Текст книги "Полночный блюз"

Автор книги: Джилл Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Джилл Бейкер
Полночный блюз

Глава 1

Стоял конец января. Разыгравшаяся метель запорошила коньки крыш, выбелила аллеи и улицы города. Ледяной ветер с озера с воем обрушивался на небоскребы, швыряя мокрые хлопья снега в лицо безумцам, отважившимся в такую стужу прогуляться по улицам Чикаго. Время перевалило за полночь, однако туристы все еще бродили среди стоявших на тротуаре облепленных снегом девиц, одетых в дешевую синтетику, и замерзших уличных музыкантов с голодными глазами.

Перед зданием музыкального бара «Последний шанс» выстроилась дрожащая от холода очередь постоянных посетителей, надеявшихся попасть на позднее шоу. Публика, собравшаяся в баре, в полутемном прокуренном зале, не обращала внимания на многоголосый шум и душную атмосферу, насыщенную пивными парами. Посетителей не волновали даже завышенные цены на сильно разбавленное спиртное. Единственное, что их интересовало, – настоящий блюз. Где еще так отлично исполняют блюз, как не в «Последнем шансе»?

За пустой сценой, справа от холла, находилась неприметная дверь с косо висевшей табличкой: «Гримерная». За дверью в сырой комнатке с зелеными стенами темноволосая женщина настраивала гитару.

– Не подведи меня сегодня, старушка! Нам с тобой сегодня нельзя оплошать, – прошептала Эдди, обращаясь к лежащему на ее коленях инструменту.

Взгляд женщины упал на развешанные по стенам фотографии музыкальных знаменитостей, и она представила, что и ее фото висит здесь среди них.

Опершись на гриф, Эдди вспоминала, как выступала в этом зале в последний раз, два года назад. С ней была вся четверка из «Дельты Блу», и публика встречала их на ура. Их уже знали в Чикаго, залы на концертах были переполнены. Сегодня же Эдди, едва оправившись от простуды, в одиночестве будет открывать вечернее шоу, исполняя песни под аккомпанемент двенадцатиструнной гитары.

Эдди сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, стараясь избавиться от привычного волнения перед выступлением. Она твердо решила: если сегодня не удастся завести публику, как прежде, то лучше ей давать уроки музыки. Слишком много сил и времени отнимают попытки сделать музыкальную карьеру. Рори тоже заслуживает всего, что полагается иметь девочке ее возраста. Заработанного Эдди хватает лишь на покрытие основных расходов. Она не может позволить себе ни сводить Рори на уроки танцев, ни переоборудовать детскую. Даже покупка нарядов для дочки становится проблемой. И так длится уже долгое время. Эдди вдруг нестерпимо захотелось позвонить домой, услышать звонкий голосок четырехлетней дочурки, всегда действующий на нее успокаивающе. Однако Рори давно уже спит.

Эдди сейчас очень не хватало кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить. Но друзья-музыканты из ее бывшей группы на гастролях на Среднем Западе. После того судебного процесса она решила уйти из группы, чтобы судебное постановление не распространялось на них, и теперь Эдди здесь без них, а они там без нее.

Эдди поспешила напомнить себе, что нынешний вечер особый: сегодня, возможно, она сделает первый шаг к осуществлению своей мечты. Месяц назад Эдди наконец решилась отправить кассету со своими песнями в лос-анджелесскую студию звукозаписи, и через пару недель ей позвонили, чтобы договориться о прослушивании. Эдди пригласила представителя студии в «Последний шанс», и сегодня он должен быть здесь, среди людей, ждущих ее выступления.

В дверь постучали, и, прежде чем Эдди успела откликнуться, кто-то вошел в комнату. Мужчина был в черных очках, но Эдди узнала его сразу. Некогда иссиня-черные волосы посеребрила седина, в пышных усах и густой бороде тоже проглядывала проседь.

Эдди сумела справиться с удивлением и сдержать бурю чувств, вызванную его неожиданным появлением.

– Что вы здесь делаете? Хотите украсть еще одну песню?

Мужчина саркастически усмехнулся и покачал головой.

– Конечно, Эдди, я только об этом и мечтал все время, – ответил нежданный посетитель, снимая очки.

– Да что вы говорите?!

 Она отложила гитару и, глядя в зеркало, начала укладывать волосы в замысловатую прическу.

В зеркале отражалось лицо мужчины, и Эдди увидела, что он рассматривает ее своими выразительными голубыми глазами, способными свести с ума любую женщину. С подчеркнутым равнодушием она принялась красить тушью ресницы.

– Никогда не думала, что увижу когда-либо вас воочию. Я уже привыкла иметь дело только с этими придурками, называющими себя вашими адвокатами.

Дэвид Ландри присел на подлокотник потрепанного дивана.

– Можете обзывать их как угодно, но они помогли мне доказать свою невиновность. Вы ведь слышали свидетельства людей, которые были со мной ночью, когда я сочинил эту песню.

Эдди медленно повернулась к нему, сдерживая негодование.

– Да, мне пришлось выслушать их ложь и вашу. – Она непроизвольно сжала кулаки. – Господи, как я могла быть такой дурой, чтобы послать вам эту запись!

Он молча смотрел на нее сверху вниз, и Эдди вдруг почувствовала, что клокочущий в ней гнев может вырваться наружу.

– И не смейте на меня так смотреть!

– Как – так? – насмешливо спросил Дэвид Ландри.

– Как будто я сошла с ума, а вы со снисходительной жалостью выслушиваете мой бред! Я вытерпела многое, но такого не потерплю. И я вполне в здравом уме, уверяю вас. Нам с вами прекрасно известно, что плагиатор – вы!

О, какое облегчение и удовольствие – высказать ему все в лицо. Это единственное, что Эдди могла сделать, чтобы удержаться и не выцарапать красивые дразнящие голубые глаза.

– Как вам спалось сегодня? Мысль, что вы обокрали кого-то, не тревожила ваш сон? О, нет, по глазам вижу, что нет! Вам чего-то захотелось и вы не задумываясь это присвоили! Да вы заслуживаете, чтобы призрак моей матери являлся вам в кошмарах до скончания дней! Ведь это была и ее песня, как вам известно!

– Да сколько можно повторять! Не крал я вашу песню! И никогда не получал вашу треклятую кассету! Я, кстати, до сих пор не убежден в ее существовании. – Ландри помрачнел, и его голос посуровел. – Конечно, леди, вы сумели состряпать весьма убедительную историю, большое вам спасибо! Вы были чертовски близки к тому, чтобы разрушить все, чего я сумел достичь за последние двадцать лет. И теперь, после всех ваших неудавшихся интриг, как вы чувствуете себя?

– Как человек, который боролся за правду и не смог победить. Пока вы наслаждаетесь личным бассейном и живете без забот на доходы от моей песни, я изо всех сил пытаюсь получить контракт, чтобы прокормить дочь!

– Пять минут, мисс Рэйнтри! – крикнули в открытую дверь.

Эдди схватила гитару.

– Ну, ладно, сегодня здесь будет мистер Раш из «Цитадель рекордз», и я приложу все силы, чтобы произвести на него впечатление.

Дэвид продолжал стоять у двери, заслоняя выход.

– Мой – и ваш – друг, мистер Раш, не сможет сегодня прийти. Его жена попала в больницу. Я приехал вместо него. Мы решили, что уж если мне понравится ваше исполнение, то оно понравится любому… Что-то не так?

Гитара, выпав из рук женщины, стукнулась о пол, немелодично звякнули струны. Эдди застыла как изваяние, а Дэвид бросился поднимать упавший инструмент. Он тщательно осмотрел гитару в поисках повреждений, аккуратно повертел в руках, ласково поглаживая гладкую деревянную поверхность, будто имел дело с хрупкой драгоценностью.

– Вам повезло, с ней все в порядке.

Дэвид протянул Эдди инструмент, их руки соприкоснулись, и она неожиданно почувствовала обжигающий жар его ладони. На секунду Эдди потеряла контроль над собой, поддавшись приятному ощущению, но уже в следующий момент с негодованием отбросила мысль о приятных ощущениях, вызванных прикосновением, перебросила ремень гитары через плечо и ринулась мимо Ландри к двери.

– Эдди!

Она повернулась, сверкнув глазами:

– Ну, что еще?

– Во время сегодняшнего выступления попытайтесь забыть о моем присутствии в зале, хорошо?

В ответ Эдди с деланным равнодушием пожала плечами:

– Теперь-то какое это имеет значение?

Дэвид только улыбнулся.

Эдди хлопнула дверью и, стиснув зубы, устремилась по темному коридору, ведущему к сцене. Итак, Дэвид Ландри, звезда рока и любимчик «Цитадель рекордз», будет слушать сегодня, как она поет. С ним контракта ей не видать как своих ушей! Ну и злую шутку сыграла с ней судьба! Ландри – последний человек на свете, который согласится порекомендовать ее лос-анджелесским боссам.

Эдди почувствовала, что слишком разволновалась. Она вытерла о юбку вспотевшие ладони и затянула потуже красный шарф на поясе. Ну что ж, если это ее последнее представление, то оно, черт побери, будет лучшим! Объявили ее выход, и она прошла на сцену. Пока Эдди включала микрофон и проверяла звук, в зале почти никто не обращал на нее внимания.

Раздавался звон бутылок, бегали официантки и стоял непрекращающийся гул голосов. Дэвид нашел укромное местечко у неосвещенной стены и заказал пиво. Отсюда он мог наблюдать, как уверенно держится Эдди на сцене: она спокойно улыбалась публике, настраиваясь на знакомые вступительные аккорды к известному старому блюзу «Обращайся со мной хорошо».

Задав медленный, в ритме ударов сердца, темп, Эдди начала петь, постепенно увлекая за собой публику.

Дэвид видел, как сидящие за столиками начали поворачивать головы в сторону сцены, и в похожем на огромную пещеру зале постепенно стало тихо. Он с наслаждением прислушивался к берущим за душу, интимным, шепчущим интонациям голоса Эдди. Выбрав песню, которую обычно исполняют мужчины, она аранжировала ее с оригинальной женственностью. К концу второго куплета Дэвиду стало ясно, что Эдди полностью завладела вниманием слушателей. Ее исполнение захватило публику и, к удивлению Дэвида, его самого. Эдди сумела увлечь и увести за собой в мир песни, в атмосферу, создаваемую мелодией и голосом. Хрипловатый голос подчеркивал достаточно прозрачный подтекст, и по лицам молодых людей в первом ряду расползлись довольные ухмылки.

Эдди полностью отдавалась пению – редкий талант среди исполнителей. Дэвид знал по опыту, что этому нельзя научиться. С неожиданной печалью он вспомнил былое счастливое время, летние вечера, когда слушатели, группа, да и он сам словно уплывали прочь, все вокруг переставало существовать, кроме его собственного голоса, и он мог вести за собой людей – сквозь песню, пространство – вверх, до самых звезд. Как ему нравилось это тогда… в те далекие времена.

Когда Эдди, используя широкий диапазон голоса, сумела подчеркнуть смысл последнего куплета, Дэвид неожиданно почувствовал, как в нем просыпается желание. И он был не единственным, кто подпал под чары ее женственности. Раздавшиеся в зале одобрительные свистки служили этому подтверждением. Да, после такого публика будет требовать еще и еще!

И сам он тоже.

Дэвид прислонился спиной к стене и отхлебнул пива, поражаясь, насколько сильно это его затронуло. Он-то поначалу планировал прийти, прослушать пару песенок и незаметно уйти, чтобы ближайшим рейсом улететь в Лос-Анджелес. А сейчас жадно ловил каждое произнесенное ею слово.

Эдди коротко поблагодарила зрителей за теплый прием. Она говорила с легким акцентом, свойственным жителям горных районов штата Индианы, – Дэвид заметил это еще раньше, в гримерной. Интересно, споет ли она ту песню, которая причинила ему столько хлопот? Однако тут же с непонятно откуда возникшим чувством вины вспомнил, что суд запретил ей исполнять эту песню.

Ландри снова переключил внимание на женщину, выступавшую на сцене. Эдди Рэйнтри умеет петь зажигательные блюзы, возбуждающе действующие на мужчин. Да, такая женщина, конечно, может причинить немало забот. Пока Эдди играла вступительные аккорды следующей песни, взгляд Дэвида скользил по мягким округлостям ее груди, по облегающей короткой черной юбке и туго обтягивающим икры замшевым сапожкам. Дэвид тяжело вздохнул. Самолет в Лос-Анджелес улетит без него.

Неожиданно к нему приблизилась полная рыжеволосая девица, откровенно разглядывая бесстыжими зелеными глазищами застежку его брюк. Лениво улыбаясь, она сообщила:

– Я знаю, красавчик, кто ты и что тебе нужно.

После выступления Эдди собирала вещи в гримерной, все еще полная радостного возбуждения от удачного концерта. Она не сообщила друзьям о сегодняшнем шоу, боясь, что в их присутствии будет волноваться еще сильнее. Но сейчас ей не хватало дружеской поддержки. И куда запропастился этот чертов Ландри?

Спустившись в холл, Эдди огляделась, припоминая, что не заметила Дэвида в зале. Неужели он ушел, даже не прослушав ее выступление? Конечно, она вела себя с ним не очень любезно, однако чего он, собственно, мог ожидать?

И все же сегодня ей, пожалуй, следовало попридержать свои обиды, раз уж волей судьбы Ландри оказался единственным, кто может сейчас помочь. Эдди прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Похоже, она упустила свой шанс, и даже отличное сегодняшнее выступление уже ничего не исправит.

Медленно натянув пальто, она взяла кофр и сумку с одеждой и направилась через заднюю дверь к автостоянке. Пока Эдди под порывами ледяного ветра сметала снег, налипший на ветровое стекло, она успела продрогнуть до костей. Решив прогреть двигатель, она открыла дверцу и повернула ключ зажигания. Мотор издал короткое рычание и заглох. Эдди выругалась и начала жать на акселератор. Полная тишина.

Эдди вышла из машины и сердито пнула ногой бампер. За спиной послышался хриплый мужской смешок. Оглянувшись, она увидела Дэвида, стоящего у соседнего автомобиля.

– Давайте я попробую!

Он открыл дверцу ее машины и скользнул за руль.

– Бесполезно, – предупредила Эдди. – За последние три недели мне уже три раза приходилось заводить ее, таща на тросе.

Не слушая объяснений, Дэвид повернул ключ зажигания. В ответ раздался сухой щелчок. Ландри молча достал трос, и через несколько минут ее машина была прицеплена к заднему бамперу большого черного седана. Эдди жала на акселератор как сумасшедшая, однако мотор отказывался заводиться.

– Не понимаю! – крикнула она Дэвиду в окно. – Раньше это всегда срабатывало.

Он подошел к ее машине и наклонился к открытому окну так близко, что его лицо оказалось рядом с лицом Эдди.

– У вас сели аккумуляторы. Ребята с парковки говорили, что ночью здесь вы вряд ли найдете, где их заменить, – сочувственно произнес Дэвид.

Эдди застонала:

– Мне необходимо попасть домой! С дочкой сидит моя сестра, а я обещала Марте вернуться к утру.

– Далеко вы живете?

– Четыре часа езды – но с этим снегом, кто его знает…

Ландри озабоченно нахмурил брови, но ничего не сказал. Выпрямившись, он некоторое время задумчиво смотрел в пространство, словно пытаясь решить сложный вопрос: заслуживает эта женщина его помощь или нет? В этот момент Эдди, которой обычно удавалось сохранять уверенность в самых разных переделках, неожиданно почувствовала, что теряет выдержку. На улице минус десять градусов, снег валит еще гуще. Эдди неожиданно поймала себя на мысли, что ей хочется очутиться в тепле и комфорте, рядом с этим привлекательным мужчиной.

– Возможно, я буду сожалеть об этом, – промолвил наконец Дэвид с насмешливой полу-улыбкой, – но позвольте предложить вам помощь. В любом случае нам надо поговорить.

– Нет!

– Почему нет? Разве у вас припасены в багажнике лыжи для ходьбы по глубокому снегу? – Он подождал ее ответа, потом продолжил: – Леди, я не хочу вас торопить, однако на улице становится все холоднее, а на мне только тонкий кожаный пиджак.

Эдди подумала, что уже достаточно показала свой характер сегодня. Кроме того, кто знает, когда будет следующий автобус до Индианы?

До окраины города они добрались менее чем за полчаса. Теперь машина двигалась на юг по шоссе I-65. Эдди уныло сидела и молчала. У нее было всего двадцать долларов и чек, который можно будет обналичить только завтра утром. На буксировку машины ей пришлось взять взаймы у Ландри. Мало того, что неизвестно, когда она получит обратно свою машину, так ей еще пришлось брать в долг у мужчины, которого презирает.

Краем глаза она видела его руки, лежащие на руле. Сейчас Дэвид вел машину по скользкой дороге, а Эдди вспоминала, какие волшебные звуки способны извлечь из гитары эти искусные руки, рождая музыку, находившую дорогу к сердцу каждого. Ландри славился живым и зажигательным исполнением. Гитара в его руках могла взорваться яростными аккордами и сразу перейти к серебристой волшебной мелодии. Когда-то его музыка покорила Эдди, но теперь она была не в состоянии ее слушать. Нет. С тех пор, как узнала, что он способен на мошенничество.

Ландри вдруг обратился к ней, и она вздрогнула от неожиданности:

– Куда мы едем?

– Нэшвилл, штат Индиана.

– Я и не слышал никогда о таком.

– Там очень мило…

Эдди начала рассказывать ему о круглых, поросших лесом холмах южной Индианы, но затем замолчала, решив, что он и сам вскоре увидит их. Она в достаточной мере поддержала разговор, а дальнейшее от нее не зависит.

Они продолжали ехать вперед. Свирепая метель бушевала над дорогой и окрестными полями, по обеим сторонам шоссе виднелись застрявшие в снегу автомобили. Дэвид покрутил настройку радио и нашел песню, которая ему понравилась.

«Дворники» на переднем и заднем стеклах равномерно пощелкивали. Интересно, Дэвид долго собирается испытывать ее терпение? Был ли он на концерте? Эдди почувствовала, что ей хочется схватить этого мужчину за шиворот и вытрясти из него ответ. Ее нервы были натянуты до предела. Сейчас ей не помешала бы сигарета, но, увы, она бросила курить два месяца назад.

Ландри, должно быть, прочитал мысли Эдди.

– Вы, наверное, хотите узнать, что я думаю по поводу вашего выступления?

– А нужно ли?

Дэвид не отрывал взгляда от дороги.

– Честно говоря, я был очень негативно настроен по отношению к вам, собирался послушать пару песенок и уйти, однако не смог. У вас очень приличный исполнительский уровень.

– Вопрос лишь в том, насколько приличный?

Он недоуменно приподнял бровь.

– У вас запоминающийся голос. Нежный и в то же время решительный. Если я услышу вас по радио, то сразу узнаю.

У Эдди округлились глаза. Она уже собиралась рассыпаться в благодарностях, но вспомнила, что речь идет о деле, и спросила:

– Так меня будут записывать?

Дэвид бросил на нее быстрый оценивающий взгляд и вновь стал следить за дорогой.

– Это зависит не от меня. Все, чем я могу вам помочь, – это кое-что посоветовать.

– И что же?

Впервые ей показалось, что он как будто сомневается.

– Вам следует кое-что понять, Эдди. В наши дни имидж и реклама важны почти так же, как и сама музыка.

Эдди заерзала на сиденье. Вся ее напускная уверенность и гордость мигом испарились.

– Это из-за того, как я выгляжу? – спросила она.

– При чем здесь то, как вы выглядите? Я говорю, что вы не относитесь к тому типу женщин, которые могут скакать по сцене чуть ли не в нижнем белье. В наши дни легче всего продается подобная дребедень.

– Но я, слава Богу, играю блюз, для меня важна только музыка. Было бы нелепо требовать от меня чего-либо еще.

– Да, я понял. Однако вам придется пообещать лос-анджелесским боссам, что, если потребуется, вы сниметесь в любом виде, в каком они предложат.

– Но это же смешно!

– Нет, если вы желаете записываться.

– И некрасиво, – продолжала она, не расслышав его замечания.

– Конечно, некрасиво – если бы я в свое время не добился успеха, я бы сейчас вынужден был делать то же самое. На меня либо напялили бы одежду рокера, либо постригли под панка.

Эдди на минуту представила Дэвида, выряженного под металлиста, не смогла удержаться и рассмеялась. Дэвиду было приятно слышать ее заливистый смех, и он усмехнулся в ответ:

– И не забывайте, что сейчас всем, даже известным исполнителям приходится заниматься рекламой. Мне предлагали рекламировать все, начиная от пива и кончая подтяжками.

– Но вы ведь не согласились? Уверена, вы один из немногих, кто этим не занимается. Как же вы смогли устоять против этих предложений? Мне кажется, я готова заложить душу, лишь бы только записать альбом!

– Ну, о сделке с дьяволом пока речи не идет. После того, что я услышал сегодня в «Последнем шансе», надеюсь, мы сможем придумать что-нибудь получше.

Услышав ободряющие слова, Эдди вдруг почувствовала, что у нее начинает кружиться голова.

– Но вам придется сделать новую демонстрационную запись. Более высокого качества, чем та, которую вы прислали в студию, – Скотт Раш давал мне ее послушать перед отъездом. Репертуар оставьте тот же, что был сегодня. И не повредит, если с вами будет хорошая группа. Как вы считаете, сможете это сделать?

– Конечно!

– Вот и хорошо.

Дальше они ехали молча. Эдди пыталась сдержать бешеные удары сердца и не дать глупой счастливой улыбке расползтись по лицу. Почему Дэвид вдруг решил ей помочь? Наверное, просто чувствует свою вину! Может, в конце концов, есть в этом мире справедливость?

Они ехали еще около часа, пока в половине четвертого утра не остановились перекусить. В кафе было полно народу – многие водители пережидали метель. Дэвид и Эдди отыскали единственную свободную кабинку и заказали завтрак.

Эдди смотрела по сторонам, пытаясь понять, заметил ли кто-нибудь сидящую рядом с ней рок-звезду, однако Ландри остался неузнанным.

Официантка принесла два кофе. Поднеся чашку к губам, Эдди вдруг обратила внимание, что Дэвид пристально разглядывает ее, и покраснела. Интересно, что случилось – у нее потекла тушь или растрепалась прическа? Смущенная его пристальным взглядом, она быстро сказала первое, что пришло в голову:

– А вы хорошо водите машину в снегопад.

Он кивнул и отпил кофе.

– Я из Миннеаполиса. Снег напоминает мне родину.

– Хотите вернуться домой?

Его глаза затуманились.

– Нет, не вижу смысла.

– А ваша семья?

Дэвид поерзал на стуле и вздохнул:

– Я ушел из дома в семнадцать лет. Мы с отцом крупно поругались, когда он узнал, что его единственный сын не желает учиться в колледже. Меня нисколько не привлекала профессия врача, а отец надеялся, что я пойду по его стопам. Он говорил, что у меня руки хирурга. Я отвечал, что у меня руки гитариста. В итоге я бросил дом, школу – ну, и все остальное, что делают обычно молодые бунтари.

– И вы так и не помирились?

Неловкая пауза повисла в воздухе, прежде чем Дэвид ответил:

– Не было возможности. Отец умер от сердечного приступа через неделю после того, как я ушел из дома.

– Простите, – пробормотала Эдди, прижимая салфетку к губам. – А как же мама?

– Она вновь вышла замуж, живет с мужем во Флориде. Я вижусь с ними пару раз в год. У матери собственная жизнь, а своих сводных братьев и сестер я, подозреваю, могу и не узнать, если встречу случайно на улице.

Немыслимо! Разве может человек выжить без семьи? Не испытывая к этому мужчине дружеских чувств, Эдди тем не менее была тронута раскаянием, которое сквозило в его взгляде. Было заметно, что Дэвид предпочел бы сменить тему.

– Вы ушли из дома и сразу попали в группу «Кошкин дом»? – спросила Эдди.

– Да, на следующий год мы играли на Вудстокском фестивале, но вы тогда были еще слишком малы, чтобы это помнить.

– Нет, я знаю о Вудстоке все, я видела фильм!

Дэвид рассмеялся:

– Это разные вещи. Вообразите, что вам восемнадцать лет и вы играете для полумиллионной аудитории. Вы хотя бы представляете, что такое пятьсот тысяч человек, собравшихся вместе?

Эдди отрицательно покачала головой.

– И я тоже не знал в тот вечер. Было слишком темно, и все, что я мог видеть, – сотни ног прямо передо мной. Но я знал, что они все здесь, и тогда я просто закрыл глаза и представил, что репетирую у себя дома, в гараже.

Эдди увидела, что ее собеседник погрузился в приятные воспоминания. Как ей хотелось, чтобы и с ней случилось нечто подобное.

– Наверное, это полностью изменило вашу жизнь?

– Еще бы! Уже на следующий день люди прозвали меня…

– Чудом из Миннесоты! – воскликнула, перебив его, Эдди.

Дэвид кивнул и продолжил:

– Очаровательное прозвище для парня, только что бросившего школу и дом!

– Но должно быть, это здорово – слава и успех?

Он прищурился.

– Первое время. Но скоро это приедается и становишься нечувствительным – остаются только толпы фанатов, гостиничные номера и бесконечные поездки туда-обратно. Однако я сумел пережить это и даже сохранить большую часть мозгов.

Он криво улыбнулся.

Эдди поняла, что он подразумевал. При таком стиле жизни почти невозможно избежать наркотиков и алкоголя, сгубивших многих знаменитостей, однако Ландри это удалось. И сейчас, в сорок лет, он выглядит молодо – лучше многих восемнадцатилетних звезд эстрады. Невольное любопытство вспыхнуло в душе Эдди, когда она вспомнила, что Дэвид знаменит также любовными похождениями. Она бросила украдкой взгляд на его руку – посмотреть, нет ли обручального кольца, но Дэвид носил лишь золотое кольцо с эмблемой его первой рок-группы.

Он прервал ее раздумья:

– Только не рассчитывайте, Индиана, что мои участие и помощь приведут вас прямо в рай.

Она усмехнулась, услышав такое прозвище.

– Почему?

– Видите ли, те, кто уже достиг славы и успеха, не врут, убеждая остальных, что это не главное в жизни. Рано или поздно вы поймете, что все эти драгоценные игрушки не могут наполнить пустую комнату. А кроме того, приходится остерегаться бесконечных прихлебателей и мошенников и так называемых случайных знакомых. Некоторых вы раскусите сразу же. С другими это может занять годы.

Эдди показалось: Дэвид намекает, что она не относится к мошенникам, о которых шла речь. Но почему в его словах сквозит такая горечь? Нет, у нее все будет по-другому. Она сдержанно заметила, глядя ему прямо в глаза:

– Я уже пережила много неудач, которыми меня наградила судьба. Полагаю, сейчас мне не помешает крупная порция успеха.

Он усмехнулся, но в глазах мелькнул огонек любопытства.

– Тогда будьте осторожны со своими желаниями, милая леди, потому что они могут исполниться.

– И чем быстрее, тем лучше! Я пытаюсь добиться этого с шестнадцати лет, а сейчас мне тридцать два года. Время уходит. Да, я хочу достичь того, что вы уже имеете! – Она сделала паузу, чтобы ее слова дошли до него. – И хочу добиться как можно скорее.

– Хм… честолюбивые мечты?

– Не думайте, что это просто причуда. Мои родные всегда говорили, что если у тебя есть талант, грех зарывать его в землю. – Эдди допила кофе и выскользнула из кабинки. – Мне надо позвонить домой. Марта наверняка беспокоится, не застряла ли я где-нибудь из-за сильного снегопада.

Дэвид почти закончил завтракать, когда Эдди вернулась. Она села за стол и невидящим взором уставилась в тарелку. Он бросил на нее быстрый взгляд.

– Что стряслось?

– Марта сказала, у дочки опять воспаление уха. Даже в трубке было слышно, как Рори плачет.

– Еще буквально две минутки, и мы отправимся дальше. Вы больше есть не будете? Она покачала головой. Дэвид встал и завернул в салфетку два кекса с ее тарелки.

– Пригодится, если застрянем.

Эдди молча взмолилась, чтобы этого не произошло.

Возвращаясь на стоянку, она заметила, что шоссе сильно обледенело и стало похоже на каток.

– Эдди, пристегнитесь ремнем. Мне хотелось бы доставить вас домой в целости и сохранности. Рори нужна мама.

Щелкнув застежкой ремня, Эдди ощутила, что беспокойство понемногу отпускает ее. Она не могла объяснить, почему рядом с Дэвидом чувствует себя в безопасности. Было приятно, что он заботился о ней и стремился помочь ей побыстрее добраться до дому. Это не укладывалось в сложившееся у Эдди представление о Дэвиде как о человеке, разрушившем ее жизнь.

Дэвид покрутил настройку радио. Раздался шорох и треск, затем слова воскресной утренней молитвы, наконец, он остановился на станции «Лафайет». Ди-джей утренней передачи по заявкам слушателей объявил: «А теперь по просьбе Сонни передаем песню для Линн: Дэвид Ландри «Долгая ночь».

Прежде чем Дэвид успел дотянуться до радио, прозвучали вступительные аккорды. Эдди мягко остановила его:

– Нет, я хочу послушать.

– Как скажете!

Она слышала его версию песни много раз, преимущественно в процессе судебного разбирательства. Непроизвольно в памяти всплыли события марта прошлого года, когда Эдди впервые услышала, как ее песню исполняют по радио. Тогда она тоже ехала домой с выступления. Даже сейчас, вспоминая, она переживала заново ощущение крайнего недоумения и возмущения, охватившего ее, когда она поняла, что мелодия песни почти повторяет ее собственную. Сейчас Эдди внимательно слушала, как Ландри поет мягким лирическим тенором. Он использовал мелодию, которую придумала ее мать, однако слова были другие.

Исполнение Ландри, с легким оттенком сексуальности, производило сильное впечатление. Аранжировка полностью соответствовала замыслу Эдди. Но будь он проклят, ведь он своровал ее произведение, сделал своим, пусть даже обработка у него лучше, чем, возможно, удалось бы ей! И даже посмел выдвинуть украденное на престижный конкурс «Песня года»!

К финальным аккордам возникшие у Эдди нежные чувства к Дэвиду были сметены новым приступом гнева.

– Мне показалось, вы чем-то смущены? – спросила она.

Он рассмеялся:

– Нет, леди! Это работа вашей фантазии. Но раз уж мы вернулись к этой теме, мне хотелось бы задать вам пару вопросов. Зачем вы вообще посылали мне ту ленту?

– Я предполагала, что если гитарист, который был тогда моим кумиром, услышит ее, то поможет мне сделать запись. Возможно, я была наивна, – добавила она с сарказмом, – однако, могу поклясться, была уверена, что авторы песен обычно получают деньги, когда кто-либо исполняет их произведение.

– Но я сам сочинил песню, которую вы сейчас слышали! И вы не первая, кто пытается провернуть со мной этот трюк. Обычное жульничество!

– Это не жульничество!

– Нет, именно жульничество! Вы выбрали самую лучшую песню, которую я когда-либо сочинял. Вы, безусловно, полагали, что громкая шумиха поможет вашей карьере. Однако честолюбие сыграло с вами злую шутку – вы проиграли процесс. Ну и что? Вам давно следовало примириться с этим!

Эдди возмущенно выпалила:

– Конечно, делать мне больше нечего! Я, наверное, жаждала бросить лучшую группу, в которой когда-либо играла! Влезть в долги, нанять адвоката и ездить на суд в Лос-Анджелес! Я уже не говорю о шумихе в моем родном городе! Всю жизнь мечтала стать посмешищем для соседей! Не говоря уж о том, что я осталась без мужа!

Она не собиралась высказывать ему это, слова выскочили сами, против ее желания. Эдди пыталась успокоиться. Дэвид молча курил. Красный спортивный автомобиль обогнал их на большой скорости.

– Проклятый идиот, – пробормотал Дэвид сквозь зубы.

Выждав минут десять, пока Эдди придет в себя и будет способна слушать, он обратился к ней:

– Я уверен, что два человека, никогда не видевшие друг друга, не могут написать одинаковые песни. Не знаю, ради чего вы это делали, но вы состряпали эту наглую ложь. И я никогда не смогу понять…