адам и Ева. Только там они все-таки прикрыты какими-то листиками. Но Дик утешил себя тем, что это настоящая медицинская книга, а значит, тут не может быть ничего запрещенного. Дальше было еще интереснее и страшнее. Те же мужчина и женщины были нарисованы без кожи, потом и без мускулов – только скелеты…

Дик пыхтел, рассматривал, щупал самого себя, пытаясь определить, где у него находится печень и селезенка. Больше всего его поразил огромный глаз с кровеносными сосудами и нервными окончаниями. До этого момента он и не представлял, что глаз так интересно устроен и то, что он привык называть глазами, только десятая часть того, что есть на самом деле.

Дик дошел только до середины атласа, когда услышал голоса и понял, что отец и профессор спускаются вниз. Он не хотел пока ничего обсуждать, слишком велико было его открытие, поэтому захлопнул книгу и пошел к ним навстречу.

– Ну как? – спросил мистер Бриджес. – Ты не скучал?

– Нет, – замотал головой Дик. – Можно я потом еще посмотрю?

– Сколько угодно, – засмеялся профессор. – А теперь идите погуляйте в саду, а я поработаю. Встретимся за ужином. Кстати, к вечеру должна появиться моя дочь. Она приехала на несколько дней погостить.

Дик навострил уши, а Вэл напрягся. Больше всего ему не хотелось общаться с лишним человеком. Наверное, она прелестная девушка и профессор очень любит ее, но у него совсем нет сил и желания вести светские беседы.

– Профессор, может быть, нам лучше отправиться домой? – спросил он. – Еще не поздно, а мы практически обо всем поговорили.

Дик на минуту расстроился: если они сейчас уедут, то он не сможет досмотреть атлас до конца. К тому же он так и не узнает, как зовут дочь мистера Бриджеса.

– Даже не думайте, – замахал руками профессор, превращаясь в смешного старичка. – Она знает, что у нас гости. И будет очень рада с вами познакомиться. Она бы никуда не уехала, а встретила бы вас, но обещала побывать у подруги. Так что будет очень неправильно, если вы уедете. К тому же она отлично справляется с юными джентльменами. Дику с ней будет интересно. А у нас с тобой разговор не закончен, Вэл. Так что идите дышите воздухом. – Последнюю фразу профессор произнес тоном, не терпящим возражений.

Вэл и Дик переглянулись, при этом рожица Дика была настолько довольной, что Вэл решил, что ради этого он готов терпеть любую дочь.

– Не думаю, что вас нужно провожать, – сказал профессор, поднимаясь по лестнице. – Сад большой, но заблудиться в нем сложно.

Действительно, сад был большой и довольно запущенный, но все тропинки, которые в нем были, вели к небольшому пруду и обратно к дому.

Дика распирали вопросы, но отец выглядел сумрачным, поэтому он решил подождать, когда тот сам захочет говорить.

Вэл молчал и смотрел на облетевшие деревья. Начинались сумерки – самое время для тяжелых и мрачных мыслей. Ему было спокойно и хорошо весь день, сын тихонько шел рядом, но сейчас необъяснимая тоска накатила на него.

Вот так и я, думал он, холодный и голый, как эти деревья. Где-то там глубоко под корой текут соки, которые весной разольются и заставят их зазеленеть, но сейчас они почти умерли. У меня есть силы жить, работать, растить сына… Но мне не суждено больше трепетать от дурацкой человеческой радости, когда какая-то женщина улыбнулась и сказала, что счастлива со мной… Я сплю, ровный и несгибаемый, как вот этот клен. Или это не клен? Без листьев трудно угадать дерево. Хотя что уж тут расстраиваться? Мне жизнь и так подарила слишком много. Я женился на женщине, которой восхищался и которую по-настоящему любил. У меня есть дело, самое значительное и нужное для людей. У меня растет добрый умный сын. Самое большое, что я могу для него сделать, это просто быть настоящим отцом и хорошим человеком. Когда-нибудь у него будет своя жизнь, своя любовь, своя женщина. Она придет к нам в дом… Мысли Вэла прервал Дик, который, устав ждать, когда отец насладиться своим сумрачным настроением, легонько дернул его за рукав и спросил:

– Папа, а у человека кровь разного цвета?

– Почему разного? – не понял Вэл, который не ожидал такого вопроса.

– Хорошо, я спрошу по-другому, – заторопился Дик. – У человека кровь одного цвета?

– Нет, разного, – ответил Вэл, поняв, что Дик пережевывает информацию из атласа. Венозная кровь – темно-красная, артериальная – почти алая, капиллярная – что-то среднее. По цвету крови всегда можно определить, что повреждено.

– Да, а в книге нарисовано двумя цветами – красным и синим, – пояснил Дик. – Я слышал выражение «голубая кровь», вот и спросил.

– Голубая кровь – это совсем про другое, – засмеялся Вэл. – Сейчас объясню. А в атласе специально показаны два круга кровообращения: большой и малый. Чтобы было нагляднее, их обозначили разными цветами. Неважно какими. Могли использовать зеленый и фиолетовый. Или еще какие-нибудь…

– А голубая кровь?

– «Голубая кровь» говорят тогда, когда хотят подчеркнуть, что этот человек знатного происхождения. То есть у него как бы другая кровь, не такая, как у простого смертного. Это просто выражение такое.

– А, – протянул Дик, удовлетворенный ответом. – А почему там подписи на каком-то странном языке. Я не смог ничего прочитать.

Вэл засмеялся, вспомнив, как он зазубривал все эти латинские названия. Другого способа освоить медицину нет – только зубрежка.

– В медицинской литературе принято использовать мертвый язык – латынь, – объяснил он.

– А что такое «мертвый»? – Дик не собирался давать ему расслабляться.

– «Мертвый» – это значит, что на нем уже давно никто не говорит, – терпеливо объяснил Вэл.

– Но ведь медики на нем говорят, – не поверил Дик.

– Говорят, – согласился Вэл. – Потому что существует такая традиция. Используют медицинские термины на латыни, потому что когда началась собственно медицина, тогда латинский язык был еще не мертвый.

– А зачем? – не унимался Дик. – Ведь проще говорить на нормальном языке.

– Проще, конечно, – кивнул Вэл. – Но, во-первых, существует традиция, а во-вторых, так все врачи мира понимают друг друга.

– Значит, это такой специальный язык, – подвел итог Дик. – А где ему учат?

– В университете.

– Только медики?

– Не только. Еще есть люди, которые просто интересуются древними языками и книгами.

– Интересно, – вздохнул Дик и замолчал.

Вэл посмотрел на сына и подумал, что растить ребенка не такое уж легкое дело. Объясняя про латынь, он сам чуть было не запутался… Значит, так тому и быть. Будем работать и воспитывать Дика, сказал он себе и внутренне отсалютовал деревьям.

Дочь профессора к ужину не приехала. Дик не показал вида, что огорчен этим, а Вэл был просто счастлив. Они поболтали о пустяках с профессором. Потом он уложил Дика и отправился в сад. Было довольно холодно, но ему хотелось побродить в сыром тумане и подумать. Привычка к одиночеству стала его второй натурой.

6

Вэл почувствовал, что совершенно вымотался и продрог и решил вернуться. После долгого шатания по темному саду он должен быстро заснуть. Без ежедневной многочасовой изнурительной работы он так много думал и переживал, что впервые в жизни у него началась настоящая бессонница. Такого не было даже в самые отчаянные моменты. Обычно он падал и моментально засыпал. А сейчас ему нужно было, чтобы к вечеру он просто банально уставал, чтобы не было сил на размышления.

Он умудрился отшагать по саду, наверное, километров десять, и теперь ноги гудели, а в голове царила приятная пустота.

Он подошел к дому и остановился. На открытой террасе, которая опоясывала дом по первому этажу, беседовали две дамы. Откуда они взялись, интересно? Батюшки, да это, наверное, прибыла дочь профессора, к тому же не одна. Он подошел чуть ближе, чтобы рассмотреть барышень. Почему-то ему стало необыкновенно интересно, о чем могут так оживленно беседовать девушки, которые целый день провели вместе. Неужели не наговорились?

Вэл был скрыт тенью кустов, и они конечно же не могли его видеть и даже не подозревали, что их уединение нарушено. В такой бодрящий вечер было бы логичнее сидеть дома возле камина, потягивая что-нибудь горячительное, а не кутаться в шаль на мокрой террасе… Да разве поймешь молодых?! – подумал Вэл, невольно вытягивая шею, чтобы расслышать, о чем они там шепчутся. С одной стороны, ему было любопытно, с другой – он совершенно не хотел сейчас с ними встречаться. Он уже мечтал о скором и сладком моменте засыпания. Может быть, они уйдут через пару минут, не будет же нормальный человек мерзнуть. То, что он сам мерз битых два часа, Вэл не учел. Или попытаться прошмыгнуть незамеченным? А завтра он свежий и спокойный сможет соответствовать…

– Ты посмотри, какая ночь! – сказала одна.

– Ну какая такая ночь? – дернула плечиком другая. – Вечно ты со своей восторженностью…

– Пахнет, слышишь как? – перебила первая. – Больше всего люблю, как пахнет осень.

– Мерзко и холодно. Пойдем уже. Я замерзаю.

– Ну подожди немного. Ночь какая! А знаешь, чем пахнет осень?

– Болотом…

– Нет. Она пахнет свежестью, дождем, еловыми шишками. Она пахнет надеждой. Потому что за запахом умирающих листьев придет запах первого снега, Рождества, а потом ручьев…

– Ну ты даешь, Натали, – грубо рассмеялась другая. – Поэму сочинила. Осень, пакость, холод, а ты говоришь про какие-то ручьи, которые потекут только месяца через четыре. Странная ты все-таки.

Вэл замер и не шевелился. Ему нравился ее голос, ее глупая детская восторженность, ее наивная вера в продолжение жизни и счастья. Ему не хотелось, чтобы она поддалась уговорам подруги и ушла в дом. Что-то горячее и неожиданное разлилось в его груди. Он так давно не чувствовал этого, что испугался и обрадовался одновременно.

– Пойдем, – капризно сказала «не-Натали».

– Давай еще минуточку, – попросила Натали. – Посмотри – луна… Господи, какая луна!

– С ума сойти. Луна как луна.

– Нет. Она замечательная. Ты когда-нибудь спешила домой вот таким промозглым осенним вечером? Ты когда-нибудь была в самой темноте, когда ничего нет, только далекие холодные звезды и луна – единственная королева. А потом – вдруг окно. Одно окно. Твой дом. И ты видишь его, а оно расплывается у тебя в глазах и светит таким горячим, таким родным светом. А за этим окном – тебя ждут, любят и ждут. И там не будет этой огромной царственной луны, а будет живой огонь и горячий кофе, и глаза, самые родные глаза…

То горячее, что росло в груди Вэла, стало вдруг болезненным и острым. Он хорошо понимал, о чем говорит эта девочка. И он так долго был лишен этого – видеть теплое желтое окно, которое приближается, расползается из-за слез, вызванных то ли холодным ветром, то ли радостью, и становится единственным на всем свете…

Говори, говори еще, шептал он. Ему стало вдруг очень важно, что она скажет еще.

– Знаешь, твоя работа сделала тебя невероятно сентиментальной, – как-то слишком язвительно заметила подруга. – Общаешься со всякими несчастными… Тоже мне, цель в жизни.

– Какая ты маленькая, – засмеялась Натали. – Ты просто ничего, совсем ничего не понимаешь. Ну пошли. Ты совсем замерзла…

Она обняла подругу за плечи и повела к дверям. Вэл был растроган и потрясен ее ответом подруге ничуть не меньше, чем всем, что она говорила до этого. Доброта не может быть такой всеобъемлющей, такой бескорыстной… Такой была только одна женщина…

Совершенно обескураженный, он пробрался в свою комнату, осторожно миновав гостиную, где продолжали разговаривать подруги. Он минут пятнадцать постоял под почти ледяным душем, чтобы привести чувства в порядок. Потом завернулся в одеяло с головой, как в детстве, и почему-то моментально уснул.

Он слышал только ее голос и не видел лица, поэтому во сне Натали говорила с ним своим голосом, но смотрела глазами Лейлы. Она смеялась и убеждала его в том, что жизнь только начинается, что у каждого есть окно, которое будет светить густым желтым светом всегда, и он будет идти к нему по лунной дорожке из какого угодно далека… А там его обязательно будут ждать. Будет ждать женщина с густым медовым голосом и чудесными, чуть раскосыми глазами, которые всегда напоминали ему олененка. Он тянул к ней руки, он хотел потрогать ее, погладить ее волосы. Но она смеялась и прижимала палец к губам. А потом он выплыл из своего чудесного сна и вдруг понял, что ничего этого нет, и заплакал, утыкаясь в колени матери. Но это был уже другой сон, тяжелый мучительный. Сон в котором не было счастья и прощения…

А в другой комнате спал Дик. Он все продолжал рассматривать человека. Он путешествовал по его кровеносным сосудам и нервным окончаниям. Потом он оказался в желудке, потрогал руками огромную коричневую печень, повернулся к селезенке… И вдруг свалился в воронку, которая засасывала его с необыкновенной силой. Его вертело все сильнее и сильнее, он никак не мог выбраться из непрекращающегося синего с фиолетовыми прожилками лабиринта. Он видел себя как бы со стороны, но при этом чувствовал такой ужас и необратимость, что закричал и открыл глаза. Кровь стучала в висках, а сердце выпрыгивало из грудной клетки… Ему снились и раньше кошмары, но он никогда не чувствовал себя таким безнадежно одиноким и маленьким. Дик вздохнул, сполз с кровати и проковылял к окну. За шторами разливался лунный свет. Он был такой нестерпимый, что Дик зажмурился и решил, что не сможет заснуть, если сейчас же не выпьет какой-нибудь воды…

Где в этом доме можно найти воду, он не знал, но засыпать так быстро он просто боялся. Можно было пойти разбудить отца, но он решил не делать этого. Как-нибудь сам разберусь, решил Дик и осторожно открыл дверь. Где-то внизу горел свет и слышались голоса. Значит, отец и профессор сидят в гостиной, с радостью подумал Дик и, успокоенный, отправился к ним. Подойдя ближе, он вдруг понял, что голоса, которые он слышит, довольно странные… Это говорили какие-то женщины.

Но думать дальше было поздно, Дик уже появился в дверях и увидел… Может быть, он все еще спит? Потому что этого просто не может быть. На большом диване по-турецки сидела Натали и изумленно смотрела на Дика. В кресле напротив была еще какая-то девушка, но лицо у нее было строгим и неприятным. Она переводила взгляд с Дика на Натали и пыталась что-то спросить, но они оба не слышали ее.

– Дик, ты не привидение? – спросила Натали и прищурила один глаз.

Дик помотал головой, не решаясь сдвинуться с места. Если бы Натали была одна, он знал бы что делать. Но в данной ситуации – в пижаме, с заспанным лицом и растрепанными волосами – появляться перед чужим человеком было не очень-то прилично.

– Дик, но ведь это ты? – спросила Натали и вскочила с дивана. – Что ты тут делаешь?

– Воду ищу…

Натали засмеялась и быстро пошла к нему навстречу, протягивая обе руки.

– Вот так сюрприз! Вот уж чего не ожидала! – приговаривала она и крутила его во все стороны, как будто проверяла, не стал ли он за несколько дней разлуки другим. – Я жду от тебя звонка. Уже стала беспокоиться, как ты там, а ты – вот он, собственной персоной… Надо же, какие фокусы случаются…

Дик тихонько вздыхал и не пытался выскользнуть из ее рук. Ему было приятно, что она так рада его видеть. Даже если бы Натали решила вдруг его обнять, он не стал бы сильно сопротивляться.

– Натали, не кричи так, – вдруг заметила ее знакомая каким-то ужасно неприятным голосом. Дик и не подозревал, что у довольно симпатичных девушек бывают такие скрипучие голоса, – ты перебудишь весь дом.

– Да ладно тебе! – отмахнулась Натали. – Ты же видишь, какое диво дивное… Как в кино. Правда, Дик?

– Угу, – подал голос Дик, который все еще решал, не будет ли это совсем неприличным, если он останется.

– Иди сюда, – Натали подтолкнула его к дивану. – Тебе, наверное, холодно. Сейчас я плед накину. Садись и рассказывай, как ты здесь очутился.

Дик забрался на диван, с благодарностью закутываясь в плед. Не то чтобы ему было холодно, но под покрывалом было как-то уютнее. Натали села рядом и приготовилась слушать. Дик молчал, сонно вращая глазами.

– Ой, простите, пожалуйста, – засмеялась Натали, – я же забыла вас познакомить. Это Дик Слейтер, мой подопечный. Мы с ним знакомы уже ужас сколько времени. А это моя лучшая подруга Рене Ньюман. Мы учились с ней в школе.

Дик чуть-чуть вынырнул из-под пледа и наклонил голову в знак приветствия. Рене склонила голову набок и поджала губы.

– Так вот из-за кого весь сыр-бор, – сказала она. – Вполне благополучный ребенок.

Натали вспыхнула и повернулась к Дику. Она сделала вид, что не услышала колкости подруги. Ничего, потом она ей все скажет…

– Я знала, что папа пригласил каких-то гостей, но мне и в голову не могло прийти, что это будешь ты, – быстро проговорила она. – Ну рассказывай же!

– Мы с папой приехали сегодня к обеду. У них с профессором какие-то дела. Я рассматривал атлас, а потом мы гуляли…

– Понятно, – улыбнулась Натали, которой ничего не было понятно. – Она знала, что его отец врач и работает где-то на другом континенте, но что ее отец знаком с ним… Это было новостью. Что ж, тем лучше! Она встретилась с Диком, а завтра сможет высказать его отцу все, что она думает о проблемах воспитания. Все складывается как нельзя лучше.

– Натали, а можно мне попить? – попросил Дик, который видел, как какие-то шарики крутятся в голове у Натали, и ему очень захотелось ее отвлечь.

– Конечно. Что ты будешь? Сок, чай?

– Воды дай.

– Дик, тебя что-то напугало? – спросила Натали, которая всегда догадывалась, что с ним на самом деле происходит.

– Нет, просто луна… – замялся он, потому что не хотел при ее подруге рассказывать про сон.

– Да, луна сегодня всем мешает, – улыбнулась Натали, искоса поглядев на подругу и наливая в стакан воду.

Рене отчаянно зевала. Ей было совершенно неинтересно изображать из себя добрую фею. Она вообще не понимала, как можно тратить свою жизнь на чужих детей, когда вокруг так много интересного. Подумаешь, бедный заброшенный мальчик, у которого когда-то умерла мать, а отец мотается по всему миру! Выглядит он вполне упитанным…

– По-моему, всем пора спать, – заявила она, потому что не понимала, о чем можно говорить с этим мальчишкой. Не сказки же ему на ночь рассказывать.