Текст книги "Демонология Сангомара. Преемственность"

Автор книги: Джейн Штольц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Вспоминая прошлый день и истошные вопли своей тихой и обычно молчаливой Кельпи, Уилл вздрагивал и смотрел по сторонам. Он все ждал, что она либо выйдет из воды с бурным плеском, либо появится неожиданно где-то сбоку, как обычно в десяти шагах. Но Вериатель не появлялась… Парень ступил в ледяную воду и вскрикнул от боли, холодная вода обожгла исцарапанные спину и грудь.

Юноша обмыл волосы и тело в горной реке и, стуча зубами, уже захотел выходить, но услышал тихие шажки.

– Вериатель?

Нет, на берег вышла девушка с длинными темными волосами, заплетенными в косу, в голубом платьишке. Она была похожа на Кельпи фигурой – тоже маленькая, с прелестными округлостями, красивая и стройная. Но лицо ее, в отличие от непроницаемой маски демоницы, было очень живым, синие глаза вечно смеялись, и, казалось, что в их уголках пляшут озорные демонята.

Это была Линайя, та самая, с которой Уильям дружил, пока не сгорел храм и отец Лины, человек очень набожный, не посчитал это символом греха и запретил общаться своей дочери с чудаковатым сыном служителя, к которому питал какую-то особую нелюбовь.

– Вериатель? – переспросила удивленно девушка, посмотрела на голого юношу с ярко-красными отметинами от женских ногтей на спине и груди, залилась густой краской и отвернулась.

Странное ощущение нахлынуло на Уильяма. Словно кто-то омыл его глаза и стер пелену, через которую он туманным и зачарованным взглядом смотрел на этот мир. Ясными и синими глазами он взглянул удивленно на стройную темноволосую девушку и словно очнулся от очень долгого сна. Образ Кельпи в его сознании чуть потух и, освобожденный от оков и чар демоницы, на время или навсегда, молодой парень стал робко озираться по сторонам.

Покраснев, он выскочил быстро из воды, обтерся наспех полотенцем и надел свежую одежду.

– Поворачивайся, я все, – негромко, со смущением, сказал юноша.

Линайя развернулась. В руках она держала пустую корзину, где лежало пару пустых горшочков.

– Привет. Кто такая или такой Вериатель? Хотя мне кажется, что это все же женское имя, – спросила Линайя, которая подошла чуть ближе и перекинула косу на другое плечо.

– Никто… – обтирал волосы полотенцем юноша.

После купания в холодной воде ему стало чуть лучше и он теперь мог ясно смотреть на этот мир, а не сквозь пелену боли.

– Ааа, понятно. Это то самое никто, якобы протащившее тебя по камням в реке, а потом наловившее тебе полный короб рыбы длиной по локоть? – неловко рассмеялась девушка, насмешливо сверкая глазами.

– Откуда ты знаешь про это?

– Да про это вся деревня знает, а теперь уже и в Больших Вардах наверное молва пошла. Вождь Кадин рассказал ночью об этом мужу подруги моей тетушки Маргари, тот уже через пять минут поведал историю подруге тетушки, подруга, а уважаемая Амари тут же прибежала к моей тетушке Маргари, ну и пошло поехало. С утра все только и судачат о тебе да о демонах. Старый Служитель хочет провести обряд очищения и будет вечером молиться за твою душу, правда без тебя, он вот совсем недолюбливает почему-то тебя, Уилл.

– Не было никаких демонов. Упал в реку, протащило по камням, расцарапало тело.

– Ну да… А короб, полный огромной форельки? – подняла с недоверием бровь девушка.

– Клев был хороший. Ты же знаешь, что эта рыба хорошо ловится в пасмурную погоду, вчера как раз такая была. Ну и прикормки много использовал, сыпанул от души растертых опарышей, жаль Малик ушел к тому моменту.

Линайя помялась с ноги на ногу, прикусила нижнюю губу и с сомнением посмотрела на юношу с кристально честным взглядом, который разводил руками.

– Вот, смотри, даже синяк получил здоровенный, когда об камень на дне приложился, – юноша в доказательство задрал рубаху и показал огромный кровоподтек на пояснице. В этом он девушке не соврал, он действительно ударился об камень, когда Кельпи придавила его к земле.

– Ну ладно, ты меня почти убедил. Хотя царапины все же странные у тебя. В жизнь не поверю, что так спину подрать можно в реке.

– Я тоже так не думал, но вот пробовать еще раз что-то не хочется. А ты куда направляешься?

– Относила брату обед, он рыбачит чуть выше по течению, в четверти часа отсюда. Сейчас возвращаюсь.

– Надолго в деревне? Помню, ты была тут давненько, вон как выросла, – Уилл посмотрел на красивую женственную фигуру и вспомнил ту угловатую девочку пару годами ранее.

– У отца серьезные гости прибыли из Офуртгоса на всю весну и лето, так что в моей комнате теперь живет господин Ракфуррсон с его помощником. Я до осени у тетушки жить буду.

– А чего твой отец не поселил их на постоялом дворе, которым владеет?

– Ну вот так вот… Я не знаю, – развела руками Линайя.

– Понятно. Давай провожу тебя что ли… Я провалялся до обеда в кровати, так что мне тоже нужно домой и матушке помогать. Она отчего-то стала хворать в последнее время, особенно ближе к зиме.

– Проводи, – улыбнулась девушка и медленным шагом направилась к лесу. Ее лицо раскраснелось, она прикусила вновь нижнюю губу и замерла, поджидая Уилла, который прихрамывал и держался за поясницу.

Пара удалилась в сторону деревни. Вечером молодого мужчину пытали вопросами и служитель, и вождь, и матушка с братом, и прочие жители деревни. Но упертый Уилл лишь мотал головой да твердил о том, что упал в реку да ободрал спину об камни. Поначалу ему никто не верил, но находчивый юноша привел любопытствующих к участку реки, где течение было спокойным, в большом количестве росли водоросли, да берег был не каменный, а грязевой, и показал подробно, где упал, как его протащило, даже указал на мелкие и острые камни. Постепенно люди убеждались, что ничего магического в том, что случилось, не было, а с рыбой просто повезло.

А Кельпи так и не являлась больше к Уиллу еще пару лет. Что послужило причиной, юноша не знал, но очень сожалел о своем поступке, который лишил его друга. Впрочем, пока Линайя была в деревне, между ней и парнем завязались романтические отношения и все чаще Уильям теперь думал о озорной Линайе. Хотя дело было вовсе не в Линайи, а в том, что демоница просто на время отпустила его. Но парень этого знать не мог и даже не предполагал, насколько сильно было влияние Вериатель на его разум.

Спустя пару лет Кельпи все же явилась молодому человеку, выбралась из реки в красивых сандалях, загадочно улыбнулась и лишь помотала головой, не желая давать ответы на шквал вопросов. Она стала приходить к нему чуть реже и ненадолго, но все же регулярно, и смотрела на Уильяма теперь немного иначе, с какой-то нежной теплотой. Уилл не понимал перемены в отношении Вериатель к себе, но чувствовал, что она что-то не говорит ему, что что-то произошло после того дня. И сила, с которой Вериатель держала его подле себя, стала меньше, словно демоница уже получила что-то свое от этого молодого человека.

Глава 2. Ярмарка

Спустя шесть лет, 2120 год по общему летоисчислению, 243 год по Офуртскому.

Уилл шел по извилистой тропе и жевал травинку Златовика, задумчиво оглядываясь вокруг. Обычно графство было объято туманом, но сегодня стояла солнечная погода. Воздух был кристально чист, все вокруг хорошо просматривалось. «Если бы не горы, я бы смог даже увидеть город Офуртгос», – подумал Уилл: «Хотя нет, не смог бы. До него пять дней ходу, наверное не увидел бы».

Пахло горными цветами: Златовиком, Горицветом, Белушкой и Сон-травой. Запахи сливались и Уилл шел, слегка опьяненный благоуханием цветов. Он остановился и вдохнул полной грудью, посмотрел на ясное небо над головой.

Неожиданно сзади прилетел толчок в спину.

– Опять с Ямесом трепешься? – старший брат Малик еще раз толкнул его в спину и сказал. – Нам нужно до вечера попасть в деревню, шевелись.

– Да-да, я знаю, что старик видел их вчера, – Уилл поправил постоянно сползающую с плеча лямку короба, где была рыба. – Я как раз думал на этим.

– Что же ты надумал? – грубо рассмеялся Малик.

– Они очень свирепые и сильные, но все-таки уязвимые. Нужно придумать, как их отпугнуть. Или убить.

– В Больших Вардах эти твари были дважды, в последний раз утащили швею с ее сыном и никто им ничего не сделал. Слишком быстрые! – Малик поравнялся с Уилом и злобно посмотрел на него. Малика раздражали постоянные идеи брата. – Лучше бы матушке помогал по вечерам, чем книги свои читал.

– То есть тебя устраивает, что они рыщут вокруг деревни и могут напасть? – Парень пропустил мимо ушей выпад брата по поводу книг и развел руками. – В прошлый раз они утащили швею из Вардов, а завтра утащат нас. Ты не думал об этом?

– Пфф, – Малик скривился и сплюнул на землю, – Слишком много думаешь. Сель с гор переживали, безрыбье переживали, налог переживаем и это переживем! Видишь вурдалака – прячешься в дом. Все!

Малик обогнал младшего брата и, пыхтя под весом рыбы, попытался оторваться от него – его раздражало одно присутствие Уильяма рядом с ним. И раздражало уже так долго, что он не мог мириться с этим чувством.

Любой незнакомый человек бы никогда не поверил, что эти идущие рядом друг с другом молодые мужчины – братья. Малик был крупным, с широким носом и маленькими глазами голубого цвета, у него были черные волосы, которые он завязывал в хвост. Малик был неопрятным мужчиной, абсолютно не следил за своим внешним видом, поэтому шевелюра у него была сальной, меж зубов во время разговора постоянно выглядывали остатки пищи.

В целом Малик был копией своего отца-служителя, что мать братьев, Нанетта, любила подчеркивать в разговорах. Матушка же тоже была женщиной в теле, однако с удивительно прекрасными и добрыми голубо-синими глазами, за что в молодости слыла красавицей, обладая тогда еще стройной фигурой и длинной косой до бедер.

Уилл же очень отличался от своего старшего брата. Он был статным молодым мужчиной 23 лет высокого роста, от матери ему достались синие глаза и красивый прямой нос. На переносице бледнел небольшой шрам, который, впрочем, совсем не уродовал, а даже наоборот украшал лицо. Волосы у него тоже были черного цвета, густые и длиной чуть выше плеч – Уилл их никогда не завязывал в хвост, но старался следить за ними и вовремя мыть. Впрочем, все в Вардцах и большинство в Вардах были обладателями черной шевелюры. Традиционный облик жителя графства Офурт – бледный, серо или голубоглазый и черноволосый деревенский житель.

День сменился вечером, и братья поспешно тащили тяжелый улов к дому. Послышалось пение мацурок – это были ночные жуки-светлячки, которые пробуждались ближе к вечеру и пели до утра. У жучков были светящиеся брюшка и когда у этих светлячков начинался брачный период, с весны по конец лета, то лес порой так ярко светился, что по нему можно было ходить как днем.

Уилл раздраженно поправил непослушную лямку короба, она постоянно сползала и перекашивала корзину. “Нужно будет ее переплести” – он мысленно наметил себе план на вечер.

Парень снова и снова прокручивал в голове слова старика из деревни. Дед был слегка безумен, но скорее всего он правда видел вурдалака. По его словам, он вышел помочиться ночью из дома и за оградой услышал странные звуки. Думая, что там какая-нибудь загулявшая лесная животина, старик схватил палку и осторожно пошел в сторону источника. Ему повезло, что в этот момент луна решила выглянуть из-за облаков. Он увидел, по его словам, «Бледную зверюгу на четырех лапах, чуть больше волка, покрытую темной шерстью, с оскаленной пастью, большими торчащими ушами, черными глазищами и носом, как у летучей мыши». Перепуганный старик быстро сообразил, чем это грозит ему обернуться, и, кинув палкой в тварь, уже через мгновение залетел в дом и заперся там.

На утро дед рассказывал об этом всей деревне, нервно махал руками и призывал людей быть осторожней. Вождь Кадин, выслушав старика, попросил всех селян вернуться домой до заката. Именно поэтому братья так торопились домой – они не хотели столкнуться с этими свирепыми монстрами, которые, как известно, охотились по ночам. Быть осторожнее селян заставило и странное поведение вурдалаков. Обычно они показывались людям крайне редко и к деревням не подходили, так что ситуация с их появлением прямо около жилых домов складывалась очень нехорошая.

– Быстрее, почти стемнело. – Малик ускорился, удобнее перехватил лямки короба и обогнал Уилла.

Он постоянно оглядывался по сторонам, нервно рассматривал каждый куст. Малик был труслив, ему всюду чудились оскаленные морды готовых к прыжку тварей, он касался своего горла и представлял, как в его нежную плоть вгрызаются их клыки. От этих мыслей становилось еще дурнее.

Уилл подхватил с тропы толстую палку, помахал ей в воздухе и, вздохнув, стал догонять брата. По сравнению со старшим братом, он не видел в каждом кусте вурдалака и относился спокойнее к теме своей возможной смерти. Впрочем, его мысли больше занимала практическая сторона вопроса, а именно как подготовиться к возможному нападению на деревню.

Когда Уилл почти поравнялся с Маликом, они оба услышали справа странный шум. Шум нарастал, высокая трава между деревьями зашевелилась и что-то стремительно приближалось. Малик побледнел, застыл как вкопанный, поставив широко ноги и чуть присев. Уилл перехватил удобнее палку и замер. Бежать было бесполезно, до деревни еще полчаса ходу.

Шум приближался, Малик, казалось, перестал дышать и смотрел выпученными глазами на кусты, его рот застыл в беззвучном вопле, а руки задрожали. Он даже не догадался взять с дороги какую-нибудь палку. С кустов стремительно вылетел кролик, перебежал тропу и скрылся в лесу, за ним мчалась худая лиса. Звери пропали из виду, звук погони отдалился и снова стало тихо, лишь нежно пели мацурки. Братья шумно выдохнули.

– Храни меня, Ямес. – Малик коснулся вспотевшими ладонями лба и пробубнел под нос одну из молитв.

Уильям засунул палку подмышку, на всякий случай, и снова перехватил сползающую лямку. Ах, как же ему хотелось уже переплести ее и забыть об этом неудобстве.

Братья добрались до деревни, но Уилл повернул от своего дома в сторону и подошел к соседнему, негромко постучал и стал стаскивать короб с плеч. После короткого ожидания дверь открылась и курносая сероглазая девушка лет 17 выглянула наружу. Увидев Уильяма, она покраснела, смущенно улыбнулась, опустила взгляд в землю и неосознанно одной рукой стала поглаживать свои темные косы, перебирая пальцами выбившиеся пряди.

– Привет, Мадда, – улыбнулся Уильям.

– Привет… Ты… Ты рыбу принес?

– Да, как и договаривались, – с этими словами Уилл опустил короб на пол за порог.

– Спасибо. Уилл, знаешь, а матушка сегодня наготовила чуть больше… – начала смущенно и постоянно оглядываясь в дом, говорить Мадда. – Может ты…

– Мадда! – заорала из глубины дома мать девушки. – Принесли рыбу?

– Да! – Девушка закатила глаза, прервав речь и громко ответила матери.

– Так неси! Что застыла на пороге, дуреха!

– Ты что-то хотела сказать? – поднял брови, вежливо стараясь сдержать улыбку, Уилл.

– Да… Спасибо за рыбу. Доброй ночи, да храни тебя Ямес. – прошептала девушка с румянцем на щеках и, схватившись за лямку короба, оттащила его и захлопнула дверь.

Уилл передал половину рыбы по уговору соседям и торопливо пошел к дому, очень голодный. Они жили в достаточно хорошем для деревни каменном доме, с высокой крышей, под которой располагался второй ярус, с двумя комнатами и сенями. Сени были в задках дома, оттуда ежедневно Матушка Нанетта попадала на огородик и травник, где возилась с утра до ночи, чтобы на столе семьи были свежие овощи и фрукты. Мужчин встретили беременная жена Малика, Шароша, и матушка Нанетта.

– Я так за Вас переживала, мои дорогие. – матушка, полная женщина в старом льняном платье и сером чепце, по очереди обнимала братьев. – Вождь Кадин заходил недавно, волновался, думал с Вами что-то случилось. Почему Вы так задержались, дети?

– Все хорошо, Матушка, – Малик сбросил с плечей короб на пол, повел ими для разминки и грузно рухнул на стул, стоявший подле стола, – просто кто-то слишком часто треплется с Ямесом, когда нужно идти быстрее.

Шароша хихикнула и, кинув быстрый взгляд голубых и маленьких глаз на младшего брата, пошла помогать Нанетте готовить. Уилл покачал головой и сел около очага читать, он за свои 23 года уже привык издевательствам брата и они его практически не задевали. Все-таки Малик – это Малик и ничего с ним не сделать, лишь терпеть.

Рыба была очищена, пожарена в огне очага и после сытного ужина был поднят вопрос по ярмарке.

– Завтра праздник Аарда и большая ярмарка в его честь, прибудут торговцы с других деревень, – начала Нанетта. – Я предлагаю Вам, дети мои, пойти в Большие Варды и обменять то, что мы наготовили, на посуду и одежду. У Малика скоро родится первенец. – женщина трепетно и с любовью посмотрела на большой живот Шароши. – Нужно все подготовить, купить дополнительно ткань и нити, чтобы мы сшили малышу одежду.

– Матушка, мне обязательно идти в Варды с Уиллом? Я бы лучше в компании Эгрера и Большого Пуди это сделал. – скривился Малик.

– Малик, это же твой брат… Вы же уже не маленькие, ради Ямеса, пора бы быть дружнее. А матушка Эгрера вчера мне говорила, что Эгрер и Пудилонг собираются задержаться утром в молельне на большую праздничную молитву, так что встретишься со своими друзьями уже в Вардах.

– Хорошо, матушка, как скажешь, – Малик раскачивался на стуле и поглаживал свои сальные волосы. Его взгляд упал на увлеченно читающего около очага брата. Малика перекосило, он сжал кулаки и стиснул зубы. – Брат, хмургл тебя побери, да оторвись ты уже от книг. Ты слышал, о чем мы разговариваем или тебе это не интересно?

– Как ты такое можешь говорить, брат? Я выбираю книги для ярмарки, некоторые из них я прочел уже много раз и ничего нового для себя в них не почерпну. Может быть я смогу либо продать их, либо обменять на что-нибудь более полезное. – Уилл закрыл одну книгу, погладил пальцами корешок и бережно положил томик в стопку других, специально отложенных.

Ответ устроил Малика, он успокоился, побуравил взглядом братца еще некоторое время и, прищурив свои маленькие глаза, сказал: «Главное, что эти бумажки кому-нибудь вообще были нужны, а то только протаскаешь зря».

Уилл проигнорировал выпад, поднялся с полу, прихватил подмышку свои оставшиеся книжные драгоценности, которые он не собирался продавать, и, пожелав всем доброй ночи, пошел спать.

На следующий день

«Вчерашний день был явно лучше». – Уилл проснулся от утренней прохлады, зябко передернул плечами и вылез из-под льняника. Огонь в очаге давно потух, поэтому в доме было весьма студено. Весна в этом году была как обычно туманной, холодной и неприветливой, и лишь изредка радовала солнечными днями.

Уилл переоделся в парадный костюм и, подтянувшись к краю яруса, слез с него. Его спальное место располагалось на втором ярусе, под крышей, попасть туда можно было через лестницу, которая крепилась к стене комнаты первого этажа. На втором ярусе обычно хранились одежда для зимы, предметы быта, запасные снасти и оружие для охоты. Парень решил перебрался туда после того, как Малик женился – он подлатал крышу, чтобы ее не так сильно продувало, и перенес все свои небольшие пожитки наверх. Теперь в комнате около одного очага спали Малик и его жена на лежанках, а в другой, подле другого очага, матушка, и под самой крышей Уильям.

Светало. Уилл наспех закинул в рот несколько холодных лепешек, подошел к еще спящей матери и заботливо укрыл ее льняником, затем взял из угла заранее подготовленную стопку книг, перевязанную кожаной тесьмой и вышел на улицу. Густой туман окутывал дома в деревне и прятал от полусонного взора окружавшие поселение лес и горы. Где-то вдали еще слышалось пение мацурок.

Малые Вардцы были маленькой деревушкой, в ней было пару десятков дворов, небольшая советная площадь, вокруг которой стояли дома, и деревянная молельня. Молельня стояла особняком от других домов и была построена относительно недавно, после того, как сгорел Храм около Больших Вардов. Ее отстроили из темной хвойной породы древесины, сделали в два этажа и поэтому на фоне серых каменных домов она смотрелась, будто пастырь среди овец.

Очень скоро жители деревни должны были проснуться и пойти в молельню, а затем и на ярмарку. В молельне они оставляли каждый день подаяние для служителя, обычно это была еда, но могли быть и предметы быта –  служитель благословлял их на удачный день и осенял божьим жестом. Он касался ладонью лба принесшего подаяние и медленно проводил ей по лицу до подбородка, шепча мольбы Ямесу.

Уже больше семи лет Уилл не совершал подаяния. В один из бесчисленных и однообразных дней, когда они с братом покидали дом утром, чтобы отправиться на рыбалку, он остановился перед порогом молельни и не смог его переступить. Малик тогда посмотрел на него выжидающе, Уилл мотнул головой и сказал: «Иди, я не хочу». Старший брат пару минут сверлил его взглядом, потом презрительно пожал плечами и скрылся в молельне. Уилл испытал тогда глубокое облегчение, однако его поступок был осужден всей деревней. Даже вождь Кадин приходил и пытался объяснить юноше, что он поступает неправильно и его душа будет проклята от такой неблагодарности к тому, кто даровал им всем жизнь.

Уильям так и не понял до конца, почему все его внутреннее естество противилось подаяниям и молитвам. Возможно потому, что Уилл был умен, весьма начитан для поселянина и старался жить по разуму, а не по верованиям и эта черта всех селян в его городе – безропотное повиновение божественному началу – вызывала в нем недоумение. Как можно так слепо доверять свои жизни воле случая и надеяться на судьбу? Судьбу нужно строить, идти к своей цели, сохраняя честь и достоинство – так считал Уильям.

Впрочем, не только отказ от подаяний сделал Уилла в глазах жителей Вардцов чудаком и безумцем. То, что он до сих пор не женился, не завел детей и предпочитал общению с поселянами книги – все это вместе закрепило за ним славу отщепенца. К этому можно прибавить историю с Кельпи, когда Уилл явился в деревню весь изодранный и с полным коробом огромной рыбы. Так что, в общем-то, парня в деревне немного побаивались и не особо любили.

Однако спокойный характер молодого человека, вежливое обращение, его природное обаяние и красивая наружность гасили гнев и злобу в поселенцах, заставляя их терпеть чудаковатого и словно зачарованного мужчину.

Мимо Уильяма прошел полноватый мужчина возраста примерно матушки Нанетты, в праздничном светлом костюме, состоящем из кожаной жилетки, отороченной старым мехом, лесоруб постоянно мерз, а также льняной рубахи и штанов с полусапогами. Улыбнувшись, рыбак поздоровался с ним, но лесоруб Парт лишь брезгливо хмыкнул и прошел мимо Уилла в сторону молельни.

Уилл привел себя в порядок у ближайшего ручья, очистил запылившийся парадный костюм и направился к дому. Костюм достался от отца Нанетты, да и только Уилл мог носить его, потому что Малик в него просто не влезал – а так наряд не отличался какой-нибудь оригинальностью: мягкие полусапоги, серые льняные штаны, белая рубаха и черный зашнурованный жакет с капюшоном – это было очень небогато, но что-то дороже Уильям не мог себе позволить. По пути молодой мужчина встретил возвращавшегося из молельни Малика. Не сказав ни слова друг другу, братья дошли вместе до дома, Уилл подвязал книги к корзине, взвалил ее на спину и стал догонять брата, который уже демонстративно отдалился от него.

Вдвоем они покинули деревню, нырнули в густой туман и направились по широкой тропе к Большим Вардам. Дорога была извилистой, она петляла между сосен, вела вниз с горы.

– Интересно, вурдалаки боятся света? – шептал себе под нос Уилл. – Если они нападали на Варды только ночью, может им неприятен солнечный свет…

– Что ты сказал? – Малик резко обернулся к брату, услышав его бормотание.

– Я так, сам с собой… Извини, что отвлек. Просто вспоминаю рассказы про атаку на город.

– Да почему ты все время об этом думаешь? Тебе делать больше нечего? – вспылил Малик. – Лучше бы думал о том, как нам к зиме подготовиться и пережить ее. У нас с женой скоро будет ребенок, это еще один рот, который нужно кормить! – лицо мужчины покраснело, он сдавил пальцами лямки короба.

Уилл на всякий случай чуть отошел от брата. Зная его вспыльчивый характер, ему не хотелось рисковать.

– Успокойся, брат. Я не хочу с тобой ссориться. Просто то, что случилось в Вардах, может случиться и у нас. Я переживаю за нас всех: за матушку, за тебя с женой.

– Я тебе еще раз говорю, не о том думаешь. – Малик разжал кулаки, цвет лица стал медленно возвращаться к нормальному.

– Извини… – Уилл неловко улыбнулся, он пытался сгладить ситуацию.

Малик притормозил, дал Уиллу поравняться с собой, оскалился и презрительно посмотрел на него.

– За что? За то, что Матушку постоянно позоришь? Да ты ведешь себя, как… как!.. – мужчина не нашел, похоже, подходящего слова. Он замялся, сплюнул на землю и стал возмущаться. – Ты позоришь нас… Не посещаешь молельню, не чтишь наставления предков. Знаешь, как мне стыдно каждый раз, когда я захожу принести утреннее подаяние и вижу служителя? Я везде слышу упреки про тебя… Ты… ты самый умный что ли? Мне служитель сегодня снова сделал замечание из-за тебя.

Уилл не хотел спорить с братом, поэтому просто пожал плечами, вздохнул и отошел от него на другую сторону тропы.

Обычный деревенский человек всю жизнь проводил в одной деревне – выезжая разве что на ярмарки в соседний город –  женился, делал детей, каждые два года платил налог, основная сумма которого составляла талья – земельный налог, приезжающим сборщикам из Офуртгоса, тащил на себе ярмо, пытаясь накормить кучу голодных ртов, и под конец умирал от болезней, диких зверей или просто пропадал бесследно. И что-то иное, выходящее за рамки этих традиций, пугало таких людей, как Малик. А Малик мыслил, в общем-то, как и большинство селян.

Парень вспомнил слова старого Служителя, который обучал Уилла в детстве грамоте – “Мы, бедные люди, рождаемся уже мертвыми. Ничего не знаем, никто о нас не знает, ничего не решаем. Тихо живем, тихо умираем”. Старик был почти слеп и глух, передвигался с помощью трости, порой что-то забывал, но в целом разум у него был ясный. Он постоянно твердил Уилу: “Мальчик мой, когда возмужаешь, беги отсюда, иначе так и останешься мертвецом”.

Уильям был бы рад сбежать, он грезил мечтами увидеть мир, воочию лицезреть то, о чем читал в сказках, но жизнь оказалась куда более жестокой. Он прекрасно понимал, что несмотря на нелюбовь брата к нему, семья Нанетты нуждалась в Уилле. Матушка часто болела и не могла ничем помочь братьям, даже ее ковыряния в огороде не приносили особого результата из-за скудной почвы. А беременная жена Малика, Шароша, вот-вот должна была родить. В зимний сезон Офурт был очень жестоким местом: мало еды, сильные морозы. Даже одному здоровому мужчине очень тяжело прокормить три голодных рта. Так что Уилл понимал, что он не может пока покинуть родительский дом.

Туман начал отступать, сгущаясь в плотные ватные хлопья и осел на дне долины. Братья шли по еще влажной от росы земле. Справа от них возвышался сосновый лес, в это время суток очень тихий и молчаливый. Слева от тропы был обрыв, а внизу, в долине, располагался город Большие Варды. Осталось лишь спуститься по извилистой тропе вниз и через час Уильям и Малик уже должны были быть на месте.

– А там людно, – Уилл подошел к обрыву и посмотрел на расположившийся внизу город. Главная торговая площадь города Вардов была похожа на муравейник – издалека люди казались муравьями, их было много, они двигались в разных потоках между торговыми рядами.

Малые Вардцы были маленькой копией Больших Вардов: тот же план застройки домов вокруг главной площади, такая же отдельно стоящая молельня, разве что в Больших Вардах она была более добротной, сделанной из камня. Но Варды, в отличие от маленькой деревушки Малых Вардцов, были полноценным городом, пусть и не большим: полсотни жилых дворов, многие семьи были весьма зажиточными, в городе были таверна, постоялый двор, лавки и даже меняла монет.

Пару раз в год, в конце весны и в начале осени, проводились большие ярмарки. Они были приурочены к праздникам Аарда и Лионоры – это были двое из четырех посланников Ямеса, их очень любили и поклонялись им не меньше, чем Ямесу.

Аард представлялся мудрым седовласым старцем, который будил леса и горы от зимнего сна, топил снег, чтобы он превратился в бурные реки, распускал цветы и был символом жизни. Лионора олицетворяла плодородие, осень и сбор урожая. По мнению народов, населяющих север, у нее были рыжие волосы, зеленые глаза, длинные струящиеся одеяния и корзина с ягодами за плечами.

В верованиях северян были еще два посланца Ямеса: жестокий Граго – воплощение холода и смерти, демон, который посылал людям испытание и пожирал их души, и насмешливый юноша Самам, сын Лионоры, он любил поизнурять жарой, пошутить над людьми и представлялся им скорее, как олицетворение хитрости и пакости, чем символ лета.

Эти два дня в Вардах с шумом отмечали день Аарда. На окна и двери вывешивали вышитые зелеными или золотыми нитями полотнища из белой ткани – они символизировали обновление и очищение. Жители облачались в праздничные светлые одежды и устраивали ярмарки. Молодые девушки рвали Фиалы, Златовики и Горицветы, плели из них венки, которые дарили своим избранникам, выражая свою симпатию им. Это было время признаний в любви, время создания новых семей и зарождения жизни.

– Матушка просила передать травы старухе Удде, чтобы та приготовила лекарство, – братья подходили к деревне и Малик завел разговор. – Я не хочу видеть эту старую каргу. Отнеси травы ты…

Уильям попытался скрыть улыбку. Старая Удда, когда семья Нанетты еще жила около Храма и братья были маленькими, из всех проказливых мальчишек больше всего не любила именно Малика. И при попытках что-то украсть из ее огорода страдал чаще всего именно он. Не смотря на внушительные годы, старуха была очень подвижной и шустрой, и поэтому удар палкой прилетал в незадачливых воришек тогда, когда его не ждали. “Старая ведьма” – постоянно кричал в слезах Малик, когда приходил домой со следами на спине от палки. Неудивительно, что и возмужав, у Малика не было желания общаться с этой женщиной, может быть он до сих пор ее боялся.

– Хорошо.Тогда давай я отдам тебе корзину с товаром, отнесу травы и займусь продажей книг. Встретимся уже на ярмарке ближе к полудню, – Уильям не хотел провести весь день с братом, поэтому идея попросить услугу в обмен на другую ему понравилась.

Малик кивнул. Братья зашли в город и погрузились в гудящую толпу. Большие Варды, были построены вокруг Советной площади. На ней проводили ярмарки, голосовали, совершали обряды, выбирали и убивали. В общем, вся общественная жизнь проходила именно здесь. В центре площади стоял позорный столб, куда когда-то привязывали особо провинившихся. Но на памяти Уильяма таких случаев не происходило. Площадь была в форме круга и вокруг нее было построено большинство дворов. Таверна, постоялый двор, многие лавочки также были обращены к центру. Дома вокруг Советной площади считались более зажиточными, нежели те, что были построены в задках других домов. От площади в разные стороны расходились пара улочек, где проживали самые бедные жители. Чем дальше дом от центра города, тем более низким считался статус жилища.